Розы и вино

      Шум праздника вдали скрадывал и без того бесшумную поступь. Играла музыка, отбивали живой ритм бараны, хохотало множество людей. Праздник. Какой-то глупый праздник — этим богачам лишь дай повод погулять. И сейчас, похоже, они гуляли на годовщине свадьбы, но Кастиэля это не интересовало.       Быстрым шагом исследуя особняк, который мог посоперничать с дворцами столиц, Кастиэль юркой птахой пробирался всё глубже, всё выше, обходя этаж за этажом в поиске наилучшего места для будущего «подарка» хозяевам, которые успели в чём-то насолить правителю Киэло.       Огни в золотых получашах танцевали отблесками на сосредоточенном лице, чью нижнюю часть прикрывала ткань. Плащ надёжно скрывал фигуру незваного гостя.       Ещё поворот, ещё коридор. Сад плохо защищён — можно будет пробраться через него в следующий раз. Или же…       Нет.       Можно совершить поджёг прямо сейчас, и его людям не придётся рисковать жизнью. Да и Чаку понравится такой резкий поворот событий.       Добравшись до лестницы, ведущей на последний этаж, Кастиэль почувствовал непомерную тяжесть и в то же время лёгкость во всём теле. Вцепившись в перила одной рукой и вторую прижав ко лбу, на котором выступили капельки пота, он втянул воздух сквозь сжатые зубы. Дурно. Будто весь путь распивал крепчайшее вино.       Совершив глупость — стянув тугую ткань, прикрывающую лицо, — Кастиэль шаг за шагом продолжил подъём.       В ноги точно влили свинец, на голову накинули тяжёлый платок, который не позволял ни покрутить ею, ни разглядеть узор на ковре, а в нос забились незнакомые запахи, начиная с чистого винного аромата и заканчивая какой-то сладостью, которая и навела дурман.       Незаметно для самого себя поднявшись и пройдя ещё дальше, Кастиэль совершил вторую глупость — завернул в какую-то арку и остановился, оперевшись плечом на холодную колонну.       За колонной, куда уставился слегка прояснившийся синий взор, с потолка свисала полупрозрачная алая ткань, сравнимая с утренней дымкой или пожаром. Свисала и скрывала комнату, являясь бесполезной преградой. А в самой комнате кружился явно подвыпивший незнакомец…       Музыка осталась далеко позади, пустая радость осталась с ней же, а этот дикий цветок отделился от стада и в одиночестве кружился в центре комнаты. Причём причудливо украшенной комнаты. Как и в коридоре, на стенах находились получаши с огнём, однако высокий потолок не пустовал — с него свисали широкие алые ленты, которые лизали пол и мерно качались, когда незнакомец задевал их.       Одни лишь сверчки, пересвист ночных птах и звон колокольчиков, которыми был увешан высокий юный танцор. Незнакомец, время от времени глупо хмыкая и мыча под нос неизвестную Кастиэлю мелодию, создавали свою песнь.       Кастиэль слышал великое множество звучаний людских голосов, птичьих хоров и музыкальных инструментов. Одни были прекрасны и представляли собой усладу для ушей, от других же хотелось закрыться. А этот голос и звон колокольчиков вызвал в нём…       Кастиэль не мог понять.       Перед ним кружился не великий певец и точно не адекватный юноша, но негромкий голос был приятен. Вибрация, которую он создавал, отдавалась где-то внутри, под рёбрами.       И запах у танцора тоже был приятным: смесь дорогого вина, которое, по всей видимости, в поджаром теле наполняло вены вместо крови, и чего-то сладкого и в то же время сухого, как сено. Запах знакомой сладости, чей хруст ощущался на зубах и вызывал желание укусить, испробовать медовую кожу на вкус. Пришлось сглотнуть подступившую слюну.       Однако, сколько бы Кастиэль ни пытался, разглядеть лица не мог. Мутно. Совсем не видно.       Ткань мешала.       Лёгкость вернулась в тело, и то самостоятельно сделало шаг, взмахом отодвигая дымку.       Колокольчики застыли. Незнакомец обернулся к нему.       Ещё ни разу в своём сне Кастиэлю, как бы близко он ни подходил, не доводилось разглядеть лица. Но, наконец, размытый лик открылся ему. И Кастиэль узнал того, кто перед ним.       Он уже видел этого человека, но в настоящее время тот был постарше лет на десять и временами выглядел гораздо строже. В реальности этот человек носил траур, а в его сне — пьяную грусть и уставшую безнадёжность. И вместе с тем решимость.       Кастиэль не знал, почему этот человек предпочёл одиночное веселье, которое больше походило на прощание с жизнью или последний рывок, который мог оказаться ключом к спасению. Но ясно понимал, что сравнение — не игра слов.       Незнакомец и правда выглядел так, будто решил оборвать свой век, а сейчас пытался набраться храбрости у вина. Да и кинжал на низком столике возле опрокинутого кувшина намекал как раз на это.       Отчего-то незнакомец, который точно был одним из господ, устал от жизни. И как так? Точно моложе него, а уже сдался?       В другое время Кастиэль бы презрительно фыркнул, но пустой взгляд зелёных глаз слишком походил на его собственный. Пустой и в то же время всё решивший для себя.       Дальше сон всегда шёл по одному и тому же пути, но в этот раз Кастиэль знал, кто перед ним. И от этого сон стал интереснее.       Выдумка ли? Почему его подсознание возжелало увидеть в роли незнакомого танцора старшего принца Торрэно?       Не выказывая ни капли страха или испуга, юноша склонил голову к плечу и, глубоко вдохнув, медленно растянул полные губы в ухмылке. От побитого жизнью кота не осталось и следа. Бряк колокольчиков и золотых браслетов — рука приглашающе вытянулась вперёд ладонью вверх. И Кастиэль шагнул. Как и всегда шагал в этом сне.       Обхватив ладонь пальцами и приподняв ту к лицу, Кастиэль, не отводя ни на миг взгляда и не опуская головы, оставил поцелуй на избитых в кровь костяшках. Запах крови и тела вскружил голову, моментально опьяняя новой дозой.       Точно доверяя, юноша шагнул к нему, одним движением выпутал пальцы, обходя его лёгким, кошачьим шагом, и медленным движением стянул капюшон. Кастиэль оказался открыт чужим глазам, что с толикой пьяного интереса наблюдали за ним. Незнакомец кружился вокруг застывшей фигуры, напоминая тигра в красном свете огня, а Кастиэль, точно попав под воздействие чар, не мог отвести глаз.       Нет, не чар.       Точнее, чар, но… Запах. Запах, который в предыдущих снах не имел никаких ноток, стал пшенично-медовым.       Чужой запах заполнил комнату без окон, дразня внутреннюю сущность. Юноша, внешне так похожий на альфу, но имеющий противоположное начало, бесстрашно игрался с самим генералом Киэло, с самим… Кастиэлем.       Наконец, тот остановился перед ним, прильнул, оголив клыки в ухмылке, и провёл пальцами по небритой щеке. Искры прожгли кожу.       — Ты же вор? Грабитель, да? — прошептал медовый голос в самое ухо, опаляя то жаром, и Кастиэля прошибло ещё раз. — Так укради же меня, либо совершу грех…       И Кастиэль, не дав договорить, грубо притянул крепкое тело к себе, сжимая то и жадно вдыхая чужой аромат.       В этой части сна им правил не здравый разум, а вторичная сущность. Альфа, нашедший подходящего и призывно испускающего аромат омегу.       Существовала ли та комната и было ли то взаправду или всё — сон, — Кастиэль не знал. Да, когда-то он действительно шёл по чужому дому, надумывая, как бы лучше сжечь его. Да, он почувствовал чей-то соблазнительный аромат. Да, он… пошёл на него. И провёл ночь с незнакомцем — этой ошибкой Каин ещё долго корил его.       Вот только Кастиэль не запомнил ни лица, ни запаха из-за того дурмана. Ничего не запомнил. Не узнал ни имени, ни титула. Взял, что хотела от него внутренняя сущность, и ушёл под рассвет.       Только тот дом так и не смог сжечь, решив пожалеть подарившего ему танец и ночь незнакомца. Но через почти что год всё же завершил начатое, когда Чак начал наседать.       Теперь же, напившись с Габриэлем в том баре, Кастиэль, даже не попытавшись найти места для сна получше, чем сидя на полу и оперевшись спиной о тахту, проснулся от грохота и приоткрыл один глаз. Габриэль свалился с тахты, но так и не проснулся. Повезло. Кастиэль же не смог вернуться в плен зелёных глаз, пшеничного поля и юноши, что покорно возлежал под ним, пока его губы порхали над медовой кожей, усыпанной веснушками, которые напоминали звёзды на небе.       Звон золота, вздохи и сдержанные полустоны, царапанье коротких ногтей и помутнённый зелёный взгляд, точно принадлежавший обезумевшему течному омеге, но никак не старшему принцу Торрэно.       Вот только с каждой проведённой в сознании секундой образ из сна блёк всё сильнее и вскоре слился в мешанину из разных цветов: красный с золотым вобрали в себя зелёный, но уже через мгновение бесследно поглотили его. Сон кончился, оставив кисло-сладкий осадок на языке, который, скорее, принадлежал выпитому вину, чем разочарованию.       Болезненно нахмурившись, Кастиэль постарался найти в себе совесть, которая укорила бы его за кражу чужого облика. Не нашёл. Зато задумался о другом.       Да, он не знал того юноши и больше не видел его, но тот не мог быть старшим принцем Торрэно, Дином! Во-первых, вся семья тех богачей на границе должна была сгореть — Кастиэль позаботился, чтобы в живых никого не осталось. Во-вторых, даже если бы тот омега выжил, то при нём должен был быть ребёнок лет шести — семи, ибо в ту ночь Кастиэль совершил достаточно ошибок, в число которых входила сцепка.       Досадливый вздох вырвался из груди.       И как он так оплошал-то? Ни разу в жизни Кастиэль не поддавался внутренней сущности, которая, к тому же, особо-то и не реагировала на омег, но стоило встретить какого-то побитого кем-то парня с меткой на шее, как сразу очухалась!       Вопиющий случай!       Сморщившись и от омерзения к себе, и от головной боли, Кастиэль приоткрыл глаза и неспешно поднялся, оглядываясь в полумраке. Свечи истаяли, но из-за тонких штор пробирался окрашенный красным свет. Особого бардака не наблюдалось, один лишь горький дым витал в воздухе да на полу валялся храпящий Габриэль.       Кастиэль вздохнул и тут же сдержал порыв закашляться от дыма. Так, ладно…       Однако среди запаха благовоний и курева нашлось кое-что по-домашнему знакомое.       Опустив взгляд на низкий стол и заметив среди сладостей фрукты, Кастиэль усмехнулся, с улыбкой глянул на брата и подхватил несколько ярких фруктов. Локва. Его любимая.       Бросив того, кто споил и угостил его, Кастиэль покинул сомнительное заведение, то и дело ловя на себе взгляды, к которым давно привык, и ступил на ещё холодную иссохшую землю — рассвет наступил не так давно, и солнце ещё не успело изжарить этот мир. Скрыв лицо капюшоном, Кастиэль свернул в первый же переулок неприглядного района.       Этот город — совсем не то место, где бы он хотел остановиться… Но ничего. Ещё немного, и можно будет вернуться в прохладную тень родной страны. А до этого момента стоит потерпеть и жару, с которой, наверное, никогда не свыкнется, но и не перестанет носить закрытую одежду, и шумного Габриэля, и заносчивого Михаила, и весь остальной народ Торрэно…       Когда лучи утреннего солнца начали припекать, Кастиэль, мысленно сетуя на очередной запрет Каина насчёт жары и нестандартного охлаждения, добрался до порта. В этой части города воздух был куда свежее и полнился солью, но всё же был не таким. Дома было лучше. И, что странно, находясь в центре города или во дворце, Кастиэль не ощущал ни морской свежести, ни запаха соли, — ничего. Будто бы центр города и его портовая часть находились друг от друга в дне пути на верблюдах.       Спустившись по узкой и крутой тропинке к воде, Кастиэль остановился у скал, которых неспешно ласкали неспокойные и незнакомые воды.       Вдали стояло несколько каменных домов, которыми полнился город, и чуть больше деревянных сооружений, которые могли служить складами. Здешняя пристань оказалась благоустроена не так хорошо, как в знакомом Кастиэлю вдоль и поперёк пограничном Эспее или Киэло, но, в целом, сойдёт для тех, кто прославился своими специями и пряностями. И всё же удивляло, что государство держалось на плаву при таком-то раскладе дел. Может, когда на трон взойдёт следующий султан, всё будет иначе? В переулках не будет напуганных сирот, которых он успел заметить, пока добирался досюда; не будет краж, свидетелями которых стал вчера, будучи зрителем на празднике; не будет… Да много чего не будет.       Только его не волновала ни судьба Торрэно, ни судьба Киэло. А вот юные души, оставшиеся без надзора, вполне вызывали беспокойство. Немного. И всё же он не мог помочь всем. Так что пускай о них волнуется тот, кто звался султаном Торрэно.       Но локву, которую отдал детям, уже не вернуть.       Волны мерно покачивали стоящие ровным рядом корабли, ветер трепал полы одежды и верёвки на пристани, а синий взгляд устремился к горизонту. Через долгий десяток часов солнце утонет в этих водах и частично спасёт его от жары. Но, к сожалению, не сейчас.       Резкий порыв ветра стянул капюшон и забрался под подол плаща, раздувая тот. Приподняв согнутую в локте руку вбок, Кастиэль послужил посадочной площадкой для чёрной птицы. На этот раз к нему явился сокол.       Потрепав пернатое, которое, в отличие от ворона Каина, служило ему, меж глаз и получив предостерегающий зырк, Кастиэль дёрнул уголком губ и отвязал крошечную записку от лапки. Когда же взгляд упал на ровные строчки, брови вздёрнулись. Что ж. Будет не так скучно — скоро приедет Бальтазар, второй генерал Киэло. Но что ему-то здесь надо? Неужели все соберутся? До свадьбы же целый год.       Или им действительно скучно? Вполне. Войн-то нет, на новые территории Чак пока не посылал, на границах тишина… Да и другие генералы редко выезжали самолично, а если и выезжали, то отсиживались в хвосте.       Кастиэль мотнул головой, отгоняя всякие мысли, и, приподняв руку, отпустил птицу в полёт. Сокол недовольно воскликнул, совершил петлю в воздухе и попытался схватить его за волосы, но не вышло — Кастиэль вовремя наклонил голову. Напоследок зло сверкнув крошечными глазками, птица разбилась синим облачком о скалы. Секунда — синий дымок растаял, будто его никогда и не существовало.       Проводив подопечного взглядом, Кастиэль краем глаза заметил отблеск солнца по правую руку. Запрокинув и чуть повернув голову в сторону, чтобы рассмотреть верхушку утёса и край дворца, он со вздохом заметил: солнце поднялось настолько высоко, что лучи отражались от золотой черепицы на куполах башен. Однако разочарование сменилось задумчивостью, стоило окинуть частичку дворца взглядом. Вид оттуда открывался наверняка хороший. Может, даже получится как-нибудь забраться туда и сравнить закат и восход над морем.

* * *

      Дни в чужом королевстве потянулись ленивой чередой, состоящей из прогулок по городу, саду при дворе и дворцу. Город был пылен и многолюден, сад печалил своей скудностью, а во дворце Кастиэль никак не мог пересечься со старшим принцем и опровергнуть его слова насчёт новой встречи. Но не только ленивая ходьба заняла будни четвёртого генерала. Габриэль подсадил его на танцы — точнее, на любование плавными движениями танцующих.       Владелец бара оказался не самым приятным человеком, и отчего-то он не трясся ни перед Габриэлем, ни перед Михаилом, которые являлись принцами соседней страны. Наоборот, мужчина держался так, будто являлся султаном. Хотя и позаискивать мог. В общем, двуликий тип, который не понравился ему с первого взгляда, а вот Габриэль с ним спелся ещё несколько лет назад.       Прогулки по городу надоели буквально на второй день, поэтому Кастиэль прекратил их. Тогда в его распоряжении остались сад и сам дворец, который захватывал громадную территорию.       По сути дворцов было три: главный, западный и восточный; и от мира их ограждали высокие стены. Первый поражал простых людей своей масштабностью и роскошью, в нём же проживала царская семья и их гости. Восточный и западный дворцы занимали гораздо меньшую площадь, из дворца во дворец можно было перейти через крытые павильоны, а внутри этого прямоугольника крылся сад. В первый же день, покинув Михаила и императорскую семью, Кастиэль забрёл в восточный дворец, но ничего особенного в нём не обнаружил. Каменные стены, увитые резным плющом, колонны, длинные коридоры, — всё то же самое, что и в главном дворце. Позже выяснилось, что восточный дворец использовался в той же степени, что и главный: чаще в нём размещали гостей, реже — устраивали церемонии.       В западный же дворец не пускали.       Пройдя через ухоженный сад с громадным фонтаном и площадью, которая использовалась на праздниках, Кастиэль уткнулся в стену, покрытую многочисленными трещинками. Пошёл дальше, нашёл вход — старую громадную дверь, коих тут было полно, но именно эта отличалась своей обветшалостью, — однако стража не пустила.       Пара воительниц-бет, стоявших на страже, просто качнула головой и преградила путь. Ему путь. Ему.       Занимая простое положение генерала соседней страны, Кастиэль не стал спорить и развернулся, скользнув взглядом по старым стенам, которые обнял чересчур разросшийся плющ. И с того момента в нём зажглась искра любопытства, которую, в принципе, он мог удовлетворить в другое время. Однако всего одна фраза слуги пресекла раздумья о том, как и в какое время пробраться на закрытую территорию, с которой наверняка открывался чудесный вид на море.       Да, старший принц исполнил обещание, и, вернувшись после гулянки с Габриэлем, Кастиэль обнаружил у своих покоев тройку слуг. Две девушки и худощавый парень. Все беты без особенного запаха. Главной из них оказалась та рыжая, что в первый день следовала за принцем, — Чарли. Однако с ними она не задержалась: пристально оглядела его, представила двух слуг, Джо и Гарта, сообщила о дворцовских мелочах и упорхнула.       Прислуга старшего принца оказалась немногословной и осторожной. И чересчур внимательной в плане взглядов — взгляды так и впивались в него, стоило отвернуться на мгновение. К его облегчению, излишнее внимание дискомфорта почти не вызывало — привык. Однако именно эти двое походили на бдящих птиц, которые если не записывали его действия, то точно запоминали и потом передавали дальше. В общем, странно.       Когда же его не пустили в западный дворец, Кастиэль спросил об этом у Джо.       Сперва девушка испугалась, явно не ожидав, что к ней обратятся. Однако испуг сошёл довольно быстро, и уже через несколько секунд та из испуганной лани превратилась в воинственную и внимательную птаху. И эта птаха, для чего-то бдя за ним и ловя каждое движение, поведала, что когда-то этот дворец принадлежал первой супруге султана, а после перешёл к её старшему сыну. Отчего же его не пускали внутрь? Так никого не пускали.       Большего Кастиэль не добился. Второй слуга, Гарт, тоже не отличился ответом, но был настроен более доброжелательно. Кастиэль даже поинтересовался у Габриэля, который имел уши в любой дыре, но тот выразился точно так же: старший принц никого не пускал.       Вот только Кастиэль не собирался сдаваться — в его тридцать один год решили дать о себе знать детскость и желание заполучить недоступное, чей список только пополнялся.       Кстати, о недоступных желаниях…       Кроме гуляний, каких-то мелких дел и просмотра танцев в баре, повседневность заполнили сны. Точнее, один и тот же сон.       Раньше сон про покои с шелками и незнакомцем посещал его только на пьяную голову, теперь же он тревожил почти каждый день. И в каждом сне незнакомец принимал лик старшего принца Торрэно.       Невыносимо.       Мало того, что ему снился чужой омега, которого он не знал и который говорил, что интересовался им, так ещё и хотелось увидеть его! Завладеть. Воспроизвести сцену из сна в реальности. Но с того дня старший принц не попадался на глаза.       Точнее, попадался. Мельком.       Краем глаза Кастиэль замечал белую тень, но чаще — слышал звон монет, на который шёл, но никого не находил. Невыносимо. Принц будто бы испарялся, не желая видеться с ним. Кастиэль не понимал. Неужели этот Дин и правда посчитал, что Кастиэлю будет противно беседовать с омегой, который по молодости изменил своему супругу, но зато носил траур по тому? Да, у Габриэля нашлись и такие сведения.       Подумаешь, изменил… Кастиэль на это и рассчитывал. Да и что-то подсказывало, что принц отличался от омег не только внешним видом, поэтому интерес к Его Высочеству креп с каждым днём.       Так с приезда прошла неделя.       — Бальтазар задержится, — лениво поведал ему Габриэль, когда они неспешно шли вдоль коридора, чьи окна выходили во внутренний двор, в сад.       — Неужели всё ещё не выехал? — поддержал разговор Кастиэль, скучающе глядя на зелёные заросли внизу и краем глаза подмечая, как Габриэль перестал изучающе крутить в пальцах шарик сладкой локмы и закинул тот в рот.       Однако ответ был уже не столь важен. Да и вообще перестал быть важен.       Кастиэль неожиданно для самого себя остановился у окна и, неосознанно задержав дыхание, посмотрел вниз, пока Габриэль, что-то ворча о Бальтазаре и отце, уходил всё дальше и дальше.       Внизу, у длинных и высоких подстриженных кустов пристроился мужчина в белом. Сидя на корточках и придерживая младенца на бедре, он указывал ребёнку на то, что притаилось в листве. Полные губы, на которых лежала улыбка, неспешно двигались, наверняка что-то мурлыча. Однако ни одно слово, произнесённое медовым голосом, не дошло до Кастиэля — мешало расстояние и шум фонтана.       Дин. На этот раз один.       Тонкие пальцы впились в каменную раму, и Кастиэль наклонился немного вперёд, словно это помогло бы расслышать хоть одно словечко. Не помогло. Совсем. Он находился так близко, чтобы разглядеть ямочки на веснушчатых щеках, и так далеко, чтобы расслышать слова…       Кастиэль сглотнул.       Дин немного отвернулся, и малыш сотворил что-то, что заставило того рассмеяться. Мягко-мягко. И смех, вопреки словам, донёсся до второго этажа, на котором Кастиэль не смел пошевелиться, и мурашками пробежался от кончиков пальцев до затылка.       — Кастиэль… — поражённо прошептали за его спиной.       Сердце подскочило. Пойманный на подглядывании, Кастиэль резко обернулся, но быстро взял в себя руки и натянул на лицо маску спокойствия. И чего он так испугался? Ничего же не сделал — просто наблюдал. За садом. И…       Как он так засмотрелся, что не услышал шагов Габриэля?       Метания мыслей заняли несколько секунд, и Кастиэль, проигнорировав младшего, вновь глянул вниз, но на этот раз через плечо. И досадливо поджал губы.       Дин заметил их, даже какое-то время смотрел вверх, но теперь, стоило Кастиэлю обернуться, поднялся и спешно двинулся в глубь сада, прижимая ребёнка к груди.       — Чёрт тебя, Габриэль! — прошипел Кастиэль, когда упустил белую фигуру из виду.       Впервые за столько дней получилось увидеть старшего принца, а теперь того спугнули!       Не совсем отдавая себе отчёт в действиях, но следуя желанию поговорить или хотя бы приблизиться, Кастиэль совершил глупость, которая совсем не соответствовала его основному статусу, — перемахнул через окно и спрыгнул со второго этажа, максимально сократив себе путь. Приземлившись на мягкую землю за кустами под свист Гейба и шуршание собственных длинных одежд, он понёсся сквозь заросли на стихающий звон монет.       Тропинка, выложенная из разноцветного камня, зелёный лабиринт, фонтан и площадь под королевским балконом, ещё один лабиринт и, наконец, одна из арок-входов в основной дворец.       Ворвавшись в прохладную тень стен, Кастиэль, тяжело дыша через рот, осмотрелся на месте. Ни души, ни звона. Попробовал принюхаться, разобрать направление, — шлейф чужого запаха повёл направо. Однако и дальше по коридору, и за углом, и ещё немного дальше никого не оказалось. Прислуга с шепотками и косыми взглядами — пожалуйста. Одного-единственного принца с ребёнком — хоть убейся, следа нет.       Кастиэль досадливо рыкнул, ударив кулаком холодную стену и перевёл дыхание.       Пшенично-медовый запах с посторонней молочной примесью всё ещё щекотал ноздри, взывал найти его источник и вдохнуть поглубже, и это злило ещё больше! Почему он бегал за каким-то принцем? Почему от него впервые в жизни, когда он не желал ничего плохого, отворачивались и бежали? Он же не на охоте, а принц — не добыча. Ну, не совсем добыча. И всё же…       Что-то в таком поведении напоминало охоту. Хотелось догнать и обозначить — на подсознательном уровне, на уровне инстинктов. Так что, наверное, принц правильно делал, что не желал с ним пересекаться.       Но дело ведь было не в страхе быть пойманным!.. Кажется, нет. Кастиэль отчего-то был уверен, что вся проблема крылась в личности принца, которой тот стеснялся.       Медленно выдохнув, Кастиэль решил для себя одно.       Да, он пока не понимал свою глупую цель. Да, и гнаться он не перестанет — не привык проигрывать. Да, он… похоже, проявлял чересчур большой интерес к принцу соседней страны, но кто ему мог что-то запретить? С другой стороны — могли, но в этом случае, получив твёрдый отказ и разворот, прекратил бы любые попытки пересечься и пресёк бы своё любопытство и жажду обладать. Сейчас же он был намерен идти до конца, пока жизнь скучна и однообразна.       Тем же днём, отужинав в императорском кругу вместе с Михаилом, его свитой и Габриэлем, от которого летели различные взгляды от вопросительных до негодующих, и вновь не встретив двух старших принцев Торрэно, Кастиэль вернулся в покои и поймал белокурую служанку, Джо.       — У меня есть одна просьба.       — Всё, что прикажете, — потупила взгляд девушка, теребя край одежд.       — Хочу увидеться с Его Высочеством.       Вскинув голову, Джо округлила глаза и глянула на него так, будто услышала нечто оскорбительное или шокирующее.       — С Дином-то? — с удивлением прошептала она, назвав принца по имени, что, в общем-то, показалось странным — обычно прислуга обращалась к господам по имени, но сейчас, видимо, девушка пребывала в большем шоке, чем показывала. Либо Кастиэль чего-то не знал. Хотя…       Нет, кое-что знал.       К старшему принцу во дворце относились с пренебрежением — это Кастиэль успел заметить ещё в первый день, но неужели и собственные слуги не испытывали и капли уважения к своему господину? Как так-то?       Не став зацикливаться на чужих проблемах и отношениях, которые его не касались, Кастиэль кивнул.       — Можно, наверное… Только нужно спросить… — получив кивок и вновь опустив голову, начала бормотать под нос девушка. Да так и покинула его покои, позабыв о приличиях.       Проводив девушку, которая едва ли не спотыкалась через шаг и шустро бормотала под нос какие-то слова, недоумённым взглядом, Кастиэль мотнул головой. И что только творилось со здешней прислугой?

* * *

      Следующий день напоминал предыдущий, за одним исключением — Кастиэлю удалось ускользнуть от Габриэля и его вопросов с подколками. И так, затаившись в недрах сада, где заросли были более буйными, менее ухоженными и примыкали к западному дворцу, Кастиэль устроился на полуразрушенной скамье в тени дерева. Лапки плюща оплетали каменные ножки, забирались в трещинки, но не трогали саму сидушку. Поблизости щебетали птицы, стрекотали насекомые, а вдали приглушённо журчал фонтан и переливались колокольчиками голоса слуг, занятых рутиной. Закинув ногу на ногу и уперевшись локтем в колено, Кастиэль поглаживал своё пернатое по макушке, теребя короткие перья. Сокол не сходил с места на скамье, но упорно вертел головой и коротко шипел на поглаживания, вызывая кривую усмешку. Забавно. Этот маленький чертёнок никогда не любил ласку.       Однако всего один порыв тёплого ветра и перезвон настоящих колокольчиков заставили руку застыть, сердце подскочить, а глаза распахнуться.       Медленно втянув носом сладкие пшеничные нотки, Кастиэль сглотнул и повернул голову туда, откуда донёсся и где прервался звон. Дин. Однако подорваться, чтоб уступить место, не смог — в голову закралась мысль, что, если шевельнётся, его вновь испугаются.       Стоя за поворотом и заложив руку на спину, принц держался спокойно, непринуждённо и никак не выражал беспокойства, которое было на его лице ещё вчера. Всё так, как принято у монархов. Кроме одного. Зелёный взгляд искрился восхищением и восторгом, но в этот раз восторг был адресован соколу.       Самого Кастиэля принц, похоже, не замечал. Сокол оказался интереснее.       Мрачное выражение на секунду залезло на лицо, и Кастиэль даже было подумал прогнать птицу, но этот трепет в зелени глаз… Было бы кощунством прервать его.       Взяв себя в руки, Кастиэль медленно поднялся и склонил голову в малом поклоне, продолжая наблюдать за мужчиной.       — Ваше Высочество, — чуть напряжённо поприветствовал он и наконец-то перетянул внимание на себя — зелёный взгляд метнулся к нему.       — Генерал, — легко выдохнул принц и улыбнулся.       Кастиэль расслабил плечи и посмотрел уже прямо. И чего он так трясся перед принцем? Не переигрывал ли?       А играл ли вообще?       — Ваша? — спросил мужчина, подходя ближе и вновь смотря на сокола.       Кастиэль подавил вздох, но на свою птицу смотреть не стал — за жизнь достаточно насмотрелся. А вот на чужого омегу хотелось посмотреть чуточку дольше.       — Мой, — кивнул Кастиэль. — Но у него нет имени.       Широкая улыбка прокралась на веснушчатое лицо. Мужчина склонил голову к плечу и, чуть щурясь под солнцем, на котором белые одежды ослепляли, а золотые украшения мерцали, взглянул на него.       — Генерал, неужели вас постигло проклятье безымянности? — искрясь озорством, поинтересовался принц.       Кастиэль, будучи пленником чужой внешности, которая посещала его во снах, не сразу сообразил, о чём его спрашивали и о каком проклятии шла речь. Проклятие Фараона? Да нет, к чему принцу спрашивать про какого-то танцора?       Или… Постойте.       В чём вообще состояла суть вопроса?..       Кастиэль уже собирался было переспросить, у кого нет имени, но вовремя оборвал себя. Это у него нет имени.       У его личности генерала не было имени.       Генерал — титул, Падший Ангел — давнее прозвище. У него нет имени. А имя, дарованное матерью при рождении, — это имя, которое знали лишь Габриэль и отсутствующий сейчас Каин и которое нельзя было произносить, чтобы не выдать себя раньше срока.       Кастиэль улыбнулся.       — Наверное, так и есть, — после продолжительной паузы, за которую веснушчатое лицо успело растерять улыбку и проникнуться недоумением, ответил он. — Но имя — это ведь ничто. Звук, на который отзываемся.       — Так-то оно так, — протянул принц и сделал ещё пару шагов навстречу. Кастиэль задержал дыхание, почувствовав близость и насыщенность чужого запаха, и снова напрягся, но этого не заметили — Дина снова привлёк сокол. Присев на корточки у скамьи и осторожно протянув руку к пернатому, принц в последний момент одёрнул её и задрал голову. — Можно ведь погладить?       Кастиэль заторможенно кивнул.       На его памяти это был первый человек голубых кровей, кто спрашивал разрешения у того, кто ниже по статусу. Изумившись, Кастиэль даже позабыл, что птица могла быть агрессивной…       — Ваше Высочество, постойте!.. — опомнился Кастиэль и шагнул к нему, но так и замер в глупой позе, увидев, что чёртово пернатое спокойно подставило голову под осторожное поглаживание и прикрыло глаза. Протянутая ладонь сжалась в кулак, а брови сурово сошлись на переносице. Чёртова птица!       Тихо выдохнув и оставшись незамеченным — принц прямо-таки увлёкся пернатым и не обращал внимания на окружение, — Кастиэль тоже присел на корточки, оставив между ними расстояние в два шага.       По неизвестной причине Дин не боялся его, вражеского генерала, и, похоже, даже позабыл о нём. И пока мужчина всецело увлекся пернатым, которое с приоткрытым клювом таяло под ласками, будто его в жизнь не гладили, Кастиэль получил возможность поразглядывать того.       Во сне принц выглядел младше и более убито. В реальности же всё оказалось наоборот. Белый траур не мешал солнечной улыбке, не скрывал озорства в глазах цвета зелени. Принц не тосковал по супругу — это Кастиэль видел вполне ясно. Габриэль ошибся. Принц ничуть не печалился и, как казалось, носил траур для удобства или какой-то личной выгоды. Что ж, Кастиэлю это на руку — нужно только показать свою заинтересованность и тогда, может, получит желанный ответ.       А ещё принц действительно был красив. И совсем не походил на типичного омегу.       Короткие светлые волосы, в которых путались солнечные блики, прорывающиеся сквозь листву дерева; множество веснушек, длинные ресницы, отбрасывающие тени на щёки, и ямочки на этих же щеках. На лбу всё та же золотая нить с изумрудным камешком вместо бинди. Кисти и предплечья украшены рисунком из хны, которого раньше точно не было и который придавал медовой коже нечто чарующее, магическое; тонкие золотые браслеты окольцовывали широкие запястья. На ногах оказались лёгкие сандалии, ещё одни браслеты. С проколотой мочки левого уха свисала тонкая золотая нить, которая покачивалась при малейших движениях. Белые одежды были легки и более открыты, чем в первую встречу: зауженные книзу широкие штаны с разрезом вдоль бедра, куда то и дело спускался синий взгляд; свободная рубаха с широкими рукавами и такими же разрезами вдоль открывала вид на медовую кожу рук и мышцы под ней, а ещё этот треугольный вырез на груди…       Как же люди Торрэно легко одевались! Конечно, и его народ не любил кутаться в одежды, но торрэнцы переступали все границы!       Но, пожалуй, Кастиэлю это только нравилось. Точнее, нравилось в одном-единственном исполнении.       Оторвав взгляд от медовой кожи, Кастиэль позволил себе слабо улыбнуться, глядя на чужой восторг, и покачал головой. Столько лет, столько золота и чудес повидал, а радовался какой-то птице. Странный мужчина.       И как бы привлечь внимание этого мужчины к себе…       — Любите птиц, Ваше Высочество? — слетел с языка вопрос, на который ответ и так был понятен.       К его удивлению, мужчина отрицательно качнул головой. Улыбка на загорелом лице стала кривоватой.       — Птицы красивы, но мне нравится не их оперение, а то, что они символизируют, — поведал Дин.       — И что же они символизируют? — продолжил разговор Кастиэль, искренне интересуясь чужим мнением.       — А как считаете вы, генерал? — повернул к нему голову принц, продолжая ласково поглаживать птицу.       От прямого взгляда внутри что-то сладко ёкнуло. Кастиэль на несколько долгих секунд притих, задумавшись, но глаз не отвёл. Когда же ответ пришёл в голову, голос оказался более охрипшим, чем обычно:       — На моей родине птиц, конечно, почитают, но их символ…       Кастиэль оборвал себя и опустил глаза, когда в памяти вспышкой возникло лицо матери и одно из немногих воспоминаний о ней.       — Свобода?       — Свобода, — одновременно выдохнули они, и Кастиэль вздрогнул.       — Ваше Высочество, вы так любите свободу? — скрыв толику испуга и рассеяв воспоминание, сразу же подал голос Кастиэль.       Дин грустно улыбнулся.       — А кто же её не любит? — прошептал он в ответ.       Кастиэль ничего не произнёс. Вместо этого он уяснил для себя, что не тронет этого человека, если тот сам его не попросит.       С того дня прошла ещё неделя. Старший принц, которого Кастиэль в мыслях принялся звать по имени, больше не избегал его, но и не спешил сильно сближаться. Они походили на двух старцев, которым было не с кем поговорить, поэтому судьба смиловалась над ними и сводила их изо дня в день в императорском саду. Простые беседы ни о чём, пребывание рядом в тишине, рассматривание облаков… И ничего более.       — Генерал, вы же не из Торрэно. Так откуда вы? — спросил его однажды Дин, подставивший лицо под солнце. — В каком государстве почитают птиц?       «Так он запомнил», — подумал про себя Кастиэль, почувствовав на своих устах улыбку.       — Это маленькая страна, — тихо молвил Кастиэль заученные слова, глядя на веснушчатый профиль, — и она совсем не стоит упоминания.       — Почему же страна, породившая великого генерала, не стоит упоминания? — в медовом голосе завозилось искреннее непонимание, а ресницы затрепетали.       Кастиэль хмыкнул.       — Не такой уж я и великий, Ваше Высочество. За свою жизнь я совершил много того, чем не стоит гордиться.       Дин открыл глаза и повернулся к нему, встречаясь с синевой. Что-то тяжёлое крылось в зелени глаз, что-то внутри принца противилось произнесённым словам и готовилось вырваться наружу, но в итоге, сжав губы, тот ничего не произнёс. Но и не отвернулся, долго глядя на него.       И от этого взгляда внутри Кастиэля всё переворачивалось, бурлило и чесалось.       В итоге Дин вздохнул.       — Я знаком со всеми вашими подвигами, генерал, знаю все битвы и читал ваши рукописи, — за раз поразил его принц, заставив Кастиэля резко выдохнуть и распахнуть глаза. — И все ваши подвиги… — Не договорив, Дин усмехнулся, оголив клыки. — Пожалуй, не найдётся человека достойнее звания генерала, чем вы.       Дин замолчал, всё так же глядя на него, но Кастиэль, как бы ни пытался, не понимал того, что в его личности привлекало принца. Подвиги? Обычные походы и завоевания. Подумаешь, расширил территории Киэло — об этом…       Постойте.       По факту всю грязную работу выполнял именно он, четвёртый генерал, но лавры забирали старики. Пожалуй, один лишь Бальтазар почти не пользовался им. Ему же, Падшему Ангелу, присваивали кровопролитие, за которое впервые и прославился. Так чего же принц Торрэно был так воодушевлён его личностью? Принц же совсем не походил на тирана!       Кастиэль не понимал.       — Моя слава темна, — пробормотал он. — Из-за неё люди боятся меня.       Дин спокойно кивнул.       — Третий поход на Миссу одиннадцать лет назад. Вы присоединились к нему, одержали победу и прославились…       — Ваше Высочество, я потерял почти всех товарищей, — перебил Кастиэль, — не думаю, что выживание достойно славы.       — Этот грех лежит на душе почившего генерала, — холодным властным тоном отрезал принц, не терпя возражений, и Кастиэль притих. — Вы же лишили султана Миссу головы, совершив подвиг и освободив тем самым множество жизней. Не скажу, что одобряю старомодные принципы Киэло с отсутствием воли у омег и девушек, но теперь жители Миссу живут гораздо счастливее.       — Вы так уверены? — хмыкнув, усомнился Кастиэль.       Он вообще не представлял, что стало с тем крохотным королевством, — это его совсем не беспокоило. Да и те времена почти что стёрлись из памяти.       — Более чем, — заверил Дин и нахмурился, когда Кастиэль открыл рот, чтобы возразить. — Нет! — не дал вставить он и слова. — Не смейте портить представление о вашей личности и сцену, после которой вас прозвали Падшим Ангелом!       Кастиэль насупился, потеряв лицо.       И вот как спорить с этими голубыми кровями? Как объяснить принцу, что он заблуждается?       Что вообще было такого в тот день, после которого ему дали это странное прозвище? Ну да, весь дворец был заляпан кровью и телами умерших. И сам он погряз в крови настолько, что светлые одежды окрасились в красно-чёрный, из-за чего в последующем он перебрался в цвет ночи. Ну да, он… просто вышел в свет, держа в руке отрубленную голову султана. Что такого? Почему именно ангел? Если с «падшим» всё понятно, то что же с этим ангелом? И спросить-то было не у кого, как и сейчас, зато появилось прозвище вместо имени.       — Вы не верите мне, да? — тише прежнего произнёс принц с нескрываемым разочарованием, не получив никакого ответа.       Кастиэль невольно кивнул, и в ответ вздохнули, прикрывая глаза.       — Генерал, если бы вы только знали, сколько жизней спасли, — с непонятным Кастиэлю отчаянием прошептал принц, и от сладко-горького голоса за рёбрами что-то сжалось.       — Ваше Высочество, почему вам так интересен генерал чужой страны? — сдался Кастиэль и наконец-то задал вопрос вслух.       Дин усмехнулся и вновь взглянул на него.       — Чужой? Генерал, скоро наши государства породнятся, — со смешком произнёс принц. — Но даже так… вы мне интересны, генерал. Вы… — Дин качнул головой. — Нет, пожалуй, это чересчур личное.       — И это личное связано со мной? — с улыбкой хмыкнул Кастиэль, заглядывая в глаза цвета зелени.       На веснушчатом лице расцвела улыбка, породившая не менее чарующие ямочки.       — Это секрет, генерал, — Дин приложил указательный палец к своим губам. — Вам стоит знать только то, что вы выдающийся человек, которым я, напомню, искренне восхищаюсь. А моё восхищение должно польстить, не так ли?       Кастиэль неопределённо хмыкнул.       Восхищение принца вводило в ступор. И в то же время порождало надежду, к которой он совсем не привык.       Старший принц Торрэно удивлял его изо дня в день всё больше.       Дин, будучи омегой, совсем не походил на себе подобных. Изредка сравнивая его с Адамом, Кастиэль совсем не находил схожих черт ни внешне, ни в поведении.       Во-первых, старший принц, хоть и выводил на теле узоры хной и носил золотые украшения, одевался более открыто, более вызывающее, более притягательно и дерзко для того, кто носил траур и являлся кротким и «слабым» полом. Но, если Кастиэль не ошибался и память не подводила, в день приезда на принце не было никаких рисунков. Либо правда не заметил.       Во-вторых, старший принц никогда не опускал головы и не робел перед ним, чего не скажешь о других омегах и бетах. Дин придерживался своего статуса, и в его кошачьей походке всегда прослеживалась лёгкость и врождённое величие. Он словно был рождён, чтобы стать альфой или нести бремя правителя. И Кастиэля это чертовски притягивало.       В-третьих, выяснилось, что Дин был помешан на военном деле и даже имел собственную оружейную, которую обещал показать в скором будущем. Принц читал не только его труды, в которых Кастиэль по глупой молодости описывал пройденный путь, но и труды других вояк. Дин был начитан, силён физически и обладал чересчур хорошей памятью, раз помнил о, пожалуй, каждом военном участии Кастиэля — и в главной роли, и в тех, когда победу отбирали. Откуда же принц обладал такой информацией оставалось загадкой. Хотя Кастиэль догадывался об одном сладкоежке, который мог слить информацию, но не спешил начинать разборки.       В общем, рождённый омегой не желал быть им. Вместо танцев и рукоделия — неизвестные ему, Кастиэлю, увлечения, среди которых крылась любовь к оружию. Вместо собственной семьи — чужая, семья брата. Хотя, что успел заметить Кастиэль, Дин обожал своего племянника, с которым проводил больше времени, чем кормилицы и няньки.       И однажды, в конце второй недели, Дин познакомил его с наследным принцем.       Вновь придя к нему без сопровождения с ребёнком на руках, принц в который раз покорил глупое сердце улыбкой и светом, который исходил изнутри.       — Вот, малыш, познакомься, — не переставая широко улыбаться, обратился Дин к ребёнку и аккуратно взял его за пухлую ладошку, — это Ангел. Самый настоящий, — заговорщически прошептал он и одновременно с ребёнком поднял на Кастиэля глаза.       Впав в несвойственную для него и такую укрепившуюся подле принца растерянность, Кастиэль пару раз моргнул и неосознанно приоткрыл рот. Ребёнок был ещё мал, и всех черт пока не удавалось разглядеть, но скажи ему кто-нибудь, что Джек — сын Дина, поверил бы. Слишком похожи. Слишком…       Названный Ангелом неловко улыбнулся, когда принц вопросительно-выжидающе вскинул бровь.       — Маленькое Высочество, приветствую вас, — почтительно кивнул Кастиэль, с трудом отрывая взгляд от покрытого веснушками лица. И всё же услышал мягкий хмык и краем глаза заметил улыбку на полных губах.       Синий взгляд не сдержался и бросился вверх, к лукавой зелени.       — Такой большой, а говоришь с младенцем, — усмехнулся Дин, поудобнее приобнимая ребёнка и позволяя тому схватить себя за большой палец.       Поперхнувшись вздохом от накатившего возмущения, Кастиэль нахмурился, но тут же добродушно фыркнул, складывая руки на груди и упираясь плечом в колонну. Понаблюдав за вознёй под неразборчивое бурчание, он всё же задвинул тёплые чувства подальше и задался вопросом.       — Ваше Высочество, почему вы доверяете мне, выйдя с ребёнком в одиночку?       Дин на мгновение замер, напрягшись, но через секунду опустил плечи и, склонив голову к плечу, взглянул на него.       — А кто сказал, что я доверяю вам, генерал? — слова, произнесённые без толики эмоций, резанули шипами, но внешне Кастиэль остался непоколебим. Однако грызущее вены чувство от деланного равнодушия никуда не делось. — Отец с братом мне голову оторвут, узнав об этой авантюре, но… — Дин вздохнул, и зелёный взгляд смягчился. — Хорошо. На самом деле я доверяю вам, генерал. Даже слишком, раз пожелал познакомить с нашим маленьким сокровищем, — мужчина ласково потеребил пухлую щёчку и тем самым вызвал звонкий, режущий слух смех у ребёнка. — Прелесть, да?       Мир Кастиэля в который раз затрепетал от искренней улыбки, и теперь уже пришлось душить не гадкое чувство, а самое тёплое и светлое, которое только было ему доступно. И где-то глубоко в душе это чувство начинало пугать его.       — Любите детей?       Вполне простой вопрос, на который омеги радостно отвечали: «Да!», — а потом ещё добавляли, что хотят завести собственных — да побольше… Однако старшего принца Торрэно нельзя было назвать типичным омегой.       Искренняя улыбка стала натянутой, будто вопрос задел нечто личное.       — Только одного, пока у брата не появятся другие, — неразборчиво бормоча, наконец-то молвил Дин.       Ответ ввёл в замешательство, хотя Кастиэль должен был привыкнуть к подобным поворотам.       Почему принц не щебетал о собственном потомстве, которое могло появиться на свет? Ему достаточно сбросить траур и принять предложение какого-нибудь поклонника, которых наверняка немало, — альфы даже не обратят внимания на метку и отсутствие запаха. А, может, ему даже повезёт, и он станет тем счастливчиком, чья новая метка перекроет первую.       Только внутренняя сущность, которая всё ещё желала заполучить этого омегу в собственные объятия, противилась мыслям отдать его кому-то другому.       «Нельзя, — мысленно шипел Кастиэль на самого себя, впиваясь короткими ногтями в ладони. — Только не с тем, кто жаждет свободы!»       Молчание затянулось, но Кастиэль этого не заметил. Он даже не заметил, как изменился в лице, но эта перемена подвела принца к продолжению.       — Генерал, вы так мало обо мне знаете, — прошептал Дин, и Кастиэль резко выдохнул, вспомнив, где находится.       Подняв глаза, он уже собирался возразить, но вовремя прикусил язык. И не только по той причине, что не стоило упоминать Габриэля. Была и вторая. Взгляд. Всего один взгляд, в котором плавилась сладкая горечь, не дал языку шевельнуться.       Этот мужчина творил с ним невозможное.       — Мне не дано быть примерным супругом и иметь детей, но… У меня есть брат. Сэм. И если первое меня не волнует, то второе косвенно подвластно. — Принц удостоился очередного непонимающего взгляда и слабо улыбнулся. — Говорю же, что многое вам неизвестно, генерал. Я участвовал в воспитании Сэма, когда умерла мама, и теперь бесчестно лишаю работы нянек его сына.       — Вот оно как, — пробормотал Кастиэль, но, если уж быть честным с самим собой, жалости не испытал.       Вновь повисла тишина, которая не казалась неприятной. Однако одно маленькое существо порушило её хныканьем.       Успокаивающе зашипев и начав покачивать ребёнка на руках, Дин изломил брови домиком и переключил всё своё внимание на племянника. И было в этом что-то домашнее, что-то обыденное, родное, из-за чего Кастиэль засмотрелся.       Пожалуй, на этого мужчину можно было смотреть целую вечность.       — Знаете, генерал, вы первый, кто не проникся жалостью и неприязнью ко мне, узнав больше, — неожиданно признался принц, отвернувшись от него. — Нам с Джеком пора. Ещё свидимся, если не сбежите раньше времени, — усмехнулся Дин.       Только Кастиэль не собирался бежать.       — Необязательно звать меня по титулу, — в последний момент выпалил он, когда мужчина отошёл на пару шагов.       Принц замер и обернулся, выглядя при этом весьма озадаченно. И только сейчас, глядя на растерянное выражение лица, Кастиэль осознал свой промах.       — А как же мне вас звать? — не понял его Дин, растерянно моргая. — Падшим Ангелом?       Сглотнув, Кастиэль выдавил из себя улыбку и постарался успокоить подскочившее сердце — то ли то был страх, то ли предвкушение быть раскрытым.       — Можно начать и с этого.