Розы и вино

Свадьба и правда превзошла все ожидания. Сначала Кастиэль, держа своего новоиспечённого мужа на руках, понёс его прямо сквозь людское море, что послушно раздвигалось перед ними, лаская кончиками пальцев. Хлопки в ладоши, бряцанье чужих украшений и бубнов. Вокруг пестрили цвета вечерних небес, пурпурного заката над морем и невинной росы. Птицы хлопали крыльями, вознося людские молитвы о благополучии султанов ввысь, щебетали им песнь. Народ Миражей искренне радовался за своих правителей, но присутствовали не только коренные жители. Как только Кастиэль пронёс его через весь зал, умудряясь отвечать на порывистые поцелуи, их ждала не просто пара подушек или тронов, а один длинный, чтобы ничего не смело их разделять. Обойдя пока пустующий стол, накрытый тёмно-синей скатертью с серебряной вышивкой, Кастиэль опустил его и тут же присел рядом, приобнимая за талию. Сумев на миг оторвать глаза от возлюбленного, Дин только сейчас заметил и людей, что выстроились в длинную цепочку с дарами на руках, и вытянутые по бокам зала столы для гостей, и Чарли с Миэль возле их стола, и всё прочее, что только было. Люди у их стола менялись, улыбались, а груда подношений возле них всё росла и росла. Однако народ был прост и понимал, что ничего ценного предоставить не мог: самым ценным для двух султанов являлись они сами и маленький наследник, которого ещё ждать и ждать до появляения на свет. И всё же подарки шли от души. Кто-то дарил десерты с локвой в размере трёх штук, оставляя их на столе и маня к себе зелёный взгляд; кто-то — обереги, ларцы с разным добром, диковинки других стран, какао-бобы, которые так полюбились супругу верховного джинна. Не обошлось и без множества детских вещей и игрушек, от вида которых Дин опускал глаза и принимался поглаживать живот, отчего-то испытывая смущение от своей «нечистоты». Однако Кастиэль на такое поведение вскидывал бровь, удивляясь и точно говоря, что поздно строить из себя невинность, и тем самым смущал лишь больше. Среди детских подарков шли и небольшие бусы с браслетами из гладких шариков янтаря, которые, как шепнул ему Кас, предназначались для их ребёнка, когда у того начнут резаться зубки. — Янтарь снимет боль, и Миражи не будут стоять на ушах, — беспечно пожал плечами Кастиэль, подхватывая пирожное, откусывая и только потом отправляя его в рот Дину. — И мы будем высыпаться, и кормильцы с няньками тоже. Жуя, Дин кинул на супруга смурный взгляд. — Мне не нравится твой тон в адрес нашего ребёнка, — в итоге буркнул он, как только дожевал, и с улыбкой благодарности ответил на подношение следующих лиц. — И я не собираюсь отдавать нашего ребёнка на воспитание кому-либо, — тише и с той же улыбкой процедил Дин, косясь на него. — Он родиться не успел, а ты уже любишь его больше меня, — раздосадованно фыркнул Кас и взял следующее лакомство. Дин лишь хмыкнул с мягкой улыбкой и завалился на Каса, сжимая его ладонь в своей руке. Глаза встретились, люди чуть споткнулись и принялись шевелиться быстрее, отдавая подарки и стараясь оставить пару наедине. Хотя до уединения было далеко. — Наши души переплетены, как стебли роз, Кас, — произнёс очевидное Дин. — Накрепко и навсегда. Ребёнок не встанет между нами, и однажды ты тоже полюбишь его. Кастиэль упрямо фыркнул, но оставил поцелуй над бинди. — Посмотрим. Дин лишь рассмеялся, возвращая своё внимание к людям. Время шло, а народ никак не желал заканчиваться. И уже казалось, что они проведут так двое суток, пока весь зал не заполнится подарками. Однако так казалось только до момента появления последнего гостя. Сперва утомлённый зелёный взгляд заметил комок белой шерсти, а затем и разглядел мужчину в непривычном для того одеянии, что сливалось с прочими Миражей. — Отец? — растерянно заморгал Дин и даже выпрямился, отлипнув от Каса. Плечи напряглись, пшеница с частичкой грозы начала нагнетать. — А ты чего здесь забыл?! — едва слышно прошипел он, одновременно смотря на уж шибко спокойного к такому повороту событий Каса. Однако стоило Кастиэлю накрыть его бедро ладонью и несильно сжать, как Дин чуть расслабился, придвигаясь к тому ещё плотнее, и опустил взгляд на белого львёнка. Больше из его семьи никого не было. И то, наверное, к лучшему. Хотя Дин не припомнил в списке гостей своего родителя, с которым пожелал бы не встречаться в ближайшую тысячу лет. Он попросту не знал, как правильно реагировать на этого человека. Не знал его мыслей, не думал о том взгляде, которым наградил его отец в последний день. Дин… — Я просто решил преподнести своему внуку подарок — не более, — негромко ответил тот в своей привычной бесцветности, не привлекая внимание. Чарли, вернувшаяся от горы подарков, уже было открыла рот, но Джон вскинул руку: — Без формальностей. — Внуку? — вздёрнул бровь Дин, глядя глаза в глаза. И снова наткнулся на некую мягкость в свой адрес. И это раздражало. — А что, это первая и единственная его встреча с тобой?! — распалялся Дин с каждым мгновением, держа ладонь на животе. Тихий рык заклокотал в глотке, пшеница провоцировала грозу, сподвигала к тому же, но та оставалась спокойной. — Уже считаешь его таким же, как и ме!.. Всего один жест — пыл и слова оказались залиты ледяной водой. Кастиэль — то ли показательно, то ли желая успокоить, — накрыл его живот ладонью, тем самым привлекая пинок. Угрюмо охнув, Дин получил с помощью магии мужа львёнка, который тут же притих на его руках. Однако зелёный взгляд продолжал впиваться в мужскую фигуру. Пускай Кас и использовал бесчестный приём и даже несколько успокоил его, Дин не собирался так просто отпускать ситуацию. Ещё простительно, когда Джон видит в нём лишь нелепую ошибку, но в их с Касом ребёнке!.. И Кас ещё ничего и не делает!.. Зубы клацнули, взгляды допытывали друг друга, а львёнок на руках безуспешно пытался выбраться. — Если ты позволишь — увижу его. И не раз, — негромко ответил Джон и чуть наклонил голову, как бы коротко кланяясь. — На этом покину вас, — и развернулся. — Отец! — не сдержавшись, шепнул Дин и чуть привстал, опираясь одной рукой на стол. Ненужные взгляды из зала приковались к ним, но тут же утекли обратно, когда Кастиэль махнул рукой, приказав выступлению начаться. Поднялся праздничный шум. — Почему же ты никогда ничего не говоришь?! Джон остановился и обернулся через плечо. — Я дал тебе жизнь, — как ни в чём не бывало ответил тот. — Я позволил вернуться в свой дом и закрыл глаза на твои выходки с ним. Я не убил ни его, ни тебя. К тому же, обезопасил вашу дальнейшую жизнь, уничтожив любые напоминая о том, что может навредить джинну. Этого достаточно, Дин? Дин не нашёл слов. Просто отвернулся, упрямо поджимая губы, и откинулся на мягкую спинку, рассеянно поглаживая притихшего под громкими звуками львёнка. Джон давно растворился в толпе, а то и вовсе покинул дворец, но Дин продолжал теребить тёплый бок котёнка. Кастиэль молча обнимал его, что-то шепча на ухо и лаская тихими феромонами. И в итоге Дин сдался, облокотившись на мужа и наконец-то вернувшись к их празднику. Отец не менялся, но сегодня был их с Касом праздник. Долгожданный праздник. И всё же… — Ты знал обо всём, что происходит в Торрэно? Да, Кас? — прошептал Дин, с мягкой улыбкой смотря на игры с магией. — Поглядывал, — со вздохом признался Кастиэль и напрягся под ним, но несколько долгих секунд затишья — расслабился. — Злишься? — в наивысшей степени осторожности спросил тот. Дин передал ему котёнка, который начал царапаться и хлестать по рукам тонким хвостом. — Не хочу об этом, но… Почему он не может вести себя иначе?! Будто бы у него язык отсохнет! — всё же сорвалось с губ. — Мог и более приветливо отнестись к нашему малышу — в Джеке-то души не чает! — Ну-ну, свет мой, не стоит гневаться в положении, — промурлыкал Кастиэль прямо в ухо, обжигая дыханием. — А ты-то, смотрю, совсем другого мнения! — прошипел Дин. — Мне дозволено пробираться в чужие головы и следить за другими местами глазами птиц, — ещё более ласково заговорил Кастиэль, поглаживая его по плечу и заглядывая в метающие молнии глаза. — Характер твоего отца в пару раз хуже твоего… — Хочешь сказать, что у меня дрянной характер? — недобро прищурился Дин. Кастиэль молча моргнул и скуксился. — Беременность тебе совсем не к лицу, дорогой мой муж, — пробубнил Кас, отводя взгляд. Однако оказался услышан и укушен за мочку уха, когда повернулся лицом к залу. Шикнув от боли, Кастиэль не дал вставить и слова — запихнул в рот лакомство. Львёнок оказался передан Миэль. — Если ты думаешь… — жуя, весьма угрожающе начал Дин, но оказался прижат к сильному телу и поцелован в висок. — Пожалуйста, Дин, — взмолился Кастиэль, — давай жить своей жизнью, давай вместе радоваться и двигаться в будущее. Не думай о тех, кто рад за тебя, но не признается в этом и под страхом смерти. Не думай о хладных индюках, одного из которых прямо сейчас грызёт совесть. Давай не будем кусать хотя бы друг друга, Дин? Наш народ волнуется. Дин хмыкнул, подняв уголки губ. — Хладного индюка? У кого же ты понабрался таких слов, Кас? — и пихнул локтем. — У тебя? — поддержал его улыбку супруг. Настроение неожиданно сменило курс на более игривое. Не оглядываясь на внимательные взгляды веселящейся толпы, Дин развернулся полубоком и устроил ладони на плече и щеке мужа. Секунда выжидания под вопросительной синевой — Дин легонько укусил его за кончик носа. — Теперь всё хорошо? — прошептал Кастиэль, накрыв его ладонь своей. Дин угукнул и потянулся за поцелуем под одобрительный гул толпы. Надолго ли хватит его настроения — непонятно, но Дин принялся заглаживать вину за испорченное настроение. За последующий остаток дня он позволил Касу выдохнуть — мрак не ступал на веснушчатое лицо. Почти. Народ танцевал и пел, кричал о том, как они счастливы за них, будто бы это они прожили три месяца в глупой разлуке и теперь наконец-то воссоединились. Однако всеобщая атмосфера укутывала домашним теплом. Музыка лилась, столовая посуда гремела только так, но яства никак не кончались. Довольнее улыбки мужа под боком, когда Дин уплетал различные блюда, было не сыскать. И Дин, чуть смущаясь и будучи не в силах привыкнуть к своему положению со всеми вытекающими, временами прятал взгляд за ресницами и тепло улыбался. И всё же вскоре, испробовав со стола все блюда, сначала проверенные Касом, Дин захотел не улечься под боком у Импалы, прихватив с собой и мужа, а отправиться прямиком в эпицентр праздничной бури. Праздновали не только во дворце. Услышав лишь одну просьбу, Кастиэль кивнул и поднялся, протягивая ему руку и забирая прямиком из зала в город. Город цвёл и сверкал не хуже дворца, а людей оказалось и то больше. Более расслабленный народ, гуляния на площади в самом центре. Одни, разодевшись в причудливые птичьи костюмы, усыпанные разными перьями, смешили народ от мала до велика своими представлениями. Другие же отбивали ритм в барабаны и шелестели бубнами наравне с обычными хлопками. И в один миг, приметив тех, из-за кого собралось столько шума, людское море утянуло их в свои глубины. Улыбка накрепко засела на лице, как и рука — на выделяющемся животе. В итоге Кастиэлю пришлось изловчиться, развернув мужа к себе и прижав поплотнее, таким образом вселив в его чуть больше чувства безопасности. Вот только постоять, просто любуясь глазами друг друга, им не дали — людское море принялось кружиться под шустрый ритм музыкальных инструментов. Дин прислушался к музыке первым и, улыбнувшись ещё шире, закружил мужа, которому явно не доставало сабли в руке, чтобы приобрести плавность движений. Озорные искорки, уподобившись светлячкам в ночи, плясали в зелёных глазах и перелетали к сини. Пшеница с грозой вились и кружились вместе с миром вокруг них, который стал мешаниной из различных цветов, создав ощущение, что они снова в небе, но на этот раз не падают, а мягко парят. И всё же, несмотря на свою выдержку, Дин подустал. Кастиэль уловил перемену в настроении — неспешно кружа, вывел его к краю, а после и увёл в небольшую светлую улочку, куда не могли забраться любопытные глаза их народа. Тише не стало, зато Дин смог отдышаться, будучи прижатым к стене. — Я вернусь в форму, — пообещал он, шумно дыша, пока руки Каса блуждали по его бокам, а сам муж уткнулся носом ему за ухо, — честно, Кас. — Ты нравишься мне любым, Дин. Абсолютно, — ответил Кас то же самое, что и в предыдущие подобные разы. — Но прямо сейчас с тобой хотят поговорить, поэтому задуманное стоит отложить. — Задуманное? — усмехнулся Дин, зацепившись за конец фразы. — Что же ты задумал?.. — и прервался, не сумев договорить. Что бы Кас ни задумал — то и правда придётся отложить. Весь загорающийся настрой поутих, когда зелёный взгляд скользнул вглубь переулка и, к своему удивлению, заметил там фигуру, будто бы только и ждавшую, когда же её найдут. Джон. И вместе с его появлением настроение напрочь пропало. Взгляды бились друг о друга, но Кастиэль совсем не мешал им, отпустив Дина и просто поддерживая его за руку. С языка хотело сорваться множество слов, но тем что-то мешало. Дин не собирался говорить первым и ещё меньше хотел быть здесь. С ним хотят поговорить? Так сказал Кас? Что-то незаметно. — Пойдём, Кас, я устал, — в итоге процедил Дин с действительно поднывающей поясницей и развернулся, утягивая мужа за собой. Но один оклик вынудил остановиться. Отец позвал его. — Иди, Дин, — Кастиэль поднял его руку и оставил поцелуй на костяшках, смотря прямо в растерянную зелень, — ты же хотел этого. А я буду рядом. — Дин? — вновь позвал Джон. Дин медленно обернулся. Растерянность истаяла, пришла настороженность и толика враждебности. Точно как Импала, которая не терпела почти весь белый свет в лице людей, Дин выпутал свои пальцы из слабой хватки рук Каса и неспешно подошёл к отцу, сделавшему шаг навстречу. Дин боялся и вместе с тем ждал. Ждал хотя бы чего-то, как ждут чудес отчаявшиеся. И дождался. Впервые в жизни отец был таким — смотрел с раскаянием, пытался извиниться на своём костлявом языке. Пытался… Джон пытался. И попросту ввергал своего сына в шок. Джон, держа руки за спиной, начал с какой-то нелепости, сумел вызвать сдавленный смешок, но больше Дин не смел веселиться. Он слушал. Отец извинился перед ним. Правда, пришлось подождать, но Дин дождался того самого «Прости», которое стало лучшим подарком на его свадьбу. — Отец, это шутка какая-то или что? — просипел Дин, вновь нахмурившись. — Шутки из своих уст не терплю, — вздохнул тот, как вздыхал в детстве, когда Дин по два раза что-то переспрашивал, — и повторять не собираюсь, но… возьми это, — Джон на пару мгновений опустил глаза и запустил руку за пазуху простого одеяния. И чуть позже вынул фигуру, протягивая её Дину. Получив ещё один подарок, Дин недоумённо заморгал. В его ладони оказалась небольшая деревянная фигурка грубой работы: небольшой конус с шаром на конце и парой плоских отрезков позади. На шаре пара точек, что напоминали глаза, когда сам шар — голову, а те отрезки располагались, как видимо, на спине. — Что это? — поразился Дин, вертя игрушку в руках. — Неужели ангелок? Но почему такой кривой… — Ну уж извини, магией, как твой муженёк, не обладаю, — угрюмо процедил Джон, но его лицо всё же заалело, вызвав тихий смех — прижав руку к животу, Дин негромко хохотал. — Ну так что, доволен? С трудом прекратив смеяться, Дин прищурился и внимательно оглядел отцовскую фигуру. Непривычно. Он уже и не вспомнит, когда видел отца без тюрбана, строгости на лице и прочей ерунды. Джон был стар, приобрёл седину. Сильно изменился. — Песчаная буря пропустит тебя, если захочешь посетить Миражи, — тихо произнёс Дин. — И всё-таки спасибо, что не тронул нас, отец. Больше не говоря ни слова, Дин развернулся и тут же наткнулся на Кастиэля с одобряющей улыбкой в глазах. Получив объятие мужа, Дин прильнул к тёплому боку, и они исчезли в синем дымке под шелест перьев. На сердце было легко и радостно, Дин всё же объелся, вернувшись с Касом во дворец, и с предвкушением ждал вечера. И взгляд мужа вещал о том же. Три месяца в разлуке и месяц простого воздержания, чтобы не навредить малышу, а сегодня он не только впервые совершит обряд, но и вновь вкусит ласку своего султана. День мирно тёк, народ не переставал праздновать, будто бы брал откуда-то дополнительные силы. Но то ли дело в выпитом вине, то ли ещё что. Пренебрегая приличиями и стремясь к удобству, Дин забрался с ногами на трон и улёгся на Каса, который ради этого ещё и развернулся, подставляя грудь в качестве подушки. Тёплые объятия, рука мужа на животе и непослушное шевеление внутри, будто бы мелкий стремился повторить за танцорами. Когда ребёнок особо пинался, вынуждая родителя хмуриться, Кастиэль ворчал на мелкого. Не сказать, что помогало, но тихий смех у Дина это точно вызывало. Миэль с Чарли пропали, как и львёнок, но беспокойство это не вызвало. Пускай идут. Ещё немного позже, когда небо зацвело нежным пурпуром и готовилось поселить на себе бутоны фейерверков, они с Касом покинули главный зал, отправляясь прямиком в свои новые покои. Воздушный небесный балдахин скрывал просторную кровать, усыпанную множеством различных подушек. Мягкий ворс ковра был покрыт цветочными лепестками, пышные букеты роз стояли в вазах, огоньки свечей утепляли полумрак вечера. Свет неба проникал сквозь витиеватые решётки дверных створок балкона и путался с лепестками роз в ковре. В воздухе витала свежесть, приятная сладость благовоний, горячий воск и сплетённая с грозой пшеница, меж которых закралась морось дождя. Крошечные огоньки дрожали, с улицы доносился далёкий шум. Кастиэль, укравший его посреди торжества, встал позади и освободил его плечи от пернатой накидки. Губы проложили дорожку по оголённой шее, Дин прикрыл глаза, предоставляя больше доступа, и перехватил левую ладонь Каса у себя на боку. Подняв ту к лицу, он оставил поцелуй на шраме. — Ты прекрасен, — прошептал Кастиэль, проводя носом по шее и виткам метки. — Прекраснее моего мужа не найти. Мягкий смех наполнил комнату. — Люблю тебя, — тихонько промурчал Дин, едва не тая лужицей от нового звания. — Муж… надо же, — усмехнулся он. — Позволишь станцевать для тебя? — Не торопись, — подхватил лёгкий смех Кастиэль, — сперва присядь и позволь омыть тебя, как и полагается. Скрыв волнение за вздохом, Дин последовал за Касом и присел, чуть потонув в мягкой сидушке кресла. Кастиэль склонился над ним, оперевшись на подлокотники, и смял лепестки губ в поцелуе. И уже только после, родив в зелени огонёк, склонил колени, присев на плоскую подушку. Взгляд вверх — руки подхватили ногу под пятку и носок, снимая лодочку. Сначала первую, затем вторую. Пальцы левой руки плохо слушались и чуть дрожали, но правая во всём помогала ей. Браслеты на лодыжках бряцнули, узкие штаны бесследно пропали, пожратые синим дымком. Наблюдая за неспешными действиями, наполненными нежностью, Дин покусывал костяшку пальца. И всё его волнение Кастиэль ощущал на себе. — Ты чего-то боишься? — не сдержался от вопроса Кастиэль, поднимая глаза. Дин покачал головой. — С тобой — ничего, муж мой. Просто… — Дин отвёл взгляд и ослабил пояс, полностью развязывая его и накрывая живот ладонью. — Хочу сказать, что раньше не проходил через эту традицию. Не доводилось… Так что вполне можешь считать, что до тебя окольцован я не был… — Это радует, — хмыкнул Кастиэль и склонился пониже, целуя область над пальцами. — Ты для меня единственный, Кас. Кастиэль с улыбкой опустил его ногу в широкий таз с тёплой водой, который появился из того же дымка, и поцеловал колено, бросая взгляд вверх и игнорируя округлившийся живот. — Наши метки говорят именно об этом, свет мой, — прошептал Кастиэль, потираясь щекой о колено. — Беременность интересно влияет на тебя. Дин закатил глаза. — Как назовём? — шёпотом спросил он, пока Кастиэль принялся за щекочущее омовение. — Тебе решать, — чуть пренебрежительно пожал плечами Кастиэль, — но сперва бы произвести это… чудо на свет. — Кас, — строго позвал Дин, вскидывая бровь. Но вместо лишних слов Кастиэль поднял его ногу и принялся осторожно отбирать шёлковым платком. — Кастиэль… Ты же будешь любить нашего малыша? — Сейчас могу сказать лишь одно: я буду очень-очень сильно ревновать к тебе, любимый, — прошептал Кастиэль, вновь потираясь щекой о его колени. Оставалось лишь вздохнуть и отдаться нежным рукам. Кастиэль действовал так, будто бы в его руках притих не живой человек с крепкими костями, а фарфоровая статуэтка божества. Впрочем, как и всегда. Дин улыбался, немного не верил и смаковал момент, потихоньку пуская феромоны, чего не делал слишком давно. Крылья носа его султана затрепетали, синие глаза распахнулись. — Дин, ты дурманишь меня, — сглотнув и облизнувшись, негромко произнёс Кастиэль и поднялся на ноги, протягивая мужу руку. Лишь улыбнувшись, Дин принял протянутую ладонь и осторожно поднялся, ступая на то место, где исчез таз. Пшеница продолжала виться вокруг грозы, тихонько путать мысли, но синь оставалась ясна. Риски имели место быть, и оба понимали это. Приобняв мужа за талию, а второй рукой переплетя пальцы с его, Кастиэль прижал Дина к себе настолько, насколько позволял живот. Дин сжал пальцы в ответ и отзеркалил объятие, укладывая голову Касу на плечо. И внезапно тот сделал шаг назад, утягивая за собой и медленно кружась под звон украшений. Заметив в этом нечто похожее на ленивый и сдержанный танец, Дин тихонько рассмеялся, и плащ Кастиэля исчез в синем дымке, позволяя мужу поцеловать шею. — Странный же ты танец выбрал, Кас. Да и оставил меня без половины одежды, муженёк. — На тебя смотрело так много людей… Кошмар, — принялся сетовать Кастиэль с притворным ворчанием, поглаживая его бок. — Но мне понравилось. Из всех альф, которые населяют этот мир, ты выбрал меня, Дин. Я рад. — Глупый, глупый мой супруг, — со смешком пожурил его Дин, останавливаясь и заглядывая в любимую синь. — Эти слова должны принадлежа… Ох, — не сумев договорить, Дин охнул под толчком изнутри и чуть нахмурился, опуская глаза. — А тебе бы стоило вести себя потише, дорогой наследник, и дать родителям понаслаждаться друг другом, — проворчал он. — Всё-таки думаешь, что мальчик? — Думаю, чудо, — усмехнулся Дин, вернув взгляд к проявившему интерес мужу. — Наш малыш будет настоящим чудом, Кас. И, как ты сказал, пол совсем не важен, но… Хочу, чтобы у него всё было хорошо. Чтобы он был здоров. — Так и случится, — пообещал Кастиэль, целуя его висок. — Всё будет так, как ты этого захочешь. Говоря о чуде, Дин даже представить не мог, что попадёт точно в цель. Однако всё случилось не так, как он хотел. Совсем не так. Время стремилось вперёд. Дни, до краёв наполненные размеренной жизнью, негой и леностью сменяли друг друга. Ливни и солнечные дни, чудесный запах природы и гроза с пшеницей в любое время дня и ночи. Жизнь в Миражах мирно протекала, не беспокоила. Совсем. Чужаки покинули их с Касом дом, в Миражах стало совсем спокойно, и за месяц жизни с титулом султана Дин научился чувствовать их с Касом земли. Миражи дышали, шептались, слушались его. Было и тихо, и вместе с тем листва всегда шелестела над головой. Немногочисленная рутина султана лежала на плечах Кастиэля, но и Дин принимал участие. Вернее, сначала действительно чем-то помогал, а потом утягивал своего мужа обратно в мягкие перины или сад. Спокойствие. Полнейшее спокойствие и трепетное ожидание чуда. Никто не косился, все улыбались и на ежедневной основе желали им с мужем и малышом счастья. Беременность протекала своим чередом, и Дин не переставал поражаться тем, как легко это даётся по сравнению с первым разом. Он хорошо ел, аппетит не покидал его, не мелькнуло ни одного предвестника обморока. Малыш рос, давил изнутри, иногда всё же награждал родителя несварением, болезненными пинками, болью в пояснице и желанием поспать на спине без возможности задохнуться, но для омеги то было ничем. Дин ждал, терпел и старался лишний раз не беспокоить Каса, которому, как его истинному, не досталось никаких «прелестей» беременности. Поранься Дин — след бы отразился на муже, но все пинки, растяжки и прочую боль оставалось терпеть в одиночку. Может, то и к лучшему. Наверное. Но временами это всё же возмущало, хотя Кастиэль был бы рад забрать всю его боль себе. И всё же Дин доставал Ровену, частенько наведываясь к ней с Чарли и Миэль и покидая ту только после многочисленных заверений, что с ребёнком всё нормально. Однако что-то гложило душу. Весь месяц после свадьбы, как и предшествующий ему, Дин спал к Касу спиной и никогда не поворачивался. Кас немного ворчал, но принимал нужную позу, прикрывая ото всех. И всё ради ребёнка, хотя у Дина мелькала мысль обложиться подушками или вовсе согнать мужа на пол, но та быстро таяла. Одному спать совсем не хотелось, как и без объятий. Через месяц после свадьбы они тихо справили день рождения Дина — он не желал шума и в последнее время предпочитал всё больше времени проводить у воды или в воде, которая забирала тянущую боль. И стоило бы ему заметить симптомы ещё тогда… По подсчётам Ровены, которая после свадьбы поведала им, что знает и день, когда произошло зачатие, — в ночь возле Норда, когда они почти что дошли до песчаной бури, — до родов оставалось два месяца. Причём ребёнок должен был появиться на свет, когда небо покроется россыпью звёзд, что означало не самый приятный, но, очень вероятно, самый счастливый день. Однако всё пошло не так, как ожидали, и в преддверии восьмого месяца даже джинны начали молить о чуде. Вполне обычное утро, если не считать тяжести на душе от нехорошего предчувствия и уже как пару дней опустившегося живота с притихшим ребёнком. Дину это совсем не нравилось, Кастиэль тоже обеспокоенно хмурился, ловя его эмоции, и не отходил ни на шаг. Аппетит решил пропасть ещё с вечера, но чувство голода не спешило посещать омегу, единственным успокоением которому стали небольшие водопады в их доме. В остальном же Миражи просто затихли. Птицы не пели, ветер не играл с листвой. Тихо. Слишком тихо. Все будто бы понимали, что грядёт, но никто не спешил озвучивать эту мысль. Рано. Ещё слишком рано! И от этого неимоверно страшно. Дин пытался и говорить с ребёнком, что его время ещё не настало, и вывести его хоть на какое-то шевеление, но тщетно. Не помогали и прикосновения Каса с его голосом. Ничего. Не давали сорваться только слова мужа о втором сердцебиении и Импала с белым львёнком, которого так и не назвали. — Мне страшно за него, — сидя на полу среди подушек и уткнувшись лицом в шею мужа, признался днём Дин. — Мы в Миражах, Дин, и я рядом, — силился успокоить его Кастиэль, пускай и испытывая тревогу только за жизнь супруга, в которого тихонько вливал свою магию. — Всё будет хорошо. Может, наш малыш решил устроить тебе такой подарок в честь дня рождения? — Ещё рано, Кас, — обжигал отчаянный шёпот. Прислуга и советники волновались, Чарли, сидя рядом, не переставала о чём-то лепетать, тем самым отвлекая, и даже Ровена, стоявшая в стороне, хмурила брови. Всё шло не по плану. Всё должно было случиться не так, но маленький джинн решил повернуть свою и родителей судьбу иначе, поставив всё под угрозу. Немного позже у Дина вышло задремать посреди подушек, будучи убаюканным грозой и прижатым к груди мужа. И все даже выдохнули, посчитав сон хорошим знаком, и покинули просторные покои, не желая создавать лишнего шума. Остались лишь Чарли с Миэль и Миссой. Да и Ровена не спешила покидать свой угол, с опасением глядя на круглый живот и покусывая длинный ноготь. — Это нехорошо. Кастиэль, твой сын решил иначе, — качая головой, ближе к вечеру шёпотом произнесла Ровена, заставив всех, кроме спящего омеги, вздрогнуть. — Если выживут оба, то это даже я назову «чудом». — Если?! — негодуя, тихо прошипел Кастиэль, обнимая Дина чуть крепче. — Хочешь сказать, что либо Дин не выживет, либо ребёнок?! — Либо оба. Одно повлечёт другое, — пожала плечами Ровена, говоря уже о скором будущем. — Если будет благоразумен и прислушаешься ко мне, то беды получится избежать. А сейчас… Мне стоит подготовиться. С вами, джиннами, то до смешного легко, то безнадёжно сложно. Ясное небо постепенно темнело, прячась за тяжёлыми облаками. Миражи напряжённо ждали, ни одно живое существо не смело издать радостного звука. Над далёкими полями бесшумно бежал ветер, подгоняя тучи и путаясь в гривах степных лошадей. Птицы прятались в листве, животные покрупнее затаились в лесах, рыба спряталась на дне, народ Миражей спешно завершал дела и прятался в домах. Приближалась буря. И то ли всё дело в чувствах, что окутали душу султанов, то ли сами Миражи волновались наравне с ними. То ли ещё что, но связано это уже было с их ребёнком. И не успело солнце спрятаться за тучами, как острая боль разбудила второго султана Миражей. Болезненно вскрикнув, Дин перевернулся на бок, поджимая ноги и цепляясь за одеяние Каса. Холодный ветер дул из открытого окна, но было жарко. Неимоверно жарко. Тело будто бы плавилось в огне, а внизу живота точно всё сжалось, вынуждая шипеть и крепче впиваться в Каса. — Дин? — обеспокоенно позвал Кастиэль, и супруг тут же расслабился. — Всё в порядке, — тяжело дыша, заверил Дин и открыл глаза, оглядывая погрязшую в полумраке комнату и испуганные лица их людей. Чарли подползла поближе, и он дал ей руку, слабо улыбаясь. — Всё хорошо… Наверное. А где Ровена? — Ушла готовиться, — сжав его пальцы двумя руками, пролепетала подруга. Улыбки как не бывало. — К чему? — сипло спросил Дин, не желая услышать ответ. И всё же, почувствовав, как в страхе сжалось сердце, поднял голову, пытаясь посмотреть Касу в глаза. — Рано ведь, Кас… Нельзя отпускать его так рано. Кастиэль взял его вторую руку и поднял к губам, оставляя поцелуй на костяшках. — Всё будет хорошо, Дин, — прошептал он, помогая мужу сесть немного ровнее и так, что Кастиэль смог поцеловать его в висок. — Ни о чём не беспокойся и просто доверься… У тебя жар. — Переживу, — зажмурился Дин от жалостливых и обеспокоенных взглядов, всем весом опираясь на Каса и накрывая живот рукой. Затишье продлилось недолго, и не успел Дин снова окунуться в относительное спокойствие слабости, как боль повторилась. Тянущая, сжимающая и переворачивающая. Огненная. То короткая, то длинная. Комната полнилась тихим скулежом, который порождал отчаяние Кастиэля. Он не знал ни как помочь, ни как облегчить муки. Магия не работала. И в конце концов он не выдержал — послал Миссу за Ровеной. — Ему ещё рано в этот мир, — слабо протестовал Дин в руках своего альфы, — он же погибнет… — Кас, кровь пошла, — побелев, пролепетала Чарли. Кастиэль сжал зубы покрепче и вздохнул поглубже, прижимая к себе притихшего, но уже находящегося в полном сознании мужа. И к чему все эти беременности? За что столько мук? Чтобы породить какого-то ненужного наследника?! — Кас, — негромко позвал его Дин, пытаясь подняться, — всё будет… Чёрт! — новый приступ пронзил живот. Ни черта не было и не будет хорошо! Сильные руки, поднявшие сжавшегося от боли омегу, хлопок крыльев, отнёсших их в чистую комнату, и светлое одеяние, по которому расползалось кровавое пятно. Горячая кровь, нарастающая и разрывающая боль в животе и пояснице и испуганное поскуливание. Умоляющее «Только не уходи» и вторящий шёпот, что не уйдёт. Ни за что не уйдёт. Люди наплывали, огонь робко дрожал в чашах и вздрагивал от каждого вскрика, пока в плен зубов не попало предплечье, почти сразу же сменившееся ладонью Каса, который стоял на коленях у кровати. Но никто ничего не предпринимал — все ждали Ровену, но единственное, что произнесла она: «Не лечи его, Кастиэль, ухудшишь ситуацию». Время мучительно текло, перебираясь вперёд по жалким песчинкам, мир за окном потемнел. Тучи закрыли вечернее небо, нагнетая обстановку, муки не желали прекращаться, как и крики — Дин всё же смиловался и разжал зубы на его ладони, пока Кастиэль шептал ему, пытаясь помочь хоть так. И совсем скоро Кастиэль уже ненавидел этого ребёнка, но ждал его рождения только потому, что хотел освобождения мужу. Либо хотя бы забрать его боль. Люди встревоженно копошились под командованием Ровены, пару раз Кастиэлю мягко предлагали покинуть комнату, но тут же затыкались, встретившись с гневным взглядом и рыком. А время всё шло. Дин слышал Ровену, молился про себя и делал всё, что нужно, лишь бы спасти дитя. Дин таял. С каждым пройденным часом кровавых тряпок оставалось больше, а сил — меньше. Ближе к ночи, когда ливень вовсю тарабанил по дворцовским стенам, проклятая ведьма озвучила то, чего оба родителя ждали больше всего на свете. Маленький наследник наконец-то соизволил показаться на свет. И с тех пор дворец погряз в очередных криках, которые пытались перебить грозовые раскаты вдалеке. И, наконец, освобождение. Резко вдохнув, Дин разом обмяк, и Кастиэль встревожился ещё больше, убирая влажные пряди со взмокшего лба мужа. Вот только лишних и долгожданных звуков не раздалось. Дождь, тяжёлое дыхание, бдящая из-под ресниц зелень. Тишина. Однако как быстро обмяк, так быстро и собрал себя, когда сердце испуганно сжалось в понимании. — Почему… так тихо? — едва не задыхаясь от паники, прошептал Дин, поднимаясь на локтях и тут же сцепляя зубы от пронзившей тело боли. Но на боль стало всё равно. Один лишь Кас спохватился и привстал, тут же рухнув обратно — за долгие часы сидения ноги онемели. — Ребёнок же должен кричать, — шелестел он, обводя всех отчаянным взглядом, но даже не отображая лиц. — Дин, — негромко позвал его Кастиэль, всё же поднявшись и забравшись на кровать. Но не получил никакой реакции от мужа, нашарившего взглядом Ровену с полуразвёрнутым свёртком ткани на руках. — Отдай… — дрожащим голосом приказал Дин, пытаясь вырваться из рук, обнявших его. Брови сошлись на переносице, лицо исказилось в оскале. — Ваше Величество… — Не стоит, Ваше Величество… — Дин… — Отдай! — рявкнул Дин, перебив всех. — Отдай его мне! За окном громыхнуло, огонь свечей дрогнул вслед за вспышкой. Никто из посторонних не шевелился, не зная, куда себя деть; один лишь Дин рвался вперёд да Ровена со сложным выражением лица осторожно возилась пальцами в свёртке. Он должен был быть аккуратней! Он должен был быть осторожнее, он должен был узнать о ребёнке намного раньше и не позволить ему явиться в этот мир раньше срока! Он!.. В тишину прорвались всхлипы средь прислуги и некоторых советников, стоящих дальше всех. Кровь не желала останавливаться, продолжая пропитывать кровать и одеяние, но на силы это не влияло. Совсем. Словно бы найдя новый источник, Дин с новой силой рвался вперёд, рыча на схватившего и прижавшего к себе супруга. Магия спешно исцеляла, но пока не пыталась забрать боль — иначе бы Дин вырвался. По веснушчатым щекам катились слёзы, от которых все отводили взгляды. Вскоре грозный рык обратился мелкой тряской и тяжёлыми вздохами между всхлипами. — Дин, прошу, — молил Кастиэль, прижимая мужа к себе и обсыпая шею и затылок лёгкими поцелуями. На сердце было тяжело, словно бы то привязали к камню, тянущему вниз, и никакой радости Кастиэль не испытывал. Разве что был благодарен за жизнь Дина. — Отдайте мне ребёнка! Ровена! — перешёл на крик Дин. Та, стоя в стороне, не поднимала взгляда. Нижняя губа задрожала, голос понизился до жалкого шёпота: — Прошу, отда… Тонкий возглас разрезал гнетущую тишину. Между плачущих туч мелькнула звезда, и в этот же момент Миражи смогли выдохнуть. Обмякнув, Дин улёгся на мужа, ни черта не видя из-за хлынувших слёз облегчения. Пальцы схватились за ладонь Каса, переплетаясь с другими. — Ровена, — подал голос Кастиэль, и дыхание мужа из хриплого и рваного вдруг стало ровным и глубоким. — Ты… Зачем усыпила его?! — Помнишь, что я говорила? — обходя кровать и направляясь к выходу, негромко спросила Ровена под крики новорождённого. — Пошли, Кастиэль. Сейчас ты нужен своему сыну, а не мужу, за которым и так приглядят. На последней фразе голос Ровены понизился, и застывшие слуги вздрогнули, вдруг возобновив свою работу и тихонько вытирая с уголков глаз слёзы, а советники поспешили улизнуть из покоев. — Но… — возмутился Кастиэль, не желая идти к верещащему комку тряпок. — Без «но», Кастиэль! — рыкнула Ровена, развернувшись через плечо. — Опасность никуда не делась! Ребёнок не должен был родиться сегодня! И если ты сейчас продолжить упрямиться, твоё дитя точно погибнет, а Дин… Ты хоть можешь представить себе боль, которую ему придётся пережить? — Кас, иди, — подкралась к ним и прошептала Чарли. Кастиэль поднял на неё взгляд, сомневаясь. — Мы приглядим за Дином, правда. Синий взгляд напряжённо пробежался по лицам, освещённых огнём свечей, и опустился. Поцелуй в макушку — Кастиэль осторожно выбрался из-под Дина и, подняв на руки, устроил его на чистой стороне кровати. — Почему же нельзя остаться здесь? — не понимал он, глядя на морщинку меж бровей мужа. — Потому что должно произойти ещё одно чудо.

* * *

Пустой сон что-то потревожило. Некое воздействие, будто бы кто-то настойчиво дёргал за волосы, взывая к пробуждению. И чем дольше Дин лежал, тем яснее понимал, что его действительно дёргают за волосы. Легонько, но настолько настойчиво, что Дин всё же открыл глаза, силясь припомнить хоть что-то из прошедшего. Дёрганье, вызванное синим дымком, пропало. И стоило накрыть живот рукой, — абсолютно плоский живот, — как воспоминания свалились с неба, подобно дождю за окном. — Малыш! — крикнул Дин в пустоту, резко присаживаясь. Спина взмокла, на лбу проступила испарина, а зелёный взгляд суматошно бегал по пустым покоям, погружённым во мрак. — Кас! Тишина, если не считать стука капель. Тяжесть крови больше не витала в воздухе, вместо неё — чистота, гроза, собственная пшеница и тонкий аромат мороси. Но дело было не в дожде за стенами дворца. Далеко не в дожде. Принюхавшись, Дин повернул голову к дальнему проходу, закрытому лёгкой занавесью. Запахи потерянных людей, шли прямо оттуда, звали его. Бесшумно поднявшись, Дин ступил босыми ногами на ковёр. Всё то же одеяние, состоящее из длинной рубахи, но без крови. Уже хорошо и вместе с тем странно. Однако Дин не спешил прислушиваться к этим странностям, проходя в другую комнату. Осторожная поступь, ни щепотки боли в теле. Крылья носа трепещут, как у хищника на охоте, глаза скользят по пространству. Этой комнаты никогда не было. Множество подушек в объятиях полумрака, тусклый свет из решётчатого окна, прикрытого тонкой тканью, что струилась волнами под прохладными языками ветра. Никаких излишеств, ничего особенного. Ни стульев, ни дивана, ни света. Одни лишь подушки, разбросанные по ковру, да самое ценное, что только есть на свете. В самом центре стояла крошечная кроватка — колыбелька, — а возле неё, опустив руку внутрь и спя на второй, сидел Кастиэль. Лицо супруга застыло в мирном выражении, в воздухе слышалось лёгкое посапывание. С Касом всё хорошо. А значит… Дин принялся подкрадываться дальше, к самому центру, к колыбельной, укрытой тонкой тканью. Кас всё так же спал, вызывая лёгкую улыбку, но зелёный взгляд, пускай и переходил на мужа, маятником возвращался к кроватке, которую им подарили в день свадьбы. Остановившись с другой стороны от Каса, Дин осторожно отодвинул край балдахина и едва не захлебнулся от нахлынувших сердце чувств. Малыш. Совсем крошечный из-за недоношенности, со сморщенной моськой и закрытыми глазками, но крепко-крепко сжимающий в пальчиках край одеяльца. Ребёнок. Его с Касом малыш. Маленькая звёздочка. Волнительно выдохнув и облизнувшись, Дин просунул руки под свёртки одеял и поднял приятную маленькую тяжесть на руки. Ребёнок завозился, мыча и развевая всякие страхи и сомнения, а Дин просто не мог поверить. Прижав малыша покрепче и будучи не в силах даже моргнуть, чтобы отвлечься от такого чуда, Дин сделал пару шагов к окну с тусклым светом, покачивая свой свёрточек. Мокрая зелень бдила, рот чуть раскрыт, вдыхая. Неверие. Тёплое счастье и неверие. Подушечки пальцев накрыли маленькую щёчку, и через несколько тягучих мгновений Дин поднял ребёнка повыше и уткнулся носом в пока ещё лысую макушку, закрывая глаза и вдыхая полной грудью. Тёплый. Приятно тёплый и пахнущий таким же теплом, остаточной пшеницей в грозу, которая пропадёт с возрастом, и собственной моросью. Лбу достался поцелуй. — Так ты у нас Маттиас, звёздочка моя, — с широкой улыбкой прошептал Дин, — маленькое чудо, дарованное богами. — Дин? — позвал хрипловатый голос. Ведение развелось, в глаза ударил солнечный свет, и Дин зажмурился. Воздух стал совсем другим, руки потеряли долгожданную тяжесть, да и ноги не стояли твёрдо. Он снова лежал. Сон… Просто сон. И неужели нет никакого… — Кас! — испуганно шепнул Дин, подорвавшись и тут же оказавшись прижатым обратно к груди Кастиэля. — Кас? Где ребёнок? Где наш малыш? — оглядывая пустую комнату, осыпал он вопросами. Кастиэль терпеливо вздохнул и уткнулся носом ему в макушку. — Дин, ты любишь ребёнка больше меня… — Да не неси ты!.. — зарычал Дин, но тут же заткнулся, как только раздался плач ребёнка. Пальцы вцепились в руку Каса. — Звёздочка! — Звёздочка? — недоумённо пробормотал Кастиэль и в итоге вздохнул, прикрывая глаза. Мужа было не удержать. — Миэль! Чарли! — устало протянул он и откинул голову на изголовье кровати. Дин завозился на месте, сползая с мужа, приподнимаясь и пытаясь высмотреть, откуда доносится плач. Через несколько мгновений раздались шустрые шаги, сопровождаемые хныканьем, и вереница слуг и советников во главе с Миэль и Чарли вышли к ним через широкую арку. Советники и слуги остались позади, кланяясь, эта же парочка с ребёнком подошла к ним. Лица испуганные, растерянные, и даже его муж разделял все эти чувства! Один лишь Кастиэль насупился и отвёл взгляд от свёртка и ручек, что тянулись из него, разве что не используя магию, чтобы добраться до родителя. Чарли подошла вплотную. — Дай… Дай сюда, — нетерпеливо прошептал Дин и протянул руки, едва ли не вырывая кричащий свёрток и прижимая его к своей груди. — Ну ты чего, звёздочка моя? — тут же заворковал муж, и Кастиэль подавил вздох, косясь в его сторону. Однако ребёнок, пускай и стал тише, но продолжал хныкать, и ни воркование, ни запах обоих родителей не способствовал его успокоению. — Он всё плачет да плачет… Даже Джек таким не был, — лепетала Чарли, отходя с подругой на безопасное расстояние. — Может, стоит потуже укутать его… Вот только её никто не слышал. Дин никого не замечал, полностью погрузившись в успокаивание ребёнка. Лепечущий малыш подрос, если припомнить его сон: чуть побольше и потяжелее, на голове светлый пушок, а большие синие глаза ясны и радостно-грустны, глядя на родителя. Пропала та хрупкость, исчез страх за здоровье малыша. И всё дело в магии мужа. Но сколько же дней прошло, сколько Дин проспал? Кастиэль же всё это время мозолил взглядом ковёр. Недовольно. Ему совсем не нравился этот новый человек в их жизни, с которым придётся делить мужа. Он так долго добивался Дина, а теперь нужно делить его с кем-то… И ведь обратно-то не деть это кричащее нечто!.. — Ты любишь ребёнка больше меня, Дин, — удручённо повторил Кастиэль. И наконец-то услышал мягкий, тихий смешок, когда ребёнок на некоторое время замолчал. Скосив взгляд, Кастиэль встретил улыбку и сияющий зелёный взгляд, устремлённый на себя. И снова эта маленькая пакость начала хныкать. — И чего ты смотришь? — пробубнил Кастиэль. — Ты всё ещё не ответил мне. Ребёнок вновь замолчал, как только он заговорил, и вновь ударился в хныканье, стоило его отцу замолчать. Улыбка Дина стала шире, но Кастиэль ещё не понял одну из множества причин, что породили её. Опустившись пониже и потёршись щекой о его плечо, Дин устроился на нём, и Кастиэль непроизвольно, просто зная, как будет лучше, чуть развернулся, приобнимая Дина и наконец-то получая привычную негу от возможности быть рядом с любимым. Дин протяжно вздохнул и тоже немного повернулся к нему, устраивая недовольный комок между ними. — Ему нравится твой голос, Кас, — прошептал Дин. — Не молчи. — Хах? — едва не подавился воздухом Кастиэль. — Приказываешь, Дин? Мне? Самому султану Миражей? — Во-первых, это твой сын, — слабость исчезла из медового голоса, будто бы её никогда и не было. Тон вернул повелительные нотки, и Кастиэль приятно удивился, вскинув брови. — А во-вторых, по твоей воле я тоже султан. И ты будешь успокаивать нас своим голосом, Кас. И да, это приказ. Кастиэль фыркнул. Добродушно. И поцеловал русую макушку. Со стороны прислуги раздались сдержанные смешки, сопровождаемые улыбками, но Кастиэль быстренько помахал рукой, прогоняя тех. — Ты правда не будешь любить меня меньше? — с ноткой сомнения спросил Кастиэль, вновь подтверждая факт, что, похоже, ребёнку действительно нравился его голос — тот притих, прекратив хныкать. — Кас, я родил, чтобы быть с тобой, — сонно усмехнулся Дин, потираясь о него лицом. — Как я могу не любить тебя, глупый? Кастиэль вздохнул, поверив словам мужа, и начал пересказывать, что было после родов, как Ровена усыпила Дина и послала Каса поддерживать жизнь ребёнка. После поведал про утренние письма из Эспея: одни торговцы хотели обменять свои лучшие ткани за возможность сотрудничества, другие — украшения. О рождении наследника Миражей люди тоже прознали, и уже начали приходить первые письма. И всё это Кас прочёл поутру, отдав ребёнка слугам и пристроившись к Дину. Кастиэль всё говорил и говорил, пока не раздалось мирное сопение под боком, и продолжал говорить дальше, в итоге перейдя на мелодичное хмыканье, которому научился у Дина. За всё это время он успел накрыть руку мужа на ребёнке своей, но никак не ожидал последствий. Хмыканье прервала вполне сильная хватка маленькой клешни на его пальце. Недоумённо хмыкнув, Кастиэль бросил взгляд вниз и охнул. Их малыш не спал, но и не спешил завывать по новой, позволив своему родителю отдохнуть. И глазел прямо на Каса, держась за палец раненой руки. Глаза большие, синие, как и подобает истинным джиннам. Моська серьёзная, а губы точно от Дина — даже поджимает их так же, надувая щёчки. И медовый — пускай и более светлый — цвет кожи тоже от Дина. И светлый пушок на голове… Кровь торрэнцев сильна. И она же, слившись с его, породила на свет это… Ладно, малявка был неплох. Второй джинн подряд с корнями из пустыни. И, пожалуй, ревность поутихла, а то и вовсе истлела, сменившись интересом к их ребёнку. Губы растянулись в улыбке. Кастиэль осторожно дотронулся до мягкой щеки сына, но на этом не смог остановиться. Стараясь не потревожить Дина, он использовал магию, и синий дымок поднял тяжёленький свёрток прямо к его лицу. Ребёнок всё ещё молчал и продолжал серьёзно глядеть на него, будто бы решая, достоин ли человек перед ним смотреть на него, да и вообще быть ему отцом. Поддержав ребёнка свободной рукой и не отпуская от него магию, Кастиэль вытянул шею и ткнулся носом в пушок светлых волос. Запах Дина… Нет, их общий запах, но всё же сладость мужа перевешивала. Солнечное тепло, пшеница в грозу и морось. — Ты и правда маленькое чудо, звёздочка… — неверяще прошептал Кастиэль, прижимая ребёнка к груди. — Вот видишь, — самодовольно хмыкнул Дин с сонной хрипотцой. — Вижу, — шепнул Кастиэль. — Дин, это… Не знаю, как сказать. Это… — Это наш ребёнок, Кастиэль. Наш. И только что ты наконец-то разглядел его, порадовав мою душу… А ещё волчья кровь оказалась сильнее, чем твоя птичья, — довольно хмыкнул Дин. Ребёнок был светленьким альфочкой. Почти весь в него. Хотя он бы не отказался от маленькой копии Каса…