Альквалондис.

— Отец всё мудро решил. Мирного соглашения мы бы ещё год дождались. А следуя его плану, и мы и второй и третий дом сбережём и время и силы. — Вот только не мы остались в неизвестности среди холодной пустоши. Они могли превратно истолковать наши действия увидев, что корабли внезапно покинули Араман. — вдруг лицо Майтимо просияло. — Но мы можем отправить почтовых голубей к Нолофинве.       Кано нахмурился. — Сомневаюсь, что отец позволит. — Он об этом не узнает. — Нельо! Но это бунт! — Однажды отец сказал мне, что я — это второй он в нашей семье. Подходящий случай — воспользоваться данной мне властью. — Второй отец - это Атаринкэ. Пожалуйста, не делай глупость. Ты всегда был самым мудрым из нас, оставайся же и впредь. — Это ведь наш с ними общий поход, и они — наш народ. Да, нолфинги были не сдержаны. Раздражение тех, кто почти год нёс тяготы пешего пути, можно понять. Но какой вред от того, чтобы им быть в курсе событий? — Ты сможешь этот же вопрос задать отцу? Будешь защищать второй и третий дом, когда он так вознегодовал на них за ропот?       Майтимо молча смотрел на брата, понимая. Возможно он прав, отец в последнее время не склонен к кампркомисам. — Значит в тебе ребячества больше, чем во всех нас, вместе взятых. Отец будет разочарован. — Пусть я не могу отправить послание Нолофинве, но я могу отправить его моему другу. Как я сразу не догадался?! Макалауре закатил глаза. — Так дело вовсе не в народе. Там ведь твой любимый Финьо. А я уж надеялся, морская дева завладела твоим сердцем безраздельно, но… — но он оставил фразу незаконченной, ибо встретил взгляд Майтимо. — … Прости. Прости меня, Майтимо… Делай, как тебе велит душа, но помни о последствиях. — сказал он, и коснувшись его плеча, оставил брата наедине со своими мыслями.       Майтимо долго наблюдал стену застывших ледяных заломов в ареоле слабого сияния. Он вспомнил грустный взгляд Финдекано, когда они встретились в Арамане. Говорили тогда мало и односложно. Промозглый холод тянулся со стороны Хелкараксе, леденил щёки и норовил заползти под плащ.       Спустившись в трюм, он нашёл клетку для голубей пустой. — Птицы на задании? — спросил он у стражника. — Мой принц, к сожалению, бедняжки не вынесли холода. — Очень жаль. — вздохнул Майтимо. Не мудрено, поверхность воды в кувшинах бралась коркой.       Он оглядел полки кладовой. Там зияла пустота. Лишь на одной, в углу, сиротливо лежали три лембаса, завёрнутые в уже тронутые золотом листья. Майтимо взял один из них. — Мой принц, — обратился к нему стражник, — Лорд Феанаро не велел никому брать лембас. — Алдемирон, кого ты видишь пред собой? — Старшего сына лорда Феанаро, мой принц. — ответил тот, смутившись. — Хочешь ещё что-то мне сказать? — Прошу простить, мой принц, за моё непочтение. — склонился он. — Всё в порядке. Неси свою стражу. — сказал Майтимо мягким тоном, похлопав юношу по плечу.       Здесь же он подогрел воду с помощью светильника Феанаро и заварил ароматный чай.

***

      Стук в дверь остался без ответа. Тогда Майтимо осторожно приоткрыл её сам и заглянул. Спит. Он бесшумно вошёл и оставив еду на столе, сел рядом с кроватью на полу. Хисильме была укутана и в плащ, и во все одеяла, что были в каюте, но даже в золотистом свете ламп её лицо казалось голубоватым. Майтимо посмотрел на чайник, потом на деву. — Хисильме. — тихо, почти шёпотом, позвал он.       Она вздохнула и открыла глаза, затуманенные сном. — Майтимо. Что случилось? — спросила она слабым голосом. — Прости, что нарушил твой покой, но сейчас важнее всего сохранить тепло, особенно тебе. Я принёс чай.       Она посмотрела на стол. — Спасибо. Но так холодно, что не хочется шевелиться. — Но надо. — настаивал он мягко. — О, лембас. Ещё остался. — Только для тебя.       Тронутая заботой, она поспешила сесть. Майтимо подал ей чашу, парящую вербеновым ароматом, и отломил кусочек хлеба. — Ну как, лучше? — спросил он, наблюдая, как она сделала глоток.       Хисильмэ слабо кивнула. — Может, если…если я сяду рядом, — станет теплее.       Хисильме поднесла чашу к губам, но остановившись посмотрела на него, облизнув губы. — Да.       Майтимо сел рядом, старясь не задеть её, но не поучилось. Немного чая пролилось, когда он вытаскивал из-под себя плащ. Оба смущённо улыбнулись. Он накрыл её своим плащом и затаил дыхание. Хисильме дала ему чашу и, выпроставшись из своего кокона, прильнула к нему, обхватив за талию одной рукой и, как ни в чём не бывало, продолжила пить чай с лембасом. — Так гораздо теплее. — Как я и говорил… Хочешь ещё чая? — Угу.       Он наливал напиток свободной рукой, стараясь сосредоточится на чайнике, его форме и росписи, размышлять о том, кто и когда сделал этот сосуд, из какой глины, каков состав красок и каким способом был проведён обжиг.       Так жарко Майтимо было впервые в жизни. — Ты горячий, как домна. — заметила Хисильмэ, и казалась она обнимает, а не греется. Можно было представить, что они — супруги. Майтимо позволил себе немного теснее обнять её.       Хисильме допила напиток. Конечно она слышит грохочущее сердце. Сморённая теплом, она преклонила голову к Майтимо на грудь. Он посмотрел вниз, на её лицо. Тени ресниц спокойно лежали на щеках, что наконец-то засияли живым цветом. Если бы его нежность в этот момент стала морем, они бы утонули. Время замерло. — Вот ты где. — Кано, чта за… — Прости. — прошептал он, замявшись на пороге. — Там берег, почти! Отец зовёт тебя. — Ты серьёзно? Я думал… — Ветер усилился, поэтому быстрее получилось.       Майтимо посмотрел на сладко спящую Хисильмэ. Осторожно уложил её на постель и укрыл своим плащом. Хисильме лишь вздохнула во сне. — Залив тянется далеко в глубь, но я предпочитаю сойти на берег прямо здесь– сказал Феанаро. — Хорошая идея — улыбнулся Майтимо, довольный, что отец поступился своими интересами, чтобы как можно быстрее отправить корабли в Араман. — Нужно разгрузить корабли. Возможно на это уйдёт много времени. Придётся сделать привал. — Здесь гораздо теплее. — сказал Майтимо, вспомнив, что на нём нет верхней одежды. — Да, онья. Видишь, не так всё страшно, как грозили валар. — Сыны Финве, и вы мои верные друзья! Узрите! Вот земля, сотворённая для нас. Вот чертог великий — наш по праву, где мы будем вершить справедливость и устанавливать законы! — и многоголосый шум ликования оглушил Ласгар. Прибрежные воды закипели от множества эльфийских ног, стремящихся ощутить земную твердь. «Земля! Земля!» — слышалось и тут, и там. Многие падали ниц прямо на песок.

***

      Хисильме проснулась от шума. В окне явно различался полукруг бухты, освещенный огнями. Она встала, поправив на себе плащ, которым была укрыта, и надев сапожки, отправилась на верх.       Её взгляду открылась картина унылого каменистого берега с узкой песчаной полосой. Нолдор уже ставили шатры, выносили груз из трюмов, разводили огонь.       Хисильмэ спустилась по сходням, медленно ступая среди всеобщей суеты. Здесь она впервые увидела женщин нолдор. Крепкие, полнокровные и красивые, они словно только что вернулись с праздника Йаваны, а не провели год в лишениях и неделю в стуже. Некоторые посматривали на неё с недоумением или жалостью.       Подол бордового плаща длинным шлейфом цеплялся за камни. Хисильмэ вздохнула и зябко повела плечами. Вокруг всë — чужое, суровое, под стать нолдор. — Неужели тебе всё ещё холодно? — окликнул её весёлый голос Майтимо. — Идём.       Он привёл её в шатёр. Внутри почти всё место было занято кучами сложенных вещей и сундуков, но нашлось место и для тахты, со множеством маленьких подушек и для стола. Рядом теплилась жаровня. Несмотря на беспорядок, было уютно. — Садись. Здесь очень тепло. Сними плащ, — согреешься быстрее.       Хисильме послушалась и устроилась на подушках, подогнув под себя ноги. — У меня сейчас много дел, но, как только отец объявит отбой, я приду и принесу поесть. — Это твой шатёр? — А…Да. Чуть позже я придумаю что-нибудь отдельное для тебя. — сказал он, торопливо уходя.       Привратники, что были поставлены Майтимо, смеялись возле костра, и не обратили внимание на Хисильме, покинувшую шатёр.       Так же, как в тот злосчастный день, она незамеченной пробралась на свой корабль.       Запах сырости с лёгким призвуком не выветрившейся гари, — то что осталось на этом судне от самого долгого путешествия в его жизни. Хисильмэ по-хозяйски прошлась по каютам, наблюдая аккуратно убранные кровати, и спустилась в трюм. На некоторых полках стояли пустые сосуды, на других — ничего. Она провела пальцем по череде сундуков и уселась на тюк с сетями, накрытый какими-то тканями. Ах! — воскликнула она и отскочила чуть ли не в противоположный конец трюма. Тюк под ней пошевелился, как живое существо. А теперь распрямился в гораздо больший размер и оказался Амбарато — Это ты?! — то ли спросила, то ли успокоила себя Хисильме. — Извини, что напугал. — сказал Питьо, понурившись, как виноватый малыш, не смотря на свой рост. — Действительно напугал. — Хисильме приложила руку к сердцу, будто оно собиралось выпрыгнуть. — Не говори Нельо, пожалуйста! — Ладно, не скажу. — она подошла к нему ближе. — Ты прятался? — Я узнал, случайно, что ты собираешься вернуться назад. — Пояснил он, всё так же не поднимая глаз. Хисильме вдруг показалось, что он совсем ещё дитя, наверное много моложе её. — И ты решил вернутся вместе со мной? — спросила она, подойдя ещё ближе и погладив его по волосам. — Да. — Скучаешь по матушке?       Он кивнул.       Хисильме обняла этого большого ребёнка, и долго гладила его по спине, по шелковистым медным волосам. — У меня есть запас еды и воды. Нам двоим хватит. — сказал он. — Хорошо, потому что у меня ничего нет. — У тебя есть самое главное — лебеди. Когда все уснут, позови птиц, и мы успеем до того, как отец отошлёт корабли в Араман. — Я рада, что ты со мной. Он улыбнулся. — Пока нам лучше спрятаться. Они устроились в тёмном углу, за сундуками, там же, где Хисильме пряталась в начале пути. Майтимо в суете не заметит, что её нет. Жаль, Хисильме не успела поблагодарить Майтимо. Он всë-таки заботился о ней. Если бы дни были светлы, как прежде, и однажды они просто встретились… Майтимо даже не заметил бы её, старший сын Феанаро, огненноволосый красавец. Хисильмэ положила голову на плечë Питьяфинвэ, сердце саднило от осознания того что очень скоро Майтимо останется недосягаем. И каждая доска на судне будет напоминать о нём. Она вспомнила, как Майтимо спал в кресле, как смущался, когда она подарила ему жемчужину, как шил сапожки, как обнимал в последний раз, как взял в рот её палец, когда она порезалась. Последнее воспоминание заставило Хисильмэ выпрямиться и подняться, потому что сердце её громко забилось и трюм показался душным и мрачным. — Ты думаешь о моëм брате? Исмангиль молча кивнула. Амбарато, хоть и дитя, но проницательный. — Мне тоже жаль расставаться с ним и с Амбарусса. — Не с отцом? — Нет… Это не хорошо, да, любить братьев больше, чем отца? И не хорошо вот так сбегать? — Ты не сбегаешь от отца, ты возвращаешься к матери. А я должна вернуться к своим родичам.