Близкий человек?

Он бежал, не оглядываясь. Сердце уже готово было вырваться из груди, а лёгкие сдавливал кашель. Но вдруг, он споткнулся о камень, упал и разодрал кожу на коленях и ладонях. Не успел он подняться, как его схватили за руки и завели их за спину. На голову что-то надели, по видимому, мешок, и зажали ему рот. После, затылок пронзила адская боль, и он потерял сознание.

***

Он уже потерял счёт времени, в этой темной комнате не было никаких источников света, кроме небольшой лампочки. Он хотел вернуться к Давиду, но знал, что тот не хочет его видеть. Да и если бы хотел, отсюда не выбраться. Слёзы уже закончились, глаза высохли. Он успел обдумать всё, что для него сделал шатен, что он сам сделал не так, и что может ждать его завтра. Он снова услышал шаги, кто-то спускался по лестнице. И он очень не хотел видеть этого "кого-то". Мужчина толкнул его к стене и швырнул в него бутылку с водой. —Пей. - он просил называть его Дядей Петей. Дрожащими от страха и голода руками он поднёс горлышко ко рту. Вода оказалась нормальной, как обычная вода из магазина. Он тут же выпил всё залпом. —Хороший мальчик, а сейчас... - он подошёл к нему и начал стягивать с него кофту. —Приступим к самому сладкому... - сначала он не понял, о чём говорит мужчина, но когда тот полез снимать с него штаны, стало очень страшно. Он начал пытаться вырваться, но одна сильная грубая рука крепко сжала его за тонкие запястья, а вторая зажала рот. —Ну чего ты, не бойся, больно не будет. - он слышал издевательскую ухмылку в его хриплом голосе.

***

Всё тело ломило, он лежал неподвижно, хотя мелкая дрожь била не переставая. Мужчина одел его и ушёл куда-то. В голове было пусто, он ничего не понимал и не воспринимал. Вдруг он услышал приглушенный грохот откуда-то сверху, а затем и крики. Дверь открылась, комната залилась светом, кто-то спускался по лестнице. Но это не были громоздкие шаги Дяди Пети. Вскоре в проходе показалась девушка в полицейской форме. —Мальчик, что с тобой? Он ничего не ответил. Дальше всё, как в тумане: она вывела его наверх, в одну из комнат дома этого мужчины, там было ещё много полицейских, а Пётр стоял рядом с ними, в наручниках. Они начали спрашивать его о чём то, но их слова путались в голове, он ничего не понимал. Они увели его в машину, привезли в какую-то больницу, врач осмотрела его, снова поднимая одежду, но он уже не сопротивлялся. Он сидел в постели, накрыв ноги одеялом и смотря в потолок, когда резко стало тепло, его кто-то обнял. Он посмотрел на этого человека - Давид. Шатен постоянно повторял его имя и просил прощения. —Д-Давид... П-почем-му ты пришёл?...З-зачем?.. - он еле как смог выговорить фразу, ужасаясь собственному голосу. Но он действительно не понимал, для чего пришёл старший и как он его нашёл. –Потому что...Никита... Прости, я сорвался на тебя... В тот день меня уволили с работы. Пожалуйста, прости! - эта ситуация вдруг показалась ему до жути идиотской. Он ведь сам что-то решил для себя, не задумываясь о том, что Давид тоже имеет право на эмоции и усталость. Какой же он идиот. Стало противно от самого себя. Он сам во всем виноват. Но Роменский сам вернулся к нему, сам начал извиняться. Он вспомнил, как хотел оказаться в его объятиях, сидя в подвале дома абсолютно незнакомого человека всего пару часов назад. —Там б-было страшно...о-очень... - он даже не понял, что сказал это вслух, оно как-то само. Когда шатен ушёл, он так и остался сидеть, смотря на белую, местами ободранную дверь со слезами на глазах. Через некоторое время он все же опустил голову на подушку. В голове вспыхнуло воспоминание о той ночи, когда была гроза, он снова захотел тех прекрасных объятий. Обхватив одеяло руками, чтобы представить, что он тоже мог бы кого-то обнимать, он уснул. Но лучше бы он не ложился. Во сне снова был "Дядя Петя", а потом даже и... Вадим. Первый всё также норовил полапать его, а второй без конца твердил о том, что он теперь он "грязный" и никому такой не нужен. Открыв глаза, он тяжело задышал. Мальчик попытался успокоиться, но, стоило ему моргнуть - перед глазами тут же появлялись кадры из кошмара. Пульс участился, он слышал только своё сердцебиение. До него наконец дошло, что сказал Вадим, и от осознания стало только хуже. А ведь и правда, кому он такой нужен? Никто не полюбит его. Давид просто ещё не знает... наверное. Хотя причём тут вообще Давид? Он итак ни за что на свете не будет его любить... Ни один человек на свете ни за что не полюбит его. Он просто не достоин человеческой любви, да и вообще любой. Об этом ему говорят все: Вадим, одноклассники.. Кстати, а они могут узнать о том, что с ним произошло?.. Он представил все новые оскорбления и ярлыки, которые закрепятся за ним после возвращения в школу, если за не посещаемость его вообще ещё не отчислили. Он всхлипнул, снова вспоминая, как "ласково" называл его Пётр: "сладкий", "зайка"... Он называл его своим, прижимая к холодной каменной стене. Он надеялся, что его жалкий хриплый голос никто не услышит, пока подушка вновь мокла от его слёз. Ему вдруг стало обидно, да так, что это чувство сдавливало грудную клетку и мешало дышать. Он заревел в голос, закрывая рот рукой. Он просидел так минут десять, пока дверь резко не открылась и в комнату не вошла медсестра. —Что с тобой? Он опять молчал. Полицейские заставили его что-то рассказать, повышая голос. Свернувшись клубком на кровати, он попытался замолкнуть, но не вышло, слёзы наоборот хлынули с новой силой. Женщина подошла к нему. —Ты мешаешь спать людям в соседних палатах. - строго сказала она. Он тут же заткнулся. Когда нибудь он перестанет быть таким эгоистом. Медсестра что-то делала за столом, он не увидел что. Господи, лишь бы она побыстрее ушла. Женщина развернулась к нему, протянув ему кружку. Вода была странного белого оттенка. Он аккуратно взял её. —Выпей. Уснёшь быстрее. Он сделал небольшой глоток. Похоже, порошок не до конца перемешался и теперь сухостью отдавался на языке. Медсестра ушла, выключив свет, а он допил смесь. Скорее всего, Роменский уже с нетерпением ждёт его совершеннолетия, чтобы отказаться от опекунства, хотя... сейчас ему тоже ничего не мешает сдать его в детский дом или просто выгнать. Второй вариант Никите нравился больше. Вскоре он почувствовал, как веки резко потяжелели и опустил голову на подушку. Утром он проснулся от стука дождя по стеклу. Моргнула молния, ослепляя его на миллисекунду. Голова и глаза ужасно болели, он потёр веки, стараясь не обращать внимания на нарастающую грозу. Дверь резко открылась, вошла молодая девушка, тоже медсестра. —Давид Роменский - твой опекун, верно? - спросила она, открывая его медкарту, которую ему завели буквально вчера, так как старой в его квартире не было. Он даже не понял, что она спросила, просто медленно кивнул. —Когда он придёт за тобой? А он, наверное, и не придёт вовсе. Он пожал плечами. Эта девушка выглядела более менее дружелюбно по сравнению с остальными работниками этой больницы. —Я отдам ему рекомендации и направление, ты должен покинуть палату сегодня. - она круто развернулась на своих высоких каблуках и вышла. Идти жить на лавке рядом с кофейней, в которой работал Давид? А ведь его бы не уволили, не работай он столько ради того, чтобы обеспечить его. А с чего он взял, что это все было для него? Он снова опустился в кровать, повернувшись лицом к окну. Сил не было, на ноющую головную боль уже всё равно. Дверная ручка опять повернулась. Какая из двух медсестёр решила вернуться? За ним послышались шаги. Не было стука каблуков или шарканья тапок по полу. —Никита. - шёпотом позвал знакомый тёплый голос. Он обернулся. Он всё же пришёл.