Розы и вино

      Кастиэль ненавидел каждый прожитый день вдали от обладателя зелёных глаз. Абсолютно каждый.       Он мог взглянуть на принца птичьими глазами своего сокола — и делал это! — но от этого становилось лишь тоскливее. Дин не радовался. Все те разы, что Кастиэль пользовался силой, магией, Дин ни разу не улыбнулся. Даже с Джеком при нём не возился! Зато как-то раз Кастиэль, ещё будучи в Киэло, решил взглянуть на принца не днём, а вечером. И обнаружил нечто приятное глазам и сердцу.       Дин спал в окружении его плащей. Его запаха.       Тёплые чувства, рождённые прекрасным зрелищем, омыли тело подобно волне и захлестнули с головой.       Дин спал в окружении его запаха.       Сердце, начавшее уставать от тоски, забилось с новой силой. Губы неосознанно растянулись в улыбке, и Кастиэль, будучи параллельно занятым протиранием ятагана, весьма неудачно и неуклюже рассёк запястье.       Горячая кровь быстрым ручейком заструилась по открытой бледной коже, пробежалась по ладони, пальцам и цветком расползлась по светлому покрывалу. Поздно опомнившись и прервав сладкое видение, Кастиэль провёл большим пальцем по продольной ранке, запечатывая алый поток, но не убирая шрам — сам сойдёт, а остатки сил лучше не тратить. Да и так в последнее время часто резался. Начать хотя бы с пустынных разбойников, которые напали на них по пути в Киэло, — Кастиэль не успел увернуться и тем самым схлопотал лезвием в плечо. Да и просто ударялся об углы уже будучи в самом Киэло. Или получал от Каина на закрытых поединках, в которых отец не брезговал использовать подлые приёмы с магией. И подлыми они были по той причине, что Кастиэль не мог ответить тем же. Берёг крохи сил ради птичьих глаз и редких подглядываний.       Однако и они сошли на нет.       До самых Миражей Кастиэль не видел Дина, но и по прибытии тоже никак не выходило — постоянно что-то отвлекало. То одно, то второе, то Каин… То Ровена со своим ехидным голоском. То советники, жужжащие о женитьбе. То Ханна.       Когда же все дела остались позади, Кастиэль сбежал. Оставил всех и сбежал с минимальным количеством вещей на вороном скакуне. И не забыл прихватить подарок, который забрал к себе в первый же день в Миражах.       Путь до Торрэно был долог. Палящее солнце, режущий кожу ветер с песком и бедный жеребец, который бы издох на вторые сутки, если б не врождённая выносливость и Кастиэль со своей магией. В итоге через неделю в свете закатного солнца показалась столица.       Умей жеребец говорить, проклял бы его. Но Кастиэлю было всё равно.       Душа с сердцем рвались вперёд, в глубь громадного города, и нетерпеливо подгоняли скакуна к городским воротам.       Последние лучи лизали дюны, путались в вороной гриве жеребца. Песок напоминал огненное море, но вскоре то должно было потухнуть, а сам небосвод — преобразиться в цвет лошадиной гривы. Звёзды-точки вспыхнут на тёмном покрывале, и в тот же миг оно окрасится бутонами фейерверков, поздравляя старшего принца Торрэно…       Да, сегодня был праздник Дина. Его день рождения, если Кастиэль не ошибся с расчётами. И ради этого дня, о котором случайно обмолвился Габриэль, Кастиэль сбежал.       Солнце спряталось за дюнами, небо неспешно темнело, но огненные цветы не спешили зажигаться. Нехорошее предчувствие закралось в сердце.       В праздник Адама всё было иначе.       Задержавшись при въезде в столицу из-за стражи, Кастиэль потерял драгоценное время, которое мог бы провести с принцем. И в то же время, помня о второй цели, боялся встречи. Боялся и ждал до такой степени, что внутренности скручивало в узел.       Ночной город, одинокие огни. Ни следа праздника. Дворцовские стены, снова стража, но эта уже узнала его и пропустила без лишних вопросов. Однако Кастиэль не спешил мчаться на поиски обладателя зелёных глаз. Вместо этого он дождался слуг, чтобы передать жеребца и спросить.       — Отчего же никто не празднует? — поглядывая на возвышающийся дворец, обеспокоенно поинтересовался Кастиэль, когда к нему подошёл незнакомый юноша.       Слуга взял поводья и растерянно проморгался.       — Так, господин, госпожа Джессика не любит шума, — тихо молвил паренёк, почтительно потупив взгляд. — Вот и закончили раньше, ещё днём.       Кастиэль нахмурился. При чём тут супруга Сэма?       Не став допытывать слугу, Кастиэль помчался во дворец. Тот оказался украшен и цветами, и лентами, но всё выглядело мягко, нежно и несколько бедно. Скупо. Не так, как было у Адама.       Да даже сад пустовал!       Кастиэль уже было готовился войти в зелёный лабиринт, чтобы через него добраться до тайного прохода в западный дворец, как заметил копну рыжих волос.       — Чарли! — обрадовавшись знакомому лицу, крикнул он и подошёл к обернувшейся девушке.       Та, удивлённо и даже несколько ошарашенно распахнув глаза, посильнее прижала какие-то лоскуты ткани к груди.       — Генерал? — с круглыми глазами прошептала она, точно увидев призрака. Однако не прошло и секунды, как её лицо просветлело, а губы растянулись в улыбке. — Вы вернулись!       Постаравшись улыбнуться в ответ, Кастиэль кивнул и сразу перешёл к сути, не переставая неосознанно искать свежий аромат пшеницы.       — Чарли, где Дин? Что случилось? Сегодня же его праздник, так почему такая тишина? — засыпал служанку принца вопросами Кастиэль. — Или я ошибся?       Чарли чуть нахмурилась, выказывая непонимание, но после медленно кивнула. На место хмурости пришла жалость.       И Кастиэлю это совсем не понравилось.       — Вы неожиданно вовремя, генерал, сегодня именно тот день, но… Дин его не празднует, понимаете? — с улыбкой покачала головой девушка. — Ему нельзя, да и… давным-давно в этот день произошло несчастье.       Кастиэль непонимающе нахмурился, глядя на притихшую в раздумьях и покусывающую губу девушку.       Какое ещё несчастье?       То ли вопрос вырвался сам собой, то ли Чарли сама на него посмотрела, шагнула и взяла под локоть, потянув дальше по пустому коридору. Кастиэль пошёл за ней.       — Госпожа Мэри умерла в этот день, — тихо-тихо шепнула служанка, и Кастиэлю, чтобы расслышать, пришлось наклонить голову.       Услышанное повергло в шок.       Родная мать умерла в день рождения своего сына? Да что за проклятие постигло его принца?!       — Сам Дин решил не праздновать или?.. — подавив злость на мир, шепнул в ответ Кастиэль.       Чарли кивнула.       — Этот же день — день рождения Джесс, супруги Сэма. Но она его празднует. А вот Дин… — Чарли вздохнула. — Предпочитает не вспоминать этот день и не принимает подарков. Однако…       Отчаяние острой иголочкой тыкалось в рёбра, но сменившийся тон служанки, в котором Кастиэль расслышал толику улыбки, притупил боль. Девушка остановилась — Кастиэль следом.       — Думаю, вам Дин обрадуется, — с тёплой улыбкой взглянула на него Чарли.       Лучики морщинок притаились у глаз в свете огней. Кастиэль разглядел заботу. Чарли заботилась о принце. Не как служанка.       Как сестра.       Пожалуй, она — одна из лучших людей, которых встречал Кастиэль на этом свете. И лучшая по той причине, что была добра к Дину.       — Думаешь? — улыбнулся одним уголком рта Кастиэль и отвёл взгляд к стене по направлению к западному дворцу.       В ответ — смешок.       — Знаю. Не ты же был свидетелем этого месяца… даже чуть больше, — перейдя на дружественное «ты», хлопнула его по плечу девушка. Кастиэль прищурился. Был. Но только слегка. — Ладно, — засуетилась Чарли, осматривая пустой коридор. — Дин точно обрадуется. А вам следует дождаться его во внутреннем саду.       Поблагодарив напоследок, Кастиэль поспешил к западному дворцу.       Сердце с волнительной радостью билось в груди, сопровождая каждый его шаг. В теле царила лёгкость от предстоящей встречи, а лёгкие, стоило только войти во мрак западных стен, принялись подобно губке впитывать витающий в воздухе аромат медовой пшеницы. И этот потрясающий запах был везде. И старый, и свежий. Любимый. Такой жизненно необходимый.       Коридоры дворца оказались пусты и темны — никто не зажёг тёплого огня. Однако Кастиэлю не нужен был излишний свет, чтобы найти внутренний сад, путь к которому смог бы отыскать с закрытыми глазами.       И всё потому, что пшеница вела именно туда.       Увидев вдали лунный свет, беспрепятственно проникающий сквозь купол, Кастиэль ускорился. Почти что бежал. А когда до ушей донёсся перезвон колокольчика — понёсся.       Арка, высокие изумрудные кусты с прекрасными бутонами и плитка под ногами. Журчание воды и…       Кастиэль резко затормозил, разочарованно опустив руки.       Звон и правда был. Только его источником оказался не тот, на кого понадеялся Кастиэль. Не тот, кого желал увидеть.       Не сдержав вздоха, он подошёл к фонтану и присел на корточки возле развалившейся кошки. Потрепав животное за ухом и не получив в ответ откушенную руку, Кастиэль улыбнулся, когда Импала заурчала.       — Привет, детка, — невольно назвал он кошку так, как любил обращаться к ней Дин. — Неужели не забыла меня?       В ответ та, зажмурившись, перекатилась на спину, подставляя брюхо под ласки, и тем самым потревожила бубенчик на ошейнике.       Добродушно хмыкнув, Кастиэль исполнил желание любимицы его принца.       Однако не успел он заскучать, а сердце — успокоиться, как раздался новый звон. На этот раз не единичный. Колокольчиков было много. Море колокольчиков. И такое же море монет. Но не эхо.       Предвкушение накрыло с головой.       Поднявшись на ватные ноги, Кастиэль с надеждой повернулся на звон, сопровождаемый шустрым шлёпаньем шагов. Несколько долгих мгновений — в тени арки появились очертания высокой фигуры.       Ещё немного — и Кастиэль едва не захлебнулся вздохом, увидев Его.       Волнение и трепет, радость и счастье, восторг от окончания разлуки и рождённая любовью нежность, — всё смешалось в сердце. Всё взбурлило кровь. Всё подарило чуть дрожащую, но счастливейшую улыбку.       А в следующее мгновение его едва не сшибли с ног, влетев со всей силы и сжав шею в объятиях. Грудь наполнилась свежей пшеницей, мёдом, его запахом, а на ресницах внезапно стало влажно. Кастиэль закрыл глаза, прижал Дина к себе и зарылся носом ему в шею. Рваный вздох вырвался из груди напротив. Тёплые, чуть дрожащие пальцы запутались в грязных смольных прядях.       И с того момента сердца забились в унисон, возвратившись друг к другу.       — Ангел, — прошептал Дин, явно боясь использовать голос на полную — Кастиэль и сам бы не смог говорить нормально, чувствуя, как горло сжалось от нахлынувших чувств. — Как же я скучал по тебе, Ангел, — нашёптывал наилучшие в жизни Кастиэля слова Дин.       — Ди-ин, — единственное, на что хватило Кастиэля в ответ, но короткий выдох с протянутой гласной смешал в себе и облегчение, и счастье, и всё то море нежности, к которой никогда не привыкнет его сердце. — Я тоже соскучился по тебе, мой принц. И сбежал ради тебя.       Дин хрипло хохотнул и слегка отстранился, обхватывая поросшие недельной щетиной щёки и заглядывая в синие, плавящиеся от нежности и любви, глаза.       В зелени глаз, что переливалась в лунном свете, Кастиэль заметил драгоценный подарок. Теплоту и любовь. Такое же бескрайнее море, в котором тонул сам. И совсем немного крохотных капелек солёной росы, что окропила пушистые ресницы.       Дин был рад ему. Другого Кастиэлю и не нужно.       Огладив широкую спину и после покрепче прижав принца к себе, Кастиэль чуть склонил голову набок, чтобы вкусить грубоватую кожу ладоней.       Но взгляда не отвёл.       — Сбежал? — с улыбкой шепнул Дин и огладил щёки большими пальцами. — Где же тебя держали, что так зарос, а, Ангел?       Только сейчас Кастиэль понял, что даже не привёл себя в порядок после дороги… Теперь шок Чарли весьма понятен, как и то, что его задержали на въезде в город.       — Прости. Потом верну себе подобающий вид, а пока…       Кастиэль не смог договорить.       Горячие, влажноватые от слюны губы нетерпеливо накрыли его собственные, заткнув поток ненужной речи и лишив воздуха. Пропущенное мгновение, поглаживание на щеках, и Кастиэль столь же пылко смял полные губы в ответ, спустя целую вечность разлуки вкусив принца.       Спеша, словно их вновь могли разлучить и навек спрятать друг от друга, губы сминали друг друга, языки кружились в хаотичном, пылком и совершенно несдержанном танце. Ни один из них не собирался уступать другому. Не в этот раз.       «Нужно забрать, увезти, спрятать ото всех», — кричало сердце, желая подчинить принца Торрэно своей воле.       Однако Дин кусался на его порывы. Кусал губы, порыкивал и строптиво прикусывал кончик языка. И тут же извинялся, зализывая крошечные ранки на губах и поглаживая скулы, уши и шею подушечками пальцев. Кастиэль, точно так же рыча, вскоре начал уступать. Решение пришло само. Уступить, покориться. Подчиниться.       Дина явно обрадовала покорность — сквозь поцелуй Кастиэль почувствовал улыбку. Любимую улыбку. И ради этой улыбки он был готов и горы свернуть, и опуститься в низком поклоне перед своим принцем.       А ещё за эти сладкие, наполненные остротой и пылом мгновения Кастиэль запоздало осознал те перемены, что произошли с принцем за полтора месяца.       Дин изменился. Не так сильно — поэтому Кастиэль сперва и не заметил.       То, каким Дин был в день отъезда, и то, каким встретил его, — немного разные люди. Или же… Нет. Один и тот же человек. Просто слегка изменившийся.       Дин стал более пылким, ярким, несдержанным. Он будто бы сбросил с себя что-то, загнав смущение и робость, которую прятал за дерзостью, в дальний угол. А то и вовсе их стерев. Тот Дин был разбитым, расстроенным до потерянного, испуганного состояния. Тот Дин умолял остаться. И Кастиэлю нравилась его слабость. Хотелось защитить, спрятать его ото всех, холить и лелеять. Сейчас же Дин… стал смелее. Напористее. Брал то, чего был лишён эти полтора месяца. То, что принадлежало ему по праву. И Кастиэлю нравилась его буйность, строптивость. Непокорность.       Однако вскоре, когда дыхание напрочь сбилось, Дин стал ласковее. В затянувшийся поцелуй вплелась мягкость, бархатность. Трогательная привязанность.       Дин действительно был рад его возвращению и ждал его всё это время.       Кастиэль улыбнулся в поцелуй и, в последний раз обхватив припухшую губу своими, аккуратно отстранился. Зелень глаз затуманилась — точно зелёные склоны гор Миражей по утрам. Лунный свет едва-едва отражался в болотных озерцах, зато расширенная бездна зрачков отражала в себе всё. И россыпь звёзд, и самого Кастиэля.       Был и ещё один момент, который упустил Кастиэль. И который совсем ему не понравился.       Дин схуднул. Через слои ткани пальцами прослеживались рёбра. И этот факт обеспокоил.       Кадык на медовой шее дрогнул, лепестки губ вновь вызывающе приоткрылись, являя собой самое порочное зрелище. Однако всего одно простое действие вмиг заняло первое место по степени порочности. И в то же время заставило возжелать любимые губы вновь.       И не только губы.       Дин качнул бёдрами, прижимаясь пахом к паху. Желание, которое Кастиэль ощутил своим собственным, едва ли не сожгло кусты роз в синем пламени — что уж говорить о витающем и искушающем медовом аромате.       Кастиэль отшагнул, переместив руки на предплечья Дина и вызвав недоумение в сведённых к переносице бровях.       — Что такое, Ангел? — между шумными вздохами прошептал Дин, и теперь он выражал не столько недоумение, сколько обеспокоенность и некую панику. Совсем не прятался от него за масками. — Я сделал что-то не то? Ты…       Дин не договорил. Медовый голос попросту оборвался, надломившись, а глаза в страхе округлились. Руки повисли вдоль тела.       Ни следа того напора и силы.       Глядя на такую открытость, которая совсем не шла рядом с недавними действиями, Кастиэль усмехнулся и наклонился вперёд, легонько потёршись кончиком носа о нос. Пушистые веера ресниц затрепетали.       «Чего ты испугался, мой свет?» — хотел бы спросить Кастиэль, но предвидел, что слова спугнут. Закроют.       — Всё так, Дин, — прошептал в итоге он, отстранившись, но не лишившись улыбки. — И я бы не хотел ничего заканчивать, но…       — Но? — тут же нетерпеливо подтолкнул его Дин.       Кастиэль опустил его предплечья и взял за ладони, мягко сжимая подрагивающие пальцы.       — Но сперва я бы хотел передать одну вещь. Подарок. Помнишь, Дин?       Дин насупился и отвёл взгляд.       — Из-за него ты и бросил меня, — буркнул он и поджал губы.       Кастиэль просто замер, ушам своим не веря. Сердце же оступилось. Приятно так оступилось, улетев куда-то вниз, а потом резко ввысь. И всё из-за румянца на веснушчатых щеках, которому даже полумрак не был помехой.       — Как такое забыть? — продолжал ворчать принц.       Дин возмущался, дулся подобно ребёнку, а Кастиэль слов не находил, внезапно оторопев от умиления.       — Так что за подарок? — столь же ворчливо буркнул принц, когда в ответ ничего не произошло. Зелёный прищур бросился к сини.       Кастиэль сглотнул и наконец-то закрыл рот.       — Подарок… — с трудом начал шевелить языком он. — Это от матери, — облизнувшись, уже более шустро поведал Кастиэль.       Дин с любопытством изогнул бровь, молча требуя продолжения. Кастиэль улыбнулся.       — Дед создал эту вещицу для дедушки, а после она перешла к моей маме, — торопливо и без лишней раздутости, словно говорил о сером камешке на берегу реки, произнёс Кастиэль и отпустил тёплые ладони. Забравшись за пазуху, где тоже находился бездонный карман, Кастиэль вытянул небольшой сверток размером с ладонь. Не поднимая глаз, но боковым зрением уловив, как Дин заинтересованно наклонил голову, Кастиэль развернул белый платок.       В центре оказалось тканевое ожерелье. Широкая полоса чёрного кружева, напоминающее одновременно и цветочные лепестки, и птичьи перья, а также затейливая застёжка на крохотных крючках. Аккуратные чёрные камешки, формой напоминающие капли, украшали низ кружева, чередуясь с пустотой, и от каждой капельки до капельки шли тонкие цепочки того же цвета, формирующие дуги.       Но главным было не кружево, не застывшие капли и не цепи. В самом центре, аккурат напротив застёжки, расположился овальный камень. Драгоценный. Сапфир насыщенного синего цвета, в котором, если приглядеться, можно было уловить движение.       То ниточками переливалась его, Кастиэля, сила. И сила эта сбережёт принца.       Украшение было вполне искусным — дед корпел над ним, превращая магию в тонкое кружево, лишь бы удивить избранника. Маме же пришлось слегка укоротить его с помощью той же магии, но на этом она не остановилась. Любив всё, что порождало мелодию, она вплела в кружево чёрные капли и цепочки, которые ярко выделялись на фоне бледной кожи. Кастиэль же… решил добавить частичку себя.       Потратив несколько ночей в раздумьях, а после ещё столько же дней — в работе, Кастиэль создал драгоценный овальчик, который в высоту достигал двух фаланг пальца. И теперь наконец-то смог преподнести работу своему избраннику.       Куда денет и что сделает с этой безделушкой Дин — мало волновало. Ну, хорошо, слегка. Всё же хотелось, чтобы Дин принял подарок и понял его ценность.       — В общем, вот. — Кастиэль прикусил нижнюю губу и взглянул на застывшую зелень глаз. — Примеришь?       Дин заторможенно кивнул.       Быстрым движением запихнув опустевший платок обратно за пазуху, Кастиэль взялся за концы ожерелья. Прохладное кружево легло на медовую кожу, мягко окольцевав ту подобно свежему рисунку хны. Сцепив края застёжки, пальцы ветерком пробежались по затылку, спустились ниже и потекли по вороту свободной рубашки, чтобы вновь накрыть тёплые ладони.       Однако планы не смогли воплотиться в жизнь.       Дин поднял руки к шее, ощупывая подарок, а Кастиэлю оставалось только ждать вердикта.       На веснушчатое лицо легла сложная эмоция. Смесь задумчивости, смятения и что-то светлое, напоминающее зародыш восторга.       Кастиэль не мог разобрать.       — Это мне? — в итоге прошептал Дин, осторожно ощупывая тонкое кружево. И тогда-то Кастиэль смог понять. То действительно был восторг. — Правда, Ангел? Мне?       — А кому же ещё, свет мой? — мягко усмехнулся Кастиэль.       — Красиво, — шепнул Дин, всё ещё глядя вниз. — Очень… Мне нравится, Ангел, — наконец-то подняв на него горящую восторгом и нежностью зелень, подытожил принц. Однако крылось в зелени что-то ещё. Замешательство. — Вот только… откуда такая чу́дная застёжка и почему это украшение сидит как влитое? И разве… это не семейная ценность?       Меж светлых бровей залегла морщинка. Дин был растерян и ждал ответов на все свои вопросы.       Кастиэль медленно вздохнул и взял его ладони в свои, переплетая пальцы.       — Это… мелочь, Дин, — не смог дать правды Кастиэль. Что-то подсказывало, что иначе принц откажется от подарка. — Старая, семейная, но всё же мелочь… Что-то да значит, но я буду признателен, если примешь этот скромный дар, — быстрее ветров над пустыней протараторил Кастиэль. — Можешь, конечно, выкинуть…       — Нет! — резко и даже испуганно перебил его Дин. — Не отдам, Ангел!       Кастиэль мягко улыбнулся и кивнул. Сердце трепетало.       — Я люблю тебя, Дин, — неожиданно вырвалось тихое, но чёткое признание. Дин замер, Кастиэль же не смог сдержать дальнейший слов. — Я влюблён в тебя, мой принц. Беспамятно. И бесповоротно. Я…       Кастиэль не ведал, какие слова смогли бы описать всю ту бурю чувств, которые зародил в нём принц Торрэно. А чувств было много. И все они — огромны, шире и глубже океана. Сильнее и выше песчаных бурь. Бескрайни…       Кастиэля учили говорить правильно и красиво, но то ли все слова забылись, то ли их не хватало. Возможно, стоило взять пример с птиц и петь — кричать — о своей любви. Но его хватило только на молчание и взгляд, от которого не мог оторваться Дин.       Наконец, растерянность покинула любимые черты.       — Наконец-то ты признался, — почти что промурлыкал Дин, довольно щурясь, и после тихо хмыкнул. — Однако я привык слышать об этом в первую же встречу. Ты же, Ангел…       — У меня есть имя, — сорвалось с губ.       Дин заинтересованно хмыкнул и выпутал одну руку, вновь накрыв пальцами ожерелье.       — Какое же?       Медленно втянув через приоткрытый рот аромат медовой пшеницы, Кастиэль опустился на одно колено. Невесомо обхватив свободную ладонь принца двумя руками, он прижал ту к губам, оставляя поцелуй на костяшках, и поднял взгляд вверх.       Дин смотрел на него. Зелень металась по его лицу, словно пытаясь прочесть, но безуспешно.       Кастиэль вздохнул ещё раз.       Сердце билось подобно птахе, пытающейся улететь от опасности. Волнение жгло вены, а в животе всё скручивало от предвкушения долгожданного раскрытия.       — Моё имя — Кастиэль. В своём роде оно единственное, поэтому… возможно, ты всё понял, Дин.       Лишь бы не столкнуться с испугом и отвращением в любимых глазах, Кастиэль сомкнул веки, прижавшись лбом к костяшкам, и сглотнул. Он всем сердцем надеялся на милость принца, однако ни предчувствие, ни простая логика ничего ему не дали. Голос держался ровно, но дрожь всё равно проскальзывала.       — Я Дитя Миражей, Дин. Первенец Мари, принцессы Миражей, и Чака, султана Киэло. Я…       — Султан Миражей, — просипел Дин.

      * * *

      С тех пор Кастиэль не видел Дина.       Тем вечером принц не устроил скандала — нет. Дин просто оледенел. И взглядом, и голосом, и телом. Он закрылся. Точно птенец, забравшийся обратно в защитную скорлупу, или оскалившийся кот.       Как только правда вскрылась, Дин выдернул руку и отшатнулся, едва не запнувшись о свою любимицу. Зелень, что совсем недавно плавилась в любви и нежности, застыла. Покрылась иглами. Изморозью. Любимый же запах, что мгновение назад заставлял изнывать от желания, стал тяжёлым и горьким. Отталкивающим и прогоняющим. Кастиэль задыхался то ли от него, то ли страха.       Дин ничего не сказал. Совсем. Лишь бросил напоследок наполненный презрением взгляд и ушёл. Бесследно!       Как только ступор прошёл, Кастиэль окликнул его, бросился следом, но принца просто не было. Запах обрывался на полпути в тёмном коридоре. Дин исчез. И сокол его не видел.       Однако Кастиэль не смог продолжить поиски — в поле зрения появился Сэм с парой кувшинов вина, и пришлось взять себя в руки. Как минимум внешне.       Внутри же всё рвалось в клочья.       Сэм явно не ожидал встретить его здесь, как и Кастиэль того. Принц Торрэно сначала показался растерянным, тоже порыскал глазами по округе, а после озлобился.       Едва не огрызнувшись на эмоциях, Кастиэль покинул западный дворец.       На следующий день его не пустили. На второй тоже. Слуги молчали, вели себя почти как прежде. Ничего не знали. На третий день Кастиэль едва держался, чтобы не метнуться на невидимых крыльях к нему. Чтобы хотя бы просто проверить, что с Дином. Как он себя чувствует.       Почему его так задела настоящая личность.       На четвёртый день… мир смиловался над ним. В покои постучались. И, не дождавшись ответа, вошли. Кастиэль метнул взгляд вбок. Чарли.       Девушка опасливо оглянулась на дверь, словно проверяя, достаточно ли плотно та закрыта, но в итоге Кастиэль взмахнул кистью руки. Синий дымок вспыхнул по периметру дверного проёма. В ответ раздался шокированный вздох, однако Кастиэлю было уже всё равно. Да и что-то подсказывало, что та всё знала.       — Не услышат, — тихо оповестил он, едва шевеля губами, и отошёл от окна. Присев на кресло, сцепил пальцы в замок и взглянул гостью. — Здравствуй, Чарли.       Девушка встрепенулась, но не прошло и секунды, как плечи распрямились. Бравада.       А, может, она и правда была готова рвать и метать за своего принца.       — Выглядишь отвратно, — пробормотала служанка, окинув его цепким взглядом. — Мало похож на султана и на…       В этот же момент Кастиэль щёлкнул пальцами. Отросшая за полторы недели щетина исчезла, крупинки песка покинули смольные пряди, и к тем вернулся здоровый чистый блеск. Одежда приняла опрятный вид, и сам он стал посвежее и чище. Круги под глазами истаяли. Остались лишь убитые глаза, перед которыми были бессильны даже его способности.       — … джинна, — упавшим голосом закончила Чарли и медленно осела на самый край кровати. — Чтоб я так жила, — пробормотала она в ладошку.       На выдохе Кастиэль откинулся на спинку кресла и возвёл глаза к потолку. Но, не обнаружив на том ничего интересного и желанного, сомкнул веки.       — А ты думала, что у нас, джиннов, птичьи крылья и хвосты? — безэмоционально прошептал Кастиэль. — Что, наслушалась сказок о птичьем происхождении?       — Вообще-то… да, — весьма обиженно пробубнила служанка, и Кастиэль услышал лёгкие, осторожные шаги, а потом и поскрипывание кресла рядом. Чарли пересела к нему.       И, как назло, от неё пахло им.       Кастиэль сжал зубы и задержал дыхание, стараясь не заскулить.       — Как он там? — не сдержал шёпота Кастиэль. Однако произнести имя побоялся. — В порядке?       — Нет, — к его удивлению, отрезала Чарли. Причём твёрдо. Резко.       Уставшее сердце испуганно сжалось за возлюбленного. Кастиэль повернул голову и приоткрыл глаза с немым вопросом.       — Дин зол и… напуган, — сначала Чарли вспылила, но под конец стушевалась. Точно померкшее под водой пламя. Только взгляда не отвела. — И виной этому ты… как там тебя, — она нахмурилась, — Кастиэль.       Кастиэль прищурился.       — Называй так, как хочешь, — бросил он, чуть пожав плечами.       — Хотелось бы, да Дин запретил, — весьма недовольно пробормотала девушка и сложила руки на груди, мозоля его взглядом. В воздухе повисли продолжительные секунды молчания. — Зачем тебе это? — сиплым, упавшим голосом спросила его Чарли с поникнувшими плечами. — Зачем тебе, султану Миражей, играться в любовь с нашим принцем?       — Я не игрался и не играюсь, — тихо, с горечью, но в то же время чётко произнёс Кастиэль. Чарли нахмурилась. — Я люблю его, Чарли. Люблю больше всего на свете, — вещало вместо него сердце, стремясь рассказать всему миру о своих чувствах. — Я…       — Скажешь ему об этом лично, — шустро бросила служанка и вскочила на ноги.       Кастиэль окаменел.       Лично? Сказать Дину лично? Иными словами…       Волнение вскипело в венах, встревожило сердце, и Кастиэль даже не успел отобразить, когда подорвался следом и перекрыл собой выход из комнаты. Воинственно хмурясь, Чарли отступила на шаг.       — Чарли, — дрожащим шёпотом, едва не задыхаясь, произнёс Кастиэль.       Он мог заставить девчонку говорить, мог начать угрожать. Да он просто мог всего одним взмахом пальца вырвать ответ!..       Только не сейчас.       Вся холодность, гордость и самоуважение канули в бездну. В пропасть, что зияла в груди на месте сердца.       Потому что сердце осталось с Ним.       Кастиэль не боялся показаться слабым. Не боялся порицания и косых взглядов за разбитое представление о султане Миражей. Сейчас Кастиэль был просто… Кастиэлем.       Собой.       Простым смертным, которому благоволила удача, раз зеленоглазый бог решил смиловаться до встречи…       Смиловался же?       Враждебность покинула женские черты, сменившись чистым удивлением и смятением. Чарли выбирала. Решала. Точно взвешивала его душу на весах.       Спрятав глаза за ресницами, служанка опустила голову и сцепила пальцы в замок перед собой. Кажется, Кастиэль даже услышал во вздохе нечто похожее на: «Он точно меня убьёт».       — Знаете, генерал, — тихо молвила Чарли, разбив тишину, за которую Кастиэль едва не сгорел дотла на костре собственных чувств, — волки знают, где растут розы. Следуйте за одним из них. По собственной воле. И тогда, возможно, найдёте то, что ищите.       Чарли ушла, разбив барьер, а Кастиэль так и остался стоять, бездумно глядя в пол.       Волки знают, где растут розы.

      * * *

      Если в приход Чарли ярко светило вечернее солнце, чьи лучи пробирались сквозь узоры в деревянных рамах, то в момент, когда Кастиэль смог пошевелить пальцами рук и, как ему показалось, впервые вдохнуть, в покоях уже царил мрак. Ночь. Причём безлунная. Даже вытянутых рук не было видно.       Сглотнув, Кастиэль ощутил сухость в горле. Жажду. Однако жажда испить воды была в тысячу раз слабее жажды увидеть.       Как только контроль над телом вернулся, он сорвался с места, покидая покои. Огни коридора плясали в глазах, прислуга расступалась, прижимаясь к стенам, а в голове засела идея расправить фантомные крылья, чтобы успеть…       В конце концов Кастиэль не выдержал соблазна.       Шаг — пустой коридор освещённого дворца, второй — холод ночи обжёг лицо, а какая-то кошка поблизости зашипела на хлопанье крыльев. Встав ровно и ощущая себя вполне сносно после краткого перелёта, коих после отдыха в родных землях мог совершить приличное множество, Кастиэль покосился на вытянувшуюся дугой кошку. Та, фыркнув, развернулась и спрыгнула во тьму.       Выйдя из переулка на свет огней, Кастиэль очутился перед баром Кроули. Охрана пропустила сразу же — его помнили. Красный бархат и тёмное дерево окружили со всех сторон, душа смесью запахов — и людских, и выпивки, и благовоний.       Молоденькая девушка, здешняя сотрудница, которая, кажется, уже попадалась ему, тут же выбежала навстречу и, остановившись, склонила голову в малом поклоне.       — Доброго вечера, господин, — приветливо пропел женский голос. — Чем могу…       — Мне нужен Кроули, — без ответных приветствий перешёл к делу Кастиэль. На этот раз голос напоминал сталь. — Не томи.       Девушка растерялась, однако не прошло и пары секунд, как она взяла себя в руки и кивнула.       — Пойдёмте за мной, — всё тем же доброжелательным тоном произнесла девушка и повела его вглубь, а после в сторону лестницы, ведущей к балконам.       Что удивило Кастиэля — так это то, что Кроули согласился на его предложение. Будто его только и ждали. Однако на сегодня все места, кроме парочки балконов, оказались разобраны. На завтра же и последующие семь суток у Кастиэля вышло выкупить три первых ряда вокруг сцены — будь Габриэль в Торрэно, схватился бы за сердце и вымолил местечко рядом.       Так и началось ожидание. Дни ожидания.       В тот же день Кастиэль остался в баре, проведя ночь на балконе с кувшином и какими-то сладостями. Вырубился и спал там же. И то стало благословением.       Впервые уснув за эти дни, Кастиэль увидел его во сне. Почувствовал его запах, вновь оказавшись в золотом поле.       Только в этот раз поле поглотило его. Он потерялся. Видел любимые очертания, слышал любимый смех и бежал за ним. Напрасно. То был мираж.       День прошёл размыто, на иголках. Волнение не отпускало, сжимало сердце и заставляло впиваться в ладони ногтями до красных отметин. Кастиэль не знал, чего ждать от встречи. И никто не мог подсказать ему.       К вечеру же, когда танцоры один за другим начали выходить на сцену, а зрители негодовать, почему первые ряды пустуют, Кастиэль спустился вниз к сцене. И под шепотки устроился в центре, в первом ряду.       Девушки сменяли юношей. Животные чередовались с цветочными богами и смеющимися людьми. Нежные ленты уступали бубнам и обручам.       Красиво, но всё не то. И взгляды, что летели на него, тоже не те.       Когда народ за спиной стал разрастаться с невероятной скоростью, а музыканты притихли, оставив лишь нервное шуршание, напоминающее перекаты песка в закрытом кувшине или гремучих змей, людской гам оборвался. Бокал с недопитым вином остановился у губ.       На сцену ступили двое. Волк и кошка.       Мурашки пробежались по спине холодным ветерком, засели на затылке и вырвали из груди рваный вздох, потревоживший винную гладь. Кастиэлю явился волк. Волк, который приведёт к розе.       Танец начался резко, весьма внезапно и без лишних приветствий. В затихающей гремучей тиши волк грубо притянул кошку к себе и наклонился с ней, заставив женский стан прогнуться так, что прикрывающий затылок платок с дорожкой монет бряцнул об пол под прокатившийся по залу вздох.       То была лишь секунда, краткое мгновение. Ухмыляющаяся волчья пасть повернулась к нему. На секунду.       Либо так совпало…       Но Кастиэль мог поклясться, что на него посмотрели! И взгляд был нужным.       Мгновение разбил удар в барабан. Кастиэль вздрогнул, потеряв волчий взгляд, и едва не пролил на себя вино, когда резко опустил бокал на столик рядом.       Волк закружил хищницу в бешеном, неистовом танце, желая, как казалось, сожрать ту, прикрывшись от любопытных глаз пляшущей в воздухе тканью. Руки Проклятия были везде. Они и поддерживали тонкий стан, и бросали его на произвол судьбы.       Но Белла всегда возвращалась.       Точно пара, которая не могла порвать отношения, из раза в раз сталкиваясь, рыча и бросая друг друга в пекло, чтобы через мгновение притянуть обратно. Они напоминали пламя. Языки пламени.       Пламя, что сжирало себя, сливалось, росло и снова рвалось в клочья. То была страсть. Болезненная.       Больная.       Однако Кастиэль не мог оторвать глаз.       То, как сильные руки поддерживали девушку, как скользили по её телу в моменты нежности, когда буря страсти ненадолго стихала… будоражило. Пленяло и тянуло. Будучи альфой, будучи властителем, Кастиэль жаждал попасть в объятия сильных рук.       Его рук.       И чем дольше он смотрел во все глаза, тем сильнее это чувство прожигало вены, сжигало органы и томилось внизу живота. Крепкая хватка пальцев ощущалась на собственной коже. Фантом. Запах пшеницы витал в воздухе, но то была ложь — на деле одни благовония. Мираж.       Вскоре, уже совсем изнывая от желания и в тот же миг будучи не в силах шевельнуться, Кастиэль понял одно. Он жаждал. Но никак не заполучить. Нет. Жаждал, чтобы его приняли.       Танец закончился столь же внезапно, как и начался. Однако только после того, как чёрный волк повернулся к залу спиной, смог выдохнуть. И захлебнуться. Возбуждение, которое играло где-то на фоне во время танца, накрыло с головой, лишив кислорода.       Кастиэль так и не понял, что именно повлияло на него и как он раньше не заметил их схожести.       Ночь прошла в одной из комнат заведения. В одиночестве. И с Его именем на устах.       Что же заставило взрослого альфу почувствовать себя юношей, забредшим в логово разврата и неумело вкусившим сладкий плод? Танец. Всего один танец. Вернее, даже не танец, а танцор. На собственном примере Кастиэль понял слова Габриэля о тех, кто, завидев танец Проклятия Фараона, бросал своих жён, мужей, семьи… Лишь бы попасть в поле зрения Проклятия. И что тогда, что сейчас Кастиэль не одобрял таких действий, но…       Нет.       Даже будь его принц и знаменитость бара Нефертити разными людьми, он бы остался со своим идеалом. Он видел красоту Проклятия, но оставался верен Ему. Теперь же, зная правду, Кастиэль позволил себе взглянуть на Проклятие получше.       И сгорел.       Дотла.       Второй день прошёл тем же образом. За исключением двух вещей: Проклятие с Беллой не стали менять структуру танца, повторив вчерашний, чего раньше не происходило. Второе же событие — не успела на сцену выйти следующая пара, как его окутал свежий аромат медовой пшеницы, перемешанный с чем-то пудровым и табачным. Кастиэль механически повернул голову на нотки пшеницы, силясь заглянуть себе за спину, но вместо желанных розоватых, точно лепестки цветов, губ — окрашенная в алый ухмылка и волны длинных волос.       Белла. Причём без маски.       Тонкие пальчики прошлись по его плечу и добрались бы до шеи, если бы Кастиэль не стряхнул их. Нахмурившись, он обвёл зал взглядом, но единственным источником — переносчиком — запаха была партнёрша Проклятия.       — Ну-у? — не растерявшись, сладко растянула девушка и сложила руки на спинке дивана, наклоняясь к нему. — Уже второй день сидишь в одиночестве, — завлекающе промурлыкала та, явно пытаясь заглянуть в синь глаз, которая всё ещё искала первоисточник. — Может, пора бы и поразвлечься? Знаешь, кошки очень ласковы, когда видят золото. А ещё они могут… — Белла усмехнулась, почти что коснувшись губами его щеки, и вместе с тем решительно накрыла живот ладонью, стремясь к паху. — … помочь.       — Прочь, — перехватив юркую ручонку, рыкнул Кастиэль и с силой сжал тонкое запястье. Девушка зашипела, силясь вырваться. — Кошками не интересуюсь. Особенно такими, — прошипел он, и та застыла.       Как только Кастиэль расслабил пальцы, Белла выскользнула. Однако не отошла. Кастиэль слегка запрокинул голову — девушка продолжала стоять на месте, потирая запястье, но взгляд её был прикован не к нему, а куда-то выше. Туда, к балконам, внутренности которых скрывались за дымкой благовоний и лёгкими шторами. Чужой запах же потяжелел и притих, а некогда прямые плечи ссутулились — точно от страха.       Буркнув ругательство на западном диалекте, Белла убралась восвояси. Габриэль бы его огрел за упущенную возможность. Вот только Кастиэлю нужен был совсем другой человек.       Ночь прошла в том же смятении. Наедине с самим собой.       На третий день к нему присоединился Габриэль, которого бы лучше не вспоминал и не упоминал мысленно. И когда брат только успел вернуться из Киэло?.. Однако Гейб оценил жест щедрости и уселся рядом.       — Что, наконец-то согласился на Проклятие? — не переставая закидывать в рот сладости, воодушевлённо спросил Габриэль. — А я говорил!       Кастиэль только вздохнул и прикрыл глаза в ожидании своего проклятия.       Мир вокруг крутился, шумел. Жил. В музыку вплеталась болтовня Габриэля обо всём, о чём только можно, щебет трёх девушек, которых тот пригласил к себе. Одна из этих полураздетых птах то и дело поглядывала на него — плотоядный взгляд ощущался кожей. Кастиэль лишь вздыхал и продолжал ждать.       И когда музыка волнительно притихла — ресницы затрепетали. Синь взметнулась к сцене.       Пусто.       Одинокие последовательные удары в барабан начали нарастать. Точно стук гигантского сердца. Либо же это его сердце билось столь громко. Дробь стала нарастать, учащаться, уподобившись дождю, и Кастиэль невольно выпрямился и задержал дыхание.       Наконец, когда дробь слилась воедино, показался он. Волк.       Походка быстра, чёрные одежды легки и широки, а золотые монеты змейкой обвивали низ затейливого, многослойного одеяния, но даже так не мешали ткани струиться по дымке благовоний.       Точно перевёрнутый бутон розы с золотой росой на лепестках.       Танец начался буйно, красочно. Поначалу инструменты взбунтовались, но после разом затихли, уступив место простым хлопкам в ладоши, бряцанью монет на одежде и завороженным вздохам из зала позади.       Волк, что до этого бесновался, огрызался и скалился, показывая всему миру свою хищную красоту, сменил тактику. Стал мягче. Ещё прекраснее в плавности движений.       Однако за прекрасной листвой роза скрывала шипы, а волк в мягкой шерсти — когти и клыки.       Волк игрался.       Точно резвился под луной, беспечно кружась в ворохе цветов. Он гонялся сам за собой.       Взмах руки над головой, поигрывание пальцами в чёрной перчатке, ещё один поворот, и взору на миг, когда слои верхнего одеяния взметнулись, открылась тонкая полоса медовой кожи живота. То был единственный открывшийся миру участок тела. И вызвал он бурю эмоций.       Кастиэль судорожно втянул горячий воздух и попытался унять дрожь, сжав ладони в кулаки. Волновался. Терял терпение. Дрожал от неудовлетворения. И вместе с тем восторгался.       Волк игрался с ним.       И игрался долго, тягостно и сладко. Показывал частичку себя и тут же прятал, хитро скалясь. Демонстрировал свою плавность и покорность, а после — оскал. Недосягаемость.       Он заставлял желать о большем, вынуждал смотреть лишь на себя.       Но Кастиэлю это было только в радость. Он сам желал и сам жаждал смотреть лишь на одного. И он смотрел. Но его совсем не устраивала толпа глаз за спиной, которые тоже видели танец.       Волк растил в нём ревность. Причём достаточно успешно.       Доселе незнакомое чувство разъедало горло, спускалось в желудок и отравляло кровь. Кастиэль хотел закрыть его от цепких глаз. Хотел спрятать своё сокровище, увезти. Хотел…       Чтобы он танцевал только для него.       Однако он прекрасно знал, что ему нельзя на что-то рассчитывать. Нельзя завладеть им.       Но ничего не мог с собой поделать.       Ревность грызла, взгляд горел решимостью, готовностью на всё и обожанием. Чистым обожанием и восхищением. Пальцы нервно подрагивали в сжатых кулаках.       Кастиэль видел взгляд за маской. Чувствовал его.       Когда же волк резко присел на одно колено и устроил руки на полу, почти что встав на четвереньки, музыка стихла. Зал тоже. Довольно скалящаяся пасть глядела прямо на него. Грудь в чёрном одеянии быстро вздымалась.       Сам же Кастиэль не дышал.       Долгие и одновременно короткие секунды переглядок — волк вскочил, звонко встряхнулся, словно бы сбросил липкие взгляды с шерсти, и под новую волну оваций быстрым шагом скрылся за тяжёлым пологом. Точно привязанный, Кастиэль приподнялся следом, но в следующий миг рухнул обратно.       Рядом хмыкнули.       — Что, всё-таки попал под чары проклятия, а, брат? — самодовольно пропел Габриэль. Кастиэль бросил на него и его изгибающих алые губы в улыбке пассий хмурый взгляд. — Ну-ну, Касси, продолжишь в том же духе, и он точно заметит, — оголяя клыки, рассмеялся тот.       Однако смех быстро прервал перезвон колокольчиков.       Сердце замерло, Кастиэль с трудом поднял и развернул голову на звук. Лёгкие, впитавшие в себя, пожалуй, всю вонь благовоний, вдохнули медовую свежесть пшеницы.       Волк. Проклятие Фараона.       Брякнув тонкими браслетами на запястье, мужчина протянул ему драгоценный кубок, поддерживая тот за тонкую ножку. Кастиэль машинально принял предложенное. И в тот же момент коснулся пальцев, обтянутых перчаткой. Руку прошибла волна тока, что по жилам унеслась к затылку, и будь Кастиэль действительно покрыт перьями — те бы поднялись.       Проклятие молча наклонил голову набок, словно чего-то ожидая, а Кастиэль только и мог, что глазеть в ответ с приоткрытым ртом.       — Ну же, господин, соглашайтесь, раз сам Проклятие Фараона вышел в зал! — пропел девичий голос рядом. — Испейте вина!       И тут-то Кастиэль опомнился.       Точно же! Роза и вино. Это ведь приглашение к Проклятию!       Выпив содержимое кубка залпом и почувствовав лишь огненный шар, пронёсшийся по пищеводу, но не вкус, Кастиэль оказался вознаграждён. Ему даровали смешок. Тихий, приглушённый маской, но то был Его смешок.       Развернувшись на пятках под звон монет, мужчина устремился вперёд. Отдалился от него.       Кастиэль пришёл в себя только в тот момент, когда высокая волчья фигура скрылась в боковом проходе за тканевым пологом и спинами двух стражников. Не разобрав ошарашенного бормотания брата, Кастиэль уронил кубок и, наплевав на всё, понёсся следом за волком. Охрана пропустила без лишних слов. Однако Кастиэль всё равно остановился, войдя в узкий коридор в тусклом свете свечей.       На алом ковре лежала чёрная роза. Роза, чьих собратьев Кастиэль видел не раз. В Его саду.       Обхватив усыпанный шипами стебель двумя пальцами, Кастиэль поднёс прекрасный бутон к лицу. Тонкий цветочный аромат был свеж и нёс в себе след медовой пшеницы…       Подняв глаза, он поймал в конце коридора ухмыляющегося волка. Либо же его тень. Стоило моргнуть — Проклятие исчез. И тогда ноги сами понесли его по извилистым, запутанным коридорам здания и многочисленным лестницам.       Проклятие напоминал тень, которая ловко убегала от солнца. Только Кастиэль не был солнцем.       Наконец, достигнув неизвестно какого этажа, Кастиэль тяжело выдохнул, ненадолго остановившись. То ли погоня загоняла его, то ли предвкушение, то ли его запах.       Перейдя на более спокойный шаг, чей звук тонул в ворсе ковра, Кастиэль распрямил плечи и двинулся прямо к массивной двери. Та была приоткрыта.       Его ждали.