Десять веков назад был я почтенный рыцарь...

От вечера этого Андрей ожидает духа смотрин, и в общем-то ожидания его полностью оправдываются. К нему приглядываются придирчиво, прислушиваются, вопросами каверзными засыпают, оценивают, понятное дело. Примеряют так и эдак: годится ли он вот такой, какой есть, частью семьи их стать? А что ещё важнее — можно ли ему Мишу доверить? Надежный ли? Правда любит, или поиграть решил чувствами чистыми и наивными? Будет ли верным? Сможет ли защитить, если что вдруг? Не предаст ли? С характером чужим сложным сумеет ли совладать? Мишина мама вот его сразу принимает, как дорогого гостя. Поглядывает время от времени хитренько так то на него, то на Мишу, улыбается приветливо, но в тоже время вопросами разными засыпает, как умелый следователь на допросе, выясняя на берегу — кто таков. И всё же видно, что потенциальному зятю она рада, явно переживала за то, что сынок ее в свои-то годы до сих пор один одинешенек, как та рябина из песни. Андрей надеется всё же, что Татьяна Ивановна его не по умолчанию приняла, как любого другого альфу на его месте, а ему удалось все-таки ей понравиться на самом деле — характером ли, или может тем, что он о себе успел рассказать: про работу там, убеждения свои какие-то и намерения. В любом случае её благосклонность не может не воодушевлять, особенно на контрасте с тем, как его принимает мужская половина Мишиной семьи в лице отца и брата. И если брат в целом не сказать чтобы враждебно как-то настроен, скорее просто приглядывается настороженно, то вот глава семейства новоявленного женишка прямо-таки сверлит глазами, словно просканировать хочет, и вопросы каверзные, в отличие от жены, задаёт резко, без всяких попыток сгладить ситуацию. Впрочем, уже зная Мишину историю, Андрей вполне такую осторожность понимает и не обижается. Тем более, что Юрий Михайлович в целом человек, очевидно, в плане проявления заботы о близких довольно неловкий. Например, того же Мишу он приветствует на пороге, оглядев перед этим внимательно на предмет наличия синяков и ссадин, замечанием о том, что тот наконец-то перестал быть бледным, как покойник, и стал походить на нормального человека. Такой себе комплимент, но Мишу всё устраивает, он только улыбается довольно и принимается болтать о том, что на фестивале была прекрасная погода. И все-таки в основном проходит ужин довольно хорошо. Андрей с допросом справляется, кажется, успешно, ещё и окрошечкой вкусненькой холодной поживиться умудряется аж в двух порциях. Так что можно сказать, что в целом жизнь удалась. Однако же, если с первой частью испытания Андрей вроде как справился, то Юрий Михайлович уже готовит вторую, забрасывая хитро удочку, мол вот завтра мы на дачу собираемся, не поедешь ли с нами. Андрей — калач тёртый, он знает прекрасно, что поездка на дачу — мероприятие с подвохом, даже если едете вы изначально жарить шашлыки. Поездка на дачу — это всегда прежде всего дела. Андрей об этом знает прекрасно, соглашаясь без раздумий на предложение. У него так-то свои корыстные интересы имеются. Ну а то, как Михалыч его пытается проверить на прочность, прямо говоря, что на даче покосился забор, и его надо бы починить, и вовсе Князева смешит. Не с тем связались! Дача — дело хорошее. Ещё и так кстати подворачивается возможность не сразу с головой нырнуть из сказки в современные городские джунгли, а еще денек-два побыть в тишине, вблизи с природой, а главное вблизи с Мишей. Ну разве не чудесно?! Помучиться полдня с забором — ничтожная плата за все прилагающиеся блага. Кроме того сама собой решается и проблема с необходимостью как-то добираться домой. Ему стелют на диване в бывшей Лешкиной комнате. Сам Лешка то, оказывается, хоть и младше, а уже женат и с родителями не живет. Миша, впрочем, тоже. Но комнаты их родители особо не переделывали. Как раз для подобных случаев. У Лехи в его «конуре» есть, что посмотреть: все эти плакаты на стенах, пластинки, книги, но, конечно же, гораздо больше хочется Андрею заглянуть в Мишину обитель. Впрочем, под тяжёлым взглядом Юрия Михайловича, провожающим его до самой двери, Андрей от указанного ему курса не решается отклониться ни на шаг и, как настоящий пай мальчик, послушно укладывается спать там, где постелили. Поначалу Андрею кажется, что этой ночью он не заснет, со всем этим переизбытком мыслей и чувств в голове, но на удивление его вырубает едва ли не сразу, как голова касается подушки, и спит он крепко до того самого момента, пока его не вырывает из сладких грез громкое дребезжание будильника. Подъём выдаётся ранний. Выезд намечен на восемь утра, и сейчас они, сонные и вялые, меланхолично жуют бутерброды с сыром, вприкуску с чаем. Выезжают в итоге действительно в восемь, не раньше и не позже. Впрочем, удивлен этим только Андрей, а все остальные очевидно привыкли к армейской строгости и четкости во всём, в том числе в распорядке дня. Едут на двух машинах. Андрей с Мишей, разумеется, усаживаются к Лехе, чем вырывают себя спокойный часок-другой. Леха их не трогает: с расспросами не лезет и не говорит ничего на то, как Миша, вырубившись, уютно устраивается досыпать у Андрея на плече. Только фыркает тихо что-то про голубков и дальше ведёт себе машину, лавируя в плотном потоке таких же жаждущих вырваться из города на природу сограждан. ***** Дача Горшенёвская Андрею нравится: рядом озеро, лес, дом небольшой, но уютный, сад с яблонями, диковатые, но всё равно красивые клумбы, в общем все, как в идеале и хотелось. Наскоро они перекусывают, всё теми же бутербродами и салатом из свежих овощей прямо с грядки, и принимаются за работу. Андрею по такому случаю выдают что-то из старых Лешкиных вещей, да и Миша тоже переоблачается в лёгкие шорты и застиранную триста раз футболу, кажется, с Сидом Вишесом. Краска так облупилась, что сейчас различить сложно, Вишес там, или кто-то другой из Пистолсов. Судя по тому, как футболка изношена, когда-то она явно была любимой, но потом что-то изменилось, и Андрей в принципе догадывается, что именно. Да и слава богу, что оно так! Все-таки как-то спокойнее Андрею на душе становится, когда он видит вещественное подтверждение тому, что старый Мишин кумир действительно развенчан. Ну их нахрен таких кумиров! Лучше уж пусть вон на Кропоткина своего молится! Ну а дальше уже Князю на добрых час-полтора становится не до размышлений. Приходится сосредоточиться на работе, а больше неё на том, что Юрий Михайлович ему говорит. Будущего тестя не слушать — неоправданный риск. А ну как потом возьмет и спросит вдруг: «Помнишь, я тебе говорил…?» — Ну и что тогда делать прикажите? Поэтому Андрей слушает усердно, кивает, и даже время от времени беседу пытается поддерживать, лавируя на острие ножа, когда разговор вдруг заходит о политике или военной службе. Держится молотком, короче говоря. В итоге даже Юрий Михайлович это признаёт и оставляет его вроде как в покое, поручив закончить с забором. Сам он уже принимается за другие дела вместе с Лёхой, и теперь Андрей, вздохнув свободно, наконец ищет взглядом Мишку. Находится Миша быстро еще и довольно близко. Вон он родненький корячится на грядках, дергая сорняки. Стоя на карачках, ещё и в этих чертовых шортах, которые сейчас безбожным совершенно образом обтягивают его задницу, зрелище из себя он представляет, конечно, опасное. В паху сладко ноет от одного этого вида, и от греха подальше Андрей тут же отворачивается, слава богу успевая сделать это раньше, чем палатку на штанах успевает заметить Юрий Михайлович, который то-ли следит за ним, то-ли у него за годы службы выработалась чуйка. В любом случае больше Андрей в Мишину сторону старается не смотреть, всем своим существом сосредоточившись на выполнении поставленной задачи. Вспоминается невольно армия, когда от недотраха хуй даже на форму спелой груши готов был встать, и приходилось потом, стяжая себя в монашеском целомудрии, уходить с головой в работу, чтобы хоть как-то отвлечься. Нелегко, конечно, но что поделаешь? Им в койку прыгать здесь и сейчас — совсем не вариант, как минимум потому, что для начала нужно Мише дать время, чтобы он к мысли о том, что они вместе теперь, привыкнуть мог, раскрепоститься, чтобы сам уже первый шаг сделал, давая понять, что готов. Увы, всё это пока только планы на будущее, ещё и неизвестно, насколько близкое будущее, поэтому приходится терпеть и душу себе лишний раз не бередить. Так, на всякий случай, чтобы не пришлось потом в срочном порядке бередить что-то другое… Вселенная в этот момент видимо внемлет его призыву, и, забивая очередной гвоздь, Андрей хорошенько прикладывается молотком по пальцу. Больно сука, но хотя бы возбуждение спадает, и на том спасибо. До вечера ещё далеко… ***** Наслаждение после страданий, как не крути, всегда ощущается ярче. Наконец позволить себе отдохнуть после долгого трудового дня — это вам не от лени на диванчик присесть. Поэтому, когда Юрий Михайлович объявляет, что с боевой задачей они справились и могут отдыхать, Андрей тюфяком оседает прямо на пыльные ступени скрипучего крыльца. Мишка, тоже весь измаявшийся на жаре, плюхается с ним рядышком, совсем впритык, и головушку мокрую роняет ему на плечо. Его неприлично длинные красивые ноги сейчас совсем рядом, такие голые, особенно на контрасте с пуританской закрытостью средневековой одежды, с этими трогательными острыми коленками, следами свежих синяков и царапин на бедрах и лодыжках. Узкие щиколотки так трогательно и вместе с тем забавно утопают в широченных резиновых галошах, на которые грязи налипло столько, что получилась здоровская такая платформа. Ноги эти хочется гладить и целовать даже сейчас, когда они все пыльные и чумазые, как и сам Мишка в целом. Впрочем, справедливости ради, Андрей выглядит не лучше. Он так-то тоже потный, грязный, ещё и перемазовшийся в краске. Хочется поскорее помыться, но первым летний душ занимает Горшенёв старший, а хитрый Лешка застолбил очередь сразу за ним, под предлогом того, что ему потом еще ехать в ближайший магазин за мясом. И только Татьяна Ивановна от этой проблемы не страдает, оставшись такой чистенькой и аккуратной, будто не копалась вместе с ними со всеми в огороде. Но это у неё уже то-ли опыт жизненный, то-ли женские какие-то секреты, сложно понять. Спасибо ей за то, что она приносит из дома смоченную в растительном масле тряпицу, и теперь благодарный Андрей может хотя бы оттереть от рук краску. — А пошли на озеро, че мы ждать будем сто лет? — предлагает Миша, и Андрей так-то соглашается без раздумий. Разве можно душ сравнить с полноценным купанием? Вот и Князь считает, что вещи это несравнимые. За сим Миша наконец избавляется от «грязеколош», оставляя их сохнуть на солнцепеке, и, наскоро сполоснув босые ноги из шланга, сайгачит в дом за полотенцами, мылом и их чистыми вещами. Озеро благо совсем рядом, считай под носом, так что мчатся они туда наперегонки и в воду лезут, едва успев раздеться. Вода так-то не самая тёплая, но после целого дня работы на солнцепеке — это только плюс. Плюс настолько весомый, что вылезать на берег не хочется совсем. Они и в самом деле бултыхаются до тех пор, пока не приходит Татьяна Ивановна и не загоняет их, как маленьких, домой. На берегу Миша тут же начинает дрожать, поэтому Андрей, позабыв о себе, помогает ему согреться, растирая своим полотенцем. В четыре руки дело идёт сподручнее. — Закоченел совсем, — говорит в какой-то момент Князь и, подавшись вперед, мягко целует чужие поджатые губы. Миша к тому моменту стоит уже одетый, с тюрбаном из полотенца, лихо закрученным на макушке, гусиной кожей на руках и синюшными губами. — И ничего я не закоченел! — бубнит он упрямо и добавляет встречное: — А сам то… Андрей смеётся и чмокает его легонько в нос. — Ну давай тогда, скажи «сиреневенький»! — подначивает он, подпрыгивая на одной ноге, чтобы избавиться от затекшей в ухо воды. Миша мямлит что-то невразумительное и замолкает, хмурясь. Впрочем, по тому, как блестят озорством его глаза, очевидно становится, что злится он вовсе не всерьёз. Поэтому Андрей совсем не испытывает угрызений совести, когда набрасывается на него в следующий миг с намерением защекотать. ***** Есть что-то эдакое в том, чтобы, сидя у костра, наблюдать за тем, как готовится твоя еда, видимо какой-то первобытный инстинкт, ну или просто голод, который как магнитом тянет поближе к мангалу на сладкий аромат жареного мяса. Ну и комары у костра особо не вертятся, разогнанные дымом от подброшенных в огонь еловых веток. А ещё у костра тепло, что тоже очень кстати сейчас, когда на землю опустилась вечерняя прохлада. — И вот значит оставили нас с ребятами в том доме ночевать, — вещает Миша тихо, — мы заперли все двери, окна, глухомань же, мало ли кого нелегкая принесет, а сами спать легли в одной комнате все. Уже задремали, и тут я слышу, явно так, чьи-то шаги. Вот ходит кто-то на чердаке и хоть убей, ни с чем не спутаешь! Юрий Михаил выразительно закатывает глаза и бормочет недовольно «сказки». А сам-то видно ждет, что же там дальше, и Миша продолжает: — Я поначалу подумал, что это мне одному померещилось. А потом гляжу — Юрка тоже проснулся, напрягся и слушает. А за ним и другие парни попросыпались. И ладно одному чего и показаться может, а мы все, как один, шаги слышали. Но откуда им там взяться, если мы перед сном весь дом облазили, и заперлись надежно?! Признаться, пересрали мы тогда знатно, — усмехается он нервно. — Особенно когда ступеньки с чердака идущие заскрипели, будто кто спускаться начал прямо к нам. Из пацанов кто-то даже молится начал, а там вскоре и затихло все. Вдалеке хохочет филин, и Андрей невольно вздрагивает, с удивлением легким осознавая, что всё это время сидел, как на иголках от напряжения. — Ну а дальше чего было? — спрашивает, щурясь, Лешка. — Я порывался проверить сходить, че там, но меня не пустили, — отзывается Миха, зевнув протяжно. — И правильно сделали! — ворчит Михалыч. — Мало ли что… — Мы на следующий день все вместе проверять пошли. И оказалось, что дверь на чердак, та, что снаружи, открыта была, а под ней лестница. Парни местные признались потом, что это они нас попугать решили, — со смешком заканчивает Мишка свою мистическую историю на совсем не мистической ноте. — Тьфу ты! — фыркает Леха разочарованно. — А я уж было повёлся! Юрий Михайлович неожиданно улыбается как-то так очень по доброму и, хлопнув легонько Андрея по плечу, говорит: — Такие вот у меня сыновья бестолочи! Мишка чертей гоняет, а Лешка все за ними гоняется. Андрей одобрительно кивает в ответ и думает о том, что да, Михалыч в одном предложении сыновей описал так точно, как не каждый автор за целую книгу умудряется характеры персонажей своих раскрыть. Пара слов — а сколько всего за ними стоит… — А у меня тоже история была похожая, — перенимает Андрей эстафету. — Идём мы значит однажды ночью с товарищем домой, а было это зимой, и видим на снегу свежем следы от копыт… Михалыч вздыхает тяжело и закатывает выразительно глаза. Впрочем, к концу вечера подходящая история находится и у него. В конце концов не просто же так дети у него оба с чертями дружбу водят. ***** Спать укладываются они в итоге глубоко заполночь, веселые и хмельные от крепкого домашнего вина. Юрий Михайлович с Татьяной Ивановной себе стелят постель внизу, на разложенном диване, а их троих отправляют на второй этаж. Там стоит двуспалка и односпалка в углу у окна, притащенная туда на время ремонта. По задумке она предусмотрена Андрею. Михалыч довольно однозначно это разъяснил, погрозив напоследок, чтобы «прилично все». Ему конечно кивают согласно, а уже наверху расщедрившийся Леха красноречиво укладывается на однушку, бросив сонно: — Ебитесь только потише! Я спать хочу пиздец! — Ну даже не знаем, получится ли потише, — подначивает Миша и охает, не успев словить прилетевшую в голову маленькую подушку. На самом деле пиздец как хочется спать и им обоим тоже. День был долгим, полным суеты, ещё и от вина слегка кружится голова, поэтому засыпают они быстро, переплетясь крепко конечностями. И, конечно же, привыкший вставать с первыми петухами Юрий Михайлович утром их в этой компрометирующей позе обнаруживает. Обнаруживает, но за завтраком делает вид, словно им его удалось одурачить, а Миша в свою очередь делает вид, будто ничего не понял, и, глядя на отца, не может содержать благодарной улыбки.