The Glory

Если Хёнджин не смог бы уснуть рядом с Ёнсо, то она в итоге не смогла спать без него. И как бы одеяло не вдавливало в матрас, как бы голова не проминала подушку — мозг не хотел отключаться. Потому что губы горели от поцелуев, кожа плавилась от прикосновений, а мысли о Хван Хёнджине не давали покоя. Почему она вообще думала, что любить его больно? Это чертовски приятно. Настолько приятно, что переворачиваясь на другой бок и чувствуя, как задирается пижамная футболка, Ёнсо всякий раз вздрагивала, представляя, что это Хёнджин снова гладит её поясницу, прижимая к себе. Под одеялом жарко, а без него ужасно одиноко — без Хёнджина рядом невыносимо одиноко. Ёнсо надеется, что он действительно выспался, ведь она сама так и не сомкнула глаз. По крайней мере, ей так показалось. Потому что та пьяная полудрёма, в которой она растворялась до самого рассвета, не смогла унять шторм неконтролируемых чувств. И когда назойливый луч солнца бесцеремонно играет с ресницами Ёнсо, вынуждая поморщиться, она понимает, что всё же уснула — только не помнит когда. Первые секунды нового дня сбивают с толку. Будто Ёнсо находится в вакууме, из которого выкачали все посторонние мысли — удивительные ощущения. Но стоит голосу Суа прозвучать где-то за дверью, как безмятежность тут же вылетает в приоткрытое окно, путаясь в развивающихся тюлях. Что происходило накануне? Это ведь правда не сон — от снов не бывает стыдно. А щёки Ёнсо буквально пылают, что хочется поскорее умыться — будто это поможет ей стереть стыд за услышанное на дальней кухне. И как вообще она выйдет из комнаты, спустится вниз и поздоровается с Суа? А если встретит Сынмина? Она не собирается им говорить, что практически свечку держала, но эмоции на лице выдадут её с потрохами. Возможно, имеет смысл как-то избежать сегодня подобных встреч. Но есть в особняке человек, ради которого Ёнсо готова вставать не только на рассвете, но и вовсе не ложиться спать. И он сейчас где-то в конце коридора, нежится в своей постели и досматривает последний сон. Или, может, он уже тоже проснулся и сейчас, как и Ёнсо, лежит, улыбается как полный кретин, глядя в потолок и не веря, что всё произошедшее вчера действительно по-настоящему. …что всё между ними теперь по-настоящему. Но пока Ёнсо не увидит Хёнджина перед собой, пока не посмотрит ему в глаза и пока не услышит от него хотя бы слово, подтверждающее то, что она не придумала себе это — не поверит. Поэтому она молниеносно вскакивает с кровати, отбрасывая в сторону смятое одеяло, и спешит в ванную — в таком виде она не может перед ним показаться. Вдруг они теперь действительно вместе? И мыльная пена с волос смывается чертовски медленно, и вода из душа течёт не так хорошо, и всё вокруг будто тормозит её сборы. А когда банка молочка для тела с грохотом летит на холодный кафель, больно отскакивая от босой ступни — Ён выругивается себе под нос, как сапожник, резко наклоняясь, чтобы схватиться за ушибленное место, по пути ударяясь виском о тумбу с раковиной. Прекрасно, она решила, видимо, влюбиться в Хёнджина и умереть. А ведь у неё всегда было предчувствие, что ничем хорошим их любовь не закончится. И выпрямляясь, Ёнсо смотрит на своё поплывшее отражение в запотевшем зеркале, наконец-то полностью осознавая — она влюбилась. …влюбилась в Хван Хёнджина. Настолько сильно, что всё из рук валится от предвкушения их встречи. Что сердце из груди выпрыгивает даже при малейшей мысли о нём. Что дыхание спирает, когда где-то в комнате раздаётся стук в дверь — к ней обычно никто не стучит, потому что никто не приходит. Неужели это он пришёл? И Ёнсо нервно натягивает пижаму, выкрикивая сбивчивое «иду», и выскакивает из ванной, промакивая мокрые волосы полотенцем и отшвыривая его куда-то на кровать. — Твоё? — Ёнсо не успевает открыть дверь, как Суа уже протягивает ей раскрытую ладонь. И Ён автоматически тянется к мочке уха, понимая, что потеряла серёжку. — Да, — удивляется она, не сразу догадываясь, когда могла её обронить. — Где нашла? — Под барной стойкой валялась, — пожимает плечами Суа, пока Ёнсо забирает у неё серёжку и поспешно закрепляет гвоздик на ухе. — На дальней кухне. На мгновение Ёнсо замирает, снова не в силах сопротивляться воспоминаниям ещё не до конца рассеявшейся ночи. Но тут же берёт себя в руки, подмечая, как Суа изучающе смотрит, будто убеждаясь, что серёжка точно принадлежит Ёнсо. — Спасибо, — улыбается Ён, перехватывая чужой взгляд. На мгновение кажется, что Суа пытается разглядеть её спальню. Но к чему это, если у Суа есть доступ ко всем комнатам в этом доме — кроме одной. — Не знаю, как могла её потерять. — Наверное, зацепилась за кофту или волосы, — предполагает Суа, продолжая стоять на пороге, будто ожидая ещё чего-то. — Наверное, — неловкость затягивается, и это начинает напрягать. Ёнсо чувствует, как сквозняк пробегает от окна к открытой двери, и на спине выступают мурашки, когда с распущенных мокрых волос скатывается очередная капля. — Ты ещё что-то хотела? — решает уточнить Ён, приподнимая брови. — Может, сходим куда-то? — неожиданно произносит Суа, но голос спокойный, будто для них это обычное дело — проводить время вместе. В последний раз, когда они пили вдвоём вино на дальней кухне, то чуть не рассорились, что на губах Ёнсо ещё долго стоял привкус их кислого разговора и дешёвого вина. — Не как тётя с племянницей, а как подруги. — А мы подруги? — искренне удивляется Ёнсо, не понимая, в чём подвох. — А разве нет? — усмехается Суа. — Мы ведь выросли вместе. А в Эл-Эй ещё ни разу вдвоём не тусовались. Когда-то давно, когда Суа ещё училась в старшей школе, а Ёнсо была надоедливой дочерью её старшей сестры, они много времени проводили друг с другом. Играли во врачей, строили шалаши из подушек, шили куклам платья. Но теперь Ён кажется, будто Суа вынуждали развлекать её — это было как будто неискренне. Ей хорошо удавалось это скрывать. Но как бы это ни было абсурдно — в этом картонном городе парафиновых ангелов обнажаются все. …и тела, и души. — Тебя мама попросила меня развлечь? — Ёнсо как-то совсем сложно поверить в то, что Суа правда хочет провести время с ней. Она ведь до этого минуты считала, пока Ёнсо съедет отсюда — жаль, что пришлось её расстроить. — Нет, я сама хочу, — даже будто обижается она, скрещивая руки под грудью. Если её и правда попросила мама Ёнсо, то Суа ведь точно напакостит ей в отместку, если Ён откажется. Но тут сложно предугадать, что хуже — ложь Суа или правда от неё. Потому что ни мама, ни бабушка не знают, чем Суа занимается в Лос-Анджелесе. И уж тем более им не стоит знать, что Ёнсо живёт в доме суперзвезды Хван Хёнджина, а со вчерашнего дня, кажется, ещё и встречается с ним. …они ведь теперь официально вместе? Ёнсо нужно подтверждение. — Ну давай. Почему нет, — пожимает плечами Ёнсо, немного лукавя. Всё же сближаться слишком сильно с Суа ей не хочется — уж очень больно она жалит. Но зачем ещё сильнее накалять отношения между ними? Может, Суа предлагает это именно потому, что не хочет больше чувствовать электрические разряды в их натянутом ежедневном общении. — А куда? — А где ты ещё не была? Ёнсо так-то уже успела побывать много где: от Голливудских холмов до полицейского участка Беверли-Хиллз. От края Вселенной, до самого дна эмоциональной ямы в подвале чужих воспоминаний. Этот город сильно отличается от тех мест, где Ёнсо бывала раньше. Как и сама Ёнсо отличается от прежней себя до того, как прошла по его улицам. Пока не познакомилась с новыми людьми. Пока не переосмыслила многое. И оглядываться назад — страшно. Как и пытаться заглянуть вперёд. Поэтому с этого дня она теперь живёт моментом, не тратя время на то, на что повлиять не в силах. — Не знаю, я особо не ходила на экскурсии, — как-то и времени на это не было, и желания. — Тогда, я сама выберу? — предлагает Суа, но скорее в утвердительной форме. — Да, будет супер, — улыбается Ён, пытаясь делать это как можно искреннее. У американцев есть врождённый дар — ослеплять своей равнодушной улыбкой. Они всегда улыбаются — это пугает. Потому что в этот момент непонятно, что они на самом деле думают. И это весьма полезная суперсила, но Ёнсо пока её не познала. Как и, видимо, Суа, которая даже не пытается натянуть хоть малейшую улыбку. — Тогда я пошла, мне работать надо, — в своей равнодушной манере произносит она, уже разворачиваясь в сторону лестницы. — Хорошего дня, — желает ей вслед Ёнсо, но получает лишь едва слышное «ага». Какая нелепость. Ён поскорее закрывает дверь, желая избавиться от отголосков их скомканного диалога. Хотя, может, вне стен этого особняка им удастся почувствовать себя более раскрепощёнными? Потому что сейчас Суа домработница Хёнджина, а Ёнсо… А кто она ему? Статус «девушки» пока рано ей приписывать. Любовницы — унизительно как-то. Подруги? Так они вовсе не друзья. Потому что друзья не занимаются тем, чем занимались вчера они. И всё это непонимание гложет Ёнсо, не давая наслаждаться мыслями о Хёнджине. Во дворе никого. А Ёнсо надеялась увидеть в окно Хёнджина, сидящего на террасе, где он завтракает по выходным. Но сегодня будний день — как глупо. И она лениво промакивает мокрые волосы полотенцем, которое забрала с кровати, когда подходила к окну, и смотрит в одну точку где-то на стыке верхушек деревьев и голубого неба. А в голове уже крутятся бесполезные мысли о Суа и о том, как будет проходить их неловкая прогулка. Но стоит кому-то снова постучать по дверному косяку, как Ёнсо вздрагивает, отворачиваясь от окна. Мокрое полотенце опять летит поверх смятого одеяла, а Ёнсо подходит к двери, открывая её, будучи полностью уверенной, что по ту сторону опять стоит Суа, придумав план для их досуга. — Не разбудил? — произносит Хёнджин, отрывая взгляд от паркета, который прежде рассматривал. И только от этих слов Ёнсо уже готова захлебнуться собственной беспомощностью перед ним. Теперь даже кажется, что его зависимость заразна и передаётся воздушно-капельным путём. А Ёнсо задыхается от озонированного воздуха, будто Хёнджин — аппарат ИВЛ, а у неё отказывают лёгкие. От переизбытка кислорода тоже бывает дурно, а у Ёнсо сейчас явно его дефицит. — Нет, я давно встала, — слишком нервно произносит она, а уголки губ Хёнджина едва дёргаются вверх. Но сам он продолжает стоять и смотреть на неё из-под отросшей агатовой чёлки, будто ожидая чего-то. А Ёнсо не понимает чего — он ведь сам к ней пришёл. Если бы она сделала это первой, то только после того, как привела бы себя в порядок и прокрутила выдуманный сценарий их диалога. А Хёнджин вздумал импровизировать — это нечестно. — Я войду? — он первый нарушает затянувшуюся паузу, приводя Ёнсо в ещё большую растерянность. — А? Да, конечно, — несколько раз моргает она, пытаясь избавить себя от стоящих перед глазами губ Хёнджина. И как долго она на них пялилась? — Проходи, — бормочет, отступая в сторону и театральным жестом приглашая его войти. И когда Хёнджин переступает порог её спальни, направляясь вглубь комнаты, Ёнсо закрывает за ним дверь, морщась от собственной несуразности. — Как спалось? — пытается быть спокойной, хотя у самой в грудной клетке грохочет настоящий камнепад. — Хорошо, — спокойно отвечает Хёнджин, поглядывая на незаправленную постель Ёнсо, но тут же отводит взгляд. — А тебе? — спрашивает он, не оборачиваясь и проходя мимо кровати к рабочему столу. — Я не спала, — отвечает слишком честно, тут же мысленно ругая себя. И зачем она так открыто признаёт свои чувства? Может, потому что хочет, чтобы Хёнджин о них знал? — Беспокоило что-то? — его интерес привлекает бонсай в квадратном горшке, который Ёнсо тщетно старается не забывать поливать. Вероятно, именно поэтому он ещё не зацвёл. — Да нет, — пытается лукавить она, хотя по косому взгляду Хёнджина понимает, что актриса из неё никудышняя. — Просто долго не могла уснуть. По чёткому профилю проскальзывает солнечный блик, и Ёнсо не может понять, это он усмехнулся или просто поморщился от света. Кажется, будто она многое о нём знает, но по факту — ничего. И когда Хёнджин переключает внимание на дерево бонсай, осторожно дотрагиваясь до первого проклюнувшегося фиолетового бутона, Ёнсо смотрит только на ровную линию его брови, будто прицеливаясь для трепанации. Ведь если она не залезет к нему в черепную коробку, то как сможет прочитать мысли? Потому что ей мало ответов на её вопросы. Мало тех разговоров, которые уже были между ними, и тех, что только будут. Ей мало его — хочется больше. …хочется целиком. Переплести их корни, зацепиться за его ветки, просочиться под толстую кору, которая защищает его от окружающего мира. Хочется разделить с ним всё и хочется обо всём знать. — Ты что-то хотел? — Ёнсо неловко кусает губу, до сих пор не обращая внимания, что её дерево наконец-то зацвело. …Хёнджин ведь тоже расцвёл благодаря ей. — Вообще-то да, — он убирает руку от ещё не распустившегося до конца цветка, разворачиваясь всем корпусом на Ён и запуская руки в карманы своих спортивных серых штанов. — Какие планы на день? — Днём у меня две лекции, а потом смена в закусочной, — честно отвечает она, не видя в этом вопросе подвоха. — А можешь прогулять? — Лекции? — усмехается она, неловко почёсывая шею. — Вообще всё. Слишком неожиданная просьба, чтобы Ёнсо смогла дать решительный ответ. — Зачем? — неловко спрашивает, всё ещё непроизвольно покусывая губу от волнения. И как она вообще могла совладать с собой ночью, если Хёнджин стоит сейчас на расстоянии четырёх метров как минимум, а у неё мандраж по всему телу и в глотке ком? Такое приятное ощущение, что практически дурно становится. — Хочу провести с тобой день, — поясняет он, снова едва улыбаясь одним уголком рта. — Будем играть в бейсбол? — пытается шутить Ёнсо, не в состоянии контролировать усмешку. Она понятия не имеет, чем тут ещё можно заняться, кроме как отрабатывать удары на питч-машине, купаться в бассейне, который недавно помыли, или стричь газон. Собаки ещё есть — Ёнсо про них обычно не вспоминает. Но Хёнджин часто проводит с ними время где-то в глубине участка, что иногда в окно влетает бесцеремонный собачий лай, вынуждая Ёнсо вздрагивать. Когда-то, может, она привыкнет к этому, но пока что из раза в раз получает мини-инфаркт. — Если захочешь, то отработаем твой удар, — пожимает плечами он. — Но в другой раз. Сегодня я хотел сбежать от всех и побыть только вдвоём. — На свидание приглашаешь? — вопрос произносится раньше, чем язык Ёнсо деревенеет, когда Хёнджин согласно кивает: — Да, согласишься? И если лёгким щипком можно разбудить человека, то Ким Ёнсо можно вернуть в реальность двумя простыми словами. — А куда? До сих пор не верится, что всё происходит взаправду — она вообще когда-то сможет поверить? Потому что Хёнджин стоит напротив, а она всё равно ищет подставу, которой, очевидно, нет. Но если Хёнджин хочет пойти на свидание, то как он не боится, что их могут заметить вместе? Кажется, что нет в Эл-Эй такого места, где бы они смогли остаться один на один, не боясь быть собой. Хотя нет, есть одно, но там слишком много цветочного праха и мало солнечного света. И Ёнсо не хочется прятаться в подвале, будто неприятное воспоминание — она хочет быть его реальностью, а не прошлой неудачей. — Знаю одно место. Тебе понравится, — он подходит чуть ближе, а Ёнсо не может разорвать зрительный контакт. — Но только на великах поедем. Так романтичнее. И когда между ними остаётся крошечный метр, Ёнсо пытается разрядить воздух дебильной шуткой, о которой тут же жалеет: — На раме меня прокатишь? — ну вот кто тянет её за язык? А ещё минуту назад она думала, что два слова связать в присутствии Хёнджина не может. — Как пойдёт, — ехидно улыбается он, явно сдерживаясь, чтобы пошутить ещё более пошло. — Так что, сбежим от них? — встаёт совсем вплотную, глядя на неё сверху вниз, а у Ёнсо голова окончательно кругом идёт, когда его пальцы дотрагиваются до её руки. — А я могу отказаться? — Не хотелось бы, — произносит он, чуть понижая голос, и притягивает Ёнсо к себе, обнимая за талию. И деться некуда, и убежать невозможно, и оторвать взгляд от тонкой золотой цепочки, лежащей на его острых ключицах — нереально. Да как только у Ёнсо хватает смелости, чтобы дотронуться подушечками пальцев до его правой ключицы, где у границы чёрной майки три маленькие родинки складываются в Бермудский треугольник, в котором потерялся её рассудок. — Тогда, давай сбежим, — произносит Ёнсо, всё же не без труда отрываясь от каллиграфии на его теле и поднимая взгляд. — Во сколько ты будешь готов? — Я уже готов, — тут же отвечает он, потому что явно именно этого и ждал. — Сколько тебе нужно на сборы? — Ну, пока уложу волосы, накрашусь… — задумывается она, прикидывая в голове: быстрее будет накрутить локоны или всё же выпрямить волосы? — Не нужно, — останавливает её расчёты Хёнджин. — Мы не на премьеру идём, так что просто надень что-то удобное и поедем. — Но я хочу быть красивой, — хмурится она, не понимая, как Хёнджин может не придавать значения такому важному дню. Сам-то он хорош и в домашних штанах, и в этой майке без рукавов, которая всё не даёт Ёнсо покоя. — Это ведь наше первое свидание. — Ты очень красивая, не трать время на макияж, — улыбается он, проводя подушечкой пальца по её линии подбородка. — Потрать его на меня. И когда он едва задевает кожу на границе нижней губы, то Ёнсо непроизвольно приоткрывает рот, будто пытается вобрать последние молекулы кислорода, которые уже полностью вытеснены из её спальни дурманящим ароматом кондиционера с липой. — Если ты цитируешь свои роли, то я тебя убью, — произносит она, гипнотизируя кончик его носа и боясь опустить взгляд ниже. Хёнджин так красиво говорит, будто заучил готовый текст. Или использует какие-то клише, о которых наивная Ёнсо понятия не имеет. И это, чёрт возьми, работает — так не честно. Потому что кожа от его прикосновений буквально тает, а мысли затягиваются в тугой узел где-то внизу, где Хёнджин прижимает её за талию к себе. — Я цитирую своё сердце, — усмехается он, будто правда издеваясь. — Невозможен. — Ты тоже, — размеренно отвечает он, наклоняясь, чтобы окончательно развеять дымку сомнений, в которой Ёнсо бродит с самого пробуждения, будто заблудившись в тумане. Нежно сминает губы, лениво проводя кончиком языка то по одной, то по другой. А Ёнсо тянется вперёд, привставая на носочки, в надежде, что он углубит поцелуй. Но Хван Хёнджин умеет удивлять не только своими словами, но и действиями. И когда он отстраняется от неё и идёт к двери, то Ёнсо растерянно пялится на ветки бонсая, будто стесняясь попросить Джина вернуться. — Собирайся столько, сколько нужно, — он останавливается в дверях, и Ёнсо оборачивается, так и стоя на том месте, где вокруг неё ещё витает липовая пыльца хёнджиновой ауры. — Можешь даже накраситься, если тебе так спокойнее. Я буду ждать внизу, — улыбается он, давая добро на всё, без чего — по мнению Ёнсо — их свидание провалится с треском.

☆☆☆

Фраза «собирайся столько, сколько нужно» загоняет в ещё большие рамки. Поэтому Ёнсо как очумелая носится по комнате, переодеваясь уже в пятый раз. Макияж как на Хэллоуин делать не стала, но брови и ресницы подкрасила. А волосы решила оставить распущенными, хотя бы до того момента, как придётся сесть на велосипед. Сотовый телефон так и остаётся лежать на столе, когда Ёнсо выскакивает из спальни, а за спиной грохочет дверь, которую закрывает сквозняк. Но Ёнсо не обращает на все эти мелочи внимания, перескакивая через две последние ступени белоснежной лестницы. От того, что Ён несётся через гостиную в коридор, ситуация сильно не изменится — пятьдесят минут уже позади, и если Хёнджин за это время не передумал, то это будет чудом. — Ой, — вскрикивает она, налетая на кого-то из-за угла. — Прости. — Опаздываешь на пары? — Сынмин отступает назад, отодвигая от себя Ёнсо, которая отдавила ему обе ноги. — Да. Нет. Не на пары, — сбивчиво бормочет она, путаясь в показаниях. Как же ей теперь тяжело собрать свои мысли в кучу — забытое чувство. — Оке-е-ей, — тянет Сынмин, окидывая взглядом её внешний вид. — Я понял, — пытается скрыть лукавую улыбку. — Хорошего свидания, — желает он, приводя этим Ёнсо немного в чувства: — Что? — теряется она, уже зачем-то нервно придумывая отговорку. — С чего ты?.. — но Сынмин не даёт ей дожевать эту кашу неловкости во рту, которой Ёнсо буквально давится от смущения: — Ты вся светишься, а Хван на кухне уже час сидит и разговаривает со всеми, кто туда заходит, — поясняет он, кивая в сторону дальней кухни. — Сам. Разговаривает. Даже с мексиканцами, — делает акценты на каждой фразе, чтобы напомнить — такое поведение для Хёнджина вовсе не свойственно. — Ты вот говоришь на испанском? — Нет, — качает головой Ёнсо. — А он, оказывается, хорошо говорит. Если у Ёнсо голосовые связки завязались в морские узлы, то Хёнджина наоборот прорвало на болтовню. Может, он тоже волнуется? Или просто наконец-то чувствует себя счастливым? Ёнсо бы очень хотелось, чтобы он уже наконец-то смог жить в гармонии с собой. Чтобы не только цветы на его картинах распустили свои лепестки, но и чтобы сам Хёнджин снова отрастил ангельские крылья, которые прежде сам же себе и оторвал. Пауза затягивается, и Ёнсо нетерпеливо топчется на месте, глядя за спину Сынмина, где виднеется приоткрытая дверь на дальнюю кухню. — Ну-у-у, я пойду? — как будто ей нужно на это разрешение. — Отпрашиваешься? — усмехается Сынмин, откидывая края чёрного пиджака и запуская руки в карманы строгих брюк. Костюм начальника службы охраны ему чертовски идёт — Ёнсо вообще не понимает, почему Суа так долго держит Сынмина на расстоянии. Хотя этой ночью, похоже, никаких границ между ними уже не осталось. — А ты отпускаешь? — смеётся Ёнсо, больше не чувствуя дискомфорта. Если она сама не скажет, то Сынмин и не узнает, что она вчера видела их с Суа на кухне. Так ведь? — Если ты счастлива рядом с ним, то конечно, — пожимает плечами Сынмин, внимательно изучая лицо Ёнсо, будто пытается разглядеть в её чертах хоть каплю сомнения. — Я очень счастлива, — она не может сдержать влюблённой улыбки. От недостатка Хёнджина в поле зрения пальцы на руках сводит судорогой. Ёнсо чувствует себя наркоманкой, которой уже не терпится принять очередную дозу — это сумасшествие. Может, дело в том, что сегодня их первый день? Может, к сотому дню этот вихрь чувств немного поутихнет, и Ёнсо просто привыкнет? Или так будет каждый раз? …тогда она точно сойдёт с ума — от любви или от её недостатка. — Тогда беги, а то он там штаны сейчас протрёт, — улыбается Сынмин, отступая в сторону и пропуская Ёнсо вперёд. И она тут же спешит к кухне, чтобы уже сорвать этот пластырь и немного выдохнуть. Или спасти от болтовни мексиканцев, если они не сбежали раньше. Но стоит подойти к двери, как Ёнсо останавливается, оборачиваясь. Всё такое нестабильное, что хочется как можно дольше оставаться в своём пузыре из радужных цветов. И Ёнсо бежит обратно по коридору, заглядывая в гостиную, где Сынмин уже готовится выйти на улицу через главный вход: — Сынмин! — зовёт она и он оборачивается. — Только не говори никому, — уже не так громко произносит Ёнсо, прикладывая указательный палец к губам. На его лице появляется неоднозначная улыбка, и Ён теперь «застёгивает» свой рот невидимой молнией, на что Сынмин, усмехаясь, тоже застёгивает свой рот, выбрасывая невидимый ключ куда-то за спину. Если кто-то и смог в этом городе хотя бы немного компенсировать для Ёнсо отсутствие Джисона, так это Сынмин. Недоверие, с которым он встретил её в первый день на Кэролвуд Драйв, будто было лишь сбоем матрицы. Потому что сейчас кажется, словно что бы ни произошло, Ёнсо всегда может прийти к Сынмину, и он её не оттолкнёт. Возможно, если у них с Суа всё сложится, то он станет частью их семьи. Но даже если нет, то их дружба с Ёнсо точно набирает обороты, что теперь даже представить трудно, как бы ей жилось здесь, не будь рядом его.

☆☆☆

— Интересно? — это единственное, что Ёнсо может произнести без запинки, заходя в кухню и видя, как Хёнджин сидит за столом и смотрит телевизор. Перед ним опустевший чайник, где, по-видимому, был травяной чай, а по телевизору идут звёздные новости, которые Ёнсо смотрит чаще, чем прогноз погоды, который в Лос-Анджелесе практически всегда одинаковый — солнечно. Ужасно солнечно и жарко. Особенно в этом году — аномалия какая-то. — Туфта, — с пренебрежением произносит Хёнджин, нажимая кнопку на пульте и переводя взгляд на Ёнсо. — Готова? Сам он уже переоделся в белую футболку и джинсовые шорты — непривычно видеть его в таком виде. Так он похож больше на кого-то, кто ходит по двору Университета Южной Калифорнии — куда Ёнсо сегодня так и не доберётся — чем на привычного Хван Хёнджина. — Прости, что я так долго, — она проходит вглубь кухни, останавливаясь у барной стойки и опираясь о неё локтями — иначе точно ноги подкосятся. — Я ждал встречи с тобой тридцать лет. Так что этот час почти не заметил, — произносит он, и Ёнсо не может сдержаться, чтобы не закатить глаза. Потому что этот его агрессивный флирт чертовски прельщает. — Иди во двор, я сейчас, — указывает взглядом в сторону входной двери и поднимается со стола, забирая с него кепку и солнцезащитные очки. Как будто даже те же самые, в которых он был в первую их встречу… Ёнсо лишь кивает вместо ответа и отталкивается руками от барной стойки, потому что без дополнительного импульса сложно заставить себя идти куда-то. Была бы её воля, она бы предпочла просидеть весь день дома — можно даже на этой самой кухне — и просто наслаждаться друг другом. Но это лишь ночью особняк становится одиноким — днём в нём кипит жизнь. Поэтому Ёнсо выходит на улицу, понимая, что место, где они с Хёнджином могут остаться без посторонних, находится далеко от Кэролвуд Драйв — далеко от Лос-Анджелеса и Калифорнии. …а оно вообще существует? К стене уже приставлены два велосипеда — старый, с переводными наклейками от жвачки на потёртой раме, и новый. Стильный, чёрный, с новыми шинами. Солнечный свет, попадая на его корпус, тут же теряется, будто поглощается лакированным металлом, как в чёрную дыру. Словно насыщает его жизненными силами, наделяя душой. — Это не твой, — произносит Хёнджин, выходя из дома и держа в руках воду, контейнер с едой и плед подмышкой. А Ёнсо застывает рядом со старым велосипедом, растерянно оборачиваясь. — Садись на новый, — произносит Джин, подходя ближе и укладывая в корзину старого велика всё, что держит в руках. — Да всё нормально, — отнекивается Ёнсо. — Я с этим уже сроднилась. Она и правда привыкла к велосипеду. Потому что у Сынмина не всегда есть возможность подвозить её, а велосипед — очень удобный транспорт, особенно в час пик. — Сомневаюсь, что сильнее, чем я, — неоднозначно улыбается Хёнджин, протягивая вторую бутылку воды Ёнсо. И по его взгляду становится понятно, что спорить бесполезно. В конце концов, для Ёнсо это и правда лишь средство передвижения, а для Хёнджина — целая история. — Почему ты его не выкинул? Он ведь старый, — ей правда интересно. Ёнсо думала, что все воспоминания Джин запечатывает красками на холстах, но никак не позволяет гнить им в сарае. — Я слишком привязываюсь и к вещам, и к людям, — спокойно произносит он и, убирая в корзину плед и беря в руки руль, добавляет: — Некоторым людям. Тяжело расставаться. Это чувство Ёнсо знакомо. Она ведь только-только окончательно пережила расставание, которое действительно изменило её представление о жизни. Даже переезд в Америку так сильно не сказался на ней, как разрыв отношений с Ли Ноу. Может, потому что в тот раз она тут же погрузилась в новый неизвестный для неё мир новых людей и впечатлений? …сейчас её тоже ждёт много нового. Новый Хёнджин и новые впечатления — от любви и от жизни. И Ёнсо искренне надеется, что всё складывается именно так, как должно было сложиться. Потому что если в конечном итоге она будет несчастна — если они все будут несчастны — то зачем вообще пытаться давать этому миру шанс? У неё пока нет ответа на этот вопрос. Но когда-то она обязательно его получит. А сейчас лишь поспешно закрепляет бутылку с водой на раме и спешит догнать Хёнджина, который уже катит свой велосипед в противоположную часть участка — Ёнсо там ещё никогда не бывала. — Меня ты тоже не отпустишь? — усмехается она, теперь идя рядом с ним через фруктовый сад. — Ни за что, — смеётся Хёнджин, поворачивая голову на Ёнсо. — Ты вызываешь очень сильное привыкание. Говорят же, что бывших наркоманов и алкоголиков не бывает. И, кажется, это распространяется и на любые пристрастия. А Хёнджин весьма страстный, когда дело касается его удовольствий. — Лечиться не пробовал? — Пробовал, но это уже хроническое, — игриво улыбается он, но больше ничего не говорит, отворачиваясь. Но для Ёнсо и эти слова звучат как раскаты грома перед летним дождём, после которого становится не тепло, а невыносимо душно. Хотя это даже приятно — Ён уже почти смирилась с тем, что спокойно дышать рядом с Хван Хёнджином ей удастся ещё нескоро. И если бы он не был так увлечён расчисткой заросшей кустарниками калитки, то заметил бы, как щёки Ёнсо полыхают не от полуденного солнца, а от смущения. Похоже, этим выходом давно не пользовались. И когда Ёнсо с Хёнджином выходят за территорию особняка на другом конце Кэролвуд Драйв, то кажется, словно они перешли в другое измерение. Здесь нет то и дело караулящих в кустах папарацци. Нет привлекающих внимание ворот. Никого нет. — Куда мы поедем? — интересуется Ёнсо, когда они садятся на велосипеды и отъезжают от живой изгороди. — Куда хватит сил докрутить педали, — отвечает Хёнджин, глядя только вперёд на дорогу, по которой Ёнсо ещё никогда не ездила. Сам Беверли находится в другой стороне. А там, куда они сейчас едут, всё чужое. Неизвестные улицы, незнакомые дома и посторонние люди. Никто не обращает внимания, пока Хёнджин и Ёнсо едут вдоль дороги, съезжая на трассу, а потом и вовсе сворачивая куда-то в пустошь. Но тут полно жизни — природа дышит полной грудью, и Ёнсо тоже наполняет воздух свежим кислородом, не загрязнённым токсичными парами бензина и людского притворства. Тут хочется раствориться. Запутаться в кронах деревьев, как солнечные лучи, и рассыпаться по дороге, как утрамбованный грунт, по которому едут велосипеды. Впервые за всю их прогулку сердце Ёнсо не пытается выпрыгнуть из груди. Словно приходит осознание, что никто не разрушит их с Хёнджином счастье. В этом месте нет опасности попасть под машину, чего Ёнсо очень опасалась, пока они ехали по трассе. И нет страха увидеть, что кто-то из пешеходов достаёт мобильный телефон, чтобы заснять их. Ведь если наутро газетные заголовки будут пестреть их фотографиями, то вся магия улетучится, больно разбиваясь о свинцовую стену бездушной реальности. А душа самой Ким Ёнсо сейчас где-то тут — летит вперёд, раскручивая педали до максимальной скорости, тщетно пытаясь догнать Хёнджина, который несётся где-то впереди, не оглядываясь. Ёнсо готова следовать за ним — на край Лос-Анджелеса и на край света. И она готова поклясться, что сейчас его разум хрустально чист — Джин давно мечтал об этом. Оставить всё позади и мчать вперёд, не думая о том, что осталось за спиной. И Ёнсо позволяет ему раствориться в этом моменте, наполняясь и наполняя мир собой. — Мы так далеко заехали, — говорит Ёнсо, когда через некоторое время Хёнджин сбавляет скорость, давая ей возможность догнать. — А если обратно добраться не сможем? — Значит, придётся остаться жить дикарями на холмах, — усмехается он, ещё больше сбавляя скорость, что теперь их езда дейсвительно походит на велопрогулку, а не Тур де Франс. — Представь, станем местной легендой, — он поворачивает на неё голову, и без солнцезащитных очков — которые он снял вместе с кепкой, как только закончились жилые дома — в его глазах и правда отражается безоблачное небо. — Ты уже местная легенда, — усмехается Ёнсо, нехотя отрывая от него взгляд и смотря прямо перед собой, чтобы не пропустить кочку. — Это совсем другое, — грустно произносит он, тоже глядя теперь вперёд. — Хочешь, остановимся? — решает не продолжать неприятную для себя тему. — Ты устал? — Нет, но переживаю, что ты устала. — Ёнсо и правда немного устала, но ей так нравится ощущение, граничащее с чувством свободного полёта, что не хочется останавливаться. Ещё пару километров она потерпит, хотя ноги начали гудеть ещё минут двадцать назад. По ощущениям, они едут уже два часа минимум. — Давай сделаем привал у озера, а потом поедем дальше? — настаивает Хёнджин. — Тут есть озеро? — удивляется Ёнсо, слыша, как шуршат шины сзади, когда Хёнджин тормозит посреди грунтовой дороги. Ей тоже приходится остановиться и спрыгнуть с велосипеда. — Мне очень нравится приезжать сюда, — говорит Джин, когда Ёнсо откатывает велосипед назад, придерживая за руль. — Обычно, здесь никого нет. Возражать не имеет смысла — им и правда нужен небольшой отдых. И Ёнсо не сопротивляется, когда Хёнджин ведёт её куда-то в сторону от дороги. Велосипеды приходится везти рядом с собой — высокая трава путается в спицах. Но зато сразу становится понятно, что до них тут давненько никто не бывал, раз тропинка совсем заросла, пряча среди сухих камышей и редких деревьев небольшое озеро. Хёнджин вытаскивает из корзины всё соджержимое, а велосипед опускает на сочную траву — возле воды полно влаги для неё. Люди здесь бывают — об этом говорит деревянная пристань, но явно не каждый день. — Лодка? — почему-то удивляется Ёнсо, осматривая берега. — А если рыбаки придут? Думаешь, тебя не узнают? Вероятность того, что какой-то пенсионер, решивший порыбачить на экваторе дня за несколько миль от ближайшей жилой улицы, узнает его — мала, но всё же имеется. — Да всё нормально, — успокаивает её Хёнджин, уже раскладывая плед на траве. — Разгар будней — никто не придёт. Расслабься. Тут правда никого не бывает в это время. Раз Хёнджин говорит, что это безопасное место, значит, так и есть. И Ёнсо позволяет себе положить велосипед рядом с хёнджиновым и подойти к пристани, наслаждаясь солнечными зайчиками, играющими в догонялки на едва колышущейся воде — в озере плещется рыба. — Хочешь прокатиться? — Хёнджин уже стоит рядом с Ёнсо, кивая на одну из двух лодок, пришвартованных к берегу. Ёнсо никогда не плавала на лодке — только на «лебеде» в метровом бассейне в парке аттракционов много лет назад — кстати, вместе с Суа. — А если утонем? — она косится на Хёнджина, без зазрения совести пялясь на его губы. — А ты не умеешь плавать? — он смотрит в ответ, и Ёнсо отчего-то смущается. Будто всё же не стоило так в открытую буравить его взглядом. — Умею, — смущаясь, отворачивается она, тщетно пытаясь скрыть эмоции. — Тогда, чего бояться? — Хёнджин тоже переводит взгляд на озеро. — Только телефоны лучше оставить на берегу. А то вдруг всё же повторим судьбу Титаника. — Я свой дома забыла, — вздыхает Ёнсо, стыдливо морща нос. Надо же было ей так отдаться мыслям о Хёнджине, что она оставила мобильник дома и поняла это, лишь когда они остановились попить воды где-то на шоссе. Возвращаться уже не было смысла, как и нет смысла в самом мобильнике. Здесь, скорее всего, и так связь не ловит. — Ну ты даёшь, — усмехается Хёнджин, вытаскивая телефон из переднего кармана, куда переложил его, чтобы не потерять во время езды. И пока он относит телефон к их вещам на пледе, Ёнсо бесстрашно забирается в одну из лодок, чувствуя, как она кренится из стороны в сторону при малейшем движении. Хёнджин тоже усаживается напротив, поднимая со дна лодки вёсла — и как они ещё тут не сгнили? — Расскажи мне о себе, — просит он, отталкиваясь веслом от дна, как только ослабевает узел швартовки. — Что именно? — Ёнсо неловко упирается ладонями в деревянную перекладину, на которой сидит. Это тот вопрос, который обычно людей ставит в тупик. Как бы сильно они ни хотели кому-то о себе что-то рассказать. — То, что никто не знает, — обыденно просит Хёнджин, гребя к середине озера, где не слышно абсолютно ничего, кроме плещущихся время от времени рыб и стрекота цикад, скользящего по ровной глади озера. — Меня собаки в детстве покусали, — а что ей ещё рассказывать? Она ничего из себя не представляет. И Ёнсо вытягивает руку вперёд, демонстрируя россыпь шрамов от собачьих зубов, сидящих, как звёзды, на загорелой коже левого предплечья. Ён не очень любит их демонстрировать — люди ведь и так обращают на них внимание, но, скорее всего, думают, что Ёнсо просто расчесала себе язвы во время ветрянки, когда болела ей в восемь лет. — Было страшно, — признаётся она, позволяя Хёнджину рассмотреть их внимательно, отвлекаясь от гребли. — Я об этом мало кому рассказываю. Потому что это не самое приятное, что происходило со мной в жизни. — Думаю, об этом и так все знают, — грустно улыбается Хёнджин, снова начиная грести. — С чего взял? — У всех есть шрамы, — он кивает на её руку. — Думаю, люди догадываются, но не спрашивают, потому что очевидно, что тебе нелегко об этом вспоминать. Может, кто-то догадывается, а может, большинство просто не обращают на них внимание. Только Минхо как-то обратил… — Да, наверное, ты прав, — задумывается Ёнсо, чертя подушечкой пальца маршрут от рубца к рубцу. Она часто так делает, когда пытается утешить себя. Жаль, что это не всегда работает, да и она иногда забывает об этой опции. — Мне предлагали их перекрыть тату, — непрошенное воспоминание о Минхо даётся ей очень просто, и Ёнсо решает, что готова говорить о нём, если того желает её подсознание. Она ведь именно этого и хотела — свободы своих мыслей. …свободы от него. — Почему отказалась? — Не вижу смысла скрывать. Они уже часть меня. Пусть будут, — она больше не гладит кожу, снова упираясь ладонями в деревянное сиденье. — Хотя я понимаю, что они выглядит не особо привлекательно. Как вариант, можно было бы попытаться удалить их лазером. Но её уже один раз пытались разодрать, так зачем ещё и самовольно сжигать себя? — Они тебя не портят, — серьёзно произносит Хёнджин, вытаскивая вёсла из воды и укладывая на скамейки по обе стороны от них с Ёнсо. А потом смотрит в упор, будто ожидая от неё продолжения рассказа. …но ей больше нечего рассказывать. — Теперь ты, — Ёнсо не выдерживает его взгляд, неловко поджимая нижнюю губу, словно боится, что он откажется. — Расскажи мне то, о чём никто не знает. Почему-то так стыдно об этом спрашивать. Ведь есть ощущение, что секреты Хван Хёнджина просто не выживают в мире, где он находится на мушке камер. Иначе бы его не показывали в звёздных новостях каждый божий день, сочиняя очередную околесицу. Хотя, возможно, его секрет в том, что ничего из этого и не является правдой? — Ощущение, что ты и так уже всё обо мне знаешь: и о картинах, и о жизни с Феликсом, и о розе, — перечисляет он, задумываясь о сокровенных крупицах остатков его непубличной жизни. — У меня нет от тебя секретов. …душу перед ней он уже целиком обнажил. — Мне кажется, что сколько бы я о тебе не узнавала, этого всегда недостаточно, — если есть в этой песочнице алмазная пыль, то Ёнсо хочет отыскать каждую бесценную частичку кристаллической решётки его разрушенной души. — Хочу ещё. Он словно свежесрезанная роза, которая вот-вот распустит свои лепестки, заполняя всё вокруг приторным ароматом своей непомерной красоты. Хёнджин ведь тоже прекрасен — и он уже распускается для неё. — Ты можешь сама спросить — я на всё отвечу, — пожимает плечами он, усаживаясь поудобнее, будто нет такого вопроса, который бы застал его врасплох. — На всё-всё? — вопросительно выгибает бровь Ёнсо, потому что звучит это весьма заманчиво. Ведь есть один вопрос, который не даёт ей покоя уже много недель. — Всё-всё, спрашивай, — кивает он, и она колеблется пару секунд, думая, как лучше сформулировать. — Та любовь, которая разбила тебе сердце — это была Меган? — Да, — подтверждает Хёнджин, и ни один мускул на его лице не вздрагивает. — Но она до сих пор твой менеджер, — Ёнсо непонятно, как он может так спокойно говорить об этом. Да ещё и продолжать работать с ней, когда у них длинная и, похоже, мучительная история. — Деньги решают многое, — просто отвечает он. — В том числе, как это ни странно, учат смирению. Поэтому мы до сих пор работаем вместе. Но кроме «бизнеса» нас больше ничего не связывает, — он даже показывает кавычки в воздухе, снова разваливаясь на сиденье и упираясь руками в бортик сзади. — Но когда я только приехала… — Ёнсо давится словами, потому что неприятно об этом вспоминать — она ревнует. — Когда я приехала, мне показалось, что между вами что-то есть. К сожалению, Ёнсо успела застать тот период, когда Меган Уайт была любовницей Хёнджина. И тот момент, когда он разбил Меган сердце. Хотя Ёнсо до сих пор не понимает, насколько у них запутанное прошлое. Меган была в больнице, когда Ён приехала к Феликсу. И даже согласилась оставить их с Хёнджином наедине, попросив остальных выйти из комнаты ожидания. И её муж был там. И вообще, что из всех этих привилегий считается для Голливуда нормой, а что нет? Потому что со стороны всё это смотрится как какая-то «Санта-Барбара» с бесконечным количеством серий и разбитых сердец. А Ёнсо опасается, что в один прекрасный момент сама станет героиней реальной мыльной оперы. …если уже не стала. — Ты действительно хочешь это обсуждать на нашем первом свидании? — ломает одну бровь Хёнджин, но голос не грубый и не резкий. Скорее, Джину просто не хочется портить момент разговорами о его бывших девушках, ведь он привёз сюда Ёнсо, чтобы они наконец-то смогли побыть наедине друг с другом. А в итоге оказались посреди озера его прошлых любовных утех. — Ты же сам сказал, что ответишь на всё, — напоминает Ёнсо, не боясь услышать правду. Она готова узнать всё на берегу, чтобы быть готовой — чтобы не повторить то, что произошло с ней и Минхо. — Но если это закрытая тема, то всё нормально, — вдруг она всё же давит на него? Стоит немного сбавить напор. — Я понимаю, что непросто говорить о бывших. — Я боюсь, что тебе будет неприятно это слушать. Для меня всё в прошлом. По выражению лица Хёнджина очевидно, что его эта тема не трогает. Но ведь он может притворяться — претендент в номинации на Оскар, как-никак. — А для неё? — Возможно, нет, — также легко отвечает он. Для него, видимо, всё очень просто. А как после встречи с ним живут другие — не его забота. Хёнджину важен только он. Он и его любимые. А те, кому нет места в его сердце, идут своей дорогой — он на неё не сворачивает. — Она как-то напилась, — решает всё же рассказать Ёнсо. — Я тащила её на второй этаж. Тогда в этой сцене ещё участвовал Крис, но эту мелочь можно опустить. На суть ситуации его присутствие совсем не повлияло. — В тот день всё паршиво было, — похоже, Хёнджин понимает, о каком дне идёт речь, и от этого становится неловко. Он ведь и по сердцу Ёнсо тогда прошёлся асфальтоукладочным катком с такой лёгкостью, с какой целовал Пайпер Потт у себя на вечернике, пока Меган топила остатки своего достоинства в Дом Периньон, а Ёнсо волокла остатки самой Меган в укромное место. Интересно, именно в тот день их дороги окончательно слились в многополосную эстакаду или позже? Или они изначально все ехали по одному шоссе, но лишь с разными скоростями, что прежде им удавалось избежать столкновения? Первым столкнулся Ли Ноу с дорожным знаком. Второй была Ёнсо — больно порезавшись осколками своего разбитого на той трассе сердца. Потом Алексис покалечилась об острые лучи своей сверкающей мечты. А последним был Феликс, пройдясь по ржавому лезвию собственной грани. …кто тогда будет следующим? Кто ещё на полном ходу вылетит на обочину, теряя контроль и самообладание? …а может, всё сразу? — А Пайпер? — их связь с Хёнджином совсем для Ёнсо непонятна. — С ней у нас взаимовыгодное сотрудничество с прописанным сценарием. …ожидаемо. — И сколько частей у этого блокбастера? — криво усмехается Ёнсо, понимая, что часть правды в звёздные сплетни всё же просачивается. — Наш договор истёк в прошлом месяце, а продлевать его я не стал, — равнодушно произносит он, а Ёнсо в душе ликует. Конкуренцию с топ-моделью Пайпер Потт она бы точно не потянула. — Почему? — Из-за тебя, — и в этих словах уже больше души, чем во всех репликах, посвящённых бывшим девушкам. — Боялся, что я буду ревновать? — пытается шутить Ёнсо, потому что только за усмешкой может скрыть глупую влюблённую улыбку. — Боялся, что из-за этого ты меня не подпустишь к себе. Улыбаться больше не хочется, и Ёнсо резко становится серьёзной, прерывая зрительный контакт и обдумывая услышанные слова. Где-то в паре метров от лодки слышится плеск — опять рыба вынырнула на поверхность за едой или кислородом. Ёнсо тоже всегда тянется вверх, пытаясь ухватиться за солнечные блики на поверхности собственного озера тянущих ко дну неприятных чувств. Но она не сдаётся — никогда не сдавалась. Пусть это всё растворяется, как акварельные краски в банке с водой. Пусть окрашивает мутными каплями — Ёнсо просто поменяет воду. Как Хёнджин поменял свою жизнь, как она сама изменила своё мнение о нём. Это всё просто часть них — и плохое, и хорошее. Прошлые чувства и нынешние. Разбитые сердца и склеенные заново. Так разве имеет смысл копаться в трясине прошлых неудач? С ними просто нужно научиться жить. И Ёнсо хочется понять, как сделать это. А раз Хёнджин знает секретный рецепт отбеливания едких пятен липких воспоминаний, то, может, он им с ней поделится? — А Меган? Что произошло между вами? — она наконец-то снова поворачивает на него голову, глядя в глаза. — Можешь рассказать? — нерешительно просит она, потому что это тот секретный ингредиент, которого ей не хватает. Никто не скажет, как научиться не оглядываться назад, кроме того, кто обогнал всех. — Я был влюблён как дурак, — усмехается Хёнджин, опуская взгляд на свои колени. — Она не воспринимала меня всерьёз. Решила выйти замуж за Грега, а я умолял её этого не делать. На что она сказала, что я ничего не понимаю в шоу-бизнесе, — цокает языком он, явно будучи несогласным с ней ни тогда, ни сейчас. — У Грега звукозаписывающая компания — если ты не знала, — он снова смотрит на Ёнсо, ссутуливаясь и упираясь локтями в колени. — У группы Ликса с ним контракт. Брак Мэг и правда оказался выгодным. Но я долго не понимал, почему она расплатилась за него моим сердцем. Он сейчас равнодушен, но Ёнсо готова поклясться, что в тот момент он хотел сжечь весь мир дотла. Потому что Хёнджин не умеет делать что-то наполовину — будь то наслаждение звёздной карьерой, любовь или злость. Он погружается во всё с головой, подпитываясь пигментом даже самой бледной краски. А обида, которая явно мучила его, имеет весьма едкий оттенок — он точно долго вымывал Меган из своих мыслей. — Она так убивалась из-за тебя, — Ёнсо ей правда сочувствует. Любить кого-то, зная, что он влюблён в другую — невыносимо. Ёнсо почти стыдно за это, но она не виновата. — Наверное, сейчас ей очень больно. — Наверное, — ведёт плечом он. — Но мне тогда тоже было больно. Эти слова звучат так, будто Хёнджин считает, что Меган лишь пожинает плоды своей прошлой решительности. Интересно, когда Хёнджин с ума сходил по ней, сама Мэг хоть немного любила его? Потому что если нет, то у них и правда случилась рокировка. — Думаешь, это честно? — из солидарности Ёнсо хочется пожалеть Меган. Никто не застрахован прогадать. Но раз Мэг тогда действительно была уверена в том, что поступает правильно, то ей стоит признать и принять эту ошибку. Возможно, она уже смогла это сделать. — Она выбрала деньги, а я выбрал любовь, — кисло усмехается Джин, глядя исподлобья. — Так кто из нас нечестно поступил? У Ёнсо слишком мало опыта, чтобы ответить на этот вопрос. Может, когда-нибудь она узнает правильный ответ, если такой вообще есть. Но сейчас неправильно будет судить Меган. В тот момент она выбрала себя — имела право. — Видимо, я тоже ничего не знаю о мире шоу-бизнеса, — признаётся Ёнсо, не рискуя отвечать на заданный вопрос. — Я совсем далека от него. — Это мне в тебе и нравится. — То, что я обычная девчонка из соседнего двора? — не может не усмехнуться Ёнсо, закатывая глаза, а Хёнджин подаётся ближе, будто пытается разглядеть каждую веснушку на её лице: — То, что ты не пытаешься влезть на голливудский Эверест, — серьёзно произносит он, буквально приковывая её внимание к себе. — Рождённый ползать летать не может, — все это знают, но некоторые всё же пытаются. Последний человек, который пытался сделать искусственные крылья, разбился насмерть, игнорируя тот факт, что чем ближе ты к Солнцу, тем сильнее оно обжигает. — Взлететь-то можно, спускаться обратно — больно, — подтверждает её мысли Хёнджин. — Можно сорваться, и я вот сорвался. Но спасибо, что поймала меня. Если бы Ёнсо знала, что в её сачок вместо светлячков могут угодить настоящие звёзды, то была бы намного осторожней, пытаясь поймать одного из них. — Любовные романы писать не пробовал? — она пытается подавить смущённую улыбку, но — как всегда — бесполезно. — Пробовал песни писать, — улыбается он, на секунду опуская взгляд на её поджатые губы. И с каких пор её пугает его близость? Они ведь оба этого хотели — и этот день наступил. — И как? — рвано вдыхает Ёнсо, чувствуя, как свежий воздух закупоривает дыхательные пути. — В «Зе Блот» меня не приняли, — смеётся Хёнджин, и Ёнсо тоже улыбается: — Они многое потеряли. — Главное, что в итоге я нашёл тебя, — произносит он, глядя ей прямо в глаза. И Ёнсо не отдаёт себе отчёт, как самостоятельно сокращает расстояние, притягивая его к себе за шею. Кажется, это впервые, когда она сама его целует — прошлая ночь не в счёт — несдержанно, страстно. Вкладывает в поцелуй всё, что разгоралось в ней с того момента, как Хёнджин оказался этим утром у неё на пороге. И это так до одури приятно, что Ёнсо не знает, что может заставить её остановиться. Потому что, если бы была возможность, то Ёнсо бы сама стала палитрой, которую Хёнджин держит в руках каждую ночь, разрешая себе чувствовать. …но он и сейчас разрешает. Притягивает Ёнсо ещё ближе к себе, путая длинные пальцы в её волосах на затылке. А сам уверенно ласкает её язык своим, то и дело проводя по нёбу и чувствуя, как Ёнсо стонет, пуская рябь по его коже и просачиваясь в поры, заполняя собой каждую клеточку и каждую щель. Точно спирт дорогого алкоголя или вода, которая заполняет сейчас их лодку. — Чёрт! — Ёнсо взвизгивает, мгновенно отстраняясь от Хёнджина и поджимая уже промокшие ноги, будто это как-то спасёт ситуацию. — Поганенько, — морщится Хёнджин, понимая, что вариантов действий у них не особо много. Либо они утонут друг в друге, либо утонут буквально — первое ему нравится больше. — Что делать? — Ён в панике озирается по сторонам, ища хоть что-то, что может им помочь. Но даже если бы в этой глуши кто-то и был, то доплыть до них со спасательными кругами они бы точно не успели. — Плыть к берегу, — тяжело вздыхает Хёнджин, уже нехотя стаскивая мокрые кроссовки и связывая шнурки, чтобы повесить обувь на шею. — А лодка? — Да плевать на неё, — фыркает он, с грустью глядя на свои дорогие часы на запястье. Кажется, они не водонепроницаемые. С самого начала у Ёнсо не было доверия к идее покататься на чёртовой лодке, которая оказалась решетом. Но время поджимает, и Ёнсо поспешно стаскивает кеды, так же завязывая шнурки на узел и вешая их на шею. И пока лодка ещё не успела окончательно повторить судьбу плачевно известного Титаника — о котором шутили и, видимо, дошутились — они с Хёнджином почти одновременно прыгают в воду, как можно дальше, чтобы их не затянуло образовавшимся течением. — Давай, кто быстрее до берега? — выпаливает Хёнджин, как только Ёнсо всплывает на поверхность. Вода не такая холодная, какой могла бы быть. Но Ён всё равно не получает удовольствия от незапланированного заплыва. И пока она собирается что-то ответить, Хёнджин уже гребёт к берегу, намереваясь выиграть. — Так нечестно! — кричит Ён, надеясь, что этот паразит услышал её. Пловец из Ёнсо хуже, чем ездок на велосипеде или ловец звёзд. Но она всё равно гребёт изо всех сил, нагоняя Хёнджина на полпути к берегу. И ехидно усмехается, когда наконец-то обгоняет его окончательно. И хоть ей кажется, что он поддался, Ёнсо всё равно радуется, чувствуя под ногами песчаное илистое дно. — Ты проиграл! — насмешливо ликует она, вставая по пояс в воде и разворачиваясь в сторону проигравшего Хёнджина. — А мне кажется, я наоборот выиграл, — произносит он, с шумом и брызгами выходя уверенным шагом на мелководье. И Ёнсо собирается выдать ещё что-то колкое, как Хёнджин останавливается напротив и самостоятельно стаскивает с её и своей шеи кроссовки. А затем швыряет их куда-то на берег позади Ёнсо. Она едва собирается обернуться и посмотреть, куда вообще приземлилась их обувь, но Хёнджин перехватывает её подбородок, поворачивая лицо к себе и целуя без объяснений. Их нагло прервала сама природа. Но Хёнджин не привык проигрывать, только если сам этого не захочет. Сейчас он поддался Ёнсо, а теперь она поддаётся ему. Обхватывает его плечи, а он тут же подхватывает её под бёдра, усаживая себе на пояс. Мокрая одежда липнет к телам, а они липнут друг к другу, всё глубже сплетаясь языками и чувствами, что уже будто и не оторвать. Поэтому Хёнджин даже не думает отпускать Ёнсо, выходя из воды и всё ещё держа её на руках. И когда в теле появляется приятная тяжесть, сравнимая лишь с весом безоблачного неба над их головами, Хёнджин наконец-то позволяет Ёнсо встать босыми ногами на траву. — Мокро, — стучит зубами Ёнсо и прижимается к Хёнджину всем телом, что он может почувствовать, как от холода стоят её соски. — Надо высушить одежду, — сбивчиво произносит он, оставляя хаотичные поцелуи на лице Ён. …на губах, носу, щеках. — Так она будет долго сохнуть, — сбивчиво произносит Ёнсо, когда Хёнджин припадает к её шее, покрытой мелкими мурашками от озноба. — Согласен, — отстраняется он. — Нужно раздеться, — и в следующую секунду он уже стаскивает с себя мокрую футболку, швыряя её на ближайший куст. А когда поворачивается обратно, то Ёнсо уже протягивает ему свою, стоя лишь в кружевном лифчике, из-под которого просвечивает груди. И Хёнджин не может сдержать похотливой усмешки, понимая, что она специально надела красивое бельё, надеясь, что он сегодня его увидит. Её мокрая кофточка тоже отлетает куда-то назад, и Ёнсо даже не видит, попал ли Хёнджин на ветки кустарника или нет. Все мысли сейчас лишь сконцентрированы на том, чтобы расправиться с непослушной пуговицей на джинсовых шортах Хёнджина, которую Ён никак не может расстегнуть. И щёки начинают гореть румянцем, когда Хёнджин, не глядя, отстраняет её руку, ловко расстёгивая и пуговицу, и ширинку. Опускается ниже, целуя шею, ключицы и грудь Ёнсо, а она зарывается пальцами в его влажные волосы, которые словно бесценная нефть переливаются на солнце мокрыми бликами, и Ён позволяет себе увязнуть в них. А когда Хёнджин целует её подрагивающий от его дыхания живот, присев на корточки — Ёнсо смеётся, дожидаясь, пока он расстегнёт и её шорты тоже. И она усаживается на плед, стягивая с себя шорты, пока Хёнджин снимает собственные, небрежно бросая их на землю. И тело снова пробивает дрожь, когда он нависает сверху, целуя и вынуждая лечь спиной на плед. И никакое противное стрекотание цикад и сырость озера не способны испортить этот момент, которого они оба так долго ждали. …Ёнсо с самого утра, а Хёнджин с их первой ссоры. Лямка лифчика стекает с плеча Ёнсо вместе с хрустальной каплей озёрной воды, когда Хёнджин зубами стаскивает кружево, растягивая не только удовольствие, но ещё и нервы. И сдавленный стон срывается с губ Ёнсо, когда он припадает губами к её груди, слегка покусывая сосок через полупрозрачную ткань белья. А сам стаскивает с неё трусы, которые Ёнсо не озаботилась надеть в цвет верха — она правда не думала, что дело опустится ниже пояса. Но когда Хёнджин сползает ниже, пересчитывая поцелуями её рёбра, Ёнсо елозит на пледе, пытаясь улечься поудобнее на неровной земле. — Неудобно? — спрашивает Джин, поднимая взгляд на Ён, а сам целует пупок, улыбаясь, когда чувствует, как подрагивает её живот от его прикосновений. — Твердовато, — признаётся Ёнсо, давясь стоном, когда Хёнджин дотрагивается пальцем к уже во всю пульсирующему влагалищу. — Я потом сам снизу лягу, — произносит он, целуя внутреннюю сторону её бедра. — Постарайся сейчас расслабиться. И когда его горячий язык проскальзывает по возбуждённому клитору, Ёнсо инертно запрокидывает руку, хватаясь за край пледа и вырывая несколько травинок где-то над головой. Разум заволакивает пеленой дымки, в ушах звенит пение цикад, а на губах застывает вкус хёнджиновых губ, которые настолько сейчас к ней близко, что кажутся ужасно далеко. Ёнсо только и может, что кусать нижнюю губу, сильнее сжимая край пледа, а второй рукой цепляясь за влажные волосы Хёнджина. Она сама влажная настолько, что терпеть уже практически невыносимо. И когда Хёнджин погружает в неё один палец, а затем и второй, начиная неспешные движения, то Ёнсо прогибается в пояснице, пытаясь подстроить нужный ей угол. Солнце слепит глаза, и когда Ёнсо распахивает веки, пытаясь отойти от оргазма, который до сих пор посылает импульсы в каждый орган её ослабленного от перевозбуждения тела, то в уголках глаз появляются слёзы. …слишком ярко. — Только не ври, что не понравилось, — усмехается Хёнджин, отстраняясь и вытирая уголки губ тыльной стороной ладони. — Солнце яркое, — смеётся Ёнсо, растирая издевательские слёзы пальцами. — А я уже переживать начал, — самодовольно ухмыляется Хёнджин, вставая на колени и дотягиваясь до своих шортов, чтобы вытащить из кармана презерватив. — Ты специально всё подстроил? — наигранно хмурится Ёнсо, глядя, как Джин отбрасывает в сторону шорты и стягивает с себя боксеры. А сама не стесняясь смотрит на его стоящий член, не в состоянии дождаться, когда Хёнджин уже растянет по нему презерватив. — Что? — он на секунду отрывает внимание от упаковки презерватива, которую никак не может вскрыть из-за влаги, и мельком смотрит на Ёнсо, видя, как она кивает на презерватив у него в руках. — Нет, — фыркает он. — Я же не идиот дырявить чужие лодки. Просто у меня всегда есть с собой… — он осекается, понимая, что сморозил глупость. — Но если тебя что-то смущает, то мы можем остановиться на этом и… — бормочет он, тут же пытаясь дать понять, что не настаивает и готов перенести финал их заплыва в более цивилизованное место. Но Ёнсо не даёт ему закончить: — Дай сюда, — улыбается она, приподнимаясь на локте и протягивая к нему раскрытую ладонь, ожидая непослушную упаковку. Она самостоятельно вскрывает её зубами, вытаскивая презерватив и протягивая его Хёнджину. Латекс с характерным скрипом растягивается по члену, плотно прилегая к основанию, и Джин несколько раз проводит по нему рукой, пристраиваясь ко входу. — Ты привыкнешь и поменяемся местами, — обещает он. — Не хочу, чтобы у тебя потом на спине были синяки. — Тогда поторопись, а то я уже чувствую свои позвонки, — усмехается Ёнсо, обнимая его за шею. Член медленно входит, скользя по естественной смазке, и Ёнсо ощущает долгожданное потягивание внизу, когда стенки растягиваются, принимая в себя его длину. Хёнджин вовсе не спешит, хотя Ёнсо знает, что ему самому уже не терпится набрать темп. И когда дискомфорта больше не ощущается, она притягивает Джина за шею, чтобы наконец-то поцеловать. Он сплетает их пальцы, запрокидывая руки Ёнсо вверх, а сам целует изгиб её шеи. Переходит на внутреннюю сторону руки, доставая лишь до локтя, и щекочет языком бледную кожу, вызывая у Ёнсо неконтролируемый смех. Она такая прекрасная — хочется расцеловать каждый сантиметр её тела. Ласкать каждую клеточку и любить каждую её частичку. И Хёнджин освобождает её левую руку, чтобы запечатать любовью каждый шрам, доставлявший ей боль все эти годы. Целует, начиная от гладкой кожи на кончиках пальцев и заканчивая последним рубцом на её предплечье. А потом снова целует в губы, но уже не так страстно, а будто успокаивающе. Кожа на его плечах такая нежная, словно лепестки только что распустившихся пионов. А пахнет от него так же, как и в их первую встречу. Тут нет лип, как и на нём нет одежды, постиранной с липовым кондиционером. Но этот запах Ёнсо ни с чем никогда не спутает. Это её личный никотин с обратным эффектом. Но привыкание вызывает точно такое же, как и любой другой наркотик. Как и обещал, Хёнджин подхватывает Ёнсо под бёдра, ловко переворачивая, что он сам теперь лежит на спине, а Ёнсо нависает сверху, продолжая движения. В такой позе ей проще наслаждаться его губами, которые она сама целует, пока Хёнджин лишь сдавленно стонет ей в губы, сминая ягодицы и поглаживая бёдра. Мышцы играют под пальцами, и Ёнсо чувствует каждую струну сухожилия, по которому проводит подушечками пальцев, будто играя на музыкальном инструменте хёнджинового удовольствия. Она и сама наслаждается им. Как он обнимает её, периодически мокро целуя в губы и снова запрокидывая голову от наслаждения. И тем, как он сдавленно бубнит неразборчивые слова — то ли на английском, то ли на корейском. Ёнсо всего один раз слышала, как он говорит на родном языке — или два? В любом случае это было так давно, что она и не помнит, как тогда звучал его голос. Ей самой больше нравится говорить по-корейски. И дело вовсе не в том, что ей не нужно задумываться над построением предложений и постановке артиклей. Просто так её голос звучит искреннее. Может, Хёнджин когда-то сделает для неё исключение и скажет хотя бы пару фраз? Она бы очень хотела это услышать. Он привстаёт, упираясь одной рукой сзади в плед, а второй обхватывает Ёнсо за талию, прижимая к себе вплотную. И она понимает, что он скоро кончит, когда его короткие ногти впиваются в её бок, не больно царапая — это лишь сильнее возбуждает. И она ещё сильнее притягивает его к себе, путая пальцы в его волосах, а мысли распыляя по песчаному берегу озера. Слушает лишь движения их снова влажных — но уже не от озёрной воды — тел, и несдержанно прося ещё немного, чтобы получить второй оргазм. Дышать становится трудно, и Ёнсо кажется, что воздух лишь циркулирует по дыхательным путям, вылетая через приоткрытый в удовольствии рот, не попадая в кипящую кровь. Пальцы на ногах покалывает, а случайные искры хаотично простреливают нервные окончания. И Ёнсо сильнее прижимается к Хёнджину, позволяя ему мокро целовать её шею, то и дело покусывая влажную от пота кожу. Терпение Хёнджина явно уже на пределе, но он не сбавляет темп, бесцеремонно оставляя засос на ключице Ёнсо и срывая с её губ стон удовольствия, когда она кончает, извиваясь у него в руках и впиваясь ногтями в плечи, которые прежде так любовно гладила и целовала. И он сам тоже стонет, ярко кончая и отстраняя бёдра Ёнсо от себя. Чувствует, как она целует его в мочку уха, а сам пропадает в её ласках, прикусывая язык, чтобы сейчас не выпалить, как он любит её — спугнёт ещё. Кажется, они всё-таки утонули — не в воде, а друг в друге. И Хёнджин ложится на спину, сбивчиво глотая ртом воздух и убаюкивающие поцелуи Ён. Она укладывается рядом, переплетая их ноги, когда Хёнджин уже целенаправленно целует её в губы, притягивая за подбородок, будто слизывая последнюю каплю сливочного крема с упаковки съеденного только что десерта. Ёнсо для него запретный плод, и скоро явно последует наказание за то, что Джин не смог сдержаться. Но сладость её губ, нежность прикосновений и влюблённость в распахнутых глазах — это всё теперь его. И если он всё же будет догорать свой век в аду, то пусть сначала он сгорит в её объятиях. Потому что сильнее того, что он испытывает с ней, просто не бывает. — Надо одежду развесить нормально, — Ёнсо поворачивает голову в сторону их, валяющейся хаотичными островками, одежды, а сама льнёт к Хёнджину, удобнее устраиваясь у него под боком. — До заката ещё часа четыре минимум, — он вскидывает запястье, прокручивая кожаный просыревший ремешок. Кажется, они всё ещё работают, но мастеру он их всё же отдаст. Конкретно эту модель он купил себе сам, а не получил в качестве презента от модного бренда. А о любимых вещах он привык заботиться. — Мы будем тут ещё четыре часа сидеть голышом? — хмурится Ёнсо, поглядывая на их голые сплетённые ноги. — Что, тебе не нравится вид? — он чуть поворачивает на неё голову, вопросительно приподнимая брови. — Изумительный вид, — улыбается она, невесомо целуя его в губы. — Я готова любоваться им хоть каждый день. — О, так это я могу устроить тебе запросто, — приободряется он, елозя на пледе, за что получает толчок под рёбра. — Только можно не каждый день комаров кормить? — усмехается Ён, хлопая Хёнджина по груди и прибивая мелкое насекомое. — Эй, ты комара убить пытаешься или до моего сердца достучаться? — фальшиво хмурится он, беря её ладонь и переплетая их пальцы. У неё такая маленькая рука по сравнению с его. Ёнсо сама кажется такой хрупкой рядом с ним, что иногда даже страшно прикасаться, чтобы не навредить. Вдруг ей потом будет больно? Но Хёнджин очень постарается, чтобы с ней такого не произошло. Если понадобится, он разобьёт своё сердце — опять. Но не даст ей изводить себя, чего бы ему это не стоило. И он смотрит в её сияющие влюблённостью глаза и не может удержаться, чтобы в очередной раз не поцеловать. Губы уже болят, спина ноет, и, скорее всего, у него и правда завтра будут синяки на лопатках. Но ради Ёнсо он может вытерпеть и не такое. Потому что она стоит всех его ожиданий и мучений. И даже если у их сумасшедшей любви несчастливый финал, то Хёнджин не хочет сейчас думать о том, что ещё не произошло. Не хочет пачкать воду мутными красками. А хочет просто жить, любить и больше не страдать. Ёнсо улыбается ему, болтая о чём-то вовсе незначительном. Но для него каждое её слово имеет значение. Каждый взгляд имеет ценность, а каждый поцелуй имеет смысл. И Хёнджин не раздумывая кивает, соглашаясь на её придурошную идею сходить вместе в кино на фильм, в котором он снимался. Надеть маски и кепки, будто это мантии невидимки. Купить солёный попкорн и есть его лишь когда в зале выключат свет, а не стоя в очереди на входе. Хотя он понимает, что ему проще арендовать кинотеатр для такой авантюры, чем действительно прийти на запланированный сеанс. Но обещает, что они обязательно посмотрят какой-то фильм. И соглашается дать Суа дополнительный выходной, потому что они с Ёнсо куда-то там собрались. Он на всё согласен, если Ёнсо будет и дальше так смотреть на него — будто он единственный человек на этой проклятой богом планете. И сейчас он не желает думать ни о ком и ни о чем, помимо Ким Ёнсо, щекочущей его ключицу подушечкой указательного пальца, пока она соединяет его хаотичные родинки в свои выдуманные созвездия. Хочется просто растворяться в этом дне, где до ближайшей цивилизации несколько миль. Плавиться под этим солнцем, которое светит сегодня так ярко, что глаза слезятся не только у Ёнсо, но и у самого Хёнджина. …и сгорать. От чувств, от счастья и от любви. …от любви к жизни и от любви к ней.