Розы и вино

      Холмистые бескрайние равнины, поросшие высокой травой, в которую можно упасть и утонуть, спрятавшись с любимым от всяких глаз, и бесчисленными сортами различных цветов, аромат которых щекотал нос, изредка вызывая звонкий чих. По зелёному морю, чьи волны качал шустрый ветер, разгуливали табуны прекрасных диких лошадей, которые, по словам хозяина этих земель, вполне легко приручались, а после становились верными спутниками, что здесь, что в пустыне. Вдалеке же высились горы — сначала такие же зелёные, а ещё дальше — тёмные, зубастые и каменные, возвышающиеся над ними. За теми горами лежали песчаные земли и место, где родился принц Торрэно. Пускай и родился в песках, но после увиденного и пережитого, он чувствовал и желал, чтобы настоящим домом ему стали земли Миражей.       Сочные зелёные поля мешались не только с яркими и пёстрыми крапинками цветов, но и имели голубые прожили — реки, а где-то целые зеркала — озёра. Птицы рассекали небо, ловя мелкую живность, прятались в траве от хищных собратьев и улетали обратно в леса или подлески, когда солнце клонилось к закату.       Леса же напоминали ещё одну сказку.       Высокие деревья, в разы превышающие человеческий рост и желающие поймать солнце в сеть из длинных листьев и веток, а корнями — углубиться и завладеть землёй, часть которой зачастую утопала в воде. Деревья-великаны, широкая и глубокая река вместо дороги, чья гладь поросла кувшинками и какими-то цветущими водорослями по краям. Толстые корни выглядывали из воды, напоминая морских чудовищ со змеиными телами, на поверхности которых рос мягкий мох. Встречались и такие деревья, чьи ветви были эластичны, как шёлковые ленты, а тонкие листья имели схожесть с кинжалами, когда другие — обильно цвели пурпуром и роняли крошечные лепестки на воду. В самой воде игрались цветные рыбёхи, а гладь разрезала пара жеребцов, всадники которых совершенно не заботились насчёт внешнего вида, закатав штанины повыше и полностью избавившись от верха. Солнце, что смогло найти лазейку в густой листве, пятнышками ложилось на плечи двух мужчин, путалось в их волосах и гривах лошадей. Однако улыбка и смех принца грели сильнее всякого светила, как и взгляд синих глаз, направленный на него.       К концу четвёртой недели пребывания в Миражах они вернулись во дворец после своего путешествия. И снова народ встречал их, но уже не так бурно, как в первый раз. Все будто бы привыкли и принимали их пару как тех, кто всегда присутствовал в Миражах. Изначально. Весьма занятно.       Однако среди ликующих светлых лиц присутствовали и недовольные. Взять в пример хотя бы Ханну, которая едва не прожгла в нём дыру от зависти и злости, и Каина, под чьим взглядом становилось жутковато. За столько времени вдали людей Дин отвык от внимания синих глаз приёмного отца Каса, и всё же во взгляде Каина не было ни отвращения, ни презрения. Просто холодный испытующий взгляд. Оценивающий и взвешивающий. Чак и то смотрел более добро и одобряюще, а этот тип…       Отчего-то Каин вызывал настороженность. И объяснить это чувство не получалось, но Кастиэль быстро ловил смену эмоций принца, а после советник ещё долго не попадался на глаза.       В жизни принца присутствовала и Миэль, в каком-то роде заменившая ему Чарли. Вот только девушка была раз в десять спокойнее, уравновешеннее, но имела и весьма опасные зубки, которыми огрызалась в адрес немногочисленных, кто не мог смириться с выбором — судьбой — султана, прекрасно ведая о прошлом его суженного.       Миэль нравилась ему. На разговор не выведешь, но если стянуть с неё маску строгости и серьёзности, то взору открывается милый человек, старшая сестра. Как Чарли, но Чарли никто не заменит. И Дин бы, пожалуй, хотел бы познакомить этих бет. Вдруг найдут общий язык? Будут дружно ему мозги перемывать.       Парочка ему тоже нравилась. Мисса — этакое солнышко с ямочками па щёчках, что может сжечь дотла — и в таких случаях она хуже Миэль. Марк был просто спокойным и учтивым… Первое время казалось, что он попросту лишён языка, но стоило затронуть интересную ему тему, как у принца нашёлся ещё один собеседник.       Троица, как и весь люд Миражей, стала ему поддержкой. И груз вины рос день ото дня.       «Вы же сделаете нашего султана счастливым?» — светло улыбаясь, спрашивал у него народ Миражей.       Дин кивал: «Конечно».       «Вы такая красивая пара! Вот бы поскорее увидеть наследников!» — восторгались они.       Улыбка на веснушчатом лице становилась натянутой: «Конечно…».       «Вашу историю любви стоит увековечить! Истинные рождаются так редко! Как же повезло нашему султану c любовью к пескам, в которых он повстречал вас — свою судьбу!» — никак не могли не повторить они в десятый раз.       Улыбка застывала под искренним светом людей Миражей. Слова не шли на ум. Ответа не было. Одна лишь маска, которую не отличить от истины. Даже у Каса не выходило уличить его во лжи — уж слишком сильно тот радовался и верил ему, чтобы обращать на что-то внимание.       В Торрэно жили лжецы. В Киэло тоже не обошлось без искусных масок, как и в Моргане, Диросе или Норде. А в Миражах…       В Миражах единственным лжецом в маске был он — Дин. Лжецом, который одновременно и скрывался, и был собой. Был и счастлив под солнцем, и открывал луне свои терзания.       В середине шестой недели пребывания в чудесных Миражах, Дин случайно попался Кастиэлю на глаза в том самом подавленном состоянии, когда грудь грызло сожаление, разъедая кислотой внутренности. В полдень он как раз стоял рядом с одной из колонн, окружающих озеро, поросшее прекрасными лунными цветами, и небрежно поглаживал розы, что оплетали эту самую колонну. То был миг наедине с собой, когда за ним ходил один лишь ветер да птичий щебет. Кастиэль появился весьма внезапно. Укрыл грозой.       И только тогда великий султан разглядел толику истины.       — Дин? — Кастиэль шагнул к нему и, приобняв одной рукой, накрыл тёплую щёку ладонью.       Дин сглотнул и быстро опустил взгляд, не сумев взять себя в руки и просто устав скрываться от любимого. Хотелось, чтобы Кас узнал его тайны, чтобы отговорил от задуманного, чтобы образумил, чтобы…       Чтобы запер здесь, возле себя, наплевав на всё и всех. На наследников, на свои земли и народ. Чтобы жил только ради него.       Крошечный червячок эгоизма лелеял надежду, что чаша весов склонится в его сторону, — и Дин вполне был уверен в этом. Кас бы выбрал его. Вот только…       Что стоила жизнь какого-то человека против целого государства?       — Что случилось, мой свет? Кто тебя расстроил? — негромко допытывал Кастиэль, аккуратно подняв его голову за подбородок и вынудив заглянуть в синие глаза.       Нервозно облизнувшись, Дин отыскал ответ.       — Скучаю по Импале, — и то вышло вполне искренне. Он и правда скучал по своей когтистой малышке, когда уводил мысли от себя и Миражей. Приподняв уголки губ, принц перевёл взгляд на сверкающую под солнцем озёрную гладь. — Ей бы понравилось здесь.       Наверняка бы понравилось. Зелень, различная живность и еды столько, что чёрное брюхо станет толще в несколько раз.       Влажных губ коснулись сухие. Кастиэль легонько поцеловал его и тут же отстранился, напоследок потёршись кончиками носов. Лбы мягко столкнулись.       — Подожди немного, — шепнул султан, и не успел Дин даже моргнуть, как тот исчез в синем дымке под шелест перьев.       Растерянно почесав шею и впервые за долгое время переключившись на реальность, Дин прислонился спиной к колонне и принялся ждать. Куда собрался Кас? Неужели головой ударился и решил наведаться в Торрэно на своих крыльях?       Внезапно стало страшно.       Зачем он вообще ляпнул про Импалу? Кас же, дурья башка, сделает всё, лишь бы он улыбался!       Встревоженно прикусив костяшку пальца и приобняв себя другой рукой, Дин принялся ждать. И это ожидание ему совсем не нравилось! Кас же, как он знает, никогда не пытался пересечь на своих крыльях такое расстояние! Даже когда держал путь к нему, то гнал коня! А тут!..       Что, если он на кого-то наткнётся во дворце? Что, если все узнают, что он — джинн и султан Миражей? Тогда же отец снова увидит баснословную выгоду, решив повторно выдать старшего сынка замуж, и тогда не видать Миражам будущего!       Да и как вообще он собрался забрать Импалу?.. Это же не котёнок, которого можно сунуть за пазуху, а целая пантера!       Глупый! Лишённый разума Султан!       Брови сошлись к переносице, захотелось по-детски притопнуть ногой, но принц удержался от нелепого жеста. И тут же обратился в слух, как только неподалёку захлопала крыльями какая-то птица.       Сердце непроизвольно сжалось. Дин повернул голову на звук.       — Кас? — позвал он, вслушиваясь в звуки. Вот только в ответ — полнейшая тишина.       Внутри всё неприятно опустилось. Даже сердце притихло, а ноги приросли к земле. Зелёный взгляд настороженно пробежался по округе, но не смог зацепиться за источник холодка, что пронёсся по позвоночнику. Звуки притихли, остался лишь непонятный гул, давившись на голову. Чужой звон и холод.       Дин прекрасно знал, что ему не причинят вреда, вот только… Этот взгляд ему не нравился.       Глухой удар о мягкую землю, сопроводившийся треском веток, заставил отмереть. Вскинув голову на звук, принц, даже не разбирая и позабыв о звоне, понёсся к кустам — подальше от озера.       — Кас!       В ответ — сдержанный кашель.       Пренебрегая тропинками, испещряя дорогую одежду и медовую кожу под ней царапинами, в которых были повинны ветви и шипы, Дин не переставал звать. Пока не услышал слабый шёпот: «Тут я, тут. Не бойся».       От сердца отлегло, и вместе с тем явилось негодование.       Шипя проклятия в адрес дурной головы султана, Дин залез в очередной куст роз, чтобы лицезреть валяющегося правителя среди листвы. Дыхание быстрое, веки сомкнуты, а руки скрещены на груди, как бы прижимая к себе что-то.       Чертыхнувшись, Дин подошёл ближе, буквально продираясь с шипением сквозь неожиданно крепкие ветви, и, присев, просунул руки под спину и колени Каса. Тёмные ресницы дрогнули. Возмущённый фырк со стороны принца — и он поднял правителя Миражей. Прижав к себе и поборов желание кинуть это глупое пернатое обратно в колючий куст, Дин принялся выбираться.       Однако злость быстро улеглась, и волновали не собственные кровоточащие царапины, которые совсем не замечались, а султан, чьё дыхание почти что выровнялось, когда собственное, наоборот, участилось от нагрузки. Н-да, ему ещё не приходилось вытаскивать взрослых мужиков из кустов роз…       Поняв, что, вроде как, всё страшное позади, Дин выдохнул и перешагнул через последнюю преграду в виде низкого кустика. Вот теперь страшное действительно осталось позади, а этот потакающий ему во всём султан…       Ворча, Дин осторожно опустил свою ношу и не смог удержаться от вздоха облегчения, когда тяжесть покинула руки. Вытерев со лба проступивший пот, принц небрежно плюхнулся рядом, скрестив ноги, и только сейчас заметил, что под ладонями Кастиэля вздувалась ткань. Нахмурившись, он убрал его ослабевшие руки. Раздался пронзительный писк.       Уже будучи в шоке и округлив глаза, Дин достал из-за пазухи комок чёрной шерсти. Кусающийся. Под подмышки развернув крупного котёнка на себя, принц так и застыл. Недовольная чёрная моська, глаза цвета солнца и крошечный золотой ошейник. Маленькая Импала. И, видимо, действительно она, раз, увидев его, перестала брыкаться.       — Дин, что ты только что сделал? — раздался слабый и чуть сердитый шёпот снизу. — Зачем поднял меня?       Одной рукой прижав котёнка к себе, Дин заглянул в глаза цвета неба, скользнул по бледным губам и, не сдержав раздражения, щёлкнул султана по лбу. Кас ойкнул и потёр лоб, но больше никак не пошевелился.       — «Глупец» — это самое наименьшее, как тебя можно назвать, — дёрнув бровями, прошипел Дин, поглаживая мурчащий комок шерсти.       — Просто немного… устал, — выдохнул Кастиэль. — Было непривычно.       — Что? — по новой вздёрнул бровь Дин. — Непривычно игнорировать голос разума? О, тогда придётся огорчить тебя: ты его не слушаешь!       Кастиэль ответил не сразу, с улыбкой смотря на него.       — Зато твой взгляд изменился.       Поняв, что Кас произнёс, Дин насупился и с фырком отвернулся.       — Ещё бы он не изменился! — ворчал принц подобно старцу. — Попробуй пролезть через кусты, а потом вылезти из них с такой тушей!       На бедро легла тёплая ладонь и легонько сжала.       — Дин, полежи со мной, — прошептал просьбу Кастиэль, и Дин, в очередной раз ворчливо фыркнув, послушно прилёг, устроившись головой на его плече, а котёнка оставив между ними. В макушку уткнулись носом, вдыхая.       — Это правда Импала? — спустя какое-то время подал голос принц, почёсывая котёнка за ухом.       Кастиэль угукнул.       — И ей правда можно будет остаться здесь?       — Конечно, — без заминки ответил Кастиэль. — Немного отдохну и верну ей истинную форму.       Принцу оставалось лишь вздохнуть. С тех пор он не повторял ошибок и не заставлял Каса волноваться. Однако пытался незаметно отдалиться от него, проводя всё больше времени в городе, с троицей или с Импалой в саду.       Вот только не смог отказаться от вечерних прогулок на побережье.       Если на севере Миражей лежало зелёное море, на западе — непроходимый горный хребет, на востоке — леса и изумрудные горы, то югу досталось побережье. Ступив на борт лодки в обед, они неспешно проплывали по реке меж высоких деревьев, что создавали некий коридор, пока русло реки не становилось в разы шире, едва не превосходя озеро у города. И на этом озере виднелись островки разных форм и площади, что змейкой уходили в море. Однако присутствовала одна странность — солёное море переходило в реки Миражей, а их воды были пресными. Ответ нашёлся быстро. Магия. Что же ещё?       Оставив лодку среди камней, они уходили в глубь тропического леса, чтобы после выйти к песчаному берегу. Белый песок, разноцветные волнистые ракушки и языки волн, ласкающие пляж. А вдалеке, куда ни глянь, — море. Насыщенное небом и солнцем. По его поверхности вдаль уходят островки, а ещё дальше, куда не может добраться человеческий глаз, должен находиться Эспей — порт Миражей, доступный всем. Эти же земли и берег, по словам Каса, были сокрыты магией.       Белый песок отличался от привычного ему, принцу Торрэно. Мягкий и тёплый, он приятно ласкал босые ступни, а уж зарываться в него пальцами ног и рук — одно удовольствие. Правда, искупавшись, избавиться от прилипших крупинок было не так просто и всякий раз приходилось прибегать к магии Каса.       В последнюю неделю второго месяца пребывания в Миражах они с Касом зачастили на пляж, встречая рассветы и закаты, а в её начале Дин обмолвился, что хотел бы ненадолго вернуться в Торрэно — давно друзей и брата с его семьёй не видел. Да и не помешало бы забрать Чарли в Миражи, если та согласится. И уже после… А на «после», приняв ложь за чистую правду, его вывел Кастиэль на песчаном берегу.       Небо темнело, покрываясь нежными прожилками со стороны, где лежала его родина, а сам принц устроил голову на коленях султана. Зелёный взгляд прилип к крабу, что неспешно шёл боком в сторону воды, а ладонь то зачёрпывала горсть песка, то отпускала её, вынуждая песчинки водопадом нестись вниз. Шум волн успокаивал, как и окутавший его запах грозы, чайки вторили волнам своим криком.       — Знаешь, в этом мире всё стремится вниз, — внезапно подал голос Кастиэль, мягко перебирающий отросшие русые волосы.       — Почему? Вот же, птицы летают, — Дин оторвался от своего занятия и лениво кивнул в сторону чаек, парящих в небесах.       Кастиэль хмыкнул.       — Небо проливает воду, разбивает капли о землю, а мы называем это «дождём». Птицы, сложив крылья, несутся вниз, к земле. Если пустить пушистое семечко или пёрышко по ветру, то и оно рано или поздно притянется к земле. В этом мире всё стремится вниз. Притяжение. — Тихий голос окутывал бархатом, а хрипотца завораживала. Пленяла из раза в раз. Кастиэлю бы пошла роль рассказчика, но это уже будет не их история. — Все мы не можем взлететь в небо только потому, что нас держит земля. А меня держишь ты, Дин. Ты — моё притяжение, — вкрадчиво шептал Кастиэль, и Дин не понял, когда успел лечь на спину, глядя прямо на своего султана. — Ты мой истинный, Дин, моя душа… Именно поэтому я чувствую твой аромат и поэтому он сочетается с моим. Поэтому мы чувствуем боль и чувства друг друга. Дин, мы были рождены, чтобы однажды встретиться. Чтобы быть вместе. И если мы оставим друг на друге метки, то они расцветут. Как в легендах Миражах…       — Я знаю, — улыбнулся принц, отгоняя от себя столь прекрасные слова. — Я знаю, Кас.       Пальцы осторожно перебрались с волос на веснушчатую щёку и очертили контур полных губ. Синь глядела мягко. С любовью и обожанием. Кастиэль едва ли не боготворил подлеца, который собирался исчезнуть навсегда.       И от этого сердце больно покалывало. Дин и должен был, и не хотел слушать голос разума.       — Дин.       — М? — предчувствуя, что что-то грядёт и испытывая преждевременную жалость в адрес Каса, Дин обратил всё своё внимание на него. — Что такое, Кас?       Синь наполнилась торжественной решимостью, а смеркающееся небо добавило в неё чуточку волшебного сияния.       — Хочу просить твоей руки.       Дин улыбнулся. Ласковая улыбка вышла сама собой, но её корень — сожаление, а не умиление, на которое вполне мог подумать Кастиэль.       — Поэтому согласился посетить Торрэно?       Кастиэль повёл плечом и на миг отвёл взгляд, качнув головой.       — Нет. Я не имею права держать тебя, поэтому и согласился на поездку.       Дин едва смог проглотить горький комок в горле. Кастиэль не заслуживает всего этого — он не заслуживает такого отношения к себе. Его Кастиэль достоин лучшего.       — Но не задержусь с тобой, — продолжил султан.       Стало волнительно и страшно. Вот же она — лазейка, чтобы Миражи выжили.       — Почему же? — поинтересовался принц, подавив дрожь в голосе. Ладони вспотели, кончик языка прошёлся по губам.       Кастиэль улыбнулся.       — Ты же выйдешь за меня, Дин? Примешь мои земли в дар и разделишь бразды правления?       К такой лжи Дин никогда не прибегал. Пускай сердце и обливалось кровью, пускай душа кричала, чтобы он одумался, но…       — Приму, Кас. Потому что люблю тебя и твой народ больше всего на свете.       Нет, то была не ложь. То была правда. Самая настоящая и чистая, как небо над их головами. Вот только правде не будет суждено воплотиться в жизнь.       Лик султана буквально расцвёл. Изумление и неописуемое счастье, когда спустя столько времени получаешь то, что так долго жаждал и телом, и душой. И это счастье совсем скоро разобьётся на тысячу тысяч осколков, сначала поднявшись в небо пчёлками. Разобьётся, как и всё на этом свете. Притяжение. И Дин будет молиться, чтобы удар оказался достаточно мощным, чтобы навсегда запечатать сердце султана. Чтобы Кас больше никогда не подумал и не посмотрел на него.       — Тогда я всё подготовлю, а потом вернусь за тобой, — клялся ему Кастиэль. — И вернусь за тобой уже султаном, а не безымянным генералом…       Дин мог лишь улыбаться, глядя на грёзы султана.       Два месяца прекрасной жизни в прекрасном месте, о котором мечтает весь свет, подошли к концу. Пожалуй, то было лучшее время в его жизни… Да всё время, проведённое с Касом — все эти месяцы, почти что слившиеся в целый год… Это было лучшее время за все двадцать восемь лет жизни принца Торрэно. С улыбкой прощаясь с народом Миражей, Дин держал Каса за руку и впитывал в себя каждое мгновение, старался запомнить как можно больше, чтобы было чем жить.       Люди прощались, жаждали скорого возвращения и последующей свадьбы. Они верили и ещё не знали, что человек, которого они так радушно приняли, готовится растоптать их сердца. Улыбки обратятся оскалом, птичье пение станет змеиным шипением. Горячее сердце султана покроется каменной коркой.       Пара коней, увитых украшениями с кисточками, и немного вещей. Импала, напоследок обласканная вниманием, осталась в Миражах. Его детка будет в безопасности — Кас не тронет её, как и прочие… Дин надеялся. Как минимум, те же Каин, Ханна и некоторые советники будут рады освобождению султана от странного омеги, поэтому навряд ли полезут к кошке.       Все будут только счастливы, а эти «истинные»… Дин не хотел верить. Да даже если бы и хотел — нельзя. Он — принц Торрэно, неправильный омега и побочная ветвь царской семьи Торрэно, которой нужно обломиться и навсегда затеряться в небытие. Он не имеет никакого отношения к Миражам. Не имеет права рушить столь дивный и наполненный жизнью край. Всё слишком сильно затянулось… Эгоизм привёл к счастью, но настало время это самое счастье разрушить.       И всё же Дин продолжал принимать любовь султана до последнего.       Они шли по песчаному морю, что тянулось от горизонта до горизонта. От заката до восхода. Под палящим солнцем и холодными звёздами с тоскливым серпом луны. Кони и жизни питались магией, дни бежали неумолимо быстро. Кастиэль часто улыбался, Дин поддерживал его улыбку.       И вместе с тем задыхался.       Пустыня, в которой он вырос, выжигала лёгкие. Одновременно хотелось и поскорее добраться до Торрэно и окунуться в небольшой сад, который бы, возможно, смог сравниться с Миражами хотя бы на крошечную часть. И вместе с тем Дин не хотел, чтобы путешествие заканчивалось. Двоякое чувство. Разум понимал, что так будет лучше для всех, а душа с сердцем плакали, моля выбрать себя. Прося взглянуть на весы, возведённые султаном Миражей, чашу которых в разы перевешивала его, принца, жизнь. Но Дин не смотрел. Не имел права.       Дорога от Миражей до Торрэно с редкими привалами и тихими ночами, проведёнными за глупыми беседами, заняла полторы недели. Когда в рассвете показалась столица Торрэно, сердце болезненно сжалось. Ни толики радости от возвращения домой.       Да и это место уже сложно назвать «домом», потому что дом остался… далеко. Там, куда ему пути нет.       То ли судьба решила сжалиться над ним, то ли ещё что, но вышло так, что к вечеру, когда они с Касом достигли ворот города, народ уже вовсю праздновал — младший принц со своим суженным вернулся из Киэло. Торжество помогло им, как Дин того и хотел, проскользнуть во дворец почти что незаметно — их увидели лишь стражники да некоторые слуги, но те не слишком-то удивились — либо просто не хотели уделять им много внимания, будучи занятыми своими делами.       Ступая в тени под далёкий гам толпы, Дин вёл Кастиэля по знакомым с детства коридорам. Вёл туда, где им не помешают. Где не прервут. Последняя ночь в объятиях султана, а с рассветом он солжёт с улыбкой на устах и распрощается с тем, по кому сердце будет лить слёзы ещё долгие годы.       Далёкая музыка духовых тихонько лилась по коридору, ладонь скользила по шершавой стене, иногда отступая от её поверхности, когда на пути попадались вазы и пёстрые гобелены. Кастиэль ступал рядом, крепко держа его руку. И ни о чём не догадывался.       Массивные врата, перед которыми впервые не стояли знакомые Дину стражницы, открыли две пары рук. Снова коридор, но украшенный множество лет назад рукой Мэри. Темнота, тишина и больше ничего. Разве что на полпути к покоям им попался огонёк свечи. Чарли. И подруга была весьма удивлена, и удивление переросло в солнечную улыбку, а после и удушающие объятия, когда та накинулась на него, обронив свечу, которую подобрала магия.       — Я вернулся, Чарли, — прошептал Дин в рыжие кудри, обнимая хрупкую фигурку в ответ.       Однако приветствие не затянулось — Чарли, пускай и едва не дрожала от желания поговорить с ним и разузнать о всём, что было, уступила султану. Довела до покоев, ухмыльнулась, но тут же, уловив что-то в зелёном взгляде, застыла. То был лишь краткий миг, но его хватило, чтобы сердце оступилось.       Незаметно качнув головой, принц заставил Чарли отмереть, и та, возвратив прежний — ложный — настрой, покинула их пружинистым шагом, напоследок пригрозив, что завтра ждёт подробностей. Выдохнув, Дин улыбнулся пошире и потянул притихшего Каса внутрь.       Купание в свете синих огней, любовь султана и глупое сердце нараспашку. Дин брал и отдавал, запоминал каждый миг, каждую чёрточку и изгиб тела. Впитывал запах, нотки любимой грозы, и старался, чтобы собственный не выдал намерений. И так, лёжа в объятиях, что могли защитить его от целого мира, Дин глядел в сторону балконной арки, скрытой за воздушной занавесью, что мерно качалась на тёплом ветру, пока Кастиэль обнимал его со спины. Мягкая перина и стук двух сердец. Множество мыслей и так близок нежеланный конец…       — Твой запах меняется, — прошептал ему в шею Кастиэль, проведя носом по затылку.       — Видимо, снова течка, — вздохнул Дин, с трудом скрыв своё разочарование. Организм работал уж слишком… точно. И это не радовало. Это лишь доказывало, что он не имеет права быть рядом с Касом.       — Всему своё время, мой свет. — Медовой шее достался поцелуй. — Всему своё время…       Дин сжал зубы покрепче, проглатывая отрицание.       — Может, мне остаться? — негромко спросил Кастиэль, прося разрешения, хотя являлся самим султаном, в чьих руках крылась немыслимая сила.       — Долго… — качнул головой Дин. — Не хочу ничего ждать.       — Но, Дин, я могу пропасть на месяц, — нерешительно продолжил Кастиэль. — Целый месяц без тебя…       — Месяц? — с толикой удивления протянул Дин и переплёл пальцы с рукой Каса. — Что же ты собрался делать целый месяц?       Хотя этого времени бы вполне хватило…       — Как бы того ни хотелось, а летать сложно, да и путь на лошади долог, — удручённо вздохнул Кастиэль. — Но есть в этом и светлая сторона.       — Какая же?       — Ожидание встречи и подготовка к свадьбе, — мечтательно прошептал султан, вновь потираясь об его шею носом. Зубы едва не скрипнули от напряга. — Я вернусь за тобой с вереницей всадников. На весь город будет стоять звон и играть музыка, лепестки посыплются с небес, а ленты танцоров будут услаждать взор… Пока не явишься ты, мой принц, и не завладеешь людским вниманием. Я буду в своём одеянии султана и беспрепятственно доберусь до главного зала, чтобы просить твоей руки у твоего отца…       Грёзы лились столь сладко, что предвкушение передалось и ему. Вот только пришлось оборвать его.       — А если отец не согласится? — прервал его Дин.       Кастиэль самодовольно хмыкнул.       — Значит, украду тебя, и никто не посмеет помешать мне.       — Какой-то ты слишком самоуверенный, Кас, — пробубнил Дин.       — Ну я же султан, — с ещё большим довольством произнёс Кастиэль. — И ты тоже станешь султаном, Дин. Мы оба. У Миражей снова будет два правителя.       Дин грустно приподнял уголок рта. Не будет.       Молча развернувшись, Дин сполз немного ниже и уткнулся лицом в тёплую шею, вдыхая успокаивающий аромат грозы и обнимая в ответ.       — Покинь город до рассвета, чтобы никто не увидел, хорошо? — тихо попросил Дин.       Кастиэль недовольно угукнул, по-собственнически закидывая на него одну ногу. Больше слов не последовало, но и с их отсутствием сон не шёл к принцу, пока султан мирно спал. Либо Дин дремал, но не понимал этого, предаваясь тревожным размышлениям, подвергая сомнению принятое решение и прогоняя все сомнения столь же быстро, как те рождались, используя один и тот же аргумент: он стоит на пути к будущему Миражей. Он — камешек, который смоет течением. Он…       Он сможет пройти через всё. Забудет глаза цвета неба, мягкие губы, что ласкают столь нежно, и всепоглощающую любовь. Забудет про связь, про истинных. Забудет обо всём. Посчитает последний год дурным сном и вернётся к своей блеклой жизни вдовца.       Дин сделает всё, лишь бы народ Миражей не познал никаких горестей. Вернёт им султана с вороньими мозгами, и все будут довольны и счастливы…       Тревожный сон прервался лёгким поглаживанием.       Не без труда разлепив веки и не сообразив, когда же успел заснуть, Дин обвёл тёмное пространство пустым взглядом, пока не наткнулся на столь любимый сердцу лик в свете синего огонька — солнце ещё не встало. Кастиэль, уже одетый, сидел на краю кровати и окутывал его щёку теплом ладони. Уходит. Собирается уйти!       Внезапно стало тяжело дышать, а из уголка глаза скатился кристаллик слезы, который никто не звал. Синий взгляд стал испуганным.       — Дин? Что стряслось?       Покачав головой, Дин приподнялся на локте, тем самым непроизвольно сбросив ладонь возлюбленного, и опустил голову, пряча взгляд. Ладонь Кастиэля перешла на плечо и мягко сжала.       — Ничего, — прошептал принц, облизнув губы. — Должно быть, расчувствовался в преддверии течки.       В каком-то роде Дин говорил правду — он не собирался показывать свою слабость, а эта слеза… Он не знал, почему и каким образом она родилась. Расчувствовался, верно. Бесполезная течка меняла организм.       — Я оставил часть одежды со своим запахом, — ободряюще произнёс Кастиэль, и Дин поднял на него глаза. В сини крылась мольба. Кастиэль просил разрешения остаться, но Дин сделал вид, что ничего не замечал.       — Да, так будет… легче, — кивнул Дин и присел, сбрасывая с себя одеяло и оставаясь полностью обнажённым. Подогнув под себя одну ногу, он развернулся к Касу и обнял его лицо ладонями. — Кас, позволь.       Синий огонёк, парящий в воздухе, отбрасывал мягкий свет на бледный лик и окутывал синеву глаз таинственным сиянием. Непослушные волосы цвета ночи, ниспадающие на лоб с морщинками беспокойства, густые ресницы, обрамляющие необычайной красоты глаза, чей разрез придавал им толику печали, нос, скулы, губы… Дин врал и себе, когда заявил, что забудет Каса. Кастиэля невозможно забыть. Кого угодно, но только не того, кто спас его. Кто подарил ему жизнь и настоящую любовь.       Дин вырезал в памяти каждую чёрточку, каждую частичку любимого человека. И жалел, что не владеет навыком рисования.       — Дин? — разрезал тишину бархат с хрипотцой. Голос, который стоило запомнить.       Вместо множества слов, которым нельзя было покинуть рот, губы накрыли другие. Мягко смяв и вкусив тепла, они тут же расстались. Дин облизнулся и опустил взгляд.       И едва не задохнулся, когда Кастиэль наклонился к нему и, запустив пальцы в волосы, снова припечатался к его губам. Настойчивая ласка, против которой никуда не деться, и вот он снова лежит в ворохе одеял, накрытый телом султана. Руки блуждают, гроза с пшеницей вьются по покоям, а пламя постепенно сжирает внутренности.       — Всё… Всё, Кас, хватит! — молил Дин, когда губы султана перешли на шею. — Тебе пора… Пора!       Кастиэль с рыком оторвался от него и приподнялся, заглядывая в глаза. Синь помутнела от желания. Но как бы тело ни просилось отдаться знакомым ласкам, Дин задушил этот порыв.       — И ты отпустишь меня в таком состоянии? — усомнился Кас.       Дин хмыкнул и кивнул, очерчивая взглядом давно ставшее родным лицо. Прекрасный. И султана, как и его Миражи, ждёт прекрасное будущее.       — Пора, Кас.       Как и договорились, Кастиэль покинул Торрэно до восхода солнца. Надобности провожать не было — растворился в воздухе в синем дымке под хлопок крыльев. Вот только последние слова о том, что оставит своего сокола рядом, не очень понравились — Кас надеялся на общение, когда прибудет в Миражи, а Дин… Никакого общения не будет. Но у принца нашлась и отговорка — начнёт часто пропадать в ходах, исписанных символами против магии джиннов. Кас принял его слова и, с любовью взглянув на него, растворился в воздухе.       Оставшись в одиночестве, Дин подошёл к креслу, на котором покоились оставленные вещи и поднёс их к лицу. Да так и, взвыв, осел на ковёр. Забегавшись ветер дразнил медовую кожу холодком, и Дин бы просидел так до вечера, дыша любимой грозой, если бы не появившаяся с завтраком Чарли.       Сказать, что он напугал подругу, — ничего не сказать. Даже какое-то блюдце звонко ударилось о пол, а после брякнул и сам поднос, поставленный на стол. Быстрые шаги — тонкие руки обвили шею, а к спине прижались, даря тепло.       — Дин?! Что такое? К-куда делся Кастиэль? Куда ушёл? Ч-что с тобой, Дин?! — запинаясь, засыпала его вопросами Чарли.       Сил хватило лишь на покачивание головой.       Способность и желание говорить вернулись лишь к обеду, и всё это время Чарли провела с ним, сидя у его ног после того, как смогла усадить в кресло и накинуть простынь. И уже ближе к обеду она начала рассказывать о всём, что произошло в его отсутствие. Значимых новостей Дин не услышал. Кроме одной: Джесс собиралась поехать с сыном в Моргану. И это являлось как раз тем, что мог бы использовать Дин для своего побега. Вот только идти за малышом Джеком — не самый лучший вариант, так как его получится легко вычислить, поэтому… Нужно что-то придумать. И срочно.       — Нужно уезжать, Чарли, — первое, что сказал ей Дин, — и как можно скорее.       — Что? — Чарли оторвала голову от его бедра и подняла взгляд. — Это ещё зачем и куда? В Миражи, что ли? — на последнем глаза девушки загорелись, но стоило им встретиться с пустой зеленью, как восторг поутих. — Дин?       — Уедем в Диросу, — не терпя возражений, ответил он.       Чарли приоткрыла рот, но не единого слова не последовало. Молча закрыв его, она нахмурилась.       Вздохнув, Дин отвёл взгляд, разглядывая поднос с едой.       — Мы провели в Миражах два месяца, — признался он, и уголки губ чуть приподнялись в слабой улыбке в плену воспоминаний. — Это было лучшее время и лучшее место. Чарли, это… Словами не описать, как прекрасны Миражи. Всё, что рассказывала нам мама, — лишь малая часть правды, потому что остальное стоит увидеть своими глазами, но…       Дин прервался.       Он беспокоился о народе Миражей и расхваливал их земли, когда та же Чарли никогда не увидит родину Каса. Он ведь открыто хвастался…       — Миражи прекрасны, Чарли, — тише прежнего повторил Дин, заглядывая в застывшие озерца глаз подруги. — Но мне нельзя быть там. Нельзя быть с ним. Чтобы всё сохранить, я должен уйти от него…       Тонкие брови, подкрашенные хной, медленно сошлись к переносице. Чарли шевельнула губами, но так ничего и не произнесла. Однако осознание пришло к ней — Дин видел. А последующий порыв подтвердил это.       Захлопнув рот и надув щёки, как делала это в детстве, когда не желала принимать его точку зрения и подчиняться, Чарли молча вскочила на ноги и стремглав покинула покои. Нити бусин угрожающе забились друг о друга.       Дин устало опустил плечи и обратил взор на одежду Каса, что покоилась на подлокотнике кресла.       Чарли поняла его мысль, но не приняла. Она познала не до конца — благие намерения ей ещё неизвестны. Но скоро… Дин поднялся со вздохом и пошарил взглядом в поисках собственной одежды. Пусто. Да и совсем не хотелось лишний раз шевелиться.       Не отобразив, когда успел подойти к сундуку у изножья кровати, Дин открыл тот и вытянул первое, что попалось под руку, — длинное белое одеяние без каких-либо излишек, которое поможет скрыть следы любви султана, что вились лепестками роз по всему телу. Быстро надев шёлк через голову и расправив его небрежным движением, Дин оглядел свои оковы.       Руки и тело скрыты лёгкой тканью. Оковы. Самые настоящие, которые только бывают. В Миражах ему не приходилось так траурно одеваться…       Топот возобновился. Бусины, шурша, вновь ударились друг о друга. Дин развернулся. Чарли. Лицо красное, губы сжаты в тонкую нить, а глаза метают молнии. Злится. Сильно злится.       Несколько шагов — щёку обожгла звонкая пощёчина, развернувшая голову.       Беззвучно охнув, Дин так и застыл. Ворот длинного одеяния сжали тонкие пальцы, к груди прижались, уткнувшись лицом в шею, а хрупкие плечи задрожали под широкими ладонями, когда Дин обнял её.       Негодование расползлось по воздуху, собираясь в один клубок с горечью слёз и всхлипами. Дин сжал Чарли сильнее.       — Ну почему?! — гневно прошипела подруга, дрожа всем телом. — Почему ты не хочешь счастья, Дин?! Почему отказываешься от него?!       Дин медленно вдохнул.       — Чарли, на одной чаше весов я, на второй — целый народ. Целое государство, Чарли! — процедил сквозь зубы принц, но вскоре голос дрогнул и перешёл на едва слышный шёпот. — Они погибнут, если Кас уйдёт вслед за мной, и с ним будущее умрёт, если я останусь, — продолжал он. Зелёный взгляд метался по покоям. И вдруг резко остановился, зацепившись за чёрный кусочек ткани на прикроватной тумбе.       Подарок Каса.       Руки безвольно опустились, силы покинули его, а зелень держалась за спасительное кружево с ярким камнем. Горький комок встал поперёк горла.       — Они погибнут, Чарли, — безжизненно произнёс Дин, и девушка вздрогнула, как от удара. — Он погибнет, Чарли. У Каса хороший, добрый народ… Все от мала до велика любят его, своего султана! Не как у нас и не как в Киэло. Они даже ко мне были добры, будто бы знали всю жизнь! Его народ!.. Они не носят масок, Чарли. Они все искренние, светлые, и единственным лжецом среди них был я… Я не хочу становиться причиной гибели целого государства из-за своего бесплодия! Я!.. Я хочу, чтобы они жили. Чтобы Кас…       Вздох застрял в груди. Вместо него вырвался всхлип, и Дин с рыком сжал зубы. Тонкие руки обвили его, и теперь уже он уткнулся в тёплую шею. Глаза зажгло.       — Я люблю его, Чарли, — сипло прошептал Дин. — И его народ я тоже полюбил. Поэтому не могу причинить им вред. Не хочу этого…       — Какой же ты у меня глупенький, — едва слышно прошипела девушка, путаясь пальцами в отросших волосах. — Этот мужчина выбрал тебя, Дин. У него есть земли, власть, силы и любящие его люди. Но он выбрал тебя, Дин! Посчитал тебя важнее целого мира, понимаешь?! Так почему же ты прячешься за бесплодием, хотя наверняка способен даровать ему ораву наследников?! Всего-то нужно перестать нагибать его!       Нервный хохоток вырвался из груди.       — Больше не могу, — покачал он головой. — И тот ребёнок был от Каса, но… больше не могу. — Чарли вздрогнула. — Чарли, я провёл с ним больше двух месяцев, и почти каждый раз давал сцепке случиться, понимаешь? Да мы даже течку и гон вместе пережили! И ничего. Совсем! Под сердцем пусто, малыш. Если бы кто-то и был, я бы ещё месяц назад свалился в обморок с какого-нибудь балкона, как то было в первый раз! Но сейчас пусто. Я больше не способен ни на что, моя хорошая. Поэтому лучше уйти из его жизни, пока могу. Пока ещё хватает смелости.       Чарли шагнула назад и подняла его лицо, обхватив двумя руками.       Собственные глаза жгло, но и глаза подруги оказались красны. И пускай они были одного возраста, выросли бок о бок, но сейчас Чарли неожиданно напомнила ему Мэри. И чувства в её глазах делали очень больно. Что-то материнское и тёплое. Сожаление и смирение с выбором нерадивого ребёнка. И когда малявка успела так вырасти?..       — Дин, ты единственный, кто способен свести султана Миражей с ума, — прошептала она с пониманием, что слова ничем не помогут. — Единственный! Ты способен подчинить его своей воле. Понимаешь? Ты единственный, кого он хочет видеть рядом с собой…       — Я знаю, — единственное, на что хватило слов. — Я знаю.       Вот только он не знал, как жить дальше. И уже спустя некоторое время, когда они прибыли в Диросу, хотелось умереть.