Розы и вино

      И правда. Весь дворец стоял на ушах и готовился к семнадцатилетию младшего принца, а Кастиэль продолжал бы этого не замечать, если бы Дин не сказал ему. Пожалуй, весь мир перестал волновать его. Кроме одного человека — такого крошечного для целого света и такого значимого для него.       Дин уже давно стал его светом.       Одно лишь омрачало будни — его свет не подпускал к себе и не освещал ему путь. Кастиэль не видел принца все три дня, как не видел и Каина.       Кстати о Каине… Кастиэль уже давно не видел отца, как и его ворона, но, может, оно и к лучшему.       Да, точно, к лучшему!       Его никто не достаёт, в его жизнь никто не лезет, ему никто ничего не советует... Впервые в жизни. Неужели дожил до этих чудесных времён? Так вот как живут простые люди, которые вольны выбирать свой путь самостоятельно?       Кастиэль вздохнул, скучающе мозоля взглядом книжные полки за плечом Бальтазара, который рассказывал ему об очередных сплетнях из дворца Киэло. За то время, пока Кастиэль не появлялся там, Чак успел сосватать двоих дочерей каким-то влиятельным семьям. И теперь, если продолжать верить Бальту, посматривал на следующие крохотные королевства, которые собирался прибрать к рукам. И откуда столько жадности? Конечно, свои владения стоит расширять, но не боялся ли султан Киэло, что однажды его народ обернётся против него и его сковывающих всех и вся законов? Видимо, нет.       А Кастиэль как раз надеялся на это и готовился к перевороту. Хотя, наверное, его цель стоило назвать чуть иначе. Он не желал власти над бесконечными песками и сухими равнинами. Он хотел отомстить. Но сделать это как можно больнее, пробравшись в самую глубь, под кожу, в царские вены, и прыснуть туда яду.       Яду, который разъел бы сосуды и кости, плоть и органы, и заставил бы мечтать о смерти... Кастиэль желал родному отцу отчаяния.       Хотел отравить систему изнутри, хотел отобрать всё ценное султану. Хотел, чтобы верные последователи увидели гнилую душу и отвернулись от путеводной звезды.       И тогда бы звезда упала, разбившись оземь.       Это было тем, к чему Кастиэль шёл последние десять лет, следуя плану Каина. И всё из-за одной ошибки, которую однажды допустил Чак. Он убил Мари.       В основном воспитанием Кастиэля занимался Каин, чуть меньше и менее строже — дед, а самую малость занимала мама, Мари. Они были, есть и будут ему самыми близкими людьми. Семьёй. Но от Кастиэля никогда не скрывали правды об отце.       До десяти лет Кастиэль искренне не понимал мать и её стремление к свободе. Влюбившись в Чака, она могла всю жизнь купаться в золоте и ни о чём не переживать, рожая ему новых детишек. Да и, если верить словам Мари, султан Киэло тоже любил её.       Но не стал настаивать остаться с ним. И сам не бросил свой трон, чтобы быть рядом с любимой в её стране.       Чак не мог любить Мари.       Однако мама всегда — всегда! — хорошо отзывалась о Чаке, всячески расхваливала его их сыну. Твердила, что они не могут покинуть родину, но и на отца злиться не стоит. Повторяла о неземной любви, которая похожа на птицу в полёте, и желала Кастиэлю такого же.       И эта же любовь погубила мать.       Мари всегда была ветреной. Что до его рождения, что после, — на это жаловался и Каин, и дед. Но оба любили и дорожили ей. Мари напоминала хрупкий цветок. Чуть вьющиеся смольные локоны до самого пояса, за которые маленький Кастиэль любил цепляться и куда вплетал сорванные бутончики с травами; бледная кожа, сравнимая с шёлком, всегда была прохладной, чем-то напоминая росу; от природы яркие губы, прекрасные черты лица, увидеть которые грезили, пожалуй, все; и необычайно синие глаза, напоминающие темнеющее небо или морские пучины в солнечных лучах. Мари была прекрасна, и вся эта красота передалась её сыну, Кастиэлю, если не считать чуть более грубых черт лица, естественных для альфы. А ещё у матери был запах, такой же нетипичный для мира, но определяющий родство с остальной семьёй. Мари пахла росой, пахла утром после дождя. И киэлец с тяжёлым запахом железа совсем не подходил ей, но глупая любовь всё же дала плоды.       И однажды, в разгар празднования десятилетия Кастиэля, на него было совершенно покушение. Весьма удачное. Убийца, неизвестно как проникший на торжество, буквально летел на него с кинжалом, но в последний момент Мари преградила ему путь и тем самым попала под удар. Кастиэль помнил, как потемнело пурпурное платье, как в свежесть росы прокралось железо и как голова наёмного убийцы полетела с плеч, окропив алым дорогие одежды, землю и всё вокруг. Каин подоспел слишком поздно. А ещё Кастиэль видел, как убегал Чак, стоящий поодаль ото всех.       Вплоть до восемнадцати лет Кастиэль не видел Чака и рос под крылом Каина, рос в строгости и с целью стать сильнее. Вот и всё. Разве что его дед был милостив, скучал по дочери, ненавидел её избранника, но, что удивительно, смерти тому не желал. Кастиэль не понимал его, но внимал каждому мудрому слову старшего.       В свои восемнадцать, покинув родные просторы вопреки взрослым, Кастиэль попал новобранцем в отряд Бальтазара. И в тот же год издалека увидел султана Киэло.       Отец жил себе припеваючи, назаводил кучу супругов и ещё больше — детей. И куда, спрашивается, делась безграничная любовь, о которой рассказывала ему Мари? В какой момент она истаяла? Или её и не было, как утверждали все остальные?       Видя счастье султана, одаренных золотом его супруг и супругов и обласканных вниманием стаи детей, Кастиэль испытал глухую злость и едкую обиду. Зачем Чак, который впервые увидел подросшего сына на том торжестве, послал за ним наёмника? Побоялся, что Кастиэль подрастёт и заявит права на Киэло? Не очень-то и хотелось! Кастиэлю совсем не был интересен песок.       Однако чужое счастье захотелось отобрать и растоптать, как и учил его Каин.       Так и начался его безымянный путь.       Кастиэль не называл своего имени и со всей покорностью, которой не должен был страдать, следовал за Бальтазаром, но через полгода его перевели в отряд первого генерала. К его двадцати годам случилось сразу два события: крупная вылазка, которая и прославила его, и породила прозвище, и повысила до генерала; и смерть деда. Кастиэлю пришлось вырваться из военной жизни на несколько месяцев, перенять обязанности родственника, едва не сломаться под их тяжестью и с лёгким сердцем взвалить их на Каина с остальными.       Правда, в последующем Кастиэль всё же возвращался на родину и к законным обязанностям, из-за чего пришлось едва ли не раздвоиться на пару личностей. Но со временем стало легче. Втянулся. А каждое его возвращение вызывало искренний восторг у народа.       Кастиэля любили и ждали, и он всегда спешил закончить с делами Падшего Ангела как можно скорее, чтобы вернуться в родные земли, где царил зелёный с синим.       Только не в этот раз.       Сейчас Кастиэль желал задержаться в Торрэно как можно дольше. И где-то глубоко в душе лелеял мысль о том, чтобы вернуться в родные края с Дином. Хотя бы чтобы тот приехал гостем. Но согласился бы принц на столь дальнюю поездку — не знал.       Сейчас же оставалось только делать вид, что внимает Бальтазару, и тлеть от желания увидеть лукавые зелёные глаза, улыбку на полных губах и очаровательную россыпь звёзд-веснушек.       Празднование дня рождения Адама началось днём, а к вечеру разгорелось, словно пожар.       Везде стояли всевозможные цветы в дорогих высоких вазах, с потолка свисали пёстрые гобелены, вещающие о счастье и благополучии, гремели барабаны, бряцали бубны, дрожали струнные и струились духовые. Людское море душило запахами, оглушало голосами, и если бы не кубок вина и не ожидание желанной встречи, Кастиэль бы и не явился на праздник.       Следуя вместе с Бальтазаром за принцами Киэло, Михаилом и Габриэлем, Кастиэль видел и слышал всё. И улыбки, жаждущие расположения царских семей, и льстивые слова, к которым Кастиэль никак не мог привыкнуть и от которых воротило.       Люди носили маски, и лишь единицы — искренне радовались празднику и желали младшему принцу долголетия, любви будущего мужа, счастья и прочего, прочего… Адам почти что светился от счастья, которое пытался скрывать, держась взрослее, серьёзнее, но чаще эта холодность спадала, возвращая на юное лицо ослепляющую улыбку. Вместе с Адамом светился и Михаил, чей взгляд не отрывался от будущего супруга. Когда же взгляды этих двоих пересекались, то Бальтазар лишний раз пихал Михаила локтем, напоминая о приличиях. Принц Киэло хмурился, а Торрэно — смущённо отворачивался.       Кастиэлю не нравилось на них смотреть. Он завидовал.       Эти двое могли так легко общаться, смотреть, касаться друг друга и не бояться, что за ними следит ворон, чей хозяин мог нести не совсем добрые помыслы. Они могли открыто любить друг друга — через год станут мужьями. Они могли… всё!       Кастиэль же не мог даже увидеть того, кого желали глаза, сердце и всё его естество. Дина на празднике не было. Зато появился его брат, Сэм, рослый альфа с испытующим в сторону Кастиэля взглядом и его супруга и мать малыша-Джека, Джессика. На них было смотреть ещё более тошно.       В какой-то момент императорские семьи и их приближённые, включая Кастиэля, поднялись на второй этаж и устроились на широком и открытом полукруглом балконе, откуда открывался вид на сад и торжество. Семьи Торрэно и Киэло уселись за стол, пока их стража и прислуга остались в тени высоких колонн. Кастиэль остался со вторыми, прислонившись плечом к холодному камню и скрестив руки на груди. Настроения не было. Совсем.       Неужели принц передумал с ним видеться? Или захворал?       От первой мысли сердце сжималось в тоске, от второй — в страхе. Но покинуть торжество Кастиэль не мог — Дин же назначил встречу. Вдруг он уйдёт, а тот — появится? Оставалось ждать и подавлять вздохи.       Народ внизу ликовал, вовсю праздновал и иногда даже свистел танцорам — совсем спились. Кусты были украшены разноцветными лентами, повсюду стояли столики с угощениями и выпивкой, в центре возвышался фонтан, в чьи воды успело упасть множество цветочных лепестков, а перед ним устроились музыканты и возвышалась круглая площадка, где танцоры непрерывно сменяли друг друга.       И в один момент стало внезапно тихо, а в следующую секунду — до невозможного громко. То был радостный визг толпы. Даже Адам привстал и вытянул шею, когда другие отнеслись более спокойно, но не менее заинтересованно.       Кастиэль бросил взгляд вдаль, за низкие перила, и слегка прищурился.       На сцену поднялся тот, чьи танцы не стоили и ногтя на мизинце старшего принца Торрэно. Проклятие Фараона. Причём без Беллы, что, как Кастиэль успел заметить, являлось редкостью.       Человек в волчьей маске, облегающей чёрной одежде, поверх которой была накинута более длинная, свободная и лёгкая, и золотых украшениях слегка поклонился королевской семье. Подняв белоснежный бубен, украшенный такими же белыми длинными лентами и серебряным узором герба Торрэно, он гулко ударил по нему. За ним подтянулись музыканты, вторя одинокому танцору, а толпа восторженно замерла, то охая, то ахая.       Проклятие плыл по расписному кругу, походя на шамана дальних земель. Ленты и одежды шлейфом тянулись за ним, как хвост за змеёй, но именно в его исполнении это выходило красиво, а не пугающе-резко.       Да, красиво. Человек Кроули был хорош, но сердце жаждало другого танца, другого человека. Пускай глазам и было приятно.       Намекая на завершение, танец ускорился, барабаны, затмевая ударами прочие инструменты, неотрывно следовали за быстрой поступью волка в круге. Танец из шаманского стал диким, и Кастиэль смог разглядеть задумку.       Дикий танец. Степной волк мчался за луной, петляя вокруг её света. Огонь в высоких чашах игрался на чёрной шерсти с вплетёнными в неё золотыми колосьями. В какой-то момент, разъярённый недоступностью луны, волк прыгнул, но так и не сцапал своими клыками белоснежный диск.       Барабанная дробь ускорялась, сердце волка наверняка билось ещё быстрее, а когда тот остановился — застыли все. Даже Кастиэль взволнованно задержал дыхание.       Барабаны стихли. Кто-то один со всей мощи ударил по натянутой коже, пустив звуковую волну по округе. В этот же момент Проклятие подбросил бубен высоко вверх. Инструмент со звоном взлетел, унося за собой струящиеся хвосты лент.       На мгновение бубен перекрыл полную луну.       Легко оттолкнувшись от земли, танцор подхватил свой инструмент и провёл им ровно от носа маски до низа живота.       Волк поймал и проглотил луну.       Секунда затишья — публика разразилась овациями, и даже люди рядом с Кастиэлем начали активно хлопать, а младший принц Торрэно — даже поднялся, аплодируя громче всех. Проклятие Фараона же, чьи плечи были прямы, а широкая грудь быстро вздымалась, уставился в своей волчьей маске прямо на императорский балкон. Ещё мгновение — он коротко поклонился и со свистом метнул бубен прямо наверх под очередной вздох толпы. Прямо к Адаму, виновнику торжества.       Народ отвлёкся на дерзкий бросок и принца, чудом поймавшего бубен, и в это же время Проклятие слился с группкой одетых в чёрное людей. Кастиэль фыркнул, глядя на побег и смелость.       И тут же его плеча коснулась чья-то рука.       Пропустив чьё-то появление, Кастиэль напрягся и резко повернул голову в надежде. Только пшеницей не пахло. Чарли.       Отняв руку, девушка улыбнулась и окинула его внимательным прищуром.       — Его Высочество ждёт, — от тихих слов, произнесённых лично для его ушей, сердце трепетно замерло. Ждёт. Чарли кивнула в сторону западного дворца, самой дальней его части, и Кастиэль устремил взгляд туда же, надеясь увидеть его. — Зайдите со стороны сада, генерал. Последний этаж, самый конец, но не доходя до башни, — там будет выход на балкон. Дин ждёт вас.       Дальше Кастиэль не слушал — сорвался с места. Спрыгнул бы отсюда или воспользовался бы силой, но уж слишком много глаз вокруг. Оставалось идти. Бежать.       Кастиэль спустился по пустой лестнице, оставляя за спиной чужой праздник, когда впереди лежал его собственный. Дин ждал его. На выходе в сад пришлось замедлиться, пытаясь пробраться сквозь шумную толпу, но как только люди со своими голосами и яркими запахами остались позади — Кастиэль скрылся за листвой и сорвался на бег.       Он мог идти гораздо спокойнее, как того требовал возраст и титул, но чувствовал, что если опоздает хоть на мгновение, то уже не увидит своего принца никогда. Кастиэль бежал, пробирался сквозь тьму сада и задыхался. Повсюду мерещился тонкий аромат пшеницы с медовой ноткой, на который он шёл, как слепец на зов.       Второй проход во дворец лежал слишком далеко от площади с фонтаном.       Чересчур далеко.       Кастиэль, привыкший к нагрузкам и поддерживающий тело в форме, чувствовал себя загнанной мышью. Сердце билось схваченной птицей, вторя сверчкам, кровь бурлила в венах, воздух никак не мог задержаться в лёгких, а зелёный лабиринт всё не кончался.       Отчаяние привело за собой страх.       Он бывал и видал сады гораздо больших размеров, сам вырос в окружении висячих садов и тропических лесов, но именно сейчас, кажется, заблудился. Либо нет. Кастиэль уже не понимал и просто шёл на тонкий аромат пшеницы. Не свежий и не старый. Его будто вело.       И он со своими страхами совсем позабыл о соколе, который бы мог подсказать ему местоположение принца.       Наконец, привыкшие к темноте глаза заприметили крошечный всполох. Будто огненная бабочка. Но то был огонь одинокого факела, оставленного в арочном проходе.       Кастиэль выдохнул и стёр пот со лба, переходя на шаг. Нашёл! Точнее, помогли найти. Но этот жест, путеводный огонь, родил робкую улыбку.       Щурясь от света, Кастиэль нырнул в дворцовские стены и устремился к лестнице. И снова пошёл по мраку, полагаясь лишь на чувства.       Эхо шагов, тяжёлого дыхания — и ничего более. И никого. Чем ближе становился, тем лучше понимал, что что-то не так, но гнал эту мысль куда подальше.       Последний этаж, пустой длинный коридор. Покои принца находились в другой стороне от лестницы, но Кастиэля ждали там, дальше, в самом конце.       Картины и цветы, двери и арки. И всё пропахло медовой пшеницей, которая кружила голову.       В конце коридор расширился — последняя комната была незнакомой, без стены и являлась огромной гостиной: пушистый круглый ковёр, диванчики и мягкие кресла, множество подушек и на полу, и на мебели, круглый деревянный столик, а напротив отсутствующей стены — открытый полукруглый балкон во всю ширину. Полупрозрачные занавески пропускали бледный лунный свет, покачивались на прохладном ветру, забегающим внутрь, и преграждали путь к цели.       Кастиэль медленно выдохнул, постарался успокоиться, но сердце всё равно волнительно билось в груди. Тихо пройдя через всю комнату, он выдохнул ещё раз, прикусил губу и осторожно отодвинул лёгкую ткань.       Ладонь сжалась в кулак. Зубы едва не заскрипели от приложенной силы.       На балконе никого не оказалось.       — Ваше Высочество? — негромко позвал Кастиэль, будто ему мог кто-то ответить.       Никто и не ответил.       Огорчённо выдохнув, он прошёл дальше, оглядел тяжёлым взглядом балкон ещё раз и упёрся локтями в каменную балюстраду, лицом падая на открытые ладони.       Запах был, не такой сильный и свежий, но был! Дин был здесь, но… Что, ушёл? Кастиэль всё-таки опоздал?       Шум праздника, приглушённый расстоянием, добирался даже досюда, но шелест листвы и далёкое стрекотание насекомых оглушали похлеще визгливых людей. Запах хозяина дворца щекотал нёбо, и от этого становилось ещё тоскливее на душе. Кастиэль готовился уже заскулить от горечи, как со спины донеслось невесомое шуршание и столь же невесомый звон украшений.       Окаменев, он распахнул глаза, всё ещё стоя в полусогнутом положении.       Занавесь отодвинули — Кастиэль слышал этот шорох. И неровный вздох тоже.       — Ангел, — чуть громче шелеста ветра позвал медовый голос.       Кастиэль развернулся в тот же миг, вцепляясь пальцами в перила позади себя.       В свете луны ему явился настоящий бог, одетый в расшитые серебряными нитями небесные одежды, которых Кастиэль раньше не видел. Свободные шаровары на низкой посадке с расшитым монетами и кисточками поясом. Оголённый торс, чей вид прошиб насквозь, на треть прикрывало одно лишь трёхъярусное колье из серебра, чьи многочисленные трубочки-кисточки создавали звон, да такого же небесного цвета длинная накидка до колен скрывала плечи и руки.       Добравшись до лица, Кастиэль позволил себе вдохнуть. Пшеница с мёдом. Его окутало целое поле пшеницы с медовой ноткой… и что-то ещё, приторное. Виноград.       — Ваше Высочество, — одними губами прошептал Кастиэль.       Дин улыбнулся.       — Долго ждал? — спросил он, подходя ближе.       — Готов вас вечность я прождать, — так же тихо продолжил Кастиэль, едва шевеля языком.       Улыбка на веснушчатом лице стала ещё шире, а зелень глаз заинтересованно блеснула. Дин остановился в шаге от него и облокотился боком на перила.       Теперь Кастиэль боялся дышать, словно один неровный вздох — и мужчина рядом растает.       — Пришлось… отлучиться, — продолжил Дин, потерев шею и бросив взгляд на далёкие огни. Кастиэль же не мог оторваться от рассматривания дорогого сердцу человека. — Скоро запустят фейерверк.       Слова оказались вещими. Не успел принц закончить речь, как на тёмном небе со свистом и оглушающим хлопком начали по одному расцветать прекрасные бутоны, формируя целый букет. Кастиэль бросил лишь один взгляд на то, что вызвало восторг на веснушчатом лице, и воззрился на принца.       Золотые всполохи играли на лице и одежде, отражались в серебре украшений и зелени глаз и очаровывали. Либо же это принц очаровывал его. И Кастиэль был уверен, что всё дело во втором.       Однако, по всей видимости, рассматривание крупинок искр наскучило Дину, и тот повернулся к нему. Каплевидная серьга в левом ухе качнулась в такт.       Синева встретилась с зеленью и потонула в той. Бесповоротно.       — И как вам танец Проклятия Фараона? — с улыбкой на устах спросил мужчина. — Неужели продолжите твердить, что ему, дикому волку, не сравниться с розой?       — Розой?       Дин усмехнулся и отвёл взгляд на сад.       — Роза Пустыни — неофициальный титул моей мамы, принцессы Диросы. Её стиль танца был знаменит на весь восток, неужели не слышали? — Дин сделал паузу, искоса глянув на него, но Кастиэль смог лишь мотнуть головой, совсем позабыв, что уже слышал этот титул. Уголок полных губ дёрнулся. — Чем же вы занимались всю жизнь?       — Всяким… — прошелестел Кастиэль, опустив взгляд.       — Заметил, — хмыкнул принц и кашлянул. — После смерти мамы титул на некоторое время передался мне. Так что… роза или волк?       Взгляды встретились вновь. Зелень мягко лучилась в далёких отсветах.       — Мой ответ не изменился, — прошептал Кастиэль, возвратив контроль над телом. — Роза прекраснее волка.       Прикрыв нижнюю часть лица тыльной стороной ладони, Дин усмехнулся, наверняка широко улыбнувшись и оголив клыки. И когда мужчина опустил руку и склонил голову к плечу, Кастиэль увидел эту прекрасную улыбку и медленно-медленно вдохнул, до отказа наполняя лёгкие запахом любимого человека.       — Знаете, генерал… — заговорщически прошептал Дин, под звон серебра делая шаг к нему. Дин подошёл почти что вплотную. И если Кастиэль считал, что вернул контроль над телом, то ошибался.       Сильно ошибался.       Похоже, он всё-таки заблудился в ночном саду Торрэно, умудрился упасть и удариться головой, раз сейчас видел до боли чудесный сон. Прекрасный сон, в котором Дин на расстоянии в ширину ладони разглядывал его. Изучал.       Захотелось ущипнуть себя. Или лучше не стоило, чтобы и дальше тонуть в мире грёз?       — Нет, видимо, не знаете, — опалил горячий сладкий выдох приоткрытые губы. — Вы мне нравитесь, генерал.       — Не верю, — заторможенно покачал головой Кастиэль, боясь даже моргнуть, и вцепился в перила ещё сильнее.       Внутри же сердце зашлось с новой силой, грозя сломать рёбра.       Дин усмехнулся и поднял руку, легонько коснувшись его щеки самыми подушечками пальцев, которые прошибли током и выбили воздух из лёгких, и после целиком накрыв ту. Тёплая ладонь замерла, словно привыкая к новому месту.       — А если укушу? Тогда поверите?       Завороженный глазами, которые под светом луны приобрели изумрудный оттенок, Кастиэль, не отрывая взгляда, повернул голову, касаясь губами грубоватой кожи ладони. Глаза напротив немного распахнулись, а в расширенных смольных зрачках можно было утонуть.       Кастиэль едва заметно кивнул, моргнув.       Улыбка тронула полные губы, и чужая ладонь своевольно повернула голову обратно. Кастиэль и не думал сопротивляться. Крошечный шаг — широкая грудь прижалась к его, а нижнюю губу взяли в плен чужие зубы. Острая боль — Кастиэль чуть нахмурился и тут же позабыл обо всём, когда горячий язык зализал ранку и полные губы смяли его собственные. Сначала, походя на крылья бабочки, они двигались осторожно, пробуя и не находя ответа, но уже через пару мгновений, получив отклик, начали более решительный напор.       Кастиэль не спал — на это прекрасно намекала прокушенная губа и пульсирующая от неё боль. Но всё происходящее походило на сон.       Устроив одну руку на щеке, а вторую — на боку, Дин медленно целовал его. Пробовал, вкушал. А Кастиэль, устроив ладони на широкой талии поверх накидки и осмелившись подтянуть принца поближе, отвечал тому, плавясь.       Запахи, усиленные эмоциями, смешались, породив на свет пшеничное поле в грозу. И это было потрясающе. Принц Торрэно полностью перенял инициативу на себя. Омега подчинил альфу. Или же…       Это сущность альфы возжелала подчиниться.       Пожелала достать всё, что угодно, собрать в ладонь с неба каждую точку-звёздочку и преподнести ему, Дину, лишь бы тот не останавливался. Лишь бы продолжал танец губ.       Кончики языков невесомо касались друг друга, пробуя и дразня самих себя, но не заходя дальше, не давая полноценно познать вкуса. Губы то и дело попадали в плен зубов, но Кастиэль и не думал злиться или кусаться в ответ. Сладко-острая ласка неожиданно понравилась, когда раньше он бы и не подумал спускать кому-либо подобное с рук.       Поцелуй был долгим, слаще всех съеденных Габриэлем за всю жизнь сладостей, прекраснее всяких предыдущих… Поцелуй и человек в его объятиях затмевали всё, что было, что есть и что будет. Кастиэль не слышал ни свиста, ни взрывов фейерверков, ни сверчков. Вместо них — дробь сердца в ушах, оглушающие вдохи и выдохи, исходящие от обоих, и несдержанное причмокивание с мычанием. Он не видел ни звёзд, ни цветов, распускающихся в небе, — веки сами собой закрылись от небывалого удовольствия ещё в самом начале, но даже так Кастиэль видел зелёные глаза, искрящиеся озорством и чем-то ещё.       Они с принцем напоминали двух влюблённых юнцов, возжелавших ощутить вкус друг друга на губах и потому устроивших первое тайное свидание. Разве что опыта было больше, да и зубами не ударялись.       Кастиэль тонул в человеке перед собой. Отдавал контроль и падал, зная, что его поймают. Непривычно для себя ластился. Ново…       Всё было ново.       Начиная с щекочущего чувства в груди и кончиках пальцев и заканчивая подчинением. Казалось, чувства, что зародились ещё тогда, в главном зале Торрэно, взорвались, уподобившись фейерверку, и раскрылись молодым бутоном. И бутон этот хотелось аккуратно сорвать и преподнести тому, из-за кого и ради кого-то он вырос.       В какой-то момент мир грёз плавно покачнулся. Губы потеряли жар других. Однако не успел в сердце прокрасться страх, как ко лбу прижались горячеватым лбом.       Кастиэль приоткрыл глаза, глядя на размытый тьмой и близостью силуэт.       Обе груди тяжело вздымались, вторя друг другу, и Кастиэлю даже казалось, что он чувствовал стук сердца напротив. Холодный воздух, насквозь пропитанный пшеничной сладостью и приторностью винограда, дурманил похлеще жжёных трав. Кастиэль мазнул кончиком носа по веснушчатой щеке и сцепил руки за крепкой спиной, притягивая мужчину ещё ближе и совсем не отдавая себе отчёта в действиях.       Дин хрипло усмехнулся, тем самым пустив новые табуны мурашек по затылку.       — Ваше Высочество, вы сводите меня с ума, — прошептал Кастиэль.       Дин усмехнулся ещё раз и переместил руки пониже, копируя жест.       — Давно не слышал подобных слов.       Стоило смыслу дойти — Кастиэль напрягся. Захотелось схватить принца в охапку и спрятать его в пышущих зеленью землях, где бы никто не посмел излишне восхититься им. Только Кастиэль не мог позволить себе такого шага.       Дин не был его.       — Здесь холодно, Ангел, — спустя пропасть тишины прошептал Дин и шагнул назад, высвободившись без толики усилий.       Кастиэль не держал. Хотя очень хотел обратного.       Зато Дин держал его и, крепко обхватив запястье, потянул за собой внутрь дворца. Занавесь лизнула плечи, макушку и сошлась за спиной, отделив их от всего мира. И этот же мир со звоном серебра покачнулся через несколько шагов. Благо, пускай Кастиэль и был опьянён любимым человеком, реакция никуда не делась.       С тихим ойком Дин, шагающий вперёд спиной, запнулся об одну из подушек и полетел прямо вниз, но Кастиэль подоспел вовремя. Встретившись спиной с пушистым ковром вместо принца, Кастиэль оказался прижат к полу.       Пускай зрение в темноте и подводило, но зелень явно излучала смущение.       — Я не пил, — начал оправдываться Дин и всё-таки отвёл взгляд. Кастиэль вскинул брови. И тут-то до него дошло, какая приторная виноградная нотка преследовала принца. — Ну, может, слегка.       Кастиэль хмыкнул, и рука сама потянулась к веснушчатой щеке. К горячей щеке. Зелень вернулась к нему.       — Неужели правда пьяны? — неверяще, огорчённо прошептал Кастиэль, оглаживая щёку большим пальцем. Неужели всё — сон? — А по вам и не скажешь…       — Этот сорт вина сладок, и его крепкость совсем не ощущается, но… — Дин резко замолчал и наклонился ниже, сталкивая кончики носов. И правда, став понимать, Кастиэль более явственно расслышал ту нотку винограда, которая прокралась в медовую пшеницу и которую он совсем не почувствовал в поцелуе. Однако следующие слова, произнесённые со всем пылом, задушили сомнение: — Всё, что произошло, правда. Честное слово, Ангел. Ты мне нравишься — очень нравишься! — и я ничего не могу с собой поделать.       — Ваше Высочество… — одними губами прошептал Кастиэль, отнимая ладонь от горячего лица и сжимая ту в кулак. — А если я не тот, кем являюсь? Если у меня есть множество секретов, которыми не смогу поделиться?       Шёпот вышел болезненным, словно меж рёбер воткнули клинок. Однако, вопреки всему, на полных губах расцвела мягкая улыбка, узреть которую не помешал даже полумрак ночи.       — Интуиция подсказывает, что вы обо всём поведаете, — усмехнулся Дин и тут же погрустнел. — Чутьё меня не подводит. К сожалению…       Что крылось за последними словами — Кастиэль не знал и навряд ли узнает в скором времени. Но желание стереть плохие воспоминания или затмить их счастливыми загорелось огоньком в груди.       — Ваше Высочество… — было начал Кастиэль, но оказался прерван указательным пальцем, прижатым к его губам.       — Чш-ш, — шикнул на него Дин и медленно наклонился ещё ниже, скользя носом по щеке и утыкаясь лицом в изгиб шеи. В конечном итоге он улёгся наполовину и на нём, и на ковре, перекинув руку поперёк живота и руки Кастиэля. Словно перекрывая путь к побегу. Кастиэль не дышал. — Называй меня по имени, Ангел. Хочу слышать имя, а не дурацкий титул, — сонно бормотал он.       Кастиэль осторожно вдохнул, широко раскрытыми глазами пялясь в потолок.       — Дин? — на пробу позвал он тихо-тихо, и имя карамельной сладостью осело на языке.       В ответ — тихое сопение и горячее дыхание на шее.       Пожалуй, с тех пор, как Дин заснул, Кастиэль не шевелился целую вечность. Когда же он решился на более глубокий вздох, то одновременно с ним немного повернул голову и уткнулся носом в мягкие волосы на макушке.       Что же это было? Сон? Дурман? Его правда околдовали? Однако сопящий под боком омега твердил о другом.       Не зная, что и думать, и боясь наступления утра, Кастиэль не мог сомкнуть глаз. Да и для сна на полу ночь выдалась довольно прохладной, а принц был одет не в самое тёплое. В тот же миг, забеспокоившись за здоровье Дина, Кастиэль решился. Придерживая мужчину, он осторожно выпутался из неожиданно сильной для сна хватки, подивился и улыбнулся ей.       Дин нахмурился. Кастиэль позволил себе наклониться и оставить короткий поцелуй на лбу, который совсем не помог разгладить морщинку.       Приподнявшись на локте, Кастиэль некоторое время с нескрываемым обожанием рассматривал распростёртое тело — прекрасное тело — и потянулся к колье. Стоило щёлкнуть пальцами — за медовой шеей вспыхнул крошечный синий дымок. Застёжка готова. Стянув тяжёлое украшение на пол, Кастиэль поднялся на колени и со всей осторожностью, не желая разбудить, поднял мужчину на руки. И вздохнул.       Всю жизнь бы так носил его, будь у него возможность…       Кастиэль мог бы отнести его в комнату, на мягкие перины, но тогда бы не нашёл причины остаться. Выход пришёл тогда, когда синий взгляд не без труда оторвался от веснушчатого лица и поднялся к стене напротив. Диван. Не такой широкий, но наверняка мягкий — другую мебель принц почти не жаловал в своём дворце.       Устроив спящего на софе, предварительно сбросив половину подушек на пол с помощью магии, которую начал использовать уж слишком активно и не оглядываясь на последствия, Кастиэль стянул плащ с плеч и укрыл им Дина, одновременно с этим опускаясь на колени.       И позволил себе ещё одну шалость.       Тихий щелчок пальцев — полумрак разрезал крохотный синий огонёк, высотой с указательный палец. Лёгкий взмах двумя пальцами — огонёк отправился на подлокотник, позволяя разглядеть любимое лицо.       Синие отсветы плясали на веснушках, путались в ресницах, а стоило тем дрогнуть — сердце подскочило, а огонёк погас. Задержав дыхание, Кастиэль медленно развернулся и сел, прислоняясь спиной к дивану и запрокидывая голову на сидушку. Шуршание — в макушку уткнулись носом.       И больше Кастиэль не смел шевелиться.