Ничей

Самое тёмное время —

перед рассветом.

Корейская поговорка

***

      Через полчаса уже нужно выходить из дома и отправляться в университет, а руки не слушались — так ходили ходуном, что никак не получалось застегнуть мелкие пуговицы на рубашке, будь они неладны. Ноги тоже норовили подкоситься от слабости и дрожали, как у дряхлого старика.       — Этого ещё не хватало, — Тэхён почувствовал, как его накрывала новая обжигающая волна жара.       Организм омеги, всегда четко работавший как швейцарские часы, решил вдруг взбрыкнуть и заявить о себе раньше ожидаемого срока. Тэхён не успел увеличить дозу блокатора. Обычно он именно так и делал, полностью купируя подобное состояние, чтобы потом спокойно работать, а не брать раз в три месяца вынужденный отпуск на пару дней. Сегодня с утра он принял только одну капсулу. Теперь его заколотило крупной дрожью одновременно и от боли, и от нестерпимого желания, которое пытался заглушить мыслями о чём-нибудь отвратительном.       — Да что же это за пытка средневековая… — хрипло процедил сквозь плотно стиснутые зубы, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не застонать уже в голос.       Накативший резкий спазм заставил так неестественно скрючиться, что тело сложилось чуть ли не пополам. Омега как можно крепче прижал руки к животу, пытаясь унять боль.       По квартире начал растекаться призывный хвойно-цветочный аромат, дразнил обоняние приглушённой терпкостью с новыми сладковатыми нотками. Он становился всё гуще, скрывать его было уже невозможно. Тэхён понимал, что с минуты на минуту Чонгук неизбежно отреагирует. Нужно срочно принимать меры.       Господи, только бы успеть принять дополнительную дозу блокатора.       Тэхён скривился, глухо зашипев от очередной атаки боли. Придётся немного потерпеть, прежде чем подействуют мощные препараты. Неловко потянувшись к сумке, оставленной на стуле возле письменного стола, достал две упаковки, быстро выдавив из первой таблетку обезболивающего. И застыл, держа в руке второй серебристый квадрат, ругая себя за невнимательность.       Блистер с блокатором оказался пуст…       Да что же сегодня всё идёт наперекосяк!       Утешало только одно — обнаружилось это, слава богу, не в университете, а ещё дома. Омега всегда чётко следил за пополнением аптечки, точно знал, что там есть всё необходимое.       Вытерев повлажневший лоб тыльной стороной ладони, Тэхён беззвучно охнул, с усилием выпрямился и тихо поплёлся на кухню. Сейчас он меньше всего желал встретить Чонгука.       Кто же знал, что минутой ранее тому приспичило выпить воды?       По закону подлости, когда Тэхён зашёл на кухню, альфа уже стоял возле приоткрытого окна со стаканом в руках. Он смешно наклонял голову то вправо, то влево, с интересом разглядывая кучевое облако и никак не мог решить, на кого же оно больше похоже: на крокодила или растянувшуюся на пузе собаку. Услышав звуки шагов за спиной, Чонгук быстро развернулся с приветственной улыбкой:       — Доброе утро, — но бледное лицо Тэхёна с лихорадочно блестевшими глазами его озадачило. Улыбка моментально исчезла, во взгляде появилось нарастающее с каждой секундой беспокойство. — Ты в порядке, хён?       — Доброе утро, щегол. Да, всё нормально. Простое недомогание, — ответил негромко, стараясь не волноваться. Ответную улыбку, правда, так из себя и не смог выдавить. Боялся, что она будет больше похожа на оскал или гримасу. — Сейчас приму таблетки, они подействуют в течении пяти минут. А через час мне уже нужно быть на работе, — он потянулся к закрытой полке.       — Давай помогу, — Чонгук тут же подлетел и встал рядом, широко распахивая дверцу. Достал аптечку, быстро откинул крышку и наклонился, бегая внимательным взглядом по упаковкам. — Скажи, какое нужно лекарство? Я найду.       — Спасибо, можешь идти к себе, дальше я сам справлюсь.       Тэхён достал чистый стакан, отошёл подальше от Чонгука, специально возвращаясь к столу. Он старался делать всё быстро, но без лишней суеты. Не хотел привлекать ещё больше внимания ни к названию препарата, ни к своему состоянию. Даже пытался дышать потише, неглубоко. Надеялся, что это хоть как-то поможет.       Глупец.       Разве можно обмануть природу?       Пока он судорожно глотал таблетку, впопыхах запивая водой, да так, что даже поперхнулся, в воздухе неумолимо растекался его тайный, тот самый особенный аромат. Тэхён это сразу почувствовал. А когда услышал за спиной глубокий вдох, понял, что не он один, и чертыхнулся про себя.       Атмосфера стремительно накалялась.       Нужно было срочно уходить.       Не бежать, а именно уходить, иначе у альфы сработает инстинкт хищника — догнать.       Когда Тэхён развернулся, то краем глаза успел заметить, как альфа тянет носом воздух, как бездонная чернота затапливает его глаза и благоразумия в них остаётся всё меньше. Омега низко опустил голову, постарался прошмыгнуть мимо, чуть ускорив шаг, насколько это было возможно. Не удалось.       — Тэ… хён… подожди, — выдохнул Чонгук, облизывая губы, и взволнованно сглотнул. Сделав всего один широкий шаг, он снова оказался прямо за спиной омеги.       Альфа осторожно положил свои ладони на плечи замершего Тэхёна, слегка сжимая пальцы. То ли просил остаться, то ли удерживал самого себя, боясь перейти границы дозволенного. Нет, Чонгук пока не прижимался, между ними всё ещё было мизерное расстояние. Однако стоял он так близко, что при каждом глубоком вздохе его грудь всего на секунду касалась напряжённой спины омеги, заставляя того мелко вздрагивать.       Видимо, болезненное состояние всё же отразилось на реакциях Тэхёна. Иначе как можно объяснить, что поначалу он впал в какой-то необъяснимый ступор, почувствовав тепло чужого тела, горячее дыхание возле покрасневшего уха. Но через несколько секунд Тэхён коротким движением плеч попытался скинуть вцепившиеся в него руки, чтобы поскорее укрыться в своей комнате.       Жаль, что неудача подстерегала и на этот раз. Он почувствовал, как Чонгук дрогнул, однако не отстранился, как можно было ожидать. Наоборот, резко качнулся вперёд и всей грудью плотно прижался к его широкой спине.       Тэхён стал первым в жизни Чонгука омегой, которому альфа настолько доверился, так близко подпустил к себе. Позволил незаметно просочиться в кровь, так заполнить собой всё нутро до краёв, что ни для кого другого больше не осталось места. И тот растущий телесный жар, что внезапно не просто сладостно разлился в груди Чонгука, опускаясь всё ниже и бесстыдно обжигая пах, был не чем иным, как непреодолимым желанием интимной близости.       Животная природа альфы окончательно проснулась и требовала своего.       Бёдра коснулись бёдер. В округлые ягодицы Тэхёна упёрлось такое внушительное и крепкое «хочу!» альфы, что лицо моментально полыхнуло жаром. К своим почти двадцати девяти годам омега уже давно не был девственником. Его тщетные поиски сначала своего человека, потом естественных плотских удовольствий привели к тому, что накопился пусть небольшой, но вполне достаточный сексуальный опыт, и ему было с чем сравнить. Поэтому сейчас он в искреннем изумлении вздёрнул брови, едва сдерживая тягучий вздох.       Наградив Чонгука этаким «богатством», природа явно не поскупилась. Достанется же кому-то такое…       Однако эти размышления были всего лишь вспышкой секундной слабости. После неё Тэхёна будто окатили ледяной водой. Он часто заморгал глазами и, устыдившись собственных пошлых мыслей, в буквальном смысле очнулся.       Что они вообще оба творят?       — Сейчас же убери руки! — рявкнул Тэхён.       Оглушённый накатившим возбуждением Чонгук даже не отреагировал. Адекватности в его поведении уже не осталось. Он оказался под властью собственных диких инстинктов: ничего не видел, ничего не слышал извне, только чувствовал что-то тёмное и непреодолимое, которому был не в силах сопротивляться.       Альфа учащённо и тяжело дышал чуть приоткрытым ртом. Крылья носа широко раздувались на каждом вдохе, запуская внутрь как можно больше сладковато-терпкого аромата Тэхёна, чтобы потом по крупицам раздать этот невероятный нектар каждой клеточке своего тела.       Глаза Чонгука заволокло практически животное, необузданное желание.       В его голове яркими штрихами вырисовывалась невероятно возбуждающая картина: как он заваливает так райски пахнущего омегу прямо на пол, бесконечно долго наслаждаясь его нежным и одновременно сильным телом.       Внутри от дикого восторга уже победно взвыл альфа!       Хотелось попробовать всё и сразу!       По растянутым в плотоядной улыбке губам вновь жадно скользнул кончик языка, оставляя влажный след. Затуманенный похотью взгляд Чонгука метался по изгибам волнистых прядей, которые так заманчиво опускались на омежью шею. На ней не было метки, но альфа был готов хоть сейчас поставить свою, чтобы больше никто и никогда не посмел прикоснуться к Тэхёну!       Впервые в жизни восемнадцатилетний Гук испытывал такое жгучее чувство собственничества. Погружаясь в вожделенные мечты, он и не заметил, как разум окончательно отключился от реальности.       Теперь в нём действовали только первобытные инстинкты.       Этого потрясающего омегу хотелось присвоить немедленно.       Навсегда.       Поддавшись сиюминутному желанию, Чонгук потянулся вперёд и сначала коснулся губами пушистых волос на затылке. Уткнулся в них носом, шумно вдыхая ненавязчивый аромат шампуня, который почти заглушал природный. А после наклонился над ключицей, заворожённо глядя на пульсирующую железу, что так призывно благоухала.       Он не мог видеть, как вдруг крепко сжались побледневшие губы Тэхёна, превратившись в жёсткую кривую полоску. Как сдвинулись к переносице брови. Как предупреждающе сощурились большие умные глаза, сразу же ставшие похожими на тигриные. Как в них появился опасный стальной блеск.       Альфа так и продолжал стоять, с восторгом обнимая плечи желанного тела, наслаждаясь его невероятным ароматом. Даже не услышал, как в считанных сантиметрах от его лица Тэхён решительно выдохнул, напрягаясь всем телом. Лишь за секунду «до» Чонгук почувствовал, как его ладони заскользили по чужим широким плечам, не сумев сдержать крутого разворота омеги.       И вдруг — резкий взмах красивой руки!       Лицо альфы обожгла звонкая отрезвляющая пощёчина.       Бурный восторг вместе с вожделением разом исчезли, стёрлись одним чётким движением чужой сильной ладони.       Перед его глазами на короткое время опустилась густая чернота. Она поглотила все яркие краски, запахи, ощущения, звуки.       Ничего не осталось…       Скорее от эффекта неожиданности, чем от чувствительного удара, оставившего розовый след на коже щеки, дезориентированный Чонгук потерял равновесие. Неуклюже покачнулся всем телом, делая широкий шаг в сторону, захлопал глазами, ошалело глядя на тяжело дышащего Тэхёна. Трясущаяся ладонь альфы коснулась лба, размазывая противный холодный пот. Сквозь какой-то странный звон в ушах он услышал гул властного баритона.       — Остынь, Чонгук! Приди в себя, засранец! — в этот момент всегда такой бархатистый голос больше напоминал угрожающее рычание потревоженного тигра. — Ты же человек, а не животное. Не поддавайся голым инстинктам, а учись управлять ими! Включи свой мозг, он ведь всё ещё находится у тебя в голове и никуда оттуда не исчез. Ну же, давай, ты сможешь!       Почему от услышанного внутренняя сущность Чонгука даже не рыкнула, не попыталась сопротивляться, а моментально подчинилась этому властному голосу, безропотно распластавшись перед омегой?       Чонгук опустил затравленный взгляд на ладонь Тэхёна. Смотрел на такие уже знакомые утончённые пальцы и не узнавал их.       Совсем недавно они были мягкими и ласковыми. Он даже успел их полюбить.       Кто бы мог подумать, что они обладают такой грозной силой.       Щека, ненадолго потеряв чувствительность после удара, теперь полыхала огнём. Яркие вспышки коротких мыслей стремительно избавляли сознание альфы от затопившего голову тяжёлого дурмана.       — Извини, Чонгук, но это был единственный способ привести тебя в чувство, — сдавленно произнёс Тэхён. Старался сохранять твёрдость, ощущая неприятное покалывание на кончиках пальцев, словно поранился. — Потом ты меня, надеюсь, поймёшь. А сейчас прости, щегол. Прости… — хотелось, чтобы это прозвучало уверенно, но голос предательски сел до хриплого шёпота.       Боже милосердный, как же им обоим было сейчас тяжело!       Пелена мутной похоти, ещё секунду назад застилавшая чёрные омуты на скуластом лице альфы, окончательно исчезла. Это принесло следившему за его реакцией Тэхёну хоть небольшое облегчение. Но, как оказалось, лишь на короткое время. Потому что через мгновение в чистых, ясных глазах Чонгука блеснула невыразимая боль. Острая, как меч.       Она резала по живому.       По сердцу.       По душе.       Тэхён перевёл взгляд на свою карающую руку. Что он хотел на ней увидеть?       Внезапно и таинственным образом проступившую на солнечной коже надпись: «Ты всё сделал правильно»?       Убедить бы ещё в этом Чонгука.       Да и себя заодно. Что не ошибся фатально, не унизил своей пощёчиной гордого альфу, который совсем недавно почувствовал себя нужным в этом мире. Но только как друга.       — Сп-пасибо… хён, — с трудом выговорил Чонгук непослушными, бескровными губами.       Круто развернулся и выскочил из кухни, по пути со всего маху врезаясь плечом сначала в стену, потом и в дверной косяк. Он даже не поморщился. Просто не чувствовал этих болезненных ударов. Чонгуку хватило всего несколько секунд, чтобы добежать до ванной и закрыться изнутри, спасая обоих от дальнейших непредсказуемых действий. В адекватности омеги он не сомневался.       Но вот себя запер в клетке, как дикого зверя…       Тэхён не просто замер, он окаменел, ощущая мучительную тяжесть во всём теле. Даже пальцем, кажется, не смог бы пошевелить. В квартире ненадолго воцарилась тишина — тревожная, давящая неподъёмным свинцом на оголённые, натянутые до предела нервы.       А потом эту глухую тишину разорвали совершенно нечеловеческие завывания.       Чонгук выл как смертельно раненый зверь, без жалости прощающийся с собственной жизнью. Громко, протяжно, срываясь на низкие хрипы.       От этих жутких звуков Тэхён резко отшатнулся, врезаясь спиной и затылком в холодную стену. Всё тело тут же усыпали миллионы острых мурашек, безжалостно пронзая тонкую кожу. Волосы на голове зашевелились, в прямом смысле слова вставая дыбом.       Запустив в них обе руки и до боли сжав пряди между скрюченными от напряжения пальцами, Тэхён зажмурился до боли в глазах. Он уже был готов ответно завыть во весь голос, но вовремя взял себя в руки, позволив вырваться из горла лишь долгому глухому стону. Но как только отступила волна липкого ужаса, сразу же устремился к ванной.       От волнения сердце громыхало не только в груди, но и в ушах, горле, голове, в каждой клетке, сотрясая крупной дрожью всё тело. В каждом пальце на сильных руках со вздувшимися венами ощущалась пульсация. Словно внутри заработал часовой механизм и тикал, тикал, тикал.       Будто начался обратный отсчёт до…       До чего?       До финала этой драмы?       Или до начала следующей?       Оказавшись у двери, Тэхён несколько раз подёргал ручку, хотя и понимал, что это не принесёт успеха. Он напряжённо прислушался. Вместо тоскливых завываний оттуда теперь доносились приглушённые всхлипывания. Видимо, Чонгук прикрыл лицо руками, чтобы его было меньше слышно, заодно пытаясь справиться с эмоциями.       — Чонгук, — тихонько позвал Тэхён и осторожно поскрёб ногтями по дереву. За дверью внезапно всё смолкло. — Гук-а, открой, пожалуйста.       В ответ — мёртвая тишина.       Поднялась новая волна тревоги, покрывая кожу Тэхёна отвратительным холодным потом. А вдруг его действия стали той самой последней каплей в уже и так переполненной чаше терпения Чонгука?       Ведь в состоянии чувства безысходности, чтобы остановить самого себя, тот может пойти на отчаянный, даже страшный шаг.       Тэхён тяжело дышал, рассматривая свои ухоженные пальцы, до побеления костяшек вцепившиеся в дверную ручку. Нет-нет, нельзя позволить эмоциям взять верх над здравым рассудком.       Внутри беспокойно металась омежья сущность, с нарастающим беспокойством рвалась к одинокому и впавшему в отчаяние альфе, желая поскорее утешить. Тэхён поджал губы, резко тряхнул головой. Прикрыв глаза, сделал глубокий вдох и снова замер на несколько секунд.       На медленном выдохе приподнялись опушённые густыми ресницами веки, в неподвижных глазах уже снова виднелся тот самый стальной блеск, которого многие так боялись. У всех, кто уже встречался с этим величественно-пронзительным взглядом, тотчас подгибались колени, вынуждая безропотно покориться.       — Да открой же, наконец, Чонгук! Иначе мне придётся выломать замок!       Ответа так и не последовало.       Отпустив ручку двери, Тэхён привалился к ней спиной.       Чёрт побери, как они дошли до такого?       Их обоих кидало по волнам эмоций и гормонов, как утлую лодчёнку во время неожиданно разыгравшегося шторма. Однако стоять под дверью и ничего не делать он тоже не мог себе позволить. Придётся, конечно, повозиться, но если уговоры так ни к чему и не привели, значит, другого выхода нет — пришло время действовать жёстко.       Тэхён провёл ладонями по лицу и решительно зашагал в комнату за инструментами. Ломать так ломать.       Это ведь не чужая жизнь, а всего лишь кусок бездушного дерева.       Дверь с замком были сейчас абсолютно не важны, они ничего не почувствуют, в отличие от живого Чонгука. Растерявшегося от целого шквала так беспощадно накрывших сексуальных желаний и чувств, которых раньше ни к кому не испытывал.       Тэхён прекрасно это понимал, но по-другому всё равно поступить не мог. Да, парень не сдержался, не справился, вот и поплатился, снова оставшись один на один с самим собой. Какой-то порочный круг, из которого ему пока так и не удалось выбраться.       Внезапно в тишине коридора раздался звонкий щелчок. Звук показался настолько оглушительно громким, что заставил омегу содрогнуться всем телом, словно за спиной передёрнули затвор пистолета. Замок открылся.       Ну наконец-то. Тэхён моментально развернулся, устремляясь к ванной. Рванул дверь на себя, так резко распахивая её настежь, что она с глухим стуком врезалась металлической ручкой в стену, оставив после удара глубокую вмятину.       Сердце Тэхёна больно сжалось, кажется, до размера горошины от представшей перед его глазами картины.       — Господи, Чонгук…       Альфа сидел на холодном кафельном полу, опираясь спиной и затылком о стиральную машину. Руки и ноги были безжизненно раскиданы в стороны. Молодое лицо осунулось и потеряло ещё совсем недавно горевший на щеках яркий румянец возбуждения.       Теперь оно больше напоминало лист белой бумаги, на котором адский художник, не жалея самых тёмных красок, нарисовал огромные, пугающе бездонные глаза. Окружённые глубокой синевой, которая бывает у человека, только что пришедшего в себя после обморока, они резко контрастировали с акварельной бледностью кожи.       Слёз уже не было. Тэхён проследил за последней прозрачной каплей, через мгновение сорвавшейся с острого подбородка. Теперь на большеглазом неподвижном лице остались только блестящие дорожки влаги, без жалости расчертившие худые щёки пополам.       Что Чонгук чувствовал в этот момент?       Чувствовал ли вообще хоть что-то?       Он выглядел настолько обессилевшим, как будто вместе с мучительными, непритворными слезами вылилась и половина его собственной короткой жизни.       Но хуже всего был остановившийся взгляд. Уже не растерянный и страдающий, а страшно пустой, в никуда. Будто поломанная, брошенная кем-то за ненадобностью кукла. Казалось, ещё одно неловкое касание чужой изящной руки — и та окончательно рассыплется на части, без возможности собрать жалкие безжизненные осколки в одно целое.       Стоило только Тэхёну заглянуть в эти стеклянные глаза со слипшимися, похожими на острые шипы терновника длинными ресницами, как он непроизвольно отступил на полшага назад. Кто бы мог подумать, что его спонтанная пощёчина, вовремя остановившая животные инстинкты, так сильно повлияет на альфу.       Похоже, затевать какие-то душеспасительные разговоры сейчас не имело никакого смысла, прежде всего необходимо привести Чонгука в адекватное состояние. Нужно дать ему время прийти в себя, чтобы он понял, от чего Тэхён спас их обоих своей властной рукой. Всего несколько минут назад кто-то из них мог оказаться в роли жертвы, и совсем не факт, что это был бы омега, зная его доминантную сущность и способность применить мощные подавляющие феромоны.       И как тогда жить дальше с таким неподъёмным грузом внутри?       Тэхён сокрушённо опустил голову. Без сомнения, он поступил правильно, но душу терзало отвратительное чувство вины из-за того, что ему всё-таки пришлось ударить Чонгука. Как будто тому мало досталось за шесть предыдущих тяжёлых лет, начиная с детского дома. Ведь сам же Тэхён с первых минут знакомства показал, что такое человеческое сочувствие, напомнил бывшему детдомовцу о сытости и домашнем тепле. А теперь…       Молча сдёрнув с крючка мягкое полотенце, он присел перед Чонгуком на корточки. Бережными прикосновениями вытер мокрое от слёз лицо, ожидая хоть малейшей реакции на свои действия. Но Чонгук никак не отреагировал, так и оставаясь ко всему безучастным. Внутренняя сущность Тэхёна беспокойно заметалась, заскребла по рёбрам, неистово желая сейчас же прикоснуться к альфе, поддержать.       — Щегол, ну скажи хоть что-нибудь. Можешь даже выругаться матом, только не молчи.       Тэхён осторожно опустил ладонь на растрёпанные волосы Гука и принялся раз за разом неторопливо зачёсывать их назад. Перебирая пряди длинными пальцами, Тэхён ненавязчиво массировал понурую голову, исподволь успокаивая и терзаясь опасениями, что в любую секунду его руку могут оттолкнуть.       Но Чонгук не отстранился. Перевёл на него прояснившийся, наконец, осмысленный взгляд. Смотрел долго и пристально, не столько в глаза, сколько прямиком в самую душу. Искал ответы на свои же незаданные вслух вопросы.       Мягкая ладонь так и застыла на Чонгуковой макушке. Тэхён со страхом ожидал следующей реакции, которую абсолютно невозможно было предугадать, но всё же втайне надеялся на его благоразумие.       Слава всем существующим богам, в покрасневших глазах не было ни тени злости, ни намёка на уязвлённую гордость альфы. Но по самому краю тёмной радужки перекатывались солёные волны тихой печали и уже такого привычного одиночества.       Чонгук опустил покрасневшие от слёз веки, прерывая затянувшийся зрительный контакт. Когда он с едва заметной горечью улыбнулся лишь одним уголком обкусанных до крови губ, Тэхён смог наконец-то выдохнуть с облегчением.       — Вставай, пойдём в комнату, — крепко подхватив за подмышки, омега легко поднял его, поставил на непослушные ноги.       Пришлось аккуратно придерживать обмякшее тело, которое всё норовило выскользнуть из сильных рук, чтобы снова упасть, да так и остаться лежать отвергнутым возле стройных ног неприступного Тэхёна…       По коридору они шли молча. Чонгук едва передвигался, по-стариковски шаркая тапками. Бессильно горбился под невидимым тяжким грузом, что давил на плечи. Скованные движения тела, осунувшееся лицо, потухший взгляд. Лишь пальцы нервно подрагивали, словно пытались нащупать ту самую спасительную соломинку, которая не позволит потонуть в вязкой трясине чувства вины. Чтобы остаться на плаву, выдержать в борьбе с самим собой.       Тэхён понимал объективные причины его угнетённого состояния, поэтому совсем не торопил, а также медленно тащился рядом, по-мужски основательно и надёжно обнимая той самой рукой опущенные плечи.       Спешить им и правда было некуда, да и незачем. Всё равно ни тот, ни другой даже не предполагали, каким будет их дальнейшее общение. Да будет ли оно вообще нормальным после всего случившегося? Не потеряли ли они доверие друг к другу?       Господи, ну почему же всё так сложно…       Постепенно приходя в себя, Чонгук возвращался к себе прежнему, к привычной адекватности. Вскоре начал хоть что-то соображать, испытывая при этом горький стыд за свою животную несдержанность, и смиренно готовился вернуться к опостылевшей жизни бездомного.       Жизни сиротской, полуголодной и беспросветной, исковерканной кривым зеркалом, с коварной ухмылкой подсунутым, похоже, самим дьяволом.       Говорят, что люди чаще всего учатся именно на собственных ошибках, при этом упрямо игнорируя чужие. Чонгук не был исключением. Иногда допускал самые разные промахи, но каждый раз их исправлял и делал определённые выводы. Так нарабатывался не всегда приятный, но безусловно полезный жизненный опыт. Сейчас Чонгук клятвенно пообещал себе постараться усмирить так некстати взбрыкнувшие дикие инстинкты, перечеркнувшие всё хорошее, что произошло с ним за последнее время.       Он был просто обязан показать свою способность оставаться в здравом уме, даже если рядом с ним всегда будет находиться самое великое искушение на Земле — невероятный омега Ким Тэхён с его дурманящим ароматом. Чонгук искренне верил, что он обязательно справится, во чтобы то ни стало постарается вернуть так нелепо утраченное доверие омеги и всё-таки сохранить хотя бы простое дружеское общение.       На что-то большее он уже даже и не надеялся.       Он всё испортил…       В это же самое время Тэхён искоса бросал на него сочувствующие взгляды, невольно погружаясь в мучительные размышления. Чонгук был обескуражен своей внезапно проснувшейся природой, ведь та слепо требовала не только невинных прикосновений, но и сексуальных удовольствий.       Но чем дольше Тэхён наблюдал за ним, тем больше убеждался в том, что совершенно точно не сможет выгнать его на улицу. Хотя недавний инцидент и резко отдалил их друг от друга, оставив напряжение, но, кажется, уже исчерпан. Хотелось надеяться, что подобное больше не повторится.       Нельзя сначала подарить Чонгуку надежду на нормальную жизнь, как это сделал Тэхён, а потом жестоко её отобрать, собственными руками подтолкнув его к самому краю пропасти. Нет, это было бы непростительно, по-настоящему подло.       Это равносильно предательству.       В своей жизни Тэхён не раз сталкивался с несправедливостью и усвоил простую истину: не пытаясь понять настоящие мотивы чужого поступка, можно запросто ошибиться, иногда — фатально.       Ведь нет ничего проще, чем скоропалительно навешать ложных, абсолютно незаслуженных ярлыков и распять, казнить вовсе не закоренелого преступника, а просто единожды оступившегося.       И всегда найдутся те, кому легко оттолкнуть заведомо слабого, раздражённо пнуть мимоходом растерянно стоящего на пути, унизить и так уже обездоленного или бездушно растоптать упавшего.       Гораздо сложнее помочь кому-то подняться, по-человечески милосердно протянув руку.       Свой выбор Тэхён уже давно сделал.       Добравшись, наконец, до своей комнаты, Чонгук тут же без сил повалился на кровать, прикрывая воспалённые веки. Видно было, как его ломало не только снаружи, но и внутри, что было во сто крат больнее.       Тэхён смотрел на него, размышляя о том, что в таком состоянии альфа будет долго ворочаться и вряд ли нормально сейчас поспит, а ему это было просто необходимо. Ну что же, значит нужно помочь. В аптечке запасливого омеги, который и сам иногда страдал от бессонницы, на такой случай кое-что нашлось.       — Гук-а, — Тэхён осторожно тронул его за плечо. — На, прими вот это.       — Что это? — осипший голос плохо слушался, а покрасневшие глаза уставились на протянутые руки: в одной — стакан воды, пальцы другой сжимали маленькую таблетку.       — Снотворное.       — Мне бы сейчас лучше яду выпить, чтобы сдохнуть к чёрту и больше ничего не чувствовать, — прозвучало без надрыва, слишком ровно, без эмоций.       Безжизненно.       — Ты хочешь предать свои мечты? Сам ведь учишь подростков не сдаваться. В тебе сейчас говорят эмоции, но завтра жизнь продолжится. Ты сильный и обязательно научишься управлять своей природой. Просто нужно время и терпение. А я буду рядом, если тебе это ещё нужно.       Чонгук ничего не ответил, только посмотрел так пронзительно, из последних сил цепляясь за ту невидимую ниточку, что связывала их вместе всё это время.       Снотворное он всё-таки принял. Медленно подтянув колени к груди и обхватив их вялыми руками, молча свернулся калачиком. Вот так совсем по-детски закрывался от внешнего мира, оставаясь один на один со своими безрадостными мыслями.       От этой щемящей картины у Тэхёна заныло в груди. Ведь сердце, что в ней громко билось — не железный мотор, равнодушно перекачивающий кровь, и не кусок камня, в который с лёту врезался, едва не разбившись, один доверчивый щегол. Сердце было живым, оно всё-всё чувствовало, как и большая душа Тэхёна — такая же добрая и отзывчивая, как и прежде.       Сейчас ему больше всего хотелось видеть не потерянного, раздавленного резким отпором и собственной несдержанностью, а счастливо улыбающегося Чонгука. Так хотелось снова услышать заразительный смех своего драгоценного найдёныша.       — Мы в ответе за тех, кого приручили, — избитая, но не утратившая своей значимости фраза сама собой сорвалась чуть слышным шёпотом с упрямых губ омеги, когда он аккуратно прикрывал одеялом Чонгука. Слегка провёл ладонью по тёмным волосам, прилипшим к прохладному от пота виску. — И помни, что мы всё-таки не звери, бездумно подчиняющиеся первобытным инстинктам. Прежде всего, мы — люди…       В ответ — пронзительный взгляд, неуверенное касание похолодевших пальцев к Тэхёновой руке, что продолжала перебирать всклокоченные волосы альфы, и прерывистый сиплый голос:       — Прости, хён… Я плохо помню, что делал. В голове был сплошной туман… Не знаю, что на меня нашло. Никогда бы не подумал, что могу тебя обидеть. Я скорее сдохну…       — Слава богу, ничего страшного и не произошло, так что лучше об этом не вспоминать. Так мы сохраним и дружеское общение, и твою планету Джей Кей, а заодно и всю нашу с тобой Солнечную систему.       — Которую я чуть не уничтожил собственными руками, если бы ты не остановил, — тяжело выдохнул Чонгук, повернув голову так, что чужая ладонь оказалась на его щеке. — Сейчас я чувствую себя ничтожным, никому не нужным человечишкой…       — Никогда не говори так о себе, — вспыхнул Тэхён, хватаясь за его плечо. — Не смей, слышишь. Нужно уважать не только окружающих тебя людей, но и себя самого. Иначе никогда не взлетишь, щегол.       — Да так и есть, хён, — прозвучало с тихой обречённостью. Чонгук бессильно опустил плечи, прижимаясь лбом к коленям. — Кажется, я навсегда так и останусь одиноким, потому что… — не договорив, он прикрыл наполненные болью глаза. Судорожно всхлипнул, опять сворачиваясь в защитный кокон.       Как он ни старался, а всё-таки не выдержал. Столько лет страдал, терпел, держал всё в себе. Неудивительно, что его чаша терпения переполнилась.       Из-под ресниц сорвались две крупные слезы и покатились по бледным щекам, снова задрожали искусанные губы.       — Потому что тебя я не достоин, а другие омеги мне не нужны, — прошептал Чонгук, глядя в стену уже полусонными глазами.       — Сейчас тебе просто нужно поспать. Завтра будет новый день и совсем другие мысли. Потом мы спокойно обо всём поговорим, — растроганный Тэхён присел на кровать. Притянул альфу к себе поближе, обхватил его голову тёплыми ладонями и прижал к своей груди, накрывая успокаивающими феромонами.       Чонгук, окутанный теплом, невольно вслушивался в ровное биение омежьего сердца, медленно погружаясь в спасительную дремоту. Последние остатки тревоги, клубившейся в его страдающей душе, постепенно вытесняла безмерная благодарность Тэхёну.       Тот показал новую сторону своего сильного характера, так поразительно не похожего на омежий, не позволил альфе позорно оскотиниться, поддавшись безумному вожделению. Не хотелось даже думать о том, что могло произойти, если бы не решительное сопротивление Тэхёна. Пришло чёткое осознание, что он действительно спас их обоих.       Поток тревожных мыслей на этом оборвался — снотворное, наконец, подействовало.       Но напряжение не отпускало Чонгука даже во сне. Он вздрагивал всем телом, как от удара. Судорожно цеплялся пальцами за одеяло, крепко прижимая его к груди, иногда тихо вскрикивал. Что ему снилось в такие моменты? Может, тот кусочек счастливого детства в родном доме, с которым не хотел расставаться? А может, детский дом, где почти ежедневно случались драки?       Или это был кто-то настолько близкий, что страшился его потерять? Пару раз Чонгук что-то очень быстро произносил, но ни одного слова разобрать было невозможно — сплошная абракадабра.       «Всё будет хорошо, щегол» — пульсировало в висках омеги. Внутри была отчаянная уверенность, что завтра они смогут во всём разобраться.       Тэхён еще некоторое время сидел на краешке чужой кровати, пристально глядя на альфу. Осторожно водил ладонями по спине и шее, мягко поглаживал по голове, словно желал погрузить в более глубокий, спокойный сон. И лишь когда дыхание Чонгука стало ровным и тихим, отправился в университет.       К началу занятий он всё-таки опоздал. Впервые. Но по этому поводу почему-то совершенно не переживал. Думалось совсем о другом, более важном.

***

      Вечером, едва переступив порог, Тэхён почувствовал, как его окутала неприятная тишина. Словно дома никого не было — ни привычных звуков, ни ароматов приготовленной к ужину еды, как обычно доносящихся с кухни. На душе и без того целый день было тревожно от мучившего вопроса: «Как там Чонгук?», а сейчас это чувство только усилилось.       Небрежно скинув обувь, со вздохом стянул с плеч бежевое пальто и, цепляя его на крючок, продолжал напряжённо вслушиваться, пытаясь поймать хотя бы малейшие шорохи. Квартиру по-прежнему наполняла только гнетущая тишина, которую через мгновение разбавило журчание воды, пока мыл руки.       Дверь в комнату альфы была приоткрыта. Тэхён остановился, скрестив руки на груди и привалившись головой к косяку. Несколько минут наблюдал за Чонгуком. Он всё ещё крепко спал, так же свернувшись калачиком, как и несколько часов назад. Похоже, снотворное вырубило его основательно. Это хорошо.       Навалилась вдруг такая жуткая усталость, что Тэхён не стал заморачиваться с ужином. Просто заварил рамён и с неохотой немного поел. А вот привычный вечерний душ вообще проигнорировал. Думал, что моментально уснёт, едва голова коснётся подушки.       Но стоило раздеться, улечься в постели и закрыть глаза, как тут же фантомно ощутил ласкающие руки Чонгука на своем теле. Тэхён поднёс ладонь почти вплотную к лицу и сделал глубокий вдох — на нежной коже всё ещё оставался невероятно вкусный, будоражащий аромат альфы.       Дыхание слегка перехватило, а успокоившееся было сердце опять куда-то понеслось под радостное поскуливание внутренней сущности. Нет, так точно не уснуть. Пришлось отправиться на кухню и тоже принять снотворное.       Тэхён заснул через полчаса, уткнувшись носом в собственную ладонь с ароматом альфы.       А преданное сердце спящего Чонгука продолжало наполняться чем-то огромным, светлым, искристым, отчего хотелось одновременно и плакать и смеяться. Внутри становилось так легко, что, казалось, можно взлететь. Хотя бы во сне.       Говорят, именно такой бывает первая любовь?