В декабре большого города

      — Значит, точно не мешал я тебе?       Никита мотнул головой. Шея тут же нехорошо заныла, напоминая, что только чудом не переломилась при падении в хрупких позвонках.       — Нет, — прибавил он, чтобы снова не вышло недопонимания: кивок получился несколько неоднозначный и кривой. — Никто мне не мешал. Я даже не знал, что вы там… есть.       На кухне в чужой квартире было слишком мало света и слишком много теней: лампочка под пыльным потолком чадила, столы, и обеденный и разделочный, ощущались нетронутыми, а само помещение — необжитым, будто в него только вчера въехали, что было, в общем-то, не исключено.       — Я тебя не сильно старше, — заметил парень. — Можно и на ты ко мне. Повернись.       Никита послушно поëрзал на круглом кухонном табурете, и крепкие руки ощупали ему спину, лопатки, бережно прошлись по хребту, проверяя, нет ли где ушибов.       — Вы врач? — так и не решившись переступить рубеж и перейти на «ты», спросил Никита, невольно расслабляясь под этими руками.       — Я тренер, — отозвался парень, останавливаясь пальцами на пояснице и ощупывая Никитин крестец. — Но поверь, травму распознаю не хуже врача.       — Тренер? — глупо и с лёгким недоверием переспросил Никита: уж больно юным казался этот человек для столь ответственной должности.       — А что тебя смущает? — недоверие мигом распознали и уловили. — Ну, валяй, говори! Ложь не терплю.       — Вы… вроде бы слишком молоды для… для тренера… и курите, — обречённо сознался в своих мыслях Никита.       — Ну и что же, что я курю? — фыркнул парень, ничуть не обидевшись. — Я тренер, а не спортсмен. Мне можно. Можешь считать, что я свою карьеру уже закончил. Несколько золотых кубков, впрочем, успел заслужить.       — Почему же… закончили? — понемногу и незаметно смелея, пошёл расспрашивать дальше Никита. — Если ещё молоды?       — А как раз из-за травмы, — руки оставили поясницу в покое и внезапно ухватились за пятку: парень обошëл табурет кругом, присел на корточки перед Никитой и осторожно распрямил его ногу, потянув на себя, а затем вернул обратно в ту же позицию, заставляя согнуть в колене. — Не болит? Ну и гуд. А травма моя… Да попал в аварию, переломал пару костей. Они, конечно, благополучно срослись, но на карьере моей с тех пор поставлен крест. Не хотелось совсем уж из спорта уходить, вот и остался мелкоту тренировать. Хочешь — приходи, — совершенно неожиданно предложил он. — Тут недалеко, буквально через дорогу, старый спортзал, там секция кикбоксинга.       — Спасибо, — поспешил отказаться Никита, начиная нервничать оттого, что пришлось отвергнуть приглашение, — но я не… Я не очень драться люблю.       — Так это же не драка, — возразил парень, оставив в покое одну его ногу и тут же ухватившись за другую и проделывая с ней ровно те же манипуляции. — Это спорт.       — Спорт я тоже… не очень. Плохой я спортсмен, — честно признался Никита. — В школе даже стометровку нормально пробежать не мог — сразу задыхался.       — Ну и ладно, — пожал тогда плечами его собеседник. — Как хочешь. — И, хлопнув Никиту крепкой ладонью по спине, объявил: — Считай, что тебе крупно повезло — всё целое. Можешь отправляться, куда ты там шёл…       — В магазин, — подсказал Никита, тайком и исподтишка продолжая оглядывать и изучать чужую кухню, куда его не привели даже — буквально внесли на руках, но так и не обнаруживая в ней примет хоть какого-то быта и жизни.       — В магазин, — подхватил парень. И, чуть подумав, объявил: — С тобой вместе дойду — сигареты закончились. Последняя при твоëм эпичном явлении изо рта выпала. Кто, говоришь, тебя так здороваться научил? Деревенское детство? Бабушка твоя?       — Не совсем моя, — возразил Никита, вслед за ним поднимаясь с табурета и невольно морщась при каждом шаге: кое-что он, кажется, всë же себе отбить умудрился, но, к счастью, там его ощупывать не стали. — Она мне вроде как няней была.       — Старушка-няня? Прямо как у Пушкина? — хмыкнул хозяин квартиры, выводя гостя в почти такой же неуютный, как и всë здесь, коридор. — «Подруга дней моих суровых, голубка дряхлая моя»? Кстати, на месте его няни за «дряхлую голубку» прибил бы к чëртовой матери. Ну, идём. Мне надо покурить.       Они вместе вышли в подъезд, и, пока спускались по гулкой сумрачной лестнице, Никита, напрочь лишëнный в этом городе друзей, решился осторожно спросить:       — А как вас зовут?       Парень замедлил шаг, повернулся к нему и спокойно ответил:       — Денис. Можно Дэн.       — А я Никита, — быстро отозвался его новый знакомец-сосед, боясь потерять и момент, и намечающуюся новую — единственную здесь — дружбу. — А вы давно… давно здесь живëте? Я ни разу вас не видел. Многих видел, а вас — ни разу.       — Пару дней назад въехал, — вдруг уставившись куда-то в пустоту, сообщил Денис.       — А надолго вы сюда приехали? — продолжал с поистине деревенской непосредственностью задавать бестактные вопросы Никита.       — Слушай, да хватит уже «выкать», — раздраженно поморщившись, наконец попросил его собеседник. — Ну, тебе что с того, надолго ли? Не буду я больше курить под твоей дверью, не переживай.       — А я и не переживаю, — радостно, как дурачок, откликнулся Никита. — Вы кури́те, пожалуйста, сколько угодно. Отец у меня прямо в доме всегда курил.       Хлопнула подъездная дверь, и они вышли на улицу, где царил всё тот же переноябрь-недодекабрь, щедро посыпающий асфальтированные улицы мокрой снежной крошкой.       — Странно, что ты сам при этом не куришь, — покосившись на него, заметил Денис, поднимая повыше воротник дутой чёрной куртки. — Тогда какая тебе разница, надолго ли?       — У меня здесь совсем нет друзей, — виновато сознался Никита и убито понурил голову. — Я думал, что может хоть… с вами… подружусь.       — Слушай, ты, деревня, — не выдержав, вдруг злобно процедил Денис, останавливаясь и резко замирая против Никиты, наново от этого перепугавшегося. — С тобой никто и не будет дружить, если так продолжишь. Максимум, что ты получишь — это пиздюлей. Ясно тебе? А со мной не надо дружить тем более! Какую дружбу ты себе представляешь? Ну-ка, расскажи мне, как там у вас дружатся? Вместе едем-едем в соседнее село на дискотеку? На рыбалку в ночь под водочку? Тëлок вдвоём на трассе снимать? — видя, что деревенский мальчик-дурачок таращится на него в священном ужасе, скрипнул зубами и вдруг выпалил: — Я не по тëлкам, усëк? Гей я, гомик, пидор — так понятнее стало? Нужна такая дружба? Знаешь, чем она такая иногда заканчивается? Вот и не лезь ко мне!       И, хотя Никита не сказал ему в ответ ни слова и только продолжал круглить в искреннем удивлении глаза, окончил свой монолог, развернулся, озлобленно сунул в карманы руки и зашагал куда-то прочь в гордом одиночестве, ни разу не обернувшись и быстро исчезнув из виду в столичной черноте, согретой отдалëнными фонарями кольцевых дорог, жужжащих и стрекочущих под шипованными колëсами машин.