Розы и вино

На первой своей свадьбе Дин чувствовал себя не более чем подарком в виде запертого в клетке зверька. Он был красив, излишне горд для омеги и не испытывал ничего, кроме отвращения, нежелания смириться со своей судьбой и хорошо скрываемого страха. Вокруг было мало знакомых лиц, но все улыбались. Все радовались. Кроме одного, кому, как он сам считал, предстояло навсегда позабыть запах моря, поселившись в сердце пустыни с нелюбимым человеком. За весь тот долгий-долгий день Дин ни разу не улыбнулся. Никому. И такое поведение доставляло удовольствие его тогдашнему мужу. На второй своей свадьбе… Дин боялся, что у него сведёт лицевые мышцы от того, сколько он улыбался. Искренне, счастливо. Даже само торжество ещё не успело настать, он не видел Каса с ночи, а уже вовсю улыбался и улыбался. Счастливее человека было не найти на свете. Если, конечно, не брать в расчёт Кастиэля. Последние приготовления в виде украшений, нарядов и повторения церемонии, которая отличалась от прочих, известных принцу, велись со вчерашнего вечера, а султана прогнали ещё в обед. Белый дворец Миражей прямо-таки цвёл: повсюду вьются плющи, пышные грозди тёмно-фиолетовых цветов, которые мешаются со всевозможными оттенками синего и голубого, местами развешаны светло-голубые ленты, тянущиеся от одного края арки к другому, от одного угла змейкой к противоположному. И в тот же миг никаких излишеств. По белому городу и пригороду тоже вились цветочные лианы, где-то люди установили круглые фонари, а по озеру плавали лотосы, чьи сердцевинки горели по ночам и приманивали светлячков, рождая собой чарующее зрелище. Но даже таким красотам, которыми восхищались и Дети Миражей, и немногочисленные приезжие, коим Кастиэль дозволил появиться на торжестве, было неимоверно далеко до человека, в чьих руках покоилось сердце султана Миражей. Огонь свечей плясал на лицах и стенах, хлопки в ладоши мешались с певчими голосами слуг. Пол устлан подушками, на пустых местах стояли подносы с фруктами, сладостями, травяным чаем и многочисленной локвой. Слуги, средь числа которых находились только омеги да беты, частично сидели кругом, частично — стояли. В центре же сидел наисчастливейший человек. Дин. Мешая Чарли разрисовывать его руки хной, Дин то и дело подцеплял кусочки фруктового лукума, отправляя их в рот. Подруга цокала, грозились связать его, а Миэль позади неё тихонько посмеивалась, при этом глядя далеко не на принца. Замечая краем глаза редкие переглядки, которые случались, когда Чарли отвлекалась от своего занятия и оборачивалась к девушке, Дин хмыкал. Стоило подруге появиться в Миражах, как та увязалась хвостом за Миэль. Оставалось только улыбаться и наблюдать за развитием чужих отношений. Как только одна рука оказалась освобождена, Дин тут же накрыл ею округлившийся за последний месяц живот, в котором с каждым днём учащалось шебуршение, как и приложенная изнутри сила. Вот и сейчас Дин поймал пару толчков не только почкой, но и ладонью через лёгкую ткань одеяния. Мир остался где-то позади, улыбка блуждала на лице. Дин погрузился в воспоминания того дня, когда, как повелось говорить в их народе, упали две звезды… Зал Торрэно вмиг сменился холодом и пустотой. Ветер бил по ушам, одежда и крылья Каса шелестели под бьющим в голову порывом, а самого его обвили крепкие руки, вплотную прижимая к горячему телу. Дин понял, что что-то не так только в тот момент, когда Кастиэль принялся чертыхаться и сильнее сжал его в руках, а мир принялся стремительно и во все стороны кружиться — Кастиэль пытался расправить крылья, но те, как бы ни старались, не имели достаточной силы для полноценного полёта. И тогда, жмурясь от виражей и цепляясь за Каса, Дин не понимал, где небо, а где — земля. Они падали с высоты. Сердце не успело испугаться, желудок сидел на месте ровно — и это несмотря на все кувырки. И в один момент крылья, что так сильно и нелепо трепыхались, пытаясь поймать ветер, сложились в кокон, пряча принца от звёзд и луны. Вот тогда стоило бы начать молиться. Но Дин этого не сделал — попросту не успел. Оглушающий удар, случившийся из-за Кастиэля и его спины с плечами, которые приняли на себя всю силу столкновения с водой, опередил его. Не дал ни сказать, ни подумать. А потом стало неожиданно тихо — вода забрала все звуки и воздух. Расслабленные крылья утягивали на дно, пузырьки воздуха карабкались вверх по холодной тёмной гуще. Всё так же обнимая Каса за пояс, Дин попытался сделать гребок. Бессмысленно. Утащить такую крылатую тяжесть не хватало сил, а сам Кас обратился в безвольную куклу. И тогда Дин начал бояться. Однако не успела паника накрыть с головой, а в лёгких закончиться воздух, как чья-то магия выбросила их из воды прямиком на ближайший берег. Хриплый кашель прошёлся по округе, Дин сильнее вцепился в рубаху Каса и приподнялся, сквозь полумрак, рождённый листвой деревьев, старательно вглядываясь в лицо султана, но едва ли различая что-то важное. Тот не двигался и только глубоко дышал. Не наглотался воды, либо магия помогла. И всё же сердце испуганно сжалось, припомнив, что рассказывал ему Каин насчёт перемещений Кастиэля и харканья кровью… И снова раздался кашель, но уже не его — Кастиэля. — Кас? — позвал Дин и слез с него, перебираясь на землю — крылья исчезли. — Кас? — ещё более тревожно позвал он, теребя Кастиэля за прокушенное плечо. Рядом зажёгся огонёк, и зелень наконец-то разглядела синь. И пускай в той имелась истома после всплеска сил и укуса, большинство занимало беспокойство и страх. Кастиэль вцепился в его предплечье и привстал. — Цел? — одним губами шепнул он. Дин кивнул. А после не сдержался и набросился, обнимая за шею и едва ли не душа. Кастиэль лишь охнул и упал обратно. Всего одно мгновение замешательства — обнял в ответ и уткнулся носом в макушку. Магия высушила одежду. Вдыхая столь любимую грозу и понимая, что ему в жизнь не надышаться ею, Дин отцепил одну руку от Каса и взялся за его левую. Султан не сопротивлялся, позволяя вершить задуманное. Устроившись под боком с правой стороны, Дин осторожно прижал левую ладонь Каса к своей щеке. Грубая и неровная. И пальцы чуть дрожат. Чуть потёршись щекой о ладонь, Дин прижался к ней губами, оставляя поцелуй. — Прости, Кас, — прошептал Дин, не отнимая от своего лица ладонь, — прости меня. — Дин, — более твёрдым, напряжённым шёпотом позвал его Кастиэль, и Дин и сам невольно напрягся, задерживая дыхание. — Да? — Можешь дать мне одно обещание? Пожалуйста. Всего одно, — Кастиэль перевернулся на бок и приподнял его голову за подбородок, заглядывая в глазах. Синь молила, и Дин чуть кивнул, будучи не в силах отказать ей в этом. — Не убегай. Больше не убегай, Дин. Но если решишь, прошу, возьми меня с собой. — Никогда, — слетели слова с губ, — больше не когда не уйду. Обещаю, Кас. Кастиэль улыбнулся в свете огонька и наклонился, оставляя поцелуй на его лбу. Дин же просто зажмурился, когда глаза опалило, и сжал ладонь Каса чуть крепче. — Заставил же ты меня поволноваться, свет мой, — издал пару смешков Кастиэль, после выдыхая сквозь сжатые зубы. — Прости, пожалуйста, прости, Кас… — безостановочно шептал Дин сквозь непрошенные слёзы, которые разделял и его султан. И шёпот тот длился ровно до того момента, пока организм, не приспособленный к столь большому излишку магических сил, не решил погрузиться в сон, привыкая к новым ощущениям. К синему огню не прибавились другие, но Дин, покоясь в объятиях султана, этого уже не видел. Во главе лодочной процессии стояла Ровена, поддерживая на ладони синий огонёк. Пурпурный взгляд доволен, позади обеспокоенно шепчутся люди. Сон забрал принца на целых два дня, за которые Кастиэль успел едва не обменять свой вороной цвет волос на серебристый. И всё это время не отходил от любимого ни на шаг. Но утром третьего дня, когда к ним в очередной раз зашла Ровена, не выдержал. — Почему Дин так долго спит? Что не так? Разве яд всё ещё в его теле? Или это из-за магии? — расхаживая взад-вперёд и обнимая себя, покусывал кончик пальца Кастиэль. — Чего ты как наседка, Кастиэль? — утомлённо вздохнула Ровена, бросив на принца лишь один взгляд. — Он здоров, ребёнок тоже в порядке. Просто восстанавливается после пережитого… Да и он же — обычный человек, а ты влил чересчур много сил, пока он кусал тебя. Вот и всё. — Вот и всё? — растерянно и в некоторой степени возмущённо повторил Кастиэль, оглядываясь на неё. — Кас? — раздался сиплый голос, но даже его хрипотца сумела приласкать слух. Да и всегда могла. Вмиг очутившись у кровати и присев на её край, Кастиэль взял ладонь Дина двумя руками и поднёс к губам. Зелень глядела чуть растерянно, но ясно. — Всё хорошо, Дин, всё хорошо, — заверил Кастиэль, и Дин приподнялся, присаживаясь на кровати и опираясь на подушки, которые успел подсунуть ему султан с помощью магии. — Как себя чувствуешь? — Да нормально… — пробормотал Дин и скользнул взглядом по покоям, знакомым ему до последней подушки. Покои Каса. — Долго я спал? — Заставил поволноваться, — хмыкнул Кастиэль, вновь целуя костяшки пальцев. Однако Дин не смог вынести мягкости синего взгляда — не смог смотреть без раскаяния. Опустил глаза. Кастиэль терпеливо вздохнул и чуть повернул голову. — Стой, Ровена. — Что ещё? — недовольно прицокнула женщина, уже собиравшаяся уйти. Зелёный взгляд забегал между двумя людьми. — Остались вопросы. Ты же знакома с Кроули? — жаждая ответов, спросил ту Кастиэль. Причём голос стал совсем другим. Строгим, холодным. С Дином Кастиэль вёл себя совсем иначе. Разворачиваясь к ним, Ровена накрутила огненную прядь на палец. Вид ведьмы вещал о беспечности, лености: плечи расслаблены, обнимает себя одной рукой. — Ну да, — лениво протянула та, продолжая накручивать прядь, а потом возвела глаза к потолку, как бы вспоминая, а после выдавая ответ так, будто бы то — самое прозаичное, что только есть в этом мире: — Пару веков назад родила после какой-то оргии по ту сторону моря. Только этот поганец решил имя сменить. Дин невольно закашлялся от таких новостей, Кастиэль же никак не отреагировал. — И про ребёнка ты тоже знала, — тише произнёс Кастиэль, низко рыча. Дин бросил на него взгляд и снова взглянул на Ровену. Часть всего он уже успел узнать от Каина и сейчас просто наблюдал за развитием событий, но неким образом всё же разделял чувства своего альфы — метка давала о себе знать. — Конечно, — дерзко фыркнула ведьма, — но кое-кто… — Так ты знала о ребёнке! — уже по-настоящему взъярился Кастиэль. Гроза над пшеничным полем бушевала и рокотала, пригвождая ведьму к месту. Однако султан продолжал со всей нежностью держать руку любимого, когда по всему своему виду должен был раздавить ту. И тогда, пускай внутри всё рокотало под гневом Каса, Дин не смог не зациклиться на этой нежности, чуть приподняв брови. — А как же? — фыркнула Ровена в той же дерзкой и самодовольной манере, деловито разглядывая свои ногти. — Но-но, Кастиэль, не злись: в ваш первый приезд я же сразу сказала: «О, так тебе уже доводилось…». У Кастиэля дёрнулся глаз. И Дин, отвлёкшись от нежностей, полностью разделил его чувства, прожигая ведьму взглядом. Однако осознание вспыхнуло ослепительной вспышкой, и злость перебралась на сторону другого человека. Они могли узнать обо всём раньше! Намного раньше! И ничего бы не случилось, если бы эта ведьма не была слишком горда, а один султан… — Эти слова не так воспринима!.. — рявкнул Кастиэль, но заткнулся, когда Дин перевёл на него хмурый взгляд. Пыл разом стих, будто бы пламя потушили ледяной водой, а где-то на фоне хмыкнула Ровена, и уже после раздались лёгкие удаляющиеся шаги. Кастиэль поджал губы. — Прости, мой бесценный, но с этой ведьмой невозможно ужиться, — принялся вымаливать прощение султан, осыпая его пальцы и ладонь быстрыми поцелуями. Выдохнув и подняв свободную руку, Дин сделал то, о чём давно мечтал, — потрепал смольную шевелюру. Кастиэль застыл. — И кто из нас ещё больший дурень? — хмыкнул Дин, однобоко улыбнувшись. — Но если ты ещё раз пойдёшь против этой ведьмы… — шипя, не закончил он угрозу. С тех пор жизнь вернулась к тому, о чём раньше и подумать было непросто и невозможно. На залечивание душевных ран, нанесённых разлукой, ушло много ночей и дней, много слов слетело с губ, много признаний, прощений и обещаний. Оба чувствовали вину, оба временами не могли смотреть глаза в глаза. Но не разлучались ни на миг. Не могли — боялись. А время всё бежало, стрекозами над водной гладью оставляя круги. Немного позже Кастиэль вновь просил его руки, но ответ пришлось подождать — Дин попросту опешил. А потом, поймав страх в любимых синих глазах, не дал ему ни о чём подумать — кинулся султану на шею, поваливая его на траву в саду. И через каждое признание в любви повторял: «Согласен, согласен, согласен! Твой на все века, Кас! Твой!». Через несколько дней Кастиэль обрадовал его приятной вестью: троица, которую он послал в Торрэно за Чарли и прочими знакомыми Дину слугами, вернулась. Однако ехать согласилась только Чарли, когда прочие побоялись, да и нашли себе новых господ в лице супруги наследного принца. Отсутствие преданности кольнуло, но в тот же момент было несколько всё равно по разным причинам: во-первых, не до скорби по людям, которые находятся в безопасности; во-вторых, Дину была важна только Чарли, а подруга прямо-таки светилась; в-третьих, он всецело пропадал с Кастиэлем и их ребёнком. И последний пункт стоило вознести над прочими. Весь этот месяц, что начинался со дня неудачного приземления и до самой свадьбы, им полюбилось просто лежать либо в саду, либо где-то во дворце. Импала мурчала под боком, сам Дин лежал головой на плече Каса, а Кас, ставший подушкой своему принцу, заодно с тем ловил редкие пинки. Однако если Дин каждый раз замирал в благоговейном трепете, то Кастиэль был растерян. Будто бы никак не мог взять в толк, что внутри его возлюбленного кто-то растёт. И этот «кто-то» от него. Дина смешила такая реакция, но вместе с этим настораживало отношение Каса к ребёнку. Тот не разделял любви. И временами ревновал. Но к разговору они так и не пришли: одни альфы радовались наследникам, но были и те, кто не придавал им значения. Как Дин понял, Кастиэль и правда относился ко вторым — его возлюбленному не нужны были наследники. И то ли печалиться с такого, то ли что… Но Дин тоже терялся и просто ждал того момента, когда Кастиэль разделит с ним эту нарастающую любовь и перестанет видеть в ещё нерождённом ребёнке угрозу их любви. Чарли же была из тех, кто едва ли не верещал и не прыгал на месте, с трудом почувствовав пинок малыша, который-то не очень-то любил чужие прикосновения. И ещё эта девчонка, как Дин успел заметить, была без ума от главы троицы Каса, но и Миэль бросала взгляды украдкой. Ещё же Чарли стала той, кто чуточку стал интересен старой ведьме — и это сыграло Дину на руку. Чарли смогла разузнать о некоторых важных мелочах: локва, которая вызывала сильнейшее отвращение до Миражей, полюбилась ему из-за Кастиэля, чей ребёнок в его утробе просил любимое лакомство отца. Второй же факт — в Диросе Дин был под присмотром и её, и её сына, и Каина, которому Кастиэль навсегда закрыл дорогу в Миражи. Третий факт — до рождения ребёнка оставалось чуть больше трёх месяцев. К этому же шло то, что Ровене было известно, когда тот был зачат и в какое время суток родится, но вдаваться в подробности не стала. Чарли не могла нарадоваться за них. Временами Дину казалось, что всё — сон. Что однажды он проснётся в пустоте Диросы, никакого ребёнка не будет и Каса тоже. И это действительно стало кошмаром, от которого он просыпался, пугал Каса своим вздрагиванием и после оказывался в тисках сильных рук. И эти крепкие объятия, в которых он не мог отодвинуться от горячего тела за своей спиной, действительно помогали. Успокаивали. И уже после, разглядев в темноте, что он не в Диросе, и удостоверившись, что гроза ему не чудится, переплетал пальцы с левой рукой Каса, но не всегда получал ответ из-за ранения возлюбленного. Шрам на ладони стал тяжёлым напоминаем и второй меткой. Первой же меткой стало то, что Дин обожал едва ли не больше всего в своём теле. Укус Каса стёр прошлый, а из заживших ранок по спине, плечу и руке тянулись линии, будто бы выведенные хной. Тонкие линии-лозы захватывали плечо до локтя, немного шеи, и левую лопатку. Они вили узор, как усики винограда, отбрасывали небольшие листочки на концах, которые чем-то напоминали перья, и имели множество коротких разветвлений, завитков. Сначала узор был блёклым, а после принялся набирать цвет, достигнув цвета напитка из какао-бобов, которые привезли торговцы из дальних стран в честь грядущего торжества и возможности побывать на нём. И иногда, когда поцелуи заходили чуть дальше положенного и куда не стремился Дин, беспокоясь за ребёнка, метки сияли золотым. Но такое происходило всего три раза, и все три раза Дин обрывал продолжение, заставляя альфу подчиниться своей воле. И все три раза неподалёку взрывалось по птице — Ровена не оставляла попыток понаблюдать за истинными, тем самым зля обоих. Пускай они с Касом и находились постоянно вместе, Дин так и не смог полноценно понять, насколько сильно его возлюбленный ненавидит названного отца, который потрепал их жизни, и родного. Кастиэль никак не отзывался об этом. Лишь в самом начале пообещал, что больше их никто и никогда не побеспокоит. Однако Кастиэль злился на правду, которую знал и Дин. И всего полторы недели — мрак больше не посещал лицо возлюбленного, а обязанности Каина легли на плечи других советников, которые вели себя тише воды, ниже травы. День свадьбы, назначенный ведьмой, проводили на растущую луну, но расстаться на миг, чтобы прожить остаток жизни вместе, им всё же пришлось. Кастиэля увели в обед, Дин же остался во власти слуг, ответственных за его внешний вид, и нескольких лиц из простого народа, желающих побыть в первых рядах и пожелать своим правителям счастья. Весь вечер Чарли старательно выводила на нём узор, народ о чём-то радостно щебетал и поглядывал на округлившийся живот, но никто так и не осмелился попросить потрогать. Да и Дин бы не дал. После же, прогнав всех птах до следующего дня, Чарли отвела его в комнату, где ему стоило провести ночь в одиночестве. Ну, почти в одиночестве. Импала заняла почти что две трети ложа, довольно вытянувшись и потягивая передними лапами во сне. — К чему все эти традиции? — недовольно пробубнил Дин, переодеваясь с помощью Чарли в ночное одеяние. — Для счастливого брака! — фыркнула подруга и хлопнула его по плечам, заглядывая в глаза. — Для чего же ещё? Дин надул губы и отвёл взгляд. — Брак и так будет счастливым, — бубня, противился он всем нелепым традициям. — Уж лучше скажи, когда ты будешь делать первые шаги к Миэль. — Ч-ч-чего?! — вдруг зазаикалась Чарли и отпустила его, крутанувшись на пятках и принявшись раскладывать вещи по местам. Однако зелёный взгляд, наполненный искорками задора, уловил красноту щёк в свече свечей. На его памяти Чарли впервые так стеснялась кого-то, предпочитая действовать всегда и везде с полной решимостью. — С чего ты взял?! Забродившей локвы переел?! — Мне такую не подсунут, зная, что может сделать Кас в ответ, — уже самодовольно усмехнулся Дин, подходя к кровати без балдахина и присаживаясь на её край. Чарли не обернулась к нему. — Ну так чего, Чарли? Когда увижу ваш с Миэль поцелуй, а? — В гробу увидишь! — ядовито выплюнула та, но тут же заткнулась и утратила пыл. — Ой, то есть… Да рано ещё что-то делать… — Да ну? — Дин сложил руки на груди, вскинув бровь. — Конечно же рано — стоит дождаться момента, когда искры между вами подожгут ковёр, и вот тогда-а… — Спи давай! Женишок! — краснее заката, Чарли задула все свечи и буквально выбежала из покоев под смех принца и захлопнула дверь, вещая о своём возмущении. Дин же продолжал тихонько хохотать, пока не завалился на бок, разворачиваясь лицом к тёплой Импале, и не поджал ноги. Смех прошёл сам собой, оставив покачивающееся тепло в груди. Рука накрыла живот, вторая ушла под голову, заменив подушку. Холодно. Несмотря на посапывающую кошку, было холодно. И совсем не хотелось закрывать глаза, потому что на этот раз, если вновь попадёт в кошмар, его будет некому спасти. Свет растущей луны и звёзд пробирался сквозь красивые решётки в окнах, окрашивал ковёр на полу и робко забирался на край кровати со стороны Импалы. Радость за подругу прошла, осталось волнение за себя и будущее. Традиции Миражей отличались от ему привычных, и Дин боялся сделать что-то не так и опозорить своего султана. Боялся всё порушить и испортить. Но больше всего боялся проснуться не в Миражах, где воздух был влажен и мягок, а там, в пыльной Диросе… Зелёный взгляд метался между очертаний предметов в полумраке, губы сжимались в тугую нить, а лоб прорезали морщинки. И вся эта тревога переходила к Касу. Дин знал об этом, но ничего не мог поделать. И в душе очень хотел… Хлопок крыльев разрезал тишину, состоящую из дыханий, шелеста листвы и стрекота насекомых. И уже через мгновение край кровати за ним чуть прогнулся, а после сильные руки обняли его вместе с новой порцией грозы, поселившей в себе пшеницу. Кастиэль полностью прижался к нему и уткнулся носом в шею. — Кас? — не смог скрыть радости в своём голосе Дин, но всё же одёрнул себя, сглотнув и облизав губы. — Зачем же ты пришёл? Нельзя ведь… — Я султан, Дин, — лениво протянул Кастиэль, потираясь кончиком носа о его шею и тем самым пускай мурашек в пляс, — и мне всё дозволено. А уж тебе дозволено ещё больше, свет мой. Губы сами растянулись в мягкой улыбке. Расслабившись в присутствии Каса, Дин вытянул свою руку из-под руки Каса. — Кас, развяжи пояс, — шепнул он, и султан вопросительно хмыкнул. — Давай. А то он начнёт пинаться, и наутро получишь гневного будущего супруга. Вздох опалил шею, но в итоге пояс оказался развязан, а о дальнейшем Кастиэль и сам догадался. Не в первый раз так спали. Кастиэль отодвинул лёгкое одеяние и накрыл живот ладонью, предотвращая сильные пихания. — Думаешь, это будет мальчик? — сонно зевнул Кастиэль. — Чарли смогла допытать Ровену? — Нет, — столь же лениво ответил Дин, млея от Кастиэля, — просто мне… так кажется. Да и ты был бы рад наследнику, нежели наследнице, разве не так, Кас? — Разницы никакой, — пробубнил Кастиэль с ноткой раздражения. — Главное, чтобы ты любил меня больше его. Ряд тихих смешков потревожил Импалу — та дёрнула хвостом. — Конечно, Кас. Кошмары не посмели явиться. Утро встретило истомой и желанием наесться сладостей, запивая всё это добро большой порцией шоколадного напитка. И всё это в обществе Каса, чтобы пристроиться на подушках между его ног и вкушать различные яства с царских рук. Однако планы порушила Чарли, ворвавшаяся в покои и тем самым прогнавшая Каса, но не знавшая об этом. Либо сделавшая вид, что ничего не поняла. Дальше же последовало слишком много всего… Умывание, завтрак под надзором Чарли, состоящий из каши с орехами, которую ни он, ни ребёнок не горели желанием есть. И всё же пришлось. Благо, на небольшом столике присутствовали и паровые булочки с локвой, и сама локва, и джем из неё. Когда же Чарли ненадолго вышла с подносом, то прямо перед его носом появилась чашка, до краёв наполненная тем самым напитком с насыщенным шоколадным ароматом. Вот только от дарителя остался один лишь сокол, которому улыбнулся Дин. Ближе к обеду во дворце стоял гам, достигший даже дальних комнат, где и притаился Дин со своей свитой. Все уже собирались. Сидя в дорогом одеянии, чей цвет не имел ничего общего с огнём, Дин недоумённо моргал, пока Чарли с Миссой увешивали его золотом. Кастиэль явно не поскупился на своей фантазии и золоте, выдумывая этот наряд, сшитый магией из купленной ткани, и явно желая показать всем красоту своего супруга. Похвастаться. Кастиэль не собирался ревностно прятать его и забирать свободу. И всё же это одеяние… Узкие белые штаны, на голенях ряд из пяти золотых браслетов, низкие лодочки, частично открывающие вид на изрисованные хной стóпы. Сверху же основным элементом одежды являлась расшитая золотыми нитями накидка насыщенного цвета тёмных васильков. Рукавов не было, на груди треугольный вырез — накидка-халат из шёлковой ткани имела значительную длину и птичьим хвостом тянулась за ним, открывая спереди вид на ноги и держась в запахнутом состоянии лишь благодаря широкому поясу такого же цвета. Пояс не давил, но и не скрывал живота, а из его центра, по бёдрам и сзади тянулись широкие ленты с острыми концами, что достигали колен, а между ними — золотые монеты и голубые перья. На запястьях множество браслетов, что и на голенях, а на средних пальцах по кольцу, к которым крепились цепочки от браслетов. Плечи же покрывала ещё одна накидка, но в разы короче и вычурней: более тёмная ткань с витиеватым узором из ещё более тёмных нитей, длина достигала лишь до пояса, а на плечах — тяжеловатые наплечники из золота, поверх ткани от которых тянулись длинные птичьи перья сине-голубых переливов. На груди наплечники скреплены ожерельем с синим сапфиром по центру, не давая им слететь. На ключицах узор из хны, тянущийся под первой накидкой аккурат до живота — Дин не позволил кисти Чарли опуститься ниже. На шее метка Каса, а если поднять левую руку, то и другая её часть. В ухе серьга с крошечным пером, на голове тика, сидящая у роста волос и пускающая по всему периметру такие же золотые бусины, меж которых тянулись дуги, а уже под центральной нитью бусин пустовало место для долгожданной бинди. Дин медленно выдохнул и расправил плечи, с сомнением рассматривая себя в полный рост. — Не слишком ли? — прошептал он, волнуясь. — Дин, ты перед Касом выступал и в более откровенном, — фыркнула Чарли, оглядывая его. — Но ведь это свадьба! — Чарли права, — вставила слово Мисса и взяла его руку, пока Миэль находилась с Кастиэлем, — да и нашему султану обязательно понравится этот наряд! — Так не Кас его создал? — удивлённо пробормотал Дин, распахивая глаза. — Далеко не он, Дин, — хмыкнула Чарли, беря его за вторую руку и разворачивая его вместе с Миссой от зеркала. — А теперь последний штрих — и выходим! Дин чуть поджал губы, проглатывая улыбку, и опустил голову, позволяя этим двоим набросить ему на голову широкий синий платок. Обзор почти полностью пропал, и единственное, что он мог видеть, — так это собственные ноги и руки. А потом его повели. Ступая по знакомым коридорам, Дин примерно мог понять, куда они направляются. Вернее, и так знал. К Касу. А Кас находился неподалёку от главного зала, в котором будет проводиться торжество. За спиной шаги, звон монет и украшений мелодией отражается от стен. Сердце радостно трепещет, ребёнок в животе с таким же волнением щекочет, но пока не стремится наградить его почки пинками, будто бы тоже ожидая свадьбы и позволяя родителю добраться до другого. В какой-то момент к шагам и звону добавились хлопки в ладоши и музыка, состоящая из ритмичных ударов в барабаны, людского улюлюканья и духовых. Но в самом конце пришлось свернуть и пройти остаток пути в одиночку. Кисея из бусин, вторая, третья. Арки тянулись, запах грозы с пшеницей усиливался. И, наконец, последняя преграда. Дин вошёл в комнату. Ещё несколько шагов — предплечья оказались в мягком захвате пальцев. Кас. Не тая улыбки, Дин застыл в ожидании. И всё-таки пришлось излишне подождать — Кастиэль действовал осторожно. Отпустив его предплечья, взялся за край платка и принялся поднимать. Медленно. Однако терпение султана истаяло утренней дымкой, когда край платка дошёл до плеч, — Кастиэль попросту дёрнул тот вверх и отбросил в сторону. И в глазах его теплилось такое восхищение и неподдельное обожание, что Дин невольно растерялся. Никогда не привыкнет. К обожанию и восхищению добавилась безграничная любовь. Кастиэль с улыбкой коснулся его щеки костяшками пальцев. Зелень и синь не смели оторваться друг от друга — Дин даже не разглядел одеяния Каса, но то было чуть более громоздким из-за плаща и не менее прекрасным. Либо сам Кас был чрезмерно хорош собой. Головного убора нет, глаза сверкают, уголки губ изогнуты в несколько сдержанной улыбке, а вокруг никого. И стен тоже не было. Заметив эту странность, Дин всё же оторвался от сини и с непониманием огляделся по сторонам. Они стояли совершенно одни, без свидетелей, как это было принято в том же Торрэно. И находились не в комнате, как Дин предполагал, а неким образом очутились на площади перед дворцом среди колонн. По колоннам вились лозы и пышные бутоны, плотничком сидящие друг к другу, многочисленные крошечные водопады создавали шум вместе с певчими птицами, что притаились в листве. Солнце висело аккурат над головами, под ногами на белокаменной плитке какие-то узоры из фиолетового порошка. А из главного входа, что расположен дальше и вверх по лестнице, начали выходить люди, одетые в белое и голубое. Однако они не прошли далеко — остановились на середине лестнице и застыли по бокам. — Дин? — позвал Кастиэль и взял его ладони, легонько поглаживая их большими пальцами. — Да? — растерянно отозвался Дин, возвратив на него взгляд. Кастиэль усмехнулся и на секунду прикрыл глаза. Дин совсем растерялся, позабыв, что делать, говорить и как реагировать. Пшеница вилась с грозой, клубилась, и между ними притаилась морось дождя. Сердце волнительной пташкой трепыхалось в груди, и эта дрожь передавалась и Кастиэлю. — Перед солнцем и всеми Миражами я хочу скрепить нас союзом, — торжественно начал султан. Лёгкий ветерок путался в волосах и покачивал птичьи перья на их одеждах. И только сейчас Дин смог заметить, что тёмный плащ Кастиэля, достающий до каменной плитки, напоминал сложенные крылья. — Я всегда знал, что могу покорить тебя, используя силу, — уже тише продолжил Кастиэль, положив ладонь на его щёку, — что могу подчинить тебя, заставить… Но я не хотел так. Я хотел видеть твою солнечную улыбку и радость в прекрасных глазах. Я люблю тебя, Дин. До дрожи, до потери счёта времени. Я люблю так, как невозможно любить, так, как никому не дано любить. Я люблю твои глаза, твой смех, твою радость. Твоё тело и душу, силу и слабость. Люблю всего тебя и то, что даёшь. Однажды ты не поверил мне и ушёл, нанеся самую болезненную рану, что терзала мою душу. И ты же излечил её. Поэтому не стоит сожалеть о содеянном. Никогда. Ложь любимого человека прощается. Я прощаю тебя и прошу простить и меня, если когда-то обидел… Вскинув брови в испуге, Кастиэль оборвал свою речь, предназначенную лишь для одного. Зелень наполнилась горячими слезами и обронила их на щёки. — Знаешь, однажды ты сказал, что счастье может вызвать слёзы, — прошептал Дин, накрыв ладонь Каса поверх своей щеки и чуть трясь об неё, — а ведь я тебе тогда не поверил. Не поверил… Но сейчас верю. И всегда буду верить, стоя рядом с тобой, внимая лишь тебе и смотря на тебя одного. Я люблю тебя, Кас. Люблю больше всего на свете, мой родной. Ты… ты всё для меня, Кас. Всё. Кастиэль пару раз моргнул, то ли будучи не в силах поверить, то ли пытаясь спрятать слёзы. — Сегодня ты станешь вторым правителем Миражей, — облизнувшись, вернулся к торжественной речи Кас, чтобы все услышали его волю, — султаном. Моим султаном, Дин, и султаном Миражей. Кастиэль медленно выдохнул, Дин волнительно закусил щёку изнутри. Рядом с ними из воздуха появилась и зависла чаша с красным порошком — синдуром. Кастиэль стёр солёные дорожки с веснушчатых щёк и опустил пальцы в чашу. Дин вздохнул поглубже и приподнял голову, всем своим видом показывая, что готов, и сжимая пальцы, потерявшее тепло других, в кулаки. — Пускай сомнения не постигнут тебя, любимый, — с улыбкой благословлял его Кастиэль, — пускай дни твои будут радостны, и я тебе буду желанен… — Всегда, — не сдержавшись, шепнул Дин и тем самым привнёс в улыбку султана ещё больше света. — Пускай дни наши будут долгими, ночи жаркими, а вечность склонится перед нами, — перешёл на шёпот Кастиэль, но этот обжигающий шёпот был громче прочего. — Миражи признали тебя, и я признаю. Я разделяю свою власть, вверяю её и свою жизнь в твои руки, Дин. Наши души срослись воедино на всю жизнь и века, позволив нам найти друг друга в следующий воплощениях круга. И с этого дня… — Кастиэль достал руку из чаши. В сини теплилась нежная любовь, множество обещаний. Зелень всецело отвечала ей. Кастиэль кивнул одними глазами, благодаря его за этот день, все предыдущие и все последующие, и приложил безымянный палец к его лбу, чуть задерживая и оставляя красную точку, которую закрепил с помощью магии. — … прошу, зови меня супругом, султан мой. Нижняя губа мелко задрожала. Дин не сдержался — порывисто шагнул, крепко обнял Кастиэля и уже после прижался к его губам, получая моментальный ответ и на объятие, и на поцелуй. Со стороны дворца раздались радостные крики и многочисленные хлопки. Разорвав поцелуй, Дин, обнимая уже за шею, прижался лбом ко лбу и невольно засмеялся. Кастиэль подхватил его смех. Синий дымок — одежда стала менее тяжёлой, а одеяние на груди, края которого грозили разъехаться в разные стороны, оголив торс, запахнулось посильнее, но не сжали. И тогда Дин вздохнул чуть свободнее. Конечно, он и не в таком щеголял, но задача «спрятать и сберечь живот» стояла в приоритете. На голове же неожиданно появилась незначительная тяжесть — магия водрузила на голову тонкую тиару из драгоценных камней и золота, что своей аккуратной работой напоминали венок из живых цветов. Голова Кастиэля оказалась пуста — все и так знали своего султана, а носить тюрбан тот, как Дин знал, не любил. — Мой муж, — по-настоящему распробовал слово Дин. И это звание звучало так приятно, что оба почувствовали сладость мёда на языке. — Спасибо, что подарил жизнь мне и Миражам. Губы вновь слились в поцелуе, Кастиэль осторожно сжал его покрепче, точно желая поднять на руки и закружить вокруг себя. И не успел Дин опомниться, как его оторвали от земли. Миражи закружились под крики толпы. Вечер обещал пир, на котором Дин наестся за двоих, фырканье Миэль, чей наряд на Дине Кастиэль подправил, множество поцелуев, наличие не самых званных гостей, которым Кастиэль позволил явиться, и первую ночь в качестве супругов.