𝕷𝖔𝖘𝖙

☾☾☾

      Класс утопает в напряжённом безмолвии, которое, несмотря на видимость покоя, полно нервного электричества. Лёгкий скрип стульев, шорох бумаги, размеренный, но неровный скрежет ручек смешиваются в едва уловимый фон, который при ближайшем рассмотрении оказывается совсем не умиротворённым.       За окном пасмурное осеннее небо разливается приглушённым светом, мягким, но обманчивым — оно не приносит ни уюта, ни тепла, а лишь подчёркивает давящую атмосферу промежуточного экзамена, который, несмотря на перенос начала семестра с марта на сентябрь, приходится писать для проверки знаний.       Тени деревьев лениво скользят по стенам, словно напоминая, что за пределами этой аудитории жизнь продолжается. Но здесь, в этой комнате, воздух будто застывает, пропитываясь тяжестью цифр, уравнений и скрытой тревоги.       Где-то в глубине класса кто-то тихо перешёптывается, ловко прикрывая рот рукой, а кто-то в отчаянии барабанит ручкой по столу, надеясь, что правильный ответ всплывёт сам собой. Нервозность, кажется, накрыла весь класс, успев впитаться в каждую поверхность, отравляя её. И, ко всему прочему, учитель бесшумно проходит между рядами, тяжёлым взглядом выискивая нарушителей.       Бомгю сидит неподвижно, уткнувшись в лист с заданиями. Вопросы, казавшиеся до смешного лёгкими, вдруг теряют свою логичность, словно кто-то изъял из них смысл, оставив после себя набор пустых символов. Он снова перечитывает условия, вникает, но буквы и цифры начинают плавиться перед глазами, превращаясь в хаотичный узор, не имеющий ничего общего с математикой.       — Осталось десять минут до звонка, — деловито объявляет мужчина, заставляя учеников торопливо водить ручкой по бумаге, едва поспевая за мыслями. — Вам лучше решить все задания, иначе хорошие оценки вам будут только сниться, — добавляет преподаватель с характерной самодовольной ноткой, появляющейся у него каждый раз, когда он даёт ученикам понять, что они обречены. Удовлетворение в его голосе выдаёт тихая усмешка — он наслаждается этим моментом, зная, что его слова вызывают ещё больше стресса.       Бомгю лишь тяжело выдыхает, машинально стискивая пальцы. Он заставляет себя собраться, отбрасывает лишние мысли и заполняет бланк как может. Очередной глубокий вдох, короткое колебание, и он наконец отодвигает листы, словно сбрасывая с себя непосильный груз. Голова гудит, пальцы слегка затекли от долгого письма, но, по крайней мере, работа закончена.       Рядом, до неприличия спокойный, Ёнджун давно прикончил экзамен, сложив руки на столе в расслабленной позе. На его лице нет и следа беспокойства, только лёгкая тень скуки. Он лениво оборачивается через плечо, в то время как его взгляд находит Бомгю. На пухлых губах медленно растягивается знакомая улыбка, сопровождаемая вздёрнутой бровью и интересом, пляшущим в глубине хитрых омутов.       — Что? — одними губами интересуется Бомгю, когда друг, кажется, не собирается отводить от него взгляд.       — Ты выглядишь не так дерьмово, как раньше, — говорит он, откидываясь на спинку стула, который предательски скрипит. Но учитель, занятый наблюдением за очередной попыткой списать, не обращает на них внимания.       Бомгю фыркает, но в голосе нет раздражения — скорее, лёгкая тень удовлетворения.       — Как мило, что ты следишь за моим состоянием, — саркастически тянет Бомгю, кладя подбородок на руки, служащие неплохой подушкой. Он выдыхает, чувствуя, как сильно устал за последние пару дней, бегая по футбольному полю, и в ужасе морщится, понимая, что сегодня ему вновь предстоит выносить несносный характер Хёнджина.       Бомгю настолько погружён в предстоящий матч, что всё, связанное с личной жизнью, автоматически отошло на второй план, увлекая за собой все переживания, чертовщину, регулярно посещавшую его в самый неподходящий момент, и даже Тэхёна, с которым он стабильно перекидывается парой слов.        Не по делу. Естественно.       — Приходится, ведь последнюю неделю ты напоминал привидение. Или жертву экзорцизма, — закатывает глаза Ёнджун, прежде чем легонько ткнуть его в щёку. Этот жест — безобидный, почти насмешливый — всё же заставляет Бомгю слабо дёрнуть губами.       — Жертва экзорцизма? — он бросает на него ленивый взгляд. — У тебя, похоже, странные представления о жертвах.       Ёнджун смеётся, но в этом смехе нет ни грамма беспечности. Он подаётся чуть ближе, снижая голос до еле слышного шёпота, в котором скользит едва уловимый вызов:       — Знаешь, мне удалось связаться с Тэхёном на днях, поэтому, сегодня вечером я буду у него дома.        Ёнджун медленно проводит кончиком языка по нижней губе, давая себе время насладиться сказанным. Голос его звучит нарочито небрежно, но в глазах затаилась хитрость, а в осанке — едва уловимая провокация.       Бомгю отвечает не сразу. Он чувствует, как пальцы его чуть сильнее сжимают рукав рубашки, но выражение лица остаётся неизменным. Он не позволит себе выглядеть так, будто его это волнует. Вместо ответа он опускает взгляд и наблюдает за тем, как за окном мусорный пакет катается по школьному двору. Бездумно, хаотично, как его собственные мысли.       — Удивительно, Чхве Ёнджун, может, вы как раз напомните своему другу о важности посещения школы? — неожиданно раздаётся голос над головами, отчего юноши невольно переводят взгляд на учителя. Ёнджун вздрагивает, а его стул опасно кренится назад. На мгновение Бомгю даже развлекается мыслью, что друг сейчас грохнется на пол, размахивая руками в тщетной попытке за что-нибудь зацепиться. Но тот в последний момент ухитряется поймать равновесие, прижимая ладонь к столу, и, мгновенно сменив выражение лица, натягивает дежурную безмятежную улыбку.       — Конечно-конечно, мистер Со, — он буквально напевает эту фразу, легко подавая мужчине свою проделанную работу, будто представляет выдающееся произведение. — А ещё посодействую вам, как классному руководителю, и приведу его в школу. Вы ведь накинете мне за это дополнительный балл? — он многозначительно приподнимает бровь, как настоящий профессиональный переговорщик, и демонстративно опирается локтём о парту, всем видом показывая уверенность в собственной гениальности.       — Не вам со мной торговаться, молодой человек, — он делает паузу, чтобы принять листы от Бомгю, а затем бросает короткий взгляд на ученика, оценивая, действительно ли ему требуется сторонний надзиратель в лице Ёнджуна. — К тому же, он и без твоих трудов скоро появится здесь. Он же не хочет лишиться возможности закончить школу. Верно, Чхве Бомгю?       Бомгю лениво поднимает взгляд, чуть дольше, чем следовало бы, затягивая ответ, просто чтобы подразнить.       — Конечно, мистер Со, я думаю, что Тэхён спит и видит, как отрывается на выпускном, напиваясь в хлам, — с напускным энтузиазмом отвечает он, позволяя себе ленивую усмешку.       Но учитель уже не слушает — его внимание перехватывает девушка в третьем ряду, у которой как раз в этот момент из-под ворота кофты предательски выглядывает край бумажки. Он делает шаг в её сторону, явно готовясь вынести ей приговор, а Бомгю и Ёнджун одновременно выдыхают с облегчением.       — Тошнотик, — бурчит Ёнджун, закатывая глаза и театрально проводя рукой по лбу, будто у него только что выкачали последние капли терпения.       Бомгю едва сдерживает ухмылку. Он уже собирается скрыть лицо в изгибе локтя, но замечает, как Ёнджун бросает на него последний, чуть хитрый взгляд — тот самый, что без слов говорит: «я сделаю твой день ещё интереснее». А затем, с привычной ленцой в голосе, добавляет:       — Кстати, я наконец-то узнаю, какой ты в постели. Надеюсь, что мне не придётся подшучивать над тобой, — ёнджуновы слова падают в воздух, пронзают пространство между ними, накладываясь на шумные шаги учеников, уже поднимающихся с мест, чтобы сдать свои работы.       Бомгю сначала моргает, но затем уголок его губ медленно ползёт вверх. Он делает плавное движение вперёд, сокращая и без того ничтожное расстояние между ними.       — Хотел бы я лично утолить твоё любопытство, Джун-а, — его голос опускается на тон ниже, приобретая ленивую, тянущуюся интонацию.       Бомгю наклоняется ещё ближе, и в этот момент мысли сами собой делают резкий поворот. В глубине сознания вспыхивает другое лицо — лицо Тэхёна. Представляет, как его собственные пальцы могли бы так же лениво скользить по чужим волосам, но не розовым, а пепельным, шелковистым и с лёгким приятным весом. Как бы он обвёл пальцем линию подбородка, задержался на ямочке на щеке, внимательно изучая каждую деталь, прежде чем…       Бомгю сжимает пальцы, чуть притягивая к себе выбившуюся прядь волос Ёнджуна. Но в его голове это уже не он. Не здесь.       Тэхён — тот, кто должен быть на его месте.       Его кожа, тёплая под кончиками пальцев. Дыхание, медленное и чуть неровное, когда Бомгю склоняется ближе. Губы, чуть приоткрыты — не в ухмылке, не в насмешке, а в ожидании. В молчаливом допущении.       Как бы это было, если бы он мог провести языком по чувствительной коже за ухом? Услышать тихий вдох? Что бы он сделал, если бы Тэхён позволил ему прижаться ближе?       Как бы его ладони скользили под ткань, медленно, изучающе…       — И даже мог бы лично продемонстрировать свои способности… — голос Бомгю всё ещё звучит ровно, но внутри чувствует едва заметную дрожь, балансируя на грани чего-то опасного.       В его голове вспыхивает воспоминание — неясные, размытые очертания того, как в ту ночь пальцы Тэхёна цеплялись за ткань. Как его голос становился хриплым от сорванного дыхания. Как напряжённые мышцы отзывались на каждое касание.       Чёрт.       Бомгю стискивает зубы, заставляя себя отогнать навязчивые мысли, пока они не поглотили его целиком. Но даже сейчас, несмотря на все усилия, в памяти всплывает то желание — почти невыносимое, обжигающее. Он задумался, насколько чувствителен Тэхён. Как бы он реагировал на другие прикосновения? Какие звуки срывались бы с его губ, если бы их границы размылись ещё сильнее?       Он представляет, как его губы скользят вдоль линии ключицы, чувствуя жар кожи под собой. Как Тэхён на миг задерживает дыхание, будто не решаясь выдохнуть, позволяя этому моменту растянуться.       Но…       — Но, увы, я однолюб, — слова вылетают прежде, чем он успевает задуматься.       Бомгю плавно отклоняется назад, намеренно создавая между ними расстояние, но воздух всё ещё пропитан невысказанным. В глазах Ёнджуна вспыхивает азарт, ухмылка на губах становится шире — будто он только что поймал отличную наживку. Он уже делает вдох, явно готовясь выдать что-то колкое, но в этот момент раздаётся звонок — пронзительный, вырывающий их обратно в реальность.       Мгновение замирает, и на лице Ёнджуна мелькает выражение разочарования, прежде чем он с ленивым вздохом разворачивается к выходу.       — Я обязательно передам Тэхёну, как ты по нему сходишь с ума. Однолюб, — бросает он напоследок, подмигивая, и исчезает в толпе, оставляя после себя едва уловимый шлейф насмешки и чего-то более тёплого.

☾☾☾

      Футбольное поле раскинулось под вечерним небом, тяжёлым и серо-синим, будто кто-то размывал акварели. Воздух ещё пахнет недавним дождём, сырой травой и потом игроков, намешивая в себе что-то по-настоящему живое — усталость, сосредоточенность и предвкушение. Тренировка продолжается уже больше часа, но никто не расслабляется. До важного матча остаётся слишком мало времени, и любая ошибка может дорого стоить.       Топот бутс, хриплые крики, отдающиеся эхом в пустых трибунах, короткие удары по мячу — всё это складывается в ритм, который Бомгю познаёт кожей. Он стоит в воротах, чуть пригнувшись. Ладони напряжены, колени согнуты, а дыхание ровное. Он чувствует, как дрожит воздух от скорости движений его команды, ловит каждое мельчайшее изменение на поле.       — Эй, красавчик, твоя задача следить за мячом, а не ловить приходы, — по-родному сварливо выкрикивает Хёнджин Бомгю, пристально наблюдая за каждым членом своей команды.       Его силуэт непроизвольно заставляет нервничать, стиснуть зубы до неприятного скрипа, ведь все понимают, что через пару промахов эта кокетливость сотрётся проблесками разочарования с оттенком раздражения. А всё потому, что Хёнджин — один из тех, кто давно мечтает заявить о ханской школе, доказав, что играть умеют не только мажоры из распиаренных лицеев.       Бомгю не успевает даже ответить — нападающий прорывается вперёд, обходит защитников, и в следующий момент Бомгю видит, как тот делает размашистый замах и ударяет по мячу.       Он несётся низко, почти скользя по траве, предательски быстрый для того, чтобы его поймать. Бомгю рвётся влево, руки вытянуты вперёд, но они познают поражение. Мяч со свистом влетает в сетку, ударяясь с таким глухим звуком, что внутри что-то болезненно сжимается.       — Ха, ты действительно безнадёжен, — обречённо комментирует Хёнджин, жестом прося всех остановиться. — Бомгю, не заставляй меня жалеть о своём решении принять тебя в команду, — голос Хёнджина в миг обретает холодный, отточенный тон. Он подходит к нему, подбирает мяч и смотрит так, словно готов швырнуть его Бомгю прямо в лицо. Однако ощущение быстро улетучивается, когда Хёнджин тяжело выдыхает и выбрасывает мяч в сторону, подходя к Бомгю почти вплотную. — Давай постараемся собраться и сделать всё, что в наших силах, хорошо? Не дрейфь, милашка, — пара утешающих хлопков по плечу и Бомгю расслабленно выдыхает, выдавливая из себя слабый кивок.       Хван, удовлетворившись результатом, подносит свисток к губам и, когда раздаётся пронзительный свист — игра возобновляется.       Мяч, оказавшийся в середине поля, ловко перехватывает Субин, неплохо справляющийся со своими обязанностями. На вид такой неуклюжий, неторопливый, но как только мяч оказывается у него, он мгновенно преображается: тело напряжено, движения отточены, а взгляд пылает азартом. Он играет не просто для результата, а для процесса — каждый манёвр, каждый шаг выверен так, чтобы создать эффект неожиданности, запутать защитников, вынудить их ошибиться.       Субин ловко прокатывает мяч под ногой, уходя в сторону от одного игрока, затем делает резкий поворот, обводя другого.       — Что, парни, так и будете за мной бегать? — смеётся он, легко, игриво, будто всё это для него детская забава.       Его озорство неизбежно привлекает внимание, но Бомгю не позволяет себе отвлекаться. Ему остаётся напрягать каждую мышцу и цепляться взглядом за каждое телодвижение Субина, высчитывая траекторию и возможные манёвры, чтобы предугадать момент, когда тот нанесёт удар.       Субин приближается, шаги его быстрые и точные. Ритм сердца Бомгю ускоряется, сливаясь с приглушёнными ударами бутс о газон. Один замах — и мяч срывается с ноги, несётся прямо в угол ворот. Всё происходит в считанные мгновения, но реакция Бомгю автоматическая. Он бросается в сторону, вытягивая руки вперёд, и кончиками пальцев касается мяча. Этого достаточно, чтобы он изменил траекторию и откатился в сторону, к ногам Хёнджина, выдохнувшего с облегчением. Он выставляет вперёд два больших пальца и широко улыбается, пока Бомгю грузно падает на землю, купаясь в знакомом чувстве адреналина.       — Тц, — Субин щёлкает языком, но его взгляд полон одобрения. — Ладно, один раз тебе повезло, но во второй тебе придётся смотреть в оба.       Он уже возвращается в центр, выкрикивая что-то своим сокомандникам, но в этот раз в его движениях исчезает прежняя игривость. Теперь в них вложен вызов, благодаря которому Субин вновь получает мяч. Он будто витает над полем. Резко, уверенно, с чувством мнимого превосходства, отчего он без труда проходит мимо защитников.       Бомгю следит за каждым его шагом, его дыхание выравнивается, разум обостряется, концентрируясь на одном: шаг, манёвр, удар.       Но в тот миг, когда Бомгю готовится к броску, перед его глазами всплывает уже до боли знакомый чёрный силуэт.       Он стоит перед ним. Высокий, вытянутый, сотканный из сгустившейся тьмы. Очертания неестественно искажены, а воздух вокруг густеет, становясь вязким, словно пространство перестаёт подчиняться привычным законам.       На секунду кажется, что поле исчезает — остаются только они двое.        И Бомгю застывает.       Холод пронизывает позвоночник, сердце на мгновение пропускает удар. В висках отзывается приглушённый гул, давящий, тянущий его глубже в это ощущение ирреальности. Он невольно отступает назад, позволяя тени надвигаться на него.       Бомгю быстро моргает, пытаясь сосредоточиться, но тёмная фигура не исчезает, она реальна и явно чего-то от него хочет. И почему-то именно в этот раз он готов узнать причину.       Порядком устав от вечного страха, его тело движется вперёд навстречу неизведанному нечто, излучающему зловещую энергетику. Всё вокруг исчезает, проваливаясь в белый шум. В ушах звенит, дыхание сбивается, но он продолжает идти. Всё внутри кричит, что он не должен, но что-то влечёт его дальше, глубже, к самой сути этой тьмы.       И вдруг. Резкий удар. Сильный, сбивающий дыхание удар. Всё происходит слишком быстро, непредсказуемо — прежде чем Бомгю успевает осознать, его тело сталкивается с чем-то твёрдым, живым. Воздух вырывается из лёгких, мир кренится, будто кто-то сорвал его с оси. Резкий звук падения, глухой стон боли пробивают окружающую тишину, разрывают вязкое оцепенение, в которое он погрузился.       Бомгю моргает, но взгляд ещё не фокусируется. Всё будто пульсирует — лёгкие жадно вбирают воздух, сердце оглушительно стучит в ушах. Реальность возвращается с силой удара хлыста, будто кто-то вытаскивает его из забытья, швыряя обратно в этот мир.       Перед ним, распростёртый на траве, лежит Субин. Его лицо скривилось от боли, губы сжаты, а одна рука прижата к запястью; пальцы осторожно нащупывают место удара, пробуя оценить серьёзность повреждения. Глаза Субина полны непонимания и лёгкого раздражения, но в них нет злости. Скорее, вопрос.       Бомгю не отвечает от бессилия. Он лишь переводит взгляд туда, где секунду назад стояла тень, но натыкается на красноречивую пустоту. Остаётся только остаточный холод в воздухе, тяжесть на груди и неприятное ощущение, будто кто-то ещё стоит здесь, невидимый, наблюдающий.       — Чёрт, — Бомгю тут же опускается рядом с Субином, аккуратно кладя ладонь тому на плечо. — Ты в порядке?       Субин морщится, осторожно двигает запястьем, пробуя пошевелить пальцами. Гримаса боли застывает на его лице, но он делает вид, что всё в порядке.       — Скажем так, я видел дни и получше, — хрипло смеётся он, но в его взгляде читается недоумение. — Чувак, ты вообще видел, куда шёл? Ты в меня влетел, как поезд.       Бомгю не отвечает сразу. Ветер несёт по полю обрывки голосов, приглушённые шаги сокомандников, которые остановились, наблюдая за ними. Тёмные силуэты игроков сливаются в одно пятно. Хёнджин стоит вдалеке, сложив руки на груди, но, судя по выражению лица, у него не хватает терпения разбираться в этом прямо сейчас.       Бомгю сглатывает, чувствуя, как по спине пробегает ледяная дрожь.       — Прости, — выдавливает он, но его голос звучит глухо, будто доносясь издалека.       Субин, всё ещё рассматривающий его сощуренными глазами, выдыхает и покачивает головой.       — Эй, — голос его становится мягче. — Может, тебе стоит передохнуть? Ты побледнел.       Бомгю не сразу понимает смысл сказанного, поскольку пострадавший здесь явно не он. Но, обратив внимание на свои внутренние ощущения, он снова чувствует неимоверную усталость.       — Я отведу тебя в медпункт, — игнорируя субиновы слова, говорит Бомгю и помогает ему встать на ноги.       Субин пожимает плечами, но не возражает, позволяя ему взять часть веса на себя. Они идут в сторону здания школы, оставляя позади встревоженные взгляды игроков, Хёнджина, который, судя по всему, уже собирается их догнать, но в последний момент передумывает, и самого тренера, который только нахмуренно смотрит, но ничего не говорит. Хотя следовало бы.       Медпункт встречает их приглушённым светом и запахом антисептика. Бомгю учтиво помогает Субину усесться на кушетку, пока школьный врач, пожилой мужчина с вечным недовольным выражением лица, берёт его руку, осматривая её под лампой.       — Вы, футболисты, всё никак не научитесь аккуратно обращаться друг с другом, — ворчит он, легко нажимая на сустав. — Это растяжение. Будет немного болеть, но ничего критичного.       Субин усмехается, но ничего не отвечает. Бомгю стоит рядом, стараясь не смотреть на собственные ладони, которые всё ещё предательски дрожат, напоминая ему, что он не бесстрашный герой эпического фильма, а простой человек, которому тяжело привыкнуть к чертовщине, вьющейся вокруг него.       — Слушай, — неловко начинает Субин, выждав момент, когда лекарь выйдет из кабинета, чтобы сходить за внезапно закончившейся бумагой для принтера. — Я, наверное, неправильно начал наше знакомство, поэтому хочу извиниться за своё поведение, — просит прощения он, упоминая момент, когда застал их с Ёнджуном на поляне. Он мямлит, потирает место ушиба и позволяет боли придавать ему больше уверенности.       — Всё в порядке, — отвечает Бомгю, прислонившись головой к стене позади. Веки тяжело опускаются из-за чрезмерной разбитости, а руки сами складываются на груди. Он мельком изучает фигуру напротив и с поразительным удивлением отмечает рассеянность юноши, который при первом появлении произвёл на него иное впечатление. — Ты неплохо справляешься. Видел, что ты завёл дружбу со многими ребятами, — между делом говорит он, восхищаясь его способностью быстро окружать себя новыми знакомыми.       — Да, здесь достаточно дружелюбные подростки, чего не скажешь о столичных выродках, — с отвращением произносит он, вероятно, прокручивая в голове не самые радужные моменты прошлого. Бомгю остаётся только кивать на это громкое заявление, предпочитая скрыть своё происхождение. Вместо этого, он смакует привкус назойливого вопроса, вертящегося на кончике языка. Хочет задать его, докопаться до истины, распознать намерения Субина по отношению к Тэхёну и убедиться, что тот не представляет угрозы. Но рот упрямо продолжает держаться на замке, боясь спугнуть собеседника.       — К слову, мне бы хотелось подружиться с тобой, — неожиданно произносит Субин, слегка наклонив голову набок. Здоровой рукой он опирается на кушетку, а больную небрежно кладёт на колено, кончиками пальцев царапая ткань спортивных штанов. Его голос звучит спокойно, но в нём слышится едва уловимое напряжение, словно он долго подбирал слова.       — Вообще-то, я думал, что у нас получится это сделать после вечеринки, — продолжает он, позволяя себе лёгкую усмешку. — Но… из-за того, что мы с Ёнджуном разошлись не на самой приятной ноте, я не осмелился подойти к вам в первый учебный день. А потом как-то не складывалось, знаешь? — Субин делает короткую паузу, чуть опуская взгляд.       Бомгю, конечно, цепляется за это признание, словно за ниточку, ведущую к чему-то большему. У него уже формируется очередной вопрос, но он решает оставить ситуацию между Субином и Ёнджуном, не вмешиваясь в чужие недосказанности. В конце концов, у него и своих хватает.       Он молча поднимается, делает шаг ближе и протягивает руку. Субин на секунду замирает, чуть нахмурившись, но всё же отвечает на жест. Ладонь у него тёплая, а сам он будто растерянный, как кролик, попавший в свет фар.       — Буду рад подружиться с тобой, Субин, — говорит Бомгю, слегка самодовольно улыбается, а затем, склонив голову, добавляет: — И давай я хоть как-то заглажу свою вину за то, что ты сейчас сидишь здесь из-за меня.       — Ну, если ты действительно хочешь искупить вину… — Субин отзывается с лёгкой загадочностью, будто ждал этого момента с самого начала. — Тогда можешь сходить со мной в одно место. Там как раз сегодня скидки.       Бомгю моргает, на миг теряясь. Он пытается вспомнить, когда в последний раз соглашался куда-то пойти не по необходимости, а просто так. Наверное, ещё в середине июля, перед тем как Кай уехал в Америку. С тех пор его маршруты ограничивались домом, школой и футбольным полем. В Хансе, где можно обойти всю местность пешком, он так и не удосужился изучить что-либо, кроме обязательного.       — В какое место?       — В кафе, — Субин мгновенно оживляется. — Говорят, там атмосфера, как в старых американских фильмах. Знаешь, ретро-оформление, барные стойки, пластинки, джукбокс, вот это всё. Думаю, это неплохой способ закрепить наше повторное знакомство и… — Он запинается на мгновение, как будто колеблется, стоит ли продолжать. — И мне бы хотелось кое-что обсудить с тобой. У меня такое чувство, что могу тебе доверять.       Эта фраза застревает в сознании Бомгю, словно прочно вбитый гвоздь. Он чувствует, как внутри что-то сжимается — смесь любопытства, лёгкой настороженности и почти неосознанного желания узнать, что именно Субин хочет ему сказать.       Пару секунд он молчит, позволяя словам осесть в голове. Мысли пробегают одна за другой, перебирая возможные варианты. Он мог бы отказаться. Мог бы развернуться и уйти домой, в ту самую тишину, которая слишком плотно окутывает его каждый раз, когда он остаётся один. Но, честно говоря, идея провести вечер не в пустой комнате, а в шумном, полном жизни месте, звучит слишком привлекательно.       — Ладно, — наконец произносит он, встречаясь с внимательным взглядом Субина. — Почему бы и нет.       Улыбка мгновенно расплывается на лице собеседника, и в этот миг всё происходящее отходит на второй план: тревога, воспоминания, мысли, которые обычно тянут его вниз.       Хотя бы на какое-то время.

☾☾☾

      Вечер за окном растворяется в городе размытыми бликами фонарей, окрашивая мокрый асфальт оттенками тёплого янтаря. Ветер несёт запах мокрой листвы, оставляя в воздухе привкус сырости и чего-то почти металлического. Ханс будто замирает в это время суток — в тишине редкие голоса сливаются с шелестом деревьев, а улицы кажутся шире, чем днём.       Бомгю трясёт головой, пытаясь отогнать навязчивое чувство неуюта и переводит взгляд вглубь кафе, наполненном ароматом кофе, ванильных коктейлей и чего-то жареного. Субин не соврал, заведение действительно выглядит так, будто кто-то вырезал его из американского фильма пятидесятых: кожаные диваны насыщенного красного цвета, металлические вставки на стойках, приглушённый свет ламп и джукбокс, из которого негромко льётся старая рок-н-ролльная мелодия.       Субин немного опаздывает, поэтому Бомгю самостоятельно выбрал место и сделал небольшой заказ. Он сидит в укромном уголке, чуть откинувшись назад, пока его пальцы лениво крутят трубочку в стакане с содовой.        В голову предательски лезут непрошенные вопросы, проникая в самый эпицентр мыслительного бардака, состоящего из загадок, интриг, чувств к Тэхёну и интереса к личности Субина. Точнее, к его мотивам и причине переезда в такое место, как Ханс. Если с Бомгю всё было ясно, то с ним — нет, ведь трудно представить подростка, который с радостью будет прожигать здесь дни вдали от столичной суеты.       Зачем он сюда приехал?       Бомгю опускает взгляд в стакан, следя за медленно растворяющимся кубиком льда. Где-то за пределами кафе глухо хлопает дверца машины, и спустя мгновение входная дверь звенит колокольчиком. Бомгю инстинктивно поднимает голову и упирается взглядом в высокую фигуру.       Субин.       Он проходит внутрь, на ходу встряхивая волосы, избавляясь от влаги вечернего воздуха. Его привычная небрежность уступает место чему-то более сдержанному, почти элегантному. Вместо привычной кожаной куртки — длинное пальто глубокого тёмного оттенка, подчёркивающее высокий рост и плавные движения.       В мягком свете ламп его черты приобретают особую выразительность: ясные глаза, тёмные ресницы, чётко очерченные губы, которые сейчас чуть тронуты улыбкой.       В отличие от Бомгю, который до сих пор ощущает в себе остатки тревоги, Субин несёт в себе какое-то естественное добродушие. Оно не вымученное, не показное — настоящее, как тихая музыка в конце долгого дня. И всё же, под этим спокойствием скрывается что-то ещё.       Бомгю замечает это в том, как он внимательно осматривает помещение перед тем, как двигаться дальше. В едва уловимом напряжении пальцев, прячущихся в карманах пальто. В лёгкой складке между бровей, которая исчезает, едва он ловит его взгляд.       Субин подходит ближе и, прежде чем сесть, с тёплой полуулыбкой склоняет голову.       — Извини, я немного задержался, — бросает он, усаживаясь напротив Бомгю. — Рад, что ты не передумал, — негромко добавляет он, буднично пододвигая второе меню к краю стола.       — У меня не было веской причины отказываться, — отвечает Бомгю, прежде чем скользнуть взглядом по длинным субиновым пальцам. — К тому же мне было интересно посмотреть на местные заведения. Мне казалось, что кроме леса, пивного бара и пары супермаркетов, здесь ничего нет. Стереотипы, знаешь ли, — пытается пошутить Бомгю, отбивая ритм по поверхности стакана. Он прокашливается от неловкости и, под заинтересованный взгляд Субина, невозмутимо откидывается на спинку дивана. — Ну так, ты переехал сюда с родителями? — Бомгю задаёт вопрос небрежно, скорее, чтобы заполнить паузу, но, как только слова слетают с его губ, осознаёт, что это действительно его интересует.       — Не совсем, — с лёгким смешком отвечает Субин, подметив очаровательность Бомгю, проявляющуюся в слегка надутых губах и попытках спрятать руки в рукава пуловера. — В теории я живу без родителей, но нахожусь под контролем близких друзей отца. Никто в здравом уме не оставит своего ребёнка без присмотра, — он пожимает плечами и улыбается официантке, которая появляется у их столика лёгкой поступью. В его голосе нет ни капли сожаления, только расслабленная интонация человека, привыкшего к своему положению.       Бомгю чувствует, как слова Субина задевают что-то внутри, как тонкая игла аккуратно протыкает кожу. Сначала это лёгкое покалывание, а затем нарастает жгучее, глухое раздражение. Он может сказать, что это не важно, что ему всё равно, но в груди уже растекается знакомый, неприятный жар.       У Бомгю будто кто-то вырвал из рук привычную картину мира и заменил её искажённой версией, где любовь родителей измеряется не заботой, а отстранёнными звонками раз в месяц и переводами денег, которые должны компенсировать пустоту.       Ему бы хотелось сказать, что он давно привык. Что одиночество в чужом городе стало для него чем-то естественным, почти комфортным. Но сейчас, когда он слышит ровный голос Субина, который говорит о том, что "никто в здравом уме не оставит своего ребёнка без присмотра", внутри него что-то натягивается, как тонкая нить, готовая порваться от малейшего движения.       И в тот момент он ненавидит их. Не в привычном, усталом смысле, а по-настоящему — до боли в зубах, до желания стиснуть кулаки так, чтобы ногти оставили следы на ладонях. Потому что кто-то там, за сотни километров, живёт своей жизнью, даже не сомневаясь в правильности решения — оставить его одного в этом городе, который не даёт спать спокойно.       Бомгю невольно задерживает дыхание, пытаясь подавить растущее разрушающее чувство. Ему кажется, что если сейчас заговорит, голос выдаст слишком много — слишком много того, что давно поселилось внутри, но чему он не позволял выйти наружу. Поэтому он делает единственное, что может в этот момент, — выдыхает, сбрасывая часть напряжения, и с усилием переключает внимание на меню перед собой.       — Верно, — хрипло выдавливает он, когда взгляд Субина снова ловит его. Голос всё ещё дрожит на грани подавленного гнева, но он старается скрыть его. — Я буду стейк с жареным картофелем и соусом грейви, а так же луковые кольца.       Он натягивает кривую улыбку, надеясь, что её будет достаточно, чтобы завуалировать остатки злости. Официантка делает пометку в блокноте, с дежурной вежливостью просит подождать двадцать минут и уходит к следующему столику, где уже разгорается оживлённый разговор.       — Как так вышло, что тебе пришлось отделиться от родителей? — между делом вопрошает Бомгю, невольно касаясь кармана, в котором почувствовалась вибрация телефона.       — Не думал, что сходу придётся раскрывать карты, — добродушно отвечает Субин, склоняя голову набок. — Не хочешь ответить? — интересуется он, когда Бомгю неловко пытается убрать вибрацию в настройках звука.       — Думаю, это может подождать, — отмахивается Бомгю, наблюдая за десятком сообщений от Ёнджуна, содержащих привычные жалобы на несговорчивость Тэхёна. Судя по всему, тому так и не удалось узнать, какой Бомгю в постели, отчего ему внезапно захотелось рассмеяться. — Ведь я сейчас в твоём расположении, — откладывая телефон в сторону, заявляет Бомгю и складывает руки на груди. — Значит, за твоим приездом сюда кроется какая-то причина, — скорее констатирует факт, чем пытается уточнить.       — Думаю, мне стоит начать с самого начала, — мирно произносит Субин, опуская руку в рюкзак и чуть задумчиво покачивая головой. — Когда-то давно, можно сказать, ещё в детстве, я решил, что хочу стать журналистом. И, как любой начинающий, стал искать темы, которые могли бы меня заинтересовать. Ограбления, убийства, экономические успехи Кореи на международной арене... — перечисляет он, перебирая содержимое рюкзака, прежде чем достать из него красную папку. — Все эти темы настолько избиты, что уже не вызывают эмоций. Одни и те же заголовки, одни и те же схемы. Так что, когда мне попались статьи об инциденте в деревне Каннам и о проклятом доме в Пусане, я понял, что хочу копнуть глубже.       Бомгю следит за ним, пока тот раскрывает папку, из которой выглядывают старые пожелтевшие вырезки. Ещё до того, как Субин озвучивает это, он уже догадывается — там содержится нечто важное. Возможно, даже опасное.       — Я увлёкся мистикой, паранормальными явлениями и теориями заговора, — продолжает Субин, легко переворачивая листы пальцами. — Провёл недели, копаясь в форумах, архивных статьях, полуразобранных блогах людей, которые видели то, что остальные предпочитают игнорировать. И, наконец, среди всей этой пыли и домыслов я нашёл кое-что свежее. Тогда это была только что опубликованная статья. История, связанная с Хансом.       Бомгю чувствует, как его пальцы непроизвольно сжимаются на стакане с содовой.       — А если быть точнее... с Тэхёном, — заключает Субин и, поджав губы, осторожно вытаскивает один из листков, протягивая его Бомгю.       Тот медлит. Несколько секунд просто смотрит на пожелтевшую бумагу, прежде чем взять её. Сердце стучит чуть быстрее, чем должно. Он переводит взгляд на заголовок. « Загадочное убийство в Хансе: жуткая находка в лесу. Город Ханс снова оказывается в центре пугающих событий. В лесу, недалеко от южной окраины, были обнаружены обезображенные тела супругов Кан Наён и Кан Джуёна. Их останки, разбросанные на значительном расстоянии друг от друга, вызвали ужас даже у опытных криминалистов. По данным следствия, преступление носит явно ритуальный характер. Вокруг места происшествия были найдены странные символы, выжженные на деревьях, а на земле — следы от свечей и разлитого воска. Помимо этого, неподалёку обнаружили круг из пепла, предположительно, использовавшийся в обряде. Особое внимание вызывает тот факт, что погибшие были глубоко верующими людьми. Они регулярно посещали местную церковь и участвовали в общественных благотворительных проектах. По словам знакомых, семья Кан всегда была примером благочестия и добродетели, а потому связь их жестокой гибели с оккультными практиками кажется ещё более зловещей. « — Это не просто убийство. Здесь есть что-то... тёмное. Что-то, что выходит за рамки привычного понимания преступления», — анонимно поделился один из сотрудников полиции. Жители Ханса напуганы и власти пока не дают официальных комментариев.»       — Это... — голос Бомгю срывается, будто застревает в горле, когда он снова опускает на пожелтевшую бумагу.        Его зрачки слегка расширяются, а пальцы, сжимающие страницу, белеют от напряжения. Он чувствует, как внутри что-то неприятно холодеет, будто кто-то ледяными пальцами пробежался по позвоночнику. Слова перед глазами размываются, буквы будто пульсируют, дышат вместе с его собственным бешеным сердцебиением.        Он знает это. Чувствует. Не просто читает, а вспоминает.       Картинки вспыхивают в сознании, как старые кадры из выцветшей плёнки: тёмный лес, влажная земля, запах гари и чего-то ещё, более резкого, металлического. Чьи-то фигуры, едва различимые сквозь туман. Кровь, расползающаяся по траве, сливающаяся с ночной темнотой.       Сон. Чёртов сон.       Тот, который не давал ему покоя. Тот, в котором его тянуло в самую глубь леса, сквозь ветки, хлещущие по лицу, сквозь тягучий, обволакивающий воздух, будто сама ночь пыталась его удержать.       Он уже видел это. Не в реальности, но так, будто его разум каким-то образом пересёк границу между сном и тем, что произошло пять лет назад.       — Это ещё не всё, — словно не замечая ошарашенного состояния собеседника, добавляет Субин и кладёт рядом ещё пару статей, произошедших фактически после смерти родителей Тэхёна. « ЖИВОТНЫЕ ПОКИДАЮТ ГОРОД: СТРАННЫЕ ЯВЛЕНИЯ В ЛЕСАХ ХАНСА Жители Ханса обеспокоены необычным поведением местной фауны. Последние несколько месяцев отмечены массовым уходом диких животных из лесов, окружающих город. Очевидцы сообщают, что лисы, зайцы и даже более крупные хищники, такие как волки, покидают привычные места обитания и устремляются в сторону шоссе, будто спасаясь от чего-то. « — Я никогда не видел ничего подобного, — рассказывает местный фермер Ли Донгмин. — Животные бегут, как одержимые, прямо через поля, прыгают под машины, не обращая внимания на людей. Такое чувство, будто что-то их пугает до смерти.» Согласно данным ветеринарной службы, за последние три недели было зафиксировано более двадцати случаев гибели животных на дорогах вблизи города, что в три раза превышает обычную статистику. Биологи пока не могут объяснить поведение фауны.»       А затем следует статья об аномалии разбитых зеркал, которая произошла одновременно во всех домах городка. Бомгю чувствует тошноту. Его пальцы дрожат, когда он отдаёт вырезки Субину.       — Так значит, ты ищешь Тэхёна, чтобы...       — Чтобы взять интервью, — подтверждает он, бережно поглаживая папку. — Но я понимаю, что это будет нетактично с моей стороны, лезть в его душу без разрешения. На самом деле, журналистам плевать на то, что чувствуют другие, но я не хочу уподобляться моральным уродам. Я всего лишь хочу получить отличный материал и дать делу огласку, ведь… — Субин боязливо оглядывается и, убедившись, что каждый занят своим делом, наклоняется ниже и опускает голос до шёпота: — ведь у меня есть подозрение, что здесь притаилось нечто, ждущее определённого момента для наступления. И я здесь, чтобы застать этот момент и написать статью, способную перевернуть мировоззрение людей.       Он смотрит прямо в глаза Бомгю, и в его взгляде нет страха. Только нездоровое предвкушение часа, когда город приблизится к точке невозврата.