Твой голос и струны моего сердца

20 октября 9:46       Тишина перебивается слабым накрапыванием дождя, а снизу доносится приятный аромат чего-то сладкого. В объятиях Попова Антону было как никогда хорошо, и казалось бы, что может испор…       — Внимание, пожарная тревога. — раздается в паре метров от кровати, знакомый еще со времен школы звук. Юноша вмиг пробуждается, точно его холодной водой окатили, и приподнимается на локтях — это максимум, с которого его тело позволяет разглядеть нарушителя покоя, ведь сесть, по понятным ему и Попову причинам, он не может. Вслед за ним, слегка вздрагивает Арсений, которого не удалось застать врасплох, ведь он уже проснулся.       — Сережа, мать твою! — запускает тапком, который был первым, что попалось под руку, Шастун. — Выруби эту хрень сейчас же!       — А вот про мать лишнее было. — Матвиенко ухмыльнулся.       — Ты сейчас не паясничай. — злобно процедил русый. — Что это за попытки вернуть школьные будни, в выходной день?       — Это празднование. — улыбка на лице Сержа стала еще шире, когда он увидел смену в настроении Антона.       — А можно поинтересоваться, празднование чего, и почему таким странным образом? — с нескрываемой агрессией поинтересовался Арсений.       — Празднование Антосеного вступления во взрослую жизнь. — ликующе произнес в ответ он. — Эх, как быстро растут чужие дети. — сделав вид, что смахивает невидимую слезу, нарушитель покоя парней подбежал к русому и потрепал его за щеки, за что получил подзатыльник от страдальца.       — Слыш, мистер папаша, причем тут школьная сирена твою за ногу?! — продолжал возмущаться Антон, параллельно отпихивая от себя, слишком любвеобильного с утра пораньше, Матвиенко.       — А при том, — слащаво игривым голосом, каким частенько разговаривают аниматоры на детских праздниках, отвечал на вопрос друг. — что ты больше не шестнадцатилетний мальчик-девственник, а…       — Все-все, заткнись, а то меня от твоего такого голоса сейчас блеванет.       — Кстати о блевотне… — перекрикивая звук сигнализации в колонке, начал было Сережа, но его быстро перебили, не желая слушать дальнейшие истории.       — Слушай ты, сторож дядя Вася, который набухался и пожар без пожара в школе решил устроить, если ты сейчас же не отрубишь эту херню и не объяснишь, чего такой довольный, я встану и кину тебя со второго этажа. — гнев усиливался под воздействием Сережкиной «довольной мины», как выразился у себя в мыслях Антон.       — Ладно-ладно. — громкий звук, заставляющий голову расколоться на множество мелких осколков, наконец был подавлен воцарившейся на несколько секунд тишиной. — А теперь объясняю. Мы с Дмитрием Темурычем вчера поспорили, пое… — Антон шикнул и строго посмотрел на Сережу, а затем на открытую дверь за ним, заставляя того исправиться. — совокупитесь вы, или нет. Я сказал, что да, а он решил, что у вас есть мозги. — оба парня слушали, с нескрываемым недовольством глядя на него. — Ну, а вы думаете, что тут настолько ни…черта не слышно? — теперь уже недовольно посмотрел Арсений, и не на Матвиенко, а на Шастуна, что так яро вчера говорил про «отличную шумоизоляцию». — Выдохните, на первом этаже вправду не слышно, но не забывайте о существовании санузла, который имеет общую стенку с балконом. — в глазах слушателей читалось недоумение, которого явно не было бы, если бы не сонное состояние и не успевшая прийти в себя от шума голова, а рассказчик лишь закатил глаза, как будто трехлетним детям объяснял значение слова «попа». — Я проснулся ночью, а ванная на первом была занята, вот и пришлось топать на второй, а там… Ну, вы поняли короче, дальше говорить не буду, а то у вас итак лица на помидоры похожи.       — И на что вы спорили? — смирившись со своим положением и желая поскорее сменить тему, спросил Попов.       — На 10 косарей. — довольный собой, парень достал из кармана 10 купюр по 1000 рублей, начав размахивать «денежным веером».       — В чем был смысл спора, если вы в любом случае живете вместе и бюджет у вас общий? — поспешил разрушить триумф друга Арсений.       — Ой, да иди ты, весь кайф обломал. — Сережа недовольно фыркнул, убрав "честно заработанные" в карман.       — Так, кайфолом и бизнесмен, помогите встать, очень прошу. — подал голос Антон, который повалился обратно на кровать практически сразу, как избавил себя от натиска Матвиенко. Парня можно понять, держать корпус одним локтем, пока свободной рукой ты колотишь друга, не очень-то удобно.       — А чего это, наш Антошка самостоятельно сесть на кроватку не может? — продолжал язвить и смеяться Матвиенко, за что получил тапком в лоб уже от Арсения, который тут же поднялся на помощь своему возлюбленному.       Утро было мягко говоря веселым, начиная с того, что Антон около пятнадцати минут пытался удобно усесться на диване, что выглядело мягко говоря странно, заканчивая ярким бордовым пятном на шее, которое заметила бабушка и попыталась стереть, думая, что это отпечаток ее помады и лишь потом поняв, что это такое и что это просто так не сотрется. Честное слово, Шаст миллион раз уже поблагодарил бога за то, что Марина Анатольевна настолько понимающая женщина. Ему с ней одним словом повезло. Хотя, почему только ему? За эти дни, женщина всем стала как родная. Она легко нашла контакт со всеми друзьями ее внука.       С Ляйсан они в два счета справлялись с готовкой, во время которой бабушка делилась различными историями из ее молодости, которые любили слушать Антон с Арсением, вовремя заходившие на кухню чтобы попить воды или стырить что-то со стола.       С Сережей и Димой она могла часами хохотать от одних лишь рассказов о школьных буднях их компании, а могла показывать им «компромат» на своего внучка, в виде детских фотографий, с большинства из которых парней разносило на полчаса минимум.       Паша был для женщины чудо-собеседником. С ним она часто выходила на веранду и они могли просидеть там несколько часов, пока Антон или Утяшева не начнут нудить, что те заболеют. О чем женщина с Волей разговаривала, известно только им двоим, но можно понять, что компания в лицах друг друга, была для них максимально располагающая для чего-то душевного.       Что касательно Арсения, она души в нем не чаяла. То, с какой заботой и любовью она относилась к Попову, нельзя ни с чем сравнить. Она видела, как расцветает Антон рядом с ним, видела, с какой нежностью он смотрит на брюнета, видела, как парни заботятся друг о друге и сама становилась счастливее.       Эта поездка явно стала чем-то родным. Тем, что с теплотой отдается внутри, мелькает яркими картинками в голове, надолго заседает в сердце, фотографиях и совместных видео. 23 октября 21:57       Слышали фразу, что аэропорты и вокзалы видели больше искренних объятий и поцелуев, чем свадебные залы? Так вот, это неправда. Дома близких людей, которые предстоит покидать — вот чьи стены видели весь спектр эмоций, начиная от слез счастья и заканчивая тяжестью расставания. Прощание с кем-либо — все равно, что утрата частички внутри себя. Тяжело, больно и обидно. И пусть понимание того, что люди еще встретятся успокаивает и дарит надежду, разве можно наверняка знать о том, когда это произойдет? Неважно сколько времени люди не видят друг друга, разлука с близкими — всегда страшно. Но, я думаю, во сколько раз Шастуну страшнее было оставлять бабушку, даже говорить не стоит.       Парень долго стоял, не выпуская родного человека из объятий. Как маленький ребенок обхватил ее, не позволяя уйти, словно так сможет сдать билеты на поезд и остаться с ней навсегда. Изо всех сил он держался, не давая волю слезам. Лишь глядел в потолок, перекатывая во внутренний уголок глаза соленые капли, пока прощались остальные, а затем промакивал их рукавом толстовки.       Всю дорогу до вокзала он прокручивал в голове мысли о женщине. Вспоминал все диалоги и споры. То, как он просил бабушку переехать к ним на время лечения, и как та наотрез отказывалась от этого предложения. Страх, сковывающий все тело, всякий раз, когда в трубке раздавались гудки, больно отзывающиеся комком, застрявшим в горле.       В поезде парень заснул, но даже там мысли о близком человеке не покидали. Только Арсений, всю ночь гладивший тыльную часть руки Антона, спасал. С ним все в голове прояснялось, дыхание становилось размереннее, а картины в голове, проносившиеся перед глазами, становились приятнее и светлее. Да весь мир становился светлее, рядом с Арсением. Шастун даже думать не хотел о том, что было бы, не будь Попова рядом. Смог бы он в одиночку пересилить свой страх и поехать в Воронеж, к той, кто принимает и понимает его, и кто, как выяснилось, принимала и понимала его всю жизнь? Смог бы он остаться на ногах и в здравом уме, не появись в его жизни брюнет? Смог бы Антон вообще жить, а не существовать?

_____________________________ Нет _____________________________

      Дни тянулись своим чередом. Почти два месяца с поездки в Воронеж пролетели как одна неделя, оставляя в памяти лишь отпечатки воспоминаний важных событий.       Таких, как празднование в доме Паши и Ляйсан хэллоуина, во время которого, Антона, что до чёртиков боится квесты и все с ними связанное, парни, раз десять чуть не довели до инфаркта, всячески подшучивая над ним и выпрыгивая из-за углов в страшных масках. Так Шастун по крайней мере отзывался о праздновании, едва не заикаясь.       После, был день рождения Серёжи, с которого парни мало что помнят. По всей видимости, они его просто слишком хорошо отметили. Единственное, что запомнилось — это адское похмелье на следующий день и «Шастуны» (так их с того момента начали называть их друзья, после того, как сам обладатель этой фамилии, назвал Попова ею), орущие друг другу с 17 этажа признания в любви.       Никогда не забудется, как им по крайней мере казалось, то, как парни устроили бомбежку снежками в студии, точно школьники, как только выпал первый снег, собирающие его с подоконника и обстреливающие друг друга. Или поход на концерт «Нервов», которым Антон грезил еще с 8 класса и после которого, парни еще неделю ходили охрипшие и не могли нормально репетировать, из-за чего выслушивали нотации от Паши, что не смог попасть на выступление.       В обычные дни, а вернее даже сказать, свободные вечера, были прогулки Арсения и Антона по Москве, сменившиеся с похолоданием на посиделки в кафе. В их доме регулярной стала совместная готовка и связанные с ней мелкие бытовые ссоры, которые оканчивались всегда одним — тем, что останется между ними двумя. Тем, из-за чего часто печенье оказывалось подгоревшим, суп, прилипшим ко дну кастрюли, а на столе в конце концов оказывалась доставка пиццы.       Репетиции группы все также проходили раз в три дня и особо не отличались одна от другой. Накануне Нового года, у парней ожидался концерт в Москве, превосходящий по масштабам концерт в Питере, потому на каждой из них, все выкладывались по максимуму.       Между тем, Антон раз в неделю, по субботам, отлучался «по делам», о которых ни друзья, ни сам Попов не имел ни малейшего понятия.       Шастун все никак не мог подобрать необходимые слова, чтобы объяснить любимому человеку, что он буквально связался с теми, с кем не следовало. Он расскажет, обязательно расскажет, но не время. Все только начало налаживаться и страшно было портить идиллию глупыми поступками, совершенными на эмоциях. В конце концов, парень прекрасно понимал, что у него был выбор, но импульсивные поступки, были, есть и будут неотъемлемой частью Антоновской жизни, наряду с другими симптомами расстройства, ставшего уже частицей его самого. Так он по крайней мере оправдывал пытался оправдать себя в мыслях, откладывая час Х на полку «подходящего момента».       В середине ноября, уже после дня рождения Матвиенко, Марина Анатольевна приехала в гости к Антону и Арсению, побыв с ними всего неделю, а уже меньше чем через месяц, парни сами съездили к ней на пару дней, пообещав на прощание, отпраздновать Новый год вместе в Воронеже. Антон вместе с женщиной эти три дня уезжали рано утром в больницу, оставляя лёгкий поцелуй на виске Попова, думая, что тот ещё спит. Возвращались они к часам 10, а брюнет делал вид, что только проснулся, хотя с момента их ухода не смыкал глаз.

♪-♪-♪

17 декабря 21:46       — Антон, ты же понимаешь, что делаешь это не ради меня, а ради дорогого тебе человека? — надменным, слегка раздраженным голосом процеживал Шеминов, расхаживая из стороны в сторону и нервируя Шастуна. — Если тебе так наплевать на ее судьбу, можешь и дальше работать спустя рукава, зная, что можешь лучше. — парень стиснул зубы, подавляя неконтролируемую агрессию, подступившую к самому горлу. — В конце коцов, тебя никто не принуждал идти работать на меня, это было полностью твое желание, а я пошел навстречу. Мое терпение, в конце концов, не резиновое.       — Как и мое. — думал про себя русый, снова проигрывая уже въевшуюся в мозг и, казалось, расплавившую его изнутри мелодию.       — Я прекрасно видел, как ты умеешь играть, и поверь, это и в сравнение не идет. — Выграновский, который наблюдал за всем этим из первых рядов, искренне сочувствовал Шастуну и отчасти винил себя за то, какой ад каждую неделю тому приходится проживать. От обиды, что сидела глубоко внутри, не осталось и следа, она сменилась искренними переживаниями о друге. Пусть и бывшем, но всегда приходившим на помощь в трудную минуту, вытаскивающим Эда из полного дерьма, лучшим, кто когда-либо был, друге.       Антон же, проглатывал все слова и оскорбления, неоднократно летевшие в него. Пытался абстрагироваться от них, потому что должен. Потому что так надо. Ради бабушки. Ради ребят. Ради Арсения, в конце концов. Арсения, что все эти два месяца терпит периодические вспышки агрессии, мат, бессонные ночи, кошмары, крики, с которыми Антон просыпается посреди ночи в холодном полу. Терпит и делает все возможное, чтобы просто быть рядом. Чтобы Антон просто был. Жил, а не существовал, что с каждым днем делать становится труднее.       — Ну вот Антош, можешь ведь, когда хочешь. — с улыбкой произнес Стас, а парня от этого обращения наизнанку вывернуло. Злоба появилась оттуда, откуда не ждали, и держать ее в себе стало просто невыносимо.       — Антон. — сквозь зубы поправил Шастун.       — Что-что Антош? Я не расслышал. — издевательски протянул Шеминов и стоило парню открыть было рот, как щека разгорелась и покраснела от пощечины, с силой прилетевшей со стороны директора.       — Ты еще поправлять меня будешь в моей же студии? Сопляк. — Выграновский двинулся было в сторону Стаса, как поймал на себе взгляд Антона, говорящий о том, что не стоит. — Репетиция окончена, всем спасибо. — крикнул, захлопывая за собой дверь, Шеминов.       — Тох, все нормально? — Эд медленно подошел к парню. — Бля, прости.       — Все нормально, не за что извиняться. — русый в два шага подошел к вешалкам для верней одежды, не глядя в сторону старого друга.       — Если бы я знал, даже не стал бы спрашивать у него насчет больницы. Я виноват.       — Кто тут и виноват, так это я, не парься. — щека все еще горела, но не сильнее, чем неутихающая злость.       — Узнаю старого доброго Антона, брать вину за других на себя.       — Узнаю старого Скруджа, не признавать ничего кроме своего мнения. Эд, я сам позвонил тебе и попросил помочь. Я сам пошел сюда, прекрасно зная, на что соглашаюсь. — парень потер место удара, натягивая куртку. — В любом случае, мне не долго тут торчать осталось. Бабушка идет на поправку, а значит, скоро и лечение дальнейшее я сам оплачивать смогу, без этого. — он кивком указал на уже закрытую дверь.       У Эда же, ком в горле застрял. Он-то прекрасно знал Стаса, как и знал, что не может у этого человека все гладко пройти.       — Ладно давай, пока. — спешно произнес Шастун, выбегая из помещения, не желая вымещать агрессию на других.       — Прости. — лишь повторил глядя в пол Эд, но его уже не слышали, сбегая по лестнице вниз.       Чувство злобы не проходило. Внутри все кипело, а девать эмоции было просто некуда. Оперевшись рукой, на стену здания, Антон провел обратной стороной кисти по ней же. Через секунду, эта рука впечаталась в кирпичный фасад. На костяшках проступили алые капли, она падали вниз, растягиваясь по асфальту, точно красная нить, что в конце, растворялась в небольших лужах, окрашивая воду в слегка красноватый оттенок. Боль усилилась из-за жуткого мороза на улице, но Антон игнорировал ее, а злость на Шеминова, сменилась злостью, теперь уже на самого себя.       — Вот сука, теперь еще и в аптеку идти.       Антон думал, что самоповреждения — пройденный этап его жизни, но по всей видимости он ошибался. Заскочив по дороге в круглосуточную аптеку, он словил на себе несколько ненужных косых взглядов, на которые парню было откровенно говоря поебать.       ♪Дешёвые драмы - Валентин Стрыкало♪       Вернулся домой юноша около 11 ночи, ответив на вопрос Арсения про руку, что-то невнятное о порезе об арматуру. Парню срочно нужно было отвлечься, а музыка и сигареты казались отличным вариантом сбежать в другую реальность. Играть с бинтом на руке оказалось хреновой идеей, потому, Шастун снял его и узрел прекрасную картину из запёкшейся крови, что крайне неприятно отдиралась от бинта, и нескольких небольших гематом, синим цветом растекшихся по тыльной стороне руки. Хорошо хоть, что правая, а то он даже простейший аккорд зажать бы не смог.

Мы так любим дешёвые драмы

С непродуманными диалогами

      Холодный ветер просачивался через открытую форточку застеклённого балкона, пока там, сидя с сигаретой, тихо наигрывал мелодию Антон. Попов наблюдал за этой картиной не переставая. Смотрел, как окольцованные пальцы плавно переходят с лада на лад, пока в голове проносилась картина их с Шастуном знакомства.

Где актёры немножечко переиграли

Со вздохами, криками, стонами

      Он вспомнил, как точно также завороженно наблюдал за игрой юноши на Арбате. Как глаз не мог отвести с профиля кудрявого, до чертиков красивого парня. Как переплел их пальцы и как они бежали, держась за руки, под дождем. С того момента прошло меньше чем полгода, но он стал казаться таким далеким. Таким же далеким, каким, казалось, стали парни друг от друга. Одна недоговоренность выстроила между ними гигантскую стену, не замечать которую, с каждым днем становилось все сложнее.

Где мы, неувлечённые ролью

В дурацких костюмах со скованной грацией

От бульварного прячемся шума

В обшарпанных декорациях...

      Брюнет встал с дивана, откуда открывался хороший обзор на балкон, и подошёл к плите, заваривая две кружки чая. Черный с лимоном для Антона, как он любит, а зеленый для него самого.

Сцены ревности, сцены разлуки

Мы готовы, мы с текстом сверились!

      Мелодия, что доносилась со стороны балкона являясь чем-то родным, а теплый голос, хриплый, прокуренный, отдавался болью в груди, с каждым услышанным звуком. Боли в буквальном смысле этого слова.

Мы как будто не знали друг друга

Мы как будто случайно встретились...

      Попов долго копошился с заваркой, задумавшись о своем, и ненароком просыпал ее на стол, из-за чего ругался про себя трехэтажным матом, а после, медленно подошел с чашками к двери и потянул ее вправо.

Скорей бы всё кончилось, и мы забудем

Свой текст и разъедемся по домам

      — Не против компании в лице меня? — осторожно поинтересовался Арсений, прежде чем войти.       — Только за. — с лёгкой улыбкой в голосе, в которой была слышна горечь, ответил Антон, убирая гитару в сторону и протягивая брюнету тонкую сигарету.

Чтоб в кадр попали опять не те люди

Которых хотелось бы видеть там

      Конец ее с шипением загорается красным, отдавая характерный запах табака. Они сидят в тишине, наблюдая за ночным движением машин, загорающимся в окнах напротив светом и темными пятнами силуэтов в этих самых окнах. Страшно нарушать эту тишину. Казалось будто с ее потерей, потеряется и все волшебство комфорта и уюта, но напряжение в воздухе не оставляет выбора.

Давай, поцелуй меня нежно, насколько ты сможешь

Слезу вытри рукавом

      — Все… — голос Попова дрожит. — Все хорошо? — Арсений аккуратно касается руки парня, тут же осекшись, ощутив кончиком пальца загрубевшую кожу. Кровавые подтеки и синие пятна по всей руке, заставили брюнета побледнеть. — Нихуевая же была арматура у тебя. — в попытке разрядить обстановку, произнес он, но выходило мягко говоря не очень.

Пусть старые камеры вечно рвут пленку

Мы сможем сыграть это заново!

      — Ага. — со смешком выдавил из себя русый, хотя в голове бегущей строкой неслось «вотжесука». — Здоровенная такая, просто жуть. Еще и жесткая падла. — Излюбленная защитная реакция организма в стрессовых ситуациях — смех, вот и сейчас, когда нервы сдавали, Шастун лишь посмеивался, скрывая за этим не особо приятные эмоции, что били через край. Антон в эту же секунду переплетает их пальцы, крепко сжимая руку брюнета, не обращая внимание на адскую боль, что доставляет это действие. Ему сейчас необходимо ощущать тепло близкого рядом, так что никакие травмы его не остановят. На лице же, в эту секунду, отражается болезненное ощущение.

Искусственных слёз нам хватает, но вроде

Надо плакать, а мы улыбаемся

      — Ты совсем дурак? Тебе же больно. — возмущается Арсений, у которого от одного только вида парня сердце щемит.       — Не так больно, как кажется. — наигранно спокойно произносит в ответ русый, лишь еще крепче сдавливая ладонь. Актер высшего уровня, только вот, Арсения не обманешь. Он каждую эмоцию парня считывает. Да какой там считывает, он их сам чувствует.

Может быть, эти роли нам не подходят

И зря, — мы так сильно стараемся

      Арсению больно, но не физически. Больно видеть в таком состоянии любимого человека, который всегда улыбался и одной этой улыбкой мог, казалось, спасти десятки жизней. Если уж и не десятки, то одну уж точно, и этой жизнью была бы жизнь Попова. И пусть сейчас на лице этого эмоционального солнышка, как брюнет его когда-то прозвал, есть улыбка, от нее только хуже становится, ведь осознание неискренности бьет по ребрам.

Честно, плачут лишь те, кто ломает и строит

Я прошу, ведь сценарий писали вы

      Выдыхая дым уже третьей по счету сигареты, Шастун утыкается носом в сцепленные конечности и лишь по этому жесту Попов осознает, что молчать стало невыносимо. Однако, он не давит, молча ждёт, когда парень подберёт необходимые слова. Они стоят так минут с 5, но это время ощущается как несколько часов. Вздох, за которым следует фраза, учащающая сердцебиение, дополняющая картину недостающими пазлами, но словно оставляющая после себя пустоту.

Пообещайте, что наши герои

      — У бабушки рак, а я уже практически 2 месяца работаю на Стаса.

В конце останутся счастливы...