Ghost and his Shadow

      Амелия не боялась смерти, не боялась убивать, не боялась боли. В ее жизни последние годы было два варианта: она успешно выполняет миссию или умирает. Второе пока что с ней ни разу не случалось. Но этот раз был другим. Пусть она и должна была пойти первой в одиночестве, если она провалится… пострадают все те, кто пойдут за ней следом. Вяло она ела свой ужин, глазами снова и снова прослеживая путь, который ей предстояло пройти сегодня, пока Джонни не накрыл бумаги рукой и не забрал их, приказав прекратить. — Ты по памяти уже можешь нарисовать каждую шахту, — недовольно буркнул он, складывая копию чертежа. — Поешь нормально, а потом отдохни и настройся. — Ты не помогаешь, ты в курсе? — Прайс бросила на друга невпечатленный взгляд, но послушно принялась за еду.       С того вечера Гоуст не отходил от нее на стрельбище. Сидел совсем рядом, держа руку на ее спине, напоминая расслабляться, когда чувствовал излишнее напряжение, а, каждый раз когда она была достаточно уверена и увеличивала расстояние, направлял и успокаивал волнение тихим, но вкрадчивым голосом. К обеду она добралась до отметки в 1003 метра. Десять пуль в пределах четвертого кольца мишени. Она выжала из себя максимум. И теперь, даже если Гоуст не комментировал ее выстрелы, в голове Амелии все равно звучал его подбадривающий и хваливший голос. Его прикосновения к ней были клиническими, она знала это. Все его действия — лишь желание помочь, усовершенствовать ее навыки, чтобы миссия прошла гладко. Но ничего не могла с собой поделать. Каждый ее выстрел теперь был намертво связан с его большой ладонью на ее пояснице и низким шепотом с нотками одобрения и улыбки. Он стал живительной прохладой на ее разгоряченные нервы, лечебным бальзамом на ожогах психики. Тихая, равномерная и устойчивая поддержка с непоколебимой верой в нее, которой самой Амелии почему-то в этот раз не хватало. — Лейтенант, не верю, что вы сами ушли со стрельбища, — Варгас подошел к столу ОТГ-141 с улыбкой на губах. — Мне не оставили выбора, сэр, — хмыкнула девушка, скосив глаза на Газа и Соупа, который старательно делали вид, что это не они оттаскивали ее и чуть ли не за руки и ноги принесли сюда. — Как ощущения? — 1003 метра в цель, — отчиталась она. — Я справлюсь. — Вы помните что я вам говорил о выполнении необходимого и заботе о себе? — Так точно, сэр. — Но вы все равно сделаете все возможное? — Так точно, сэр. — Сомнения? Возражения? Предложения? И я прошу отвечать честно. — Никак нет, сэр. — Я уже говорил вам, что вы поразительно непробиваемы? — Газ прыснул, но поспешил спрятать смех за кашлем в кулак, бросив веселый взгляд на подругу. — Говорили, сэр, — Амелия поджала губы, чтобы не ухмыльнуться. Если бы ей платили каждый раз, когда кто-то говорил ей что-то подобное, давно стала бы миллионером. — Как так вышло, что вы все еще лейтенант? — Гоуст виноват, — без промедления ответила она, а Газ, Соуп и Роуч, не сдержавшись, загоготали, тогда как сам Райли закатил глаза. — Ясно… — посмеиваясь, протянул полковник, окинув взглядом всю команду, а потом одобрительно кивнул. — Последний прогон плана через сорок минут. Не опаздывайте. — Есть, сэр, — хором отозвались они, возвращаясь к еде.

***

— Мы будем с тобой на связи. Чуть что, уноси ноги. — Газ, я не рядовой, и это не первая моя миссия, — Амелия поправила крепления, искоса глядя на лучшего друга. — Ты сам видел мишени. Все будет в норме. — Знаю, малышка, — он привалился спиной к стене, скрестив руки на груди. — Этот бронежилет похож на листок бумаги. — Даже я сейчас тебе подзатыльник дать готов, — буркнул МакТавиш, проверявший пули для винтовки, которые потом должен был отдать девушке. — Завались, Газ. — Сколько раз это уже обсуждали? — закатил глаза Роуч, толкнув друга в плечо. — Она пролезет в эту дыру, сделает свое дело, а потом мы ее оттуда заберем. Точка.       Амелия покачала головой, вкладывая ножи в ножны, не веря, что это правда происходило с ней. Снова команда. Снова чужие люди, относившиеся к ней, как к родной. Только вот… все-таки по-другому. Если с первой своей командой все они были равно, то Соуп, Газ и Роуч обращались именно как к любимой младшей сестре. Смешно и моментами неуклюже, но так искренне, что против воли Прайс согревали ее замороженное сердце. Подойдя к столу, она провела кончиками пальцев по своей разобранной винтовке, с которой работала последние две недели, медленно выдыхая, а потом начала сама крепить к телу за спиной, проверяя, сможет ли достать без лишнего шума, когда уже будет на своей точке. На руках не было привычных ей перчаток, из-за чего мир вокруг ощущался чуть иначе. Легкий мандраж наступал на пятки, но Амелия отгоняла его от себя, повторяя одно и то же, как мантру: «Я справлюсь. Просто очередная миссия». — Шэдоу, десять минут! — крикнул заглянувший в комнату Себастиан. — Услышала, — кивнула ему девушка, стряхивая с плеч напряжение.       Вместе с остальными она двинулась прочь из помещения, на улицу, к вертолету, который должен был отнести ее к реке, а оттуда уже лодка вниз по течению, чтобы после она доплыла до завода. У машины уже стояли Гоуст с Варгасом, но, стоило им ее увидеть, как лейтенант двинулся навстречу, внимательно осматривая ее с головы до ног, словно проверяя, в то время как Соуп, Роуч и Гас, ободрительно кивнув ей на прощание и ударив кулаками, двинулись к остальным солдатам, что так же готовились. Если она справится, они отправятся следом меньше чем через час.       Саймон заскользил глазами по ее телу, отмечая и слишком тонкий бронежилет, и малое количество магазинов для глока, и отсутствие перчаток, и, как и всегда, отсутствие каски, снова не понимая, как она еще оставалась в живых, почти не нося защиту, в отличие от всех них. Словно даже вышестоящие не ценили ее и не пытались уберечь. Хотя должны были. Обязаны. Потому что она была уникальна. Потому что была… — Скажи мне, что я справлюсь, — вдруг попросила Амелия, заглянув ему в глаза. — Справишься. Потому что иначе я тебя с того света достану и сам голову оторву, — пообещал он. — Так себе мотивация, — хмыкнула Прайс, поджав губы под маской, а потом посмотрела на вертолет, двигатель которого уже начали разогревать. — Амелия, — позвал Гоуст, и она тут же снова посмотрела на него, чуть распахнувшимися в удивлении глазами, понимая, что он впервые назвал ее по имени, — ты справишься.       Ее взгляд смягчился признательностью и благодарностью к человеку напротив. Простое «спасибо» здесь было явно недостаточно. И Райли смотрел на нее в ответ, не отводя взгляда. Все-таки у нее были слабые и нежные стороны. Все-таки она не была машиной и умела чувствовать. Все-таки она могла сомневаться, пусть в их работе это и могло стоить жизни. Рядом с ним она могла все это себе позволить. И, хоть это и было опасно, глупо и неверно, Гоусту было тепло от осознания этого. — Шутка на посошок? — попросила Амелия, сглатывая ком напряжения в горле. — Шутка… — Райли коротко хмыкнул, покачав головой, раздумывая. — Чем отличается дед от королевской пешки? — Чем? — Королевская пешка ходит е2-е4, а дед ходит едва-едва. — Боже, — Амелия прыснула, тихо посмеиваясь над отвратительным каламбуром, а потом кивнула. — Да, отлично. Идеально. Теперь точно готова.       Она бросила на Гоуста последний искрящийся весельем и теплом взгляд, а потом уверенным широким шагом двинулась к вертолету. Она уже забралась внутрь и надела наушник, включая рацию и настраивая общий канал, когда что-то внутри заставило ее остановиться. Задумавшись, она прислушалась к себе, а потом окликнуть лейтенанта, который тут же повернул к ней голову, стоило ей выкрикнуть его позывной. — Заберите меня оттуда, когда закончите. Если останутся патроны, я вас прикрою. Как говорил Соуп. Вы присматриваете за мной, а я за вами.       Если Саймон что-то ей и ответил, она этого уже не слышала за шумом набиравших обороты лопастей. Дверь была закрыта, и Амелия привалилась спиной к железу, закрывая глаза. Время пошло.       Вертушка поднялась в воздух, и Гоуст проводил его взглядом, чувствуя, что умрет, но заберет свою маленькую тень с той трубы, где она должна была залечь. В который раз за последние дни он вспомнил разговор с Соупом две недели назад. «Ты должен ей рассказать» — сказал тогда МакТавиш. Он не должен был. Не имел права. Но чертовски хотел прикоснуться и прижать к себе. Обнять и укрыть руками. Ото всех.

***

      Сбросив с себя тяжелый мокрый костюм, Амелия швырнула его в сторону, давая себе тридцать секунд на то, чтобы отдышаться. Половину пути она преодолела. Вторая половина была еще хуже. Долгий путь по вентиляционным шахтам, а потом изнурительная дорога вверх. Быстро отчитавшись о своем местоположении по каналу связи, она собрала свои «тряпки» и засунула за ближайший бак, за который, судя по пыли, не заглядывали уже пару месяцев, а потом, найдя нужную решетку, ножом быстро выкрутила винты и нырнула туда, ставя преграду за собой на место. Пока что Прайс даже опережала свое расписание.       Ползти было привычным ее занятием. В голове играла какая-то песенка, которую девушка услышала недавно по радио и, пусть она и не могла выучить испанские слова, мелодия все равно приелась. Прямо, вверх, направо, прямо, налево… Джонни был прав, когда говорил, что она запомнила каждый поворот. Умея ощущать расстояние по проведенному в движении времени, она, кажется, могла бы преодолеть весь этот путь даже с закрытыми глазами.       Сквозь пыль, паутину и мелких насекомых Амелия пробиралась все дальше, когда услышала разговор через одну из решеток. Язык был ей незнаком, кажется, испански, но она могла и перепутать его с португальским. Только вот один из голосов… Почему-то он был отдаленно ей знаком. Замерев на своем месте, девушка повернула голову вправу, чтобы посмотреть на комнату рядом собой и… Сердце остановилось и упало куда-то вниз. Этого просто не могло быть. Но она была трезва и определенно точно никогда прежде не видела галлюцинации, только когда ей подмешали какую-то дрянь тогда в плену. Даже под таким странным ракурсом она могла узнать человека, которого видела. Даже когда он говорил на незнакомом языка, не спутала бы его голос ни с одним другим. Он говорил с кем-то, посмеиваясь, и запустил пятерню в свои черные, как смоль, волосы, откинув с лица, чтобы не лезли в глаза. Этого просто не могло быть… Не изменился ни на день. Только по шее тянулся длинный порез.       Мужчины уже покинули комнату, а Амелия не могла себя заставить шевельнуться. Конечности налились свинцом, а сердце бешено зашлось в груди, оглушая стуком в висках. Подняв дрожащую руку, стараясь хоть как-то сглотнуть, она коснулась наушника, глядя в пустоту перед собой. — Соуп… — едва ли она могла узнать свой голос или говорить так, как положено по уставу. Тихий, дрожащий, севший и трескающийся. Загробный. — Шэдоу, — тут же отозвался МакТавиш, тут же понявший по ее голосу, что что-то не так. — Что с тобой? — На пути к точке. Соуп… — Амелия сглотнула тошноту, готовясь выдавить из себя слова, которые не говорила даже в своих кошмарах, называть имя, которое хотела вычеркнуть из своей памяти раз и навсегда. — Капитан Уильям Брукстоун жив. Он здесь, — судорожно вдохнув, она закрыла ненадолго глаза, приказывая себе успокоиться. Потерпеть. Истерика могла накрыть ее и позже. — Продолжаю движение.       Соуп напряженно нахмурился, глядя перед собой, не понимая. Они уже были в воздухе на достаточном расстоянии от завода, чтобы их не услышали и не увидели враги. Поймав вопросительный взгляд Варгаса, Джонни только отрицательно качнул головой. Он не имел ни малейшего представления кем был этот капитан Уильям Брукстоун. Переметнувшийся военный, от одного вида которого Амелия… Все внутри МакТавиша похолодело, когда он понял. Их малышка не боялась. Даже когда просыпалась от кошмаров, она только едва громче обычного дышала, но никогда он не слышал, чтобы она говорила так. Будто увидела самое страшное, что существовала в этом мире. Если его теория была верна… Сжав и разжав кулак, чтобы как-то справится с дрожью ярости, побежавшей по телу, Соуп облизнул пересохшие губы, а потом зажал кнопку рации. — Немедленно доложите наверх. Предатель Уильям Брукстоун, считавшийся погибшим пять лет назад, жив и сейчас находится на территории Мексики. Переметнулся в звании капитана. Служил в 29ом полку SAS, — Гоуст, Газ и Роуч резко повернули головы в его стороны, так же наконец понимая. — О ком речь? — сухо спросил Алехандро, видя реакцию команды. — Об ублюдке, который предал страну и совершил ряд преступлений, — процедил МакТавиш, хрустя костяшками. — Он мой, — прорычал Гоуст, и никто не сказал и слова против. — Ты не знаешь как он выглядит, — качнул головой Роуч. — Я знаю, что она перерезала мрази глотку. Не перепутаю.       Спустя двенадцать минут и семнадцать секунд в их наушниках снова раздался тихий, но уже мертвенно ровный голос Шэдоу: — На точке, — оповестила она.       Выдохнув, Амелия окинула взглядом простиравшийся у ее ног комплекс, прячась в тени. Свет редких огней, устремлявшиеся в небо трубы, кубические комплексы, строительные леса… Сев, она начала собирать винтовку. Образ Уильяма — живого, дышащего, смеющегося, словно она снова зашла в комнату отдыха на их базе, застав своего жениха в компании друзей за рассказом анекдотов — все еще стоял перед глазами, но Прайс не позволяла ему задержаться. Однажды этот ублюдок чуть не убил ее. Второй раз она ему это такой возможности не даст. Опустившись на решетку, Прайс прикрыла глаза, шумно втягивая воздух, сожалея, что в этот раз она была одна. В сознание всплыло воспоминание, которое помогало ей последние два дня. Гоуст. Его медленное дыхание и биение сердца под ее пальцами, словно то было прямо в ее ладони, запах с ноткой табачной горчинки и низкий ровный голос, ободрявший ее и заверявший, что она справится. Сработало, как и всегда безотказно. Амелия словно была настроена на его волну и каждый раз оказывалась в блаженной тишине и покое.       Взяв маленький прицел, она начала медленно сканировать взглядом все видимые поверхности, считая головы. Пять, девять, пятнадцать, двадцать три… Двадцать девять. Больше, чем они предполагали, но меньше, чем пуль в ее запасе. — Двадцать девять, — снова вышла на связь она, пристраивая винтовку на своем плече и находя первую свою цель. — Прошу разрешения приступать. — Приступайте, лейтенант, — прошипел голос полковника Варгаса в наушнике. — Вы свободны в принятии решений на месте.       На мгновение Амелия почувствовала себя собакой, спущенной с поводка. Выдрессированной, уже вдохнувшей запах искомого. «Существует только ты и цель» — снова зазвучали слова Гоуста в ее сознании. «Ты сможешь» — словно обещал ей за нее саму он, и Прайс не сомневалась. Патроны в магазине, металл винтовки чуть холодил ладони, сердце медленно билось в груди, толкая кровь по венам. Выстрел. Тело безвольно упало, и девушка начала движение корпуса, находя новую цель. Выстрел. Еще одна смерть на ее счету. Легко и просто. Даже проще, чем она привыкла. Было ли дело в расстоянии, что разделяло ее с объектами, или то, как пусто было сознание, Амелия не знала. Выстрел. Она не сомневалась ни на секунду, лишь поправила прицел из-за изменения расстояния. Неопределенное количество ударов сердца Шэдоу потратила на восстановление дыхания. «У тебя есть время» — успокоили ее воспоминания с размеренным голосом, не давая почувствовать тревогу или ускорить свои движения. Выстрел. — Четыре из двадцати девяти, — оповестила она, передвигаясь. Выстрел. — Пять из двадцати девяти. Перезарядка, — Саймон прикрыл глаза, вслушиваясь в тихий голос Амелии, который вел обратный отсчет. Секунды тянулись медленно, как патока. — Шесть, — Гоуст слышал, что другие солдаты вокруг него зашевелились. Она убрала почти четверть. — Семь. Север чистый. — Выдвигаемся! — прикрикнул Алехандро, и все вокруг пришло в движение. Пора. — Пошли, пошли, пошли!       Выстрел. Амелия дала себе несколько секунд перевести дух. Тринадцать. Она начинала уставать от тех нервов, которые держала на расстоянии вытянутой руки от себя. Было все сложнее контролировать дыхание и биение сердца. И осознание того, что тот человек… Шумно выдохнув она прикрыла глаза, снова вспоминая. Гоуст. Стрельбище. Его сердце под ее рукой. Ровный цикл дыхания. Расслабленные мышцы под ее грудью и животом. Она продолжила. Верно и размеренно вперед, слыша переговоры солдат в своем ухе, походившее на гудение пчел. Оно было созвучно с гудением ее нервов, пускавших свинец по мышцам. Перезарядка. Выстрел. Еще один, еще и еще. Ее движения становились дёрганными. Непозволительно. Мир начинал ускоряться вместе с биением ее сердца. Судя по словам солдат они уже были на подходе. Сколько времени прошло? Как быстро они добрались? Амелия не справлялась. Мысли вихрем заходились в голове, путаясь с эмоциями. Все выходило из-под контроля. Еще немного, и ее руки начали бы дрожать. Еще немного, и она промажет. Еще немного и…       Прайс резко зажмурилась, проклиная саму себя. Куда делась ее выдержка? Куда делась выносливость? Неужели Уильям Брукстоун, тот, чье горло она рассекла собственными руками канцелярским ножом с его же стола, все еще имел на нее влияние? Ее насильник все еще имел над ней власть? Хоть кроху? Нет. Она не могла этого допустить. К ней стремительно приближались Соуп, Газ, Гоуст и Роуч. И она не могла допустить, чтобы что-то произошло с ними только потому, что она, как какая-то идиотка, не могла собраться. Выстрел. Прямо в цель. Труп упал, как и все предыдущие. — Мы входим.       Выстрел. Осталось пять. Ей осталось сделать ровно пять выстрелов, когда внизу внизу послышались крики. Опустив взгляд, Амелия выругалась. Она не заметила, что ее обнаружили. Спускаться было уже поздно. Люди внизу тыкали в нее пальцем и направляли оружие. Выругавшись, она метнулась в сторону в тот момент, когда более или менее спокойную тишину разорвали громкие выстрелы. Пули пошли за ней следом, вынуждая продолжать движение по кругу, огибая трубу. Воспользовавшись той секундой, что у нее была до того момента, как траектория выстрелов достигла бы ее, Амелия подскочила на ноги и прижалась спиной к железу градирни, выхватывая глок и вставляя магазин, глазами следя за искрами, отлетавшими от решетки под ногами из-за попадания пуль. — Меня обнаружили, — доложила она, а потом щелкнула затвором, мысленно благодаря Соупа, посоветовавшего ей взять увеличенные магазины. — Осталось пять целей на юго-западе. Но, думаю, сейчас их больше всего буду волновать я.       Гоуст похолодел, отшвыривая от себя труп, интуитивно запрокидывая голову вверх, к крыше, словно мог увидеть Амелию через бетон и железо. Худшее их предположение сбылось. Словно по команде закричала сирена, а свет сменился на красный, чтобы оповестить всех местных о незваных гостях. Все было обговорено заранее. Нож сменился на огнестрельное оружие, и знание того, что Прайс сейчас наверху одна и зажата в угол, лишь придавал скорости и ярости его движениям. Она расчистила им путь, обеспечила тихий вход, что было едва ли не самой сложной частью для их большой группы из тридцати пяти мужчин. Она одна. И теперь они должны были забрать ее. — Газ забери ее оттуда! — в подтверждения мыслей Гоуста, рявкнул Соуп, и Кайл тут же отделился от общей группы. — Рэйвен, Сторм, за Газом! — подхватил Варгас, подтверждая слова о том, что заботится о своих людях и не бросает на смерть. — Шэдоу, за тобой уже идут.       Только вот ответа не последовало. Ни через пять секунд, ни через десять, ни через минуту. Беспокойство и тревога гудели в дальней части сознании Гоуста, покалывая под лопаткой, но он не мог ничего с этим сделать. Только делать свою работу, как и всегда. Они продвигались вперед. Разделялись на группы, зачищая здание, находя комнаты с возможно полезными документами и бесполезные кладовки. Они рыскали, как дикие зверя, срывая двери с петель и оставляя за собой кровавый следы и трупы. Но МакТавиш, Райли и Сандерсон искали еще и одного конкретного человека. Мужчину с шрамом на шее. Он должен был умереть сегодня. И это будет личным. — Группа движется по внутреннему двору со стороны юго-востока, — запыхавшийся голос Амелии разрезал эфир. Она все еще была жива.       Последнее из семи тел упало внизу, и Прайс бросилась к лестнице. Ей нужно было спускаться. От северного корпуса, в который вошла команда, до ее местоположения было приличное расстояние, которое даже бегом по пустым коридорам можно было преодолеть только минут за шесть. Она бы не протянула столько, находясь на этой точке наверху, как на ладони. Подхватив винтовку и закинув ее себе за спину, девушка начала спускаться вниз, дрожащими руками перебирая перекладины и стараясь не соскользнут ногами с гладкого металла. Ее сердце заходилось в груди, выбрасывая в кровь все больше и больше адреналина. По связи были слышны знакомые голоса. Газ уже был на пути к ней, на третьем этаже. Прайс оставалась всего пара метров до земли, когда раздался выстрел и правое плечо обожгло болью. Против воли, пальцы ведущей руки разжались, и тело сорвалось вниз. Крик застрял где-то в горле. Мгновение свободного падения, наполненное осознанием, а потом резкий удар о бетон, вырвал хрип боли из груди. Мир перед глазами вспыхнул белым, а на глазах навернулись неконтролируемые слезы. Плечо горело от боли, часто пульсируя в такт биению сердца, а кровь начала сочиться из раны, но Амелия не могла даже вздохнуть. Нужно было двигаться. Нужно было перевернуться на живот и встать. Нужно было…       Тяжелый ботинок врезался в ее грудь, вдавливая в крышу, вырывая храп вместо вдоха, не принесший ни капли облегчения. Она захлебнулась кислородом, инстинктивно обхватив руками ногу, удерживавшую ее на месте. Голос над ней сказал что-то по рации на незнакомом языке, но смысл не имел значение. Потому что Амелия знала его. Это был он. Из всех людей именно этот ублюдок. От болевого шока перед глазами все еще плыли цветные пятна, когда чужая рука сорвала маску с ее лица и… — Блядство, Прайс… — мир все еще плыл, но она уже видела силуэт, нависший над ней, выделенный алыми мелькающими всполохами света за спиной. — Ты жива. — К сожалению, как и ты, — прохрипела она, а потом выхватила с левого бедра нож и вонзила в чужое колено.       Скулеж боли был усладой для ушей и бензином для внутреннего двигателя. Столкнув с себя чужой ботинок, Амелия перекатилась в сторону и несколько неловко и заторможенно поднялась на ноги, пошатываясь и теряясь в пространстве. Красные мелькавшие огни ослепляли, и к горлу подступала тошнота. Плечо горело, но боль в ребрах была еще больше. Кажется, у нее были трещины… Замахнувшись, она метила ему в шею, чтобы снова вспороть его глотку и в этот раз окончательно отправить его на тот свет, но ее тело было слишком поражено болью, а ведущая правая рука повреждена. У нее не было времени передохнуть, собраться или наложить повязку. Брукстоун перехватил ее левую кисть с занесенным ножом, вывернул до хруста сустава, а потом выстрелил. В спину. Как и тогда. Словно духу не хватало сделать это глядя в глаза. — Сдохни ты уже наконец, — сплюнул слова он, но в Амелии не было сил даже пошевелиться.       Газ замер на месте на жалкое мгновение, распахнув дверь на крышу, от вида той картины, которой они, он знал, все боялись. Амелия с вывернутым под неестественным углом рукой, человек за ее спиной, пистолет направленный между ее лопаток. Выстрел. Тело девушки безвольным мешком упало на бетон. Доли секунды. Кайл бросился вперед, на ходу выпуская пули из обоймы. Одна, две, три. Человек, стоявший над Шэдоу, дернулся, когда свинец задел его тело, а потом бросился прочь. Газу не нужно было говорить, чтобы Рэйвен и Сторм ринулись следом за ублюдком, тогда как у него самого была другая работа. Вокруг было раскидано несколько трупов, но никто из них не волновал сержанта. За секунды она оказался рядом с Амелией и перевернул ее на спину, ругаясь при виде лужицы крови на бетоне и одежде. Прижав два пальца к ее испачканной багряными брызгами шее, Газ задержал дыхание и… шумно выдохнул, почувствовав пульс. — Она у меня, — доложил он, бегло осматривая тело Прайс, ища прочие повреждения. — Два пулевых ранения. Одна в спине. Потеря сознания. Могут быть другие травмы. — Вытаскивай ее в точку эвакуации.

***

      Они закончили за полтора часа. В крови, в грязи, уставшие, с документами, частью товара, который не успели погрузить и увезти, с компьютерами и данными, которые подчиненные полковника Варгаса, пришедшие второй волной после зачистки, кропотливо разбирали и проверяли, забирая все необходимое. Соуп перевернул очередной труп, осмотрел шею и пошел дальше по коридору. Не было ни одного мужчины с шрамом на шее. Ни один из них не был Уильямом Брукстоуном. Вертолет, ожидавший их, чтобы вернуть на базу, уже гудел и рычал, готовый оторваться от земли. Они трое не сказали друг другу не слова, даже когда оказались в небе. Потому что их должно было быть пятеро. Потому что Газ должен был закатывать глаза на ворчания Соупа о том или ином идиотизме, который кто-то из них совершил, Роуч обязан был засопеть неподалеку, ловя минуты сна, а Гоусту необходимо было сидеть чуть в стороне, рядом с Шэдоу, и краем глаза смотреть, как она перебирает жетоны в своих руках, погружаясь в воспоминания, которыми ни с кем не делилась. Но Кайла и Амелии не было. Гэррик унес ее раненную, истекающую кровью, час назад, и это было последним, что они знали. Что малышка была жива, когда Газ затащил ее на себе в вертушку, который взлетел в ту же секунду унося их по приказу полковника, хоть это и нарушало часть правил.       Когда вертолет начал опускаться, они даже не дождались ровного приземления. Лыжи еще толком не коснулись земли, но все трое уже спрыгнули на асфальт и ринулись вперед, за секунды находя Газа, ожидавшего их. На нем уже не было амуниции, маски, каски… Ничего кроме одежды, в которой он ходил каждый день. Даже душ успел принять. И от мысли о том, что Гэррик нашел на это время, вместо того, чтобы быть с Амелией, новая пелена ярости заволокла взгляд Райли так же, как в тот момент, когда он только услышал по рации о том, что его маленькая тень без сознания и истекает кровью где-то там, где он не смог ее защитить и уберечь. Он не имел права бросится наверх. Он не мог даже спросить. Газ был с ней. Газ забрал ее. И Газ не имел права отходить от нее ни на один гребанный шаг. — Где она?! — глухое рычание походило больше на рев животного, чем на слова, когда Гоуст схватил Гэррика за грудки, встряхнув и почти оторвав от земли. — На операции. Мне сказали уйти, — слова давались сержанту с трудом, но в его голосе не было обвинения. — Отпусти меня. — И ты ушел, — Райли оттолкнул его от себя, а потом, всучив свое оружие Газу в руки, ринулся вперед к медицинскому блоку. — Я прослежу, чтобы он никого не убил, когда его не пустят, но вам лучше поспешить и помочь мне, потому что один я точно не справлюсь, — выпалил Роуч, чтобы потом практически побежать следом за лейтенантом.       Видимо, все и правда просто делали вид, что они слепы и глухи, а Амелия и Саймон были глупцами… — Как она? — проследив глазами за двумя удаляющимися спинами, спросил Джонни, снимая с себя часть амуниции, всматриваясь в уставшее лицо Газа. — Потеряла много крови. Одна пуля в правом плече. Застряла. Вывих левого плечевого сустава. И… в спине. — Блядство… — Она была жива, когда ее увезли в операционную, Соуп. Ее сердце ни разу не остановилось. Малышка сильная. — Здесь должно быть «но», я прав? — зло прорычал капитан, глядя в землю. — Но судя по траектории пули… она должна была войти в позвоночник. Стрелявший знал куда направить пушку.       МакТавиш выругался и, стянув с себя бронежилет, швырнул его в сторону, руками опираясь на стол, на котором уже лежало его оружие. Выстрел в спину. Не в грудь, в лицо, а… И он должен был рассказать об этом старине. Связаться и сказать, что его младшая сестра на операции и может не выжить. Что он сам придумал план, по которому она отправлась одна в опасность без прикрытия. Это была их работа. Они все делали это. Но… — Что еще? — прохрипел Джонни, до крови закусив нижнюю губу. — Ничего. Они забрали ее и сказали ждать.       Когда Соуп и Газ пришли в медицинский блок, Гоуст уже наматывал угрожающие круги, не находя себе места и пугая всех, кто смотрел в его сторону. Все еще весь в крови, с бешенными глазами, обещающими смерть любому, кто приблизится, в бронежилете и с оружием в руках, не обращающий внимание на неглубокий порез выше локтя. И говорить ему об этом было бесполезно, как и просить сесть, успокоиться или сменить одежду. Уж Джонни точно не собирался этого делать, опустившись на скрипнувший деревянный стул у стены. Не потому, что Саймон сейчас скорее убил бы кого-то, чем ушел, а потому что и сам не мог отвести взгляд от двери.       Сидя там, в крови и с мертвыми взглядами, направленными на дверь, они походили на сторожевых псов, оставленных в карауле, готовых ждать часами без движения. Они бы были всю ночь и весь следующий день, убили бы любого, если бы это помогло. Но проблема была в том, что именно в этой ситуации они были бессильны, не способные повлиять ни на что. Только ждать, слыша оглушительно громкое тикание часов на стене.       Даже солнце еще не встало, когда врач без имени и лица сообщил им о том, что Амелия стабильна и будет жить. Что ее сердце бьется и просто нужно время, чтобы она набралась сил, открыла глаза и восстановилась. Что их малышка справилась от начала и до конца. Они хотели пойти к ней. Хотели увидеть собственными глазами и убедиться в том, что она правда в порядке, но врач, проявив редкостную храбрость, не позволил, потребовав для начала переодеться и смыть с себя кровь.       Услышав, что Амелия Прайс жива и стабильна, Варгас шумно выдохнул, прикрыв глаза. Эта девочка из ОТГ-141 сделала это. Как и обещала. Сходила на тот свет и вернулась. Но, что самое главное, четверо мужчин не сравняют Мексику с землей.

***

      Амелии было больно. Она чувствовала дурманящую туманность обезболивающих в крови и слабость. Голова была тяжелой, налитой свинцом, а сил не было даже на то, что бы открыть глаза. Ощущение было знакомым до тошноты, как и начавшие возвращаться воспоминания: завод, Уильям, подстреливший ее, падение, боль в ребрах от того удара, нога Брукстоуна на ее груди, а потом их жалкое подобие драки, хруст вывихнутого сустава и пуля в спину. Она потеряла сознание ни то от боли, ни то от кровопотери, но, так или иначе, судя по всему, еще была жива. Забрали ли ее ребята или?..       Прайс чувствовала, что лежит на чем-то достаточно жестком, но не полу. Под ее руками была ткань, в вене чувствовалась игла, рядом слышно было пищание приборов, а нос щекотал запах медикаментов. Больница? Или медицинский пункт? Вероятно, ее все-таки забрали. С пленными так не обращаются. Она знала. Пальцы сжали шероховатую ткань простыней, словно цепляясь за реальность и помогая ей выбраться в реальность, как вдруг одеяло под ладонями сменилось сухой мозолистой ладонью. — Вот так, выкарабкивайся, малышка, — с трудом заставляя свой мозг работать, сквозь дымку обезболивающих она узнала Роуча. — Открывай глаза. Без тебя тут страшно скучно.       Она хотела бы съязвить и ответить какую-нибудь колкость, хотела бы скривить губы в ухмылке и пошутить над тем, что он говорит с ней, как с ребенком, но все, на что ее хватило слабый стон и приоткрытый глаза. Роуч и правда был там, у ее койки, держа ее ладонь в своих руках с искренней улыбкой на губах и теплом во взгляде. — Привет, малышка. Добро пожаловать в мир живых. — Ха… — Амелия повела челюстью, чувствуя страшную сухость во рту и легкую тошноту. — Блять. Меня грузовик переехал? — Я не видел, — усмехнулся Роуч, помогая ей сесть чуть ровнее и подавая стакан с водой. — Но, думаю, вывих плеча, два огнестрела и потеря крови служат неплохой причиной для паршивого самочувствия. — Было еще падение с высоты второго этажа, — пробормотала она, отпив воды через соломинку. — У вас получилось? Все целы? — Малышка… — Гари покачал головой, поставив воду обратно на прикроватную тумбочку. — Все в порядке. Сейчас тебе нужно думать о себе.       Услышав эту заезженную фразу, Амелия напряглась всем телом, впившись взглядом в Роуча. Она просканировала глазами его тела, ища признаки травм, дискомфорта в позе… — Где остальные? — процедила она, но друг отвел взгляд. О нет, ей это не нравилось. Она знала это выражение. Зря рядом с ней Роуч снял маску. — Где остальные?! — прошипела она, начиная вставать, наплевав на горящую протестующую боль в собственном теле. — Они живы и в порядке, — заверил ее он, пытаясь остановить за здоровое левое плечо. — Тебе нужно отдохнуть… — Или говори мне, что происходит, или отпусти. — Слушай… — он поджал губы, явно не уверенный в том, как поступить. — Тело Уильяма Брукстоуна не нашли, а факт того, что он жив вызвал вопросы наверху, касательно твоей… — Ты шутишь… — Остальные уже разбираются с этим. У Прайса права голоса нет, потому что он твой брат, но полковник Варгас тоже… — Этот живучий ублюдок! — отшвырнув одеяло, Амелия резко встала с кровати, но пошатнулась от резкого головокружения. Если бы не крепкие руки друга, рухнула бы на пол. — Отведи меня туда, — прошипела Прайс, вцепившись мертвой хваткой в его предплечье, борясь с приступом тошноты. — Тебе нужно лежать. То, что пуля, которую он пустил тебе в спину, зацепилась за бронежилет и едва вошла в тело — чудо. Ты потеряла… — Эта тварь предала страну и меня. Он держал меня в плену и насиловал четыре месяца, называя это любовью, а теперь может стоить мне моего имени и чести, которую я едва отстояла тогда, Роуч, — она подняла загробный, полный ненависти взгляд на друга. В ее серых глазах была только сталь, но глубоко внутри плескалась боль. — Отведи меня туда.       Гари показалось, что его ударили ножом в печень. Амелия, бледная из-за потери крови, переодетая врачами в слишком большую для нее футболку и штаны, с всклокоченными волосами и потрескавшимися губами, едва могла стоять, но смотрела с такой решимостью и отчаянием… Их малышка, которая пережила то, что мало кто мог. Восставшая из мертвых и восстановившая саму себя, теперь вынужденная бороться за себя вновь из-за того же человека. Гоуст, вероятно, попытается убить его, но Роуч обязан был помочь ее. Посадив подругу на койку, он достал ее ботинки, помог обуться, а потом, шепнув: «Держись крепче» — он принял на себя больше ее веса, крепко обнимая за талию, свободной рукой снял со стойки капельницу и пошел к выходу.       Каждый шаг и правда давался Амелии с трудом, но она упрямо двигалась вперед, впившись пальцами в крепкое плечо Роуча, рыча себе под нос проклятья, ненавидя то, какой слабой стала из-за ранений. Солдаты оборачивались на них, пока они шли через базу, но оба не обращали на это внимание. Иногда Прайс оступалась, но Сандерсон ловил ее и удерживал в вертикальном положении, давая несколько секунд отдохнуть. Когда они дошли до нужного здания и оказались у необходимой двери, на лбу Амелии выступила испарина, а кожа стала еще бледнее, чем прежде. Ее дыхание стало тяжелым, а перед глазами плыли пятна, но она не собиралась своему глупому слабому телу останавливаться себя. Постучав, Роуч дождался, пока ругань внутри стихнет, и открыл дверь, когда раздалось разрешение войти. Мужчины внутри задохнулись, увидев девушку, едва ли не повисшую на плече сержанта. — Ты должна быть в кровати, — Соуп подорвался с места, оказываясь рядом с подругой, впившись в Роуча яростным взглядом, обещавшим долгое и мучительное наказание. — Я не собираюсь лежать, пока моя жизнь и карьера рушится из-за ублюдка по имени Уильям Брукстоун, — качнула головой она, а потом сделала над собой усилие и встала ровно без помощи Роуча, глядя на всех собравшихся и тех вышестоящих, чьи лица были на большом экране на видеозвонке. — Лейтенант Амелия Прайс. — Мы знаем кто вы, — сказал один из мужчин, судя по его погонам, генерал майор. — Все собравшиеся сошлись во мнении, что ваши заслуги более чем впечатляющие. Однако, факт того, что Уильям Брукстоун оказался жив… Все усугубляет еще и то, что он был вашим женихом. — Я это понимаю, сэр. Но я не могу изменить прошлое. Я верила этому человеку, как и все остальные. — Лейтенант Прайс, в ваших старых докладах было сказано, что вы перерезали ему горло. Это правда? — Так точно, сэр, — Амелия судорожно втянула носом воздух, а потом… — Как и написано в отчете, после того, как он в очередной раз изнасиловал меня и уснул рядом, я воспользовалась его ослабившейся бдительностью, чтобы выбраться оттуда и перерезала ему горло, — Соуп рядом с ней выругался, а несколько других мужчин стыдливо отвели взгляды. — Как и остальные, я была уверена, что убила его. Но, как оказалось, я ошибалась. Вероятно, это связано с теми наркотиками, что были в моей крови. Свидетельства об этом вы можете найти в моей медицинской карте. — Если она убила там не всех, если был врач, спасти его было возможно, — вмешался полковник Варгас. — Безусловно, ситуация спорная, но у нас нет причин не верить ей. Если бы она была предателем, вчерашняя операция не была бы столь успешной! — Но вы все равно упустили часть людей и товара, а некоторые документы и файлы были повреждены. — Вы упускаете главное, — Гоуст, до этого молча сидевший у стены, поднял голову, впившись взглядом в экран, словно планируя убийство. — Она доложила о том, что Брукстоун жив. — К чему вы ведете, лейтенант Райли? — вопросительно выгнул бровь генерал лейтенант с щеткой седых усов. — К тому, что, если бы лейтенант Прайс была, как вы выразились, предателем, она бы не доложила о том, что этот ублюдок жив. — Лейтенант, будьте добрый, выражайтесь… — Не буду, — Саймон встал со своего места, выходя на свет и закрывая Амелию собой, как делал это всегда, когда девушка не хотела внимания к себе. — Никто из нас не знал, как Брукстоун выглядит. Даже если бы мы столкнулись с ним, не узнали бы об этом. Если бы убили, так же не знали, потому что, как известно, без особой надобности личности убитых мы не устанавливаем. Но она доложила. Как только увидела, сразу сказала об этом. И она выполнила свое задание, несмотря на то, что не является снайпером. Если бы она была предателем, разве получила бы такие ранения? Разве ее оставили бы там истекать кровью? Пять лет прошло. Не месяцев. Лет. И, насколько мне известно, ни разу за все это время, лейтенант Прайс не сделала ничего, чтобы поставить себя под сомнения или подозрения. — Гоуст, довольно, — осадил друга Соуп, положив руку тому на плечо. — Не довольно, пока… — Мы найдем Брукстоуна, — МакТавиш сильнее сжал мышцы Райли, заставляя замолчать. — Отправьте нас на охоту. Мы найдем его, и вы получите все ответы от него раньше, чем лейтенант Прайс вернется в строй. — Полковник Варгас, каково ваше мнение? Сейчас они на вашей территории и под вашей ответственностью. — Я считаю все это собрание и обсуждение одним большим фарсом, — без промедлений и каких бы то ни было сомнений ответил Алехандро. — У меня нет причин не доверять лейтенанту Прайс или кому бы то ни было еще из ОТГ-141. Они показали себя, как превосходные бойцы, которыми можно только восхититься. Я готов ручаться за них. — Значит, так тому и быть, — кивнул молчавший до этого генерал. — Лейтенант Прайс будет восстанавливаться после ранения на территории вашей базы, тогда как капитан МакТавиш, лейтенант Райли, сержант Гэррик сержант Сандерсон отправятся за Брукстоуном.       Стоило видеозвонку завершиться, как Амелия почувствовала, как колени начали подкашиваться. Силы попросту закончились, и она начала оседать на пол, но руки Роуча в который раз подхватили ее, удерживая. Ее мутило, а в горле стоял ком тошноты. Впервые за очень долгое время хотелось заплакать.       Услышав судорожный выдох за спиной, Гоуст резко обернулся и выругался себе под нос, увидев Амелию, которая была в вертикальном положении только благодаря Роучу, успевшего поймать девушку одной рукой, тогда как вторая все еще держала пакет капельницы. Выругавшись, Саймон за шаг оказался рядом, а потом осторожно подхватил свою маленькую тень на руки, касаясь только там, где он знал, это будет максимально безболезненно. Она была такой легкой в его руках, что ему показалось, что она похудела на несколько килограммов за эту ночь, ведь ее вес на его спине вчера казался куда ощутимие. Соуп сказал ему отнести Амелию обратно в кровать, но Гоуст сделал бы это и без приказа. Роуч положил мешок капельницы девушке на живот, и Райли пошел прочь, удерживая драгоценную ношу, мысленно проклиная всех этих напыщенных идиотов. Он мог бы понять, если бы прошло несколько месяцев, если бы еще были причины сомневаться в верности Прайс. Но их не было. Прошло пять лет, и за все это время Амелия не совершила ни одной ошибки, чтобы получать такое отношение. Они не имели права вынуждать ее во всеуслышание говорить о том, что ее месяцами насиловали и травили наркотиками. Не смели сомневаться и вынуждать встать с кровати, когда прошло едва ли двенадцать часов с момента ее ранения. Гоуст помнил слова врача: «Чудо, что она выжила. У нее трещены в ребрах и сильный ушиб позвоночника. Учитывая травмы, думаю, она сорвалась с высоты». Ей должно было быть мучительно больно не только стоять, но и просто быть в сознании, а она все равно заставила себя дойти сюда и… — Гоуст, я в норме, — прохрипела Амелия, когда он уже вынес ее на улицу. — Я могу идти сама. — Мечтай. — Гоуст… — Нет. Замолкни, — он чуть сильнее сжал ее в своих руках, ускоряя шаг. — Какого черта ты вообще встала? Почему Роуч разрешил тебе? — Он ниже меня по званию, так что по сути не мог не подчиниться, — смирившись со своей участью быть на чужих руках, Прайс положила голову Гоуста на грудь, под его подбородком, и прикрыла глаза, стараясь сдержать дурноту. — Я не могла позволить этому ублюдку снова разрушить мою жизнь. Дайте мне неделю и… — Три, — процедил Райли. — Три недели, Амелия. И за эти три недели мы найдем Брукстоуна и принесем тебе его голову. — Это мое дерьмо, так что вы не должны… — Это ты не должна была идти туда одна, — прорычал Саймон, чувствуя, как злость начинает подниматься в груди. Не на само девушку, она ни в чем не была виновата, а на всю эту ситуацию. На всех тех людей, что… — Мы позаботимся об этом. А тебе нужно восстановиться. — И спорить бесполезно? — Моих нервов на это точно не хватит, так что, да, бесполезно, — подтвердил он, сдерживая себя от того, чтобы чуть опустить подбородок и вдохнуть ее запах.       Амелия была жива, была в безопасности в его руках и могла восстанавливаться, а он позаботится обо всем остальном. Если этот ублюдок не хотел умирать в классической манере от перерезанного горла, что ж, Саймон покажет ему авангардную альтернативу. Долгую и мучительную. Люди редко сожалели о содеянном, но Гоуст заставит его заплатить. За все. И это никак не коснется Амелии. Она пережила достаточно. Она испытала слишком много боли. Один раз она уже убила своего насильника с лицом любимого человека. Второй раз ей не прийдется проходить через это.       Войдя наконец в медицинский блок, он бережно положил ее на всклокоченную кровать и повесил капельницу на прежнее место. Девушка попыталась самостоятельно снять ботинки, но он только шлепнул ее по пальцам, зло глянув из-под бровей. — Я не при смерти. — Была меньше суток назад, — рыкнул он, разбираясь с ее ботинками, на которых все еще была кровь. Ее собственная и чужая. Нужно было принести что-то другое из их казармы.       Амелия явно собиралась снова поспорить, но, столкнувшись с его строгим взглядом увидела что-то, что заставило ее передумать и со стоном лечь. Опустив обувь, Гоуст бегло осмотрел ее, проверяя, после чего укрыл одеялом. Может быть на улице и была та еще жара, но он знал, что после потери большого количества крови какое-то время даже в теплом месте тебе холодно и бьет озноб. — Вам не нужно возиться со мной, — пробормотала она, не открывая глаз, но все еще чувствуя присутствие Райли рядом. — Не позволяете помочь и быть полезной, не тратьте время в пустую на меня!       Криво усмехнувшись, нарочито громко Гоуст подвинул стул и сел, скрестив руки на груди, наблюдая за девушкой и невольно сравнивая с ее старшим братом. Как-то Прайс заболел, отрицал свою слабость, пока не развился бронхит, а потом хрипел на любого, кто пытался ему помочь или позаботиться. Амелия вела себя точно так же, правда, из-за менее устрашающего, куда более мелодичного голоса и не такой грозной внешности с усами и бородой, как у Джона, больше походила на капризного ребенка. Смех да и только. И Саймон не мог не улыбнуться уголками губ под балаклавой, наблюдая за тем, как она пыталась улечься, при этом не тревожа раны, ведь не могла спать на спине. Обычно по утрам она сопела на животе, прижимая к себе подушку, как плюшевую игрушку, поджав одно колено к груди. Сейчас же Амелия материлась себе под нос не хуже ушибивших яйца мужиков, ворчала, как старик, пока наконец не повернула себя так, чтобы оказаться на животе и уложить больное плечо на подушку. — Бесит забота? — дождавшись, когда она наконец устроилась, спросил Саймон, чуть склонив голову к плечу. — Мне не нужна помощь. — Да, я знаю. — Тогда прекрати смотреть на меня, как на промокшего под дождем щенка. — Кто сказал, что я смотрю на тебя так? — Я это чувствую. — Тебе кажется. — Гоуст! — она попыталась подняться на руках, чтобы посмотреть на него и высказать все, что думает о лейтенанте, но правое плечо ожидаемо подвело ее, и Амелия упала обратно на кровать, скуля сначала от боли в суставе, которые не выскочил только благодаря плотной повязке, а потом еще и в месте пулевого ранения, пусть обычно приземление на подушку было бы мягким. — Блядство… Ебанная ты сука… — Прайс зашипела, сквозь стиснутые зубы, стиснув подушку до побеления костяшек. — Ебанной сукой меня, кажется, еще не называли, — хмыкнул Саймон, однако веселья в его голосе не было и в помине. Если сначала эта перебранка и была забавной, то теперь Амелия лежала на кровати стараясь совладать с болью и… — Вот так, — взяв подушку с соседней койки, он чуть приподнял девушку, чтобы она могла устроиться удобнее. — Если ты думаешь, что мы возимся с тобой, то ты не права, — он присел на корточки рядом с изголовьем ее кровати, заглядывая во влажные от не пролитых только из-за упрямости слез. — Мы заботимся о тебе, и не потому что ты слабая. Наоборот. Потому что ты сильная, — Амелия моргнула, и непослушная соленая капля все-таки скатилась через яблоко ее щеки, вниз между носом и губой, чтобы впитаться в подушку. Гоуст стиснул зубы, делая над собой усилие, чтобы не протянуть руку в перчатке с изображением костей и не стереть мокрую дорожку, резавшую его давно потрепанное сердце не хуже ножа. — Мы подвели тебя. Мы не можем изменить это или загладить вину. Мы знаем это. Но хотим сделать все возможное, — не сдержавшись, он положил ладонь на простынь рядом с ее лицом, чувствуя тепло. — Позволь нам это. — Он жив.       Новая слезинка скатилась по ее лицу, и Саймону пришлось приложить все усилия, чтобы не застонать. Еще и еще… Амелия мелко задрожала, впиваясь пальцами в подушку, беззвучно плача перед ним, глядя прямо в глаза, словно цепляясь за реальность. А он не смел отвести взгляд, оставаясь с ней. Желая сделать хоть что-то, но не имея представления, как мог бы помочь или утешить. Могло ли хоть что-то? Всегда сильная, всегда сдержанная, всегда в порядке, сейчас его маленькая тень лежала в больничной кровати, зарывшись в подушки и плакала, а он был совершенно бессилен. — Он жив, — снова зашептала она, до крови закусив свою потрескавшуюся нижнюю губу. — Я перерезала ему тогда горло, Гоуст, клянусь. Он захлебывался своей кровью у меня на глазах. Я была уверена, что убила его. — Я верю тебе, — заверил он, сжимая в пальцах простыню. — Я знаю, что ты так и сделала. — Но вчера… — она зажмурилась, содрогнувшись всем телом. — Когда меня подстрелили и я упала с той трубы, пока спускалась, когда он вдавил ботинок мне в грудь… — холод в груди Гоуста стал всепоглощающим. Так это был он. Уильям Брукстоун. Не кто бы то ни было еще, а этот выродок. — Я ударила его ножом в правое колено левой рукой, потому что правая была повреждена. Я правда хотела убить его. Я пыталась, но… — Ты сделала более чем достаточно, — все-таки он не смог и коснулся ее руки. Накрыл маленькую ладонь, вцепившуюся в наволочку несчастной подушки, сжимая, чтобы… удержать? Заверить? Подбодрить? Сделать хоть что-то. — Амелия, у тебя уже было пулевое ранение и ушиб позвоночника. — Я должна была убить его… — покачала головой девушка, мучаясь в кровати, не в силах даже шевелиться без боли. — Я должна была, Гоуст. Должна. Он… Этот ублюдок, он… — она захлебывалась словами, не в силах подобрать верные, пока наконец не захныкала, не издавая при этом ни единого звука.       Саймону казалось, что его разрывали на части. Амелию наконец догнали все те эмоции, что она сдерживала, вероятно, с того самого момента, как увидела Уильяма, и теперь ее накрыла истерика, уничтожавшая всю ее выдержку. Она рыдала, неосознанно цепляясь за его запястью, ее губы открывались в безмолвном крике, но она не издавала ни единого звука. И он смотрел. Сидел рядом, держал ее руку, вырисовывая большим пальцем круги на ее коже, и заставлял себя смотреть, впитывать в себя ее боль и запоминать. Чтобы потом вернуть стократ. — Он умрет, — заверил Саймон, глядя на ее заплаканное, бледное и обессиленное лицо. — Я найду его, и он умрет самой болезненной смертью из всех, обещаю. — Я не могу… Я просто… Я… — Поспи, — она накрыл ее глаза второй свободной ладонью, стараясь сделать свое прикосновение легким и не тревожащим. — Тебе нужны силы. Отдохни, а мы обо всем позаботимся. Я буду здесь, пока ты не уснешь.