Ничей

Где есть воля, там есть путь.

Корейская пословица

***

      — Повернись спиной, там самая большая рана, на которую потом придётся ещё и заживляющую мазь накладывать. Такое впечатление, будто кожу наждачкой содрали, — недовольно проворчал Тэхён, внимательно рассматривая нешуточное повреждение.       — Это я по острому краю тротуарного бордюра пропахал, когда те уроды меня повалили. Я ещё подумал, что повезло — спиной ударился, а не головой, — живо обернулся Чонгук. Улыбка исчезла с лица, стоило вспомнить о подробностях драки. — Ведь они, чтобы я меньше сопротивлялся, подставили подножку, гады. Гоняли меня по асфальту, как футбольный мяч.       — Неужели никто не помог? — не хотелось верить, что люди, увидевшие эту картину, равнодушно прошли мимо.       — Так рано было, да и день выходной. Многие в это время ещё отсыпаются. Но мне повезло, что какой-то мужик-работяга заметил и остановился. Сфоткал их рожи на камеру, наорал и пригрозил полицией. Они даже огрызаться на него не стали. Быстро схватили сумки с продуктами и мои кроссовки… — Чонгук замялся, прикусив нижнюю губу. Кинул сконфуженный взгляд на хмуро слушающего Тэхёна, тут же справедливо уточняя. — То есть, твои, конечно. Ну и быстро удрали с ворованным, поджав хвосты. Шакалы вонючие, — он плотно сжал кулаки и сухо плюнул от досады. — Ой, извини.       — Да ладно, я тебя понимаю. Сам таких мерзавцев терпеть не могу. Вдвоём навалились на одного, — Тэхён брезгливо скривился.       — Это точно, хотя я бы выразился намного грубее, но сдержусь. Я, между прочим, знаю кое-какие приёмы из бокса, но они даже не дали мне шанса честно подраться. Если бы не тот мужик, не знаю даже, чем бы всё закончилось. Да уж, помутузили они меня от души, — Чонгук тяжело вздохнул и провёл ладонями по лицу. Помолчал несколько секунд, а потом неожиданно ехидно ухмыльнулся. — Но и я им тоже успел чуток навалять. А напоследок одного даже за ногу укусил от злости. Как та собака, блин.       — Чонгук, ну какая ещё собака? — помотал головой Тэхён, с лёгким возмущением округляя глаза. В его голосе зазвучали привычные нотки преподавателя. — Нет, ты — щегол. Когда я услышал твой свист, он был очень похож на весёлые трели этой маленькой птички. Да и сочетание цветов твоей старой куртки уж очень напоминало яркое оперение щегла. И ещё он, как и ты, дружелюбный и очень смышлёный, — подняв вверх указательный палец, Тэхён улыбнулся, услышав в ответ довольный смех.       Спорить и доказывать обратное Чонгук не стал, тут же соглашаясь.       Подумал, что птицей быть хорошо: и на голой земле спать не приходится, и еду найти проще, и в полёте свободы больше.       Вообще ему нравилось, когда хён так его называл. Звучало тепло, почти по-домашнему. Было в этом прозвище что-то неуловимо особенное, даже немного ласковое, что ли. Чонгуку очень хотелось, чтобы так и было на самом деле. Ласково.       Может, он реагировал на это слово только потому, что оно произносилось именно Тэхёном, а не кем-то другим?       — Так, сейчас я начну обрабатывать самую глубокую рану. Предупреждаю сразу: это будет неприятно, может быть, даже немного больно. Но ты же пацан, так что придётся потерпеть.       — Да без проблем, не в первый раз, — Чонгук согласно кивнул. — Хочется поскорее закончить с этой процедурой, потому что обед готов и ужасно хочется есть, честно говоря. Я ведь утром так торопился, что из дома ускакал голодным, даже чай не стал пить. А сейчас по квартире такие ароматы плывут, что у меня аж челюсти свело и слюнки устал глотать, — добавил со смехом, про себя решив, что готов потерпеть, даже если будет очень больно. Перед омегой хотелось выглядеть сильным.       И тут же резко дёрнулся, зашипел сквозь крепко сцепленные зубы. Потому что разговор был отвлекающим манёвром, чтобы заниматься раной. Тэхён услышал реакцию Чонгука, но не прерывался ни на секунду. Чтобы поскорее закончить обработку, принялся старательно дуть на рану.       Это принесло моментальный результат: альфа не издавал больше ни звука, затих от приятного ощущения прохлады на травмированной коже.       — Всё, я закончил. Мазь нанесу позже, — деловито проговорил Тэхён, ещё раз пробегаясь взглядом по спине — проверял, не пропустил ли чего. — Одевайся и пошли обедать. Мы с тобой сегодня хорошо поработали.       — Подуй ещё чуть-чуть, хён, — не поворачиваясь, громким шёпотом попросил Чонгук. — Так меньше болит.       — Хорошо, — почему Тэхён ответил также тихо, и сам не понял.       Он резко наклонился вперёд, едва не уткнувшись носом в обнажённую спину чуть ниже выступающих лопаток. На этот раз подул совсем легонько, едва ощутимо, будто своим дыханием бережно и мягко погладил. Заметил, как волнами приподнимались волоски на бледной коже.       Исподволь Тэхён рассматривал напряжённую спину. Обнаружил, что на ней много разных родинок — от больших до совсем крошечных, едва различимых. Взгляд неотрывно скользил по чужому телу. Оценил, какие у Чонгука широкие плечи, с которыми резко контрастировала непривычно узкая для парня талия.       Мысли побежали наперегонки, сменяя одна другую.       «Отличная фигура. Интересно, а как она будет выглядеть, если добавить ещё несколько килограммов к весу? Вот бы увидеть, каким Чонгук станет лет через десять. Тогда ему будет столько же, сколько сейчас мне…»       Внезапно раздался тихий, хрипловатый голос Чонгука:       — А ещё?       Вздрогнув, Тэхён чуть не выронил из рук пузырёк с антисептиком, прерывая свои странные размышления. Зачем-то согласно кивнул головой, как будто Чонгук мог его видеть. Молча набрал побольше воздуха в лёгкие и несколько секунд старательно дул.       Краем глаза увидел, как мышцы на округлых ягодицах, прикрытых боксерами, дёрнулись, заметно напрягаясь. К чему бы это?       Судя по рваным вздохам Чонгука, такое «лечение» ему явно нравилось — тело снова усыпали крупные мурашки. Вряд ли только от того, что болезненные ощущения действительно уменьшались от незамысловатых действий. Похоже, причина была ещё кое в чём другом. И следующие действия альфы стали тому подтверждением.       Чонгук переступил с ноги на ногу, расставив их пошире, и медленно сдвинул обе руки ближе к паху. Как бы он ни старался действовать незаметно, от пытливого взгляда Тэхёна ничего не ускользнуло.       Тонкие руки двигались едва заметно, будто крадучись. Это наводило на мысли об удовольствии совсем другого рода. Тэхёну до покрасневших щёк стало неловко. Будто в замочную скважину подглядывал за тем, что не предназначалось для посторонних глаз.       Он решительно отстранился, стоило только привести мысли в порядок: «Похоже, в нашей детской невинной игре в доктора стали подниматься не только ставки. Доигрались. С этим нужно заканчивать, иначе…»       — Так, пора бы уже и поесть, — в тишине квартиры низкий баритон прозвучал чересчур громко. На этот раз дёрнулся Чонгук, но оборачиваться не стал. — Рамён точно ещё горячий, а вот жареная грудинка наверняка остыла, придётся подогревать. — Тэхён быстро поднялся на ноги и направился к ванной, на ходу сухо бросив через плечо. — Я пошёл мыть руки, а ты одевайся и догоняй.       Сначала Чонгук даже не понял причины такой разительной перемены чужого настроения. Он что-то сделал не так? Но когда опустил глаза на свои руки, прикрывающие лёгкое возбуждение, то крепко зажмурился:       — Бля… Вот позорище.       Такой спонтанной реакции на вполне невинное лечение, на самые обычные прикосновения, он от себя не ожидал. Во всяком случае, ничего подобного с ним раньше не происходило.       Между воспитанниками детдома часто случались мелкие потасовки и драки, да и бытовые травмы казались всем обычным делом. Как следствие — регулярное посещение медкабинета. Но никакого удовольствия от стандартной обработки ран Чонгук никогда не испытывал.       Наоборот, каждый раз старался всячески избегать неприятных прикосновений медсестры к своему телу. Ведь её излюбленными средствами были перекись да обычная зелёнка, от которых царапины только ещё больше зудели. Руки так и тянулись их почесать.       С Тэхёном было совсем по-другому. Как обычно, первое прикосновение к ране ощущалось как слабый и немного болезненный удар тока. Но когда вслед за этим ладонь омеги скользила по здоровой коже к следующей царапине, то вот это уже было неожиданно приятно.       Даже слишком.       Все эти мысли нарушали покой Чонгука и, пока он одевался, цеплялись друг за друга, крутились в голове нескончаемым хороводом. Теперь стало понятно, почему Тэхён так поспешно ушёл. Заметил бурную реакцию альфы и смутился, что сам оказался её причиной. Вот и не стал дожидаться кульминации, а просто удалился.       Впрочем, это больше походило на бегство.       Самый главный вопрос, который теперь мучил: чего Тэхён так испугался — непредсказуемого развития ситуации или своей собственной реакции? Он же без лишних вопросов и скользких шуточек ответил на скромную просьбу Чонгука — просто ещё раз подул на рану.       Но в тот момент перед омегой стоял не малолетний ребёнок, а полуобнажённый восемнадцатилетний альфа, закалённый в драках, между прочим. Да ему ничего не стоило чуток потерпеть эту экзекуцию.       Тэхён наверняка услышал легкую хрипотцу в голосе, выдающую сильное волнение. И не только его. Но ведь не отказал, его сущность тоже не воспротивилась. Чонгук это сразу почувствовал. Сейчас, натягивая на тело футболку своего спасителя, он вспоминал те секунды, когда омега охлаждал своим дыханием горящую кожу. Альфа в это время беззастенчиво наслаждался.       Так что же всё-таки происходило между ними, между их сущностями вот уже много часов подряд, начиная с самой первой встречи во дворе дома?       Как правильно это назвать, чтобы не ошибиться?       Внутренний зверь Чонгука скулил тягуче, волновался, царапая возле сердца, снова желая телесного контакта. Господи, да ему достаточно и зрительного, чтобы глаза в глаза, в которых можно увидеть многое. Лишь бы только находиться рядом. Лишь бы Тэхён не отталкивал, ведь его омега, похоже, тоже совсем не против познакомиться поближе.       Ещё хотелось снова окунуться в едва заметный, скорее всего из-за принимаемых подавителей, но такой фантастически притягательный чужой аромат. Почему он так странно действует? Когда альфа его впервые вдохнул, то сразу почувствовал необыкновенное спокойствие и восторг.       Так пахнет любимый дом.       Теперь, несколько часов спустя, чужой запах почему-то начал будоражить. Чонгуку только показалось или аромат на самом деле стал чуть-чуть слаще? Кажется, взрослый омега, сам того не подозревая, незаметно пробуждал дремавшую до сих пор природу неискушённого альфы.       Появилось вполне определённое желание. Тайное, смущающее. Только непонятно, что с ним делать. Сейчас важно избегать опрометчивых действий и случайных ошибок, чтобы не оборвать тонкую доверительную связь, что протянулась между ними. Иначе слишком трудно будет смириться с ещё одной потерей в жизни.       К тому же, для начала хотелось показать себя настоящим альфой, умеющим зарабатывать деньги для семьи. У него же когда-нибудь появится своя семья, верно? Нужно обязательно поступить в колледж, об университете пока лучше не думать — это слишком далёкая перспектива. Главное, необходимо как можно скорее устроиться на официальную работу.       Но как всё это сделать, черт побери, если Чонгук не имеет даже адреса проживания?       Какой-то порочный замкнутый круг…       Продолжая размышлять на ходу и глядя только на свои ноги в тёмно-синих, непривычно мягких тапочках, Чонгук сделал шаг за порог ванной. И столкнулся с выходившим оттуда Тэхёном.       — Осторожнее, мечтатель! Опять летаешь в своих фантазиях, что ничего не видишь вокруг? — омега схватил его за плечи слегка влажными руками, чтобы остановить.       — Почему фантазии? Я думал о своём будущем, — Чонгук гордо вскинул подбородок, но уже через секунду сник. — Пришёл к неутешительному выводу, что выбора у меня, в общем-то, нет. Зато есть огромная куча проблем, которые я должен постараться как-то решить.       — А вот это уже интересно. Мне нравится такой основательный подход к жизни. Поделишься своими планами? — продолжая удерживать в своих руках Чонгука, Тэхён крутанулся вместе с ним, будто вальсируя в паре. Изящно поменяв их местами, сам оказался у двери, а его подтолкнул к раковине.       — Может быть, но точно не сейчас, — пожал плечами альфа, старательно намыливая руки. — Пока всё очень туманно.       — Ловлю на слове.       Чонгук смотрел вслед удаляющемуся в сторону кухни Тэхёну и не мог оторвать восхищённого взгляда от его крепкой фигуры, от уверенной лёгкой походки. Очень необычный омега. Это чертовски привлекало.       Как запретный плод в раю — чистое искушение.       Через пару минут оба уже сидели за столом напротив друг друга, с удовольствием наворачивали вкуснейший рамён, который оставался достаточно горячим. По очереди рассказывали что-то о себе, стараясь познакомиться ближе. Они ведь друг о друге почти ничего не знали, а очень хотелось, честно говоря.       Оба с удовольствием вспоминали озорное детство, прожитое в родительской любви и заботе. Правда, Тэхён провёл своё в престижном центре Сеула, а Чонгук — на его окраине, в самом простом районе с малоэтажными старыми домами. Тем не менее, детские годы обоих точно было счастливым и во многом схожими.       Разговоры иногда прерывались громким хохотом, когда невозможно было удержаться. Чаще тихо посмеивались над курьёзными случаями из своей жизни, наперебой рассказывая их один за другим, а тех оказалось предостаточно. Ярких впечатлений было так много, что хватит ещё надолго.       Зато в период юности, как выяснилось, образ жизни обоих уже кардинально отличался. Тэхён по-прежнему жил в достатке и любви, считая это просто данностью. Чонгук же волей судьбы оказался одиноким и провёл несколько лет вне стен родного дома. Но тем не менее, упоминая тот очень непростой период, даже в нём сумел найти хорошие и смешные моменты.       Заметив, что лицо Чонгука внезапно поменялось, между насупленных бровей появились глубокие складки, а лицо будто окаменело, Тэхён поинтересовался:       — О чём на этот раз задумался, Гук-а?       — Да о своей жизни, о чём же ещё. Вспомнились не очень приятные моменты. Я разного нахлебался, когда меня выкинули, как надоевшего щенка, на улицу — во взрослую самостоятельную жизнь. Вот только никто не предупредил, что ничего хорошего меня в ней не ожидает, — он опустил глаза, со вздохом продолжив. — Сложности начались сразу же, но я старался выживать всеми возможными способами.       — Подрабатывал?       — Да, если получалось, конечно, — Чонгук слегка пожал плечами.       — Тебя никогда не обманывали, всегда честно расплачивались? Ты мне недавно напомнил о том, что люди бывают разные и неизвестно, с хорошим человеком встретишься или жуликом, — задавая этот вопрос, Тэхён уже и сам знал на него ответ: наверняка, не всё бывало просто и гладко.       — Всякое случалось. Чаще всего после работы давали какую-нибудь еду, реже — немного денег. Но иногда и нагло прогоняли, не заплатив ни воны, а чтобы не «качал права», угрожали вызвать полицию.       — Вряд ли, конечно, они бы это сделали, — как-то не слишком уверенно протянул Тэхён, представляя мрачную картину ареста.       — Ты серьёзно думаешь, что мне стоило рискнуть и проверить? Ну уж нет. Играть собственной жизнью как-то не хотелось. Одного привода в отделение полиции хватило бы, чтобы попасть со своими данными в их картотеку. Тогда меня начали бы цеплять по любому поводу и без. Получилось так, что последние два дня оказались самыми неудачными: в ближайших лавках и мелких магазинчиках никакой работы для меня не нашлось. Я почти ничего не ел.       — И никто не дал тебе хоть какой-нибудь еды?       — Из жалости мне один раз дали кусок хлеба и воду, а после этого попросили уйти, чтобы не отпугивал покупателей. Вчера я зашёл в очередной магазин и, уже ничего не спрашивая, просто тупо встал перед витриной. Просто дышал запахом еды и со слюной во рту, будто сумасшедший, глазел на сдобные булки с пирожными. Я этот запах ел, представляешь? Продавец заметил, сразу подсуетился. Предложил «отработать» еду.       — Как обычно, разгрузить машину с товаром, перетаскать коробки или со шваброй по залу побегать? — Тэхён даже представил его за этими простыми занятиями.       — А вот и не угадал, хён, — горько хмыкнул Чонгук. — Обычно так я и зарабатывал на еду, но этот гад предложил... ми… — он споткнулся на этом слове, не желая произносить его вслух, и нервно дёрнул щекой. — В общем, не так, как обычно. Сначала я опешил, думал, что ослышался. А он со слащавой улыбочкой, сволочь, повторил предложение. Для меня это было какой-то абсолютной дичью.       — Чонгук, не надо…       — Нет, Тэхён, теперь уж ты дослушай всё до конца, — он заговорил громко и напористо. Сжал кулаки так, что ногти впились в ладони, а на костяшках натянулась и бумажным листом побелела тонкая сухая кожа. — За удовольствие он пообещал расплатиться булкой с джемом и стаканом горячего чая! — голос Чонгука сорвался на фальцет. Его колотило от смрадной волны воспоминаний.       Тэхён потрясённо смотрел на него, впервые сталкиваясь с такими жестокими реалиями. Это была отвратительная изнанка жизни, в которой оказался парнишка, что сидел напротив и пытался отдышаться, отплеваться от этой грязи.       Чонгук поднял на него покрасневшие глаза.       — Мне стало противно от одной только мысли… Естественно, я отказался и уже развернулся, чтобы уйти, вот только мужик вцепился в меня, как майский клещ, и попытался утащить в сторону подсобки. Я царапался и кусался, как одичавший пёс, отбивался руками и ногами, как только мог! До сих пор не понимаю, откуда только силы-то взялись, но мне всё-таки удалось вывернуться из его хватки. Вот только воротник на моей куртке он, сука, всё-таки надорвал, когда пытался удержать, — Чонгука уже била крупная дрожь. Он обнимал себя руками, стараясь её унять. — Но я всё равно смог от него уйти… Я смог…       — Господи, что же это за нелюдь такая… Пацана за булку с чаем… — едва слышно проговорил Тэхён. — Сколько же всего тебе пришлось пережить за восемнадцать лет?       — Много чего, уж поверь. Знаешь, я лучше буду рыться в помойках или вообще сдохну от голода, но так унижаться, продавая себя, никогда не стану! — Чонгук резко взмахнул рукой, тяжело ударив раскрытой ладонью по стене, а потом горько ухмыльнулся. — Ты думаешь, он один такой похотливый? Я очень сильно в этом сомневаюсь. Да, я видел тех, кто просто пожирал меня глазами, но всё-таки не позволял себе ничего лишнего. Были и те, кто пытался исподтишка схватить пятернёй за задницу, пока мои руки были заняты коробками или ящиками. Но вот с таким конкретным предложением столкнулся в первый раз. И общаться с такими хомо цапус я больше не хочу, понимаешь?       — Удивительно, но ведь тебя не сломала даже бездомная жизнь. Ты очень сильный человек, Чонгук, — в глазах Тэхёна были не только сочувствие, понимание и уважение — он по-настоящему восхищался характером альфы.       — Да, я — нищий, грязный и голодный, блять, но гордый! Ведь даже у таких, как я, тоже есть чувство собственного достоинства, — лицо стало серьёзным. Он словно повзрослел сразу на несколько лет. Жизнь добавила.       А после выдал он фразу, которая поразила Тэхёна снайперским попаданием в самую суть. Ведь сказать точнее, чем это сделал Чонгук, было просто невозможно:       — От грязи тело всегда можно отмыть, а вот очистить от неё душу и совесть, как ни старайся, вряд ли получится.       Своим острым монологом Чонгук поставил окончательную точку на финальной странице своего неприкаянного прошлого. Забыть его невозможно, но и возврата к нему больше не будет, в этом он был уверен.       Вот только что же делать дальше? Сейчас он оказался на распутье собственной жизни и должен был сделать выбор, от которого зависело его будущее. Главное, не совершить ошибку, от которой никто не застрахован. Ну что же…       От неприглядной и по-сиротски одинокой дороги, ведущей в глухой тупик, Чонгук уже отвернулся. Впереди были и другие пути, но насколько они будут ему доступны, оправдают ли ожидания? Ведь они могут как помочь подняться в социуме, так и подтолкнуть к самому краю пропасти.       Его сила характера и стойкость безмерно удивляли Тэхёна, определённо вызывали уважение. Казалось, что такому взгляду на жизненные проблемы и оптимизму альфы можно было бы позавидовать. Только вот сам собой возникал риторический вопрос: а чего ему это стоило? Как Чонгук выносил все тяготы такой жизни, как выдержал и не озлобился, не очерствел? Ответ, кажется, не знал даже сам альфа.       Он просто жил.

***

      Рамён ели молча, вместе с ним пережёвывали неприятные воспоминания и постепенно успокаивались. Когда очередь дошла до обжаренных полосок мяса с тонкой прослойкой жирка, после первого же кусочка Чонгук закатил глаза от удовольствия. Он принялся нахваливать кулинарные способности Тэхёна, на что тот лишь отмахивался, искренне радуясь чужому аппетиту.       Кухня снова наполнилась их голосами. На этот раз Чонгук с гордостью рассказывал о своих хороших привычках и очень неохотно — о плохих, которые, конечно же, тоже были, но он надеялся со временем их побороть. Они вместе посмеивались над забавными случаями, вместе переживали кусочки жизни каждого, сочувствовали, радовались.       Всё — вместе.       Они понимали, что скрывать некоторые черты характера не стоит и лучше предупредить о них сразу же, чтобы потом это не стало неприятным сюрпризом. Ведь не зря говорят, что привычка — это вторая натура. И сколько ни старайся спрятать её поглубже, но рано или поздно она всё равно проявится.       Поэтому Тэхён так же откровенно делился и своими привычками тоже, иногда подтрунивая над самим собой, абсолютно не смущался. Всё это казалось естественным. Хотя, парочку особенных нюансов своего поведения в определённых условиях он всё-таки утаил, но только лишь потому, что они были… интимного характера. В общем, Чонгуку о них совершенно точно не нужно было знать.       Это — личное и к их общению никакого отношения не имело.       Вот так, за тёплой домашней беседой, Тэхён с Чонгуком всё теснее знакомились, узнавая много нового друг о друге, не боялись открывать свои недостатки. В конце концов, абсолютно идеальных людей попросту не существует, вряд ли с этим утверждением здравомыслящий человек будет спорить.       Конечно, их первая, достаточно откровенная беседа была только началом.       Началом чего?       Простого человеческого общения, которого обоим, как оказалось, так не хватало. Но пока это была лишь вершина огромного и местами не просто острого, но и опасного своей непредсказуемостью айсберга, название которому «Знакомство».       Хотелось бы верить, что у них будет достаточно времени для его неторопливого покорения. Просто нужно выбирать самые надёжные точки опоры, чтобы вместе, в одной связке пройти трудные этапы, чтобы не сорваться в тёмные воды недомолвок и недопонимания.       На данном этапе им было необходимо то единственное, что способно успокоить две мятущиеся души и хоть немного подлатать два раненых сердца.       Доверие.       Наблюдая со стороны за их неспешной беседой, можно было подумать, что это обычная встреча двух давних друзей, которые совершенно позабыли и о десятилетней разнице в возрасте, и о совершенно разном социальном статусе.       Потому что здесь и сейчас, в этой холостяцкой квартире, они вдвоём создавали свой новый мир, вот так запросто болтая во время обеда, а после и за чашкой чая, с улыбкой глядя в сияющие жизнью глаза напротив. Их внутренние альфа и омега тоже довольно притихли, ведь с первых минут встречи потянулись навстречу.       Удивительно, как Чонгуку и Тэхёну было по-настоящему хорошо, уютно находиться вот так рядом. А возможно ли стать близкими друзьями через несколько часов после довольно странного уличного знакомства? Вполне. Ведь в жизни каждого внезапно появился тот самый человек, за которого хотелось переживать.       И помогать, и исцелять, и оберегать, и защищать.       Вот только все эти желания не очень-то походили на простое сочувствие. Потому что у одного из них уже точно появился свой особый интерес, странно волнующий, слишком приятный.       А второй… Тэхён пока ещё не совсем понимал, чего же именно хотел получить в результате живого тесного общения.       Они оба превратились в персональные солнца с живительными лучами. Ненавязчиво и неторопливо отогревая друг друга, плавили холодный лёд, что когда-то сковал всё внутри. Каждый из них ощущал, как постепенно разливалось необыкновенное тепло в груди.       В том самом сокровенном месте, где находилось сердце и пряталась душа.       Это происходило впервые за десятки долгих равнодушных месяцев, после тысяч безликих дней и сотен тысяч одиноких минут, прожитых без любви…