Розы и вино

— Не смей! — прошипела Чарли, вцепившись в него мёртвой хваткой. Кастиэль негодующе нахмурился. — Сейчас нельзя, Кастиэль! Не время! — ещё тише продолжила та, привстав на носочки и приблизив лицо, искажённое оскалом. Кастиэль рывком вырвал руку и бросил взгляд в сторону Дина. — Думаешь, имеешь право указывать мне? Мне?! — закипая от гнева, тихо рявкнул Кастиэль, но феромонами пользоваться не стал — сдержал грозу, когда обуздать её мог только один человек, к которому ему было жизненно необходимо подойти. Чарли поджала губы, и нижняя уязвимо задрожала, но не разжалобила султана. Синь осталась холодна. — Умоляю, — одними губами прошептала Чарли, когда на них начали коситься слуги. Кастиэль не отреагировал. — Пожалуйста, Кастиэль, не сейчас! Я сделаю всё, чтобы Дин вернулся в Миражи, где ему было хорошо, но не сейчас… Не сейчас, Кастиэль! Слова подействовали бальзамом на душу. Кастиэль неожиданно расслабился и успокоился, зацепившись за слова служанки, и наконец-то в сини появился проблеск надежды. — Объясни всё. Немедленно! — в приказном тоне шикнул Кастиэль и легонько взмахнул рукой, пряча их речь от чужих ушей. — Никто не услышит, можешь говорить. Только зайди за спину, чтобы не беспокоить Дина. Чарли шустро кивнула и спряталась за него и колонну, схватив за рукав, будто бы султан мог куда-то сдвинуться. Но Кастиэль не собирался никуда идти, дожидаясь правды, чтобы убедиться и не дать своей надежде так легко погаснуть. — Правда не услышат? — тихонько шепнула Чарли, поборов музыку, гам и бряканье посуды. — Правда. Не томи! Девушка вздохнула, и хватка на рукаве стала сильнее. — Предупрежу ещё раз: если подойдёшь сейчас, то он останется упрямым ослом и обязательно скроется от нас всех. Я знаю это, — дрожащим от отчаяния голосом начала Чарли, и Кастиэлю, впившемуся взглядом в фигуру любимого, пришлось напрячь слух. — Но если он совершит то, что задумал… — Что он задумал? — нетерпеливо оборвал её Кастиэль, глядя на беседующих Дина и Джессику. — Не знаю, — разочарованно ответила Чарли. — Дин сказал, что собирается станцевать в последний раз. Для тебя, Кас. Но какой в этом смысл — не знаю, не смогла допытать. А ещё… тебе будет нужно успеть перехватить его после танца, потому что он пообещал покинуть Торрэно и освободить всех от его присутствия! Освободить! Страх за любимого, родившийся не столько от планов принца, сколько от мысли об уходе из жизни, паутинками окутал позвоночник. Кастиэль не смог вдохнуть. Захотелось вопреки всем дойти до Дина и обнять его. Крепко-крепко. И шептать о безграничной любви и обожании, шептать, что не нужны ему никакие Миражи и дети, шептать и грозить, что сам последует за ним… Но не мог. Спугнёт своего клыкастого волчонка. А держать против воли, как бы того ни хотелось, Кастиэль бы не смог. — Неужели Дин решил совершить грех и убить себя? — едва слышно произнёс Кастиэль, боясь и собственных слов, и отвести взгляд от Дина, будто бы тот мог исчезнуть. Чарли ответила не сразу. — Не знаю, — разделяя его страх, спустя время ответила та, — но он сказал, что ему нужно доиграть свою роль, станцевать и уйти. И что я буду свободна. Тревога образовала морщинку меж сведённых бровей султана, губы сжались в тугую нить. — Почему ты помогаешь мне? — не мог не спросить он. — Разве Дин не ненавидит меня и не желает ничего возвращать? Чарли звонко фыркнула. — Если бы ты имел возможность увидеть всё, что было, поменял бы своё мнение. Дин… — Чарли замолчала на несколько долгих секунд. — Всё, что натворил Дин, — неправильно, поэтому я всей душой желаю вернуть всё на круги своя. Хочу ему счастья! А так вышло, что его счастье рядом с тобой, Кастиэль… Чарли поведала обо всём. Рассказала главный повод Дина, подтолкнувший его к побегу, — любовь к Миражам и его народу, боязнь оставить их без будущего — без наследника. Искренняя вера в то, что так надо. Что так правильно. Что всем так будет лучше… Но только не двум любящим друг друга людям. Рассказала, какой Дин лжец и глупец, и Кастиэль, лаская одними глазами спину любимого, который остался с Джеком, с ней согласился. Говорила про все его маски, как он начал прятать чувства за ними даже от неё. Призналась, как тот спал в ворохе из его одежды, которую потом сжёг, и как выходил погулять в грозу. Как не радовался, временами скулил от боли и мучил себя, следуя дурацкой цели. Как потерял смысл жизни. Как ни черта не ел, не пил, пугал её и даже не спивался, а впервые на её глазах заедал тоску локвой! Как к нему пытались приставать, но он дал отпор и грозился его, Кастиэля, именем. Как заявлял, кому принадлежит. И как говорил сам с собой, придумав какую-то Тиану. Последнее больше всего напугало Чарли — и до такой степени, что та уже хваталась не за край одежды, а за саму руку. Дин часто говорил сам с собой, но при этом возле него всегда находилась какая-то еда, вот только откуда та — Чарли не представляя, а принц беспечно пожимал плечами и повторял, что Тиана, тётя, балует. Но никакой Тианы и в помине не было! Чарли спрашивала, узнавала, но единственный человек с таким именем умер много лет назад — и то была последняя супруга дяди принца. Причём поговаривали, что та просто не вынесла разлуки с каким-то моряком, которого искренне любила, — вот и спрыгнула со скалы, не оставив наследников. Чарли пугало такое поведение, другие тоже косились. И сам Кастиэль насторожился. Одни вести порадовали, от других в нём родился гнев, а третьи впились в его сердце клыками. Но все они давали надежду. Дин его не ненавидит. Но что произошло с любимым, чтобы он видел этот мираж, — Кастиэлю оставалось лишь гадать. И эта Тиана — точно мираж! Кастиэль не верил — и страшился верить, — что разум принца повреждён. Эта Тиана… «Кто-то присматривал за Дином», — вспышкой молнии пронзила мысль его голову. Присматривали и заботились… Но кто? Кто сумел преодолеть символы против магии и найти его принца?.. Почему же он так не смог?! — А под конец ему ещё и Кроули привиделся! — упавшим голосом лепетала Чарли. — Я всё проверила, но его не было! Кроули никто не видел! Кроули? Синие глаза забегали по людям внизу, искали чёрные цвета в огне. Но тех не было. Ни Каина, который ушёл по своим делам в неизвестность, но который бы явился по первому его зову, ни Кроули, который, как видимо, либо не удостоился быть приглашённым, либо сам не согласился появляться на торжестве, предпочитая тень. Но этот Кроули и некий мираж!.. Кто присматривал за его Дином? Почему он ничего не знал об этом, как и не мог найти своего принца?! Если и были мысли о ненависти принца, то они развеялись песком по ветру. Если его пальцы и лишились возможности свободно двигаться, то сейчас всё это пустяк! Сущий пустяк! Дин жив, вполне здоров, но огрызается и ходит в своей маске. Его волк кусается, но Кастиэлю уже доводилось заслуживать доверие принца. И сейчас он снова сделает это, а всё остальное и лица, причастные к защите принца… Кастиэль узнает о них. Найдёт. Обязательно найдёт. Ради интереса и просто поблагодарить. — Ты же не держись зла на этого полоумного? — жалостливо прошептала Чарли, начав по-детски дёргать его за рукав. — Никогда не держал и не буду, — искренне ответил Кастиэль, впервые так светло улыбаясь за долгое время. — Что бы он ни сделал, не найдётся человека роднее, любимее и прекраснее Дина… Но у меня остался вопрос! — опомнился он. — Вопрос? — растерялась девушка. — Какой ещё вопрос? — «Волки знают, где растут розы», — слетела с губ давняя фраза. — Дин запретил повторять её, пока не пойму значение, но… Она же относится к чему-то важному, да? К чему? — А… Эта фраза… — замялась Чарли, вновь теребя его рукав. — Так в Диросе признают и отвечают на любовь. Причём ответ приходит сам, когда люди искренни друг к другу. Так проверяют подлинность чувств — некая магия без джиннов, настоящее чудо. Когда мы были маленькими, госпожа Мэри рассказывала истории со своей родины и однажды обмолвилась этим признанием. Всего один раз, но Дин запомнил его… Собираешь последовать традициям чужой страны? — Хочу признаться ему на его языке, — с улыбкой ответил Кастиэль, — ещё раз. — Права я была, когда сказала, что этот дурень — единственный, кто может свести с ума самого султана Миражей, — пробубнила девушка, и тот самый султан хмыкнул. Чарли была права. Однако не успела улыбка вдоволь побыть на лице, как брови дрогнули, нахмурились. Кастиэль окинул внимательным взглядом незнакомого слугу, который подошёл к его принцу, и напряг слух, борясь с желанием пустить в ход сокола. И всё же некоторые фразы долетали до него, и на лице засела растерянность. Кастиэль даже не услышал, что Чарли оповестила его о своём отлучении во дворец до начала выступления. Чак преподнёс маленькому наследнику разных угощений, и Кастиэль не удержался — раздосадованно потёр лицо. Как можно было угостить ребёнка тем, что он даже прожевать не в силах?! Как же жалок этот человек, который участвовал в его зачатии… Однако угощение не понравилось и Дину, которому пришлось отдуваться за племянника. И то было странно — Кастиэль помнил, как в Киэло Дин с удовольствием уплетал различные десерты. Что же случилось сейчас? Наклонив голову к плечу и сложив руки на груди, он глядел на принца, лаская плечи, путаясь в подстриженных волосах и пробегаясь по белому шёлку, сковавшему до последней веснушки и родинки знакомому телу. Синева ласкала и сожалела. Столько месяцев, столько одиноких и холодных ночей впустую. Столько переживаний, боли и нелепых решений. Столько… Столько всего и без Него. Но Кастиэль был готов пройти эту муку ещё раз, лишь бы принц воплотил в жизнь все свои прихоти, в очередной раз покорил его сердце и вернулся к нему. Кастиэль был готов на всё, но с одним условием — в конце пути его ждёт его свет, его жизнь и неземная любовь. Его нежность, его ласка, его покоритель. Дин. Принц Торрэно, который слишком много печётся по пустякам и отказывается от своего счастья, тем самым лишая его и других. Его глупый и самый любимый принц. Как же хотелось подойти и обнять… Прижаться и уткнуться носом в макушку, вдыхая неповторимый аромат. Обнять и больше никогда не отпускать. Время текло неумолимо медленно и совсем не поспевало за мыслями, в которых Кастиэль склонился перед возлюбленным, просил его руки на глазах у всех этих людей и получил долгожданный ответ, от которого принц бы не отвертелся. А потом были Миражи, пышная свадьба и долгая жизнь рядом с любимым… Кастиэль мечтал. Мечтал так, что совсем не замечал косых взглядов от Сэма, Гейба и каких-то слуг. Совсем не замечал, что оба султана успели украдкой бросить на него взгляд. Не замечал ничего. Ни музыки, ни шума. Не замечал ни игры с огнём, ни как закат окрасил небо, ни как луна взошла на то. И всё же пришлось покинуть грёзы, когда запоздало заметил напряжённость принца, который больше к еде не прикоснулся, и покалывание в собственном желудке, которое Кастиэль списал на волнение. Скоро принц Торрэно покинет праздник, и в центре внимания окажется Проклятие Фараона. Совсем скоро… В тело прокралась непонятная слабость и тревога. Сердце отчего-то тревожилось, а не просто тихонько волновалось, но Кастиэль не находил причину для страха. Да и какие страхи могут быть? Ещё чуть-чуть потерпеть, дождаться принца и схватить его в охапку. Когда же Дин поднялся со своего места, сердце зашлось совсем в другом танце. Кастиэль встал ровнее, дыхание участилось. Радостное волнение затопило вопящую тревогу. Дин шёл к нему! Не смотрел на него, но шёл в его сторону! Н-да, прав был его принц — будь султан Миражей павлином, прямо сейчас бы распушил хвост, желая привлечь зелень глаз к себе. Но Дин и так поднял на него глаза. И глядел тот с подлинным холодом. Огонь в чаше обнял веснушчатое лицо, пытаясь приукрасить его румянцем, но лицо принца было бледно, а на лбу — испарина. Сглотнув, Кастиэль не скрыл своего шока, который появился не столько от того, что Дин решил пройти рядом с ним, а сколько… Слишком много всего. Запах принца изменился. Медовая пшеница стала ещё слаще и появилось в ней нечто ранимое, что ему, альфе, хотелось оберегать пуще прежнего, но Кастиэль не разобрал этого странного чувства. Ему и раньше хотелось защищать этого прекрасного омегу, но сейчас… Сейчас вдвойне. Но это только первое. Во-вторых, принц был бледен и правда немного набрал. Хотелось обхватить веснушчатые щёки ладонями, ощутить их мягкость и легонько укусить низ челюсти. Забрать в Миражи, где бы солнце ласкало его, и накормить наисладчайшей локвой, раз она так полюбилась его принцу. В-третьих, все счастливые моменты заморозил взгляд. Такой любимый, но такой незнакомый. Дин никогда не смотрел на него так! Никогда… — Это будет последний танец, — прошипел Дин, не скрывая своей злости, пока Кастиэль стоял с круглыми глазами. — Смотри внимательно, Кас. Столь любимый голос, который он мечтал услышать ещё хотя бы раз, и обласкал слух, и ужалил. Руки безвольно повисли вдоль тела, синий взгляд до последнего шёл за фигурой в белом, пока Дин не скрылся за поворотом. Желудок ныл по неизвестной причине, сердце скулило. Беспомощность. Полная беспомощность окутала султана, чья надежда таяла искорками огня, взлетающими в небо. Что же не так? Неужели его принц настолько изловчился ходить в масках, что Кастиэль не смог разглядеть истины? Или тот и правда ненавидел его, а все слова Чарли — блажь? Кому же верить и как быть? Или стоит следовать своему сердцу, дождаться окончания танца, разоблачить Проклятие и забрать его? Нет, Дин тогда действительно возненавидит его! Нельзя предать и вскрыть то, что принц так трепетно оберегал, — свою вторую жизнь. Тогда нужно ждать, поймать его вне людских глаз и поговорить. Подождать. Нужно просто подождать… Рука легла напротив сердца, брови сошлись к переносице от колющей боли, что бежала песчинками по венам. И то ли боль шла от сердца, которое рвалось к принцу, то ли от… Могла ли то быть боль Дина? Но почему ему так больно? Вздохнув поглубже, Кастиэль огляделся, надеясь увидеть Чарли. Не нашёл. Время тянулось, волнение бежало по венам, путало их, сжимало. Пальцы правой руки скребли по центру левой, скрытой в перчатке, и боль, вызванная уже собственными силами, отвлекла, как не могли отвлечь ни сплетни за столом, ни танцы вдалеке, ни прочие людские забавы. Кажется, к нему кто-то подходил, приглашал выпить с каким-то нелепым тостом, но Кастиэль просто качал головой, смотря в толпу и пытаясь отыскать нужного человека. Его пытались вплести в праздник жизни, будто бы позабыв об его киэльском титуле человека, который не терпел празднеств, но Кастиэлю нужен был только… Звон колокольчиков донёсся до ушей. Воздух застрял в лёгких, глаза распахнулись и зацепились за фигуру в чёрном плаще между двух таких же. Люди Кроули, а посредине тот единственный человек, заставившись сердце султана проливать слёзы и рвать себя на куски. Как чёрные вороны среди напыщенных голубей, троица людей беспрепятственно продвигалась к центру — людское море расступилось перед ними. Музыка стихла, вздохи нетерпения прокатились по округе. За столом завошкались, привстали. Сцена внизу мигом опустела, народ окружил ту, а Кастиэль вдруг понял, что хотел быть не сверху, а в первых рядах, но ноги, сделав пару коротких шагов навстречу, больше не смели сдвинуть тело. Крайние в плащах поклонились в сторону балкона и тенями ушли обратно в толпу, тут же неведомым образом теряясь. Остался лишь Он. Высокий капюшон, прикрывающий уши маски, волчья пасть с озорным оскалом глядит вверх. Но Кастиэль чувствовал, что никого озорства в этом танце не будет. Знал это. Малый поклон, который больше походил на случайный кивок головой, и пальцы распутали застёжку плаща. Чёрная ткань с шорохом опустилась на землю. Свадьба — союз двух людей — должна пылать огнём, обещая счастье, красивую и долгую жизнь, сохранение чувств и всё прочее и прочее, из-за чего алый так любили в пустыне. Украшая себя, дворец и гостей алыми шелками и золотом, пара просила у богов счастья. Гости поддерживали их и тоже молились. Однако на великом торжестве нашлись и те, кто пренебрёг устоями. Генеральский чёрный напоминал нетронутый уголь в огне, белый вещал о трауре и горе. Но теперь в гамму влился ещё один оттенок. Небо. Плащ чёрной лужей растёкся у ног высокого мужчины, чей наряд несказанно обрадовал душу султана Миражей и пустил шёпот за столом: «Проклятие же должен быть в красном и желать нам счастья!» — негодовал Адам, но власти над этим человеком не имел и ничего не мог сделать. Народ всё ещё был тих и шокирован, буйство красок приятно разрядилось знакомым и родным синим. Проклятие, ступив на круглый и разрисованный помост, легонько бряцнул золотыми украшениями. Колокольчики сплелись с треском огня, какой-то павлин, распушив хвост на жерди, пронзительно воскликнул, когда мужчина дошёл до центра расписанного синдуром круга. Красив. Красив как и всегда! Тёмно-синий шёлк лёгкой дымкой окутал тело, волчья маска надёжно скрывала лицо. Привычно и так необычно. И людской шок был вполне ясен и оправдан не только дерзкой выходкой в выбранном цвете одежды, но и в частично открытом теле. Другие никогда не видели, чтобы Проклятие так сильно оголялся, предпочитая ревностно скрывать каждую частичку своего богоподобного тела. Босые ступни и кисти рук украшены простым рисунком из хны, а внутренняя сторона ладоней полностью укрыта хной, будто бы скрывая что-то. Скрывая точно такой же след, который есть и у Каса. На щиколотках засели браслеты, запястья увиты ими же. Волчья пасть скалится, уши навострены, глаза с золотой подводкой лукаво изогнуты. Плотный чёрный платок всё так же покрывает затылок, пряча волосы тёплого цвета, а отделённые две его части, накрыв плечи, свисают спереди. И всё те же монеты на кромке, груз которых не даст ткани вспорхнуть. Вот только прочее в образе Проклятия Фараона претерпело изменения. Спереди шея открыта и на ней можно увидеть полосу изящного чёрного кружева, что покрыло медовую кожу витиеватым рисунком, но самым броским стали не нити узора, не капельки цвета ночи, а сапфир, сверкающий ярче всех украшений и огней. Но Кастиэль не чувствовал свою силу в камне. Дин скрыл её за письменами. Тело в большей степени сокрыто в лёгкий шёлк насыщенного синего цвета. На верху всего лишь два слоя одежды: первым шёл расшитый цветочным орнаментом жилет с треугольным и дерзким вырезом, что оголил сильную грудь, плоские золотые пуговицы на нём, а поверх жилета — легчайшая длинная накидка, которая укрывала волка подобно грозовому облаку. Местами на слоях накидки виднелись крошечные золотые бубенцы, напоминающие звёзды. На ногах же, благо, свободные шаровары, каплями стекающие к косточкам на лодыжках и закреплённые поясом. Красив. Прямо как роза из своего сада. Вот только, глядя на наряд и замечая на себе взгляды некоторых киэльцев, которые узнали ожерелье на шее Проклятия, Кастиэль осознал одну неприятную и страшную истину. Дин решил не просто сбежать в никуда, а порвать со всем прошлым. А в «прошлое» входил ещё и он, Кастиэль. Взмах руки, обращённой к диску луны над головой, — танец начался. Кастиэль оступился и врезался спиной в колонну, пытаясь удержаться на ногах от сковавших сердце боли и страха. Но вместе с тем он боялся пропустить хоть одно движение пальцев и потому осторожно пустил сокола поближе, глядя на принца и самостоятельно, и через птицу. Танцор резко дёрнул рукой, повёл плечами, а затем и второй, подражая неведомой волне и пуская в воздух перезвон золота. Инструменты, больше похожие на подводное бульканье или капанье воды в пустой пещере, погрузили сад в пучину таинственности. Людской огонь полыхал, подвыпившие гости едва ли не качались в такт одинокой фигуре, шелка плыли по воздуху. Плавные движения, свойственные прохладному ручью, красные клубы синдура, поднятые в воздух с шорохом стопы по кругу. Музыка то становилась тише и замедлялась вместе с танцором, то набирала высоту вместе с духовыми, поспевая за кружащимся в центре мужчиной. Дин ещё никогда так не танцевал. И другие наверняка тоже заметили, что стиль Проклятия Фараона несколько изменился, подражая и текущей воде, и розе, чьи лепестки ласкала буря. Все смотрели в центр. Заворожённо. И Кастиэль, игнорируя боль в сердце и животе, был в их числе. Даже королевские семьи притихли, обратив взоры вниз. Дин, взяв цвета Миражей, исполнял танец лишь для него одного. Дин танцевал для него. В красно-жёлтых огнях кружилась синяя роза. Вот только… — Это же Роза Пустыни! — донёсся из-за спины пронизанный ужасом шёпот старого слуги, и Кастиэль невольно напряг слух. — Разве его можно повторять?! Наш султан же велит казнить Проклятие прямо на свадьбе! — Что ты мелешь, торрэнец?! — возмущённо прошипел другой голос. — Никто не станет портить праздник чьей-то казнью! Да и что такого сделал этот приглашённый танцор? Что ещё за «Роза Пустыни»? — Это танец нашей почившей императрицы! — понизив голос, ответил первый. — Первую супругу султана и её танец прозвали именно так — Роза Пустыни! А потом титул передался её старшему сынку, который только опозорил и родителей, и титул. Тьфу! Танец был забыт и запрещён столько лет, но этот человек!.. Эх, совсем отчаянный. — Но красиво… — Не то слово, — вздыхал всё тот же старческий. — Танцы госпожи прославились на весь свет, но ты, видимо, был совсем мал. Один раз увидишь — запомнишь на всю жизнь. Но, возможно, наш султан простит Проклятие — уж очень красив и похож танец на тот, что исполняла госпожа… Чудо. Невероятное чудо… «Невероятное чудо»?! Глупцы! Даже не знаете, кто скрывается под маской, и смеете так отзываться о первенце той самой госпожи! Злость клубилась наравне с болью, синева продолжала глядеть на возлюбленного, который впал в некий транс, всё кружась и кружась. Кружась и уводя людские души в неизвестность. Волк будто бы вытягивал и чужие души, и его силы. И пускай забирает, лишь бы дал возможность быть рядом и любить… Дробь барабанов подгоняла танец, шелка размывались в единый синий вихрь. И в один момент танцор остановился, возведя руки к небу и глядя прямо на балкон. Музыка оборвалась. Мужская грудь тяжело и быстро вздымалась, открытый участок медовой кожи лоснился от пота, соблазняя взгляды. Собственное дыхание тоже участилось, а боль из желудка пробралась во всё тело, засев в конечностях крошечными плотоядными жучками, которые кусались и кусались. Но Кастиэль не переставал смотреть на Проклятие и даже сделал шаг. Взгляд под маской был направлен исключительно на него — Кастиэль знал это. Чувствовал. Однако не успели шелка опасть, а народ — разразиться аплодисментами, как мир Кастиэля покачнулся и рухнул, упав наземь прекрасным бутоном. Дин резко опустился на одно колено, оперевшись на то и прижав вторую руку к животу, и склонил голову. Вся сущность Кастиэля на мгновение съёжилась, а после едва ли не взвыла, предчувствуя некую беду, но Кастиэль не понял своего рвения. Заставил себя остаться на месте, прислушиваясь и наблюдая. Первым вскочил Адам. — Прекрасно! Просто прекрасно, Проклятие! — в полной тишине принц быстро-быстро захлопал в ладоши. Народ начал аплодировать следом за ним, за столом тоже присоединились, разделяя восхищение. Но нашлись и те, кто воздержался от оваций, косясь в сторону султана Торрэно. — Проклятие, сегодня такой замечательный день! Снимите же маску, сделайте нам с супругом подарок! — продолжал воодушевлённо щебетать Адам, и народ подхватил его щебет. Даже Михаил встал, приобнял мужа и, несмотря на все условия работы Проклятия Фараона, поддакнул тому. — Ну же, снимайте! — Да-да, Проклятие, снимите маску! — полетели возгласы со всех сторон. — Покажите ваше лицо! Позвольте узреть великого танцора! «Позвольте узреть того, кто осмелился повторить Розу Пустыни!» — повисло в воздухе. Кастиэль не шевелился. Он слышал тяжёлое и хриплое дыхание своего принца, будто бы тот стоял возле него, но не мог сдвинуться. Горло горело, тело всё так же кололо. Плечи принца быстро поднимались и опускались, рука всё ещё покоилась на животе. Парочка смелых и подвыпивших мужчин поднялась на платформу под гул одобрения. И в этот же момент Проклятие закашлялся, но кашель потонул в жадных людских голосах. Тело горело под болью другого, танцор сжался и опёрся одной рукой на деревянный помост. Из-под волчьей маски заструилась тёмная кровь, образуя крошечные красные бутоны посреди синдура. — Кас, — тихонько взвыл родной голос, но никто его не услышал. Кроме одного. Внутри Кастиэля всё оборвалось. Мужчины, не замечая, что с Проклятием происходит что-то неладное, ухмылялись и приближались под завывания других. И в один миг были грубо отброшены синим туманом за края платформы. Народ опешил, звуки исчезли. И вместе с этим, совсем не думая, а просто действуя, Кастиэль сорвался с места, запрыгивая прямо на царский стол, едва ли не перелетая его, а после и перемахивая через балконное ограждение. Люди в страхе завопили, предметы попадали, стража всполошилась. Все взгляды приковались к нему. К пылающему яростью, за которой притаился страх, султану Миражей. Прыжок со второго этажа — в ноге что-то хрустнуло, но магия тут же излечила треснувшуюся кость. Взмах руки — синий дым раскидал толпу в разные стороны, открывая путь к омеге, чьё сердце билось всё быстрее, грозясь вот-вот остановиться. Огонь в чашах задрожал, некоторые опрокинулись на землю, яркими угольками рассыпаясь по плитке и грозясь добраться до скатертей. Птицы встрепенулись и с криками покинули свои жерди, скрываясь в безопасном саду. Стоило приземлиться, как Кастиэль снова побежал, влёт забираясь на помост и часть пути проезжая на коленях. Обмякший принц оказался пойман и прижат к груди. — Всё будет хорошо, — шёпотом пообещал Кастиэль, целуя висок маски и ещё не зная, что его не слышал. Всё затихло. До людей — и торренцев, и киэльцев, и всех прочих, кто был приглашён на свадьбу, — дошло, кто перед ними. Открылось имя Падшего Ангела. До некоторых же дошло, кто скрывался под маской Проклятия Фараона и к кому Кастиэль мог так нестись. Никто не смел шевелиться. Даже опомнившиеся стражники мялись на местах, переглядываясь и дожидаясь указаний своих правителей. Но среди люда нашлись и те, кто с дрожью в голосе осмелился на шёпот: «Д-д-джинн!». Синь глядела с ненавистью, на лице оскал, рык дрожит в глотке, а магия спешно перетекала в тело принца, силясь излечить того от неведомого недуга, в котором, как он сразу понял, был повинен один гнусный человек. Кастиэль видел всех. И эмоции всех сильно разились. Габриэль смотрел с ужасом и потрясением, но наверняка соображал, как бы выпутать их из этой ситуации. Но Кастиэль и сам выпутается. Семья Дина разделила ужас и потрясение, но в глазах Джона Кастиэль уловил ненависть и что-то крошечное и непонятное. Пускай гневается — плевать Кастиэль хотел на всех них! Адам в испуге, Михаил в смятении прикрывает мужа, как и Сэм своих. Где ужас, где шок, где страх, а где ненависть. Неверие и страх. Один лишь Чак сидел с пустым выражением лица, словно бы что-то осознал. Но не удивлялся. И глядел прямо на него. — На этот раз я убью тебя, — прорычал Кастиэль так, чтобы его услышал только Чак. И тот услышал — вздрогнул. Дин никак не реагировал, устроившись в его руках, и тогда Кастиэль снял маску со своего Проклятия, растворяясь с ним под хлопок крыльев в синем дымке. Волчья маска с бряком упала в отравленную кровь. Белый с чёрным привели на свадьбу горе.