Розы и вино

      Сад погряз в сумерках. На глади пруда, усеянной широкими листами кувшинок и лунными цветами с острыми полупрозрачными лепестками, в центре которых притаились жёлтые тычинки-сердцевинки, отражалось вечернее небо. Небо напоминало перевёрнутую чашу, внутренние стенки которой неизвестный живописец изрисовал синью, пурпуром и нежными мазками, чей цвет присущ румянам или спелым персикам. И среди этого цветового разнообразия крылась первая звезда — крошечная точка, некая ошибка или изюминка безликого творца. Ступни омывала прохладная вода, лёгкий ветерок трепал волосы и края свободной одежды, а с губ, точно спелый фрукт, чьей сочности не выдержала ветвь, сорвалось:       — Кас…       Хлопок крыльев — ветер сменил направление, окутав шёлком спину. Губы растянулись в улыбке, веки сомкнулись, породив лучики морщинок возле уголков глаз, а сам принц Торрэно, оставив фруктовую кость у воды, блаженно растянулся на травяной подстилке и завёл руки за голову. Высокая трава, напомнив птичьи перья, защекотала щёки и уши. Лицо же оказалось во власти синих глаз, чья ласка ощущалась даже так — на расстоянии и с сомкнутыми веками.       Мгновение — зелень, не выдержав, приоткрылась, поднявшись к возлюбленному, да так и застыла. Выдох не смог прорваться наружу из-за бури накрывших эмоций.       Лёжа с приоткрывшимся ртом, Дин не мог отвести глаз от очередного чуда света.       В паре шагов от его головы стоял Кастиэль. Султан Миражей, который сам по себе являл одно из чудес света, но присутствовало у того кое-что ещё. Зелёный взгляд забрался по свободным шароварам и поясу, скользнул по обнажённому торсу, сильной груди, на которой цвели цветы после недавней ночи любви, и, обойдя лицо с нежностью в сини, сразу взметнулся к вороху иссиня-чёрных перьев, что имели здоровый, как у воронов, блеск. Дин резво перевернулся на живот и приподнялся на локтях, уже с недоумением разглядывая… пару крыльев! Те самые, что он видел в краткие мгновения, когда Кастиэль переносил их куда-либо.       — Кас… — выдохнул он и медленно поднялся на ноги, словно перед ним — райская птица, которую могло спугнуть одно лишние движение бдящего за ней хищника. — Это… ещё что? — задал он наиглупейший в своей жизни вопрос с такой же глупой улыбкой и приблизился к возлюбленному.       Раздался мягкий, похожий на пух, смешок.       — Крылья, — шепнул Кастиэль, и в доказательство чёрные перья чуть распушились, демонстрируя свою подлинность. — Ты ведь хотел увидеть их?       Дин кивнул, не в силах закрыть рот, и вновь обласкал взглядом птичьи изгибы.       — Можно? — робко попросил он, обхватив одной ладонью другую, лишь бы сдержать порыв, и прикусил нижнюю губу.       — Конечно, — ещё шире улыбнулся Кастиэль.       Одно крыло с шуршанием раскрылось и потянулось к нему. Глаза округлились ещё сильнее — Дин, точно неискушённый ребёнок, восторженно вздохнул. Огромное! Если раскроется ещё больше, наверняка достигнет в длину четырёх — а то и всех пяти — широких шагов! Да даже кончики маховых перьев утопали в траве! Будь кости эластичны, как шёлк, во сколько же раз этим крылом можно было бы обернуться с головы до пят?       Дин задержал дыхание. Пальцы чуть дрожали, но всё же накрыли перья. Мягкие, гладкие и прохладные. Точно птичьи! Настоящие!       Положив всю ладонь на поверхность, Дин провёл рукой вниз. Оторвал руку от крыла, чтобы не доставить и толику боли от поглаживания против роста перьев, и поднял к изгибу, накрывая и проводя уже по нему. Мощно. Если чуть сжать, то под перьями чувствуются мышцы.       Даже не замечая, что светится подобно солнцу в ясный день, Дин со всем трепетом и благоговением гладил крыло Каса. И не замечал он не только себя, но и участившегося дыхания своего султана.       Сумерки успели кончиться, небо потемнеть до черноты и покрыться драгоценной россыпью звёзд, а светлячки — загореться крошечными фонариками, перелетая с места на место и давая глазам возможность полюбоваться очередным чудом света. Но Дин никак не мог насытиться крылом. И продолжал бы ласкать его дальше, если бы оно с шелестом не прижало его к горячему телу и не скрыло от мира и звёзд.       Пара задорных смешков сорвалась с губ, сильные руки прижали к себе, и Дин обнял в ответ, по-кошачьи потёршись щекой о кожу.       — Потрясающе, — прошептал он, уткнувшись лицом в изгиб шеи и вдохнув запах тела, запах грозы. — Твой мир потрясающий, Кас. И ты тоже потрясающий… Но тебе не тяжело носить эти крылья? А поддерживать их?       — Ничуть, — пощекотал его дыханием Кастиэль. — Мы же в Миражах… Тебе понравился сад?       — Этот? Ещё спрашиваешь?! — подивился Дин и оторвался от шеи, обнимая любимое лицо руками и заглядывая в синь глаз, чью яркость даже кокон из перьев не смог погасить. — Не то слово, Кас! Все твои земли невообразимы… и ты сам невообразим со своими крыльями! Ты прекрасен, Кас, — пыл перетёк в нежность.       Кастиэль улыбнулся.       — А знаешь, кто ещё прекраснее?       Дин не успел ни подумать, ни ответить, ни возразить. Кастиэль припал к его губам, увлекая в поцелуй, которому нельзя было сопротивляться. Крылья прижались сильнее.       Этой же ночью волк, так любящий розы, поймал райскую птицу. Вернее, птица сцапала его.       Тела переплетались, вились парой лоз на царском ложе. Крылья дрожали, тряслись под натиском эмоций, с шумом раскрывались и скидывали подушки, распахивали балдахин, роняли вещи с тумб. Зелень пьяно глядела на ворох перьев, на синь небес и медленно тлела в огне, будучи не в силах поверить. Ни в ласку, ни в нежность с любовью, ни в крылья, раскрытые над его головой. Ни в то, что справится с уготованной ролью.       Укрытый от мира в мягком коконе, принц Торрэно проспал до обеда, неосознанно отстраняя султана ото всех дел. Однако и после их не разлучила суета мира.       Прекрасные крылья, к большому сожалению, пришлось спрятать обратно за невидимую грань, где они не сшибали предметы и где Дин бы не отдавил их в очередной раз. И всё по инициативе принца. Стоило ему в третий раз услышать болезненное шипение возлюбленного, как он начал грозиться — иначе Кас не соглашался прятать этот ворох, вызывающий в зелени светлый детский восторг. Так они провозились в ложе едва ли не до вечера, пока голод не дал о себе знать — живот принца почти что волком выл и Дину пришлось согласиться выйти в люди, когда Кастиэль заявил, что во дворце устроят пир в честь возвращения султана со своим спутником. Вот только Дин не представлял, чем это обернётся.       Приведя себя в надлежащий вид и одевшись в привычное, но далеко не белое, а синее с золотым птичьим узором и всё тем же подаренным Касом украшением — хотя султан преподнёс ему пару массивных и искусных шкатулок, доверху набитых золотыми браслетами, серьгами с камнями и прочим, в которых принц долго копался, поражаясь тонкой работе, — Дин вышел вслед за Касом. И вскоре султан поравнялся с ним, сбавив шаг и взяв его ладонь в свою.       Стены дворца уходили ввысь, по потолку неслась лепнина, рисуя растительные узоры. И всё спокойное, белое с голубоватым отливом, как небо поутру. Если, конечно, не считать множественной живой растительности, которая красовалась в дорогих высоких вазах и залезала внутрь через окна, да и бледных настенных узоров. И всё в птицах. Небо, облака, зелень и птицы. И Кас, живя во всём этом, никогда не задумывался насчёт своих крыльев? Серьёзно?       Дин мог только диву даваться, но вскоре пришлось опустить голову — та легонько закружилась после внепланового и весьма нелепого голодания. А Кас даже не подумал, что оставил своего возможного будущего муженька без кроши во рту! Хотелось возмущённо фыркнуть в адрес изрядно веселящегося султана, но то было не в его правилах. Да и из бокового похода звенящей походкой выплыла тройка девушек с широкими подносами на головах. И на всех блюдах какие-то съестные пирамидки.       — Ваше Величество, дорогой принц! — пташками пропели те, радостно смеясь, и, крутанувшись на месте, пошли вперёд них.       Зелёный взгляд заинтересованно скользнул по фруктам и румяным сплющенным кругляшам, от которых по воздуху тянулся тонкий аромат сладкой выпечки, наполнивший рот слюной. Дин сглотнул.       «Ладно, ещё немного — и они будут моими, — вздохнул он, смиряясь с ожиданием. — Если, конечно, мне дадут поесть…»       И тут-то верхний кругляш оторвался от собратьев и оказался подхвачен синим дымком. Уже понимая, что последует дальше, Дин облизнулся и перехватил съестное свободной рукой. Зырк на Каса — зубы впились в нежное и румяное тесто. Пирожок. Причём снова с локвой. Хотя отвращение не стремилось появляться.       — Чего смотришь? — жуя, пока рядом никого не было, буркнул Дин, наскоро проглотив первый кусок и после откусив ещё больше.       — Всё-таки, Дин, стоило отобедать, а то и позавтракать? — кончики тёмных бровей опустились, бархатный голос с хрипотцой обласкал уши.       И от этого Дин только разозлился, закидывая в рот остатки мучного и стряхивая с пальцев крошки.       — С тобой позабудешь о еде, — насупившись, продолжал бурчать он. И что на него нашло? — Обычно ты более учтив, Кас. Мне понравился вечер, но единственное, что у меня побывало во рту, кроме тебя, — та самая локва.       Улыбка Кастиэля застыла. Миг — треснула, а сам султан остановился, из-за чего и принцу пришлось встать.       — Ты не ужинал? — медленно переспросил Кастиэль, глядя прямо в глаза.       Дин фыркнул и отвёл взгляд в сторону уходящих девушек.       — Нет.       В ответ — глубокий, наполненный мировым терпением, вздох. Зелень украдкой бросилась к сини, но та смотрела куда-то в сторону. Причём гневно и холодно. Точно намереваясь отнять чью-то жизнь.       — Чёртова карга, — хмуро прошипел Кастиэль, явно желая сжечь кого-то на расстоянии. Дин недоумённо моргнул и тут же получил кающийся взгляд, который никак не сходился с предыдущим. — Прости, милый, — негромко произнёс Кастиэль, поймав обе его ладони и легонько огладив их большими пальцами, когда Дин мог лишь недоумённо хлопать глазами, — Ровена уверяла, что накормила тебя… Чтоб я ещё раз поверил этой ведьме!.. — вновь зашипел Кастиэль, отводя взгляд.       Дин вздохнул. Гроза увела раздражение. Прикрыв глаза, он качнулся на носках и легонько накрыл сжатые губы султана своими.       — Пошли уже, Кас. Есть хочу.       Синь вновь наполнилась сожалением, но Дин не дал и слова вставить — подхватив Каса под локоть, сам потащил его вслед за ушедшими служанками. Коридор иногда петлял, и вскоре пришлось снова положиться на выросшего в этих красотах возлюбленного. Через два поворота коридор перерос в крытую галерею, чьи стены — колонны, а за ними вода, усеянная кувшинками, лепестками да рябью, которую создавали пёстрые рыбки. Коридор посреди пруда! Дин засмотрелся. И совсем прослушал надвигающийся шум празднества.       В конце прохода — массивная дверь без стражи. Взмах руки султана — та отворилась без единого скрипа, и лёгкий ветерок обдул лицо. Зелень ненадолго спряталась за ресницами, пускай ноги и продолжали верно следовать за поступью возлюбленного, а сердце отбивать ту же дробь. Волнение. И стоило Дину открыть глаза и поднять голову на пороге, как сердце подскочило вверх.       Люди. Много людей в таком же громадном зале, утопающим в голубых и синих тонах — и это начиная от стен и напольной плитки до различного декора. И все восторженно застыли, как только дверь открылась. И все обратили на них свой взор, прервав говор, музыку и танцы.       Зелёный взгляд, улучив момент тишины, скользнул по разновозрастным лицам. И старцы, и молодые, и совсем дети. И не отличить по классу — все одеты в белое да голубое с синим. Но были тут и те, кого Дин видел в деревушке у реки. Даже паренёк, бросивший ему локву, стоял поодаль за человеком, который дал ему подзатыльник.       Робкая улыбка украсила лицо. Никакого негодования среди незнакомых людей. Взгляды ясны и приветливы. А стоило тем опуститься к нему на шею и узреть ожерелье — так и вовсе едва не светились. Воодушевлённо.       Казалось, их подхватили. Само людское море подхватило и понесло их в эпицентр бури, заставив позабыть обо всём на свете, — Дин даже не отобразил, когда они с Касом успели оказаться в самом центре, будучи предварительно оглаженными многочисленными ладонями. В какой-то миг их даже разделили — ладони расцепились, — но страх не закрался в сердце. Эти люди не причиняли боли, не шептались и не скалились. И пускай такое отношение казалось странным, — а в каком ещё государстве принято так облапывать правящих лиц? — оно не пугало и не претило. А только, что ли… объединяло?       Глядя в улыбающиеся лица и не замечая тех немногих, что стояли дальше всех и недовольно поджимали губы — советники, — Дин вдруг оказался нос к носу к Кастиэлю. Музыка и всё буйство осталось где-то позади, погрузилось в синие омуты и затихло. Давка пропала. Дин ничего не слышал. Кроме дроби пары сердец: своего и возлюбленного.       Зелень, томно прикрытая ресницами, мягко скользила по царскому лику и зацепилась за синь с расширенным зрачком. Ладони сами накрыли белоснежные щёки, а живот оказался прижат к животу сильными руками, что обвили талию. Губы приоткрыты, синева соткана из обожания, любви и желания. Низ живота окутало волнение.       Тот, кто не стремился выносить чувства на всеобщее обозрение и давать ложных надежд, наплевал на свои же правила и окружение. И он прекрасно знал, насколько понравилась Кастиэлю его решимость, когда губы слились в поцелуе.       Кажется, народ ликовал, но никто их не слышал. Никто не придавал значения окружению, пока кто-то из этого же окружения не покашлял, останавливая танец губ.       Оторвавшись, Дин закусил губу и, чуть наклонив голову, бросил стыдливый взгляд на Каса. Тот улыбался. Смотрел прямо на него и улыбался. Счастливо. И в этом счастье Дин терялся. Терял дни, недели… Дин влюблялся. По новой влюблялся в человека, что однажды настойчиво искал с ним встречи. Ещё он влюбился в земли, принадлежавшие этому человеку, и в народ, что верно следовал за этим человеком.       Этим человеком стал султан Миражей. Его жизнь и воздух. Его нежность и кисло-сладкая, как локва, любовь.       Дин не боялся своих чувств, он принимал их, был благодарен им и пребывал немного в шоковом состоянии, когда понял, насколько ему полюбился народ Миражей. И полюбился он больше родного. Но Дин чувствовал ответственность. Огромную и тяжёлую. Она опускала его плечи и стирала улыбку перед сном, когда свидетелем ему была одна луна. Ничего не происходило. Месяц любви султана ничего не принёс, как и последующая пара, проведённая в чудесном крае. Дин боялся грядущего и вместе с тем лелеял прошлое.       А прошлое было сладким.       На том празднике в честь возвращения Кастиэля с — как все стали называть его, принца Торрэно, — будущим супругом Дин ненадолго окунулся в Торрэно, но только в плане блюд. Кастиэль постарался. Помимо незнакомых яств, в которых ему, торрэнцу, не доставало специй и остринки, на столах присутствовали хорошо знакомые и любимые сердцем и желудком блюда: начиная от сладостей и заканчивая зажаристыми ломтиками мяса. За едой слились две страны. Вернее, один чужак примкнул к целой нации — незнакомые ему люди сами распростёрли объятия. Пускай в глазах некоторых и крылся ужас от вкусов торрэнца…       Следующие дни прошли в неге. Кастиэль не отходил от него, и последующие три дня прошли под боком султана во дворце. Хорошие дни. Прогулки по дворцу, садам, что цвели нежными розами, взращенными магией султана в один миг, и любование небом в почти что полной тишине. В город не спускались. Однако на шестой день пребывания в Миражах императорские дела настигли Кастиэля, хотя тот и отказывался смотреть в их сторону. Кас бы наверняка и дальше нежился с ним, если бы Дин не изъявил желание в одиночку спуститься в город. В одиночку не вышло. Кастиэль приставил к нему Миэль.       И так, пойдя по собственной инициативе в обход, да ещё верхом на красавцах-жеребцах, от чьих украшений на весь лес стоял колокольный звон, принц Торрэно с молчаливой спутницей добрались до рыбацкой деревушки. Путь занял гораздо больше времени, чем в первый день на лодке, но красóты и природа, открывшиеся с берега… Дин никогда не привыкнет. Никогда не перестанет удивляться ни высоте деревьев, ни многочисленным травам, ни влажности, которая помогает дышать, ни обилию живности.       Сама же деревушка являла собой крохотный белый городок, который уходил в глубь леса. Аккуратный и уютный. Разная живность, многую из которой Дин видел впервые, растительность и в целом приветливый мирок. Как и его жители.       Если в том же Торрэно он, будучи принцем, мог с лёгкостью слиться с серой толпой, то в Миражах всё обстояло гораздо сложнее. Даже переоденься он в то же, в чём предпочитали ходить жители Миражей, — выделялся бы! И не столько по тому, что являлся чужаком, сколько его знали. В лицо. Кланялись с улыбкой и махали рукой. Сперва Дин терялся, но после начал активно отвечать и даже спустился с коня, оставив того на Миэль и затерявшись в толпе.       Дорога выложена блёклыми цветными камешками разных форм и размеров, двухэтажные белые — отдающие сероватым — дома стройным рядом возвышались по бокам, чередуясь с деревьями, что тянулись ввысь и закрывали своими пышными кронами небо, и прочей растительностью, среди которой выглядывали и цветы. Да и не только цветы — с некоторых деревьев свисали яркие плоды локвы, к которым так и норовил прильнуть зелёный взгляд. Взрослые чем-то занимались, хлопотали, дети играли. И все одеты примерно одинаково: лёгкое одеяние в цветах неба, ничего вычурного, у многих есть украшения, но всё так… свободно. Ни омеги, ни женщины не прятались ни от солнца, которое не могло проникнуть сквозь листву, ни от чужих взглядов, среди которых не встретить ни похоти, ни осуждения. Удивительно. И правда — сказка какая-то.       Вскоре начались немногочисленные лавочки с разными вкусностями, какими-то вещицами и прочим, что приманивало взгляд принца. Не обошлось и без той же рыбы. Но совсем скоро Дин заметил одну странность — здесь не использовали деньги. Обмен был, но другого рода: вещь на вещь. Поразительно. Миражи напоминали одну большую общину. Семью. Но при этом толпа пестрила кровью прочих народов.       В конце концов, чуть подустав от внимания, Дин свернул наугад. И ещё раз. И ещё. Миэль за ним уже не шла, но и толпа стала значительно реже. Так Дин и вышел к реке.       Рыбацкие принадлежности, лодки у деревянных причалов, плетённые корзины: и пустующие, и доверху набитые то локвой, то ракушками, то ещё чем. И почти что нет людей, если не считать некоторых рыбаков, что распутывали снасти на берегу, и группки детей у дерева локвы, которое росло у воды.       Фрукты, налитые солнечным светом, манили. И неожиданно для себя Дин пошёл прямо к дереву, заложив руки за спину.       — Принц! Принц! — защебетали дети разных возрастов, как только заметили его.       Дин улыбнулся и кивнул. Мелкие негодники, заляпанные в грязи, тут же заулыбались в ответ, а один из них что-то скрыл за спиной. Вернее, кого-то. Дин неспешно подошёл ближе.       — Кто это у вас? — поинтересовался он, заслышав мяуканье.       — Ой, вот! — ойкнула девочка и вытянула чёрную кошку за подмышки из-за спины паренька постарше. Та грозно махала хвостом, но не спешила выбираться. — Она пыталась забраться на дерево к птенцам!       — Вот как? — Дин присел на одно колено и протянул руку. Кошка недобро прищурилась и дёрнула ухом. Когда-то и Импала вела себя так… — Можно взять?       — Ваше Высочество, даже не стоит спрашивать, — раздался мелодичный голос откуда-то сбоку, и, повернувшись на него, Дин заметил девушку, что сидела на ступеньках у ближайшего дома и тихонько покачивала спящего годовалого ребёнка на коленке.       — Да-да, берите! — хором поддакнули дети.       Так принц Торрэно и обзавёлся второй чёрной кошкой. Правда, совсем ненадолго. Подсев к пригласившей его девушке, которая представилась Раньей, Дин первое время поглаживал недовольно мурчащее создание, пока та не сбежала. Зато побег освободил руки, в которые попала локва.       Ранья фыркнула.       — У нас самая невоспитанная кошка, — проворчала она.       — Значит, ваша? — Дин проводил животное взглядом и повернулся к девушке, чьи корни, как ему казалось, относились не совсем к Миражам: волосы темны, но глаза карие. — Как же зовут эту прелестницу?       — Просто: кошка, — пожала плечами Ранья и завела прядь волос за ухо, звякнув браслетами.       Простота вызывала беззлобный смешок. Повертев в руках фрукт, Дин задумчиво прикусил губу, глядя на резвящихся у воды детей. Задержавшись на тех, зелёный взгляд перетёк на спящего в руках матери ребёнка. Того же возраста, что и Джек. Но племянник, наверное, успел ещё подрасти.       В груди завозилось кислое чувство тоски, и, чтобы хоть как-то приглушить его, Дин надкусил локву. Сладкий сок тонкой струйкой потёк по подбородку, и рука едва успела стереть его, чтобы не заляпать одежду.       — Нравится наша локва, Ваше Высочество?       Дин смущённо потёр кончик носа, доставая косточку и выкидывая к остальным.       — Вкуснее, чем я знал.       Девушка лишь хмыкнула с улыбкой и испытующим взглядом, который ощущался на коже.       — Скажи, Ранья, — отвлёк он девушку от своего разглядывания, — у меня есть вопрос. Может, даже несколько.       — Постараюсь ответить на все, Ваше Высочество! — с готовностью ответила та и расправила тонкие плечи. Карий взгляд так и загорелся.       Дин набрал в лёгкие побольше воздуха.       — Вы не боитесь, что однажды султан покинет вас? Что будет в этом случае?       Не сказать, что Дин собирался забирать Каса, но… Тот мог сам уйти за ним, как верная пташка. Это и беспокоило. А слова Ровены лишь нагнетали, воронами кружась в сознании.       Ранья улыбнулась. На вид она была моложе, но взгляд карих глаз пропитался мудростью. Материнством.       — Нет, — качнула она головой. Дин растерянно заморгал. — Всем нам, Детям Миражей, будет очень грустно, но мы не вправе решать судьбу правителя, как и не вправе лишать его счастья. Вот только…       Меж тонких бровей залегла морщинка. Ранья опустила взгляд на своего малыша.       — Такой исход кончится плохо для всех: султан погибнет вне стен Миражей, а Миражи погибнут без него. Всё обратится в песок. Так же, как и по ту сторону гор.       — Даже в таком случае не желаете останавливать его и напоминать об обязанностях? — негромко продолжил допытывать Дин. Ответы Раньи совсем не нравились. Особенно то, что Кас погибнет без Миражей.       — Нет, — вновь качнула головой девушка, улыбаясь мягче цветов. — Мы не можем и не имеем права. Это ведь то же самое, что запретить моему малышу повидать мир, в котором, может быть, его дожидается судьба.       — Но ведь от этого зависят ваши жизни…       Ранья поджала губы. Однако всего несколько мгновений, посвящённых сомнениям, как лицо вновь расслабилось.       — Что суждено, то суждено, — легко ответила та, ненадолго подняв глаза к небу. — Мы в долгу перед правителем за возможность жить в таком прекрасном мире.       Дин мог лишь вздохнуть.       — Случалось ли уже, что кто-то из джиннов уходил и не возвращался?       Ранья кивнула.       — Однажды, ещё до рождения моего деда. Но это был обычный советник, поэтому силы просто навсегда покинули его. Вот и всё.       — Тогда почему Кас должен умереть? — не понимал Дин.       Ранья на миг вскинула брови и тут же опустила их.       — Кастиэль — султан. Правитель. Верховный джинн, — медленно произнесла девушка, склонив голову набок и задумчиво прикрыв глаза. — Всё держится на нём, и сам он держится на этом. Нерушимая связь, понимаете?       Дин заставил себя кивнуть. Он совершенно не хотел этого понимать.       — Но ведь вы с нашим правителем собираетесь пожениться, разве не так? — невинно и чуть опасливо хлопала глазами Ранья. — Не собираетесь же вы, Ваше Высочество, украсть нашего султана?       На этот раз Дин усмехнулся и выдавил улыбку.       — Нет.       О большем они не говорили. Приятная тишина, разбавляясь шорохом воды, шелестом листвы и птичьей перекличкой, разлилась по округе. Солнце лениво катилось по небу, локва заканчивалась, а у ног возвышалась гора косточек. Идиллию прервало хныканье.       — Тихо-тихо, Ишель, — тут же заворковала Ранья, начав по новой покачивать проснувшегося ребёнка.       — Можно? — не удержался Дин.       — Ох, подержать? Это будет благословением! — воодушевилась девушка.       Дин бы поспорил. Но всё же принял брыкающегося ребёнка, который наверняка бы не отказался от ползанья, если судить по внезапной активности.       — Хей, Ишель, чего капризничаешь? — позвал он, свободной рукой дотрагиваясь до пухлой щёчки. И стоило накрыть её, как пальцы оказались схвачены ручонками, а сам ребёнок притих, что-то воркуя и пытаясь в слова. — Ого, — с лёгкой улыбкой хмыкнул принц. — Да он спокойнее моего племянника!       — Мы бы с женой поспорили, — раздался грудной смех. Дин вскинул голову. Недалеко стоял парень не старше Раньи, а возле него та девочка, что дала ему, принцу, кошку. — Здравствуйте, Ваше Высочество.       Дин кивнул в ответ и поднялся вместе с девушкой, возвращая чужого ребёнка.       — Неужели я так страшен, что от одного вида ребёнок замолчал? — отшутился Дин, складывая руки на груди.       — Запах грозы на вас очень приятен, — подала голос Ранья, подходя к мужу.       — Вот только… Ваше Высочество, не хочу показаться грубым, но где же ваш запах? — недоумённо пробормотал мужчина. — Вы же с султаном истинные, разве не так? Где же ваш?       Дин отвёл взгляд, и тот ойкнул — Ранья пихнула мужа локтем.       — Не слушайте его!..       — Это долгая история, — прервал торопливую речь Дин, обращая спокойный взор на пару. — Но, возможно, запах вернётся, а пока…       Дин не договорил. Мурашки приятно пробежались по спине, затерявшись на затылке. Зелень глаз бросилась к небу, и рука сама потянулась вверх. Пронзительный птичий крик — острые коготки чуть впились в предплечье, а сам сокол потрепал русые волосы взмахом крыльев.       — Должно быть, мне пора, — потрепав пернатое по переносице костяшкой пальца, оповестил Дин. — Спасибо за время и локву, Ранья, — махнул рукой Дин, но оказался ненадолго задержан.       В итоге, получив целую корзину локвы и распрощавшись с семьёй, Дин отправился вслед за соколом на поиски Миэль.       — Ты следил за мной, а, Кас? — негромко обратился он к соколу.       Приземлившись, пернатый протестующе захлопал крыльями. Дин прищурился. Значит, слышит его.       — Ладно, — бросил он и вздохнул с улыбкой, намереваясь признаться: — Но у тебя хороший народ, открытый и солнечный. Мне здесь хорошо, Кас. Давно не видел людей без масок.       Сокол горделиво распушился.       — А теперь я хочу к тебе.

* * *

      С тех пор Дин начал наведываться в город в одиночку, общаясь то с теми, то с другими. Собирая локву и косясь в сторону рыбаков. Немного позже и сам попросился к ним — и просидел бы там до вечера, копошась в сетях без улова, пока ему не попалась пёстрая рыбина. Радостно схватив ту за хвост и поднявшись на ноги, Дин развернулся. Да так и застыл с улыбкой во все тридцать два.       Украшения оставлены во дворце, простенькие штаны задраны, местами промокли и грязны, как и рубашка с закатанными рукавами. Пусти его, чумазого, в таком виде в толпу народа — не отыщешь принца Торрэно даже по лицу…       Однако Кас нашёл.       Сидел на корточках на берегу и, подперев щёку ладонью, глядел прямо на него. С улыбкой и всей нежностью.       Взгляд пошёл дальше и наткнулся на Каина, угрюмой тенью стоящего под деревом. Смущённо кашлянув, Дин принялся выбираться из воды, крепко держа трепыхающийся, как и его сердце, улов. Кастиэль поднялся на ноги.       — Зажарим, — поставил перед фактом принц, и на устах султана расцвела новая улыбка.       — Конечно.       Так с приезда в Миражи прошло две недели. В начале третьей Кастиэль позвал его в небольшой поход, и с тех пор Дин начал погружаться в мир цвета своих глаз ещё больше.       Сопровождающих не взяли — и оно к лучшему. Не сказать, что та же троица Каса могла бы помешать им, но всё же одиночество казалось интимнее. Как минимум, Дин мог и дурачиться, и провоцировать султана на совершение глупостей, и просто играться с ним, соблазняя под светом луны своим танцем средь светлячков и летающих пушистых семян цветов. Они, позабыв о титулах, путешествовали на жеребцах по земле и воде. Дин поражался и искренне, как ребёнок или слепец, впервые узревший мир, восхищался всем, что видел. И ловил на себе такой же восхищённый взгляд.       Кастиэль показал ему и горы, что по утрам покрывались лёгкой дымкой тумана, которая напоминала вуаль. И леса, что никак не желали кончаться, а когда всё же закончились — на их месте распростёрлась равнина, испещрённая тонкими речками. И так, глядя на цветущие луга с вершины холма, наблюдая за табунами диких лошадей, что рыбками плыли по высокой траве, и подставляя лицо заходящему солнцу и тёплому ветру, Дин испытывал смешанные чувства.       Это небо, покрытое перистой рябью молочных облаков, и всполохи огня на нём… Шустрые птахи, рассекающие небесную высь и вещающие о чём-то хорошем… Шум ветра, ласкающего травы, и далёкое ржание диких лошадей, что резвились внизу и радовали глаз. Запах пыльцы, трав и грозы под боком. Стрекотание сверчков, сильные руки, обвившие со спины, и треск костра. Дин не успел заметить, как оказался в ночи под луной и у тёплого бока огня.       — Ты сегодня задумчив, — прошептал Кастиэль ему в шею. — Устал? Хочешь вернуться во дворец?       Дин качнул головой.       — Ты же обещал что-то показать. Или передумал?       — Тогда пошли, свет мой неземной, — обжёг шёпот медовую кожу. — Помнишь, я обещал подарить тебе звёзды?       — Не просто звёзды, а целое небо! Звёздное небо, Кас! — со смешком поправил Дин и запрокинул голову, напрашиваясь на поцелуй.       — Конечно, любимый, целое небо, усеянное звёздами, — хмыкнул Кастиэль, оставляя лёгкий поцелуй на сладких после локвы устах. — Ты вкусный.       — Что-то ты сегодня бежишь от имён, — подметил Дин, мягко щурясь. — И раз я вкусный… Хочешь съесть?       — Хочу. Но сперва небо. Пошли, Дин, — искушающе прошептал султан и, взяв его под локоть, потянул вверх. Дин поддался.       Ступая босиком по прохладной и, казалось, влажной, как после утренней росы, траве, Дин следовал за Касом. Ветерок обдувал открытую кожу, лёгкие наполнялись свежестью свободы. В ночи стрекотали сверчки. Тёмное небо беззлобно разинуло над головой свою пасть, но не спешило являть взору луну и звёзды, пряча их за такими же тёмными облаками.       Дин ступал в почти что полной темноте и гадал. Как же Кас собирается подарить ему звёзды? Они же принадлежат небу.       Приведя его на вершину холма, Кастиэль остановился, встав к нему полубоком, и обвёл рукой пространство. Тёмная долина, редкие проблески светлячков вдалеке, шёпот травы. Граница между небом и землёй напрочь стёрта. Пугающе и таинственно. Хотелось спросить, но голос бы порушил прекрасный миг.       — Дин, — торжественно начал Кастиэль и заглянул принцу прямо в глаза, когда тот повернул голову. Насыщенная синь чуть светилась изнутри, околдовывая. Дин сглотнул, отчего-то ощутив волнение в кончиках пальцев и сжав те в кулаки. — Это будет далеко не последний раз, когда я признаюсь тебе в любви.       Смешок вырвался сам собой, а губы растянулась в улыбке. И даже сердце зашлось в очередном приступе волнения, хотя оно должно было привыкнуть к любви султана. Только привыкнуть к такому всепоглощающему чувству невозможно. Дин никогда не привыкнет. Просто не сможет! И этот человек, ставший его любимым, будет из раза в раз своими словами, действиями, бархатным голосом и прекрасными небесными глазами завоёвывать его сердце. Всегда. Пока рядом.       — И сейчас, Дин, я снова хочу повторить это…       Кастиэль вздохнул и встал лицом к тьме впереди. Зелёный взгляд последовал за синью. Взмах руки султана — Дин забыл, как дышать.       — Ты моя жизнь, любовь и радость, Дин, — шептал Кастиэль в самое ухо, встав за ним и обняв со спины. — Ты — сердце султана Миражей. Хранитель моего сердца. И пускай весь мир склонится к твоим ногам в подтверждение моих слов!       И звёзды легли к его ногам.       Само небо упало и преклонилось перед принцем Торрэно по воле султана Миражей. Всего один взмах руки — под ногами волной раскрылся цветочный звёздный ковёр. Медленно. Виток за витком. И где его край — не понять. Звёзды, являющие собой светящиеся лунные цветы, рассыпались под ногами, укатились вперёд и забрались на небосвод.       Воздух застрял в горле, раздался всхлип. И смешок.       Закрыв нижнюю часть лица ладонями, Дин смеялся. Заливисто. И вместе с тем плакал. Смех летел над миром, горячие слёзы катились по щекам.       Подаренное небо было прекрасно. Прекраснее всех. И по одному виду на него стало ясно: Миражи не лишатся султана. Дети и земли Миражей не обратятся в песок по прихоти принца Торрэно. Дин не допустит этого.