Везунчик

      Сколько бы Виктор ни пытался игнорировать звук дверного звонка, дурацкий звук не позволит ему спать дальше. Ему пришлось разлепить глаза. В комнате темно из-за плотных штор, а рядом на кровати лежит голая девушка, полуприкрытая одеялом. «На кой чёрт её было приводить именно домой?» — Вчерашний Виктор, должно быть, совсем туго соображал. Вспомнить сложно. Пьянеет он быстро, а выпито было явно немало. Он потянулся к телефону посмотреть на время и сморщился от яркого света дисплея — четыре часа дня. Он не смог вспомнить, было ли на сегодня запланировано что-либо, но противный звон в дверь намекает на то, что что-то всё-таки забылось. Куча непринятых вызовов укрепили эту догадку.       — Открой уже дверь… — сонно промычала девушка, которая была и будет для Виктора безымянной. — Спать хочу.       — Почему ты ещё здесь? — нахмурился он.       — Мне казалось, мы вчера хорошо провели время, — девушка даже проснулась от обиды.       — Просто проваливай. Не заставляй меня становиться более настойчивым и грубым.       Встав с кровати, Виктор натянул брюки, которые нашёл на полу, и пошёл открыть дверь. Вариантов не так много. Ему безумно хотелось бы лечь обратно и снова провалиться в сон. В тишине, без звонков, без назойливых девушек, без памяти, чувств и мыслей.       — Что надо? — открыв входную дверь, даже не заглядывая в глазок, Виктор уставился на незваных гостей.       Перед ним оказались недовольный Бенджамин и ещё какой-то невысокий парень — образец паиньки: смазливое личико непонятного возраста — то ли пятнадцать, то ли тридцать — усыпанное веснушками, копна русых волос, всё ещё подростковое телосложение и одежда человека, не позволяющего себе выглядеть хоть немного небрежно. Виктор догадался, что это и есть парень Бена, с которым тот так и не удосужился познакомить его за всё то время, что они встречались.       — Ты ещё спрашиваешь? — Бенджамин скрестил руки на груди. — Мы же договаривались, Вик. Я уж было подумал, что ты помер.       — О, волнуешься, — без эмоций ответил Виктор, впуская гостей. — Мило.       Уже одетая девушка прошла мимо них, недовольно хмурясь. Она злобно посмотрела на Виктора напоследок и ушла, лишь назвав его мудаком. Вот только он даже не вспомнил, что их вчера привело к нему домой. Обычно ведь или он у кого-то, или отель. Видимо, напился сильно, раз не только не помнит, но и притащил домой кое-что лишнее.       — Вик, я серьёзно, — сердито, но спокойно сказал Бенджамин. — Сколько можно? Ты не мог провести ночь в трезвости хотя бы перед встречей? Ещё и забыл обо всём, видимо. Так продолжаться не может! Это уже переходит все границы! Это стало не просто редким развлечением. Ты себя-то видел? Когда ты успел так похудеть? Прости, но сейчас ты выглядишь как говно, ведёшь себя как говно и…       — Ну и в целом я говно? — усмехнулся Виктор. — Лестно, дружище. Не познакомишь этого тихоню со своим дерьмовым другом?       — Вот поэтому я так долго сомневался, что вас с Томом вообще стоит знакомить, — вздохнул Бенджамин. — Но раз мы уже тут…       — А ты всегда такой? — Томас мило улыбнулся, уставившись на Виктора своими светло-карими глазами.       — Том, ты ещё можешь уйти и подождать меня в машине, — Бен улыбнулся своему парню. — Не думаю, что я тут сильно задержусь.       — Какой именно? — Виктор проигнорировал слова друга, уставившись на веснушчатое лицо.       — Ворчливый, недовольный, убитый и грубый, — Томас всё так же продолжил улыбаться, — И, пожалуй, несчастный.       — Том, правда… — Бенджамин, судя по всему, опасается, что в такой обстановке приятного знакомства не выйдет.       — Несчастный? — Виктор сначала ухмыльнулся, а потом и вовсе рассмеялся. — Интересные у тебя идеи, психолог доморощенный.       — Хочешь сказать, ты просто получаешь удовольствие от такой жизни? — Томас, видимо, уже был введён в курс дела заранее. — Я могу ошибаться, но на счастливого человека ты не особо похож. Да и знаю я таких как ты. На всех скалитесь, а на деле хотите, чтобы вас по голове погладили и похвалили. Ты можешь сколько угодно бежать от всего, что тебя гнетёт, но это не поможет. Но, если уж ты решил маяться всякой фигнёй, то мог бы хотя бы немного получше относиться к своему другу. Может, ты всё-таки извинишься перед Беном, оденешься, и мы продолжим наше знакомство в нормальной обстановке? Бен добрый — он простит.       — Слышал? — Виктор посмотрел на друга и снова рассмеялся. — О, прости меня, Бенджамин. Виноват. Не думал, что просплю такую встречу! Эта ходячая веснушка — забавный экспонат.       Он не ожидал, что его так позабавит какой-то мелкий парнишка, отчитывающий его и поучающий. Виктору даже стало интересно, что же ещё может сказать Томас, видя человека в первый раз. Жалеть человека, который пьёт, не просыхая, и близится к тому, чтобы действительно однажды умереть от передоза — это, конечно, сильно. Чужие нравоучения ещё никогда не носили такой дружелюбный характер. Виктор не обманывается на свой счёт и даже уже не пытается делать вид, что в этом всём есть нечто большее, чем просто легкодоступное сиюминутное удовольствие, помогающее забыть обо всём на свете. Но, несмотря на улыбку, взгляд у Томаса серьёзный. Он не спрашивает о том, доволен ли Виктор настоящим положением дел. Он утверждает, что прекрасно знает, что едва ли жалкий наркоман может быть счастлив. И этот парень явно не впервые видит, как человек такими способами уходит от реальности и самого себя. Он знаком с этим. Смотрит не так же, как Бенджамин, который, вроде, и хочет помочь, а как — не знает. Да и кто бы знал?       — Собирайся давай, — хмуро буркнул Бенджамин. — Вик, правда, так продолжаться не может. Ты себя видел-то? Ты побледнел, похудел. Ты бросил учёбу. Сейчас среда, а ты спишь до четырёх часов дня и зачем-то ещё обижаешь бедную девушку, с которой переспал.       — Ты будешь жалеть девушку, которая может посоревноваться со мной в пьянстве? Хотя о чём это я? Меня тут же уносит. Но ей незачем было так напиваться с незнакомцем, а потом ложиться с ним в постель. Ожидаемо, что пьяный незнакомец, переспавший с такой же пьяной шалавой, может оказаться, как она сказала, мудаком. Я своей сущности не отрицаю.       — Хорошо, что только пьяный… — вздохнул Бенджамин. — Ты невыносим. Но это ты.       Он и правда довольно добрый человек. Сколько они дружили, как бы безобразно ни вёл себя Виктор, Бенджамин всегда терпел его и прощал. И даже сейчас, когда жизнь превратилась в бесконечную вакханалию, он оказался, пожалуй, единственным, кто не отвернулся. Виктор никогда особо не понимал, почему. Бенджамин ничего не получает от этой дружбы. Хоть он и никогда не поддерживал такой образ жизни, он продолжал общаться с другом, поддерживал его, насколько мог, и просто без конца отчитывал. «Такой уж ты есть» — говорил Бенджамин каждый раз. Это то, что Виктор слышал от него с самого детства. Это будто бы могло быть оправданием всех поступков на свете. Они на самом деле неплохо ладят, им достаточно интересно общаться, когда Виктор трезв, а частые разногласия — это пустяки. Остальную же часть времени его терпят лишь такие же, как он сам.       Обычно Виктора не особо трогает мнение незнакомцев о нём. Он уже давно привык к тому, что люди готовы или плясать под его дудку, или же смотрят как на врага народа. Правды нет ни там, ни там. Но всё-таки Бенджамин уже почти два года встречается с этим парнишкой, так что знакомство и правда должно уже было бы наконец состояться. Потому Виктор решил постараться быть хоть немного помягче к этой веснушке. К тому же есть что-то во взгляде этого парня такое, едва уловимое. Будто бы он знает куда больше, чем показывает. Бенджамин никогда не смотрел с таким пониманием на своего друга. Томас же выглядит так, будто перед ним совершенно типичный случай. Было бы мало одних лишь слов, чтобы понравиться Виктору. Если бы этот парнишка решил бы просто читать нотации о вреде алкоголя и наркотиков, то его бы не захотелось слушать дальше. Но взгляд Томаса выдаёт в нём человека, который знает, что мир не чёрно-белый. Знает, что нет кругом никаких радуг и единорогов. Но он точно успел понять, что повсюду полно грязи, а, возможно, даже хлебнул дерьма. И всё же Томас мило улыбается, являет собой образ воспитанного и вежливого мальчика, эдакого сладкого пирожочка. Но обычно такие не смотрят вот так и держатся от таких как Виктор подальше. Забавно было бы узнать, что прячется под видом милашки.

***

      Виктор не думал, что у него внезапно появится новый друг. Он полагал, что после знакомства парень Бенджамина тут же невзлюбит его, как и все предыдущие. Однако Томас оказался несколько другим. Этот парень тихий, милый, добрый и сочувствующий, но он, что удивительно, не особо обидчив, что придаёт ему терпения. Этого парня куда больше ранят поступки, чем слова. К тому же он кажется довольно зрелым человеком. Томас оказался в общих чертах похожим на многих других парней Бенджамина: внешность, неконфликтность, явно ведомая позиция. Всегда можно понять, кто в паре «главный». Вот только Томас при всём этом ещё и не боится говорить то, что думает, если проявить интерес к его точке зрения. Предыдущие обычно просто принимали чью-либо сторону, будто бы своих мыслей у них не было. Казалось, будто бы Бенджамин просто не способен встречаться с кем-то, кто не подпевал бы ему. Но с ним Томас. И к нему он больше привязан, чем был ко всем предыдущим.       Это, как показалось Виктору, самые серьёзные отношения Бенджамина. Эти парни явно обожают друг друга, прекрасно ладят и к тому же до тошноты милы, когда они вместе. Виктору уже доводилось общаться с Томасом один на один, и он только уверился в том, что некоторые люди куда интереснее по-отдельности от других. Так же и с этими двумя. Но Виктор, конечно же, рад за них, раз им хорошо друг с другом. Насколько он вообще может радоваться за кого-либо.       Томас оказался довольно интересным собеседником. Его чуткость позволяет неплохо понимать других. Некоторый оптимизм даёт ему удивительную способность находить что-то хорошее практически во всём. Виктор бы назвал его обычным приятным парнем. Но необычайно понимающим в том, в чём «хорошие парни» обычно не соображают. И он никогда бы не подумал, что сможет с таким подружиться. Тем не менее, с Томасом о многом говорить даже проще, чем с Бенджамином. Иногда этот парень задаёт такие вопросы, которые способны заставить хорошенько задуматься. Именно он понемногу начал менять взгляд Виктора на свою жизнь. Само собой, не так сразу.       Для начала Виктор стал пытаться больше времени проводить трезвым, чтобы вспомнить, каково это вообще. Получается пока что с переменным успехом. Виктору не понравилось быть трезвым: его голову быстро начинают наполнять лишние мысли, и тут же приходит уныние из-за осознания, как глубоко он увяз в дерьме. В том, что изначально лишь помогало отвлекаться от происходящего в голове. И трезвые мысли обычно неутешительны. Так продолжать действительно нельзя, но прогресс слишком незначителен. Зато попытки вернуться в нормальную жизнь позволили Виктору больше времени проводить с этой сладкой парочкой. Он сам себе же пообещал быть исключительно трезвым при них. Даже если ему самому нравится отключить голову и просто получать удовольствие, он не должен втягивать в это тех, кому хватило ума держаться подальше от подобного. Он уже за всё это время доставил Бенджамину немало проблем, а тот всё терпел. Пора бы уже и совесть найти.       И сейчас Виктор постарался не думать о том, как ему хочется заглушить ненависть к самому себе. Рядом с Бенджамином и Томасом легко почувствовать себя жалким человеком без силы воли. Это не их вина. Виктор не раз это повторял себе. Но сейчас, когда ему чаще хочется общаться с новым другом, он не может не думать о собственной слабости.       Закурив недалеко от подъезда дома, в котором живёт Томас, он уже начал раздражаться от собственных мыслей в ожидании. Но надо учиться лучше держать себя в руках. Эти двое должны скоро спуститься, а Виктор решил это время потратить на перекур. Пока он ждал, он зацепился языками с каким-то симпатичным парнем, и как-то быстро пустая болтовня превратилась во флирт, жирный и ничем не прикрытый. Что-угодно сгодится, когда надо просто отвлечься от собственных мыслей. Парень как раз закончил называть свой номер телефона, когда из подъезда вышел Томас. Виктор поздоровался с другом, а новый знакомец, вероятно, на одну ночь, ушёл, кинув напоследок: «Позвони мне», и тоже поздоровался со своим соседом.       — Я смотрю, ты познакомился с Тимом, — улыбнулся Томас, провожая уходящего парня взглядом. — А я думал, ты по девушкам.       — А разница? — усмехнулся Виктор. — Одной дыркой больше, одной меньше.       — Вот как, — парень достал пачку сигарет. — Тогда соболезную твоим партнёрам, если это для тебя единственная разница. Бен всё ещё копается, я решил составить тебе компанию. Полагаю, что так Бен соберётся немного быстрее.       На первый взгляд Томас может показаться человеком без вредных привычек. Однако в курении он может составить конкуренцию многим. Бенджамин решил бросить и упорно капал на мозги своему парню, но в этом Томас оказался бескомпромиссен — он и не подумает завязывать.       — Почему это? — Виктор с наслаждением глубоко затянулся.       — Не хочет, чтобы ты оказывал на меня дурное влияние, — Томас закурил сигарету и засмеялся, показывая, что это была шутка. — Но он бы нас не знакомил, если бы это была правда. Он просто в последнее время как-то совсем ревностно стал ко мне относиться.       — А есть повод? — Виктор удивился, хотя и всегда знал, что Бенджамин — тот ещё собственник. — Вы же такие сладенькие, миленькие, хоть прямо снимай вас для социальной рекламы, защищающей интересы сексуальных меньшинств.       — Хах, да, — улыбка Томаса стала немного нервной. — Не знаю, если честно. Вроде, всё было хорошо. Но Бену не нравится, когда я ещё с кем-то много времени провожу без него. Можно подумать, я много с кем общаюсь. Парочка друзей и Бен — вот и все люди, с которыми я провожу время, если не считать мою семью.       — Странно, — нахмурился Виктор. — Ты же его обожаешь. Это сложно не заметить. Чего тут ревновать, если чувства очевидны?       — Ну, учитывая, что ты не считаешь количество дырок… — Томас рассмеялся. — Мы ведь стали неплохо общаться. Возможно, Бен беспокоится. Но мне это обидно вообще-то. Я никакого повода не давал. Я даже стал больше курить последние пару месяцев из-за участившихся споров.       — Ты как? — Виктор обеспокоился тем, каким нервным вдруг стал выглядеть этот парень, когда затронул тему ревности. — Кажется, ты сильно переживаешь.       — Я в порядке, — парень мило улыбнулся. — Это мелочи. Ты сам-то как?       — Я? Хочу выпить. А ещё лучше… ай, неважно. Ничего хорошего и полезного сделать мне не хочется.       — Ожидаемо, — вздохнул Томас. — Тебе же самому от всего этого хреново. Вернее, когда становишься трезвым и уже не можешь ощутить такого же. Тебе противны люди, которые тебя окружают в такие моменты. Да и, судя по тому, что ты говорил, ты сам всё прекрасно понимаешь. Надо завязывать. Совсем.       — Думаешь, это просто?       — Нет. Но, если ты этого не сделаешь, то я буду думать, что ты жалкий слабак.       — О как заговорил, — усмехнулся Виктор. — Когда ты таким дерзким стал?       — Когда понял, что мне за это не станут портить лицо, — Томас выдохнул сигаретный дым. — Ты интересный человек, даже не такой уж глупый, несмотря на то, что в чём-то бываешь просто непроходимым тупицей. Вот только, ещё будучи подростком, сделал довольно типичную ошибку: поддался на лёгкое удовольствие, требующее только денег и здоровья. Сколько кругом таких богатеньких детишек, которые ударяются во все тяжкие? Вам всё можно, вам всё сходит с рук, вы в говнину пьяные, упоротые, или всё вместе взятое, устраиваете беспредел, сходите с ума, а потом, когда вдруг это всё ударяет по здоровью и психике, вы хватаетесь за головы и понимаете, что вы лишь кучка алкашей и наркоманов при деньгах. Жаль твоих родителей. Рос способный сынишка, которому всё было подано на блюдечке с голубой каёмочкой, а потом сам же себя своими мыслями довёл до ненависти к самому себе, а там и добрые знакомые предложили эффективный способ забыться. Бедный ты, несчастный! Никто тебя не любит, никто не принимает, и вообще родители такие буки. Бу-бу-бу. Мне их и правда жаль. Каких бы ошибок они ни совершали, вряд ли они заслужили того, чтобы их сын так бездарно просирал свою жизнь.       — Ну, как нередко говорит Бенджамин, такой уж я и есть, — Виктор неловко улыбнулся, но его задели такие слова, удивительно жёстко сказанные таким тихоней.       Бенджамин тоже нередко отчитывал его, зачастую, не слишком лестными словами. Ему это можно. Виктор мог разозлиться, но не так уж сильно. Однако Бенджамин никогда не подбирал слова так точно. Томас же с самого начала прекрасно понял, с кем имеет дело. Бенджамин до сих пор не понял элементарных причин, почему Виктор оказался в таком положении. Его же парень, лишь вскользь услышав часть истории, понял довольно много.       — Дерьмо собачье! — почти со злостью выплюнул Томас, снова выдыхая сигаретный дым, и серьёзно посмотрел на своего собеседника. — Я во многом соглашаюсь с Беном. Но только не в этом. Я не знаю, откуда у него эта дурацкая идея. Люди меняются. Сегодняшний я — это вовсе не тот же человек, которым я был вчера. Но Бен почему-то решил, что ты вечно будешь жалким слабаком, невыносимым и агрессивным придурком, а ты радостно согласился. Ты же даже не такой! Я не тот же, что вчера, а ты поверил и решил застрять в образе, ничего общего не имеющего с реальностью. Нет уж, Вик. Если тебе не нравится то, что ты делаешь, не нравится то, где и с кем ты находишься, то это не твоё. Это не ты. А это значит, что ты можешь быть другим, если захочешь. Можешь быть лучше. Если тебе, конечно, хватит силы воли. С этим у богатеньких детишек нередко случаются проблемы. Мне бы хотелось сказать, что я уверен, что ты со всем справишься, но наверняка можешь знать только ты. А ты себя жалеешь больше, чем стоило бы. Сам же это понимаешь, злишься на себя, но выливаешь свои эмоции на всех вокруг. Стоит тебе начать рассуждать, как оказывается, что у тебя всё-таки есть мозги. Но доходит до тебя долго. Зато реакция у тебя мчит на всех парах. Так что я без понятия, что тебя ждёт. Я верю в то, что ты можешь быть лучше, если захочешь. Но не знаю, насколько ты строже можешь быть к себе, чтобы больше никогда не становиться жалким.       — Смелые слова для парня твоей комплекции, — Виктор мог бы разозлиться. И он бы разозлился, если бы что-то подобное сказал кто-то другой и несколько другими словами. Он даже без раздумий познакомил бы со своим кулаком того, кто назвал бы его жалким. Однако Томас умеет подобрать слова так, чтобы Виктор его выслушал до конца.       — И что? Ударишь меня?       — Нет, — Виктор улыбнулся. — Бенджамин мне не простит этого. Тем более, что ты, наверное, прав. Пожалуй, я не смогу себя уважать, если не выберусь из того дерьма, в котором увяз. Слишком много времени я на этом потерял. Надо прекращать, пока мозги ещё работают.       — Во-о-от, — Томас довольно улыбнулся. — Хороший мальчик!       — Ты как со старшими разговариваешь? — засмеялся Виктор, вдруг подумав о том, что он редко смеялся трезвым.       — Кто тут старший? — Томас снисходительно посмотрел снизу вверх. — Я старше и тебя, и Бена вообще-то.       — Это многое объясняет, — Виктор попытался сделать вид, что не удивлён.       — Что же?       — То, что ты кажешься более зрелым, хотя и… мягкотелым. Но иногда и проявляешь характер. А ведь это немного странно… Ты можешь вот так разговаривать со мной, несмотря на то, что меня сложно назвать лапочкой, но с Беном ты весь такой милый и послушный.       — Ты думаешь, я с ним так не могу говорить? — засмеялся Томас. — Он просто не творит таких глупостей, за которые мне приходилось бы отчитывать его. Кроме того, мне вообще-то нравится, когда обо мне заботятся, а Бену нравится чувствовать себя сильным. Я так разговариваю только тогда, когда мне кажется, что человеку не помешают более жёсткие слова, а это не случай Бена. С ним я могу не напрягаться и быть милашкой. А тебе кто-то же должен был в конечном счёте сказать то, что сказал я.       — Интересные у вас игры.       — Никакие не игры, — нахмурился Томас. — Тебе просто твои стереотипы не дают мыслить шире. Раз я некрупный миленький парень, который всё ещё выглядит, как старшеклассник, веду себя обычно соответствующе, я уже не могу иногда серьёзно поговорить с потерянным в жизни мажорчиком? Я неконфликтный и привыкший во многом уступать, если это мне несложно и не навредит, а не тупой. Не стоит так просто вешать ярлык на человека из-за его внешности и первого впечатления.Ты никогда не знаешь, почему человек может вести себя так или иначе. Может, я просто задолбался из-за постоянной ответственности? А тут такой удобный Бен, которому только дай показать, какой он умничка. А мне не жалко, пока это не идёт вразрез с моими убеждениями и интересами. Пускай рулит. Взаимовыгода, так сказать. Тебе же — никаких привилегий. Тебе всё выскажу, если ты не собираешься меня избивать, конечно. Битым быть не хочется.       — Знаешь, если взяться за голову — это способ больше времени проводить с такими людьми, то стоит постараться, — Виктор попробовал представить свою жизнь, если бы в ней было бы больше подобных ребят, которые не подлизывались бы и не ненавидели бы его. — Мне даже начинает становиться стыдно, что я испоганил наше знакомство.       — О, а до этого стыдно не было? — Томас рассмеялся. — Но да, постараться стоит, пока ты не остался совсем один. Одиноким куда сложнее. Вообще-то, я хочу тебе помочь. Хочу увидеть, каким может быть «такой уж я есть» парень, если в себя поверит. Есть у меня идея.       — Что за идея? — Виктор с сомнением посмотрел на друга. — Как ты вообще можешь тут помочь? Это работа не для друзей, а для врачей.       — Ну, во-первых, тебе нужна помощь специалистов — это понятно. Во-вторых, помирись уже с родителями нормально. Иронично, что твой папуля решил связать свой бизнес с медициной, а не с чем-либо ещё. Смыслил бы хоть немного, ни единому твоему слову не поверил бы. Будь ты моим братом или ещё каким родственником, я бы доходчиво объяснил твоим родителям, что их любимого сынулю надо лечить. Конечно, сейчас уже будет сложнее помириться, когда становится ясно, что твои прошлые слова не стоили ничего… Но ты попробуй. Любящие родители не могут не простить своих детей. Ты, конечно, вечно твердишь о том, что они в тебе разочарованы, но, поверь мне, они бы давно сделали бы твою жизнь значительно сложнее, если бы это было так. Полагаю, средства для этого у них есть. Просто хватит себя жалеть, пойди извинись, поговори открыто и честно, покажи, что на этот раз тебе можно верить. В-третьих, расскажи мне, что тебе нравится, когда ты трезв и не под кайфом. Расскажи, что тебя может мотивировать.       Виктор решил не комментировать слова о родителях. Неприятно, но всё это правда. Глупо это отрицать.       — Хм-м-м… Мало что. Мне бы не помешало наконец разобрать бардак в голове. Задаться какой-то целью. Нет её. Только пустота. Так всегда было. Из крайности в крайность, постоянно новые увлечения, но почти всё — временно. Не могу удержать интерес. Мне нравится общаться с людьми, но далеко не всем нравятся такие типы как я. Я понимаю, что нормальные не свяжутся со мной. Не сейчас. Но некоторые действительно интересны. Когда они не ничтожества и не идиоты. Проблема таких найти. Да и я обычно всё порчу.       — Ох-о-хо-о-ох, — Томас покачал головой. — Тяжёлый случай. Слушай, с наркотиками я тебе не смогу помочь — это в клинику. С таким ограниченным кругом интересов — это к психологу, а лучше — к психотерапевту, разгребать всё дерьмо и искать смысл жить нормально, да полюбить себя по-настоящему, в конце концов. Что я тут могу сделать… хм… Я могу помогать отвлекаться. Не могу пообещать, что буду реагировать по первому щелчку, но, в моменты, когда ты не вывозишь, хочешь накатить, к примеру, я мог бы хотя бы иногда находить время на то, чтобы тебя отвлечь от этого. Раз тебе нравится общаться с людьми, будем просто болтать ни о чём и обо всём. Могу и Бена попробовать подговорить. Ещё что-нибудь придумаем. У меня есть в этом некоторый опыт. Моя сестрица уже полгода в завязке. Ну, я рассказывал… До этого очень много времени пришлось убить, чтобы её вытащить. А ты удивляешься ещё, что я не хочу лишний раз напрягаться и всё оставляю на Бена. Мне действительно хватило всякого дерьма. А тут человек добровольно хочет везде впереди бежать. Да я только счастлив!.. В общем, о чём это я? Я, конечно, не специалист, но мне кажется, что окружение очень важно. Стоит рвать связи с теми, кто тащит на дно, а тех, кто хочет помочь, видеть по возможности чаще. Мне с сестрой было непросто, но у нашей семьи и нет столько денег и возможностей. У тебя же есть всё.       — Зачем тебе это делать для человека, которого ты только что назвал ограниченным? — Виктор прищурился, ожидая, что тут должно быть что-то ещё кроме дружелюбия.       — Не подумай, что я хотел тебя оскорбить. Скука — это частое дело у людей, которые с головой уходят в гулянки. Но ты ведь интересовался чем-то раньше? У тебя были увлечения, мечты… Попробуй вспомнить. Или найти что-то новое. И к твоему сведению, человека, которого я считаю интересным, я бы никогда не назвал ограниченным. Это ты так интерпретировал. Я это всё к тому, что ты друг человека, которого я люблю. Ты мне нравишься, и мне было бы грустно, если неплохой человек, просто сбившийся с пути, пропал бы окончательно. Всем иногда нужна поддержка, а тебе её, похоже, не хватает. Если ты до этого оттолкнул всех, кто хотел помочь, может, в этот раз ты готов принять доброту окружающих?       — Ты, значит, добренький? — усмехнулся Виктор.       — В какой-то степени, — Томас и не подумал оскорбиться. — Можешь сомневаться, но ты можешь позвонить мне или Бену в критический момент. Иногда люди куда больше могут помочь другим, чем может показаться. Надо только научиться принимать помощь. А иногда и попросить о ней не стыдно.       — Выкладывай давай, что с тобой случилось?       — В каком смысле?       — Ну не просто же так ты весь такой милый и отзывчивый. Сам через какое-то дерьмо прошёл?       — Вот, говорю же, что ты не такой уж и глупый, — Томас, как и обычно, весело улыбнулся. — Но, наверное, у всех найдётся какая-нибудь грустная история. Просто кто-то после таких историй начинает больше сочувствовать другим. Вот смотрю на тебя и думаю, что ты меня в этом поймёшь когда-нибудь.

***

      — Ты опять за своё? — Томас с досадой посмотрел на Виктора. — Всё же было нормально?       — Было, — раздражённо ответил он. — Я был совершенно трезв. Я тебе позвонил только для того, чтобы желание накатить после всего этого не было бы таким сильным.       — Не надо на меня злиться. Сам подумай, как это выглядит со стороны.       Парни присели на скамейку во дворе. Им обоим требуется перекур, прежде чем они зайдут к Виктору. Хоть Томас и улыбается, он явно тоже на нервах. Виктор же, лохматый, с одним синяком на скуле и кучей — по всему телу, ободранными костяшками пальцев, в порванной рубашке, всё ещё не до конца остыл.       — Да-да, опять этот говнюк набухался и подрался, — Виктор зло ухмыльнулся собственным мыслям о том, что в глазах людей он ещё не скоро станет лучше. — Опять семью позорит. Что же ещё тут подумать?       — Какой же ты придурок, — Томас слегка улыбнулся. — Судя по твоему виду, тому парню досталось куда сильнее. Ты же так и убить кого-то можешь. Бен говорил, что это ты ещё похудел. Боюсь представить, какой боевой машиной ты можешь быть в прежнем теле. Ты же только себе проблемы создаёшь.       — Какие проблемы? Избить человека — это лишь вопрос цены. Если человек окажется не таким простым, то это вопрос большей цены, чтобы дело замять. Только и всего.       — Ты ко всему так относишься? Какой ещё закон ты считаешь допустимым нарушить, раз у тебя есть деньги и нужные связи? И что будешь делать, если цена окажется непосильной? Удивительно, что твои родственники всё ещё тебя отмазывают.       — Ты, конечно, прав, — Виктор закурил. — Я знаю, что прав. Но тот мудень заслужил это! Мне стало немного лучше, но держать себя в руках всё ещё сложно, хотя самое страшное позади.       — Тебя долго не было слышно, — Томас тоже закурил. — Всё было так плохо?       — Хорошо, что этого не видели ни ты, ни Бенджамин… Это было не плохо, это был пиздец. Меня уже не ломает, но крышу иногда просто срывает. И это с таблетками.       — Я рад, что ты в итоге мне позвонил, — Томас выдохнул дым с каким-то пустым и мутным взглядом.       — А что Бенджамин? — Виктор с подозрением посмотрел на друга. — Отпустил тебя одного и даже не скандалил? Вообще-то ты мне его открыл совсем с новой стороны. Я раньше и не знал, что он такой… закомплексованный, что ли? Не знаю даже, чем ещё объяснить такие заскоки.       — Бен не в курсе, что я тут, — Томас грустно улыбнулся. — Иначе бы ссоры было не избежать. Я так устал. Всё так хорошо начиналось. Но, как только спадают розовые очки, оказывается, что у меня своя жизнь есть, и это для него почему-то невыносимо. Он меня просто с ума сводит. Уже на любую мелочь реагирует. Я ему почти во всём уступал и уступаю, если мы в чём-то не согласны. Но я никак не могу согласиться с тем, чтобы Бен был единственным важным человеком для меня. У меня есть семья, друзья… И все, абсолютно все, его не устраивают. Так не было. Это ведь ненормально. И я был прав, он к тебе ужасно ревнует.       — Ну, тут уж не только тебе обидно, но и мне. Можно подумать, я стал бы у него парня отбивать.       — От тебя всякого можно ждать, — нервно засмеялся Томас. — Видимо, так он считает. Извини, но ты объективно не был ему хорошим другом. Но обидно, да. А мне каково? Знаешь, что самое ужасное? Он неплохо умеет сыграть на чувстве вины. Вот, умом я понимаю, что ни в чём не виноват, но Бен умеет всё как-то вывернуть, что чему-то я даже начинаю верить. Он меня пугает, Вик. Я с ним столько говорил… но всё впустую. Становится лучше, а потом с новой силой на меня сыпятся упрёки и необоснованная ревность. Я стал не только дымить как паровоз, я уже не могу без успокоительного. Посмотри на мои руки, Вик!       Томас, держа сигарету во рту, вытянул дрожащие руки вперёд. В его глазах встали слёзы, собирающиеся вот-вот скатиться по веснушчатым щекам. В такие моменты Виктор понимает, что это действительно ранимый и мягкий парень, которому просто иногда приходилось предпринимать жёсткие меры, чтобы помочь близким. Томас здраво рассуждает о многом, но свои проблемы решать не слишком хорошо умеет. А конфликты и вовсе выбивают его из колеи на долгое время. Томас и сам прекрасно понимает, что ему не помешает сильное плечо, на которое можно будет опереться. И при этом он действительно зрелый парень, который на самом деле во многих вопросах понимает куда больше прочих, но он никогда не пытается навязать свою точку зрения, если её не принимают. Потому-то он всегда легко уступал Бенджамину, которому нравится быть правым. Но это было раньше. Потому он так же легко объясняет своё мнение Виктору, которому оно интересно.       — Они дрожат, — констатировал Томас, снова достав сигарету изо рта. — Я работать нормально не могу уже!       — Настолько плохо? — Виктор сочувствующе посмотрел на друга, который вот-вот готов расплакаться. — И это всё только из-за Бенджамина?       — В основном, — Том шмыгнул носом. — Почему он мне так не доверяет? Вот, чем я заслужил такое отношение? Я думал, что он меня любит.       — А ты его? — Виктор уже успел забыть, насколько был зол всего несколько минут назад, настолько он не привык кого-то утешать.       — Я уже не уверен, — вздохнул Томас. — Ещё недавно я был уверен в этом. Я бы даже на секунду не задумался бы. Но сейчас я просто не выдерживаю этого всего. Если честно, я думаю расстаться с Беном. Я не смогу так всё время жить.       — Что я могу сказать… — Виктор почувствовал себя немного растерянно, ведь он никогда не знал, что можно посоветовать по поводу отношений. — Наверное, он сам виноват. Не должно же в отношениях быть настолько плохо? Похоже, вас обоих не устраивает то, что есть.       — Если я его брошу, я почувствую себя ещё более виноватым, — Том поджал губы.       — Но в чём?       — В том, что разбил ему сердце, хотя оно и у меня разбито. В том, что, наверное, где-то дал повод сомневаться во мне. В том, что не смог достаточно показать, как он для меня важен. В том, что уже месяц думаю о том, что я его больше не люблю. В том, что он говорит, что любит меня, а я его даже начинаю бояться. В том, что… что…       — Он что-то тебе сделал? — нахмурился Виктор.       — Не то чтобы… — Томас улыбнулся так, будто бы ничего не случилось, но его глаза всё ещё на мокром месте. — Просто… наверное, я ничего на самом деле о нём не знал. Не знал, что он может быть таким. И это страшно. Я просто не понимаю, чего ждать от человека, с которым провожу столько времени вместе. А Бен так зациклился на своей ревности и паранойе… Я за него всё ещё волнуюсь. И это всё так странно… будто бы одного человека подменили на другого. Неужели он всегда таким был? Чувствую себя и обманутым, и виноватым одновременно. Мне страшно, что в какой-то момент я уже не смогу спорить с Беном. Что я просто начну принимать его позицию как единственно правильную. Он хороший — я плохой. Меня пугает не только зацикленность Бена, но и то, что, если я останусь ещё ненадолго, то я могу просто… просто потерять себя.       — Но ты же понимаешь, что ты ни в чём не виноват? Вот уж не думал, что такое про него можно сказать…       — Никто бы не подумал, наверное.       Томас в очередной раз вздохнул и положил голову на плечо Виктору, от чего тот удивлённо покосился, но отстраняться не стал, полагая, что этот жест может помочь парню успокоиться.       — Извини, — тихо сказал Томас. — Я просто устал. Ото всего. Иногда очень трудно поступать правильно.       — А ты хочешь поступить как-то неправильно?       Ответа так и не последовало.

***

      Наконец-то квартира Виктора перестала засоряться с ужасающей скоростью. Он сделал вывод, что разгульный образ жизни создаёт очень много мусора, даже если дома только ночевать. Домой всё равно нет-нет да притащишь что-нибудь. Спустя столько времени и сил, наконец-то Виктор избавился от мусора не только в квартире, но и в своей жизни. Осталось эту жизнь чем-то наполнить, ведь после уборки осталось слишком много пустого пространства.       С алкоголем завязать было сложнее всего, и в итоге пришлось и от него полностью отказаться. Стоило хоть капле оказаться во рту Виктора, как тормозов для него уже не существовало. Он никогда не умел пить, но раньше делал это постоянно. А теперь он сух уже месяца три. В чём-то мир будто бы заиграл новыми красками, а что-то выглядело куда лучше глазами нетрезвого человека. Со временем Виктор стал замечать многое, на что раньше не обращал внимания.       Томас за всё время их общения многому успел научить его. Виктор стал несколько глубже рассматривать многих людей, стал терпимее относиться к тому, что ему не нравилось. И, что самое удивительное, он уже не так сильно презирает себя. Было бы легко продолжать себя ненавидеть, вспоминая прошлое. С детства жизнь Виктора была наполнена злобой, неприятием и непониманием. Это всё подтолкнуло его к пропасти. Он был слишком слаб, чтобы делать правильные выборы. Но это всё в конечном счёте создало человека. Это всё создало самого Виктора. Ему ещё предстоит много работы, но первые шаги были сделаны. Он вынес мусор, он принял себя и принял людей вокруг. Томас вряд ли догадывается, насколько большую роль он в этом сыграл. Окружающие не ждали от Виктора ничего хорошего. Томас же сказал ему, что он может всё.       Однако самому парню становится только хуже. Виктор приходит в себя, набирается сил, обдумывает все те вопросы, ответов на которые избегал, а Томас с каждым разом становится всё более нервным и несчастным. Он всё так же улыбается, смеётся и отчитывает за какие-нибудь глупости своего недавнего, но уже близкого, друга. Говорит, что всё в порядке. Но он постоянно испытывает чувство вины, которое Виктору не до конца ясно. Заметно, что Томаса стали постоянно мучить какие-то мрачные мысли, но он ими не делился. Он мог пожаловаться на Бенджамина, но его волнует не только он. Однако, стоило только Виктору подойти к этой теме, как Томас начинал нервничать, отнекиваться и заверять, что он в норме. Очевидно, что это ложь. А как выудить правду?       — Знаешь, я очень устал, — Томас подтянул свои ноги на диван и посмотрел в окно. — Мы с ним постоянно ругались несколько месяцев. Мы расстались с криками и слезами — так, что я себя чуть ли ни истеричкой почувствовал. И Бену этого мало. Он, понимаешь, не соглашался расставаться. Когда это я успел упустить момент, что теперь требуется обоюдное согласие? Вик, я сменил уже четвёртый номер! Я переехал, а он продолжает иногда наведываться к моим родителям. Они, блядь, даже успели поверить, что я неадекватный! Хорошо, хоть всё поняли и извинились, а потом стали слать его лесом… Я… я так просто уже не могу. Это пиздец. Мне кажется, что он в любой день может появиться у меня на пороге. Я хожу и постоянно оглядываюсь. Я знаю, что он ничего мне не сделает. Он ведь никогда ничего… Но, как представлю, что он начнёт очередной скандал и снова будет повторять одно и то же… Даже думать не хочу о том, чтобы заново слушать все те слова. Снова думать о том, не я ли сделал его таким…       Они с Бенджамином расстались уже несколько месяцев назад. За это время Виктор много всего нового узнал о том, кого когда-то считал другом. Почему-то у Бенджамина засела в голове навязчивая идея. Кто же, кроме Виктора, может быть виноват? Конечно же, никто. Вот только нервы Бенджамин треплет не ему, а Томасу. Будто бы это может вернуть их прежние отношения.       Навязчивое внимание и нелепые попытки помириться так долго продолжались, что Томас решил переехать. Он стал так часто курить, что перестал выходить для этого из квартиры — маленькая коморка уже пропахла дымом. Виктор впервые пришёл сюда, но ему сразу же бросилось в глаза, что многие коробки с вещами так и стоят, а то, что Томас успел распаковать, лишь захламило квартиру. Да и сам он стал выглядеть не таким аккуратным и педантичным, каким казался сначала. Одежда больше не наглажена, не подобрана так тщательно, а волосы уже давным-давно забыли, что такое укладка.       — Пиши заявление, — отрезал Виктор. — Я тебе это уже говорил. И, если ты не напишешь, а этот ебанат появится и на этом пороге, то я сам с ним поговорю. Я вообще-то могу быть убедительным.       — Нет! — выпалил Томас и тут же обеими руками вцепился ему в плечо. — Не надо! Он… он же просто немного достаёт меня… Он ничего такого не сделал. Я виноват перед ним. Я неправильно повёл себя. Да и потом… не важно. Мне стоило подумать о том, как сильно я его раню. Ты же сам знаешь, Бен… он не плохой человек. Но ему тяжело, когда его отвергают. Тяжело, когда он чувствует себя ненужным. Наверное, он возвращается в свои пятнадцать, снова чувствует себя брошенным, преданным и побитым. В его картине мира, если он не ошибается, если он делает всё идеально, то он лучший и у него всё есть. Как в его детстве. И каждое подтверждение, что это не так, сильно бьёт по нему и его самолюбию. Я совсем не хотел, чтобы так вышло… Наверное, ему было невыносимо трудно принять, что тебе помог я, а не он. Что я много времени проводил с тобой, несмотря на то, что ты…       — Что я?.. — Виктор сердито посмотрел на друга и почувствовал, как ногти того лишь сильнее впились в его плечо, отделяемые от кожи лишь тонкой тканью рубашки. — Что я, мягко говоря, плохая компания? Наркоман и алкаш? Я уже не злюсь на очевидную правду. Злит только то, что Бенджамин продолжает считать, что я прежний. Давай, оправдывай его поступки ебанутыми родителями! Я всегда считал его сильным, раз он продолжал нормально жить, несмотря на всю ту поебень в его семье. Он действительно, как мне казалось, всегда всё делал правильно. Идеально. А это лишь страх. Но Бенджамин с этим не согласится. Мне жаль, что ему прошлось пережить некоторое дерьмо, он молодец, раз пошёл дальше, не оглядываясь на родителей, но ему уже не пятнадцать. Двадцать один годик мальчику. И его травмы не могут быть поводом преследовать кого-либо и изводить. Скажешь, что я не прав? Какого чёрта вообще ты насквозь видишь меня с моими проблемами, а своих понять не можешь?       — В чём-то ты прав… — руки Томаса начали дрожать, всё ещё не разжимаясь. — Но… ты просто не понимаешь…       Он положил лоб Виктору на плечо и шмыгнул носом. Ещё пара мгновений — и слёзы намочили рубашку. Виктор хотел бы продолжать ругаться на друга за излишнюю жалость, но теперь уже не уверен в том, что стоит сказать. Тем более, что это Томас. Он добрый и сочувствующий. И вряд ли Бенджамина кто-либо когда-нибудь понимал лучше. Как ни грустно осознавать, но Виктор ведь и правда не был хорошим другом. И ему в итоге даже в конфликте этой парочки было проще понять Томаса и встать на его сторону. Особенно, после того, как Бенджамин выдвинул нелепые обвинения в измене.       Виктор злился и продолжает злиться на некогда друга, а то, что Томас его жалеет и оправдывает, выводит из себя ещё сильнее. Бенджамин довёл до такого состояния хорошего человека, которого, как сам утверждает, любит. Сводил и сводит с ума своей ревностью и попытками всё наладить какими-то странными манипуляциями. К тому же Бенджамин легко и просто поставил крест на Викторе — человеке, с которым «дружил» много лет. Не из-за зависимостей, не из-за проблем с самоконтролем, а по надуманному поводу. Якобы он плохо влияет на Томаса, да ещё и соблазняет. Якобы, был бы Виктор не виноват, то поддержал бы Бенджамина, держал бы дистанцию с его парнем, а не пользовался бы вовсю добротой и сочувствием — они должны доставаться лишь одному человеку. А ведь на Томасе сразу появился ярлык «не трогать, чужое», как только Виктор познакомился с ним. Он и не думал развязывать такую драму.       — Прости… — тихо, всё ещё всхлипывая, проговорил Томас. — Прости… Это моя вина. Всё это… Я не хотел…       — Что за бред… — Виктор положил ладонь на русую лохматую макушку, не совсем уверенный в том, как вообще стоит утешать плачущего друга, ведь даже с девушками особо не возился в подобных ситуациях. — Каким боком ты тут можешь быть виноват? Уж точно не передо мной. Для меня ты много сделал, я тебе могу быть только благодарен.       — Вик, спасибо, что ты встал на мою сторону, — голос Томаса стал спокойнее. — Из-за меня ты поссорился с близким другом. Я помогал тебе, только потому что не могу оставаться равнодушным к тем, кто напоминает мою сестру. Только потому что я с этим уже сталкивался. Я не мог не помочь. За этим ничего больше не крылось. Но в итоге я втянул тебя в наши с Беном разборки…       — Прекращай уже, — вздохнул Виктор. — Совсем расклеился. И не зови меня Виком. Бенджамин так меня звал лишь по привычке из детства. Раздражает. И поссорились мы с ним не совсем из-за тебя. Это всё равно случилось бы. Я ошибался на его счёт. Плохо знал его. Был ужасным другом. Этого уже не изменить. А ты, что ни говори, действительно мне очень помог. Так, как Бенджамин за всю жизнь не мог. Только ты в меня и поверил. Из тебя вышел друг получше нас обоих. Томас вдруг резко отпрянул и посмотрел Виктору прямо в глаза, чуть скривившись, будто вот-вот снова расплачется. Его руки с новой силой стиснули плечо.       — Ты ошибаешься, — взгляд ореховых заплаканных глаз показался ещё более несчастным и виноватым, чем прежде. — Я везде налажал. И с Беном, и с тобой.       — О чём ты?       — Я… знаешь…       Уже не выдерживая этих метаний, Виктор слегка щёлкнул друга по носу, так как тот слишком долго думал, говорить ли то, что у него на уме.       — Не зависай на полуслове, — усмехнулся он. — И вообще… затирал мне про свой возраст, а сам сопли распускаешь. И из-за кого? Бенджамина? Если так сильно опасаешься, можешь какое-то время у меня пожить. Со мной он вряд ли свяжется. А если соберёшь яйца в кулак и найдёшь себе ещё кого-нибудь, то тут уж таких слёзок ни один не выдержит и надерёт зад Бенджамину.       — Ты дурак, — Томас улыбнулся одним уголком губ, но взгляд его не поменялся. — Не боюсь я. Я просто устал.       — Так что? Ты хотел мне что-то сказать?       — Нет, ничего, — теперь же он улыбнулся так же, как и всегда.

***

      Виктор много размышлял. Томас ушёл из жизни, никому не сказав ни слова. Ни прощальных речей, ни записок. Можно лишь догадываться о том, что происходило в его голове.       Сначала Виктор жалел о том, что не смог надавить до конца, выжать из друга признание, в чём дело. А потом он начал понимать. Хотя предпочёл бы остаться дураком. В то время Виктор был увлечён собственными проблемами, да и из-за сложившейся картины в голове, он не замечал действительности. Не замечал мимолётных прикосновений и знаков. Не замечал, как раз за разом сам же произносил приговор для Томаса — «друг». Чувство вины и перед Бенджамином, и перед Виктором. Постоянные терзания и извинения. Нежелание просто прямо рассказать о своих переживаниях, хотя Томас едва ли в других ситуациях испытывал проблемы с тем, чтобы поделиться чувствами. Всё указывало на то, что Виктор вовсе не был ему другом. У Бенджамина были основания ревновать. Только Виктору всё не было очевидно.       Это вряд ли началось сразу. Никому не понравилось бы то создание, коим являлся Виктор на момент знакомства с Томасом. И ещё некоторое время всем вокруг было очевидно, что сладкая парочка неразлучна. Сложно сказать, с чего начались проблемы. Может Бенджамин слегка приревновал, и у Томаса просто стали спадать розовые очки? В таком случае Виктор просто оказался рядом в трудный момент. И что-то в нём могло зацепить, хотя он и не понимал всех этих ролевых игр со «слабым» и «сильным». Или, может, Томасу и самому надоело быть мягкой плюшкой, а рядом с Виктором можно было без зазрения совести быть простым человеком? Можно было излишне много дымить, материться, грубить и говорить, что думаешь. По крайней мере, Томасу это точно было дозволено. Всё равно ведь Виктора не переплюнул бы. Вряд ли кто-то сейчас смог бы ответить, что послужило триггером.       Но в одном Виктор уверен до сих пор: если бы Бенджамин повёл бы себя более адекватно, не стал бы так ревновать, то Томас даже не задумался бы о том, что ему может нравиться кто-то другой. Он любил лишь одного человека. Но спутанные чувства, стресс, гнетущие мысли — вообще всё могло заложить в голову не лучшие идеи.       Виктор всё равно не смог бы ответить взаимностью. Он уважал друга, был ему бесконечно благодарен, но не более того. Может, и было бы иначе, встреться они при других обстоятельствах, но никто не скажет наверняка. Виктор всегда видел, когда нравился кому-то. Но тогда, видимо, слишком не хотел этого замечать. Слишком не хотел, чтобы что-то мешало в общении с новым человеком.       Но Бенджамину этого никто никогда не скажет. Виктор не станет говорить ему, что тот в чём-то был прав. Не из-за вредности. Просто Томас заслуживает того, чтобы хотя бы его «друг» говорил о нём, как о том, кто сильно любил своего парня. Это ведь была правда. Какое-то время это точно было правдой. Виктор же стал лишь маленьким недоразумением. Томас до последнего пытался поступать «правильно». Не признавался в чувствах, но и не отдалялся от Виктора, желая тому продолжать помогать, а в итоге только сгорал сам, постоянно грызя себя и при этом ещё и понимая, что взаимности не будет. Не хватало ещё, чтобы Бенджамин мог сказать: «я же говорил».       Может быть, у Томаса были ещё причины уйти из жизни. Он ещё многого не успел о себе рассказать. Но то, что Виктор знает точно, и то, о чём догадывается, не может не висеть камнем на сердце. Если бы он луче понимал, что происходит, если бы знал, что надо незамедлительно оказать помощь, если бы…       Но теперь эта история лишь превратилась в опыт и предостережение.       — Конечно, тебе виднее, как поступать, — Виктор вздохнул и устало потёр виски, поставив локти на стол. — Но я бы всё равно советовал тебе держаться от него подальше. Ладно, может, я и осторожничаю. Но разве это можно назвать мирным разговором? Всё начинается с малого. Тебе лучше быть бдительным. Ещё и с языком к тебе полез…       — Я и не собираюсь дружить с Беном, — Дэниел же положил голову на скрещенные на столе руки. — Конечно, мне жаль, что его так всё это задело, я же к нему привязался по-своему. Но, если он и правда хотел серьёзных отношений, то я, наверное, сделал ему больно. Конечно, он разозлился. Разве это не нормально? Ты бы не злился?       — Это не оправдание, чтобы говорить вот так. И действовать.       Дэниел слишком привык к Бенджамину. Не видит той грани, за которой начинается нечто не вполне адекватное. Томасу из-за этого пришлось несладко. Даже если Бенджамин кажется мирным и безобидным, это не так. Особенно, если никто понятия не имеет, что творится в его голове.       — Мне это тоже не понравилось, если ты не понял, — проворчал Дэниел. — Но я ведь правда обидел его. Ему ещё и пришлось долго ждать, просто чтобы услышать отказ.       — И что теперь? Дэниел, я без понятия, каким человеком его знаешь ты. Может, для тебя он неплохой парень и всякое такое, но ты не должен искать оправдания тому, что тебе что-то не нравится. Ты его обидел, а он тебя — нет? Не должен так себя вести взрослый человек. И я лишь опасаюсь, что Бенджамин ещё выпьет немало твоей крови. Потому и говорю, что стоит быть осторожнее и держать дистанцию.       — Я понимаю, — парень приподнял голову и наконец снова посмотрел на Виктора. — Но он всё-таки друг моего брата. Может, гораздо реже, чем раньше, но я буду с ним иногда пересекаться.       Судя по всему, Дэниел чувствует себя довольно неловко, ведь он видит и понимает, что в его встречах с бывшим нет ничего приятного. Он смотрит виновато, хотя не сделал ничего плохого. Просто воспоминания об отношениях Томаса с Бенджамином до сих пор довольно свежи в памяти Виктора. Он не может относиться ко всей ситуации спокойно. После всего, что было, едва ли кто-то может сказать наверняка, что там Бенджамин способен вообще выкинуть. Бенджамин говорил, какой Виктор вспыльчивый, но по нему ведь всегда можно сказать, что он чувствует и думает. Да, реакция часто чрезмерна. Но она понятна и вполне предсказуема. С Бенджамином же, как оказалось, далеко не всегда знаешь, что вызовет бурю эмоций. И совершенно неясно, насколько сильной будет реакция. Он бывает милым и спокойным — просто душкой. Бывает образцом правильного такого человека. А Томас показал, что Бенджамин может вести себя как тиран. Дэниел это только подтверждает. Выводить человека на эмоции, а потом делать вид, будто бы это произошло на пустом месте — это куда неприятнее, чем если бы Бенджамин просто бесился. Виктор привык к тому, что его многие считали неадекватным — тому, в общем-то, были причины. А вот Томас даже начал сомневаться в том, насколько он вменяем. Эта манипуляция кажется глупой и очевидной, но многие всё равно легко попадаются. Дэниел защищается лучше, но и ему в конечном счёте не удаётся избежать чувства вины тогда, когда он ничем не заслужил к себе такого отношения.       Видимо, таковы отношения для Бенджамина: ему нужны те, кого можно сделать виноватыми, нужны те, кто будет мягче, нужны те, кто будет искренне верить в свою ущербность. Даже с Виктором он дружил, пока тот оставался «плохишом». Но зачем тогда Бенджамин так вцепился в Дэниела? Он вовсе не такой удобный для того, чтобы кто-либо тешил своё самолюбие за его счёт. Тот, кто всегда казался довольно простым парнем, оказался сложным человеком с кучей таких тараканов в голове, которые Виктору и не снились.       И всё же, несмотря на неприятную встречу и не самый спокойный вечер, Дэниел слегка улыбнулся. Взгляд такой тёплый, совсем не тот, что пытается сообщить, что «всё хорошо». Разве можно оставаться равнодушным, когда такой человек смотрит вот так? Виктор взял его за прохладную руку — Дэниел не противится таким прикосновениям и объятиям.       Конечно, этого ужасно мало. Но это гораздо лучше, чем ничего. Виктор даже придумал для себя небольшую игру — называется «заставь Дэниела хотеть большего». Держаться бывает непросто. Но Дэниел с тех пор, как вернулся домой, вовсе не похож на недотрогу. Волнуется, позволяет немного, но тоже хочет прикосновений. И иногда тоже может увлечься, сделать что-то такое, от чего заводится сам, но ещё немного боится. И Виктора даже стало забавлять осаждать его. Говорить, мол, чего творишь, не нарывайся. А он смущается, краснеет и извиняется. Будто бы ролями поменялись. Начиналось-то всё с того, что это Дэниел говорил что-то вроде: «Прости, но ты куревом воняешь». И смотрел так виновато, что сразу становилось ясно, что бред несёт. А теперь понемногу и не совсем решительно Дэниел начинает тянуться за большим. Виктор уже успел для себя решить, что уж лучше выждать больше времени и не увлекаться, даже если Дэниел сам, как может показаться, готов. Пусть расслабится совсем. Игра — маленькая плата за то, чтобы никто не наделал глупостей.       Виктор мягко погладил венку на руке парня своим большим пальцем.       — Извини меня, — тихо выдохнул он. — Надо было сказать тебе гораздо раньше. Но я правда не думал, что Бенджамин будет вести тебя так с тобой, ведь вы с Томасом совсем не похожи. Но надо было понять, к чему всё идёт, ещё когда ты вернулся домой потрёпанный…       Эта картина с самого начала вызвала у Виктора смешанные чувства. Он не хотел сравнивать Томаса и Дэниела. И не хотел рассказывать эту историю человеку, с которым они ещё не близки. Однако сразу можно было понять, что Бенджамина опять переклинило. Теперь же Виктор почувствовал укол вины из-за того, что не рассказал всё, как есть, сразу, как узнал об этих странных отношениях. Тогда бы, возможно, Дэниел был бы более решительным, и у него сейчас не было бы причин думать, что он сделал что-то не так.       — О чём ты? — парень вопросительно наклонил голову, напоминая своим видом котёнка. — Томас? Кто это? И какая разница, похожи мы или нет? Вы из-за него поссорились? Мне до сих пор довольно интересно, что у вас такого случилось.       — Он тебе вообще ничего не рассказывал об этом?       — Нет, да я и не спрашивал. Подумал, что он или не захочет говорить об этом, или опять начнёт поливать тебя грязью. Понимаю, что у каждого своя правда. А я едва ли могу слепо верить тому, кто настолько категоричен.       — Если коротко, то поссорились из-за парня, — Виктор не сразу понял, как это прозвучало. — Вернее, он так думает. У нас, вероятно, немного разные версии произошедшего.       — Ты отбил у него парня? — и всё же Дэниел подумал не о том. — Вспомнил. Он же тогда по этому Томасу страдал…       — Нет же, не отбивал, — буркнул Виктор, недовольный таким предположением. — У него был парень, да. Томас. Они были довольно слащавой парочкой. Они даже думали съезжаться. Бенджамин решил нас познакомить, несмотря на то, в каком состоянии я был. Думал, может, новый человек в моём окружении что-то поменяет. Особенно, если этот человек не впервые имеет дело с такими идиотами…       Он рассказал всё. И о том, как они подружились, и о том, как Бенджамин постепенно начинал всё сильнее ревновать, и о том, что было после. Даже о своих предположениях касательно чувств Томаса. Дэниелу можно это услышать. Рассказал о том, как сам забил тревогу после длительного молчания, сам ждал в подъезде, пока вскрывали замок, и сам, один из первых, увидел тело. Рассказал и о том, как тяжело было не взяться за старое, о том, как только недавно прекратил принимать антидепрессанты. О чувстве вины и о том, что в некоторой степени винит и Бенджамина, тоже не стал молчать.       Сложно на такую историю что-либо ответить. И во всём этом рассказе нет ничего такого, что бы красило Виктора. Дэниел лишь может лишний раз убедиться, что на самом деле связался отнюдь не с лучшим из лучших. Хотя, когда бы этот парень считал это чем-то плохим? Для него хочется стать лучшим. Но это слишком абстрактно и далеко. То, что есть на данный момент — это куча ошибок прошлого и попытки хотя бы просто быть лучше себя предыдущего. Хоть Виктор и знает, что Дэниел вряд ли стал бы в чём-то обвинять его, молчание всё равно сейчас кажется особенно тяжёлым. Серо-голубые глаза направлены в сторону. О чём он сейчас думает? Считает ли Виктора жалким и глупым? Верит ли в то, что он действительно не понимал чувств Томаса, а потому тогда не понимал и ревности Бенджамина? Верит ли в то, что Виктор действительно не делал ничего плохого хотя бы в том случае?       — Тяжело тебе, — выдохнул наконец Дэниел. — Тебе не помогут мои слова. Но знаешь, ты не виноват. Люди несут ответственность за собственные решения. Может, ты и не понимал многого, но тот парень сам принял решение уйти из жизни. Он тебя не спрашивал. Ты не можешь быть в этом виноват, даже если и мог что-то там сделать. И всё равно вышло ужасно. Понимаю, что тебе всё равно всегда будет больно обо всём этом думать и говорить. Я и сам прекрасно знаю, как сложно не чувствовать своей вины за то, о чём сожалеешь, даже если поступок был не твоим. Спасибо, что рассказал. Жаль, что ты лишился близкого друга.       — Ты прав, это не помогает, — усмехнулся Виктор. — Но тут никто ничем особо помочь не может. А ты всё равно должен был однажды услышать эту историю. Хорошо, что я рассказал её раньше, чем Бенджамин.       — И это и есть тот твой загадочный моральный долг? — Дэниел явно не уверен, что стоит об этом спрашивать, но они обсуждали уже столько всего, что было бы глупо молчать. — Ты пытаешься заглушить чувство вины за бездействие, помогая другим?       — Не всем. Ты просто мне понравился. А ваша с Бенджамином связь напомнила мне о Томасе. Я не мог не помочь, когда симпатичный мне человек нуждался в этом, а я это видел. Сейчас я вижу куда больше, чем когда только-только завязал со своими развлечениями. Много читал и узнавал. Но в общих чертах ты прав. Просто хочется делать что-то полезное. Хорошие люди не находят поддержки и угасают. Несправедливо это. Нет никакого морального долга. Это просто попытка чувствовать себя лучше. Но я и правда хотел бы быть тем, кто поможет хоть кому-то. Мир я этим не изменю, но, быть может, сделаю хоть капельку приятнее. Так что не отнекивайся, когда я что-то тебе предлагаю. Иначе я буду считать, что ты препятствуешь моему самоутешению.       — Как ловко ты всё повернул, — засмеялся Дэниел. — Молодец-молодец! Манипуляция после грустной истории — это сильно. Горжусь тобой!       — Мне стоит учиться лучше манипулировать? — ухмыльнулся Виктор.       — Просто это весьма забавная попытка сказать, мол, прими, Дэниел, мою заботушку уже и закрой свою варежку. Тем более, что так ты только дискредитируешь свои истинные помыслы. Ты же не только поэтому помогаешь.       — Я всё ещё задаюсь вопросом, почему я запал на такого зануду.       — Просто ты и сам немного зануда. Родственную душонку нашёл.       — Возможно, — Виктор не смог не согласиться с очевидным замечанием. — Но, что я сказать хотел… Будь осторожнее. Возможно, я излишне виню Бенджамина. Конечно, не он один виноват в том, как всё получилось, но он подлил немало масла в огонь. Я предлагал Томасу писать заявление, но он всё ещё не совсем ровно дышал к своему бывшему и, наверное, слишком виноватым себя чувствовал. Но иногда Бенджамин переступал границы. Он не отставал от Томаса до тех пор, пока, видимо, с тобой не начал спать. Постоянно приходил к нему, звонил, менял номера, когда Томас его блокировал, продолжал всё время твердить одно и то же… Это ненормально. И то, какими стали их отношения незадолго до разрыва, тоже ненормально. Я не хочу, чтобы Бенджамин и тебе на мозги капал своими постоянными обвинениями и вечно всё выворачивал так, будто бы ты негодяй, а он невинная овечка. Это не так. Потому и прошу тебя быть осторожнее, а лучше и вовсе избегать его. Я не знаю, что у этого человека может быть в голове. Но он влияет на других сильнее, чем ты можешь думать. И он не такой добренький, каким, возможно, кажется.       — Он тебе когда-то казался добреньким? — Дэниел вдруг усмехнулся. — Смешно. Знаешь, мне сложно поладить с людьми, но как-то так получается, что я довольно неплохо понимаю, когда человек притворяется. Я не сказал бы, что Бен — плохой человек. Да и это слишком размытое и субъективное понятие. Но и добряком я его никогда не считал. Он и правда непростой человек. Мне не было просто говорить с ним, когда мы только познакомились. Он любит произвести хорошее впечатление и быть душкой, а я с детства не любил пустую болтовню и показную заинтересованность. Ему было наплевать на меня, а я тогда ещё не научился ответной вежливости и вечной фальшивой улыбке. Мне в этом сильно помог опыт работы в сфере обслуживания. Сейчас проще. Когда же у нас всё завертелось, он как бы… расслабился? Мне даже больше стал нравиться. Перестал играть в хорошего парня. Он бывает слишком циничен для добряка. А бывает даже жесток. Есть, конечно, у него плюсы. Их немало. Просто он куда несчастнее, чем кажется окружающим. Наверное, я его во многом понимаю. У нас есть кое-что общее, просто справляемся мы с этим по-разному. У него ведь тоже в жизни хватает проблем.       Иногда бывает так, что в один день понимаешь, что человек, с которым были близки долгое время, на самом деле бесконечно далёк. Так и вышло с Виктором и Бенджамином. Дэниел же как-то совершенно иначе смотрит на людей. Он будто бы ищет что-то светлое и красивое в куче грязи, и находит уродства в том, что кажется прекрасным. Хоть он и хотел бы, чтобы мир был проще, он не делит его на чёрное и белое, подобно своей одежде. Когда-то Виктор считал своего бывшего друга добрым и отзывчивым. Когда-то он считал, что Бенджамин искренне человеколюбив. Дэниел же, кажется, ещё в детстве, пусть и не до конца, но всё же понял, что это всё лишь попытки несчастного человека заткнуть огромную дыру внутри себя. С самого начала было видно, что Бенджамин не может притворяться рядом с парнем, который видит больше остальных.       — Да уж, — вздохнул Виктор. — Я это не сразу понял… Если честно, как бы я ни злился на Бенджамина, мне даже несколько стыдно, что я в своё время не оказал ему достаточной поддержки, ведь тоже был зациклен на себе.       — Ну, а мне немного жаль, что ему попался я, — Дэниел опустил взгляд. — Наверное, он так и не посмотрел бы в мою сторону, если бы мне жилось спокойно и без… хм… экспериментов. Встретил бы ещё какого-нибудь парня, с которым, может, и могло бы всё хорошо сложиться. Конечно, ещё вся жизнь впереди… просто это всё весьма печально.       — Лучше бы ты о своей жизни больше беспокоился, — Виктор нахмурился, снова услышав виноватые нотки в его голосе. — Нам с тобой обоим стоило бы меньше думать о том, что «если», не находишь? Могло быть что-угодно. Могло быть даже хуже. Не ты виноват в том, что кто-то не может быть счастливым. Ни в случае с Бенджамином, ни в случае с твой матерью. И вообще с кем-угодно.       — Это так. Пожалуй.       — Просто пообещай, что не станешь терпеть к себе такое отношение. Что не станешь закрывать глаза на неадекватное поведение. И, что ты скажешь мне, если Бенджамин начнёт тебе докучать. Пожалуйста. Мне это важно. Друга я уже потерял, перед этим глядя, как он угасает. И при всём моём уважении к нему, не будь как Томас.       — Начнём с того, что едва ли я смог бы оставить такого дурынду на произвол судьбы, — Дэниел расплылся в ехидной улыбочке. — Не похожи мы. Не волнуйся так. У меня нет в планах страдать и утаивать от тебя причины этих самых страданий.       Виктор тоже улыбнулся. И правда дурында. Насколько бы похожей ни казалась история, Дэниел не Томас. Даже при некоторых общих чертах, они разные. Дэниел не стал бы тешить чьё-либо эго просто по доброте душевной, не стал бы так долго терпеть, а на нелепые обвинения совершенно точно криво улыбнулся бы и сказал бы что-то вроде: «Сто тысяч раз да! Как ты узнал?»