Розы и вино

С тех пор минуло пять лет. Миражи цвели, не знали горестей, а их султаны — тем более. Дни были светлы и наполнены жизнью, дворец полнился яркими красками и детским смехом, средь которого всегда мелькал хохот взрослых. Первенец, ставший настоящим чудом и божьим даром, во многом пошёл в Дина: кожа более румяная, медовая, а на щеках и плечах россыпь веснушек; волосы тёмно-русые и слегка вьются, как у Каса; черты лица в большей степени принадлежат Дину, но глаза — тут никуда не денешься. Глаза синие, точно копия Кастиэля, но если султан обычно являл собой само спокойствие, то в глазах их сына бесята готовили пакость. И всё же Маттиас — на удивление — рос послушным ребёнком, который доставлял проблемы только в раннем детстве, не желая ни на миг расставаться с родителями. Да и владея магией с пелёнок, постоянно шалил, но со временем начал брать пример с Кастиэля, подражая степенности отца. Матти радовал обоих родителей, и те души не чаяли в первенце, постоянно балуя того. А ещё Маттиас, пускай и родился альфой и сильным джинном, взял пример и с Дина с его танцами. Дин боялся, что муж будет злиться из-за увлечения их ребёнка, как это делал Джон, но Кастиэль, увидев их занятие, не сказал ни слова. Лишь уселся в сторонке и глядел во все глаза на супруга с неуклюжим сыном. Кас был совсем другим, и Дин не мог нарадоваться, что стал его мужем. Когда Маттиасу исполнилось два года, их семью ждало пополнение. И это было весьма неожиданно — Дин даже представить не мог, что сможет забеременеть ещё раз. Вторая беременность протекла ещё легче, обошлось без «поспешных встреч» — малышка не стала повторять за братом, решив сидеть в животе до последнего. Так и появилась в их семье красавица Марибель, родившаяся полной копией Каса, а по запаху ставшая самой сладкой вишенкой. Второму ребёнку Кастиэль обрадовался сразу же, но временами вздыхал, что лучше бы из них двоих носил детей именно он, лишь бы мужу не приходилось проходить через чёртовы круги боли раз за разом. С годами Импала стала ещё ленивее, шерсть местами покрылась белыми нитями, а львёнок, пускай вырос и хвастался продолжающей расти гривой, так и остался — Львёнком. И как раз таки в этом белом комке их сын души не чаял, проводя с большой кошкой всё свободное время. Однако ближе к пятилетию сына Дин начал понимать, что он что-то забыл. Нечто важное, витающее где-то рядом, как птичий пух, но никак не желающее попасться ему на глаза. Чувство отдавалось волнением, немного тревожило, но Дин прогонял его прочь, не желая тревожить ещё и мужа. И всё же… Незадолго до дня рождения Матти чувство резко пропало, словно бы взяло то, что нужно, и успокоилось. Солнце ласкало листву, вода журчала, ниспадая с разных высот и вливаясь в птичью песнь, а в саду Миражей пристроилось почти всё главенствующее семейство. Кастиэль как раз вышел на балкон, пока краем уха слушал от Миэль перечень тех, кто хочет посетить их страну на грядущее торжество. Так Кастиэль и наткнулся взглядом на одну дорогую сердцу картину, которая вызвала смутное чувство, что нечто подобное он уже видел. В тени колонны, увитой колючей листвой роз, стояла широкая каменная лавка, а уже на ней и возле пристроились трое значимых первому султану людей. Прижимая к боку двухгодовалую дочурку, что, морща нос, пыталась заплетать в отцовские волосы травинки с крошечными цветами, Дин расслабленно откинулся на спинку лавки, глядя на щебечущего Маттиаса, который, заложив руки за спину, качался с пятки на носок и обратно, не переставая что-то увлечённо рассказывать из своих уроков. Милая сердцу картина: любимый мужчина и двое детей. И когда-то очень давно Кастиэль действительно видел нечто подобное. Там, в далёком Торрэно. Но теперь он приходился мужем этому прекрасному мужчине и отцом — детям. И когда же Дин, почувствовав его, поднял взгляд, чей цвет не смог и не смог бы передаться их детям, то веснушчатое лицо супруга озарила ещё более широкая улыбка. Дин был рад ему. И дети, завидев второго отца, замахали руками. Кастиэль махнул в ответ, тепло улыбаясь своей семье. В сам праздник Дин внезапно вспомнил о желании Каина посетить Миражи на пятилетие их ребёнка, и страх окутал его, а после передался и супругу, но Кастиэль смог предотвратить панику, напомнив, как долго их сын ждал торжества, да и Марибель хотела праздника с «цветами на небе». Панику и правда пришлось придушить, но бдили они за детьми пуще прежнего. И всё же праздник прошёл без незваных гостей, однако ближе к вечеру Дин уловил несколько подавленное настроение супруга. Тот будто бы расстроился. Дети уже посапывали на их кровати, так и не дождавшись фейерверка, Кастиэль вышел на балкон. Дин с улыбкой оторвал взгляд от сына с дочкой и, хлопнув себя по карману, в котором притаился сюрприз для мужа, вышел следом на воздух. Прислонившись поясницей к перилам и накрыв ладонь супруга, хмуро глядевшего на темнеющее небо, Дин оставил миномётный поцелуй на гладко выбритой щеке. Вечерний ветерок трепал волосы и одежду, холодил щёки. Мягкий зелёный взгляд сцепился с синим, читая тот. — Что, нашёл в себе силы простить? — без издёвки хмыкнул Дин. Кастиэль отвёл взгляд. — Я не смогу его простить, — прошептал Кастиэль, перевернув ладонь и переплетая пальцы, — только не после того, что он… — Кас, мы живы, — перебил Дин, — и я, и Матти. И сегодня ничего не случилось. — Дин вздохнул и поднял глаза на дворец. — Я бы и сам не стал себя слушать, но Каин… Может, твой отец всё-таки раскаялся? Как думаешь? Ты почувствовал его присутствие на празднике? Кастиэль неопределённо качнул головой. — След был, но выйти на него не смог, как и не захотел тревожить тебя, свет мой… Я не хочу его прощать, как и видеть. — Уверен? Кастиэль не ответил. — Ты ведь скучаешь по нему, разве не так? — придвинувшись поближе, Дин устроил голову на плече мужа. И под другим углом зелень уловила комок чёрных перьев, притаившийся в листве. Колючее чувство пронеслось по жилам. Дин выпрямился, а следом среагировал и муж, резко развернувшись и прикрыв собой. Зелёный взгляд метнулся в сторону спящих детей. — Ты! — рявкнул Кастиэль знакомой птице, но больше ничего и не произнёс. Балкон наполнился умеренным рычанием, чтобы не потревожить детей, а Дин разрывался между мужем и своими звёздочками. И всё же один птичий поклон стёр настороженность и позволил второму султану расслабить плечи. Сидя наверху, ворон склонил голову. То ли в знаке уважения, то ли из благодарности, а то ли моля таким образом о прощении. Каин не сказал ни слова. Дин не видел лица супруга, но тот либо скалился, либо хмурился. Либо ничего из этого. Но тоже молчал. Оторвав взгляд от детей, Дин зацепился пальцами за одеяние мужа. — Уходи, Каин, — низко пророкотал Кастиэль, глядя на того исподлобья, — после всего тебе никто рад не будет. Несколько секунд стояла напряжённая тишина, пока ворон ещё ниже не склонил голову со скрипучим шёпотом, который услышали оба султана: «Я пришёл поблагодарить». — Кас, — дёрнул мужа за рукав Дин, желая, чтобы тот одумался. — Даже не смей предавать мою сторону, Дин, — шикнул Кастиэль, после чего Дин недобро сощурился, но всё же расслабил лицо, услышав последующие слова: — Я бы ещё мог простить, если бы этот человек навредил только мне, но он посмел тронуть дорогих мне людей! Это не прощается, Дин. Это нельзя прощать. Поджав губы, Дин бросил взгляд на понурого ворона, которого стало жалко. Неужто и в третий раз его настроение будет метаться из стороны в сторону?.. — Но сейчас эту птицу отпускать не собираюсь, — вернулся к угрожающему рыку Кастиэль и уже было поднял руку, чтобы ненадолго покинуть мужа, как тот схватил его за локоть и наполовину развернул к себе. Зелёный взгляд был хмур и зол, и Кастиэль даже растерялся, недоумённо опустив уголки бровей. — Дин… — болезненно прошипел он, когда Дин с силой сжал его левое запястье, но даже не попытался вырваться. — Я тебя безумно люблю, но не стану принимать эту птицу обрат… Кастиэль не договорил — Дин не придумал ничего лучше, чем сунуть пару локв в почти что обездвиженную от давнего шрама ладонь. Зелень сменила хмурость на вызов и ожидание. И в один миг Кастиэль распахнул глаза, глядя на локву. Взгляд на ожидающую зелень — снова на локву. Вверх и обратно. И ещё раз, и ещё. Даже ворон вытянул шею, будто бы желая узреть то, что вызвало потрясение первого султана. — Ну? — подустав от ожидания, надавил Дин. — Сколько ещё будешь хлопать глазами? — Это… Что такое? Это… Это ведь как с Марибель, да? Ты же тогда тоже принёс локву… Локву. А потом рассказал о ней… Но сейчас их две? Две локвы? О чём ты, Дин? — лепетал Кастиэль хуже их дочки в год, а лицо альфы, который всем своим видом только что являл угрозу почти что для всех и вся, вдруг стало и ошарашенным, и испуганным, и неверящим, и в тот же миг во всём этом зарождалась крупица ликования. Вздохнув поглубже, Дин всё же решил открыть правду, которую сам узнал не так давно. И вместе с этим задобрить Кастиэля. — Дети, Кас, — усмехнулся он. Кастиэль пару раз моргнул. — Я снова жду от тебя дитя, но не одного, а сразу двух — Ровена сама так сказала. Кас, у нас будут… Однако закончить не смог — Кастиэль внезапно обнял его, отшагнул подальше от перил и, приподняв, закружил. И кружил бы, пожалуй, до рассвета, если бы Дин не похлопал его по спине, прося остановиться. — О жизнь моя, это же надо так обрадовать! — едва ли не задыхался Кастиэль, точно позабыв о бдящем за ними отце, который бы хотел исчезнуть прямо сейчас с пониманием, насколько же сильно заблуждался. На веснушки попадали поцелуи, вызывая смех. — Но это же очень тяжело! Всё-таки стоит заставить эту ведьму найти заклинание, чтобы хотя бы разделить между нами твои тягости. — Кас-Кас, — тихо отсмеялся Дин и бросил взгляд в сторону комнаты, убеждаясь, что дети спят. — Ты искал три года и ничего не нашёл. Может, уже смиришься, что в мире и в твоей магии есть изъяны? — Нет, Дин! Ни за что и никогда! — возмущённо фыркнул Кастиэль. — Я найду способ, но это… Может, хочешь чего-нибудь? Как себя чувствуешь? Устал? Что хочешь съесть? Или придумать украшений, которых в мире нет? — осыпал вопросами Кастиэль с блеском в глазах, чем не мог не радовать. — У меня всё есть, и ты это знаешь, — шепнул Дин, сжимая пальцы Каса. — Но я бы не отказался, чтобы ты поговорил со своим отцом, как когда-то ты дал поговорить мне с моим. И стоило словам слететь с губ, как Кастиэль поморщился, косясь на притихшую птицу, почти что слившуюся с листвой. — Ладно, — в итоге процедил он и, крепко обняв и поцеловав напоследок, взмахнул рукой, призывая Каина прямо сюда. Взглянув на сильно изменившегося мужчину, которого совсем не пожалело время и, видимо, совесть, Дин скрылся в комнате, закрывая за собой резную дверь и после устраиваясь на кровати подле детей. И, конечно же, подслушивая. Так как Кастиэль был взбудоражен и пребывал в неописуемой радости после новостей, Каину повезло. Немного. Как минимум, Кастиэль не стёр его и не вышвырнул в тот же миг. Наоборот, он даже чуть-чуть послушал, хотя так и не простил своего отца. Возможно, Дину не стоило идти против мужа, но он, даже примерив ситуацию на себя, хотел бы, чтобы их с Касом дети узнали второго деда — о Чаке те даже не ведали, потому что тот человек… Чак умер по неизвестным причинам немного позже рождения Маттиаса, и с тех пор Киэло находилось во власти Михаила и его мужа, которым совсем не везло с рождением наследников, что немного вызывало злорадство. Дин думал, что Кастиэля пошатнёт новость о смерти Чака, но муж отреагировал спокойно, просто пожав плечами. А вот Каин… Названый отец являлся более щекотливой темой, и очень хотелось, чтобы Кас оставил её и жил без сожалений. Почти так и случилось. Прижимая Марибель к себе и легонько поглаживая светлые волосы сына другой рукой, Дин прислушивался к тихим голосам. Голос Каина ослаб, стал скрипучим и ломким, как дерево в пустыне. Даже каким-то пустым. Тот говорил мало, и Кас выплёскивал свой гнев, шипя и порыкивая. Кастиэль многое припомнил, будто бы только и ждал это момента, заставив Дина усомниться в правильности принятого решения. И всё же спустя, как казалось, целую вечность шипение и рык уменьшились до ворчания. Кастиэль выплеснул и успокоился, напомнив своим поведением их сына, который в более раннем возрасте обижался на глупости, подолгу злился на родителей, а после, снизойдя, ворчал и шёл обниматься. Вот только навряд ли Кастиэль будет обниматься со своим отцом. Кастиэль так и не простил отца, но дозволил тому остаться на три дня, чем порадовал Дина. Но Дин, пускай и радовался переменам в муже, не оставлял детей наедине с дедом. Когда же Каин покинул Миражи, на душе Каса стало спокойнее — Дин ощущал эту перемену. Кас что-то отпустил. Не стал томить в себе некий груз, который старался не показывать. И ещё Кас… — Как ты? — шепнул Дин, идя с мужем в обнимку по саду прямо на звонкий хохот двоих детей, за которыми должны приглядывать Чарли с Миэль. — Рад за нас, — улыбнулся Кастиэль под внимательным взглядом зелёных глаз. — И всё? — чуть разочарованно пробубнил Дин, ловя синий взгляд. Улыбка мужа стала чуть шире, давняя тяжесть покинула его плечи. — И всё… Спасибо, что однажды согласился выбрать меня. — Всегда буду, глупый мой муж. — Я-то глупый? Иди сюда! Вот только попадись мне! — с притворным возмущением фыркнул Кастиэль, пока Дин отцепился от него и с заразительным хохотом пошёл быстрее, убегая. И всё же на последнем своротке Дин остановился и обернулся, чтобы Кастиэль смог разглядеть солнечную улыбку одного прекрасного человека, которого однажды полюбил и любил до сих пор. Дин скрылся за кустом, уходя к детям и большим кошкам, с которыми те резвились, а Кастиэль остановился и обернулся в сторону чёрных гор, чьи пики подпирали небо над раскинувшимся лесом. В руке же появилось одно из шести длинных перьев иссиня-чёрного цвета, которые отдал им Каин. — Я скажу лишь один раз, — прошептал он, зная, что ветер донесёт шёпот нужному человеку, — в чём-то я благодарен тебе, ведь если бы ты не одумался, то я бы не нашёл своего счастья. Счастья, без которого невозможно жить. Счастья, ради которого хочется жить. Счастья, что греет его душу и поддерживает, продолжая удивлять, менять и радовать его. Счастья, что вместе с ним породило другие, но более маленькие. Счастья, что… Так много этих «что». Кастиэль любил своё счастье в лице мужа и всегда будет любить своё проклятие. И не помешает им ни время, ни смерть, ни другая жизнь. Их души сплелись, вкусив друг друга, и больше не расстанутся. И если бы не роза с вином, открывшая тернистый путь к сердцу любимого, он бы… — Спасибо. Но больше я не подвергну риску родных и дорогих мне людей. История шла за историей, мир менялся, как калейдоскоп, но сказочные Миражи не знали перемен. Поколения сменялись другими, но никто не оказался забыт. Потомки помнили, потомки знали, они оберегали то, что когда-то было создано. И всё же всему в этом мире суждено истлеть, чтобы поселиться на страницах книг, став сказкой, в которую сложно поверить… Во времена правления двух султанов Миражи действительно не знали горестей, как и сами султаны, а розы с вином стали их символом, который люди пронесли сквозь века.