Ghost and his Shadow

      Амелия уснула на нем, как на подушке. Сначала они вчетвером просто сидели в гостиной у огня, попивая чай, разговаривая обо всем подряд. Прайс, привыкшая к теплу в Мексике, куталась в плед и натягивала его повыше к ушам, пока ее не начало клонить в сон. Какое-то время она боролась с этим, но моргала все медленнее, ее взгляд затуманивался, а потом подбородок безвольно упал на грудь. Заметив это, Газ и Джон приглушили свои голоса, перейдя почти на шепот, а Гоуст все так же продолжил читать книгу, которую позаимствовал из библиотеки на чердаке… пока Амелия не заворочалась, и не завалилась под бок к Саймону, полулежавшемо на диване с ней. Тот замер в удивлении и оцепенении, медленно опустив взгляд на девушку, что щекой прижалась к его животу. Но, видимо, так ей было не слишком удобно, потому что она заворочалась, закрутилась, бормоча что-то, словно стараясь устроиться, чтобы потом свернуться клубочком почти у Гоуста на коленях, носом зарывшись в его толстовку, согретую теплом тела. И все. Уснула, засопев, как котенок. А Саймон смотрел на нее, чувствуя легкую тяжесть на своих бедрах, и боялся даже шелохнуться. Обычно она засыпала на Газе или просто где-то неподалеку, а тут… У него руки сводило от желания подцепить кончиками пальцев хлипкую резинку, что сдерживала ее длинные волосы, и расчесать их. Коснуться брови, рассеченной небольшим шрамом, провести вниз, к яблоку щеки, к чуть приоткрытым во сне губам…       Оторвав руку от спинки дивана, он медленно потянулся вниз, но вовремя остановил себя и сменил траекторию движения, чтобы поправить плед, чуть сползший с ее расслабленного плеча. Его маленькая тень, не нуждавшаяся в защите, но сон которой он все равно собирался стеречь. Его маленькая…       Джон скосил глаза на Газа, который наблюдал за происходящим с кривой улыбкой, уже далеко не первый раз видя такой взгляд Гоуста. Теплый, тягучий и обволакивающий, словно карамель, и нежный. И обращен он всегда был именно к Амелии. Когда она изредка, но звонко смеялась, когда засыпала в уголке дивана, когда курила и смотрела на звезды, кутаясь в «чью-то» куртку. Прайс же смотрел на все происходящее и… чувствовал, будто оказался в тех временах, когда его младшей сестре исполнилось шестнадцать и все парни в школе заметили, что она красивая, начав подбивать к ней клинья. Тогда он каждый раз, когда был в стране, забирал Амелию из школы в своей военной форме. Помогало плохо. А потом она поступила в академию, пошла в армию и помогать вообще почти перестало. Теперь же Гоуст, которого едва ли вообще хоть что-то в этом мире могло напугать, смотрел на младшую сестру Прайса так, будто она была ангелом, сошедшим с небес, и бомбой замедленного действия без таймера одновременно. И, что ж, вероятно, так оно и было. — Давай я отнесу ее наверх.       Отставив почти пустую бутылку пива, Джон уже поднялся было на ноги, чтобы взять Амелию на руки, но Гоуст только качнул головой, едва сдвинув свое тело так, чтобы девушке было удобнее. Свободную руку он снова положил на спинку дивана, а другая так же осталась занята потрепанной книгой с тонкими желтыми страницами, больше походившими на газету. — Пусть спит, — едва громче шепота, чтобы не разбудить вибрацией в грудной клетке, сказал Саймон.       Прайс перевел взгляд на разве что не обнимавшую Гоуста сестру, что свернулась в тепле, как маленький зверек. Только макушка с растрепанным едва держащимся пучком и была видна.       Джон не был удивлен, услышав это. Не был удивлен, что, когда они с Газом пошли наверх по своим комната, Райли все так же сидел на диване с книгой и Амелией на коленях. Чему он был удивлен — когда увидел все ту же картину утром. Почти. Только Гоуст тоже уснул где-то посреди ночи и теперь почти лежал, обеими руками обнимая и удерживая девушку практически полностью на себе, не давая свалиться с дивана. И Амелия, видимо, ни разу не проснулась, потому что спокойно лежала на Саймоне, закутанная все в тот же плед, и чуть сопела.       Качнув головой, Джон прошел мимо, в сторону кухни, чтобы поставить кофе. Его «любимый лейтенант», как Райли когда-то назвала Амелия, был критически неумел в общении с людьми, когда дело доходило до чего-то большего, чем просто выполнение рабочих обязанностей, а сестра в свою очередь, слепая, как крот. Уже больше десяти лет окруженная в основном одними только мужчинами, которые нередко подкатывали к ней, чтобы чаще всего получить развлечение на одну ночь, а не что-то серьезное, Прайс была абсолютна не восприимчива ко всему: намекам, ухаживаниям, любым жестам внимания, какие только можно было придумать. Любому идиоту уже было очевидно, что Гоуст испытывал не просто легкую симпатию к девушке и уже давно, но это так ни к чему и не приводило. Изначально Джон хотел поговорить с товарищем и пресечь это на корню, пока не начались проблемы, но… шли месяцы, а Саймон не делал абсолютно ничего, чтобы изменить их с Амелией отношения. Он просто заботился о ней, просто присматривал, просто был неподалеку. Райли никогда не переходил границы, а младшей Прайс неизменно было спокойно и мирно рядом с ним. Чего только стоил факт того, что она уснула рядом с ним так крепко, что все еще ни разу не проснулась за всю ночь.       Почувствовав что-то движущееся на себе, Гоуст резко вынырнул из сна, распахнув глаза и… хорошо, что было светло, а он сам уже привык к осознанию того, что каждое утро просыпался в доме Прайсов, иначе сбросил бы Амелию с себя и, вероятно, прижал к полу, взяв в захват, а так лишь чуть дернулся, словно по телу пустили легкий импульс тока. Сонно девушка заворочалась, поморщила нос, а потом резко отпрянула. Если бы он не удержал ее руками, которыми обнимал до этого, точно свалилась бы с дивана. Несколько секунд она испуганно смотрела на него своими серыми глазами, только проснувшись, а потом оторопело осмотрела то положение, в котором они оказались. — Прости, — Амелия села, сонно потирая лицо ладонью, стараясь взбодриться. — Я уснула на тебе? — Нет. Уснула ты сидя. На меня ты завалилась потом. — Почему не разбудил? — буркнула она, а потом неловко отстранилась, начав потягиваться, хрустя позвонками, затекшими во сне, стараясь смотреть куда угодно, но не на него. — Боже, сколько раз обещала себе не засыпать на этом диване… — разве что не заскулила девушка, соскользнув с дивана, чтобы потом поплестись на кухню, откуда слышны были признаки жизни. — Лучше бы, чтобы у вас там был кофе, потому что в противном случае я буду пить вашу кровь! — выкрикнула она, все так же кутаясь в плед.       Саймон медленно выдохнул, опустив взгляд на то место, где до этого всю ночь проспала Амелия. На его темной толстовке все еще осталось ее тепло, несколько длинных каштановых волосков и, наверное, запах. Он помнил, как ночью его клонило в сон, но при этом не хотелось двигаться, тревожить девушку и лишаться ее тепла. Поэтому он поддался своей маленькой прихоти и не отнес свою маленькую тень наверх. А теперь…       Уловив ход собственных мыслей, лейтенант выругался себе под нос, а потом, резко встав, пошел в сторону выхода, крикнув Прайсам, что хочет проветриться и возьмет машину капитана. Из кухни донесся разрешающий бубнеж Джона, который Саймон едва услышал, уже обуваясь, засовывая в карман джинс кошелек и идя на улицу, сжимая в кулаке ключи. Оказавшись за рулем, он сорвался с места, стоило двигателю зарычать ровным гулом, на ходу открывая окно и свободной рукой срывая с головы балаклаву, чтобы вдохнуть холодный сырой воздух. Выравнять дыхание; взять под контроль сердцебиение; сконцентрировать все внимание на одном конкретном объекте; вслушаться в монотонный звук двигателя; повторить глупую детскую считалочку, которую так любил его брат. Снова и снова, замедляя собственные мысли, пока не останется только дорога перед ним.       Райли было тошно от самого себя. От осознания того, что на секунду, а может быть даже на минуту в его голове появилось желание. Получить взаимность, прикоснуться к ее лицу потянуться к губам, снова прижать к себе… Он обещал себе ничего не делать. Обещал себе оставаться в стороне, присматривать и помогать, когда Амелия нуждалась в нем, но чем дольше он оставался рядом, тем бесконтрольнее были его мысли. Ему казалось, будто он пользовался ситуацией, расположением и доверием Амелии самым отвратительным образом. Его нельзя было назвать высокоморальным человеком, вовсе нет, но после того, что пережила его маленькая тень… Да даже то, что про себя он называл ее подобным образом! Какое право он имел? Как мог… Со всей силы Саймон ударил рукой по рулю, чувствуя клокочущую ярость в груди. Он бил снов и снова, пока не съехал на обочину, не дернул ручник и не заглушил мотор. Сложив руки на руле, он уперся в них лбом, осознавая одну простую истину — нужно было срочно что-то менять.       Он вернулся только к полудню, приведя свои мысли в подобие порядка. На улице Джон колол дрова, чтобы снова развести огонь в камине вечером, но, заметив приезд Гоуста, капитан остановился. Вонзив топор в большой пень, он снял перчатки и пошел навстречу Райли, что только вышел из машины. Кем Прайс точно не был — так это дураком, а поведение Саймона… мягко говоря отличалось от его обычного. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, а потом, усмехнувшись, Джон кивнул ему в сторону поля, приглашая, и первым пошел вперед неспешным прогулочным шагом. Это был не приказ, Гоуст мог проигнорировать это и просто уйти в дом, но… кажется, он дошел до того момента, когда попросту не мог справиться со всем самостоятельно. А в мире было только два человека, к которым он позволил бы себе сейчас прийти с открытой душой — старший Прайс и МакТавиш.       Вместе они шли по подтаявшему снегу в тишине, чуть хлюпая ботинками, глядя прямо перед собой и спрятав руки в теплые карманы курток. Джон не торопил, не давил и не требовал говорить, в какой-то момент достав и закурив сигару, позволяя Саймону взять столько времени, сколько тому было необходимо. И, как бы Райли не старался, он не мог понять, с чего начать и как подойти к этому разговору, пока наконец… — Ты знаешь. — Знаю, — согласился Прайс. — Но она не знает. — Да, вероятно, даже не догадывается. — И ты не хочешь свернуть мне шею? — Была такая мысль, но мне кажется, мы уже не в школе, чтобы заниматься подобным, — пожал плечами Джон, сбив пепел с кончика сигары. — Мы все взрослые люди. Почему не расскажешь ей? — остановившись, мужчина прямо посмотрел Райли в лицо, пусть то и было скрыто балаклавой. — А смысл? — усмехнулся тот. — Она заслуживает самого лучшего. Не меня. — Смысл… — Прайс весело улыбнулся, покачав головой. — Саймон, мы говорим не о логике. Чувства ей не поддаются. Я видел, как ты смотришь на нее. Видел, как даже во сне ты прижимал ее к себе, как самое дорогое. Говоришь, что она заслуживает самого лучшего? А не думал, что это лучшее для нее ты? — Ты знаешь, я плохой человек, — качнул головой Гоуст, глянув в сторону дома, что был уже далеко. — Это ты так думаешь. Не решай за нее. — Пытаешься свести меня со своей сестрой? — не удержался от резкости Райли. — Так себе из тебя старший брат. — Не пытаюсь я никого ни с кем свести, — улыбнулся Джон, ничуть не обидевшись. — Ты же сейчас оградиться от нее планируешь, я прав? — Саймон хмыкнул, подтверждая предположение. — Вот и все. Ами даже не поймет, что произошло. И выяснять не станет, боясь сделать хуже, а просто будет винить себя. И тоже начнет отдаляться из-за этого. С Газом такое не обсудишь, а к тебе пойти будет нельзя. Поэтому она останется одна, а потом сделает какую-нибудь глупость. — А с тобой? У нее всегда есть ты. — После того, что случилось пять лет назад с Брукстоуном, — Прайс прищелкнул языком, поморщившись, — Ами стала меня беречь, если так можно сказать. Глупая. Поговори с ней. Ты дорог ей. И, думаю, в куда большей степени, чем тебе кажется. — Она не видит во мне мужчину, Джон, — покачал головой Райли, чувствуя боль от собственных слов. — Друга, брата, товарища — кого угодно, но не мужчину. — Это она тебе сказала? Или ты додумал? — капитан позабавленно склонил голову к плечу, а потом тихо рассмеялся. — Брось, Саймон. Что самое страшное может произойти? Даже неловкости не будет. Если бы ей было неудобно рядом с каждым, кто к ней подкатывал, она бы из армии еще в двадцать лет ушла. — Я не хочу подкатывать к ней. Я хочу обнимать ее и не отпускать, — Саймон снова посмотрел на друга, чувствуя, как невидимая рука сжимает горло. — Я обещал себе, что буду просто присматривать за ней, буду рядом, чтобы прийти на помощь, когда и если понадоблюсь, но… Мне мало этого. Я хочу ее. — Тогда иди и скажи ей об этом. Сделай что-то, а не мучай себя. Дай Амелии самой решать. Потому что уж чего моя сестра точно тебе никогда не простит — что ты решил за нее. — Я решил для себя с самого начала. — Знаешь в чем твоя проблема? Ты говоришь как Гоуст, когда чувствуешь, как Саймон, — Джон посмотрел на свою сигару, а потом бросил ее на землю, затаптывая ботинком. — Хочешь правду? — Райли чуть склонил голову к плечу в немой просьбе продолжать. — Ты так давно носишь эту балаклаву, что забываешь, что твое сердце — это не только жизненно важная мышца, гоняющая кровь. Мы с тобой хоть до заката можем стоять здесь и спорить, но пока ты сам с собой не решишь этот конфликт, с мертвой точки ты не сдвинешься. Просто реши кем ты хочешь с ней быть. Лейтенантом Гоустом или Саймоном.       На очередные спор с самим собой у Саймона ушло еще два дня. И даже факт того, что в скором времени их увольнительная закончится не помогал. Он попросту не знал как это делать. Даже те отношения что были у него раньше… он не боялся что-то испортить и сломать, считая, что, «значит просто не вышло». Его жизнь от этого не менялась. Это было не так важно. Но Амелия… То, что было между ними сейчас, он потерять попросту не мог. Не хотел покалечить или сделать хуже. Но, и старший Прайс был прав. Решать за нее Саймон не мог. Их было двое. Поэтому, поняв, что это не могло быть самым страшным в его жизни, спустя два дня старательного размышлений над стратегией, Гоуст оставил свою балаклаву в спальне и отправился на чердак, где Амелия решила провести ни то уборку, ни то ревизию, ни то просто спрятаться ото всех с пледом и термосом.       Поднявшись наверх по скрипучей лестнице, Райли прислушался, стараясь понять, в какой стороне вообще искать девушку. Откуда-то справа доносились копошения и бормотания, а потом раздался нестройный стук, видимо, упавших книг, за которым последовала несравнимая брань разъяренной поливой мыши. Да, его маленькая тень определенно была в той стороне и безуспешно пыталась справиться, вероятно, с перестановкой. Стараясь издавать как можно меньше шума, Саймон покрался в нужном направлении, чтобы потом увидеть наиочаровательнейшую картину. Соорудив из книг что-то наподобие башенки и встав сверху, Амелия старалась добраться до верха шкафа, на котором была еще одна гора ни то папок, ни то фотоальбомов, кончиками пальцев задевая корешки, в попытках сбросить их на пол. Видимо, предыдущий грохот был именно из-за последней упавшей стопки. До следующей Прайс достать пока что не могла — слишком глубоко они были задвинуты. Она вставала на мысочки, балансируя, пара прядей лезли в лицо, но это никак не помогало. Наконец ей это надоело, и Амелия подпрыгнула, одним махом скидывая все. Только вот из-за «удара» по альбомам и попкам, траектория ее приземления изменилась. Одна нога девушки промазала мимо книг-подставок, Прайс начала терять равновесие и… Гоуст был на полпути к ней, чтобы попытаться подхватить, когда, по сути упав, Амелия смягчила свое поражение, сделав перекат и бойко вскочив на ноги, отряхивая ладони от пыли. — Ты могла просто попросить помощи. — Срань господня! — девушка взвизгнула, подпрыгнув от неожиданности, резко повернувшись на голос. — Гоуст, боже…       Слова застряли в ее горле, когда она увидела его. В футболке, джинсах и носках. Без маски на лице. Впервые с момента их встречи, знакомства и вообще за все это время, хотя в Мексике они жили в одной казарме. На нее смотрели внимательные теплые карие глаза на светлом лице с ухоженной щетиной, а на высокий лоб спадали пряди чистых русых волос. Выраженные черты лица, нос с небольшой горбинкой, шрам на правом виске, почти белые ресницы, к которым она так привыкла… Это был Саймон Райли. Не Гоуст. Просто мужчина, уголки губ которого были едва заметно приподняты в чем-то мягком и теплом, как чай с имбирем, медом и лимоном. И лейтенант с ноткой самодовольства наблюдал за тем, как жадно она всматривалась в его лицо, словно стараясь запомнить навсегда. — Я не хотел напугать, — отгоняя наваждение и вырывая ее из мыслей, сказал он. — Ты бы еще «бу» крикнул прямо у меня над ухом, — весело фыркнула Амелия, с легкостью оправившись от испуга и решив не акцентировать внимание на том, что Саймон снял свою балаклаву. Возможно, он почувствовал себя достаточно комфортно в их доме. А, может быть, просто стало жарко. Это было его решение, совершенно ее не касавшееся. — Ты чего тут? — Поговорить хотел. Найдется минутка? — В твоем полном распоряжении, но, учти, я собираюсь продолжить разбирать этот бедлам, — открыв мутные стекла шкафа, Амелия начала перебирать ту свалку, что была внутри. — Мне нравится одна девушка, — решил не ходить вокруг да около сказал он, внимательно следя за реакцией. Стоило Прайс это услышать, как ее руки дрогнули, но она тут же передернула плечами, продолжив убираться, — но не думаю, что она видит во мне мужчину. — Бред, — буркнула Ами. — Ты себя видел? Поверь, если она не твоя близкая родственница и не идиотка, она видит в тебе мужчину. Это неизбежно.       Брови лейтенанта удивленно приподнялись, пусть Прайс, копавшаяся в полках, и не могла этого увидеть. Вот такого ответа он точно не ожидал. Значило ли это, что?.. — Просто прояви к ней хоть каплю внимания, и, уверена, она тут же повиснет у тебя на шее, — небрежно бросила Амелия, и Саймону искренне хотелось рассмеяться из-за того, насколько идиотской выходила ситуация. В его голове этот разговор не превращался в сюр с первых секунд. Улыбка сама собой изогнула его губы еще больше. — Проявлял. Как мне сказали, она в этом вопросе слепая, как новорожденный котенок. — Тогда скажи ей прямо, — Амелия раздраженно швырнула несколько книг с полок прямо на пол. — Чего ты как десятиклассник перед школьными танцами? — Ха, вот как… — запретив себе даже думать о том, чтобы уйти, Саймон оттолкнулся от книжного шкафа, к которому прислонился и медленно пошел вперед. — И вообще. Лучше бы ты с такими вопросами к Джонни пошел, — еще пара книг, которые только чудом не превратились в труху, полетели на пол вместе со старыми журналами по вязанию. — Я уж точно не тот человек, кто… — Ты мне нравишься, Ами, — горячее дыхание обожгло раковину ее уха, заставив остолбенеть и замереть на месте. — Очень сильно и давно, — большая ладонь легла на талию девушки и медленно повернула, чтобы она увидела блестящие карие глаза с золотыми взволнованными крапинками прямо напротив. — Так достаточно прямо?       Прайс в его руках, кажется, даже не дышала. Она замерла, как ослепленный совенок в свете фар, так же удивленно распахнув глаза в чистом и неподдельном удивлении, а Саймону казалось, что его бешено колотящееся сердце вот-вот разорвется в груди. Он знал, что уже все давно поняли, какую далеко не дружескую симпатию он испытывал к своей маленькой тени, но не сама Амелия. Как и сказал Джон, она была слепа к подобным вещам, что упрощало и усложняло ситуацию одновременно. И теперь они стояли совсем близко на этом старом пыльном чердаке, глядя друг на друга, не произнося ни слова. Секунды утекали сквозь пальцы, но Прайс молчала, глядя на него, будто впервые увидевший снег ребенок. Несколько раз она приоткрывала губы, словно хотела сказать что-то, но каждый раз заглатывала слова обратно, не позволяя им вырваться. — Я нравлюсь тебе? — наконец едва слышно переспросила она. — Да.       Она хотела было сказать: «но ты мне нет» — но не смогла. Потому что это было бы ложью. Саймон был ей приятен. Он был ее тихой гаванью и безопасностью. Человеком, которого она первым проверяла после каждого задания, тем, кого первым искала в комнате, в чьем тихом присутствии нуждалась, как в кислороде.       Невольно она вспомнила, как он помогал ей подготовиться к той треклятой миссии в Мексике; как его сердце билось в ее ладони; как они замерли, глядя друг другу в глаза так же, как сейчас, дыша одним воздухом; как ее тело реагировало на похвалу, что срывалась с его губ. Саймон всегда выделял ее среди остальных. Всегда и правда был внимателен к ней. Всегда был рядом. Всякий раз, когда она поднимала на него взгляд, он уже смотрел на нее. Прайс никогда не акцентировала на этом внимание, гнала от себя минутное желание, не позволяя себе то, что не подобало. Этому чувству не было места с их образом жизни и работой, и Саймон должен был так же прекрасно это понимать, но… Вот он, стоял перед ней и все равно говорил о своих чувствах, вероятно, трижды сломав себе позвоночник, чтобы просто прийти сюда с этой темой.       «Ты мне нравишься»… Это многое объясняло. То, как он хотел изменить план той миссии, как вступился за нее после, хотя не должен был, как остался у ее кровати после ранения, а потом пропал, как все время оказывался рядом, когда она нуждалась в нем… Как странно смотрел на нее утром, когда она проснулась на нем. Но Амелия попросту не знала, что ему ответить. — Я старалась не смотреть на тебя так, — выдохнула она, не позволяя себе спрятать взгляд или замять разговор. Им было не пятнадцать лет, чтобы вести себя так. — Я не могу сказать тебе ни «да», ни «нет». — Ты не должна. — Но ты все равно рассказал. — Должен был бы еще до Мексики. Не важно, что ты ответишь и ответишь ли вообще. Так или иначе я все равно останусь рядом, — его лицо, которое Амелия видела впервые стало таким мягким и нежным, что сердце Прайс защемило. — Почему сейчас? — Потому что я трус, — усмехнулся Райли, в уголках глаз которого появились маленькие улыбчивые морщинки. — Я все тянул и верил, что смогу, как и обещал себе, быть просто твоим призраком, оберегающим тебя со стороны, но когда ты проснулась на мне на диване… Я проснулся, держа тебя в руках у себя на груди и не хотел отпускать. Хотел, чтобы ты побыла рядом еще немного. Хотел просыпаться так каждое утро. С твоим запахом. С твои теплом. С тобой. — Тогда поцелуй меня. — Ты этого не хочешь. — Поцелуй меня.       Амелия упрямо нахмурилась, глядя на него снизу вверх, стиснув кулаки. Не то что бы она была категорически против. Не совсем не хотела, просто не так, как было бы верным. Но она хотела, чтобы Саймон поцеловал ее, чтобы понять. Чтобы почувствовать его, а не только услышать слова. Языки нередко врали, но тело не могло, даже если очень хотело. Она помнила, как на нее влияло близкое присутствие Райли рядом. Чувствовала внутреннее волнение сейчас. В ней были доверие и привязанность к нему, были чувства и ощущения, которым она не всегда могла дать определение, были притяжение и желания, которые она игнорировала, уверенная, что это ни к чему не приведет. У них было все, что могло быть нужным, но… словно не хватало чего-то. Ни то искры, ни то толчка, ни то…       Шершавая ладонь Саймона легла на ее щеку, а потом… теплые губы коснулись ее лба в крепком поцелуе. Сердце Амелии замерло, а потом ухнуло куда-то вниз. Колени стали слабыми, словно вот-вот подогнуться против воли хозяйки. Он… он только что… вместо того что бы поцеловать ее в губы, он… Сердце птичкой колибри забилось в груди, которую затопила всепоглощающая признательность и нежность к человеку напротив. К мужчине, в котором Амелии хотелось спрятаться, укрывшись его большими руками, и уснуть в тепле, ведь она знала, что он защитит ее и убережет. Заботливо и чутко, не забирая у нее ничего силой и не требуя больше того, что она могла ему дать, скорее даже меньше. Потому что уважал и дорожил, потому что заботился и был внимателен. Потому что пусть и хотел взаимности, но не требовал ее. Она едва могла в это поверить. Что он и правда ничего больше не сделает, а просто даст ей это знание, оставив право решить за ней, без каких бы то ни было сроков и требований. Он пересилил себя, чтобы рассказать ей о своих чувствах, а когда она… — Если захочешь продолжить этот разговор, просто дай мне знать, — шепнул ей Саймон, а потом снова, но в этот раз бегло, поцеловал Амелию в лоб, чтобы потом отстраниться с мягкой улыбкой на губах, выпустив из своих рук. — Давай я помогу тебе…       Прежде чем Райли смог договорить, женская рука легла ему на затылок и потянула вниз. Секунда, и их губы врезались друг в друга, тогда как Амелия крепко оплела его шею, удерживая рядом. Саймон пошатнулся от неожиданности и уперся руками в книжные полки за девушкой, чтобы не упасть и не придавить ее своим весом. В голове было совершенно пусто, а кровь свинцом застыла в венах. Все, что он чувствовал — мягкие губы Прайс, ее пальцы в волосах, теплая ладонь на шее и бешенный стук собственного сердца, которое кажется сходило с ума. Она целовала его и… это казалось совершенно неправильным. Как бы сильно ему этого ни хотелось, это было не верным. Не когда всего секунду назад Амелия удивленно смотрела на него, словно не могла поверить и принять. Не когда в ее взгляде не было искреннего желания. Саймон не хотел, чтобы она чувствовала себя должной или заставляла себя. Ни в коем случае. Он хотел быть рядом с ней, хотел прикасаться и целовать, обнимать и лелеять в своих руках, но не ценой ее собственного комфорта. Лучше он уйдет и никогда не вернется. — Ами… — он отстранился, поджав губы и зажмурив глаза, не позволяя ошибке длиться дольше. — Саймон, — маленькая ладонь бережно легла на его щеку, и Райли, как и всегда, не в силах сопротивляться, открыл глаза глядя прямо на нее. — Помнишь наш разговор с Джонни после первого задания? — он нахмурился стараясь вспомнить, но мозг плохо соображал, слишком сосредоточенный на ощущениях здесь и сейчас. — Я плохо верю словам. Действия для меня куда понятнее. Ты можешь дать мне это?       «Ох…» — сознание мужчины содрогнулось и застонало от осознания и сожаления, между бровей пролегла глубокая складка, а пальцы стиснули старое дерево полок. Конечно, очевидно… Как он не подумал об этом раньше? Амелия, пережившая предательство, плен, пытки и изнасилование от человека, который должен был стать ее мужем, плохо умела доверять и доверяться. Прошел целый год, и за это время их отношения так изменились, что он едва не забыл об этом. Сколько лжи она уже слышала? Даже после убийства Брукстоуна она обманывала саму себя, чтобы идти дальше. Амелии нужно было куда больше время, чтобы не просто признать свои чувства, если таковые были, но и просто понять их, позволить себе. «Поверь, если она не твоя близкая родственница и не идиотка, она видит в тебе мужчину. Это неизбежно… Я старалась не смотреть на тебя так.» — Оттолкни меня, если захочешь, — хрипло выдохнул он, глядя в серые, как грозовое небо, искрящиеся и подрагивающие от волнения глаза напротив. — Последнее, чего я хочу — чтобы ты терпела меня. — Не буду, — пообещала Прайс. — Ни тебя, ни кого бы то ни было другого.       Она бы не стала. Ни из признательности, ни из неловкости. Не она. Это ведь его бойкая маленькая тень. Поэтому, отпустив чуть не раздавленную пальцами полку, Саймон осторожно коснулся ее подбородка, приподнимая, а потом бережно поцеловал, вторую ладонь снова положив на изгиб талии, который хотел огладить, очертить и изучить руками еще с первого вечера в Мексике. Он был так нежен и осторожен, словно она была самой хрупкой статуэткой из хрусталя, и Амелия задохнулась, притягивая его ближе к себе, заставляя навалиться и прижать телом к шкафу, закрыть спиной от остального помещения и мира, окружить только самим собой и своим запахом. Неспешно их губы скользили друг напротив друга, изучая и пробуя на вкус. Как первая встреча глазами, как первое знакомство, как самые простые вопросы об имени и любимом цвете. Между ними разливалось медленное тягучее тепло, походившее на темный мед, который в лучах солнца переливался разными цветами от золотого до темного каштана.       Едва заметно Саймон надавил на ее подбородок, скорее просто прикоснулся, спрашивая разрешения, и Амелия податливо разомкнула губы, позволяя углубить поцелуй. Он ощущения жара ее рта и первого скольжения языков, мужчина несдержанно застонал, наваливаясь на Прайс сильнее, притянув еще плотнее к своей груди, ощущая каждый изгиб, возможно, слишком сильно надавив на поясницу. Но девушка не отстранилась и не оттолкнула, была податливой в его руках, тянулась к его губам, льнула все ближе перебирая чуть отросшие русые пряди на макушке. Амелия судорожно хватала воздух, когда могла, но не позволяла уйти ни ему, ни себе.       Ближе, ближе. Больше, больше. Его мысли горели огнем и растекались, как лава, опаляя все на своем пути. Такая маленькая в его руках, едва достававшая до подбородка и заставлявшая наклоняться, но все равно тянувшаяся к нему, удерживавшая за шею, словно боявшаяся, что Саймон отпустит и уйдет. Едва ли он теперь мог. Жадность заволокла все его сознание, а желание с каждым ударом распространялось все дальше по его телу. — Иди сюда, маленькая, — пробормотал Райли ей в губы, а потом, подхватив под бедра, оторвал от пола и поднял наверх. Амелия непроизвольно пискнула в его руках, хватаясь за широкие плечи и интуитивно оплетая талию ногами, заставляя губы мужчины растянуться в широкой улыбке. — Я держу тебя, — шепнул он, поцеловав венку на ее шее, губами чувствуя шальной пульс. В его джинсах было тесно, и Амелия не могла этого не чувствовать, но Гоусту было плевать. — Саймон, — позвала девушка, и колени мужчины от этого полувсхлипа полувздоха чуть не подкосились. Казалось, он мог умереть прямо здесь и сейчас с ней на руках. — Поцелуй меня еще раз.       Как он мог не подчиниться теперь? Как зависимый, попробовав однажды, он, вероятно, больше не сможет остановиться, пока Амелия разрешала, пока сама этого хотела. Саймон целовал ее снова и снова, удерживая навесу между собой и книжными полками, вылизывая ее горячий рот, смешивая их слюну и дразняще едва ощутимо прикусывая губы напротив своих. Он хотел преклоняться ей, изучить каждый сантиметр кожи, запах которой сейчас смешался с пылью чердака, прикасаться и повторять снова и снова, какая она удивительная. Все то, что до этого было сдержанно запретами и приказами самому себе, теперь выливалось наружу жгучим желанием, выворачивавшим суставы.       Саймон целовал ее, и Амелии казалось, что она плыла по золотой реке удовольствия, растекавшееся по ее телу, что плавилось в его руках. Требовательно и нежно, голодно и ласково, крепко и трепетно. Но одно было неизменно — то ощущение безопасности, что она испытывала рядом с ним. Каждое движение языка волновало, заставляя всхлипывать и задыхаться, от его рук на ее теле исходил жар, концентрировавшийся внизу ее живота, от чего она сдавливала коленями его бока, но не было ни дискомфорта, ни отвращения. Она хотела его. Хотела этого человека, заставлявшего ее чувствовать всепоглощающее ликование и желание. До сегодняшнего дня она старалась изо всех сил не смотреть на Саймона, как на мужчину, уверенная, что это не принесет ничего, кроме неловкости и запутанных чувств, но теперь… Все то, чего она избегала месяцами, накатывало на не волнами, заставляя снова и снова вспоминать все то время, что она провела рядом с лейтенантом, которого другие боялись. Вся его забота, все его внимание, вся поддержка… Она и правда не замечала всего этого. Не так, как должна.       Оторвавшись от его губ, Прайс обняла его, спрятав лицо в изгибе плеча, плотно зажмурив глаза. И правда слепая как котенок. А Саймон при всем при этом ничего от нее не требовал и не просил. Ее призрак, следовавший за ней по пятам, оберегавший и… — Ами?.. — Не отпускай, — шепнула она, обнимая его еще крепче. — Прото… — Держу, — Райли поцеловал ее в висок, размеренными круговыми движениями начав растирать ее напряженную спину. — Я тебя держу, маленькая, все хорошо. Все в порядке. — Прости меня… — Тебе не за что просить прощения, — еще один легкий, как бабочка, поцелуй в щеку заставил Амелию чуть ослабить хватку. — Вот так, умница, я держу тебя, расслабься. — Прости… Чувствую себя идиоткой, — она повернула голову, уткнувшись носом ему в шею, судорожно вздохнув, и Саймону пришлось приложить колоссальное усилие, чтобы не вздрогнуть от этого шевеления воздуха на чувствительной коже. — Я… Кажется, я не знаю как сказать то, что хочу. Проклятье. — Все хорошо, — он слабо улыбнулся, прикрыв глаза, пусть Амелия и не могла этого видеть. — Мне понадобилось… семь месяцев? Я ничего от тебя не жду, маленькая. — Маленькая? — Прайс отстранилась, словно только сейчас услышала это прозвище, хоть он неосознанно и произнес его несколько раз, и удивленно приподняла брови, заглядывая ему в лицо. — Ты моя маленькая тень, разве забыла? — он расслабленно усмехнулся, чувствуя, как напряжение окончательно рассеивается в воздухе. — Семь месяцев? — Возможно больше. — И ты молчал, — будто с трудом веря, покачала головой Амелия, а потом прислонилась своим лбом к его, прикрыв глаза. — Думаю, я не вижу тебя так же, как ты меня. — Ты и не должна, — ласково он коснулся ее щеки, стараясь подарить покой, который и так затапливал ее сердце рядом с ним. — Я уже говорил тебе, не важно, что ты ответишь и ответишь ли вообще. Так или иначе я все равно останусь рядом, — с благоговением он наблюдал за тем, как Амелия доверчиво положила лицо на его ладонь, как чуть подрагивали ее ресницы и разгладилась едва заметная морщинка между бровей. — Ты просто имела право знать и принимать решение.

***

      Саймон должен был старшему Прайсу. Потому что, если бы не разговор с Джоном, не известно, куда бы Райли увел его разум. После того… откровения на чердаке их отношения с Амелий на первый взгляд не изменились. Не было ни неловкости ни зажатости. Но теперь, садясь с ним на диван почитать, девушки облокачивалась не на спинку, а на его бок и позволяла себе спокойно дремать на груди мужчины по вечерам, пока Саймон обнимал ее за талию и убаюкивающе перебирал пряди длинных каштановых волос кончиками пальцев. Теперь, прежде чем уйти к себе в комнату, она брала его за запястье и приглашающе тянула, чтобы потом свернуться клубком в его руках, а спустя тридцать минут сна оккупировать все его тело. Она закидывала на него свои ноги, обнимала и прижималась носом к плечу, ища тепла, и Саймон давал все это, снимая неожиданно ставшую душной балаклаву и с замиранием сердца наблюдая за ее расслабленным во сне лицом. Один раз Амелия проснулась от кошмара, резко сев в кровати, ухватившись за одеяло, невольно разбудив и его. Чуткий сон — то, что могло спасти их жизнь и привычка от которой избавиться было попросту невозможно. Почувствовав резкое движение рядом с собой, он разлепил глаза, которые быстро привыкли к темноте, и, осторожно сев, коснулся ее подрагивающей руки, всматриваясь в лицо, которое едва мог разобрать в ночи. — Просто кошмар, — шепнула Амелия, стиснув его ладонь, восстанавливая дыхание и свободной рукой убирая с лица спутавшиеся волосы. — Что тебе нужно? — Ничего, — Прайс рухнула обратно в кровать, потирая лицо, а потом… — Ты… можешь рассказать что-нибудь? Что угодно? — Конечно.       Для нее он, кажется, и правда мог сделать даже невероятное. Позволив Амелии снова устроиться в его тепле и спрятать лицо в его шее, он начал вспоминать очень далекие времена, когда он только пришел в армию, как только познакомился с Прайсом и МакТавишем, избегая темы самих операций, стараясь найти все светлое и смешное, что было в его жизни. Он касался губами ее волос, дышал ею, убаюкивая, а потом стережа сон. Саймону было плевать, что больше они не разу не целовались, или что у них не было секса. Даже если он бы хотел этого, он не позволил бы своим желаниям испортить то доверие и новую близость, что появилась. Его маленькая тень не просто так упомянула разговор с Джонни тогда на чердаке. Отношения в общем давались ей с трудом, а подобные и того сложнее, когда последний раз ей не просто разбили сердце, а причинили такую боль, какую врагу едва ли пожелаешь. Поэтому… он просто был рядом, сохраняя в сердце каждый момент, когда Амелия делала крошечный шаг к нему, как недоверчивая кошка, которая до этого жила на жестоких улицах, учившаяся принимать ласку от человека, что взял ее в свой теплый дом.       А еще она учила его готовить. Обращаясь к нему в такие моменты только «лейтенант», эта гениальная девушка, вспомнившая, как он с легкостью запоминал стратегии и планы в армии, перефразировала рецепты на подобный манер. И эта глупая информация и правда откладывалась в голове Саймона. Хотя, иногда ему казалось, что дело было скорее в том, кто это говорил, чем как, но он молчал об этом, просто наслаждаясь.       Джон и Газ, несомненно, заметили маленькие изменения, но благоразумно молчали и не лезли, большую часть времени все так же проводя на втором этаже, делая косметический ремонт вообще во всем доме. Видимо, работа руками не с оружием успокаивала их обоих. А, может, они нашли друг в друге ту поддержку, в которой нуждались.       Так или иначе, Саймон был в лучшей из версий своей жизни. Он помогал Амилии с обедом — нарезал все овощи, после чего «сел в стороне на подоконнике красивый», как это называла Прайс, и не мешал — любуясь ею и слушая, как она напевала себе под нос. Прайс совершенно не умела петь, не попадала в ноты и фальшивила, но это не имело никакого значения. Невольно он вспомнил, что до конца их увольнительной осталось совсем немного, что, еще несколько дней, и они вернутся на базу… И Райли просто не мог сопоставить вид той Шэдоу, которую он помнил и этой домашней молодой женщины в мягком свитере. Словно два разных человека. Но он имел честь знать и наблюдать обеих.       Она возилась со специями, когда ее телефон неожиданно зазвонил. — Возьми, пожалуйста, трубку, — попросила она, валяя мясо. — У меня руки грязный.       Легко соскочив с подоконника, Саймон взял в руки телефон и уже хотел было ответить, но, увидев имя контакта затормозил. Он моргнул один раз, второй, после чего подошел к Амелии и показал ей экран смартфона, на котором горело только одно слово: «Полковник». Девушка замерла, шумно сглотнула, а потом быстро вымыла руки и взяла все еще звонивший телефон. — Да, сэр, — на место мягким ноткам, к которым Райли уже успел привыкнуть, пришла сталь. — Так точно, сэр, — ненадолго она замолчала, а ее взгляд непроизвольно метнулся к Саймону. — Нет, но моя команда… да, сэр, — серые глаза заволокла пелена пустоты, которую Райли не видел так давно. — Да. Так точно, полковник, — стиснув зубы, выдавила из себя Амелия, а потом опустила руку с телефоном. Несколько секунд она была неподвижна, пока не смогла судорожно вздохнуть. — Ами, — позвал Саймон, всматриваясь в ее мрачное лицо, — что произошло? — Я… — она запнулась, а потом скривилась в отвращении к собственной слабости. — Джон приготовит обед. Мне нужно собираться. Меня вызывают. — Тебя, — тет же услышал самое важное он. — Не нас. — Меня… хотят временно вернуть в «Ночных ангелов». Обратно. Там… я не знаю что и почему. Расскажут на месте. Мне нужно идти. К закату я должна быть на базе.       И прежде, чем он успел бы сказать хоть что-то, кухня была уже пуста. Шэдоу вернулась и страна нуждалась в ней. Гоусту показалось, что его пырнули ножом. Она уходила одна. Без них. Без тех, кто прикроет ее спину и напомнит, что они отправляются на задания не в один конец. Что они должны возвращаться. И он не мог последовать за ней, чтобы присмотреть, а потом вернуть домой.       Оправившись от первого урагана эмоций из раздражения, злости, паники, разочарования и беспокойства, Саймон ринулся на второй этаж, где Джон и Газ уже напряженно наблюдали из коридора за тем, как Амелия в рекордные сроки паковала сумку, с которой приехала. Никто из них не мог, не имел права остановить ее, но по одному только взгляду старшего Прайса было очевидно — так просто он это не оставит и вернет сестру обратно в ОТГ 141, где ей было самое место. Он вернет ее в семью, даже если придется разругаться с парочкой высокопоставленных мерзавцев. — Хватит так на меня смотреть, — бросила Амелия, не отрываясь от своего занятия. — Я бы даже глазом не повел, будь это обычная миссия, — почти не соврал Джон, — но они вызывают тебя экстренно, дергая из отряда, к которому ты принадлежишь. Так от нечего делать не поступают. — Да, — легко согласилась она. — Так делают, когда нужны лучшие из лучших. И это я. — Так делают, когда изначальный план идет по пизде, — выругался Прайс. — А знаешь что происходит потом? — Ты предлагаешь мне ослушаться приказа? — резко застегнув молнию, она выпрямилась и посмотрела прямо на брата. — Нет. Но если будет возможность, откажись. — Закрой дверь, — процедила она. — Мне нужно переодеться. А еще лучше иди вниз, а то ваш обед убежит, — и она сама захлопнула перед их носами дверь в свою спальню. — Мы можем что-то сделать? — тихо спросил Газ. — Нет, иначе я бы уже что-то предпринял, — раздраженно выдохнул Прайс, ущипнув себя за переносицу. На мгновение его взгляд скользнул в сторону Гоуста, но он не стал ничего говорить, просто пошел в сторону лестницы, прекрасно зная — если бы Райли мог, уже сказал или сделал бы что-то. — Когда вернемся на базу, тогда и будем думать. Сейчас мы в увольнительной.       Сказав это, Джон пошел прочь от двери в комнату сестры, за ним последовал и Газ… но не Саймон. Прислонившись спиной к стене, он скрестил руки на груди и стал ждать. Минута, другая, и наконец Амелия вышла в привычной черной одежде, в какой ходила на миссии, маска висела на шее, волосы собраны в высокий хвост, а увесистая сумка на плече. Увидев мужчины, она затормозила, словно врезавшись в стену, а на ее лице проступило искреннее недовольство. — Давай сумку, помогу донести до машины, — вместо начала спора сказал он, в предложении протянув руку. — Я еду. — Едешь, — кивнул Райли. — Я провожу. Давай вещи.       Секунду Амелия колебалась, а потом передала ему сумку и первой пошла вниз. Она не попрощалась ни с братом, ни с Газом, схватила ключи со столика у двери и вышла на улицу, на ходу разблокировав двери своей машины. Саймон, следовавший за ней, закинул сумку на переднее сидение, а потом придержал девушку за руку, когда она уже почти забралась в кузов: — Помни, что это не дорога в один конец. — Я хорошо делаю свою работу, — взгляд Амелии смягчился, а потом ненадолго метнулся к дому. — Скажи Джону, чтобы не солил суп. Я это уже сделала, — она поджала губы и с трудом выдавила из себя кривую улыбку. — Увидимся, Саймон. — Конечно увидимся. Я же тебя даже из-под земли достану.