Розы и вино

      Дин-Дин-Дин. Дин. Имя, похожее на перезвон колокольчиков. Имя, которое сводило с ума.       И Кастиэль сходил с ума.       С каждым днём он терялся всё больше. Терял себя, терял свою цель, свои принципы и устои.       Он менялся.       Он позабыл о мести, ради которой жил. Позабыл о том, что обещал не привязываться. О словах, твердящих, что ему никто не нужен и пускай род продолжают другие ветви. Он забыл, куда шёл и ради чего.       Он остановился. И остановился подле одного светлого человека, на которого хотелось смотреть, которым хотелось дышать и жить.       Внезапно Кастиэль обрёл новый смысл, который мог легко заполучить, открывшись с другой стороны. И его же испугался.       Тот, кому не ведом страх, впервые испытал на себе его тонкие паучьи лапки.       Кастиэль не хотел быть зависимым. Ему и по статусу не положено зависеть… И вместе с тем желал подчиниться по-настоящему. Искренне.       Взаправду.       Но больше всего Кастиэль боялся потерять новообретённое чувство. Человек, вырастивший его вместо родного отца, мог с лёгкостью отобрать желанное сердцу, и Кастиэль бы не воспротивился, приняв волю родителя. Кастиэль был слаб. Он имел большую власть, большую силу, но был слаб перед названным отцом, перед Каином.       Но также он был слаб и перед другим человеком. Только если в первом случае Кастиэль испытывал благоговение, то во втором же… Кастиэль даже не представлял, что это. Что-то, что не вызывало страха и желания послушно склонить голову, чтобы показаться хорошим сыном. Это было что-то, что шло из сердца. Из души.       И Каин наверняка возжелает избавить его от этого чувства и человека, вызывающего это чувство.       Поэтому Кастиэль внешне сохранял прежнее спокойствие и равнодушие к окружающему миру, людям и всему прочему. И только внутри позволял себе пылать и сгорать подле одного Высочества. Его Высочества.       Его проклятия, от которого не спешил избавляться.       На протяжении месяца с самого приезда, ложась спать, он видел перед собой веснушчатое лицо. И во сне этот человек не оставлял его, делая жизнь невыносимой от желания прикоснуться. Хотя бы прикоснуться. Просыпаясь, Кастиэль продолжал видеть зелёные глаза с искорками озорства. Он ждал встречи. И дожидался. И тогда уже он, точно влюблённый юноша, коим никогда не был, во все глаза смотрел на одного-единственного, слушал только его бархатный голос, вдыхал его пшенично-медовый запах, который — отчего-то Кастиэль был уверен — являлся настоящим.       Он даже начал следить за собой! Нет, Кастиэль и раньше не брезговал этим, но с недавних пор и осознанно, и нет старался выглядеть как минимум опрятно. Не всегда получалось, но старался!       Судорожно вздохнув, Кастиэль спрятался в тени колонны, дожидаясь прихода принца.       Ни одно сражение не давалось так тяжело. Ни одна вылазка не заставляла сердце волнительно сжиматься. Ничего и никто в этой жизни не выводил его на эмоции. Кроме одного человека.       С этим человеком Кастиэль часто терялся. Терял и лицо, и голову в целом, но что-то и не давало устыдиться и полностью закрыться. Наоборот, хотелось открыться лишь больше, назвать своё имя, титул и услышать, что ему рады. Что ему всё ещё доверяют.       Звон колокольчиков прервал мысли. Кастиэль медленно выдохнул и на секунду прикрыл глаза, надеясь, что стук сердца раздаётся лишь в его ушах.       Заложив руку за спину и сжав в кулак, Кастиэль вышел из своего укрытия ровным шагом.       — Приветствую, Ваше Высочество, — улыбнувшись, произнёс он.       — Здравствуй, Ангел, — махнул рукой мужчина, неспешно подходя ближе. Поравнявшись, Дин заглянул ему в глаза и двинулся дальше. — Пойдёмте. Я же обещал показать свою оружейную.       Развернувшись на пятках, Кастиэль последовал за ним, глазами впиваясь в высокую фигуру в неизменном белом. Длинная лёгкая накидка подвижным облаком струилась за принцем, а золотые вставки и пришитые монеты с круглыми бубенчиками сверкали в лучах забегающего сквозь узорчатые створки окон.       Дин был бесподобен. Даже у свободной и закрытой одежды не получалось скрыть красоту его тела. А ведь Кастиэль видел многих, и многие красавцы и красавицы прошли через его объятия!       Но все меркли рядом со старшим принцем Торрэно.       Стража без лишних вопросов, почтенно опустив головы, пропустила в западный дворец его хозяина и гостя. Даже взглядов вслед не последовало. Массивные двери просто закрылись, погрузив коридор в приятный полумрак.       Дворец старшего принца не отличался от двух предыдущих. Холодные каменные стены, дорогой ковёр на плитке. Разве что вместо золотых ваз — расписные глиняные горшки с живыми, посаженными в них цветами. А вместо гобеленов — рисунки на стенах: простые и сложные, замысловатые пейзажи и незатейливые изображения птиц в небе. Причём рисунки были весьма старыми, о чём говорила потускневшая краска и трещинки.       Кастиэль настолько засмотрелся на нарисованных птиц в полёте, что невольно замедлился и остановился. Спереди раздался смешок.       — Мама любила рисовать, — тихо произнёс принц, остановившись в нескольких шагах впереди. Кастиэль бросил взгляд на более занятное и прекрасное зрелище, чем птица в небесах, и кивнул, показав, что услышал. — Мы почти пришли, генерал.       Да, его оторвали от разглядывания давних творений, но было в медовом голосе что-то вроде одобрения к тому, что Кастиэль вообще обратил внимание на стены и роспись.       — Моя мать тоже любила птиц, — зачем-то поделился он, и тихий голос с хрипотцой отразился от стен, — и свободу, — на выдохе добавил Кастиэль, опустив взгляд на подол белого плаща.       Тишина продлилась ровно пару выдохов и вдохов.       — Какой была ваша мама?       — М? — Кастиэль недоумённо поднял глаза к русому затылку и пару раз моргнул. Ещё ни разу его не спрашивали о матери, и он вновь растерялся подле принца. — Моя мать, Мари, была… — Голос дрогнул. Кастиэль сглотнул и догворил: — Она дорожила свободой и умерла, когда её попытались отобрать.       Резко выдохнув, мужчина остановился и обернулся.       — Извини, Ангел, я не хотел, — сожалеюще прошептал Дин, сведя брови вместе. — Должно быть, тяжёлая тема?       Не поняв, что заставило принца начать извиняться, Кастиэль непонимающе улыбнулся и вызвал в зелени глаз немой вопрос.       — Моя мать умерла рано, поэтому я её почти не помню, — заверил он, соврав. — Ваше Высочество, вам не за что просить прощения.       — Правда? — с сомнением спросил Дин.       Кастиэль кивнул и усмехнулся, когда посмел предположить одну мысль. От его улыбки Дин недоумённо нахмурился. Склонив голову к плечу, Кастиэль всё же дал волю языку:       — Ваше Высочество, неужели вы боитесь не меня, а того, что можете спугнуть меня?       Простая фраза, которую не стоило говорить при царствующих лицах, породила румянец на веснушчатых щеках.       — Не отставайте, — буркнул принц и отвернулся от него, ускорив шаг.       Лишившись возможности понаблюдать за смутившимся мужчиной, Кастиэль испытал и разочарование, и что-то, что стоило назвать умилением. А, возможно, это тёплое чувство, до отказа наполнившее внутренности за рёбрами, являлось и чем-то большим.       Его боялись спугнуть. Интересно.       До самой оружейной им никто не попался. Либо это они никому не попались на глаза. Либо у старшего принца были какие-то проблемы с прислугой. Однако, пускай Кастиэль и видел лишь часть дворца, он не мог сказать, что тот был заброшен: ни паутины, ни пыли, ни грязи. Немного душно даже с открытыми окнами, но в целом терпимо.       Взявшись за дверную ручку, принц на мгновение обернулся к нему со взволнованным блеском в глазах и приоткрыл дверь, кивком приглашая зайти первым. Чуть округлив глаза от удивления, рождённым новым поведением Дина, Кастиэль всё же проскользнул внутрь и сразу шагнул в сторону, освобождая место. Дверь за спиной с глухим шорохом притворилась.       Обведя глазами просторный зал, куда через узорчатые решётки в высоких окнах проникал дневной свет и лёгкий ветерок, наполненный ароматом морской соли, Кастиэль поражённо вдохнул поглубже. Ни следа пыли. Зато пшеницы, мёда и тяжести металла — хоть отбавляй.       Вдоль стен тянулись массивные деревянные тумбы и столы, а на них — сабли, мечи и ножи. Сами стены тоже были украшены всевозможным оружием от увитых драгоценными камнями клинков до деревянных луков. И от большинства оружия не исходила смертоносная аура, что, собственно, показалось странным. Неужели они не испили крови? И всё же коллекция поражала даже его — человека, повидавшего на своём веку столько оружия, что море покажется лужей.       Заприметив у противоположной стены изогнутую саблю в ножнах из белой кожи, Кастиэль направился прямо к ней — ноги сами повели вперёд. Пускай лезвие и было спрятано от глаз, это не помешало почувствовать исходящее от него холод, величие и силу, накопленную временем.       Причём было в ауре ятагана нечто знакомое.       Кастиэль совсем позабыл о приличиях и окружающем мире, когда двумя руками — со всем с благоговением — поднял оружие с подставки. Глаза горели синим пламенем, но он этого совсем не замечал, как и не заметил чужого приближения.       — Всегда считал, что эта малышка рождена украшать, — с толикой печали прошептал медовый голос рядом.       На мгновение показалось, что ятаган — лишь объект для сравнения.       — Я так не думаю, — отрезал Кастиэль, слегка вынув часть ятагана из ножен и встретившись с собственным отражением в зеркальной глади. — Не хотите опробовать? — предложил он и, спрятав оружие обратно, повернулся к мужчине.       На несколько секунд застыв с приоткрытым ртом и тем самым привлёкши синий взгляд к губам, Дин заторможенно кивнул. И кивнул во второй раз, но более живо и с закрытым ртом.       — Не думал, что оружие способно призвать хозяина, — хохотнув, принц перевёл взгляд на пустующую подставку, и Кастиэль непонимающе свёл брови. — Генерал, в ваших руках побывало немало оружия, поэтому навряд ли вы вспомните какой-то ятаган.       — Он — мой? — недоумённо пробормотал Кастиэль и нахмурился, силясь хоть что-нибудь припомнить. И вместе с тем совсем не пытался — Кастиэль верил этому человеку на слово и не собирался проверять.       И ещё странное чувство засело в груди, когда до него дошло, что его сабля оказалась у принца. Но чувство стало кислым и ущипнуло за рёбра, стоило мысли о том, что принцу интересна лишь его генеральская личность, прокрасться в голову.       Дин кивнул, продолжая смотреть в сторону.       — Этой саблей вы снесли голову одному ублюдку, после чего прославились Падшим Ангелом, — весьма бодро произнёс он.       — Неудивительно, что потянуло к ней, — хмыкнул Кастиэль. — И, может, мне стоит перестать разбрасываться оружием. Сложно было достать?       Взгляды встретились. Однако через секунду зелень сбежала вниз, на ятаган, и покрылась дымкой задумчивости. Широкие плечи поднялись — Дин глубоко вздохнул.       — Когда в мужьях влиятельный человек, многое становится доступным, — без единой эмоции, абсолютно сухим голосом произнёс Дин и наконец-то поднял на него взгляд. — Вот и всё.       Во взгляде не было ничего. Ни сожаления, ни тоски по умершему супругу, ни сладости, которая бывает во время приятных воспоминаний о давних временах с любимым, родным человеком. Зелень будто бы замёрзла. Кастиэль не мог понять, что чувствовал по этому поводу. Что-то смешанное. И довольство, что Дин не горевал по супругу, и горечь, что тот в данный момент не показывал ни одной эмоции, из-за чего походил на куклу.       Каким же был его супруг? Похоже, щедрым, раз всячески одаривал мужа. Но была ли любовь в браке по расчёту? Или всё так, как предполагал Кастиэль: Дин не горевал и носил мнимый траур, лишь бы к нему не лезли и не мешали наслаждаться жизнью?       Но наслаждался ли принц жизнью?       С первого взгляда можно было заявить, что вполне, но как дела обстояли на самом деле? И к чему Кастиэль вообще задался этим вопросом?       Мысленно качнув головой, Кастиэль решил вернуть живой блеск в зелень глаз. Протянув оружие принцу двумя руками, он вернулся к своему предложению:       — Так что, Ваше Высочество, готовы опробовать вашу саблю? — сделал акцент Кастиэль.       Дин растерянно моргнул, проявляя первые эмоции, и кадык на медовой шее дрогнул.       — Вы совсем не принимаете меня за омегу? — чуть сведя брови, прошептал мужчина.       Либо показалось, либо в шёпоте действительно проскользнуло разочарование.       — Каждый вправе сам выбирать, как ему жить, — пожал плечами Кастиэль, продолжая держать руки на весу. — Я же не имею власти судить.       Имел. Но не здесь, не сейчас и только не с этим человеком.       В зелени глаз проскользнуло изумление с недоверием, но мужчина всё же принял протянутое оружие. Однако сомнение в глазах напротив породило вопрос: а то ли он предлагал? Умел ли принц сражаться? Но оружейную-то имел, как и прекрасную форму тела.       И только тогда, когда воздушная накидка на цепочке оказалась одним движением снята и отброшена на подставку для сабли, а взору открылись полностью оголённые руки и застёгнутый на все пуговицы белый жилет с золотой вышивкой, Кастиэль понял: нет, не ошибся. И с натренированным телом, и с навыками.       Лёгким, уверенным движением вынув саблю из ножен и небрежно бросив те поверх накидки, мужчина сделал шаг назад, ступив на залитое солнцем пространство и одновременно с этим крутанув запястьем.       Задержав дыхание, Кастиэль засмотрелся.       Необычайно красиво.       Прорывающийся сквозь щели свет играл на коже, путался в коротких волосах и скользил по шёлку и стали. Лёгкий и ненавязчивый звон колокольчиков, сопровождающий принца, замер вместе с тем, когда мужчина принял стойку. Зелень глаз сверкнула в ожидании, а на полные губы легла предвкушающая ухмылка, от которой по венам пробежались колючие мурашки.       Кастиэль сглотнул.       Прекрасно. Просто невообразимо! Волшебно.       — Генерал, сперва хочу предупредить, — полился медовый голос, и вместе с ним лёгкие резко наполнились тёплым воздухом, пропитанным чужим ароматом, что щекотал нёбо, — я не впервые держу оружие и многое умею, поэтому… — Дин сделал паузу и широко, восторженно улыбнулся, будто наконец-то заполучил желанное. — … не сдерживайся, Ангел.       Кастиэль усмехнулся, уловив чужую надменность. Впервые на его памяти принц Торрэно одновременно и задирал нос, и будто бы готовился склонить голову.       Шаг назад с разворотом — чёрный плащ раскрылся подобно двум крыльям, а в руках оказалась украшенная драгоценными камнями сабля, снятая со стены. И понеслось.       Дин нападал, Кастиэль блокировал удары, с нескрываемым интересом наблюдая за стилем боя и восторгом в глазах напротив.       Мужчина двигался легко — до невозможного плавно, переступая по узорчатому ковру едва ли не на одних носках. Он точно плыл, а не шёл, когда Кастиэль двигался более резче, грубо, механически.       Собственное тело, прошедшее через несметное количество сражений, реагировало машинально и постепенно подстраивалось под чужой стиль.       Выпад, поворот с бряцаньем монет. Яркая улыбка на устах и мелодия стали. Шуршание одежд и очередной внезапный поворот. Блеск глаз и шум дыхания.       Дин не сражался, не бил наугад, не размахивал холодным оружием просто так. Дин танцевал с саблей.       Танцевал коварно, с хитрецой, которую не всегда успевал уловить Кастиэль, из-за чего пару раз едва ли не оказывался сбит с ног. Дин кружился под звон холодной стали, золотых украшений и монет. Дышал почти ровно, но бисеринки пота уже скатывались со лба, слабо отражая в себе свет солнца. Но больше всего Кастиэля покорили глаза.       Глаза цвета юной зелени, глаза цвета изумруда, что горели жизнью. Горели настоящим азартом и искренним удовольствием от поединка.       И ещё Кастиэля покорила сила, которую мужчина передавал в клинок и благодаря которой они начали сражаться на равных, стоило Кастиэлю из обороны перейти в ту же атаку.       Дин был прекрасен. Необычайный омега.       Но его сила совершенно не походила на омежью. Обычно омежьи руки ассоциировались с нежностью, хрупкостью, да и были они способны лишь на ублажение альф да укачивание детей. В эту категорию прекрасно подходил младший принц Торрэно, Адам. А Дин… Его сила лишь чуть-чуть уступала его собственной.       Очень необычно. И Кастиэлю это нравилось.       Но что же ещё могли эти руки?       В какой-то момент показалось, что сабля стала то ли продолжением руки, то ли лоскутом ткани, который мог вмиг лишить человека жизни. Прекрасно.       Однако опасная игра прекратилась столь же внезапно, как и началась.       Подхватив чужой азарт и засмотревшись на клыки, Кастиэль выбил саблю из рук принца, и та с лязгом ударилась о плитку у стены, а её новый владелец, тяжело и быстро дыша, оказался прижат к стене. Острое лезвие наверняка холодило медовую кожу шеи, но в зелени глаз Кастиэль не увидел ни тени страха. Один восторг.       И так близко…       — Сдаюсь, — со счастливой улыбкой шепнул Дин, и этот вздох опалил такое же разгорячённое лицо.       Стоя вплотную, Кастиэль чувствовал жар его тела, тяжело вдыхал через приоткрытый рот его запах и видел каждую ресничку, каждую веснушку, каждую капельку пота, что оглаживала прекрасный лик своим побегом. Последовав за одной из бисеринок, синий взгляд наткнулся на приоткрытые губы.       Рот наполнился слюной, клыки зачесались. Пшеница с мёдом стала насыщеннее, а собственный запах неожиданно хорошо вписывался в чужой. Сущность альфы запросилась наружу, царапая изнутри.       «Он любит свободу», — напомнил себе Кастиэль и сглотнул.       С трудом отпрянув от желанного тела, он опустил клинок.       — Слухи не врали. Вы невероятны, генерал, — восхищённо прошептал Дин, потирая шею.       Кастиэль потупил взгляд. Но не в смущении было дело. Принца Торрэно интересовал лишь генерал Падший Ангел, а не он, Кастиэль. И, что странно, в такой нелепой ситуации он злился сам на себя, что не мог рассказать об истинном «Я».       Но, по крайней мере, Дин нашёл нечто среднее и называл его так, как никто до этого. Принц Торрэно иногда переходил на дружественное «Ты» и звал его Ангелом.       — Ваше Высочество, возможно, мне стоило быть осторожнее, но вы прекрасно владеете оружием, — не без труда смог подобрать слова Кастиэль, отвернувшись к окну и поборов желание стянуть с себя дурацкий плащ. Было жарко. — Кто же научил вас?       Отойдя в сторону и подняв саблю с пола, Кастиэль подошёл к пустующим подставкам. Вернув оружие на законное место и бережно подобрав белый шёлк, он обернулся и с удивлением обнаружил сразу две вещи: зелёный взгляд, что был прикован к нему и затмевал всё остальное, и небольшой столик поодаль, за которым устроился хозяин взгляда, разливающий содержимое глиняного чайничка по двум пиалкам.       То ли действительно захотелось пить, то ли во рту стало суше от взгляда, и Кастиэль, точно идущий на немой зов, подошёл ближе, занимая табурет напротив. В руках всё ещё покоился шёлк, пропитавшийся чужим запахом и не спеша перенимающий его собственный.       Спрятав взгляд за ресницами, Дин поднял пиалу и отпил.       — В детстве со мной занимался советник отца, а после его сын, но…       Медовый голос прервался, меж бровей залегла морщинка недовольства. Стараясь держать себя в руках и сильно не глазеть, Кастиэль молча поднял вторую чашу и перевёл внимание на окрашенную гладь жидкости.       — В какой-то момент отцу не понравилось моё увлечение, — тише прежнего продолжил мужчина. В мёд прокралась хрипотца, и Кастиэль неосознанно сжал пиалу сильнее. — Я же омега, — с издёвкой хмыкнул Дин, — а омеге не положено много знать и выигрывать у альф.       Кастиэль медленно возвратил взгляд на веснушчатый лик, теперь уже погрязший во мраке воспоминаний и несправедливости мира, и отчего-то испытал злость на султана Торрэно.       — Хотя изначально отец, пока не родился и не подрос Сэмми… Сэм, пытался выкроить из меня наследника-альфу, — пробормотал Дин вслух то, что, скорее, являлось мыслями. — Благо на пути мне попался Бенни, сын советника, который согласился нарушить императорский запрет, — уже более тепло произнёс принц, и Кастиэлю это понравилось ещё меньше.       — Я думал, в Торрэно более свободные нравы, — недоумевающе прошептал Кастиэль.       Зелень глаз наконец-то вернулась к нему. Но живого азарта и счастья, льющего через край, больше не было. Только сухая горечь и насмешка.       — Истинно, — кивнул Дин, — но не для всех.       Заглядывая прямо в зелёные глаза, Кастиэль, имеющий опыт в чтении людей и душ, не мог разобрать ни одной мысли. Принц умело носил маски.       Однако и в своей стране Дин не был свободен.       «Хочу подарить ему свободу», — неожиданно понял для себя Кастиэль и, облизнув губы, опустил чашу, так и не сделав глоток.       — Ваше Высочество, вы прекрасно владеете и собой, и оружием, — со всей искренностью, на которую только был способен, пылко прошептал Кастиэль. И пыл, и слова шли вразрез с его личностью, что, вероятно, и породило растерянность напротив.       Мужчина заторможенно проморгался и с глухим стуком поставил пиалу на стол.       — Что, я настолько жалок, что даже вы решились на подбадривание? — негодующе пробормотал Дин и в конце поджал губы.       Что?       — Нет! — испуганно шепнул Кастиэль, наклоняясь вперёд и опираясь руками на стол. Почему его слова перевернули?! — Я ни разу в жизни не искал ничьего расположения!       Зелёный взгляд недоверчиво пробежался по нему вверх-вниз и остановился на сини. И снова убежал в сторону. Дин явно смутился. Развернувшись, мужчина сел полубоком, будто собирался встать, и одной рукой зачесал влажноватые от пота волосы назад.       Казалось, он хотел что-то сказать, но никак не решался, хмуро-смущённым взглядом мозоля узор на ковре.       Кастиэль тихо выдохнул и опустил плечи.       — Ваше Высочество, я утомил вас? Или расстроил? — негромко спросил он, совсем не понимая, что сказал не так.       Обычно его хвала воодушевляла, глаза загорались, а сами люди были готовы на всё, что угодно, чтобы услышать её ещё раз. Только не в этом случае.       — Нисколько, — качнул головой Дин. — Всё в порядке.       — Правда?       — Конечно, Ангел, — слабо улыбнулся мужчина, искоса глянув на него.       Не сказать, что в медовый голос вернулась жизнь, но и ложью тот не сочился. Однако влезать в чужую жизнь и голову не стоило.       — Хорошо, — смиренно кивнул Кастиэль. — Тогда вы бы… не отказались от следующего раза?       — А?       Повернувшись к нему с круглыми глазами, мужчина напомнил нахохлившегося птенца. Кастиэлю пришлось прикусить щёку изнутри и сделать глубокий вздох, лишь бы не измениться в лице.       — А можно? — глухо, даже в какой-то мере робко для своего статуса спросил Дин.       Кастиэль кивнул.       Мгновение — на полных губах медленно расцвела улыбка. Яркая, солнечная. Очень тёплая улыбка, выбившая все мысли из головы.       Настоящая улыбка принца.       — Для меня это честь, генерал, — столь же глухо, но со всем почтением прошептал Дин.       Кастиэль удивлённо вскинул брови. Что же четвёртый генерал Киэло значил для принца?       — Тогда, — продолжил Дин и взволнованно облизнул губы, — встретимся через день?       Через день? Почему же не завтра? Неужели всё-таки чем-то навредил принцу?       Но в итоге, не став задавать лишних вопросов, Кастиэль просто кивнул.       Распрощавшись у другого входа во дворец, скрытого от любопытных глаз в саду и любезно показанному ему, Кастиэль услышал внезапные слова благодарности, исходящие прямо от сердца.       — Спасибо, что не воспринимаете меня за немощного омегу, — стоя в тени арки, сказал ему Дин. — Я ценю это, генерал.       И ушёл, скользнув глубже в тень дворца.       Кастиэль же, который находился снаружи и который не успел ничего ответить, молча смотрел вслед. Ветерок, забредший в заросший и позабытый уголок сада, потрепал непослушные волосы и забрался под подол плаща. А Кастиэль всё стоял и смотрел, не замечая текучести времени.       Когда же он очнулся от пустых раздумий, солнце уже спряталось за башни. И тогда-то Кастиэль заметил кое-что лишнее у себя в руках. Белый шёлк.       Он так и не отдал плащ, а принц ничего и не сказал. Неужели тоже не заметил?       Мазнув взглядом по пустующей округе, Кастиэль поднёс шёлк к лицу и сделал осторожный вдох. Пшеничное поле с медовой ноткой в грозу. Тонкие пальцы смяли ткань сильнее, и Кастиэль едва не заскулил от чувства, сжавшего лёгкие.       Пропал. Как же сильно он попал!       Не отпуская ткани от лица, Кастиэль возвёл глаза к небу, перекрытому пышной листвой. И тут-то он заметил ворона, от чьего взгляда прекрасное кисло-сладкое чувство покрылось изморозью.       Похоже, он попал не только с внезапно зародившимися чувствами к одному принцу.

* * *

      — Всё в порядке, — спокойно повторил Кастиэль в третий раз и устало потёр виски, пока рядом гневно расхаживал Каин.       Чёрные одежды взметнулись в последний раз, и мужчина остановился у окна покоев, отведённых Кастиэлю.       Успело стемнеть, на улице стрекотали насекомые, а внутри едва слышно трещал огонь в лотосовидных лампах. Кастиэль поднял взгляд на отца, который не так давно приехал с Бальтазаром, но успел увидеть всё, что не нужно. Последний же час Кастиэль выслушивал нотации о том, как плохо идти на поводу у чувств и отходить от цели, к которой шёл половину жизни. И немного новостей о том, как обстоят дела на родине. Сейчас же Кастиэль пытался объяснить, что всё в порядке, что его голова на месте и ни от никакой цели он отходить не собирался.       И ещё он старался отгородить старшего принца Торрэно от Каина, который придерживался роли его правой руки. Хотя и по жизни он ей являлся.       — Ты изменился с нашей прошлой встречи, Кастиэль, — подвёл Каин.       Не отнимая руки от лица, Кастиэль бросил взгляд вверх. Он мог сказать то же самое.       Длинные, слегка вьющиеся тёмные волосы посеребрились у висков. Синие глаза, так похожие на его собственные, полнились укором. И всё же родным отцом ему приходился совершенно другой человек.       Кастиэль вздохнул и опустил руку от лица.       — Ты тоже, отец, — негромко произнёс он и посерьёзнел, расправив плечи. — Но, Каин, принца не тронь. Он ничего не сделал.       — Он околдовывает тебя! — гаркнул мужчина.       — Он простой человек, — процедил сквозь зубы Кастиэль, сжимая ладони в кулаки. — Мне просто… нравится его запах.       — И то, что принц Торрэно напоминает тебе Мари? — внезапно вставил Каин, и Кастиэль стушевался, опустив взгляд.       Отец попал в точку. Дин со своей любовью к свободе напоминал ему мать, Мари, и именно это связывало Кастиэлю руки.       — И каким это образом ты чувствуешь его запах, Кастиэль? — нахмурив брови, недоумённо пробормотал Каин. — Он же меченый.       И тут-то Кастиэль прикусил язык, спешно раздумывая над ответом.       — Впрочем, сейчас каких только масел и благовоний нет, — тут же продолжил Каин, и Кастиэль бесшумно выдохнул. — Но прекращай, Кастиэль, не стоит оно того.       — Я знаю, — тихим хриплым голосом вклинился Кастиэль. — Сейчас у нас другие приоритеты, но…       — И старый меченый омега — не лучшая пассия для тебя, — продолжив говорить, перебил его Каин.       Слова родителя, дающего, в целом, дельный совет, подняли волну раздражения и злости.       — Каин, не смей, — поднявшись, предостерегающе произнёс Кастиэль, не сдерживая ни клокочущего рычания, ни феромонов. Запах грозы заполнил комнату. Мужчина полностью развернулся к нему и тут же без сопротивления низко опустил голову. — Я знаю, на что ты способен, поэтому не смей приближаться к принцу. Это приказ.       Каин исподлобья взглянул на него, и Кастиэль медленно выдохнул сквозь сжатые зубы, подавляя злость и желание спрятать принца куда подальше.       — И я с ним не стану сближаться, — не изменившись в лице, процедил он, и в отцовском взгляде проскользнуло удовлетворение.       Приезд Каина оказался наихудшим событием из всевозможных.

* * *

      На следующее утро, глядя на белый шёлк в руках, Кастиэль раздумывал о том, что стоило бы вернуть вещь, но каждый раз его останавливала одна и та же мысль. Этим поступком он мог разозлить Каина, и тот бы поступил совсем подло, избавив мир и Кастиэля от старшего принца Торрэно. Кастиэль же… не хотел подвергать принца опасности — тот всё же был невинным человеком, — но и не спешил полностью прикрывать его собой. Всё равно ничему не бывать. Они чужие люди. Так зачем же Кастиэлю портить отношения с близким человеком ради того, кто просто заставлял сердце биться чуточку чаще?       В итоге в какой-то момент Кастиэль поймал себя на том, что стоял у дверей, ведущих в западный дворец. И путь ему перекрыла пара стражниц, твердящих, что принцу нездоровится и поэтому гостей он не принимает.       Кастиэля пробрал страх.       Неужели навредил вчера? Или Каин ослушался его? Или ещё что произошло в этом чёртовом мире?!       Мечась по саду под полуденным солнцем, Кастиэль добрался до тайного прохода, но и там не смог пройти. Путь перекрыла огненноволосая служанка принца, Чарли, если Кастиэль не ошибался.       — Генерал, сегодня проход закрыт. Для всех.       — Чарли, что с Его Высочеством? — требовательно вопросил Кастиэль, впиваясь короткими ногтями себе в ладони.       Волнение бурлило подобно водам в грозу, скручивало внутренности и жгло вены, добавляло в голос ледяную сталь и мешало здраво мыслить. Однако внешне то никак не проявлялось, если не считать зажатости, напряжённости во всём теле и сведённых к переносице бровей. Когда же вместо ответа Кастиэль получил негодующий, настороженный взгляд, то, глубоко вдохнув, поспешил исправиться, но ему не дали и рта раскрыть.       — Почему вы волнуетесь за Дина? — выражая собой само непонимание, назвав принца по имени и точно не боясь порицания за это, пробормотала девушка, осматривая его цепким взглядом.       Вопрос уподобился холодной воде, которую вылили прямо на голову.       Он и правда волновался, но почему? Да, Кастиэль переживал, как бы Каин не наделал глупостей. И переживал за то, что сам мог навредить. Но неужели…       Кастиэль, глядя на цветущие кусты, медленно раскрыл ладонь и расположил ту напротив сжавшегося сердца. Больно. И хотелось увидеть покрытое веснушками лицо, чтобы самолично убедиться, что принц, волнующий его сердце, жив и здоров.       И в то же время Кастиэлю стоило задавить любые чувства в зародыше, дабы не гневать отца и не предавать свои цели и взгляды на жизнь.       — С Дином всё в порядке, — точно сжалившись над ним, прошептала девушка. Кастиэль поднял на ту глаза, даже не представляя, какая надежда и облегчение зародились в них. — Просто принц слегка утомился. Приходите завтра в полдень, генерал, как и договаривались.       Кастиэль заторможенно кивнул и уже было развернулся, как вспомнил об одной вещи. Вынув белый плащ из внутренних складок собственного и надеясь, что никаких вопросов о том, как целый плащ поместился там, не последует, он сократил расстояние и обеими руками протянул вещицу, с которой не расставался со вчерашнего дня.       — Вчера произошёл небольшой… казус, — пробормотал он, теперь уже чувствуя не липкое волнение, а горячее смущение, которое было ему в новинку. — В общем, передайте это Его Высочеству… пожалуйста.       Со смешком Чарли забрала плащ, но лица Кастиэль не увидел — буркнув что-то о делах, спешно ушёл.       И совсем не заметил зелёного взгляда со смешинками, пристально бдящего за ним до самых зарослей, и хозяина взгляда, притаившегося на балконе.       Остаток дня Кастиэль провёл в своих покоях, заполняя голову документами, которые привёз с собой Бальтазар. Помогало. Но только слегка. Мысли так или иначе возвращались к фигуре в белом, что то и дело окрашивалась в алый и кружилась, кружилась, кружилась…       К вечеру его спас Бальтазар, бесцеремонно ворвавшись в покои как раз в тот момент, когда Кастиэль мозолил взглядом лёгкие шторы и видел перед собой приснившийся танец в шелках. Владел ли таким навыком принц? Многие в их странах практиковали танцы, но в большей части — омеги обоих полов да женщины; альфы-мужчины — явление редкое, и Кастиэль их встречал только, пожалуй, в баре Кроули. Если же смотреть на типичную деятельность омег, то у тех было принято заниматься танцами, пением, вышиванием да игрой на музыкальных инструментах, но старший принц Торрэно ломал все стереотипы. И всё же…       Умел ли Дин танцевать? Его стиль поединка, лёгкость, с которой двигался и уворачивался, — Кастиэль ещё ни разу не видел подобного исполнения. Если принц и танцевал, то с оружием.       И Бальтазар застал его как раз в этот момент, прервал такую сладкую мысль и получил сперва растерянный, а потом и гневный взгляд.       В итоге Кастиэль оказался утащен в бар, где их уже дожидались Габриэль и Михаил. Остаток вечера прошёл за пьяным трёпом Габриэля и Бальтазара, редкими вставками Михаила и ещё более редкими — Кастиэля. Но на имена не переходили, предпочтя им титулы.       За ужином, который прошёл здесь же, Габриэль перебрал с вином и вовсю желал старшему брату, Михаилу, счастливого брака и кучу детишек — да и желал так громко, что вскоре пришлось заткнуть его. Бальтазар был старшим в их компании, но от младшего принца Киэло не отошёл далеко, поддержав все пожелания.       В конце концов Габриэль, который славился умением пить, перебрал настолько, что заснул прямо на диване, привалившись боком к Михаилу, который неизвестно когда сомкнул веки. Кастиэль был единственным, кто почти не притронулся к выпивке.       Перебравшись с блюдцем винограда на тахту у края балкона, Кастиэль устроился полубоком, чтобы иметь возможность наблюдать за представлением. Немного позже к нему присоединился Бальтазар с бокалом вина в руке.       — Эй, мелкий…       — Ты старше всего на три года, — равнодушно прервал его Кастиэль, лениво поедая налитые соком плоды и смотря вниз, где сменилась музыка и зал разразился приветственными криками.       — О, Проклятие и Белла, — с хохотком протянул Бальтазар, тоже облокотившись на перила. — В Киэло принц Гейб мне все уши прожжужал об этой парочке. А ты что скажешь, генерал?       Кастиэль прищурился, разглядывая животные маски и сплетение двух тел в чёрно-золотых одеждах.       — Искусны, — кивнул он.       «Но увидеть хотелось бы другого», — со вздохом добавил про себя.       — Так вздыхаешь, — хмыкнул в бокал мужчина, — неужели жизнь стала трудна?       Кастиэль оторвался от танца и искоса взглянул на старшего. Бальтазар прищурился в ответ, пьяно растягивая губы в широкой ухмылке.       — В тебе что-то не так, — прошептал Бальтазар так тихо, что пришлось напрячь слух. Кастиэль предостерегающе метнул взгляд в сторону спящих, опасаясь чужих ушей. — Так в тебе действительно что-то изменилось… Что же ты скрываешь, брат?       Ох уж это панибратство со стороны второго генерала…       — Ничего, что могло бы быть интересно, — повёл плечом Кастиэль и снова опустил взгляд на сцену.       Может, взять пример с остальных и отвлечься на эту парочку? Оба, пускай и закрыты тканью, но прекрасны в вымеренных движениях, из-за которых по залу пробегали ахи, охи да шепотки любви. Вполне красиво и загадочно, а сами танцоры в этот раз напоминали не столько хищников, сколько пару чёрных роз с золотой росой на лепестках и шипах — именно, шипах. Пара роз, чьи шипастые стебли сплелись друг с другом и не подпускали к себе никого другого. Однако разрешали смотреть и восхищаться издалека.       Даже будучи завороженным плавным танцем, Кастиэль оставался верен снам и танцу с саблей.       Принц двигался бы лучше.