Альквалондис.

— Питьо куда-то запропастился.       Феанаро смотрел в даль. Ветер осторожно касался смоляных волос. — Скоро выступаем в путь. Поторопись.       Противоречивые чувства нахлынули на Майтимо. Расставание с Хисильме неотвратимо приближалось, так же как и встреча с любимым другом. — Отец, кого же первого, ты повелишь привезти с берега Арамана?       В ответ Феанаро рассмеялся, да так, что его прекрасный лик исказился в страшную гримасу. Майтимо невольно отшатнулся. — Всё, что нам было нужно мы привезли. В Арамане остался лишний груз и только!       Майтимо смотрел на отца, не скрывая горького удивления. — Но… Карабли ведь больше не нужны нам… — Майтимо растерялся, он не мог понять соображений отца. — Не нужны! Посему их следует предать огню! — сказал он, снова искажаясь в странном смехе. — Я пойду искать Амбаруса. — сказал Майтимо, не узнавая ни отца ни собственный голос.       Отрешённо ступая между палатками, Майтимо не разбирал пути. Споткнувшись, он угодил на Тьелкормо. — Эй! Я что невидимым стал? — вспылил он. — Что-то ты на себя не похож. — сказал он, заглядывая Майтимо в лицо — Дай угадаю. Встреча с любимым кузеном откладывается — и ты в печали. Великолепно отец придумал, а?! Я мог только мечтать о таком счастье! Все эти мальчики с побрякушками и золотыми лентами не будут докучать своим напыщенным занудством… Да ладно тебе горевать, — хлопнул он по плечу. — Есть ведь и чем утешиться — морская дева остаётся! — Вместо того, чтобы злорадствовать и болтать чепуху, лучше Питьо ищи. — ответил Майтимо устало и пошёл дальше. — Велико дело! Где-нибудь с твоей подругой болтают.       Майтимо резко остановился и обернулся. — Как я сразу не догадался! Спасибо, Турко. — сказал он и побежал к шатру.

***

— Мы обследовали всё, мой принц. Спросили каждого, никто его не видел. — Хисильме так и не возвращалась? — Нет, мой принц. — Зови свой отряд к берегу. — Осматривайте тщательно. Особенно в трюме. — Майтимо отдал распоряжение, сам же остался на палубе. Где впервые его сердце попало в плен неведомых желаний. Где Хисильмэ сделала ему подарок. Где он столько раз робел рядом с ней.       Минуты тянулись и путались, как те водоросли, в которых однажды увяз Тьелко. Перед мысленным взором Майтимо проплывало время, когда он жил в блаженстве, не зная, что может быть иначе, когда он был счастлив с родителями, с младшими братьями, с Финдекано. И вот теперь между ними — льды Хелкараксе. Даже между теми, кто здесь, рядом.       Но о Хисильме он боялся помыслить более, чем о грядущем предательстве родичей. Как смотреть ей в глаза? Как сказать, что она не сможет вернуться домой? Майтимо раскрыл ладонь, позволив на миг жемчугу сверкнуть белым перламутром и снова спрятал, оберегая от мрака последнюю незапятнанную частицу своей жизни.       За спиной послышались шаги. — Хорошие новости, мой принц! Они оба там, как вы и предполагали, в трюме. — неловко помедлив стражник продолжил. — Но принц и дева не желают идти. — Вы знаете приказ. Выполняйте. — сказал он, спускаясь по белой лестнице.

***

— Пустите! Отпустите меня! Вы не смеете?! Пустите! — Руки Хисильмэ крепко сжимали с двух сторон. Двое стражников уводили Амраса. Юноша обречённо посмотрел на Хисильмэ и помотал головой, то ли советуя ей оставить бесполезное сопротивление, то ли подтверждая окончательный провал их затеи.       Крик её встревожил весь лагерь, и многие с недоумением смотрели, как Хисильмэ ведут под стражей. Но Майтимо не было видно.       Еë, привели, как пленницу, в небольшой шатёр. И накрепко связали. — Что вы делаете?! Как же вы посмотрите в глаза Майтимо после всего, что натворили? — Как подданные, выполнившие приказ принца Нэльяфинве. — сказал один из них. — Думаю, рот ей тоже лучше завязать, чтобы не смущала народ своими воплями. — предложил второй. — Нет! — но это было последнее, что она успела сказать.       Еë бросили на тахту и оставили так, в темноте.       Приказ принца Нэльяфинве? Не может быть! Они лгут! Он не мог! Не мог ведь? Неужто из-за Амраса так разгневался? Может думает, это я уговорила его младшего брата вернуться со мной?       Снаружи замелькали тени, и послышались крики. Но слова рассеивались рваными звуками, — место её заточения располагалось на краю лагеря, в самом отдалении от берега. Только странный гул и треск хорошо слышались даже здесь.       Любая попытка пошевелиться усиливала боль от впившихся в тело верёвок. Но больнее всего было на сердце. Мысли долго метались от Альквалонде к Амбаруса и Майтимо, на грани сна и яви. Слёзы давно иссякли, глаза сильно пекло от соли.       Гул стих. Тело онемело. И тогда вернулись те же стражники. Один зажёг светильники, второй поставил поднос с едой прямо на пол. Когда они разрезали путы, Хисильме безвольно обмякла на тахте. — Поешь, и можешь отдыхать здесь. — Сказал один из них, прежде чем они ушли.       Она попыталась повернуться, но не тут то было. Тысячи невидимых иголок впивались в тело при каждом движении. С трудом поднявшись, она отшвырнув поднос и вышла нетвёрдой походкой.       В воздухе пахло гарью. Лагерь затаился. Зловеще хлопала парусина шатров. И когда она увидела берег, застыла, словно мраморная статуя, только взбалмошный ветер трепал её волосы. Вместо белых лебедей, чернели их обугленные остовы, сбившись в одну длинную скорбную вереницу.       Не веря своим глазам, Хисильмэ подбежала к самой кромке берега. Одна мачта, всё ещё гордо указывающая на померкшие звёзды, вдруг с треском рухнула, взрывая спокойное безразличие воды. Будто эта мачта была её ногами, Хисильме тоже упала. Всё мутилось перед глазами. Отчаянный крик пронзил горький холодный воздух, и слёзы полились, уходя в чужой тёмный песок. Но волна гнева подхватила и подняла её. Словно бестелесная, металась Хисильмэ от шатра к шатру, пока не нашла свою цель, один из самых больших и высоких. Внутри горел свет, у входа стояли превратники. Они безмолвно расступились, избегая смотреть ей в лицо. — Входи, если желаешь. — сказал Майтимо угнетённым голосом, не отрываясь от своего занятия. Он полулежал на тахте и сосредоточенно полировал самоцветы, что украшали ножны его меча.       Она приблизилась тихо, безмолвно, как море, затаившее гнев Оссэ. Схватила клинок, лежащий на ковре и молниеносно оседлала нолдо. Серебристое острие прицелилось к основанию красивой шеи. Волна выше Ойолосэ поднялась в сердце, и ей хватит мощи раздавить их обоих. — Забыла? Однажды ты уже порезалась моим ножом. — сказал он тихо, поднимая глаза, исполненные печали. — Но в этот раз будет по-другому, принц Нэльяфинве. — и она нажала сильнее. Красная струйка скользнула под ворот сорочки, оставляя на светлом шёлке прерывистую линию… Как предупреждение. Уверена ли ты, что желание твоë таково?, спрашивало сердце. — Давай. Сделай то, зачем пришла. Вот только, исцелит ли моя смерть твои раны? Если да, то смелее.       Майтимо обхватил ладонью лезвие. Кровь заструилась по его ладони и предплечью. Хисильме невольно отпрянула назад, чувствуя, как меч глубже полоснул живую плоть. Красная струйка полилась на светло-голубой шёлк её платья. — Отпусти! — закричала она осипшим от страха голосом, слезы слёзы       Нолдо отнял окровавленную руку. Хисильме, отшвырнув клинок и замахнувшись, ударила Майтимо по лицу, по его широкой груди, ещё и ещё. Вот только силы оставляли её. Хисильмэ билась все медленнее, словно в закрытую дверь, за которой её никто не ждёт. Но волна, быстрая и неумолимая несла её.       Хисильмэ потянулась к его лицу и приникла к губам, никогда прежде не целованным, (он ведь говорил, что никогда не любил). Сладкие, чуть приоткрытые от удивления.

***

      Удивление быстро сменила страсть, старательно усыпляемая Майтимо прежде. Даже мирувор на пирах Манвэ не пьянил его так быстро и сильно, как поцелуй Хисильмэ, лишая его стойкости, мудрости, здравого смысла, наполняя его тело истомой и лёгкостью. Боль, братоубийство, предательство, всё осталась где-то далеко. Майтимо притянул к себе Химильмэ, обнимая её, мягкую подвижную, словно ртуть, пятная светлые волосы и платье красным. Как может быть, что она целует его? Смутные сонные желания, томившие грëзы, расцветают в теле, разливаются по венам, пульсируют, просят…       Она отстранилась. Выпростала из-под себя подол, и оторвала широкую полосу. Несколько раз обвила его ладонь тканью. Кровь проступила, но больше не стекала. — Дурак. — сказала она сердито, и снова Майтимо оказался застигнут врасплох её губами, странно сочетающими смелость и нежность. Майтимо едва успевал за ощущениями в теле, они влекли его в какой-то дивный мир. Приятно, чудно приятно. Пламя их фэар сжигало тень этого злосчастного берега. — Дикая, словно дочь Оссе. — шептал он, опьянённый её лаской. — Ты сделал меня такой. — шептала она в ответ, расслабляя шнурок на его сорочке. — Это зачем? — спросил он, положив руку на её проворные пальцы. Он совсем не против быть раздетым, но желание, подтупившее так близко, казалось острым и опасным, как меч, если неосторожно с ним обращаться. — Хочу снять с тебя окровавленную сорочку. — Тогда… я могу снять с тебя окровавленное порванное платье?, — спросил он игриво, понизив голос и не веря, что он это произносит. — Да — прошептала она, касаясь пальцами его губ и снова целуя.       Майтимо, трепетно изучая его губы своими, медленно поднял подол, присобирая тонкую ткань, скользя по изгибам девичьего тела и увиваляясь, что ему это так просто позволено. Хисильмэ прижалась к нему всей беззащитной наготой, не дав разглядеть себя. Майтимо обнимал нежную Хисильмэ, затаив дыхание и понимая, что любое неосторожное движение грозит им нарушением всех обычаев и законов эльдар. — Не отпускай меня, Майтимо. — Нет. — шептал он, сцеловывая все её слезинки, а потом нежно поцеловал припухшие губы. — Тебе больно? — спросила она, и взяв его раненую руку, губами коснулась подушечек пальцев. Майтимо закрыл глаза от наслаждения, сбивающего дыхание. — Ты действительно не из Айнур? Смешок щекотнул его шею. — С чего ты взял? — подняла она глаза, темные и сверкающие, словно море в гневе Уинен. — Я словно околдован и хочу только… — осёкся он и сглотнул, проникаясь новым для него ощущением гладкости обнаженного женского тела и плавных линий. — Чего же ты хочешь? — Хочу того, что сейчас между нами происходит, хотя и понимаю, что это странно и даже не правильно. — сказал он, млея от нежности её кожи, и того как её остренькие грудки касались его груди. — Считанные минуты назад ты хотела меня убить, а теперь... — С того самого первого раза, как увидела вас с Финдекано, я хотела тебя… и убить и не убить. Второе, наверное, больше. — сказав это она поцеловала его шею сбоку. Майтимо закрыл глаза и чуть сильнее сжал ладони на её талии и спине, чувствуя как его тело начинает гудеть словно раскаленная домна. — И разве может быть что-то неправильным для сына Феанаро? — прошептала она, касаясь его уха.       Майтимо и сам не знал. Знал только, что уже не может выпустить её из объятий, что это — единственный способ спасти её и себя от той холодной тоски, что стягивала кольца вокруг сердца весь этот год.       Он нежно взял её лицо за маленький округлый подбородок и поцеловал жарко и настойчиво, исследуя языком её податливый сладкий рот. Хисильме поднялась, перекинула одну ногу, села на него, обхватив коленями с боков. Майтимо дернулся, и она на миг замерла. На её лице проступило удивление и насмешливая улыбочка. Удивлена? Спросил он в осанвэ. Майтимо подумал, теперь-то она может испугаться. Но Хисильмэ теснее прижалась к его твердой плоти и стала осторожно тереться — Неистовое море... — шумно выдохнул он, выцеловывая дорожку от губ по лилейной шее к двум вожделенным, чуть заострённым округлостям. — Обманчива твоя нежная красота. — Ох, так хорошо Майтимо. — шептала она, сбивчиво дыша и прижимая его голову к своей груди, вплетая пальцы в его локоны, когда он упоённо ласкал губами и языком нежные розовые вершинки. Если бы не жар любопытства, гнавший его познать девичье тело, если бы не пульсирующее желание в отвердевшей плоти, он мог бы ласкать эти хорошенькие грудки, и любоваться ими, пока время не изменит ландшафт залива Дренгист и не придется искать другое место для лагеря. Руки Майтимо знали многие материи Арды и тонкости ремёсел, но впервые трепетно изучали неведомое тело нис. Он перевернул Хисильмэ на спину, чтобы иметь доступ ко всему её телу, но по прежнему не мог оторваться от грудей, посасывая их как сочные плоды мандрагоры, рукам предоставив исследовать маленький округлый животик, изгибы от талии к бёдрам . Хисильме охнула и приподнялась на локте, когда его пальцы наугад заскользили в чем-то особо тёплом, мягком и скользком. Он отстранился в удивлении от сладостной груди, так горячо и влажно было там, внизу. Ослабив давление, продолжая скольжение Майтимо наблюдал за реакцией Хисильмэ. Она дрожала все больше, облизыая приоткрытые губы, опустив трепещущие ресницы. Так вот о чем говорил Макалаурэ. Майтимо улыбнулся и продолжая ласкать «жемчужницу», потянулся к губам Хисильмэ. Её рот стал мягче масла и слаще меда. Майтимо ощутил странную дикую власть над её податливым телом.       Терпение его таяло, а желание и интерес росли. Повинуясь им, Майтимо спустился ниже, выстилая поцелуями мягкий живот, внутреннюю поверхность бёдер и наконец, дошëл до того самого места, что так чувственно откликалось на его ласки. Он приник ртом, нашел языком жемчужину, о которой говорил брат и стал с упоение посасывать её. Хисильмэ сладко стонала, она раздвинула бедра, но в тоже время будто пыталась вырваться. Майтимо крепко держал её, упиваясь любовным соком, пьянившим голову. Один палец скользнул внутрь и она подалась вперёд, надсаживаясь на него. Затем два и три. Шумное дыхание обоих сплеталось со вздохами и стонами в сладострастную музыку.       Майтимо понял, как чудесно нэри и нисси подходят друг другу, так он и предполагал всегда, но не мог представить насколько приятен процесс. Он встал, быстро снимая штаны, и не отпуская её взглядом. Хисильмэ потянулась за ним касаясь ладошкой и увлекая обратно. Майтимо накрыл собой маленькую Хиссэ, снова испытав восторг соприкосновения с её телом, его фалас, самая вершина коснулась её мягкого горячего скользкого. Оба резко выдохнули, Хисильмэ целовала его шею, но из-за разницы в росте Майтимо не мог дотянутся губами до её губ, тогда он слова стал пальцами ласкать её жемчужинку, а она ещё неистовее пыталась насладиться на него. Нежные девичьи ладони со спины скользнули на его ягодицы и бедра. Это было дерзко, Майтимо никогда бы не позволил никому с собой делать подобное, но сейчас лишь повергло остатки его воли и он глубже проник в тугую плоть. Хисильмэ издала необычный звук что-то между стоном и вкриком. Его волосы рассыпались, укрыли обоих. — Прости, моя сладкая… Я буду осторожнее … - поцеловал он её висок. — Все хорошо. — шептала она, подаваясь бёдрами вперёд, испытывая Майтимо на стойкость.        Хисьльме обвила его точеными ножками, скрестив на ягодицах, выгнув поясницу и дала войти полностью.       Его стон и ее крик прозвучали в унисон. — Больно? — поцеловал он её лоб и замер, чтобы она привыкла, а палец по прежнему ласкал…жемчужинку. — Не останавливайся… — простонала Хисильме и сама начала двигаться, не понимая как рискует.       Скользко, но очень туго, Майтимо ощущал её всю изнутри и сомневался, что его размер подходит её телу. Но мысли не долго сопротивлялись ощущениям. Задыхаясь от наслаждения, он больше не способный контролировать себя, неистово вторгается в неё, вновь и вновь, отдаваясь желанию, подобному безудержной стихие, сильному, как земная твердь и неотвратимому, как воля Илуватара.       Майтимо не видел её, не слышал, но чувствовал, как самого себя. Они слились в одно целое, растворяясь в блаженстве неведомого света, и долго нежились в его ласковом тепле и упивались его сладкой музыкой.

***

Понятно, почему лица у часовых были краснее, чем у Карнистира в гневе. На полу небрежно валялась окровавленная одежда, а на тахте старший сын прижимал к груди фалмарскую деву. Оба спали таким крепким сном, как могут только маленькие дети; или супруги после любовных утех. — Никого не впускайте к Нельяфинвэ. Даже моих сыновей. — Да, Владыка. — Когда проснётся, передайте, что я желаю видеть его.