Розы и вино

      Минуло семь месяцев с момента, как Кастиэль впервые ступил на земли Торрэно. Отношения без масок крепли с каждым прожитым днём, и жизнь без принца уже не казалась жизнью. Кастиэль не мог представить и дня без обладателя зелёных глаз. Без властителя своего сердца, своего принца. Избранника. Того, с кем был готов разделить вечность.       Только Дин не желал этого.       Любой разговор о занятии Дина места его супруга обрывался на корню. Сколько бы Кастиэль ни пытался достучаться, что желает любимому добра и хочет осчастливить его, — Дин противился. Не хотел. Крутил одну и ту же тему, что султану Миражей нужен нормальный супруг, а не он.       Никак не желал осознавать, что именно он-то и нужен…       Любой другой человек, будь то альфа иль омега, лежали бы у его, Кастиэля, ног, только заслышав имя и титул. А уж удостоившись взгляда и приглашения, то отдали бы и душу.       Но только не его любимый.       Кастиэлю хотелось гулять с Дином в Миражах. Беседовать в тени аллей и просто дурачиться. Хотелось лежать где-нибудь в мирской тиши, слушая шум многочисленных рек и водопадов, и чтобы Дин вплетал в смольные пряди различную зелень, которую только найдёт. Кастиэль хотел быть семьёй. Хотел возвыситься над Миражами вместе с любимым.       Но Дин этого совсем не желал.       Кастиэль изнывал и стойко терпел. А терпеть и ждать принятия он был готов вечно! Хоть до следующей жизни, хоть до перемен в будущем, когда старый мир рухнет и на его пепле создастся новый. Ждать следующих перерождений и искать возлюбленного из раза в раз.       Из раза в раз…       Дин был глух к нему. Кастиэль перестал заводить подобные темы, оставив мечты в голове.       Он уже принадлежал своему принцу, но тот ему… нет. Ну, хоть что-то. Хотя Дин не отрицал своей любви, напоминая бутон розы, что постепенно, лепесток за лепестком, открывался его глазам.       «Откроется, — с улыбкой верил Кастиэль, — нужно просто подождать»       В начале восьмого месяца объявили о празднике в честь Сэма и Джека. Малышу исполнялся год, его отцу… Кастиэль не интересовался. Лишь знал, что тот младше его возлюбленного на несколько лет.       Глядя на подрастающего наследника, Кастиэль мог бы соврать, что совсем не думает о детях, чтобы не огорчать Дина. Однако он думал. И даже не раз.       Раньше эта тема его не интересовала и не привлекала от слова совсем. Дети как дети. Трата времени, сил и средств. Глупое продолжение рода. Противное, визгливое и отнимающее годы жизни родителей создание. Вот только повстречав того, кому преподнёс сердце, его начала одолевать одна и та же мысль. Мысль о детях. О его крови, которая могла бы слиться воедино с кровью Дина и создать что-то своё. Что-то, что будет их общим. Тем самым плодом любви.       Только его принц считал, что не может иметь детей.       Потеря ребёнка в прошлом, странности с организмом и не совсем присущие омегам черты. Подобный разговор заходил лишь два раза, и оба раза Кастиэль получал надломленное «Я не могу» и отпечаток давнего страха и ужаса, который порождал росинки слёз.       После последнего раза Кастиэль перестал поднимать тему детей. С супружеством возился несколько дольше.       Однако это было именно тем, почему Дин отказывался разделить с ним годы жизни в качестве супругов. Дети. Кастиэль начал понимать своего принца, как и своих советников и отца, которые ему голову оторвут, когда узнают. Ему, как султану, действительно нужно было обзавестись наследниками с первой кровью джинна, которые смогут подпитывать Миражи после его смерти. Кровь советников будет же… слабой. Всё же они побочная ветвь рода.       Вот только судьба Миражей с каждым днём волновала его всё меньше и меньше, пока перед глазами маячила возможность быть с Дином.       И вот, праздник. Шикарный пир, возгласы народа, ленты, огни и цветы. Праздник и во дворце, и вне его стен. Все поздравляли будущего султана и его сына. Вполне искренне.       Но наибольшая искренность присутствовала лишь у единиц.       Султан Торрэно, оглаживая бороду, смотрел мягко и довольно на семейную пару с ребёнком. Его советники тоже улыбались. Прислуга сияла. И всё же зелень любимых глаз сверкала ярче всех, притаившись глубоко в тени балкона.       Его принцу, как вдовцу, было нельзя присутствовать на празднике жизни. А Кастиэлю было нельзя приблизиться к нему прилюдно — Дин не позволял. Но это не мешало синеве то и дело взбираться по колоннам и лентам к любимой зелени. Дин отвечал ему взглядом. Изредка. И в том взгляде Кастиэль видел и радость за родных людей, и толику печали.       Радостная печаль.       Однако не только она поселилась в юной зелени. Среди листвы притаилась любовь. Тёплая. Точно лучи солнца. И светило оно ради него одного.       Кастиэль не мог не улыбнуться в ответ. Улыбка сама рвалась наружу, и плевать он хотел на окружающих людей.       И всё же эти люди злили.       Пёстрые одежды, дорогие ткани. Широкие улыбки, громкий смех и неоднозначные взгляды. Одни нарочито искали старшего принца Торрэно, что белой тенью подпирал колонну. Интересовались. Точно змеи под птахой со сломанными крыльями. Другие же глядели на него, Кастиэля, который тоже подпирал собой колонну, но в тени зала.       И среди этих взглядов было трое.       Габриэль. Брат не переставал есть и пить, беседуя с какими-то омегами, но при этом янтарный взгляд задумчиво и чуть опасливо, словно подражал Дину в страхе раскрытия, лип к нему.       Кастиэля раздражал взгляд брата.       Советник султана Торрэно, которого, кажется, звали Бобби. Кастиэль не был знаком с этим мужчиной лично — и не собирался, — но знал, как Дин хорошо относится к тому. Взгляд советника точно пытался пробраться глубже. Под кожу. И что-то разглядеть. Мужчина не смотрел ни злобно, ни добро. Спокойно и вдумчиво. Мудро. Прямо как отец. Кастиэлю в какой-то мере был неприятен его взгляд, но отчего-то в том чувствовалось одобрение.       Кастиэлю, пожалуй, нравилось это одобрение. Словно Бобби по одним лишь переглядкам разгадал их секрет и одобрил выбор Дина.       Султан Торрэно. Взгляд отца Дина был тяжёлым. Кастиэль то и дело глядел в ответ, отвечал той же тяжестью и добавлял своего холода. Султан был задумчив. А какое-то бормотание советника над ухом добавляло его лицу суровости.       Кастиэль хмурился в ответ.       Солнце успело утонуть в море, а праздник никак не желал кончаться. Танцы и фейерверки. Выпившие люди. Народ никак не мог нарадоваться, включая отца малыша, который так и светился возле жены. Празднование плавно перетекло во внутренний двор, и тогда-то Кастиэль смог улучить момент и ускользнуть вслед за белой тенью.       — Твой отец с советником во мне едва дыру не проделали, Дин, — жаловался Кастиэль, переплетя с принцем пальцы рук.       Шагнув поближе, Дин на ходу прильнул к нему и потёрся щекой о щёку.       — Я соскучился, — уставше промурлыкал принц.       Кастиэль вздохнул и возвёл глаза к крошечным звёздам на чернильном небе.       — А ведь мы могли бы стоять рядом, — не сдержался он.       Дин не ответил. Вместо слов принц легонько выпутал свои пальцы, скользнул ими вверх, пустив приятные мурашки по коже, обхватил запястье, поднял ладонь к губам и…       Кастиэль зашипел.       … укусил!       Резко остановившись, он негодующе уставился на возлюбленного. Зелень горела гневным огнём, брови были сурово сведены, а губы, что обычно так нежны и ласковы, прикрывали острые клыки, до крови впившиеся в его ладонь. Пальцы раненой ладони сжались. Кастиэль стойко сжал губы, глядя, как кровь, окрашенная в чёрный под луной, тонкими струйками стекала с ладони.       — Дин…       Нахмурившись сильнее, Дин отпустил его, напоследок широко лизнув центр ладони и облизнувшись.       — Прекращай, Кас, — прошипел он и зашагал дальше, потирая собственную руку.       Обхватив ладонь другой и остановив кровотечение с помощью толики магии, Кастиэль помчался вслед за принцем.       — Дин! — покаянно шепнул Кастиэль, нагнав его. — Прости!.. Прости меня, мой свет…       Не успел Кастиэль договорить, как в него врезались и сжали в объятиях. Резкий вздох наполнил лёгкие медовой пшеницей. Кастиэль сжал в ответ.       — Ты не должен терпеть, не должен спускать с рук всё, Кастиэль, — зло шептал ему в шею Дин, сжимая всё крепче и крепче. — Ты, султан, должен был спровадить меня ещё в день знакомства. Должен был знать, что я меченый и неверный супруг… Ты много чего должен был сделать, но ты этого не сделал и не делаешь!..       — И никогда не сделаю, — пообещал Кастиэль, глядя на тёмную листву сада в ночи.       Дин резко выдохнул.       — А я, может, хочу быть отвергнутым? Либо покорённым?       На этот раз Кастиэль хохотнул.       Если бы только Дин знал, с кем тогда провёл ночь, изменив Дику… Возможно, было бы проще. Но Кастиэль трусил делиться общим прошлым, в котором нечаянно лишил возлюбленного другой жизни. Пока что трусил.       Мгновение — хлопок крыльев, и перед глазами оказался не сад в свете луны, а покои принца.       — Нет, Дин, — качнул головой Кастиэль. — Ты хочешь быть свободным. И я хочу быть свободным вместе с тобой. Вместе, Дин.       В ответ на пылкий шёпот — тишина. Не тяжёлая. Погружённая в раздумья. Его принц явно хмурился. Даже пальцы на его одеянии то сжимал, то разжимал, словно что-то решал.       — На миг мне почудились птичьи крылья, — услышал Кастиэль охрипший шёпот. — Огромные крылья, Кас.       Кастиэль склонил голову и через мгновение распахнул глаза.       Птичьи крылья? О, это бы… многое объяснило в его жизни, как и в происхождении самих джиннов, его предков. Просто пользуясь тем, что есть, он никогда не раздумывал насчёт магии и крыльев. Есть и есть. Что ещё? Это ведь как часть тела, которая была при тебе всю жизнь. Просто он каким-то образом мог перемещаться на расстоянии с помощью этой «части», уподобившись скорому ветру. И…       Терял равновесие в тайных проходах Торрэно.       Кастиэль нахмурился. Дин широко мазнул ладонью ему по спине.       За спиной точно что-то было. Но не в этом мире, а там. За гранью. В место, куда ни его глаз, ни прочий человеческий не могли пробраться. Только если… он сам не воссоздаст некие крылья с помощью магии.       — Похоже, мой принц, ты действительно прав, — единственное, на что хватило его.       Тем же вечером, лёжа в объятиях возлюбленного, Кастиэль нашёптывал ему родные легенды. Легенды про Миражи, про своих предков. Всё, что сам слышал в далёком детстве.       Миражи являли собой цветущее царство. Горы и зелень вокруг, массивные тропические деревья и извилистые реки, шумные водопады и озёрные глади под синим небом. Всевозможные птицы пёстрых и невзрачных окрасов. Хищники и травоядные. А там, дальше, если двигаться по рекам на юг, можно было выйти к равнинам. Гладкие склоны, поросшие высокой травой, мириады полевых цветов и табуны прекрасных лошадей, что напоминали стайки разноцветных карпов, неспешно плывущих в высокой траве.       От мёртвой пустыни Миражи разделял горный хребет. Высокие непроходимые горы, которые никого не пропустят, да и выйти не получится — в жизнь не захочешь покинуть райские места.       За горами же вилась песчаная буря, пройти через которую могли лишь рождённые или причастные к Миражам: Дети Миражей и люди, которым главенствующий джинн давал право на вход. Остальные же бесследно терялись. Захлёбывались песком, и их останки съедала пустыня.       Однако жители портового городка, которого прозвали Эспеем, иногда водили желающих в Миражи. За плату. Но то было очень редко и в том случае, если эти храбрецы желали встречи с султаном.       Пройдя через песчаную бурю, караваны попадали ко вратам. Гигантская арка, проход, вырезанный одним из джиннов в далёком прошлом. И уводил он в длинный тоннель, а после — на берег. На полукруглую каменную платформу у реки, у края которой стояли длинные лодки, выкрашенные умельцами. Та широкая река, разрезающая два берега, поросших высокими тропическими деревьями, вела прямиком к сердцу Миражей. К городу. Ближе к концу можно было встретить хижины, притаившиеся в тени листвы и лиан. Там же рыбаков, торговцев на воде и простой люд. Река выводила к белокаменному городу. Каменные здания, жилые дома и различные лавки. Кусты зелени, цветы в горшках и заросли плюща. Улочки-реки, а там, если продвигаться ещё глубже в белый город, можно было лицезреть многоярусный дворец, точно выросший на склоне горы. Белокаменные колонны, утопающие в воде, плющи, висящие сады… Прекрасное зрелище.       И всё это однажды возвели спустившиеся с гор птицы, пожелавшие стать людьми. Джинны.       Правда то или нет — никто не ведал. Просто из уст в уста передавали, что некие птицы, несущие в себе магию и жившие высоко в горах, пожелали спуститься в мир. Посмотреть, что творится там, внизу. И так и попали в ловушку чувств, встретив человека.       Кто-то жалел могущественных птиц, кто-то завидовал их смелости, раз они смогли бросить привычные устои ради любви к человеку. Все реагировали по-разному. А сами джинны, к которым относился Кастиэль просто принимали то, что есть, то, что дали предки. Похоже, никто и не задумывался об истоках, о наличии фантомных крыльев, которые, по сути, можно было перенести в реальный мир. Только сколько для этого потребуется сил — Кастиэль даже не представлял.       Как и не представлял того, как выглядят эти самые крылья.       Однако неведомым образом Дин увидел их. На миг. И пожелал узреть ещё раз. А кто Кастиэль такой, чтобы противиться воле возлюбленного?

* * *

      Через неделю со дня праздника Михаил объявил султану Торрэно, что желает показать Адаму Киэло. Султан махнул рукой, разрешая. Младший принц пребывл в восторге и не побоялся обнять своего отца и правителя страны за шею. Не сказать, что юную пылкость одобрили, но все закрыли глаза.       В том же зале стоял он, Кастиэль, включая принцев обоих стран, некоторые советники Торрэно, мать Адама. Дин, как принц, был здесь же.       — Отец, Адам молод и едет в дальнюю, незнакомую страну… — ручейком вплёлся в переговоры плавный медовый голос. Все повернулись к старшему принцу, что стоял поодаль ото всех и вертел в пальцах виноградинку. Зелёный взгляд прятался за ресницами. — Может, позволишь присоединиться? Чтобы мой брат не был одинок.       Кастиэль едва не хмыкнул, как и Габриэль рядом с ним.       Принц красиво пел. Весьма.       — Это опасно, Дин, — подал голос Сэм, стоящий подле отца. Нечитаемый зелёный взгляд метнулся к тому. — Пустыня, разбойники…       — В этой семье хоть кто-то беспокоится за Адама? — вопросительно шепнул ему на ухо Габриэль.       — Теперь это беда Михаила, — легонько пожал плечами Кастиэль.       — Всё же может случиться, — не останавливался Сэм, включив излишнюю опеку и не обращая внимания на окружающих людей. — Дин, путь к Киэло лежит через Норд!       Зелень совсем окаменела. Полные губы сжались в тонкую нить.       Султан Торрэно молчал.       — Я позабочусь о Его Высочестве, — неожиданно для самого себя и всех встрял Кастиэль, с вызовом взглянув на наследного принца и приковав к себе внимание. — Ваше Высочество, можете не беспокоиться. Никто на этом свете не посмеет причинить принцу… вред принцам, — заставил себя исправиться Кастиэль, вспомнив об Адаме.       Сэм насупился. Запах альфы потяжелел — Кастиэля пытались вынудить склонить голову. Однако всего один взмах руки султана, и принц прекратил.       — Могу ли доверять тебе, четвёртый генерал? — вопросил султан, смотря прямо на него.       Кастиэль бросил взгляд на Дина и опустил голову в малом поклоне.       — Ваше Величество, если так будет суждено, жизнью пожертвую, лишь бы… защитить, — негромко, но весьма чётко произнёс он, совсем не замечая, как в этот же момент аккуратные пальцы расплющили виноградинку.       Вопреки негодованию наследного принца, султан кивнул.       Подготовка длилась всю неделю. Эту же неделю Кастиэль и утопал во внимании своего принца, и сам одаривал его им — в пути было нельзя пересекаться. К сожалению. Таково условие Дина.       Когда же солнце готовилось встать, жизнь у городских ворот вовсю кипела. Караван верблюдов собран, киэльцы и немногочисленные люди Кастиэля ждали выхода у ворот в город, а царские особы всё никак не могли проститься. Стоя у верблюда и поглаживая морду животного, Кастиэль скосил взгляд в сторону. Султан Торрэно возник за спиной весьма неожиданно и не вовремя. Именно в тот момент, когда Кастиэль вовсю любовался возлюбленным, который баловался со своим племянником подле Сэма.       Платок и ночь надёжно скрывали лицо, не позволяя прочесть то, однако султану хватило бы и глаз, в которых отражалось пламя факелов. Джону было достаточно взглянуть в синие глаза, чтобы увидеть настороженность и спрятанные остатки обожания в сторону принца.       Только султан Торрэно смотрел прямо на Дина.       — Берегите моего сына… сыновей, — с небольшой паузой исправился мужчина.       Кастиэль задумчиво прищурился.       — Никто и пальцем не посмеет тронуть вашу кровь, Ваше Величество, — тихо ответил он.       Султан хмыкнул и бросил на него взгляд.       — Как ваше имя, генерал?       — У меня его нет, — легко бросил он и перевёл внимание на Дина.       Ещё один хмык.       — Но ведь он его знает, не так ли? — негромко спросил Джон, и синь, внутренне пылая гневом, словно бы последующие слова могли забрать возлюбленного, встретилась с тёмными глазами мужчины.       — Возможно, — процедил Кастиэль. — Но разве вам есть до этого дело?       — Он мой сын, — пожал плечами султан. — Мне положено за него беспокоиться.       Сдавленный смешок едва не разрезал гладь ночи. Губы, нервно дрожа, под платком изогнулись в ухмылке.       — Ваше Величество, разве вам есть дело до жизни Дина? — прошипел он. — Отчего же спустя столько лет вы начали обращать на него внимание? Неужели чувствуете вину за содеянное?       — А вам, генерал, разве есть дело до принца соседней страны?       Кастиэль сжал губы. Ответ так и просился наружу, но узнай Дин об их разговоре, рвал бы и метал.       И всё же Кастиэль не удержался.       — Есть.       — Это хорошо, — к его неожиданности, кивнул Джон. Немного помолчав под ошарашенным взглядом, он добавил, глядя на старших сыновей: — Возможно, я виноват перед ним.       — Возможно? — едва слышно прошелестел Кастиэль.       Султан Торрэно, отец его возлюбленного, говорит простое «Возможно», когда должен был заявить нечто вроде: «Да, я виноват перед своим сыном, виноват, что использовал его в качестве разменной монеты»?!       Негодование вскипело в жилах.       Гроза готовилась разразиться громом, но Кастиэль, являясь — как минимум — генералом Киэло и по совместительству возлюбленным сына султана Торрэно, не мог обрушить её на Джона, иначе весь его мирок мог разрушиться. Пришлось глубоко вдохнуть и покрепче сжать поводья.       — Почему же тогда не попросите прощения? — прошипел Кастиэль.       Джон чуть повернул к нему голову.       — Правители не ошибаются, — холодно процедил он, не терпя возражений. А возражения были. — К тому же, Дин знает об этом. Он получил мои дары и моё благословение остаться здесь. Он…       — Дин жаждет слов, — болезненно прошептал Кастиэль.       — Это не ваше дело, генерал, — ещё холоднее произнёс султан. Взгляды зло впились друг в друга. — Если собираетесь что-то передать моему сыну из услышанного — ваше право. Но всё же не рекомендую. Иначе Дин начнёт выпытывать правду, а молодые навряд ли захотят задерживаться.       Кастиэль насупился. Однако не мог не согласиться.       «Я поделюсь с тобой позже, мой принц», — мысленно пообещал Кастиэль, глядя на Дина.       — Дин пошёл в мать, но принял две участи. И хуже, и лучше, чем у Мэри, — услышал он задумчивое бормотание, которое, пожалуй, являлось мыслями вслух. Кастиэль лишь скосил взгляд на мужчину, что задумчиво приложил ладонь к бороде, глядя на принцев. — Пожалуй, мне стоило вести себя иначе и с ней, и её сыном…       Услышать продолжения Кастиэль не смог — султан двинулся в сторону городских врат, возле которых всё ещё беседовали Дин с племянником на руках и Сэм. Зелёный взгляд скользнул к сини, но разглядеть эмоцию Кастиэль не смог.       Как только первые лучи солнца лизнули песок, караван, уподобившись крохам-муравьям, двинулся в путь.       Будучи единственным из генералов, Кастиэль занял место в хвосте, наблюдая за спинами остальных. И с этого же ракурса мог видеть возлюбленного, который сменил белый на песчаный, слившись с невзрачными спутниками. Платок для покрытия головы в пустыне свободно свисал с шеи, и перед синим взором предстала картина того, как восходящие лучи ласкали веснушчатое лицо.       Кастиэль не сдержал вздоха.       Не имея возможности и предлога приблизиться, увидеть всю красоту своего принца в лучах солнца он не мог. Оставалось мечтать и ждать поездки в Миражи.       Когда солнце достигло наивысшей точки и песок едва ли не плавился под ногами, сделали привал в тени бархана.       Кто-то возился с верблюдами, кто-то спал, кто-то просто сидел и молчал, набираясь сил. И только один никак не мог заткнуться. Адам. Младший принц не переставал сетовать на жару, песок, что пробрался в места, о которых тот даже не подозревал, и на вонь верблюдов. Михаил, чуть приподняв брови, просто кивал головой. Другие молча переглядывались между собой.       Путь должен был занять две недели. Две недели с бубнящим павлином.       Одно радовало — Кастиэль мог усладить взор своим принцем, который спокойно сидел под верблюжьим боком, устроив руку на согнутом колене, и смотрел в сторону горизонта.       Нежная улыбка прокралась на лицо, но никто не мог увидеть её из-за платка.       Сердце рвалось сделать шаг, сократить расстояние и присесть рядом, устроив голову на широком плече и поглубже вдохнув родной запах. Однако взгляды киэльцев мешались. Те могли донести до Чака любую весть, а уже тот мог…       Да всё он мог!       И поэтому Кастиэль не хотел подвергать принца ни опасности, ни слухам.       Однако не удержался, чтобы не воспользоваться магией и не даровать принцу прохладу. Синий тонкий дымок упал на песок, потонул в том и, прячась от людских глаз, змейкой пробрался к Дину. Мгновение — тот резко распахнул глаза. Небольшая заминка — зелень бросилась к нему. И тут же потеплела в ответ.       Дин тоже скучал. Но не мог вынести в свет отношения, как того бы хотелось Кастиэлю.       Путь был долог.       Днём шли, отдыхали и снова шли. Вечера посвящались разговорам у костра, подготовке к ночлегу. Тёмные ночи, отведённые на сон, напоминали разлитую тушь. Глаза были лишены веснушчатого лика, что постоянно крылся за слоями ткани. Руки и тело — прикосновений. Уши — медового голоса, что в эти дни звучал от силы пару раз. И то только ради того, чтобы заткнуть младшего брата. Единственное, чего не был лишён Кастиэль, — так это запаха.       Дни были долгими…       Норд встретил путников размеренным спокойствием. Некогда золотой город, что напоминал разгульного юношу, превратился в старца. Люди скрывали лица, неслись по своим делам. Путников никто не замечал.       Неспешно проходя вдоль улиц, Кастиэль то и дело бросал взгляд в сторону пепелища, которое никто не потрудился убрать. Сердце опутывали… весьма странные и неоднозначные чувства. Этот город — то место, где он впервые и встретил Дина, проведя с ним одну из лучших ночей, и невольно отнял у того возможное счастье стать родителем.       И, возможно, спас. Как минимум, так считал сам принц.       Кастиэль же не знал, как реагировать, и чувствовал вину за свой проступок, о котором никак не решался поведать. Дин же, ведя себя тише прежнего и не показывая лица, неосознанно повышал его беспокойство.       Когда Норд остался позади, Кастиэль позволил себе выдохнуть и на следующем перевале подойти к возлюбленному, легонько коснувшись его ладони. Дин встрепенулся. Зелёные глаза тут же забегали, но феромоны, которыми не пренебрёг воспользоваться Кастиэль, успокоили волнение пшеницы.       Ближе к Киэло Михаил выпросил у Адама танец.       Тьму ночи разрезало пламя костра, а тишину — хлопки и лёгкое бряцанье. Все взгляды и восхищённые шепотки были направлены к младшему принцу и его прислуге, что кружились на песке, вторя языкам пламени. Одна лишь синь смотрела сквозь танцоров на настоящего бога, который, сидя на противоположной стороне круга, скучающе жевал вяленое мясо.       До Киэло оставался день пути. А уже после, чуть выждав, Кастиэль бы выкрал своего принца, сперва всласть насладившись им. Однако и Дин имел на него какие-то планы. Кастиэль видел это во взгляде. Задумчивый, внимательный. Проникающий в самую душу. Зелень что-то искала и о чём-то размышляла.       Припозднившись, они остановились на ночь в небольшом городке недалеко от столицы Киэло. На следующее утро Кастиэль понял замысел возлюбленного.       Так как взгляды киэльцев на омег и женщин значительно отличались от тех, что были приняты в Торрэно, принцам пришлось переодеться. Адам сделал это с радостью, довольством, прямо-таки показывая, что не имеет ничего против законов своей будущей страны. Дин же…       Кастиэль ждал негодования. Готовился, что его принц ни под каким предлогом не покроет голову платком, не говоря уже о национальной одежде.       Однако Дин удивил. Переоделся во всё чёрное, омежье, скрыв тело воздушным балахоном и по местным устоям спрятав лицо тканью, оставив миру лишь зелёные глаза с таинственной искоркой.       С искоркой, которая прожгла насквозь.       Дин легонько дотронулся до него, бряцнув украшениями, которых не было видно. Как бы случайно. Но этого хватило, чтобы кровь вскипела в жилах, зубы клацнули, а жгучая злость на всех в этом мире воспылала громадным костром над пустыней.       Принц надел на голое тело этот лёгкий, широкий, но такой чертовски лёгкий балахон, который мог и зацепиться за что-то, после порвавшись, и вообще спасть неведомым образом! И тогда бы нагота, украшенная золотом, открылась бы каждому. Каждый бы увидел его принца. И каждого бы Кастиэль лишил глаз.       Хотя какая-то частичка души твердила, что Дин изо дня в день выбирал его, а не кого-то другого. Что даже если ткань спадёт, то никто не получит его омегу. Никто и пальцем не посмеет тронуть его свет. Кастиэль позаботится об этом. И сам Дин не пойдёт ни к кому другому.       И всё же это не помешало Кастиэлю наплевать на всё и всех и с хвоста переместиться в середину. К Дину.       Синь прожигала любого, кто нечаянно скользил по ним взглядом, а зелень молча смеялась.       То был тяжёлый путь.       Когда белое солнце зависло над головой, караван вошёл в городские стены Киэло под радостные визги толпы. Киэльцы встретили их весьма радостно, роскошно — и всё дело рук Чака. Однако проходя под столькими взглядами, Кастиэль жалел, что не мог прилюдно раздвоиться и прикрыть собой принца со всех сторон. Чужие взгляды кололись. Заинтересованно впивались в кожу.       Войдя во дворец, Кастиэль смог вздохнуть спокойно. Почти.       Султан Киэло поприветствовал их, выйдя навстречу вместе со своими многочисленными детьми, советниками и тремя генералами. Отпустив Дина вперёд, Кастиэль остался несколько позади, заняв соответствующее должности генерала место и склонив голову в малом поклоне.       Длинные пустые речи, вонь благовоний и роскошный пир.       Синий взгляд следовал за своим принцем до самого конца, пока тот не ушёл с Габриэлем, списав всё на утомлённость поездкой. Однако Кастиэль знал, что тот нисколько не утомился. Вот только куда отведёт его Габриэль — неизвестно.       Дождавшись завершения затянувшейся трапезы и потеряв драгоценное время, которое мог бы потратить на поиски Дина, Кастиэль собирался аккуратно выскользнуть. Да не тут-то было.       — Его Величество ждёт вас в саду, — тихонько пропела служанка, склонив голову.       Кастиэль не сдержал вздоха.       Отпустив девушку, которая даже не смела и боялась поднять глаза, он залпом допил вино и поднялся с места. Взгляд пробежался по пустеющему залу, но, как и ожидалось, султана Киэло не обнаружил. То, что Чак желал встречи, породило отторжение на подсознательном уровне — по кожей так и сновали муравьи, — и настороженность.       «Что ему ещё надо?» — не понимал Кастиэль, но в итоге направился к саду.       Покинув помещение и нырнув в зелень в свете заходящего солнца, он направился прямиком по запаху. Слуг не оказалось. Совсем. То было странно — султан Киэло редко пребывал в одиночестве. От этого в груди клубилось волнение, словно Чак мог выдать настолько плохую весть, что Кастиэль, не сдержавшись, расправился бы с ним на месте.       И на то была причина.       Кастиэль ловил каждый взгляд, который обращался к его принцу. И любопытные, и равнодушные. Не обошлось и без похотливых, от которых скрипели зубы и едва не ломалась столовая посуда в его руках.       Но больше всех волновал взгляд Чака.       Тот смотрел вполне приветливо и в какой-то мере тепло, словно спутал будущего мужа Михаила с ним. И вместе с тем весьма задумчиво.       Кастиэлю не нравился тот взгляд. Казалось, что Чак раздумывал над очередной женитьбой и перебирал в голове своих сыновей-альф. Либо же продумывал то, как Михаилу заполучить и второго супруга из той же семьи. Либо же… рассматривал его принца в качестве наложника?       Негодование заморозило все чувства. Когда же Дин ушёл, стало гораздо легче.       И вот теперь, продвигаясь сквозь цветущие кусты к центральной беседке, что была надёжно скрыта от любопытных глаз разнообразной листвой, Кастиэль не мог не вспоминать взгляды родного отца и не злиться.       Ступив на порог белой беседки, частично напоминающей птичью клетку, Кастиэль опустил голову в поклоне. Тихий вздох наполнил грудь мягким цветочным ароматом.       — Ваше Величество, — вложил он в себя максимум сил, лишь бы не процедить титул сквозь зубы.       — Генерал, — стоя на другом конце беседки, мягко обратился к нему правитель, обернувшись через плечо. — Идите сюда. Взгляните на новый сорт роз. Прекрасен, не правда ли?       Осторожно подойдя ближе и замерев сбоку от мужчины, Кастиэль не удержался от вздоха.       Розы и правда были очаровательны.       Впритык к каменным перилам росли кусты роз, коих Кастиэль ещё не видел. Обычно эти цветы олицетворяли строгость, изящность и некую чопорность, однако их бархатность и таинственность пленяли. Некоторые бутоны были закрыты, когда другие — открывали свои бархатные лепестки навстречу миру.       Эти же розы… Чем-то напоминали яблоневые цветы. Мягкие, воздушные и полностью открывшие миру свою уязвимую сердцевину, они впитали в себя рассвет и закат, окрасив шёлк лепестков в нежный цвет персика.       Красиво. Невероятно чарующе.       Рука сама потянулась вперёд, и пальцы легонько приподняли нежный бутон. Прохлада с мягкостью окутала подушечки пальцев. На губы легла улыбка.       Бутон необычной розы был невероятно хрупок. Точно полупрозрачный шёлк.       Либо как доверие принца Торрэно.       Как только последнее сравнение закралось в голову, в сердце поселилось трепетное чувство. Захотелось выкрасть бутон из императорского сада и преподнести его возлюбленному в знак признательности за проявленное доверие.       — Генерал, правда ли что старший принц Торрэно, Дин, красив? — негромко вопросил Чак, и Кастиэль напрягся, скосив взгляд на мужчину. — Приятно видеть, что торрэнцы вняли нашим традициям, но каков же принц на вид?       — Не хочу показаться грубым, но зачем вам это знать?       Гроза негодовала. Однако тяжесть железа совсем не давила на плечи.       — Ты не сводил с него глаз, — пожал плечами Чак. — И твой взгляд был весьма… нетипичным для тебя, генерал.       — Нетипичным? — нахмурился Кастиэль. — Что вы имеете в виду?       Чак не ответил. Молча повернулся к нему и чуть прищурился, испытующе рассматривая, пока его уголки губ едва-едва приподнимались в улыбке. Пожалуй, Кастиэль впервые видел, чтобы султан Киэло улыбался так. Тепло. И это тепло вызвало хмурость.       «Чему ты улыбаешься? — никак не мог понять он. — Что тебе надо от моего Дина?»       — Если розы приглянулись, сорви их, — непринуждённо бросил Чак.       Кастиэль нахмурился ещё больше.       «Приглянулось — сорви» — слова, с которыми засыпал, просыпался и жил султан Киэло. Кастиэль ненавидел эти слова и отношение родного отца и к людям, и к вещам. Хотя, пожалуй, разделение излишне. Чак считал всё и всех в этом мире — вещами.       — Сорву, — без благодарностей процедил Кастиэль, но злость не перешла в руки. Те продолжали с нежностью поддерживать бутон.       — Но для начала прими это, — произнёс Чак настолько тихо, что Кастиэль сначала подумал, что ослышался. Однако протянутая рука подтвердила, что султан не молчал.       Синий взгляд бросился к ладони, в которой покоилась… кисточка?       Тонкая и гладкая прядь белоснежной лошадиной гривы, переплетённая кверху и прикреплённая к серебряному бубенцу, оформленному в виде шара-цветка, чьи лепестки смыкались и прикреплялись к нити. Весьма изящная кисть, которую можно было бы прикрепить к рукоятке сабли или к поясу. И было в ней нечто знакомое.       — Возьми, генерал, — похоже, уже во второй раз произнёс Чак, когда Кастиэль ничего не ответил и никак не отреагировал.       — Зачем? — не понял он, растерянно проморгавшись.       — Возьми, — тихо повторил султан. — Это мой дар, дар правителя. От такого не принято отказываться, не так ли, генерал?       — Нет, — в смятении пробормотал Кастиэль и всё же забрал кисточку, не касаясь отцовской руки. — Спасибо, — сухо бросил он, разглядывая старую вещицу и будучи не в силах отделаться от ощущения, что та казалась смутно знакомой. Либо ощущалась. Словно кисточку смастерили не столько руками, сколько с помощью магии.       Но ведь никто не мог этого сделать…       — Откуда она?       Однако ответа не последовало. Султан Киэло молча покинул беседку, оставив его без ответов.       «Спрошу у Каина», — проводив родного отца внимательным взглядом, решил Кастиэль и временно затолкал любопытство подальше.       Убрав кисть за пазуху, Кастиэль осторожно сорвал бутон, который до этого покоился в его руках, и направился к отведённым ему покоям. К месту, которое никто и никогда не занимал. Его личной комнате вдали от настоящего дома.       Добравшись до дальней части громадного замка, наполненного людьми на каждом шагу, и поднявшись на четвёртый этаж, Кастиэль наконец-то очутился в относительной тишине. Слуг было значительно меньше, а отпрыски султана сюда и вовсе не совались. Спокойствие и далёкий гам людей. Более ничего.       Лучи заходящего солнца проникали в открытые окна коридора, освещали путь и выкладывали собой дорожку, ведущую прямиком к нужной двери. Запах медовой пшеницы вёл туда же.       Достигнув массивной двери, Кастиэль вдохнул поглубже. Дин был здесь. И, возможно, наблюдал за ним из окна, которое выходило в сад.       Без стука толкнув дверь и проскользнув внутрь, Кастиэль не сдержал мягкого смешка и улыбки от увиденного.       — Ди-ин, — протянул он с мурчанием.