Розы и вино

Первое, что почувствовал, выбравшись из долгого сна с пшеничным полем и полной луной, — боль. Весь восторг от запаха мороси, навевающем приятную дрожь и волнение, смыла чёртова боль, от которой, даже не успев толком проснуться, Дин зашипел, сдержав почти что сорвавшийся с губ крик. С силой сжав зубы, принц сразу же перевернулся на бок, сжимаясь в комок, и уткнулся лицом в подушку, прижимая ладонь к горящему огнём плечу. Кожа и всё, что под ней, будто бы горело заживо, став возмездием за выбор принца. И вскоре этот огонь начал распространяться по паутинкам-венам, охватывая всё тело и грозя сжечь его дотла. Испарина проступила под одеждой, вмиг промочив ту. Пальцы комкали ткань подушек и одеял, босые ноги елозили и поджимались, сминая шёлк. Однако не успел Дин ни понять природу огня, ни взмолиться, чтобы пытка прекратилась, как огонь отступил. Полностью. Будто бы его никогда и не было. Тяжело и быстро дыша, как загнанная лань, Дин ощутил сухость во рту и, пустив руку выше, нащупал на шее какие-то коросточки, образующие нечто похожее на круг. И чуть позже смог распробовать запахи. Собственная пшеница, немного тяжести металла, что осела в воздухе и на языке, и гроза. Пахло грозой Каса. Кроме этих запах присутствовали и другие, но стоило почувствовать нотки бури, как Дин позабыл обо всём и застыл, широко распахнув глаза. Он был жив. И находился в своих покоях. Но как? Разве в пирожном не было яда, который Кастиэль, желая подставить родного отца, подсунул туда? Дин же чувствовал всю боль, что сначала клубилась в желудке, а потом распространилась по всему телу! Внутренности же плавились от боли, он харкал кровью на глазах у всех и вообще потерял сознание! Он же точно должен быть не в этом мире… Разве то поле под звёздным небом не являлось долгожданным раем? Там ведь было легко и свободно. И пахло хорошо. И Кас ему явился в своём одеянии из Миражей, не гневался и даже снова назвал своим светом… Неужели сон? Тогда что же случилось? И… Голова чуть закружилась, в висках запульсировало. Кас здесь? Неужели одумался и его спас, выкрав у всех на виду? Да быть не может! Однако от мысли, что Кастиэль наплевал на всё ради него, стало хорошо. Тепло окутало его, чуть притупив головную боль, но быстро сошло на нет. Ведь именно из-за Кастиэля в его тело попал яд. Но тот его спас. Не ненавидел. Кас продолжал его… Неужели Кас тоже продолжал к нему что-то чувствовать, несмотря на все его выходки и предательство? Как же так? Не поверил ни одному слову? Совсем не хочет процветания своим Миражам? — Хотел, но больше думает о тебе, — заставил вздрогнуть холодный, не предвещающий ничего хорошего голос. Каин. Непроизвольно сжавшись, Дин повернул голову и очертил взглядом пространство, при этом прижимая к себе какую-то грубую ткань. Полумрак, балдахин не пропускает дневного света, но позволяет разглядеть высокий силуэт. И силуэт, возвышаясь над ним, не предвещал ничего хорошего. Осторожно привстав, Дин, хмурясь от головной боли, ещё раз огляделся. И правда, он на своей кровати. Причём в том же одеянии, но без украшений, а в его руках покоилась вещь, пропитанная грозой, что обещала защиту. Но человек за балдахином не внушал доверия. Совсем. Дин чувствовал опасность. Если Кастиэль и хотел его защитить, то его отец имел совсем другой настрой. И винить можно было только его, Дина. Подобравшись повыше к изголовью, утягивая за собой синий рыбий хвост из верхнего одеяния и подтянув колени к себе, Дин покрепче вцепился в жилет Каса и прижал к себе, словно бы тот могли в любой момент отобрать. Навсегда отобрать, и тогда он останется совсем один, будто бы этого и не добивался. Он ведь собирался сбежать в очередной раз, ускользнуть в людское море и раствориться. Освободить Миражи с их султаном от своего существования. И яд бы ему помог, открыв путь, к которому он бы не посмел подойти. Яд бы… Как видимо, Кастиэль предпочитал быть проклятым, связавшись с ним. Кас… Позабыв, что не один, принц поднёс жилет к носу. Немного крови, от присутствия которой сжалось сердце, и гроза. Много любимой грозы. «Ты поймал меня, Кас, — мысленно обратился к возлюбленному Дин. Всё ещё любил. И навряд ли перестанет любить. — И как поступишь? Что сделаешь?» В голову ударило, и лицо сморщилось от боли. И буквально через мгновение та прекратилась — её забрало давно забытое чувство, на возвращение которого он не смел рассчитывать. Но вспомнив о магии джиннов и присутствии здесь одного из них, как Дин отмёл мысль. И всё же он не мог не прислушаться к этому чувству. Не отдавая себе отчёта, Дин принялся расстёгивать тугой жилет дрожащими пальцами и, когда справился с несколькими пуговицами снизу, накрыл живот ладонью, чуть надавливая. Второй толчок пришёлся аккурат по центру ладони, не самым приятным образом всполошив внутренности. Что-то толкнуло изнутри. Слабо, как-то обессилено. Странно. И вместе с тем настолько знакомо, что к горлу подкрался горький комок, едва не перекрыв воздух. — Это шутка какая-то? — задушено прошептал Дин, поднимая глаза и щурясь, когда балдахин резко распахнулся со всех сторон, закрепляясь на стойках. Против света и правда стоял Каин. Плечи прямы, руки за спиной и прикрыты походным плащом, а взгляд мертвецки холоден. Собственный настрой всецело переменился. Даже не ведая, долгожданная истина то или жалкая подделка, принц, всё так же держа притихший живот накрытым ладонью, дополнительно прикрыл его жилетом Каса и устроил вторую ладонь поверх. Дыхание замедлилось, запах альфы ничего не выражал, но от этого спокойнее не становилось. Чуть опустив голову, Дин глядел на мужчину исподлобья. — То, что я сейчас почувствовал, — это идея Каса? Что за магия? — требовательно вопросил он и свёл брови к переносице, уже шипя, когда понял, что первыми словами Каина являлся ответ на его мысли: — Ты рылся в моей голове! Каин не изменился в лице. Надменный, холодный и каменный. Кас являлся и наверняка является совсем другим! Почти. Если не считать того, что он планировал подставить Чака, навредив Джеку. — Думаю, стоит начать по порядку, — спустя время метающих молнии переглядок раздался негромкий сухой голос. Взгляд синих глаз приобрёл усталость и опустился к прикрытому животу, из-за чего омеге захотелось прикрыться чем-нибудь ещё, а ещё лучше — уйти. — Магия — великая вещь, но ею нужно уметь управлять, — поучительным тоном начал Каин. — Она же — дар. Но наш дар не способен поселить ребёнка в чью-то утробу, как и родить ощущения его движений… Хотя, пожалуй, при хорошем воображении джинн способен и на такое. Однако это было бы жестоко по отношению к тебе, и Кастиэль никогда не думал в этом ключе. Каин сделал шаг к изголовью, и одновременно с ним Дин отсел подальше, уже смотря на мужчину не столько со злостью и настороженностью, сколько с немым вопросом и неверием. Теперь их разделяла только половина широкой кровати и один шаг. На мгновение показалось, что Каин растерялся после такой реакции, но быстро взял себя в руки, вернув прежнюю невозмутимость и непоколебимость чёрных гор, что охраняли Миражи. — В этот раз я не причиню вреда тебе и твоему ребёнку, — вкрадчиво продолжил Каин тихим и тягучим голосом, опуская руки. Когда же смысл произнесённого дошёл, всякие эмоции сошли с веснушчатого лица, а зелёный взгляд, пускай и продолжал бдить, остекленел, напомнив болотную трясину. Сперва мысли зацепились за конец фразы — за ребёнка, и изнутри снова слабо пихнулись, подтверждая сказанное. Кристаллики слёз осели на ресницах, но не стекли по щекам, засев росой на траве. Неверие сменилось надеждой и мольбой, лишь бы всё оказалось правдой. И мольбой во спасение малыша, чей родитель не заметил его раньше и ушёл из безопасной и благоприятной для того среды. Но сколько же ему, раз уже пинается? Да и так слабо… Почему же раньше не лягнул посильнее? Почему же не давал узнать о себе, никак не проявляя своих признаков? Почему вторая беременность протекает совсем иначе?! Однако не успел в сердце принца осесть страх за ребёнка, которого по своей глупости, неуверенности в себе и заботе о других мог потерять, как неожиданно дошло начало фразы. «В этот раз»? В этот раз Каин не собирается вредить ему? А были другие?! И тогда до Дина дошло. Ясность не вернулась в зелень, но и ненависть в ней не мелькнула. Опустошённость. Опустошённость, нежелание верить и… Дин не понимал. Он просто не мог понять причину подлого поступка, свершённого много лет назад. — Ты был тем, кто пустил слух об измене, — едва слышно прошептал принц сиплым голосом, сдвигаясь ещё дальше и прижимая колени к себе. — Ты был тем, кто рассказал Дику. Ты всё знал. И даже не попытался рассказать своему сыну о ребёнке. О своём внуке! — голос поднялся на эмоциях, и лицо исказилось в оскале, в горле заклокотал рык. Каин не реагировал. — Ты просто решил убить нас двоих! Всё могло бы обернуться иначе, всё могло бы!.. — Не могло, — резко оборвал его Каин. Чужая синь, так похожая на его родную, не собиралась оживать и сочувствовать. — У Кастиэля была цель, а ты стал помехой. Конечно же я должен был избавиться от всех вытекающих последствий. До встречи с тобой мой сын был прилежен, волен и слушал лишь двоих: себя да меня. Но ты, омега, покоривший и околдовавший его настолько, что альфа потерял разум, так себя принижая… — Каин, чуть приподняв брови, покачал головой. — Ты всё испортил, Дин. Что тогда он нашёл тебя, и вы сплелись, как и подобает истинным в первую встречу, что сейчас. Но позже… — Каин, ты хоть когда-нибудь видел в Кастиэле своего сына, а не орудие мести? — вернулся к шёпоту принц. Каин отвёл взгляд, моргнул и снова взглянул на него. — Я видел в нём ошибку двух людей и предательство одного из них, — глухо ответил мужчина, отчего-то не тая правды. Со вздохом забравшись за пазуху, Каин достал длинную белую кисточку, которую цепляли на мечи и пояса. — Мари предала меня, влюбившись в другого, и сама же страдала. Она… — Каин неожиданно усмехнулся, с теплотой и некой болью глядя на кисть. — Она была самым невинным, доверчивым и глупым созданием. Она была красивой и всеми любимой певчей пташкой, которую задушили прутья нашей клетки. И я искренне считал её дитя обузой, желая от него избавиться, но после её непредвиденной смерти в мире остался лишь один человек, похожий на неё. И тогда мне захотелось использовать их дитя в своих целях. Хотелось наказать человека, в которого влюбилась Мари. И сделать это руками их сына. Но в какой-то момент мои чувства к Кастиэлю претерпели перемены. Я… Возможно, я начал сожалеть слишком поздно, и Кастиэль, узнав правду от этого труса, возненавидит меня. Обязательно возненавидит… Не ожидав нарваться на такой длинный монолог от молчаливого советника, Дин сидел с хмурым выражением лица, пытаясь разобраться в давних связях, которые оставили отпечаток на их с Касом жизнях. — Кастиэль изменился, — вновь начал Каин после продолжительной паузы, всё ещё глядя на кисточку. — И ты тоже изменился рядом с ним. Кастиэль готов закрыть тебя от любой опасности, отдать всё, что есть и нет. И как вы двигаетесь, когда рядом… Истинные и правда поражают. Между вами есть связь: двигается он — двигаешься и ты, подстраиваясь. Неосознанно. Ровене было особенно интересно наблюдать за вами, но если бы Кастиэль попридерживал язык за зубами возле этой ведьмы… Вздохнув, Каин снова замолчал. — И к чему всё это? — спросил Дин. — Для чего ты этим делишься, Каин? Чужой синий взгляд поднялся к зелени, и впервые в нём мелькнуло новое чувство. Сожаление. Каин сожалел и даже улыбнулся, приподняв один уголок рта и тем самым вызвав растерянность у принца. — Назовём это покаянием, — лаконично ответил мужчина, — и ведь должен же тебя кто-то образумить, пока снова не удрал, погубив моего сына… За время, пока мы здесь, он не отходил от тебя, оберегал и не переставал делиться силой. На торжестве, стоило Кастиэлю увидеть твою кровь, он, не тая, смёл всех магией, спрыгнул с балкона и понёсся к тебе. Прямо к тебе. Сейчас же западный дворец запечатан. К тому же все знают, что Проклятие Фараона — старший принц Торрэно, а Падший Ангел — султан Миражей. Пускай личность и была раскрыта, но в сердце поселился не страх с негодованием, а щемящее сожаление. Кас оберегал его. Кас… Он же был тем, кто подсунул яд. — Не могу знать, о чём думаешь, — ребёнок не позволяет забраться в твою голову, но… — Каин в очередной раз сделал паузу. Слова о ребёнке подпитывали веру принца и немного ввергали его в растерянность. — Я уже упомянул, что Кастиэлю есть, за что меня ненавидеть, и обо всех грехах он узнает. Один из них — я собирался подставить Чака, отравив тебя и разгневав твоего отца… План был неплохим, но Кастиэль… Глупый мальчишка! — усмехнулся Каин, поджав губы. — Я надеялся, что он охладеет к тебе, но тщетно. Ни твоё предательство, ни пережитая боль и душевная рана, ни кинжал, подложенный мною твоему брату… Кастиэль всё простил. Пожалуй, рань ты его, он бы не прекратил смотреть на тебя влюблёнными глаза… — Какой ещё кинжал? — шёпотом перебил Дин, переваривая информацию. В сердце вилась тёплая, как птичий пух, любовь, щемящее раскаяние о содеянном и нестерпимое желание увидеть Каса, вымолить прощение и объятие. Дин был готов стоять на коленях перед богами, лишь бы повернуть время вспять. Хотел корить себя до скончания веков за доставленную Касу боль, но… Стоило мелькнуть воспоминанию о красной полосе на ладони, которая стала шире и приобрела нечёткие края, оставаясь с ним и по сей день… И левая ладонь Каса пряталась в перчатке. До сих пор, хотя он, как джинн, мог вполне излечить себя. — Как только Кастиэль понял, что тебя нет в Торрэно, отправился сюда на крыльях. Вновь потерял много крови, — сделал акцент Каин, пронзая его холодным взглядом, — и в конечном итоге решил, что твои слова из записки — ложны. Сын отправился к наследному принцу и даже подрался, но из-за тебя пропустил удар. Дин сглотнул, сжавшись и потупив взгляд. Но тут же поднял глаза, так и не проникнувшись доверием, которое и не должно было появиться. — Кастиэль нелепо поранил левую ладонь, схватив лезвие с символами против магии джиннов, — вздохнул Каин. — Я представлял последствия, но ведь Кастиэля растил и обучал я. Он умеет постоять за себя. Но в тот раз сглупил, да ещё и прижёг рану… Ты увидишь увечье, которое нельзя излечить и которое появилось из-за тебя и твоего ухода. И проживёшь с этой же меткой. — Я лишь хотел, чтобы с Миражами всё было хорошо, — сдавленно, едва ли не скуля от боли, посетившей сердце, принялся оправдываться Дин, легонько поглаживая притихший живот и сжимая в кулак левую ладонь. — Не хотел становиться их кончиной и обременять всех… Каин, к его удивлению, снисходительно фыркнул. — Мне нравится ход твоих мыслей — народ превыше собственного счастья, но Кастиэль другого мнения. Поэтому пока ты будешь заботиться о других, Кастиэль позаботится о тебе. Морщинки настороженности разгладились на лбу. Покусывая губу, Дин чуть накренился в другую сторону от Каина, когда тот чего-то выжидал. К чему все эти покаяния? В какой в них смысл и что они могут дать?! Хотя… Дин верил, что всё сказанное, — правда. И правда должна была жечь ненавистью к этому мужчине и обидой с сожалением к его сыну. Но все мысли, сколько бы ни клубились воронами над головой, перелетали в сторону ребёнка в его утробе. Робкие пинки поддержки, направленные точно в ладонь, набирали силу. По чуть-чуть. Словно бы до этого момента ребёнок не мог или боялся показать себя. Но если бы он только хорошенько пнул или вывернул организм родителя наизнанку, то тогда тоже бы всё было иначе… И все ведь молчали! Начать хотя бы с ведьмы — Ровены — и закончить Каином. Все молчали и позволяли ему вершить немыслимые глупости, повлекшие за собой такие проступки и результаты, что сердце горестно сжималось. Их с Касом малышу больше трёх месяцев разлуки. Ему… Он был зачат ещё в Миражах, но Дин этого не понял. Даже не так. Он мог быть зачат ещё в Киэло, но Дин этого ни черта не понял! Не почувствовал! Не увидел никаких изменений! Всё строил из себя мученика и готовился к предательству Каса, когда носил счастье прямо под сердцем! И мог это счастье запросто потерять! В горле снова осел горький комок, который никак не получалось протолкнуть, а взгляд встал за пеленой непрошенных слёз. — Прости меня за всё, маленький, — сжимая челюсти, едва слышно шептал Дин собственному ребёнку, — пожалуйста, прости… — Если так интересно, то с ребёнком всё в порядке, — холодным тоном отрезвил его Каин, и Дин, даже не поняв, когда успел опустить голову, возвратил взгляд с вопросом и надеждой вверх. — Одна ведьма много лет назад осталась должна мне. И эта же ведьма, беспокоясь о своём будущем, но желая насолить нашему распутному на язык султану, присматривала за тобой. Мы втроём наблюдали за тобой, Дин. — Втроём? — непонимающе пробормотал принц. — Когда? — Узнаешь, — бросил Каин. — Но никакой Тианы никогда не существовало. Она — мираж, созданный дитём ведьмы, чтобы приглядеть за тобой. Дин совсем растерялся, напоминая выпавшего из гнезда птенца. Неужели та светлая девчонка, с которой он проводил больше всего времени и которая поддерживала его, разбавляла серую жизнь и подкармливала локвой, — мираж? Просто выдумка? Магия? Но теперь понятны взгляды окружающий — он ведь говорил сам с собой. — Такая девушка и правда существовала когда-то, — продолжил Каин, дав ему немного передохнуть от переизбытка открытий. — Впрочем, не столь важно. — А что важно?! — рвано выдохнув, рявкнул Дин. Нервы мошками завозились под кожей. — Метка на твоём плече, — отрезвил его голос, возвративший прежнюю холодность. И этот же голос вкупе со смыслом произнесённого ввергнул в шок. Метка? Пальцы накрыли кружево на шее и спустились к изгибу, нащупывая корочки, образующие нечто похожее на круг. Укус? Следы зубов? Брови поползли вверх, рот приоткрылся в искреннем изумлении. Кастиэль укусил его. Укусил! Спустя столько времени он наконец-то решился и укусил его, наплевав на нежелание Дина носить метку. На его веру в то, что он недостоин связывать свою судьбу с Миражами. Кастиэль наконец-то обозначил, что принц Торрэно принадлежит ему и только ему. Кастиэль… Дин ведь не собирался сковывать себя, пока не заполучит право находиться рядом с Касом. И то право — ребёнок, наследник Миражей, но сейчас… — Кастиэль узнал о ребёнке и только поэтому… укусил? — с языка хотело сорваться слово «сковал», но Дин не посмел ему слететь с губ. Метка не сковывала. Именно в союзе с Касом она соединяла. — Где он? Куда ушёл Кас? — потерянно потребовал ответов Дин. Каин покачал головой. — Не знает и сегодня не явится. Он в Киэло. — Киэло?! Сколько же я проспал?! — Сегодня третий день, начиная с торжества, — возвратился к равнодушию Каин, прожигая синим холодом. — Сейчас Кастиэль подбирается к Чаку, — медленно добавил тот, наблюдая за ним. Сердце сжалось. Крылья! Кас снова использовал свои крылья! И наверняка полёт вышел болезненным, как и предыдущие со слов Каина! — Кастиэль до последнего не хотел сковывать тебя меткой, но после моих слов решился. Сын был упрям, но если бы не метка — не пережил бы свой полёт… Впрочем, — Каин развернулся и сделал несколько неспешных шагов к балкону, вставая напротив того и подставляя лицо солнцу, — ты тоже будешь обязан поставить метку, когда он вернётся, но не смей опаздывать, Дин. И больше не смей предавать моего сына. Никогда. Дин опустил голову, терзая губу зубами. Было бы неплохо, если бы он гневался на этого мужчину, но гневаться просто не было сил. Если только на себя. Хотя из-за потерянного ребёнка где-то внутри клокотал гнев, но прикрылся страхом за нынешнего малыша. — Кастиэль сильно страдал? — негромко спросило за него сердце, точно желая сделать себе ещё больнее. — На этот вопрос ты и сам способен дать ответ. Вам не нужны метки, чтобы чувствовать друг друга, — так что просто вспомни пережитую боль. И Кастиэлю было плохо, и тебе. И ваша боль, сливаясь, возрастала в два раза. Покои погрузились в тишину, нарушаемую далёким шумом прибоя, от которого отвыкли уши. В Миражах были совершенно другие звуки. — Каин, что за белая кисть в твоих руках? — решил отвлечь себя разговором Дин, поглядывая в сторону выхода, словно бы занавес из бусин мог распахнуться и явить любимый сердцу лик. — Разве это не от Чака? — Это подарок Мари, — резковато ответил Каин и спрятал кисточку в складки плаща. — А что ещё ты сделал, чтобы Кас ненавидел тебя? Внезапный разворот со взмахом плаща, и сердце принца оступилось. Сведя брови к переносице, Дин наблюдал за альфой, совсем не осознавая, что открывшиеся после многих лет плена феромоны, в которых поселилась гроза, отражали все его чувства. Каин медленно вернулся к его кровати, на этот раз приблизившись вплотную и тем самым вызвав тихое предостерегающее рычание. — Возжелал ему смерти, чтобы моя возлюбленная перестала смотреть на Чака влюблёнными глазами, — медленно произнёс Каин, чуть наклонив голову к плечу. Даже не попытался солгать. Дин вжался в подушку, дыша чаще и чувствуя, как холодеют конечности, но не будучи в силах отвести взгляд в поисках защиты среди обилия подушек. — Но в конечном итоге погибла именно она. Я тот, кто убил принцессу Миражей. И возненавидел её любовника, когда тот самый любовник сбежал с торжества. Трус и гниль, — со всей злостью сплюнул мужчина. Не имея ни сил, ни средств к спасению, Дин вдруг ощутил ту самую беспомощность, но если тогда перед ним стоял обычный человек в лице Дика, то сейчас это был Каин, имеющий в своих жилах кровь джиннов. «Где бы ты ни был — позови. Я услышу и прибуду в тот же миг. Обещаю, солнце моё», — раздался в памяти родной голос, и с губ уже было готово сорваться имя любимого, но синий дым попросту запечатал рот, а в следующий миг, уподобившись змее, обвил тело и рывком подтянул к краю кровати. — Дин, я же сказал, что в этот раз не сделаю ничего плохого! — схватив его за запястье, возмущённо прошипел Каин, когда магия неожиданно рассеялась. — После всего, что я услышал?! — прошипел в ответ Дин, изо всех сил пытаясь вырваться и всё так же прикрывая живот. Однако всего один рывок со стороны альфы — и все попытки стёрлись. Каин подтянул его к себе, глядя глаза в глаза на непозволительно близком расстоянии. И ни колкая пшеница с грозой, ни рычание, ни оскал с клыками, которые грозились впиться в случае чего, не остановили мужчину. Но Каин настолько долго ничего не предпринимал, спокойно глядя на него, что рычание слилось в ворчливый скулёж, а после и вовсе затихло. — Я расскажу ещё несколько важных вещей, но в обмен прошу об одолжении, — низко пророкотал Каин, и Дин впервые увидел в его взгляде мольбу. И это заставило прислушаться. — Кастиэль не пожелает меня видеть, и ты будешь на его стороне за отнятого ребёнка, но так было лучше для всех. Помни слова Ровены: ты бы умер при родах, оставив дитя. И дитя бы тоже изжили. Но ты, Дин, — будущий султан, которого послушаются Миражи. Так что прошу тебя, открой мне лазейку на пятилетие вашего первенца. То ли на него снова подействовала магия, то ли грузный взгляд и морщины над ним. — Хорошо, — не сразу согласился Дин и мысленно поклялся себе, что запомнит этот миг и сделает всё, ради безопасности малыша. Каин выдохнул и прикрыл глаза, склоняя голову. Всё то время, что Дин знал его, отец Каса представлял собой самое настоящее величие, презрение к недалёкому миру, мудрость в ледяных синих глазах и силу. Сейчас же Каин походил на уставшего от жизни старца. И отчего-то глупое сердце прониклось жалостью к тому, кто портил им с Касом жизнь. — Твой отец всегда знал о тайных ходах и символах. Он знает их предназначение. И именно он показал их твоей матери, таким образом даровав ей мнимую свободу… Каин поднял на него глаза, но Дин, поняв, чем может обернуться это знание не в тех руках, оцепенел, глядя в другую сторону. — Твой отец настроен против Кастиэля, — медленно дополнил Каин, руша оцепенение. Затравленная зелень впилась в него. — Чем всё закончится — не могу знать, но ты будешь обязан спасти моего сына и укусить его. Заверши начатое, позволь вашим меткам расцвести, а душам слиться. Мелкий, дрожащий кивок вышел сам собой. Вот только подорваться с места, чтобы встретиться лицом к лицу с собственным отцом и расставить всё по местам, снова не дали. — Не сейчас! — шикнул на него мужчина, одёргивая на себя, хватая за шею и с силой прижимая к перине. Мгновение — Дин наконец-то сморгнул с глаз некую пелену, что присутствовала всё это время, и впомнил, кем являлся. По-звериному рыча и обхватив мужское предплечье, принц оторвал от себя пальцы, которые даже не пытались душить — просто держали. Однако стоило Каину накрыть свободной рукой испещрённый продольными морщинками гнева лоб, как тот разом обмяк. — Поспи и забудь о просьбе до определённой поры. Отпустив заснувшего, Каин присел на кровати и потёр лицо ладонью. Чуть посидев, опираясь щекой на кулак, мужчина развернулся к принцу. — Странные у тебя и твоей судьбы вкусы, Кастиэль, — покачал он головой, едва не возводя глаза к потолку. — Я впервые встретил человека, который принял шевеление ребёнка за яд и несварение… Впрочем, Мари тоже не сразу поняла. Неожиданно усмехнувшись с короткого события прошедших дней, Каин перевёл взгляд на живот, который омега каким-то образом успел накрыть ладонью. Защищает. Но кто из этих двоих кого защищает? Что в первый раз, что в прошлый. Однако теперь, когда он уйдёт, не попав под гнев сына, Кастиэль обретёт своё счастье. Просто должен обрести… С мгновение посомневавшись, Каин расстегнул весь жилет с помощью магии и более осторожно сдвинул руку принца своей, накрывая живот. Сначала ничего не происходило, и Каин принял выбор ребёнка проигнорировать его, но в последний момент тот легонько пнулся. И, сам того не ведая, водрузил на бедную голову одно старое воспоминание. То было года тридцать три назад и в тот раз он тоже стал первым из посторонних, кто застал пинок будущего султана Миражей. И то время было таким тёплым, далёким и… таким простым. Мари доверяла ему, а её сын называл его отцом. По-доброму хмыкнув и позволив себе улыбнуться, пока никто не видит, Каин всё же убрал руку, возвращая на её место ладонь принца. — Рождённый в союзе истинных, ты превзойдёшь всех предыдущих правителей Миражей, дитя, — напоследок прошептал Каин, трусливо, как и Чак, исчезая из их жизней. Он бы не смог взглянуть Кастиэлю в глаза. Ему просто не доставало смелости. Он просто… Стоило повидать другие места и вымолить прощение перед своей синеглазой богиней.

* * *

Выбравшись из дурмана сна в следующий раз, Дин разлепил глаза только к ночи. Балдахин распахнут, в комнате тьма, и лишь один лунный свет льётся из решётчатых окон и путается в лёгкой занавеси балконной арки. Неосознанно следуя за запахом, Дин перевернулся на бок и подцепил пальцами грубую ткань, подтягивая её к лицу. Запах грозы мягко пробрался в лёгкие, укутывая родным теплом. Поджав ноги, Дин свернулся в ворохе подушек и снова прикрыл глаза. Мысли путались, вились замысловатыми узорами на полотне и не давали подойти к себе. И всё же, пускай в теле и царила некая нега, больше похожая на лень и усталость, упрямство и желание разобраться во всём пересилили прочее. Вот только, даже прокрутив события в голове, Дин так и не смог понять, как относиться к Каину. Этот мужчина всегда ему не нравился и пугал. И ведь не зря! Не зря… Но и сейчас в сердце царила только жалость к этому типу, и… Кажется, от него ускользнуло что-то важное. Но что именно — вспомнить не получалось. Что-то, что он никак не должен был забывать, но именно это и сделал — забыл. Однако и об этом не получилось подумать, когда плечо постигла резкая боль. Не ожидав ничего подобного, Дин с шипением схватился за руку и перевернулся на живот, поднимаясь на колени и упираясь лбом в подушку. Вот только та никак не утихала, а только становилась больше. Разрасталась. И если сначала то было только плечо, то следующим стало бедро. — Да что за! — морщась от острой боли, процедил он и присел, путаясь в собственной накидке и пытаясь стянуть её. Когда же вышло скинуть одеяние и остаться в одном распахнутом жилете, сердце ухнуло в пятки. Света луны не доставало, но глаза смогли разглядеть тонкую и длинную полосу на руке, к которой на глазах присоединилась вторая, но пониже. Рана от меча. Каса ранили. Вскочив с кровати и едва не перевернувшись, запутавшись во всех складках одеял, Дин выбежал из покоев и ринулся к лестнице. Знакомая темнота и удушающая паника, от которой холодели конечности. Сердце бешено стучало в ушах, лёгкие начали гореть ещё до того, как он достиг первого этажа, спускавшись по лестнице. И всё же он бежал. Сжав зубы и панически боясь, Дин бежал в главный зал. Ни разу не подумал, почему именно туда, но не смел останавливаться и медлить. Шлепки босых стоп, шум дыхания, тьма лестничных пролётов, неудачный поворот и столкновение плечом со стеной, которое тут же обожгло огнём, но Дин этого попросту не заметил, коротко прошипев и тут же двинувшись дальше во тьму. И в этой же тьме ему послышалось, что его зовут. И звал его Кас. Надрывно, испуганно. Кас был напуган. Его Кастиэль был напуган! Его султана посмели напугать и ранить! Челюсти клацнули друг о друга, злость на посмевших сотворить такое придала сил. Пускай он снова оступился, глупо ломясь во тьму, пускай он совершил непоправимые ошибки, пускай он… Глаза обожгло. «Я скоро буду рядом, — крутился в голове собственный умоляющий шёпот, — я скоро приду, Кас, и больше никогда не покину тебя! Только дождись, прошу!» Огонёк свечи стал самым настоящим спасением, и сердце было готово поддаться радости, надеясь, что это его Кастиэль, но стоило разглядеть запыхавшегося человека, как облегчение задушили. Чарли! Ну как же!.. Голень пронзила боль, заставившая оступиться. Остановившись и оперевшись на лестницу, Дин болезненно и в то же время досадливо рыкнул. — Дин?! — в шоке уставилась на него подруга, поднимая свечу повыше. — Ди-ин! — уже со смесью облегчения и паники протянула подруга и тут же, заикаясь, принялась тараторить: — О-они с-схватили его! Схватили! В-весь дворец на ушах, что д-джинна, отравившего тебя, схватили! Дин, у них Кас! Едва не осев на ступенях, Дин впился пальцами в перила и поглубже вздохнул. Не успела Чарли подхватить его, как принц тут же рявкнул в приказном тоне: — Уходи наверх, Чарли! И ни за что не попадайся на глаза! Спрячься! Девушка вздрогнула и отшатнулась в сторону, пропуская Дина. Пламя свечи мерно колыхалось за спиной, и вскоре тьма снова поглотила человека, чьё сердце преисполнилось молитвами всем богам.