Ocean people.

      Хаос в личной жизни Юнги внезапно начинается в совсем обычный день, как и любое апокалиптическое событие, нарушающее спокойствие рутины.       — Я все еще не могу поверить, что у тебя есть старший брат, и Намджун дружит с ним, — бормочет Юнги, ставя клавиатуру на угол сцены.       На последний концерт им пришлось взять с собой свои инструменты, и теперь они должны вернуть их в гараж, который арендуют для репетиций. Через несколько недель они собираются выступать на фестивале, и им нужно пересмотреть сет-лист и выложиться по полной.       Сеульский гранж-фестиваль не такой масштабный, как должен был бы быть, но он отлично освещается. Чонгук, Тэхен, Чимин, Намджун и Юнги не стремятся к славе, они никогда не жаждали внимания прессы, все они очень любят свою частную жизнь и анонимность, чтобы пожертвовать ими ради славы. Однако все они хотят заниматься музыкой вечно. Все они хотят иметь возможность зарабатывать ею на жизнь, что им в настоящее время и удается.       Успех не связан со славой, ни с кем из них. Они выступают с концертами, и их песни получают признание, но никогда не перебарщивают, даже несмотря на то, что у них есть преданные поклонники. Но никто никогда не преследовал их, не оказывал на них давления или что-то в этом роде, и они намерены продолжать в том же духе.       Их цель — только создавать музыку, причем значимую музыку, музыку, которая говорит о важных вещах.       И они это делают.       Они выступают на этом фестивале уже второй год, и обычно им платят за посещение большего количества концертов, так что они по-настоящему сосредоточены, потому что, несмотря на то, что они живут довольно хорошо, денег много не бывает.       — Я думал, ты знаешь, — парирует Чонгук, сосредоточенный на струнах своей гитары, длинные волнистые волосы падают ему на глаза, когда он берет аккорды. — Мы с Хеном довольно близки.       Юнги фыркает.       — Если бы вы были так близки, разве вы бы не говорили о нем? Или не публиковали фотографии? — Спрашивает он, и его собственная мятная челка падает ему на глаза, когда он смотрит на свои руки, лежащие на клавишах.       — О чем ты говоришь? Чонгук все время говорит о Джин-Хене, — говорит Тэхен за своими барабанами, настраивая тарелки.       Юнги хмурится, потому что теперь, когда Тэхен упомянул об этом, в глубине его сознания зазвенел очень тихий звоночек.       — Правда? А как насчет фотографий? — Юнги, на самом деле, не любитель социальных сетей, но за годы знакомства с Чонгуком, по статистике, он должен был увидеть хотя бы одну фотографию.       — Да, — говорит Чимин, беря микрофон, — Насчет фотографий, они нечасто видятся, потому что Джин-Хен был во Франции последние три с половиной года, но Чонгук публиковал несколько, когда приезжал навестить хена в Париже прошлым летом.       Лето обычно проходит для Юнги как в тумане, чаще всего он накуривается и спит до двух часов дня, так что вполне логично, что он не помнит толком ничего из того, что видел в instagram или Twitter.       — Не знаю, — бормочет он, — Думаю, я никогда его не видел.       Тэхен фыркает.       — Ты определенно не видел, — его голос тяжелый и наполненный чем-то, что Юнги распознает как характерную для Тэхена жажду, когда он говорит о красивых мужчинах, — Если бы ты его видел, ты бы ни за что не забыл, что он самый горячий мужчина на свете.       Юнги рефлекторно смотрит на Чимина, но он не знает, почему он это делает, он давно привык к их странной парочке. Чимин и Тэхен встречаются уже много лет, и жажда секса на троих — обычное дело для них, что никогда не избавляет Юнги, Чонгука и Намджуна от отзывов о мужчинах, с которыми они спят или даже с которыми встречаются. Они часто делали это до того, как начали встречаться, и Юнги думал, что это была попытка подразнить другого или вызвать ревность, но это почему-то усилилось после того, как они начали встречаться.       Глаза Чимина темнеют, и он ухмыляется в той озорной манере, которую Юнги хорошо знает.       — Черт, он определенно такой, — он облизывает губы, почти хищно, — Я бы позволил ему сделать с нами все, что угодно.       Юнги снова фыркает, когда Чимин и Тэхен впадают в неистовство, обсуждая пропорции тела брата Чонгука. С годами он разработал метод, позволяющий блокировать в своем мозгу любые их чрезмерные сексуальные желания и намерения.       — Эй, прекрати так говорить о моем брате, — закатывает глаза Чонгук, но он не выглядит по-настоящему потрясенным или даже расстроенным, в уголках его губ появляется намек на улыбку.       — Боже, у твоей мамы прекрасная генетика, — ноет Тэхен. — Ты можешь представить, что у тебя двое классных сыновей?       Улыбка Чонгука становится шире. Юнги знает, что ему нравится получать комплименты, а Чимин и Тэхен — короли агрессивного одобрения, особенно когда они пьяны.       — Заткнись, — ноет Чонгук, хотя на самом деле он не стесняется, получая удовольствие от комплимента, пусть даже косвенного.       — Черт, я бы все отдал, чтобы стать зятем твоей матери, — говорит Тэхен с проблеском мечтательности.       — Не говори так при Намджуне, — поддразнивает Юнги, глядя на Чонгука, чтобы проверить его реакцию.       Чимин и Тэхен громко хихикают, видя, как покраснел Чонгук, а младший смотрит на Юнги с выражением «зачем ты это сделал?» в глазах.       Все знают, что Чонгук влюблен в Намджуна, кроме, может быть, самого Намджуна. Что глупо, потому что, по крайней мере, для Юнги, в глазах Намджуна написано, насколько он любит Чонгука. Иногда становится невыносимо наблюдать за тем, как они годами затягивают одну и ту же ситуацию, потому что ни у кого из них не хватает смелости признаться.       — Прекрати, — Чонгук немного оправдывается, но при этом надувает губы, и Юнги находит это милым.       Чимин и Тэхен воркуют над ним, и он агрессивно краснеет.       — Кстати, где Намджун? — Спрашивает Юнги, пытаясь спасти Чонгука, за что получает благодарный взгляд от младшего.       — Он пошел за Джин-Хеном, — говорит Чонгук, и в его глазах и голосе что-то мелькает. Юнги давно освоил искусство понимать Чонгука, поэтому он расценивает это как ревность и делает мысленную заметку, чтобы попытаться перевести разговор на другую тему позже.       Чонгук и Юнги очень, очень похожи, оба тихие и с ужасной склонностью держать все в себе и взрываться, вместо того чтобы поговорить и поделиться этим со своими близкими.       Юнги иногда беспокоится.       — Так что, нам стоит начать без него? — Спрашивает Чимин, наконец-то закончив с микрофоном.       — Я думаю, да, — Тэхен быстро играет на барабане, как он часто делает, пока у него в руках палочки, что является следствием его гиперактивности и музыкальных наклонностей.       — Тогда давайте начнем, Намджун сможет нас догнать, когда приедет, — кивает Юнги.       Намджун играет на бас-гитаре, и он также является их менеджером. Ещё он занимается мастерингом в области музыкального продюсирования, а это значит, что он часто опаздывает на их репетиции, что раздражает, потому что бас-гитара является неотъемлемой частью всех их песен. Они как-то привыкли начинать без него, но это никогда не становится менее странным.       Сейчас под мастерингом подразумевают приведение трека к соответствию техническим стандартам стриминговых сервисов. Например, если ваша песня будет звучать тише или громче, чем композиции других исполнителей, то это может оттолкнуть слушателя.       Они начинают с одной из своих самых любимых песен, им нужно внести некоторые коррективы. Вокал Чимина срывается с его губ, и это медовый чувственный голос, который завораживает, а Чонгук продолжает своим мелодичным голосом, создавая идеальную гармонию. Тэхен аккомпанирует им, стоя за барабанами, а Юнги сосредоточившись на них, пытается выявить потенциальные недостатки в их (и в его собственной) технике и найти пути улучшения. Обычная репетиция.       Они исполняют половину первой части песни, когда появляется Намджун, в своих обычных свободных брюках цвета хаки и простой белой футболке, с ожерельями и растрепанными медово-каштановыми локонами. Юнги качает головой, сдерживая смех, и опускает взгляд на свои клавиши, когда голос Чонгука прерывается и Намджун садится на диван прямо перед ним. Он почти может представить озорную улыбку Тэхена и закатывание глаз у него за спиной, потому что это так мучительно очевидно.       Когда Юнги снова поднимает взгляд на Намджуна, то видит, что он не один.       Хаос начинается с того, что рядом с ним стоит высокий, широкоплечий мужчина с идеальной осанкой, одетый в белую рубашку, черные рваные брюки и пушистое длинное пальто из кремовой ткани и коричневой кожи снаружи, а также белые кроссовки. Он улыбается кому-то, кому-то рядом с Юнги, даже подмигивает ему, как будто их связывает близость. Юнги смотрит в его сторону, и затем его мозг, наконец, улавливает очевидную родственную связь.       Мужчина ведет себя так, словно комната принадлежит ему, не высокомерно, а так, словно ему это знакомо, словно она создана для того, чтобы принимать его у себя. Он продолжает улыбаться, кивать головой в такт песне и даже бормочет слова на секунду, как будто знает их.       И тут его глаза встречаются с глазами Юнги.       Юнги на самом деле не знает почему, но он быстро отводит взгляд, когда их взгляды встречаются, и пытается сосредоточиться на клавиатуре, чувствуя, как по шее разливается необычный жар. У него не было времени как следует разглядеть черты этого человека, или, по крайней мере, недостаточно, чтобы запечатлеть их в своей памяти, это то, что он говорит себе, отводя взгляд так быстро, что сам едва может понять почему. Он снова поднимает взгляд, мужчина смотрит на Чимина, и это дает Юнги время рассмотреть его лицо, попытаться связать его с мыслью о том, что он брат Чонгука.       У него красивый, идеально очерченный нос, темные глаза, почти скрытые за черными, как уголь, блестящими волосами, и пухлые красные губы, которые выглядят такими безупречными и увлажненными, что кажется, будто их нарисовали. Юнги чувствует, как дыхание застревает у него в горле, когда глаза этого человека снова встречаются с его глазами, и снова, с ужасающим учащением сердцебиения, он отводит взгляд так быстро, как только может, чувствуя себя застенчивым ребенком, наблюдающим за взрослым и внутренне ругающим себя за это.       Юнги сжимает челюсти, когда поток мыслей проносится в его голове, что характерно для того, кто слишком много думает, каковым он и является. Его разум быстро переключается из-за непонимания на собственный рефлекс отвода взгляда, задаваясь вопросом, действительно ли он пялится или просто делает вид, что смотрит на лицо, как и любого другого незнакомца. Ощущение того, что его поймали, и пристальный взгляд на его лице застали его врасплох, как будто он готовился к неправильному тесту в школе и узнал об этом только тогда, когда перед ним положили тест.       Юнги наклоняется к своему микрофону, чтобы поддержать вокал Чимина и Чонгука, и, не в силах совладать с собой, почему-то снова переводит взгляд на лицо незнакомца. И да, он смотрит в ответ, взгляд напряженный, но выражение лица загадочное, так что Юнги пришлось бы потрудиться, чтобы разгадать его.       Он не.       Юнги снова трусливо отводит взгляд, задаваясь вопросом, что с ним не так и почему он продолжает оглядываться, чувствуя себя подлецом. Он смотрит на своих коллег по группе, чтобы проверить, заметили ли они его необычное поведение, или кто-то из них смотрит на Юнги так, как Юнги думает о себе сейчас, как будто он чудак. Чимин закрыл глаза, а Тэхен сосредоточился на своих барабанах. Чонгук смотрит на Намджуна, но слишком быстро отводит взгляд, когда понимает, что старший смотрит на него так же, как Юнги не так давно.       Юнги смеется про себя над забывчивостью Чонгука, облизывает губы и, как дурак, не в силах совладать с собой, позволяет своему взгляду вернуться к лицу мужчины. Их взгляды снова встретились, и на этот раз мужчина одарил его легкой ухмылкой, на что Юнги отвел взгляд.       Он морщится от злости на себя, потому что думает, что мог показаться грубым, и все потому, что его глаза упорно возвращаются к лицу мужчины и не отводятся, как будто у них есть сила воли, независимая от Юнги.       Юнги и раньше видел красивых мужчин, он без проблем признает это, и не думает, что это что-то значит. Иногда он даже подыгрывает Чимину и Тэхену, и они обсуждают это, оценивая внешность мужчин. На самом деле это не так уж серьезно.       Однако он чувствует себя неуютно, потому что, хотя он и признает, что да, Чимин прав, и да, Чонгук и его брат чертовски сексуальны, дело не в этом. Проблема в том, что он не знает, в чем дело. Юнги продолжает смотреть вверх, и на этот раз мужчина что-то шепчет Намджуну, обхватив его лицо ладонями. Его глаза снова встречаются с глазами Юнги, и тот отводит взгляд, злясь на себя за промах.       Он смотрит на Чонгука, когда Намджун смеется, и в этом что-то есть. Определенно, что-то есть. Юнги видит, как глаза Чонгука чуть-чуть потускнели, теряя свой обычный живой блеск.       Песня заканчивается идеально еще до того, как Юнги успевает это заметить, как будто он сыграл все это на голой мышечной памяти. Он прекрасно осознает тот факт, что им придется сыграть это снова, во-первых, потому что он был слишком отвлечен, а во-вторых, потому что Намджуну нужно взяться за бас, чтобы идеально настроить его и проверить гармонию.       Звуки аплодисментов отвлекают Юнги от его мыслей, и он поднимает глаза, чтобы увидеть, что мужчина улыбается своему младшему брату.       — Я уезжал из этой страны, когда мой младший брат был еще совсем малышом, и когда я вернулся, он стал рок-звездой? — Его голос, конечно, слишком сладкий и мелодичный, совсем как у Чонгука, только более глубокий. Он также резкий и энергичный, пропитывающий каждую букву каждого слова нежностью, как сироп блинчики.       — Вообще-то, это гранж, — Чонгук скорчил недовольную гримасу, в которой Юнги хорошо узнал свое лицо донсэна.       — Да, не будь таким капризным, — Говорит брат, приглашающе взмахивая рукой в воздухе, и лицо Чонгука расплывается в заячьей улыбке, такой яркой, что Юнги и сам чувствует себя счастливым при виде того, как он раскрывает объятия, — Иди сюда.       Чонгук закатывает глаза и вместо того, чтобы обнять его, прыгает на руки старшего и сцепляет их у него за спиной, уткнувшись лицом ему в плечо.       — Ах, отпусти меня, ты, невыносимый красавчик, — он трясет его за плечо, и Чонгук хихикает у него на руках, а затем обнимает за широкие плечи своего старшего брата, снова уткнувшись в него лицом, но на этот раз потираясь о его щеку, как щенок.       — Нет, — скулит Чонгук, но мужчина, наконец, спихивает его с рук, чтобы заключить Чонгука в нормальные объятия, на которые младший делает вид, что ненавидит их, но все видят, что на самом деле он счастлив. — Фууу, отпусти, старик.       Мужчина отталкивает его, но некоторое время они смотрят друг на друга, оба хватают ртом воздух, и руки старшего хватают Чонгука за плечи.       — Я не так тебя воспитывал, — шутит он, и Чонгук хихикает. — Я скучал по тебе, сопляк.       Глаза Чонгука закрываются от самой широкой улыбки, которую Юнги когда-либо видел, и ему очень приятно видеть его таким счастливым. Они, кажется, очень близки. Это напоминает Юнги о его отношениях с собственным братом, хотя они ведут себя гораздо тише.       — Я тоже скучал по тебе, — признается Чонгук.       Чонгук краснеет, но Юнги не может удержаться, чтобы не посмотреть на Намджуна и не поймать его любящий взгляд на улыбке младшего. Юнги любит смотреть на людей, наблюдать за их действиями, изучать их глаза, их рассеянные движения, то, как двигаются их руки и поза, и то, какими они становятся, когда не думают о том, что делают.       Намджун смотрит на Чонгука так, словно тот родился от одного прикосновения Мидаса, словно он сделан из чистого золота и хранит в своей груди чистоту и драгоценность Вселенной. Что недалеко от истины, думает Юнги. Чонгук добрый, остроумный. Он достигает совершенства во всем, в том числе и в том, что у него есть сердце. Он может воспринимать мир с пониманием и видеть людей такими же.              Юнги чувствует, как прилив нежности переполняет его сердце, словно волны, набегающие на берег, — белая освежающая пена, солоноватая на вкус и энергичная. Глаза Намджуна сияют неприкрытой любовью, и Юнги чувствует острую боль в сердце за всех любимых, которые застряли за зубами, колеблются на кончиках языков, слишком боясь выплеснуться наружу.       — Джин-хен, — Чимин набрасывается на старшего, требуя внимания Юнги к большой шумихе, происходящей перед ним.       Юнги не знает, когда Чимин познакомился с ним, не знает, насколько они близки, но что-то слегка горчит у него на языке, когда он ловит взгляд лунообразных глаз мальчика с розовыми волосами и слушает его хихиканье, разносящееся по комнате, словно мерцание звезд. Чимин выглядит счастливым и близким, и Юнги почему-то чувствует себя на седьмом небе от счастья.       Брат Чонгука смеется громко и пронзительно, и это идеальный баланс между тихим и преувеличенным смехом, и это странный звук, непривычная смесь для ушей Юнги, и все же он звучит абсолютно трогательно.       — Чимин, — восклицает он, — ты выглядишь совсем по-другому.       Руки Чимина обхватывают его за талию, прячась под пальто, и это выглядит интимно и нежно, и Юнги хочется отвести взгляд.       — Прошел уже год, а ты что, не следил за мной в Instagram? — Спрашивает Чимин с притворным возмущением.       — Я действительно видел твой Instagram, но, увидев лично, Боже, ты выглядишь потрясающе, — Юнги чувствует, как у него начинает гореть шея, потому что он никогда бы не смог так похвалить своих друзей.       Юнги чувствует себя бесстыдником, когда флиртует с девушками, говорит всякие неприличные вещи. Флиртует до смущения дерзко, но, когда дело доходит до важных людей, его друзей, его семьи, говорить что-то, отдаленно напоминающее лесть, нежность или сладость, становится труднее всего, в горле у него образуется ком, похожий на анафилактический шок, голосовая щель закрывается, и он задыхается, прежде чем слова успевают выйти.       Это поражает воображение, все это взаимодействие, потому что привязанность никогда не была для Юнги чем-то лёгким.       — Если ты собираешься флиртовать с моим парнем у меня на глазах, то я тоже хочу внимания, — обиженно говорит Тэхен за их спинами.       Брат Чонгука мелодично хихикает, когда отпускает Чимина и заключает Тэхена в крепкие объятия, заставляя его сверкнуть своей очаровательной широкой улыбкой, которая появляется только тогда, когда его переполняет радость.       — Ах, Тэхен, не волнуйся, ты и сам прекрасно выглядишь, я действительно скучал по тебе, — говорит он, и Юнги может поклясться, что видит, как Тэхен краснеет, что случается крайне редко.       Тэхен и Чимин — эксперты в том, как заставить других покраснеть, заставляя их нервничать до тех пор, пока они не станут похожи на ходячие красные перцы, готовые вот-вот вспыхнуть. И теперь они краснеют, уму непостижимо. Юнги чувствует себя каким-то образом, запертым в желе, странное преломление которого искажает реальность и делает ее неузнаваемой.       — Айш хен, Франция сделала тебя неотразимым, научился ли ты там хорошо владеть своим языком? Мы знаем, что французы могут многое предложить в этом вопросе, — Тэхен снова вернулся, отпуская совершенно бесстыдные комментарии, которые повергли бы других в смущение.       Брат Чонгука, однако, хихикает, настолько грациозно, насколько это возможно, и Юнги не может понять, нервничает ли он или ему действительно весело, но его уши слегка розовеют. Чонгук стонет на заднем плане.       — Перестаньте спрашивать о сексуальной жизни моего брата, я ничего не хочу об этом знать, — скулит он, что заставляет всех хихикать.       — Честно говоря, я тоже не хочу этого слышать, — комментирует Намджун слегка раздраженным тоном, который был бы воспринят как искренний, если бы Юнги не знал его так хорошо.       Чонгуку, похоже, это не нравится, потому что он почти незаметно сжимает челюсти и на секунду отворачивается.       — Джин Хен был во Франции, и ты думаешь, что мы не спросим? — Чимин кричит — Давай, Хен.       Брат Чонгука пожимает плечами и морщится, мочки его ушей такие же розовые, как и его мягкие губы.       — Возможно, я кое-чему научился, — бормочет он, но что-то подсказывает Юнги, что за его идеальной осанкой скрывается что-то диковатое. Юнги немного завидует легкости, с которой он все произносит.       Он прикусывает нижнюю красную губу, издает смешок и поворачивается грациозно, как балерина, длинные скрюченные пальцы скользят между его черными локонами, которые откидываются назад и падают ему на лоб почти театральным, отрепетированным жестом. Все это кажется замедленной съемкой, когда его глаза встречаются с глазами Юнги и расширяются.       — Ах, простите, я Ким Сокджин, — представляется он, кланяясь и растягивая губы в едва заметной улыбке. — Старший брат Чонгуки.       Юнги рефлекторно отводит взгляд, но затем съеживается от собственной неучтивости и смотрит в ответ ровно настолько, чтобы слегка изогнуть губы и изобразить свою характерную слабую улыбку, которая сопровождает его во всех социальных ситуациях, когда он чувствует себя некомфортно.       — Мин Юнги, — удается ему пробормотать.       — Юнги-хен, теперь, когда Джин-хен вернулся, у тебя появился соперник в технике владения языком, которое мы с Тэхеном, к сожалению, никогда не испытаем, — говорит Чимин, давая Юнги идеальный повод прервать мучительный зрительный контакт.       Юнги всегда было нелегко смотреть глаза в глаза. Он никогда не был из тех, кто добровольно ставит себя в ситуации, когда это необходимо, а если и делал это, то с большим трудом. Но на этот раз есть что-то особенное в том, что он не хочет задерживать на себе взгляды, что-то, чего он не понимает до конца, но это напоминает ему о том времени, когда он был ребенком и делал то, чего не должен был делать. Например, когда его мать готовила, а он стоял рядом с ней и незаметно для нее крал еду, или когда он находил журналы своего старшего брата и читал их, пока тот играл в видеоигры внизу, и ему приходилось быстро прятаться, когда он слышал шаги. Например, пользование мобильным телефоном на уроке под партой или страх быть пойманным за мастурбацией, когда он был подростком.       На этот раз он действительно не знает, почему он не должен был смотреть, почему он не мог позволить Сокджину поймать его взгляд, или почему он огляделся, ожидая увидеть, заметили ли его друзья что-то странное, но он посмотрел.       У него нет времени разбираться в этом прямо сейчас или даже много думать об этом. Похоже, что его тело реагирует на что-то, чего его разум не понимает. Например, когда у вас болит голова из-за того, что вам нужно сходить к окулисту за новыми очками, но вы больше не чувствуете, что ваши глаза вас подводят. Смотреть на брата Чонгука было рефлексом, который Юнги пока не понимает, как это бывает у младенцев, которые все кладут в рот, или у животных, которые все обнюхивают. И поэтому он смотрел в сторону, как когда прикасаешься к горячей поверхности, обжигаешься и отдергиваешь руку, прежде чем действительно почувствовать боль.       Юнги, наконец, осознает смысл сказанного и закатывает глаза.       Чимин и Тэхен обычно выводят его из себя своим чрезмерным флиртом, который, как он знает, в основном является шуткой.       — Техника владения языка? — Спрашивает Сокджин, глядя на Чимина, а затем на него, приподняв бровь и смущенно ухмыляясь, и Юнги не из тех, кто легко краснеет, поэтому он чувствует себя преданным своим телом, когда чувствует, как жар поднимается к скулам.       — Юнги-хен злой, — скулит Тэхен, и Юнги снова закатывает глаза.       — Перестань быть подростком, — он отталкивает Тэхена, когда тот пытается обнять его, и они оба смеются.       Юнги скулит и корчит раздраженное лицо, глядя на Тэхена, зная, что на самом деле его не раздражают заигрывания, шутки младшего и его попытки обнять и прижаться к нему. Жить с Тэхеном, Чимином и Чонгуком — все равно что жить с тремя щенками, пытаться избежать их физических проявлений привязанности бессмысленно.       — Тэхен, оставь Хена в покое, и давай решим, где мы будем ужинать, пожалуйста, — перебивает их Намджун, и Юнги чувствует благодарность за то, что у него есть его лучший друг.       — Еда? Я в деле, — встревает Чонгук, в то время как его брат что-то восторженно бормочет.       Юнги чувствует себя немного неуютно, все, кажется, очень близки, он чувствует себя не в своей тарелке по какой-то причине, которую он на самом деле не понимает, и часть его просто хочет, чтобы это закончилось, он просто хочет вернуться домой, избавиться от чувства необходимости прятаться и от своего собственного беспокойства.       — Мне нужно съесть сампгёпсаль, — заявляет Сокджин, и его глаза блестят при упоминании.       — Сампгёпсаль, пожалуйста, пожалуйста, — хихикает Тэхен.       — Хен? — Намджун поворачивается к Юнги и понимает, что все они смотрят на него, включая Сокджина.       — Ах, я думаю, вам лучше пойти без меня, я так устал, — пытается он отмазаться, внезапно осознавая тот факт, что он худший лжец на свете. — Может быть, в другой раз?       Он продолжает терпеть неудачу и смотрит на Сокджина, но быстро переводит взгляд на Чонгука, который смотрит на него широко раскрытыми глазами и хмурится, что, как ему хорошо известно, обычно предшествует его поражению.       — Почему бы и нет, хен? Пожалуйста, я хочу поесть со всеми моими любимыми хенами, — скулит он, и у него такие щенячьи глаза, что Юнги, как он знает, никогда не смог бы ему отказать.       — К тому же, ты единственный, кто никогда не общался с Джинни-Хеном? Это несправедливо, мы так много рассказывали ему о тебе, — на этот раз умоляет Чимин, и Юнги становится почти невыносимо отказываться.       Юнги осмеливается взглянуть на Сокджина, который выглядит идеально собранным, с легкой улыбкой, которая не дает понять, о чем он на самом деле думает.       — Э-э… — начинает он, не зная, что сказать.       — Я признаю, что у меня бы сложилось плохое впечатление о ком-то, кто отрицает сампгёпсаль, — говорит Сокджин, и это звучит любезно и дружелюбно, и Юнги знает, что он не может отрицать.       Не тогда, когда все от него этого ожидают.       — Ну, думаю, после этого я не смогу сказать «нет», — он кривит губы и зарабатывает широкую улыбку Джина.       Само собой разумеется, что он снова отводит взгляд.