Везунчик

      От шумной компании у Дэнни уже разболелась голова. Он уже начал жалеть, что вообще на это согласился. Пять девушек и три парня — это всё-таки слишком большая компания. Большинство из них немного старше Дэнни. Ему часто на вид дают немного больше его тринадцати лет: он уже не выглядит совсем ребёнком, а его неумение легко вливаться в новые компании делает его молчаливым и серьёзным, ведь стоит ему открыть рот, как из-за волнения он несёт какую-то чушь. Многие, а особенно девчонки, видят в молчаливости что-то загадочное и взрослое. И, конечно же, они разочаровываются, когда понимают, что за этим кроется обычный такой подросток, просто немного замкнутый.       В квартире ранее не знакомой Дэнни девушки слишком шумно и накурено. Его друг, Кристиан, стал нередко проводить время именно так. В какой-то момент он стал нередко связываться со всякими сомнительными ребятами. Эти оказались ещё довольно спокойными и адекватными. Кристиан часто звал Дэнни, хотел, чтобы он вливался в те же компании, весело проводил время, выпивая, куря, играя в дурацкие игры и общаясь с теми, с кем нет почти ничего общего.       Дэнни всегда чувствовал себя бесконечно далёким от этих подростков, для которых самым крутым и интересным занятием является сбиваться в шумные и шебутные компании и воображать, будто бы они взрослые. Ни алкоголь, ни травка, ни прочая гадость не делает дураков старше, умнее и лучше. Дэнни уже когда-то соглашался так провести время с Кристианом, желая хотя бы попытаться проникнуться увлечениями и кругом общения друга. Ему так ни разу это всё и не понравилось. Сейчас же он решил дать такому времяпровождению ещё один шанс, хотя едва ли могло выйти как-то иначе. Но вдруг эта компания оказалась бы приятнее и интереснее? Вдруг Кристиан наконец подружился со вполне нормальными ребятами? Такое ведь тоже случалось. Просто он долго не задерживался ни в одной компании. Только Дэнни был ему постоянным другом.       Эти ребята и правда вполне неплохие. Просто они не те, с кем можно обсудить что-то действительно интересное. Дэнни тут чужой. Он чувствует лишь неловкость, понимая, что ему неинтересно то, о чём болтают они, а им до лампочки искусство, книги, мультики, комиксы и прочее, что не имеет отношения к тому, о чём болтают вообще все. Конечно, что-то общее можно было бы найти. Но на это ушло бы немало времени. В итоге Дэнни может думать лишь о том, что не стоило надеяться, что вдруг в этот раз всё окажется проще и интереснее. Он не должен находиться тут. Радует только то, что девушек в этот раз немного больше — с ними чуть спокойнее.       Подростки расселись на полу кругом. Большинство из них уже хотя бы немного пьяны. Сам же Дэнни почувствовал, что алкоголь немного помог вытеснить лишние мысли из головы и позволил хотя бы делать вид, что он часть компании. Но этого количества алкоголя мало, чтобы ему стало действительно весело. Дэнни уже успел понять, что ему совершенно не нравится сильно напиваться и терять над собой контроль, хотя он пробовал алкоголь всего несколько раз. Он изначально планировал уйти раньше, чем все станут достаточно неадекватными, чтобы начать что-то вытворять, а он сам не заметит, как опьянеет настолько, что снова даст себя уговорить попробовать ещё какую-нибудь гадость. Ему всё это никогда не нравилось. Он вовсе не противник выпивки, и он не противопоставляет себя таким ребятам, но это всё же что-то чуждое.       Спокойные посиделки и прогулки с Элис ему нравятся куда больше. И с Кристианом один на один куда интереснее. В компании он нередко начинает вести себя по-дурацки, подстраиваться под общее настроение и сливаться с остальными в однородную толпу. Дэнни даже с завистью смотрит на тех, кто так легко входит в новые компании. Сам он всегда чувствовал себя довольно обособленно, хотя вовсе не пытался быть «не как все». И сейчас, когда все с чего-то решили, что надо поиграть в дурацкую «бутылочку», Кристиан радостно присоединился ко всем. А Дэнни не оставалось ничего, кроме как согласиться, чтобы не быть совсем в стороне. Не хватало ещё опять прослыть странным угрюмым парнем. Его не сильно волнует, что кто-то так подумает, он к этому привык. Однако Дэнни совсем не хочется опять слушать рассказы Кристиана о том, что ему потом наговорили про его «странного» друга. А кроме того, игра эта довольно безобидная, а в стороне быть действительно скучно. Ничего плохого не случится, если он с парочкой случайных людей поцелуется.       — А ты ничего, — отстранившись от него, девушка, чьего имени Дэнни не вспомнил, улыбнулась. — Хотя и скромняшка.       Она даже не знает, что Дэнни тринадцать. Ей, насколько он запомнил, что-то около пятнадцати или чуть меньше. Улыбнувшись девушке из вежливости, Дэнни сам раскрутил бутылочку. В итоге горлышко указало на рядом сидящего Кристиана. Дэнни это немного смутило, но к такому исходу изначально надо быть готовым, когда соглашаешься на подобные игры. В конце концов, можно просто для вида чмокнуть его — никто ничего и не скажет, скорее всего.       Кристиана же эта ситуация повеселила. Он сам наклонился к Дэнни и поцеловал его в губы под довольные возгласы остальных подростков. Это оказалось дольше, чем должно бы. Дэнни даже не успел ничего сообразить, как его друг уже вовсю хозяйничал своим языком у него во рту. Стоило немного дёрнуться, желая отстраниться, как Кристиан незаметно для остальных крепко взял Дэнни за запястье, останавливая его, и углубил поцелуй, чуть ли ни полностью заталкивая свой язык в приоткрытый рот.       Ситуация затянутая и смущающая. Дэнни почувствовал, как кровь приливает к его щекам. Даже, когда они с Элис решили ради интереса поцеловаться, это было менее неловко. Это, в конце концов, не было так долго и так откровенно.       Но, если Дэнни начал бы сейчас дёргаться, отодвигаться, вырывать руку, то только привлёк бы лишнее внимание. В таких компаниях не стоит показывать, что тебе ужасно неловко. Не стоит показывать, что для тебя всё, что происходит, несколько ненормально. Как бы хорошо с этими ребятами ни общался Кристиан, Дэнни ошибок могут не простить. Даже если они неплохи, лучше не показывать того, что кому-то с ними некомфортно. Подростки могут становиться довольно агрессивными, если им кажется, что кто-то считает себя лучше них. Дэнни понимает правила игры и принимает их. Иначе бы он стал мальчиком для битья и насмешек в любой подобной компании. Лишних действий и эмоций не позволено, когда ты в окружении чужих людей. А потому Дэнни просто стал терпеливо ждать, когда Кристиан всё-таки решит, что хватит.       Поцелуй оказался таким глубоким и долгим, что окружающие стали громко улюлюкать, что смущает, кажется, одного лишь Дэнни. От Кристиана ещё и неприятно пахнет сигаретами. Дэнни знал, что не стоит соглашаться идти сюда, но он слишком хотел провести время с другом, забыв о том, что тот может и переборщить со своими шутками. В итоге Кристиан отстранился, весело улыбаясь.       — А вы не только дружите, а? — шутя спросил парень, сидящий напротив них.       Он даже постарше Кристина. Другу Дэнни пятнадцать, а этому парню шестнадцать. Он довольно высокий, крепкий и симпатичный. Дэнни предпочёл бы поцеловаться с ним, несмотря на то, что он кажется довольно глупым. С другом это немного странно, тем более, Кристиан совершенно не привлекает Дэнни. Он вполне симпатичен. С тёмно-русыми волосами чуть выше плеч, карими глазами и вполне привлекательным лицом. Несмотря на разницу в возрасте, Кристиан примерно того же роста и телосложения, что и Дэнни.       Последнему куда больше нравятся парни несколько постарше: как на вид, так и в общении. Дэнни прекрасно понимает, что он вряд ли будет интересен нормальному парню, который был бы в его вкусе. Было бы странно, если бы почти взрослый человек запал бы на тринадцатилетнего. Потому о всякой романтике Дэнни старается особо не думать. Он даже ещё особо никому не рассказывал о том, что на парней он засматривается чуть ли ни больше, чем на девушек. Если ему захочется с кем-то встречаться, ближайшие пару лет это вряд ли будут парни.       Кристиан пока ещё не знает об этом интересе. Возможно, поэтому и может так себя вести, не понимая, как смущают подобные шутки. Они растут в толерантном обществе, сейчас не принято осуждать такие вещи, но пихать язык в рот другу чуть ли ни на минуту — это явно перебор.       — Ну во-о-от! — протянула девушка, с которой Дэнни недавно целовался. — А я-то его уже заприметила!       — Крис не в моём вкусе — слишком худой, — он мило улыбнулся ей, думая лишь о том, что он должен скоро уйти.       Никогда нельзя показывать, что стесняешься или неуверен в себе — к таким выводам пришёл Дэнни. У него не всегда это получается. Ему постоянно кажется, что, если он скажет хоть что-то не так, то на него тут же нападут, а из-за этого он постоянно нервничает, а иногда и вовсе боится так, что не может сказать ни слова. Дэнни старается. Очень. Недавно он даже решил, что надо бы иногда намеренно выставлять себя идиотом, чтобы в дальнейшем не так сильно бояться, что кто-то что-то не то скажет или сделает. Это ведь так глупо. Лучше выглядеть придурком, чем впадать в ступор.       Но в незнакомых компаниях подростков лучше быть осторожнее. А потому Дэнни старательно делает вид, что он такой же как они, что он говорит и действует как они, хотя ещё даже сам не до конца понимает, как всё-таки правильно. Но главное одно — Дэнни точно знает, что он едва ли сможет как-то адекватно ответить, если столкнётся с неприкрытой враждебностью в закрытом пространстве с кучкой незнакомцев. Волнение захлестнёт его — и он будет в заведомо проигрышной ситуации. Для него такие ситуации — всё равно что война. А её лучше избегать, если ты пацифист.       Подождав некоторое время, чтобы не привлекать внимания, Дэнни отошёл на кухню. Из-за сухости во рту он выпил пару стаканов воды и опёрся спиной о стену. Дэнни откинул голову и прикрыл глаза, тяжело вздохнув. Ненадолго можно расслабиться и забыть о необходимости скрывать своё смущение и недовольство. Ребята вовсе не злобные, даже пьют не так остервенело, как некоторые, но всё равно хочется сбежать подальше. Голова у Дэнни уже начала пульсировать. Боль не сильная, но ужасно раздражает. Он давно привык к этому.       Дэнни сполз по стенке на пол и сел, всё так же откидывая голову назад.       — Ты в порядке? — послышался голос Кристиана. — Вроде же пока что не так много выпили.       — В порядке, — Дэнни сердито посмотрел на друга. — Просто голова от шума болит. А тебе не обязательно каждый раз так стараться, чтобы развлечь толпу. Я на это не соглашался вообще-то! Хочешь быть клоуном — делай это без меня.       — Ну ты как всегда, — усмехнулся парень. — Бывают ли дни, когда твоя головушка не болит? Тебе сколько лет, дед? И чего ты так паришься? Это всего лишь игра! Всем весело. В этот раз ты хоть нудеть не стал.       — Чтобы мне самому потом не пришлось бы слушать уже твой нудёж о том, что я веселье порчу. И да, представляешь, голова болит не каждый день, но часто. Что я могу поделать? Майк тоже смеётся надо мной с самого детства. Будто бы у детей ничего болеть не может! Достали вы все уже.       — Не говори, что ты на меня обиделся, — Кристиан посмотрел на своего друга с издёвкой. — Было же весело! Рик ещё выпивки принесёт, а ты явно понравился Никки…       — Никки-Хуикки… Крис, я не обиделся, просто мне не нравится, когда меня вовлекают в то, на что я согласия не давал, — ответил Дэнни. — Можно было и не так долго, всем было бы всё равно. И мне насрать на то, кто там и что принесёт и, кому из всех них я приглянулся. Я скоро уйду.       — Опять ты ведёшь себя как ребёнок, — парень присел перед другом на корточки. — Я тебя с людьми знакомить пытаюсь, развлекаться зову. От тебя требуется всего-то не быть таким занудой и хотя бы пытаться общаться с остальными, а не только со мной. Как с тобой говоришь, не кажется, что тебе всего тринадцать, а как дело доходит до взрослого, так ты, видимо, боишься, что твоя мамаша с ума сойдёт, если случайно узнает, что её сыночек пару раз напился да покурил травку.       — Мне тебе врезать? — спокойно спросил Дэнни, приподняв бровь. — Мне просто это неинтересно. Я попробовал. Попробовал ещё раз — всё ещё не нравится. И твои друзья мне не особо нравятся. Зачем мне оставаться с теми, с кем мне скучно, и делать то, чего я не хочу? Каждый раз, как я соглашаюсь с тобой в какой-нибудь компании зависнуть, ты становишься редкостным придурком. Зачем? Пытаешься им понравиться? Мне больше нравится, когда ты никого из себя не строишь.       — Хах, какой грозный! — засмеялся Кристиан. — Я не только старше, но и сильнее. А ты вроде хотел больше не драться, а? Ну давай, попробуй врезать, если хочешь! А то заебал уже строить из себя правильного. Думаешь стал взрослее, когда решил, что надо улаживать всё разговорами?       — Да, стал, — Дэнни совсем слегка, просто для вида, пнул друга по ноге. — Надоел уже. Хватит пытаться меня бесить.       — Ну так попробуй реши эту проблему разговором! — парень ухмыльнулся. — Вот я перед тобой — весь внимание! Объясни же мне, почему я должен перестать пытаться расшевелить тебя, чтобы ты тоже повеселился? Ты только и делаешь, что всюду носишься со своим альбомом да сидишь в четырёх стенах, когда родаков нет дома. Помрёшь — и не заметит никто.       — Так ты расшевеливаешь? Пытаешься меня вывести из себя, чтобы мы как в детстве подрались? Настаиваешь, чтобы я набухался хер пойми с кем? Лезешь сосаться? И это со мной ещё что-то не так?!       — Может, тебе просто понравилось? Вот ты и бесишься, хах!       — Ещё чего! Это было странно и неловко. И от тебя воняет сигаретами. Как вообще можно курить в квартире?! Тут всё воняет. Придётся дома сразу все вещи стирать! Чувствую себя пепельницей! Фу!       — Понравилось же-е-е, — протянул Кристиан с довольной улыбкой, приблизив своё лицо к лицу Дэнни и, поставив руку на стену у его головы. — Призна-а-айся!       — Иди на хуй. Ты меня не выбесишь. И не таких придурков терпеть приходилось.       — Какой же ты скучный!       — Это ты клоун. Ты не жалуешься на скуку, когда мы вдвоём.       — А ты и не нудишь тогда.       — Так, мне тогда и не приходится делать то, что мне не нравится!       Дэнни иногда очень хотелось забыть о том, что взрослые не должны драться. Конечно, он не считает себя действительно взрослым. И ему смешно, когда подростки упорно отрицают, что они всё ещё дети. Дэнни давным-давно старался по возможности самостоятельно решать проблемы, здраво оценивать ситуацию и рассуждать, но он понимает, что старше от этого он не станет.       Но в тринадцать лет уже не стоит лезть в драки. Если не считать неадекватных и буйных людей, то это занятие подстать лишь детям. И, когда оно было приемлемым, это было развлечением и своеобразным способом помириться. Сейчас же, когда гормоны многих ребят делают довольно агрессивными, а размерами и силами все стали разными, — это плохая затея. Дэнни отнюдь не хилый, он довольно быстро вырос до размеров своего старшего друга. Он пока ещё похудее брата и менее спортивный, но вовсе не хрупкий. Однако драки уместны между детьми, пока они все примерно одинаковы и более отходчивы от обид.       Сейчас же Дэнни очень старается держать себя в руках, даже если это непросто. Раньше он нередко выходил из детских потасовок победителем, но это было не за счёт умения правильно махать кулаками, а из-за того, что он забывал о самоконтроле, когда чувствовал малейшую угрозу. А потом ему было ужасно стыдно за то, что он кому-то разбил нос в кровь или ещё где-то перегнул палку. Он ведь вовсе не хотел кому-либо вредить на самом деле. В итоге, когда Дэнни более-менее научился сохранять спокойствие, он перестал драться вообще. Все разборки, ссоры и крики остались позади.       Когда, ещё совсем в детстве, он пробовал брать пример с родителей и повышать голос, он понял, что ему это попросту не нравится. Ужасно не нравится. И это неэффективно. Многие споры ему тоже кажутся довольно глупыми. Когда смотришь на них со стороны, видишь двух глупцов, которые друг друга не слышат. А вот говорить спокойно, обсуждать и слышать друг друга — это то, что действительно работает. Это то, как взрослые должны решать проблемы. Точно не терять самообладание, не колотить друг друга и не перекрикивать.       Но Кристиан почему-то бесится, когда Дэнни старается вести себя действительно как взрослый человек, а не как глупый подросток, мнящий себя крутым, только потому что он смог достать алкоголь. Уже не в первый раз Кристиан пытался разозлить своего друга. Дэнни так и не понял причину этих глупых и очевидных провокаций. Ведь именно он из них двоих младше, но он же лучше держит себя в руках. Хотя стоит ли удивляться? Так же и с Майклом. Так же даже с матерью. Кто-то должен сохранять спокойствие в этом безумном мире. Если больше некому, то этим кем-то готов становиться Дэнни. Хотя на то, чтобы научится сохранять спокойствие по-настоящему, может уйти много времени.       — Знаешь, Крис, лучше я уже пойду, — сказал он.       — Да брось ты, веселье ещё даже не началось! — Кристиан никак не хочет просто принять то, что его друга такие развлечения не впечатляют.       — Мне тут не нравится, — вздохнул Дэнни и встал с пола. — Я лучше фильм какой-нибудь посмотрю. Или нарисую что-нибудь. Или просто с кем-нибудь поболтаю.       — Ты всё это и так постоянно делаешь, — заметил парень.       — Потому, что это мне интересно. Сюрприз-сюрприз! А ваши тусовки — нет.       — Ну, как знаешь. Хотя, если бы ты выпил ещё, тебе было бы веселее. В прошлый раз ты не скучал.       — Это когда я топором порубил кому-то кресло? — Дэнни с недоумением посмотрел на друга. — Нет уж. Пока.       Тогда ему не было весело. Он даже не помнит, как ему тогда было, ведь в тот раз был не только алкоголь. И Дэнни тот день, который он помнит лишь урывками, совершенно не понравился. Да, все смеялись, вспоминая всё то безумие, что происходило. Дэнни же распирало чувство стыда за себя и за то, как он дал слабину, позволив себя уговорить на то, что он изначально посчитал ужасной идеей.       Он прекрасно знает, что его брат в том же возрасте тоже вытворял всякое. И куда чаще. Вот только ничего хорошего в этом не было и нет. Стоит ли веселье, которого потом даже не вспомнишь, того, что приходит потом? Если увлечься, такие истории не заканчиваются хорошо. Майклу повезло, что у него нашёлся более разумный друг. Дэнни же надо быть разумным самому. Трезвый он бы даже не дал себя уговорить ни на какую гадость. Больше Дэнни так сильно не напивался. И теперь он всегда улавливает, когда дело идёт к тому, что ему точно не понравится.       Он решил, что, когда дело касается незнакомых ситуаций, стоит слушать самого себя, особенно, если мысли кричать лишь: «Стой, дубина!» Сейчас Дэнни начал полагать, что пора бы уже и не пытаться надеяться, что он просто дурак и ничего с первого раза не понимает. Если ему что-то не нравится в первый раз, вряд ли понравится во второй. Люди не еда, а характер не вкусовые рецепторы, чувствительность которых меняется с возрастом. Было глупо и наивно полагать, что на второй-третий, да хоть десятый, раз компания окажется приятнее, Дэнни станет проще находить общий язык, в подобных посиделках найдётся хоть что-то интересное, а чувство неправильности происходящего исчезнет. Не надо врать самому себе и окражающим. Пора бы уже прекращать верить Кристиану, что вот в этот раз всё точно будет замечательно. Всегда одно и то же.       Дэнни — комнатное растение и чудила? Пусть так. Это лучше, чем превращаться в шпану. Чего бы ни касалось дело, в голове Дэнни всегда крутится мысль о том, что он может быть неправ. Что все неприятные слова, которые ему кто-либо говорит, могут оказаться вернее его собственных мыслей. Но практика показывает, что бесполезно, а зачастую даже вредно, так сильно сомневаться. Надо быть твёрже. Надо учиться давать отпор.       Надо уже просто принять как данность, что Дэнни не тот, кто легко и просто заводит друзей и новые знакомства. Он не часть какой-либо компании. Он не «свой» среди хоть какой-то группы людей. Только отдельные индивиды интересны и доступны для общения. Дэнни хотел бы почувствовать себя частью чего-то. Ощутить себя на «своём месте». И он постоянно пытался подстроиться, пойти на уступки, а в конечном счёте лишь разочаровывался. Это бессмысленно. Можно пытаться это исправить, но не надо переступать через себя, когда всё вокруг кричит о том, что это не твоё.       Хватит надеятся на то, что посторонние люди могут лучше знать о том, что правильно, а что нет. Ни родители, ни одноклассники, ни друзья не могут знать, что хорошо для Дэнни, лучше самого Дэнни. Ему просто казалось, что, если окажется, что он ошибался, а все они — нет, то он просто будет дурачком, который сам не смог найти «своего места», а ему просто подсказали, как лучше. Это было бы не так уж страшно. В итоге же «своё место» можно так и не найти, но путь лучше уж выбирать самому. А потому Дэнни решил, что хватит уже слушать бредни Кристиана. Было достаточно шансов для того, чтобы понять, что их пути постепенно расходятся.       Когда они только познакомились всё было иначе. Конечно, они были несколько младше, тогда подобного времяпровождения для них ещё не существовало. Дэнни было около десяти, Кристиану — около двенадцати. Они не сразу подружились.       Дэнни привык к тому, что многим он поначалу не нравится и кажется странным, а то и вовсе немного сумасшедшим. Он всегда носил с собой альбом и карандаши, нередко гулял один и, просто где-нибудь устроившись поудобнее, рисовал. В новых компаниях, если общение не ладилось, Дэнни мог просто что-то рисовать, включаясь в разговор, только если тема была ему интересной. Ему нередко казалось, что никого не волнует, что он скажет, как, в общем-то, и он сам. Потому альбом был своеобразным способом спрятаться, когда он чувствовал себя особенно неуверенно.       Дэнни понимал, почему многим это кажется странным. Дети обычно просто знакомятся, просто болтают и просто играют. У него же это получалось только с более активными и общительными ребятами, которые сами не боялись к нему подойти и заговорить. Да так, чтобы не было и шанса отказаться. И то, только с теми, с кем было побольше общих интересов. В противном же случае получалось или неловкое молчание, или неприязнь друг к другу. Сейчас Дэнни уже немного научился хотя бы для вида что-то иногда говорить даже в не самых приятных компаниях. Но он всё ещё более закрыт и зажат, чем все те, кто ему встречается. Если человеку хватает терпения дать Дэнни привыкнуть к нему, немного разговорить и проявить интерес, то очень скоро его мнение о симпатичном, но чудаковатом, белобрысом мальчике может диаметрально поменяться.       Как-то Кристиан познакомил своего друга с одной действительно неплохой компанией. Все сначала смотрели на Дэнни косо, но через какое-то время привыкли к странностям, а потом и вовсе он всем вполне понравился. Те ребята были не совсем «на одной волне» с Дэнни, но они и не были «крутыми» подростками, строящими из себя невесть что. С ними было даже довольно интересно. Дэнни среди них стал эдаким милашкой-младшеньким. Его причуды вызывали беззлобные шутки и смех, его старались отгородить от более агрессивных приятелей, иногда мелькавших в компании, и не дать ему связаться «не с теми». С кем-то можно было поболтать по душам, с кем-то подурачиться, а с кем-то обсудить всякую дребедень типа новой серии какого-нибудь сериала. Это не были близкие друзья, но с ними можно было приятно провести день и не чувствовать себя чудилой, не способным ни с кем нормально общаться. Дэнни, наверное, впервые почувствовал приятное тепло от того, что посторонние люди могут проявлять к нему интерес, заботу и внимание.       Кристиан же им быстро надоел. Вообще-то его записали в категорию «не те». Так в итоге общение с теми ребятами всё равно сошло на нет, так как Дэнни решил всё же поддержать друга. Кристиан тогда злился на то, что он продолжал с ними общаться. Его самого же прекратили жаловать. Выбор Дэнни на тот момент был очевиден. Тогда у них с Кристианом ещё не возникало так много разногласий. Не было сомнений в их дружбе. Новая компания приятна, но эти ребята вряд ли когда-то стали бы действительно близки, как бы по-доброму они ни относились к новенькому. Просто приятели. Кристиан же — друг. У него ужасные отношения с родителями, из-за чего, естественно, постоянно скачет настроение. Он иногда может показаться неприятным и резким, может надуться из-за пустяка, но Дэнни всегда с ним в итоге мирился. И тогда он думал, что это всё не делает его друга каким-то не таким. Просто не все так терпимы к подобным выкрутасам. Сейчас-то, конечно, Дэнни начал задумываться о том, что, вероятно ребята попросту незамыленными глазами быстрее поняли всю суть Кристиана. Но уже поздно об этом думать. Дэнни тогда сделал выбор и выбрал друга, от которого и сейчас до последнего не хочет отказываться.       В начале знакомства с самим же Кристианом вышла одновременно и типичная, и уникальная, история. Он сразу невзлюбил Дэнни. Они виделись, но только потому что у них был общий друг, с которым в итоге оба уже давно перестали общаться. Никто из парней уже не помнит, как так вышло, что однажды они остались один на один, и у них всё же завязался мирный разговор. Нашлись некоторые общие интересы. Эти двое с самого начала были довольно разными, хотя и жили в довольно похожих условиях.       Кристиан большую часть времени жил и живёт у бабушки, совсем недалеко. В семье у него тоже довольно сложные отношения. Этот парень всегда казался Дэнни «из другого круга». Не по статусу, а просто по характеру и поведению. Более агрессивный, более зависимый от одобрения окружения, более жестокий, но при этом куда более общительный, более активный и более раскрепощённый.       Они сами не заметили, как подружились. Для этого хватило пары общих интересов и любопытства друг к другу, когда Кристиан всё же без лишних поддразниваний просто поговорил с Дэнни. Им обоим было любопытно заглядывать в миры друг друга, пробовать понять, как же там всё устроено. Интереса хватало, чтобы те, кто обычно враждовали бы, всё же стали близкими друзьями. Они немало времени проводили вместе. Конечно, Кристиан не мог соревноваться с Элис, но Дэнни привязался к нему очень сильно, хотя обычно предпочитал общество кого-нибудь поумнее. Но с ним было весело и даже интересно.       Однако всё когда-то меняется. Парни росли и их проблемы тоже. Дэнни не был трудным подростком, и не планировал им становиться. Кристиан же понемногу шёл к тому, чтобы его самого можно было бы назвать «плохой компанией». У друзей находится всё больше разногласий с каждой новой встречей. А Дэнни очень серьёзно относится к дружбе. Для него это не просто слово или пустой звук. Слишком сложно Дэнни выстраивать такие крепкие отношения с людьми, чтобы относиться ко всему проще. Он искренне верит, что друзей надо поддерживать, даже если не можешь во всём с ними согласиться. Друзьям надо помогать. Друзей надо стараться хотя бы понять.       И Дэнни всё время очень старался. Кристиан с каждым годом всё больше начинал общаться со всякими сомнительными ребятами. И почти всегда каждые следующие были хоть немного хуже предыдущих. Дэнни не хотел бы о них всех думать плохо, но это совершенно непонятные и чужие по духу люди, которых бы он сам сторонился бы. Кристиан, который раньше общался, в основном, с Дэнни, стал время от времени про него вовсе забывать. А, когда вспоминал, нередко пытался и его подружить со своими приятелями.       У Дэнни за последнее время было немало поводов обижаться. Когда он решил своими переживаниями поделиться с отцом, тот сразу сказал, что нельзя позволять кому-то делать с тобой всё, что вздумается. Когда же Дэнни говорил, что очень не хочет обижать друга, прозвучал логичный вопрос: «А почему тогда он обижает тебя?» И на это сложно было ответить. Дэнни многое прощал Кристиану, тот же мог обозлиться на довольно незначительные вещи, а потом совершенно забывать об этом. Дэнни шёл на уступки и искренне пытался понять своего друга и его увлечения. Кристиан же не рвался дружить с теми, кто нравился Дэнни, а иногда и вовсе обижался на то, что тот может иногда предпочесть ему кого-то ещё. И так было во многом. Любая мелочь, не так сделанная или сказанная Дэнни, была замечена. Любой, даже самый неприятный поступок Кристиана, был прощён. Когда отец Дэнни обратил внимание сына на односторонность такой дружбы, пришлось всё-таки задуматься о ненормальности и несправедливости этого.       И сейчас Кристиан понемногу подходит к черте дозволенного, которую для себя отметил Дэнни. Уже не получится всё уладить детской потасовкой. Кристиан идёт к тому, чтобы погрузиться на дно уже в своём юном возрасте. А Дэнни видит это и совершенно не хочет идти тем же путём, но и не может заставить друга жить иначе. Он до последнего был достаточно добрым и лояльным, чтобы даже не один раз согласиться попробовать на собственной шкуре, что это всё не так ужасно, как кажется.       Но это точно не то, чего хочет Дэнни в своей жизни. Это именно то, чем кажется. И Дэнни точно не смог бы себя уважать, проснись он где-то на асфальте ещё хоть раз в жизни. Это для жалких и слабых людей. А ему всего тринадцать, и он наслышан, как легко уйти с головой во что-то нездоровое. Дэнни не хотелось бы этого признавать, но, судя по всему, Кристиан именно к этому и идёт, и пытается его утащить за собой.       Дружбе ещё не настал конец. Но он понемногу подходит всё ближе. Слишком сильно Дэнни привязывается к тем, с кем всё же удаётся найти общий язык. Отпускать их сложно, даже если их общество не сулит ничего хорошего. Но Дэнни уже морально готов к тому, что в скором времени придётся попрощаться. Они уже и так стали видеться гораздо реже. Ещё немного — и они будут ещё более чужими людьми, чем были до знакомства.

***

      Тихий шелест листвы ласкает слух и немного успокаивает. Дэнни даже не хочется слушать музыку. Он просто наслаждается тёплым майским днём. Ему нравится слышать то, что происходит вокруг. Даже крики, доносящиеся с детской площадки, его не раздражают. Хотя Дэнни сейчас и сидит совершенно один на скамейке в парке в паре километров от дома, настроение всё же менее паршивое, чем обычно в последнее время.       Он очень не хотел оставаться дома каждый раз, когда у его матери был выходной. Без отца обстановка стала только сильнее накаляться, а Дэнни совсем не в силах терпеть очередные пустые претензии и попытки выместить на нём злость. Компанию ему составили альбом и карандаши. Хотя Дэнни и показалось, что сегодня не так всё плохо и ему даже что-то в этом дне приятно, на бумаге не появлялось ни единого наброска, который нельзя бы было назвать депрессивным, тревожащим или же жутким.       — Дэнни? — послышался знакомый голос. — Чего один сидишь, скучаешь?       Отделившись от двух других парней, Кристиан сел рядом с другом, закинув свою руку ему на плечо. Они всё ещё нередко пересекаются, но стали значительно меньше времени проводить вместе.       — Просто гуляю, — отмахнулся Дэнни.       — Ребят, я догоню, мы парой слов перекинемся, — сказал парень своим приятелям, и те пошли дальше. — Чего мне не пишешь и один гуляешь?       — Ты обычно с кем-то ещё, — заметил Дэнни. — А я просто не хотел оставаться дома. И одному неплохо.       — Может, хочешь с нами скоротать время? — предложил Кристиан. — Мы с тобой давненько не виделись толком.       — Не особо. Мне вообще-то и так есть, чем заняться. А ты не выражал особого желания увидеться, даже когда я прямо говорил, что мне хреново.       — Уж не дуешься ли ты? — засмеялся парень. — Я не припоминаю, чтобы отказывался от встреч.       — Ты бы помнил, если бы меньше со всякими неприятными типами тусил, — фыркнул Дэнни. — Я не дуюсь, Крис. Я не могу заставить тебя жить так, как мне кажется правильным. Просто мне кажется, что у нас уже практически не осталось ничего общего.       — Ты всегда обо всём с таким драматизмом говоришь, — Кристиан пихнул локтем друга в бок. — Ты слишком серьёзен. Ну, хочешь, как-нибудь просто вдвоём встретимся? Без каких-либо моих друзей. Как раньше.       — Только не надо мне твоих одолжений. Если ты сам не хочешь, то не надо. Но и со своими друзьями можешь даже не предлагать знакомиться. Я пробовал неоднократно. Не нравится мне всё это. Больше не хочу.       — Я хочу, — возразил парень. — Мне тебя не хватает вообще-то. Я всё время то тут, то там… Ну, ты понимаешь. А чего ты такой приунывший?       — Ты издеваешься?! — Дэнни с недоумением посмотрел на друга. — Можешь попробовать вспомнить события в моей жизни за последние полгода и попробовать догадаться.       — Слушай, ты мог бы просто мне ответить, — Кристиан миролюбиво улыбнулся. — Я тут пытаюсь с тобой просто немного поговорить. Не этого ли ты хотел?       «Просто ответить? У меня пару месяцев назад умер папа, я всё ещё не до конца отошёл от этого. Я за эти пару месяцев похудел на восемь кило, отстал от школьной программы, был постоянно в прострации, и мне не с кем было об этом поговорить, кроме Элис. Но не могу же я вечно ныть и сваливать на неё то, как мне хреново. Моя мать даже не думает искать работу получше, не особо волнуется за то, как мы дальше будем жить, а брат пытается свою жизнь наладить. Вот тебе и простой ответ, чего я такой приунывший!»       Хотя за последние месяцы Дэнни уже почти успокоился, сейчас на его глаза предательски стали наворачиваться слёзы. На всё это всё равно всем вокруг наплевать. У всех своих проблем хватает. Такие вопросы задают не для того, чтобы получить честный ответ. Иначе только у близких друзей. И с Кристианом раньше такие вопросы были искренними. Сейчас же Дэнни даже не хочет показывать, что ему хочется лишь разрыдаться. Он кое-как сдержал свои слёзы и сглотнул ком в горле, подавляя желание всё высказать. Если Дэнни начнёт об этом говорить, то он не выдержит. Расплачется прямо тут, на улице.       — Да, знаешь, просто чувствую, как меня затягивает жирная и отвратительная такая жопа, — он усмехнулся. Даже, скорее, оскалился. Лучше отмахиваться, отделываться общими фразами и стараться улыбаться, чтобы побыстрее отстали и не вынуждали показывать себя слабаком и размазнёй. Но мысли обо всём этом вынуждают Дэнни лишь кривить гримасу, только имитирующую улыбку.              Всё это притворство — такая глупость. Но так, видимо, принято. У людей полно неписанных правил, которые не помешало бы усвоить. А то какая-то дальняя тётка, которая никогда ничем не помогала, даже интереса к их семье не проявляла, на похоранах отца вдруг подлетела к Дэнни и стала возмущаться из-за того, что тот не проронил ни слезинки. Так принято. На похоронах надо плакать, а лучше — рыдать. Так сказала тётя Агнесс! А значит, это истина в последней инстанции!       И Кристиан, как та самая тётка Агнесс, которую Дэнни видел раз пять в своей жизни, спрашивает, просто отдавая дань тому, как принято? Они давно не виделись. Волнует ли его вообще, что сейчас внутри Дэнни всё рвётся на части? Его мир разрушен. Конечно, это пройдёт. Он привыкнет жить без отца. Но сейчас, когда Дэнни чувствует, будто бы остался один на всём белом свете, Кристиан спрашивает: «Чего такой приунывший?» Безобидный формальный вопрос, но он бередит свежую рану. А понимание того, что ответ никому не нужен ложится сверху солью.       — Так тебе надо пойти развеяться тогда! — как и ожидалось, Кристиан даже долю эмоций, промелькнувших на лице «друга» не считал.       Дэнни думал, что он уже примирился с мыслью о том, что у него с некоторых пор только один друг — и это Элис. Но досада, в перемешку с обидой даже не на «друга», а на ситуацию в целом, накрыла его с новой силой, стоило лишь случайно встретить Кристиана.       Кое-как собравшись с мыслями, Дэнни наконец смог спокойно выдохнуть:       — Я же сказал, мне это не интересно. Мне это никак не поможет. Хочешь жить вот так? Живи. Меня в это хватит вмешивать. Я пытаюсь жить нормально, мне не нужны лишние неприятности. А ты их в последнее время очень активно находишь, учитывая твой недавний визит в полицейский участок. Мне такого не надо, Крис.       — Слушай, хватит уже бегать от реальности, а?       — О чём ты?       — О том, что реальность не так уж приятна. Но её можно принять и как-то жить с ней. Ты стал избегать меня, зато только больше стал дружить со своей богатенькой подружкой. А всё знаешь почему? Потому что ты просто не хочешь признать, что ты такой же, как и я. Как и все мои друзья. Ты вечно занудствуешь, смотришь на всех вокруг с презрением, делаешь вид, будто бы ты лучше всех. Ты не лучше, Дэнни. Ты такой же. Мы все не больше, чем отбросы. И не ждёт нас никакого светлого будущего. Мы не нужны этому обществу. Наши родители для этого постарались. Со дна поднимаются единицы. Ты можешь сколько-угодно говорить на бессмысленные темы с анонимами в интернете, показывать, какой ты молодец, как красиво рисуешь, какие книжки читаешь и вообще весь из себя такой умный. Можешь сколько-угодно делать вид, что ты такой же, как эта твоя Элис. Но это далеко от правды. Ты воротишь нос от меня, потому что не хочешь признавать, что ты тоже отброс. Можно было бы просто брать от жизни по максимуму из того положения, в которое нас загнали наши дорогие родители. Я наслаждаюсь тем, чем могу, ведь я знаю, что мне не светит хорошее образование, престижная работа и горы денег. Я могу просто брать то, что мне нужно у тех, кто это получил без каких-либо проблем. Чем дольше ты будешь отрицать, что ты такой же, тем больнее будет потом.       — И что же? — Дэнни с недоверием посмотрел на парня. — Много у кого ты уже взял то, что хотел? Давно ты вообще так считаешь?       — Кое-что да взял, — просто и буднично признался Кристиан. — Какая разница? Похуй мне на всю эту показную мораль. Тебе пора повзрослеть, Дэнни. Нет светлого и доброго. Людям вокруг насрать на тебя. Ты закончишь школу, и твоя подружка о тебе даже не вспомнит, ведь для неё ты будешь просто недоразумением, с которым было интересно иногда поболтать. Ты не нужен никому. И, если бы ты это наконец понял, то мы с тобой были бы несколько ближе. Знаешь, в этом есть плюс. Ты можешь быть невидим, пока не сделаешь что-то из разряда вон выходящее. А с твоей смазливой мордашкой и невинными глазками — только и делать, что водить людей за нос. Ты получишь больше выгоды, если будешь понимать свои сильные и слабые стороны. Если бы ты принял и себя, и мир как есть, то мы бы с тобой не отдалились. Прекрасно проводили бы время вместе. И весело, и полезно. Без лишних мыслей о псевдоморали. Ты бы не сидел сейчас, не маялся бы хуйнёй и не страдал бы в одиночестве. Дуешься, что я на тебя хер забил? А кто это начал? Нос от всего на свете воротишь. Я вообще-то скучаю! Нормально же всё было! А ты начал со своими «фу такими быть», «ой, тут скучно и банально», «я такой весь лучше всех, а вы все говно»!       — Так ты обо мне думаешь? Что я мусор и у меня нет будущего только из-за того, что я из бедной семьи? Думаешь, что я с презрением смотрю на тебя и твоих друзей? Я таких слов не говорил никогда! Но теперь, когда ты стал задвигать странные речи о том, чтобы брать, что хочется, возможно, и буду. Я тебе говорил уже, мне просто ваше веселье неинтересно. Можешь считать меня моралистом, но я бы всё же предпочёл получать то, что хочу, менее вредоносными способами. Откуда у тебя вообще всё это в голове? Ты это на полном серьёзе? Мой брат тоже отброс? Он тебя вообще-то всего на год старше, но он сейчас уже какое-то время живёт отдельно, зарабатывает честно и тем, чем может. Он даже уже давно не зависает со своими сомнительными друзьями, гораздо реже пьёт. Он повзрослел вместо того, чтобы становиться вообще непонятно кем.       — В общем, скучает твой брат! И вот это его максимум, Дэнни. И твой тоже. Что-то как-то честно зарабатывать. Депрессивненько так. Тебе это не подойдёт. Я вообще-то прекрасно знаю, что ты, как бы ни притворялся умницей и милашкой, на самом деле отбитый на голову ебанат. Потому выпивать не любишь? Сразу наружу всё просится! Ты притворяешься обычным и скучным. Но ты двинутый. И это весело. Мне нравится. Ты мне таким нравишься. Так может хватит притворяться? Будь собой. Мелкий ебанат с невинными глазками — идеально же!       — Ты бредишь, — вздохнул Дэнни. — Ну, зато теперь я знаю, что ты обо мне думаешь. Сто лет не виделись, а ты рассказал мне о том, что я отброс и ебанат. И кто из нас отбитый? Вот, и на кой чёрт нам общаться дальше?       — Ладно-ладно! — засмеялся Кристиан. — Прекращаю. Но моё предложение всё ещё в силе. Мы ведь и правда давно не виделись.       — Что-то мне не кажется это хорошей идеей.       — Почему это?       — Потому, что ты ведёшь себя как говно, — сначала Дэнни не хотел его оскорблять, но выражения мягче он не придумал. Вернее, не захотел придумать.       — Как грубо, — ухмыльнулся парень. — Я ведь просто соскучился по своему дорогому другу. Может, я только потому так и говорю, а? Мне ведь, знаешь ли, обидно, что ты про меня стал забывать. Ужасно обидно! У тебя-то есть эта твоя Элис, а у меня, кроме тебя, никого.       — Как и ты про меня забыл?       — Ну, правда же! Давай уже не будем раздувать из мухи слона, просто как-нибудь заходи ко мне. А я пойду догонять ребят. Бывай, Дэнни.       Дэнни ничего не ответил. Сейчас поведение Кристиана уже не может не вызывать опасений.       Пускай взгляды самого Дэнни никогда не были такими же радикальными, зерно правды есть в том, что говорит его «друг». Едва ли кто-то кому-то действительно нужен в этом мире. Дэнни уже какое-то время старался примириться с этой мыслью и быть готовым не положиться ни на кого. Но ему всё же ещё хотелось бы верить, что есть что-то тёплое и настоящее. Дружба с Элис вовсе не притворная.       Мусором он тоже не спешил себя назвать. Дэнни вовсе не считает, что его ждёт большое и светлое будущее, но и все многообещающие пророчества взрослых его ужасно раздражают. Ему часто начинает казаться, что мать пытается спихнуть ответственность за собственную жизнь на сына, а все прочие просто вешают ему лапшу на уши, не желая расстраивать ребёнка. Однако последующая жизнь не видится Дэнни в столь мрачных тонах, чтобы начать считать себя отбросом, которому совершенно точно не по пути с законом.       Заявления Кристиана об «отбитости» его «друга» тоже звучат слишком уж громко. Однако Дэнни действительно боится потерять самообладание, зная, что в норму прийти может быть довольно сложно. Но называть его ебанатом из-за того, что пару раз в детстве он кому-то разбил нос, а кого-то толкнул так, что тот рассёк голову об угол скамейки — это слишком. Дэнни защищался, и тогда он был ребёнком. И именно поэтому он стал избегать драк. И старался вообще держать себя в руках. Конечно, изредка он выходил из себя. Для этого надо было постараться. Что же в этом ебанутого? В прочем Дэнни давным-давно перестал обижаться на подобные эпитеты, а в какой-то момент даже стал подыгрывать. Это всё были шутки. Такие глупые и детские. В какой момент они с Кристианом перестали вот так хохотать над всякой чушью?       Обиднее всего понимать, что Дэнни тоже скучает по этому идиоту, несмотря на то, что, как минимум, последний год их отношения постепенно становились всё более прохладными. Обычно Кристиан первым выходил на связь, когда они ссорились. Сейчас же у них давным-давно никаких конфликтов не происходило, но парень вообще перестал связываться с Дэнни. Тот же, в свою очередь, тоже наконец решил, что пора бы отдалиться. Со временем они просто станут теми, кто лишь здоровается при встрече.       Но прямо сейчас, даже несмотря на неприятные слова и необоснованную обиду Кристиана, Дэнни захотелось дать последний шанс этому человеку. Как бы ни было сильно чувство, что делать этого не стоит. Сколько можно? Который это раз? Но Кристиан точно не соврал, что скучает. В его голосе звучала обида. Он всегда становился желчным, когда его что-то задевало. Как бы то ни было, это ведь не меняет того факта, что этот человек катится по наклонной? И вот так просто из жизни исчезают друзья? Стоит ли пытаться ещё хоть раз до него достучаться?

***

      Я пытался. Я честно пытался. Я даже стал примерно посещать школу в последнее время, не пропуская даже дурацкой физкультуры, которую какой-то гений решил оставить старшеклассникам, а другой гений — поставить первыми двумя уроками во вторник. Благо, наша тренер, боевая машина пятидесяти лет с блондинистым ёжиком на голове, добродушно махнула на меня рукой, когда я чуть ни сломал руку о волейбольный мяч. Она видит, что Дэнни километр пробежал последним и чуть ни сдох, пытаясь быть быстрее, она милостиво ставит Дэнни неплохую оценку, говоря, что я выжал из своей туши всё, что мог. И только Эндрю ликует, обогнав самого хилого парня в классе на целых три секунды. Что же, у каждого должен быть предмет гордости, о котором он потом бы рассказывал внукам.        В общем, я совершенно искренне хотел перестать вести себя с Виктором как голубой стесняшка-еблан. В конце концов, даже если бы мимо нас прошла женщина небывалой красоты, то мои комментарии не приобрели бы ни капли другого оттенка. В голове ведь всё равно зародился бы, скорее, тройничок, где приунывшей красотке быстро стало бы скучно.       И я бы соврал, если бы сказал, что Виктор ко мне липнет. Да, он постоянно рядом. Всегда завязывает разговор при случае. А я не могу ему отказать! Этот котяра забалтывает меня, усыпляет мою бдительность, обычно страдающую бессонницей — и вот мы уже миленько гуляем по лесу, выкладывая о себе всю подноготную. И я, хлопая ресничками, смотрю на этого красивущего гада и думаю: «Вот это я попал!» Я бы убежал, сверкая пятками, если бы знал Виктора раньше. Но сейчас чуть ли ни всё в нём отзывается во мне чем-то родным таким и уютным.       Сейчас я понемногу стал наконец понимать, почему мне с ним так легко. Его гулянки заглушили в нём все остатки снобизма. Какую бы угрюмую и надменную морду он ни умел скорчить, Виктор всё равно не похож на того, кто всех вокруг считает грязью под ногами. Кажется, нас обоих окружающие могут нередко обвинить в высокомерии. Но Виктор не кичится ничем, может поддержать любой разговор, а может и вести себя так, словно вырос со мной по соседству, а не в элитном районе с дорогущими особняками.       Вот, и я могу быть милым и вежливым, но натуру, привыкшую включать режим «не трожь, а то загрызу» так просто не выключить. Ну не выжил бы я иначе во дворе, где некоторых детей дома ждали пьяные родители, некоторых — кучка бездельников на самых разных пособиях, а кого-то вообще уголовники. И за всем этим ещё наблюдает сосед — копия Джорджа Харви. Всё не было так ужасно, как могло бы показаться, но лучше было уметь мимикрировать. Как и нельзя было расслабляться в хорошей школе, где выделяешься что положением, что поведением.       И сейчас, когда я взрослый парень, обросший самыми разными привычками и моделями поведения, особенно рад встретить человека, который прекрасно понимает, что это всё лишь обёртка, ведь он и сам такой. А если достать конфетку, то остаётся такой же недовольный собой парень, жаждущий, чтобы мир был понятнее и проще. Два наивных дурачка, желающих, чтобы всё было честно, а справедливость не была бы выдуманным понятием. Разные характеры и темпераменты, а суть одна. Будто бы две стороны одного и того же. Мы похожи больше, чем может показаться. Слишком чувствительные, слишком замороченные, да ещё и оба не слишком хорошо научились взаимодействовать с окружающим миром. И, кажется, оба стремимся найти ту самую «золотою середину», чтобы и себя не терять, и не быть изгоями. Просто одинаковую начинку окунули в разный шоколад и эти две конфеты обернули в обёртки разных цветов. Мы разные. Но понять друг друга можем. И довольно легко.       Смотрю на Виктора и думаю о том, что я бы хотел иметь достаточно смелости вот так жить на полную катушку. Ошибаться, жалеть об этом, исправлять то, что натворил, но точно не бояться каких-либо решений. Виктор живёт как хочет и делает, что хочет. Он настоящий. Со всеми своими недостатками и тяжёлым грузом. Он будто бы весь отдаётся тому, что его волнует. Мыслям, эмоциям, делу. Я не видел, как он злится, но радуется и веселится словно ребёнок, чего не ожидаешь от того, кто на первый взгляд кажется угрюмым и надменным. Виктор похож на человека, которого невозможно заставить делать то, чего он не хочет и, что ему неинтересно. Но стоит ему увлечься — и он может забыть про всё на свете. Просто «вечный подросток», но довольно честный и даже почти бесхитростный, как бы ни пытался быть как все «нормальные» взрослые люди.       Я бы никогда не подумал бы, что так сильно западу на кого-то подобного. Я думал, что это всё не для меня. Мне не нужны проблемы, я не хочу жить на пороховой бочке, да ещё и не люблю я возиться с детишками. Тем более, с такими огромными. Я вообще-то сам не то чтобы сильно повзрослеть успел. Но Виктор не оставляет мне никаких шансов.       Я обычно не рассказываю лишнего посторонним, но мой язык тут же развязывается, стоит только обмолвиться парой слов с этим котярой. Я практически уже смирился с тем, что вряд ли в ближайшее время смогу быть с парнем, но ещё немного — и я стору свои ладони от постоянной мастурбации. И именно на парня. Я хотел держать дистанцию, но стоило Виктору на второе упоминание «философа-разговорника» спросить, что это за зверь такой, как я уже считаю своим долгом ознакомить его со старой комедией, чтобы мы сидели и хохотали как две гиены. Я хотел прекратить заигрывать с ним, но не могу не сказать, какой он милый, когда… Всегда! Он милый, красивый и даже неглупый. И вообще хороший человек. Добрый, неравнодушный, понимающий. Виктор замечательный, кто бы что ни говорил.       Если бы я позволил себе немного наивности, я бы даже сказал, что нашёл наконец родственную душу. Я попросту влюбился, а это выбивает из головы всю рациональность, не позволяет быть просто сдержанной ледышкой или же говнюком. Нет, я хочу быть с ним тем самым котёночком. Сладеньким как розвые сопли в сахаре. Кем я, блин, стал?! Меня даже не раздражает, когда Виктор ведёт себя так же! Наоборот, я лишь кайфую от всей этой радужной блевотины единорога!       После долгих терзаний и сомнений, после всех стадий принятия, после кучи мыслей и продумывания всевозможных вариантов, после метров дрочки, в конце концов!.. После всего этого я решил. Была не была. Я попробую ещё раз. Пускай Бен идёт к чёрту. Элис права, я не передумаю на его счёт. А тут рядом Виктор. Как бы я ни хотел быть правильным и хорошим, как бы ни желал Бену счастья, мы не нужны друг другу. Мы только мешаем друг другу жить дальше, попутно делая хуже вообще всем. Пора уже прекращать. Что бы ни вышло в итоге с Виктором, так всё равно будет лучше.       Мне слишком захотелось попытаться. Я смирился с тем, что, возможно, придётся ещё раз разочароваться в себе же. Но я не хочу в каких-нибудь лет пятьдесят вспоминать это время и думать, что всё могло бы быть иначе. Пускай я не уверен насчёт того, что ко мне чувствует Виктор, я вижу, как минимум, интерес и желание. Он хочет меня — это точно. Этот взгляд я хорошо узнал даже ещё до того, как успел понять его значение. Но разве, если бы Виктор был ко мне равнодушен, стал бы он так со мной возиться? Стал бы столько трепаться, пытаться чем-то помочь, беспокоиться? Стал бы рассказывать о себе столько всего, чего на самом деле стыдится?       Но даже если я и в очередной раз лишь замечтался, я не могу это всё просто игнорировать. Пусть тогда Виктор сам вернёт меня с небес на землю и скажет, что я зря возомнил, будто бы ходячая проблема без гроша за душой может ему понравится. А я должен честно рассказать ему о том, что для меня всё довольно непросто и запутанно, но я уже просто без ума от него. Если я нравлюсь Виктору и он захочет дать мне шанс, может, даже будет проще переступить через свои страхи.       Но, конечно же, я бы не был собой, если бы всё было просто. Слова застревают в горле, когда я думаю о том, что мне надо просто взять и признаться перед кем-то в том, что я не только ходячая проблема, но ещё и те беды с головой, что видны невооружённым глазом — это лишь верхушка айсберга. А потому я решил, что не буду резко и внезапно вываливать всё на Виктора. Я ведь уже постепенно рассказываю о том, кто я есть. Пусть всё идёт своим чередом. Посмотрим, что из этого выйдет.       Хоть я и ворчал, но я всё же решил даже попытаться скинуть несколько смен, чтобы наконец немного выспаться и в целом отдохнуть и успокоиться. Всё же порвать с Беном — это хоть и ожидаемый исход событий, но в подобных разговорах нет ничего приятного. Мне удалось освободить только один день. Никто не захотел ни меняться, ни просто взять очень выгодную ночную смену с пятницы на субботу. Что ж, тогда разговор с Беном я оставлю на воскресенье. Такое надо сообщать при личной встрече. Остаётся лишь отоспаться в субботу.       Сегодня же надо морально подготовиться к завтрашнему дню. Проснуться к семи утра и почти без отдыха дотянуть до утра субботы — это мощно. А Дэнни, как известно, вынослив как бык и живуч как таракан, да. В общем, я решил, что перед тяжёлыми и, возможно, стрессовыми выходными, надо отдохнуть. А потому после школы я в очередной раз составил Виктору компанию при походе в продуктовый магазин.       Виктор вовсе не преувеличивал, говоря, что не умеет готовить. Мы уже пару раз шаманили на кухне вместе под мои подробные комментарии о том, как, что и, почему. Как оказалось, он не пробовал состряпать даже что-нибудь вроде яичницы. В магазине мне тоже пришлось рассказывать ему вообще обо всём. Мне потребовалось уже не раз раскрывать ему тонкости подбора продуктов. Читать состав, вытаскивать самые лакомые кусочки, знать, где лучше взять мясо, а куда привозят овощи и фрукты получше. В общем, открываю для этого инопланетного существа, что только благодаря урокам химии и знает, что не стоит жарить на нерафинированном масле, удивительный мир покупки продуктов и кулинарии. Этот человек, как я узнал, неплохо разбирается в разных деликатесах, зато изумился разнообразию сортов картошки.       Чего я не ожидал, так это того, что Виктор искренне будет заинтересован в разнице между рисом Басмати и, например, круглозёрным. Глаза Виктора прямо-таки загорелись, когда мы в первый раз дошли до отдела с мясом. Ну точно ребёнок в Диснейленде! Он пробовал кучу разных блюд и деликатесов, но никогда особо не задумывался о том, как что готовится. И ему оказалось действительно интересно слушать о том, для чего какой кусок мяса подходит, как правильно варить спагетти и, чем отличается жарка от тушения. Просто примерный ученик.       Я сначала подумал, что Виктор просто нашёл себе очередную забаву, но его, кажется, кулинария вполне по-настоящему увлекла. А, что оказалось особенно очаровательно, он совершенно не стесняется признавать, что что-то не умеет или не понимает. Жизнь так часто сталкивала меня с теми, кто делает вид, что знает всё, что обратное меня уже просто не может не привлекать. Просто обожаю, когда человек учится чему-либо.       — Нет, ты серьёзно? — Виктор с подозрением посмотрел на кастрюлю бульона. — Это же просто рис с мясом, нет? Зачем так заморачиваться и ещё бульон варить?       — Потому, что это не просто рис с мясом, а ризотто, — нарочито поучающим тоном ответил я, прекрасно понимая, что это просто интерес, а не желание схалтурить. — Это не лишняя морока, а то, что делает блюдо действительно вкусным. Если ты такой умный и тебе кажется, что можно исключить какие-то якобы лишние действия и ингредиенты, то не видать тебе действительно вкусного результата. Многие блюда на самом деле дешевле, чем кажется, так что я много чего научился неплохо готовить. Есть опыт, вкусно есть-то хотелось. Хотя Майк, конечно, хихикает из-за того, что я не такой быстрый и ловкий. Он раза в три меньше времени может потратить на приготовление еды. Да уж, ещё бы хвастаться тем, что ты умеешь делать лучше то, что является твоей работой.       — Ещё немного наловчусь побыстрее нарезать всё — тоже хихикать буду, — улыбнулся Виктор. — Больно смотреть на то, как ты держишь нож.       — Почему правши всегда такое говорят левшам? — вздохнул я. — Всё-то я криво делаю, по мнению окружающих.       Всё уже почти готово. Осталось залить бульон в сковороду и довести рис до готовности. Я хотел убрать нож и пару тарелок в посудомоечную машину — лучшее изобретение человечества, помимо стиральной машины, но рука соскользнула. Я хоть и не очень быстрый, но уже давно привыкший к тому, что у меня во время готовки посуда иной раз летает по кухне, тут же отставил ногу назад. Нож, задетый рукой, полетел со стола и упал рядом с моей ступнёй.       — Фух, — выдохнул я, поднимая его. — Паркет не поцарапал. Мне иногда страшно на этой кухне готовить. Боюсь, что паркет попорчу.       — Ебанько ты мелкое, — Виктор тут же подлетел и стал сам загружать оставшуюся посуду. — Ты сам-то не поранился? У него тут ножи летают, а он мне про паркет!       — А, ну… — меня забавляет каждый раз наблюдать за его реакцией на всякие незначительные мелочи. — Это же обычное дело. Я не особо ловкий, так что часто что-то роняю. Как-то я взялся приготовить торт маме на день рождения, так пришлось весь холодильник от крема отмывать. Резался не раз, кипяток на себя проливал… В общем, обычные травмы на производстве. Только компенсацию не с кого трясти. Но это всё не из-за того, что я левша!       — Как можно сочетать в себе художественный талант, умение вкусно готовить и руки из жопы?! — когда зазвучал таймер, Виктор отпихнул меня подальше и сам стал выполнять заключительные шаги в приготовлении ризотто.       — Но-но-но! — я картинно всплеснул руками и возмутился. — Пресловутую полочку я прибить могу и даже ровно! Ещё я немного умею вязать! Правда шью так, будто бы у меня нет пальцев. Что ещё… Не важно! Руки, может, и из жопы, да золоты-ы-ые!       Медленно заливая бульон в сковороду и помешивая рис, Виктор чуть дёрнулся, сдавленно кряхтя, видимо, пытаясь не ржать, чтобы не расплескать всё. Когда же начинающий кулинар справился с последними этапами и поставил таймер, чтобы довести рис до полной готовности, он внимательно осмотрел меня с ног до головы.       — Похоже, что не задело, — констатировал он, после чего его взгляд остановился на моих руках, выглядывающих из-под закатанных рукавов рубашки. — Как твои руки? Кажется, уже почти зажило.       — Нормально, — внезапный вопрос заставил меня ненадолго зависнуть.       Прятать руки дома уже нет смысла. Тем более, во время готовки. Тем более, что я действительно не царапал себя, ведь каким-то удивительным образом Виктор почти каждый день поднимает мне настроение настолько, что я почти забываю обо всём плохом.       — Хорошо, — он кивнул со всей строгостью, на которую, наверное, способен. — Слушай, если я ещё раз увижу, как ты расчёсываешь свою многострадальную кожу, я сам тебя отвезу в психоневрологическое отделение и скажу, что ты представляешь опасность для себя и, возможно, окружающих. Понял?       — Да неужели? — рассмеялся я. — Силой притащишь меня и будешь пытаться доказать мою неадекватность? Серьёзно?       — Серьёзно, — без малейшего намёка на улыбку ответил он. — В мою пользу говорят твои руки. И не только.       Каждый раз, когда Виктор затрагивает эту тему, у меня возникают двоякие чувства. Осознание его обеспокоенности и, кажется, заботы разливается странным теплом внутри. Хочется немного расслабиться и сказать: «Да, ты прав, у меня проблемы». Хочется выдохнуть и позволить себе немного слабости и надежды на то, что кто-то не хочет оставлять меня один на один с моими бедами.       Но с другой стороны меня дёргает вот этот нервный Дэнни, который вот-вот слетит с катушек и умоляет не давать слабину. Не показывать, что я могу быть уязвим. А если мне только мерещется, что Виктору не наплевать? Что если он просто пытается быть милым, чтобы я не мог ему отказать? А что если он чуть-чуть побудет вот таким, я привыкну, а потом не смогу так просто отпустить? Вечные «А что если?» меня доканают. Бесит этот дёрганный Дэнни. Бесит постоянное сомнение.       На какое-то время уйдя в свои мысли, я просто остался стоять посреди кухни. В реальность меня вернула ладонь Виктора, которой тот помахал перед моим лицом.       — Шутки шутками, а зависаешь ты точно как кот, — хмыкнул он. — Это вообще нормально?       Если честно, я без понятия, что на это ответить. Я нередко задумываюсь и как-то перестаю обращать внимание на происходящее вокруг. Есть у этого и плюсы, и минусы. Приятно иногда не замечать чего-то совсем уж скверного. Но может быть опасно в упор не видеть чего-либо.       Почти тут же прозвучал таймер, и Виктор выключил огонь под сковородой. На кухне повисла тишина. Я сел за стол, думая, неужели со стороны всё выглядит настолько плохо. С тех пор, как Виктор застукал меня за моей дурацкой вредной привычкой, он нередко выглядит обеспокоенным. Он обращает внимания даже на то, что для меня стало естественным почти как дыхание. Из-за этого я уже просто не могу не задумываться, точно ли всё то, что мне кажется нормальным, таковым является на самом деле.       — Дэниел, — сказал наконец Виктор, садясь напротив меня. — Тебе стоило бы найти более здоровый способ справляться со стрессом. Психотерапию, например, попробуй. Ты всё время отнекиваешься, но просто подумай об этом. Я понимаю, ты только переехал, только начал чуть более свободно дышать. Наверное, сложно осознавать, что всё это время…       — Спасибо, конечно, — перебил я. — Но я ещё не заработал себе на психотерапию. Ты, возможно, не понимаешь, как это дорого для меня. Не надо снова об этом.       Возможно, будь это кто-то другой, мне было бы неприятно слышать советы лечить голову. Но к Виктору у меня нет никакой агрессии на этой почве. Может, потому что он хочет помочь, а не покрасоваться своими умом и добротой? Не знаю. Но это всё равно сейчас не то, о чём мне хотелось бы говорить с кем-то, с кем ещё даже не выяснил отношения.       — Я мог бы помочь, — Виктор странно посмотрел на меня, будто бы даже умоляюще.       Видно, что он пытается чего-то не показывать и оставаться спокойным. Но похоже, что Виктору не даёт покоя то, что он видит. Почему? Разве я так плохо выгляжу? Или дело вовсе не во мне? У Виктора же там загадочные моральные долги в голове вертятся, что бы это ни значило.       — Это как-то слишком, — так или иначе, это многовато для людей, знакомых так мало. — Ты так кидаешься щедрыми предложениями, что я могу и согласиться. Добрая душа, тобой так будут пользоваться.       — Так, для того я, блядь, и предлагаю! — Виктор приставил ладонь к лицу. — Ты безнадёжен! Ты вообще понимаешь, что я помочь хочу? Мне-то это ничего не стоит! И, поверь, я отнюдь не такой милый и щедрый! Но ты, дорогой мой котёночек, можешь мной пользоваться, если пожелаешь. Я разрешаю. Забей на работу, полечи головушку свою красивую, а я помогу.       Та часть меня, что ещё не растеряла самоуверенности, сказала бы, что это слова влюблённого по уши идиота. И я мог бы быть той ещё сволочью, прикидываясь хорошим человеком, но постепенно отнимая всё, что у него есть. Что же, Виктору повезло, что я сам на него слишком запал, а такие манипуляции считаю ниже своего достоинства. Ха, если бы ни это мнимое достоинство, было бы проще. Но некоторые принципы у меня всё-таки есть, а уверенность быстро рассеивается под постоянными сомнениями и вопросами. И вот я уже далеко не так сильно убеждён, что правильно интерпретировал слова Виктора.       Как бы он мне ни нравился, вся эта щедрость только поставит меня в уязвимое и зависимое положение. Наверное, поэтому я даже немного испугался, когда Бен предложил предложил жить вместе. Неправильно было бы этих двоих сравнивать. Но Виктор, кажется, немного увлёкся со своим желанием помочь.       — Спасибо, но разве я могу принять подобную помощь от человека, которого знаю всего ничего? — я улыбнулся, всё ещё неуверенный в том, что сам же по этому поводу чувствую. — Тем более, что нельзя всё бросать, просто потому что я, как ты сказал, долбанный невротик. Я, конечно, рассказал тебе, что меня довольно сильно напрягают многие бытовые моменты. И я понимаю, что оставлять себе царапки на руках не очень полезно. Но вообще-то надо как-то учиться со всем этим жить.       — Зачем? — Виктор посмотрел на меня с самым искренним недоумением. — Зачем добровольно жить в стрессе, если тебе предлагают варианты проще и приятнее?       — Я же сказал, что пока что не рассматриваю такие варианты, — напомнил я. — А зачем вообще делать что-то, что не нравится, да? Хорошо, когда ты можешь выбирать. Но так не всегда. И миру насрать на то, кто ты, что ты, чего боишься и, какие у тебя трудности. Всем насрать, почему тебе что-то может даваться труднее, чем остальным. Важен лишь результат. И ты его или даёшь, или нет. Вот и в моём случае всем будет наплевать на то, как мне трудно работать с людьми, почему и как так вышло. Важно, могу я это делать, или нет. Так уж вышло, что люди — создания социальные. И, чтобы эффективнее выживать, надо держаться социума. Поэтому, как бы я ни нервничал, я буду продолжать пытаться говорить с людьми, даже если это трудно. Важно научиться, раз я этого не умею. Насрать, что мне страшно. Я не хочу быть затворником. Мне вообще-то нравится с людьми общаться, когда мне это всё же удаётся. И в данной ситуации я просто выбираю самый эффективный вариант из всех доступных мне, который поможет мне жить немного лучше. Да, меня нервируют проблемные посетители, да, ночные смены — зло. Да, меня утомляет постоянная болтовня окружающих и шум. Но ко всему можно привыкнуть. И я привыкну. И это уже не будет таким стрессом. И будет уже не так страшно на следующей работе, к примеру. Не всё и не всегда даётся легко. Так что нахер всё это нытьё про то, что я невротик, ладно? Я трус и слабак, но я не собираюсь себя жалеть и просто плыть по течению, приговаривая, что вот такой вот я есть, примите меня, люди добрые! Нет. Всем насрать. Не насрать только на то, что увидят и на то, что я сделаю.       Явно о чём-то задумавшись, Виктор посмотрел на меня с некоторым удивлением. Его губы растянулись в лёгкой улыбке, даже будто бы смущённой.       — Интересный же ты, — тихо сказал он. — Скажи, Дэниел, почему ты говоришь, что ты трус и слабак? Хоть убей, я этого в тебе не вижу ни грамма. Ты по-взрослому рассуждаешь, не смотришь на всё в розовом свете, явно выдвигаешь к себе высокие требования. В конце концов, ты понимаешь, что ты из себя представляешь. Не таких людей обычно считают слабыми или трусливыми. Если честно, я даже до конца не смог понять, в чём же твои страхи заключаются, раз уж на то пошло. Ну, допустим, ты воробушек-социофобушек, как тебя назвала Элис… Но ты всё равно упорно делаешь вид, что это не так. Вполне успешно. Ты не избегаешь стрессовых ситуаций. И, кстати говоря, с тобой сложно не согласиться, что надо держаться социума. Но это не только преодоление своих заскоков, а ещё и умение воспользоваться выгодой и предложенной помощью. Ты говоришь про социум, но сам пытаешься сделать всё в одиночку.       — Твоя правда, — пожал я плечами. — Я же говорю, я учусь.       — Ты не ответил на вопрос, — он сощурил глаза, явно не желая дать мне уйти от темы.       — Ладно-ладно, — нахмурился я. — Я не очень люблю об этом говорить. Просто кучка дурацких страхов весьма сильно портят жизнь и не дают мне покоя. С этим бывает сложно что-либо поделать, несмотря на все старания. Представь, что у тебя агорафобия, но ты хочешь путешествовать. И ты пытаешься выходить из дома. Выходишь иногда во двор, сидишь на крыльце… ну и так далее. Но дальше двора всё равно не можешь зайти. Вот и у меня так. Просто я не уверен, что в моём случае можно назыать фобией, а что нет. Таких пунктиков много. Какие-то больше, какие-то меньше. Такой вот я заёбистый. Но какие-то желания и цели у меня есть. И все эти пунктики могут мешать. Но мужчина я или кто? Я не собираюсь просто сидеть и наматывать сопли на кулак, причитая о своей нелёгкой судьбе. Надо что-то делать — иди делай! И я стараюсь преодалевать все эти страхи. Что-то получается. Я могу работать в баре, например, но, когда я раскошелился на дорогущий билет на концерт, на который очень хотел попасть, я сбежал оттуда с позором, спустя двадцать минут. Мало того, что люди зажимали со всех сторон, так когда все стали поднимать вверх руки со своими смартфонами, чтобы заснять сцену, мне показалось, что я там просто сдохну. Думал задохнусь и меня затопчут. Так и не могу в такую толпу входить. И, вот, когда я сталкиваюсь с подобными ситуациями, где чувствую полное бессилие перед своей тревожной тушей, я чувствую себя слабаком и трусом. Ведь я пытаюсь, но у меня ничего не выходит. А с каждым разом становится только сложнее и сложнее решаться попробовать снова. Всё это ужасно мешает делать то, что хочется.       — А чего тебе хочется? Чего ещё ты боишься?       Виктор смотрит на меня пристально, не отводя взгляда. Мне кажется, что мы думаем об одном и том же. Виктор же явно понимает, что проблема не только в том, что я с трудом и медленно осваиваю тонкости социального взаимодействия. Он хочет узнать больше. В конце концов, и идиот бы понял, что я что-то недоговариваю. Видимо, пора попробовать? Не думал, что это случится так быстро, но так даже лучше. Виктору стоит знать, с кем он имеет дело. Нечего тянуть кота за яйца.       Закрыв глаза, я набрал в грудь побольше воздуха.       — Боюсь мужчин, — резко выдохнул я, пока не успел передумать. — Пришлось потратить некоторое время, чтобы научиться нормально хотя бы общаться и мочь руку кому-то пожать. Но это не отменяет того, что голова взрывается от кучи тревожных мыслей, когда дело касается близости. Мне нравятся мужчины, но я их боюсь. Вот так. Как ты и говорил, ходячее недоразумение. Ха-ха…       Усмехнувшись, я посмотрел вниз. Так прямо я об этом даже Бену не говорил. Виктор, похоже, не сразу решил, как стоит реагировать на моё признание. Но через какое-то время он всё же решил нарушить тишину.       — А как ты тогда с Бенджамином?.. — с недоумением спросил он. — Он вообще знает об этом?       — Через страх, — честно ответил я, снова посмотрев на него. — Не знает масштабов, но в общих чертах имеет представление. Вот такая забавная история. На момент, когда я ему предлагал переспать, я хотел, скорее, не самого Бена, а просто перестать бояться. Аппетит пришёл во время еды, так сказать. Бен был лишь средством от страха. Но в итоге я перестал бояться лишь его. В конечном счёте-то мне понравилось. Я пробовал встречаться с другими, когда мы ещё только начинали… и ничего из этого не вышло. Это что-то на физическом уровне. А я ведь очень старался держать свой страх при себе. Но увы. И хочется, и колется.       — А чем Бенджамин такой особенный?       К моей радости, я не увидел в глазах Виктора жалости или презрения. Только любопытство и какой-то огонёк.       — Не уверен, что сам могу точно сказать, — признался я. — Наверное, тем, что я его достаточно давно знал. Он вполне симпатичный, он мне нравился, но у меня никогда не было к нему глубоких чувств, а от этого было не так страшно его случайно обидеть своей… чрезмерной реакцией. А то знаешь… Люди оскорбляются, когда понимают, что они кого-то чем-то пугают. Я это понимаю. Это, наверное, обидно. Бен казался мне более-менее безопасным. Если без подробностей, то я к нему постепенно совсем привык и, спустя некоторое время, не было страшно вообще. Даже на компромиссы смог иногда идти. Говорю же, ко всему привыкаешь. Но с другими это, увы, не работало. Сам до конца не знаю, что такого в Бене… наверное, совокупность всего? Было немного проще из-за того, что он никогда прежде не проявлял ко мне подобного интереса. Не так страшно, когда видно спокойный взгляд, а не безумное желание. Когда же оно появляется у того, с кем уже успел полапаться — страха уже совсем нет. Не знаю. Если бы понимал, как это всё работает, может, вывел бы для себя формулу идеального партнёра.       В этом сложно признаваться. Обычно моё поведение задевало тех, с кем я хотел попробовать переспать. И мне не встречалось тех, кто готов бы был дать мне побольше времени для того, чтобы я привык к ним. Я могу это понять. Я ведь тоже хочу близости. Я молод, в конце концов. С девушками таких проблем никогда не было.       Виктор хотел знать, почему я считаю себя трусом и слабаком — вот и ответ. Я даже не могу спокойно делать то, что мне хочется. Просто из-за дурацких страхов. И хотя я сам чувствую себя из-за этого жалким, Виктор всё же не прекращает смотреть на меня как на совершенно нормального человека. И это приятно.       — То есть, ты с ним был просто потому, что не получалось ни с кем другим?       — Что-то вроде того. Было удобно, но сейчас уже всё надоедо. Было вполне неплохо, но раздражает бессмысленность собственной затеи. Меня давным-давно бесил сам факт того, что мне что-то желаемое совершенно недоступно. Не из-за бедности или отсутствия возможностей. А просто из-за иррационального страха. Вот и продолжалось всё… Как бы назло самому себе. И немного от быта отвлечься хоть изредка. Глупо это всё. Давно надо было прекращать.       — А так было всегда?       — Если честно, не помню. Мне кажется, что я всю жизнь с этой проблемой, но, когда вспоминаю детство, когда мыслей об интиме даже не было… не знаю. Помню, что когда-то физический контакт с собственным полом меня так не нервировал, не пугал. Не знаю я, когда всё началось. Я так привык, что кажется, словно бы так было всегда, но в то же время, есть чувство, будто бы этот страх ужасно чужеродный. Как, если бы он не давал бы мне быть самим собой. Потому так и хочется от него избавиться. Не знаю я… это всё так странно. Вслух говорить ещё страннее. Не знаю.       Облокотившись обеими руками на стол, я положил лоб на обе ладони, чувствуя, что лицо уже совсем раскраснелось. Я даже как-то успел забыть, для чего вообще решил признаться в том, о чём предпочитаю молчать. Наверное, я звучу и выгляжу жалко. Ничего-то я сам не знаю. Может, и не боялся бы, если бы сам всё понимал.       — Скажи, Дэниел, — низкий голос прозвучал серьёзно, но мягко, и в то же время без издёвок и без снисходительности. — А меня ты тоже боишься? Ты поэтому всегда закрываешься на ночь?       Да, я знаю, к чему он ведёт. Но почему он только расспрашивает, но сам не говорит о том, что думает? Видимо, придётся говорить мне. А то так и будет тянуться этот недофлирт и душевные разговоры. Только больше всё запутается.       — Не сказал бы, — вздохнул я, пытаясь подобрать правильные слова. — Ты мне нравишься, Виктор. Ты и сам это, пожалуй, заметил. И, кажется, я тебе тоже нравлюсь. Это и то, что мы неплохо ладим, — причины, почему я вообще тебе это всё говорю. Однако, при всей моей симпатии к тебе, я ещё не совсем привык. Мы мало знакомы, хотя это знакомство меня очень и очень увлекло. Я не уверен, что сейчас смогу сказать что-то, что ты хотел бы от меня услышать. Пока мы просто разговариваем, я тебя точно не боюсь. Точно не умом. Но это всё, что я могу сейчас сказать. Слишком мало времени прошло. Мой опыт показывает, что этого недостаточно, чтобы перестать трястись. Я закрываюсь, потому что мне так спокойнее. Я вовсе не думаю, что ты что-то мне сделаешь. Моя голова работает. Я могу нормально рассуждать. Но страх иррационален. Замок — это просто небольшой плюсик к ощущению безопасности, я ведь знаю, что он на самом деле не помеха. Ты мне правда очень нравишься. Но я не совсем знаю, что мне с этим делать, учитывая, что я… вот такой. Возможно, я иногда говорю или делаю что-то странное, а, может, обидное. Извини, если так.       Начал оправдываться, хотя не похоже, будто бы я нанёс Виктору смертельное оскорбление. Он, кажется, просто хотел понять, что к чему.       В молчании я никак не решусь поднять голову и снова посмотреть на Виктора. Что он думает? Как сейчас на меня смотрит? Противен ли я ему из-за всей этой противоречивой чепухи? Или, может, я в очередной раз становлюсь «бедненьким Дэнни»? Пожалеть его, убогого, и идти дальше. Трус, слабак и тряпка. Пытаюсь таким не быть. Правда пытаюсь. Но чувствую себя именно так.       — Хочешь попробовать со мной? — спросил наконец Виктор.       Попробовать что? Переспать? Встречаться? Сыграть партию в шахматы? Стоило бы спросить это вслух, но, наверное, я впервые в жизни так сильно опасаюсь услышать честный ответ. Я бы хотел, чтобы Виктор понимал серьёзность того, в чём я признался. Но мои ожидания — мои проблемы.       Наконец собравшись, я поднял голову. Нет, жалости во взгляде Виктора всё так же нет. И нет ничего из того, что я только что опасался увидеть. Зелёные глаза заблестели и широко распахнулись. Почти безумный и голодный взгляд в нетерпении впился в меня. Я почувствовал, как мой пульс участился, а низ живота неприятно стянуло. Внутри меня вдруг всё упало.       Да, я ведь и так знал, что Виктор меня хочет. Это нормально. Так и должно быть, когда два человека друг другу нравятся. Но этот взгляд не сулит ничего хорошего. И я не могу приказать своему телу не паниковать. До этого Виктор, хоть и пожирал меня своими красивущими глазами, всё же не смотрел вот так. Будто бы ему вот-вот сорвёт крышу. Он не улыбался так, будто бы оголодавший пёс, которому вот-вот дадут мяса.       А ты чего ждал, идиот? Что ты какой-то особенный и тебе скажут, что всё хорошо и, что вы вместе справитесь с этой ситуацией? Романтики захотелось? Ты дурак, Дэнни. Наивный и безнадёжный. Ты ведь сам всегда прекрасно знал, к чему ведёт всё это. Ты должен понимать, что потребности тела всегда идут впереди. Это нормально. И то, что Виктор к тебе хорошо отнёсся и ему не жалко тебе помочь, ещё ничего не значит.       «Для Виктора ты просто игрушка!» — в голове звучит голос Бена.       Чёрт! Хватит! Я не должен об этом так думать. Не должен. Виктор же ещё ничего толком не сказал. Нельзя себя накручивать только из-за того, что он якобы как-то не так смотрит. Это лишь мои домыслы. Лишь мои домыслы…       — П-послушай, я серьёзно, — от волнения я начал запинаться. — Это всё для меня совсем… совсем не шутка. Поэтому тебе лучше… лучше говорить яснее. — Куда яснее? — Виктор будто бы в самом деле не понял, чего я от него жду. — Я хочу тебя. Ты меня тоже. Чем продолжать бояться…       — Нет, спасибо, — я резко оборвал его рассуждения. — Я не слишком заинтересован в том, чтобы просто прыгнуть к кому-то в постель. Как показал опыт с Беном, это не особо работает как средство от страха. И, откровенно говоря, на тебя я смотрю совсем иначе.       Бен никак не может соревноваться с Виктором. Чёртово «котёночек», сказанное низким голосом, просто сводит с ума. На Бенджамина я никогда не смотрел так. В Виктора же я, кажется, уже влюбился по уши. Но то, что я ему нравлюсь, не означает, что наши чувства одинаковы. В этом нет ничего плохого. Обижаться не на что. Как он сказал при первой встрече? «Забавный зверёк»? Видимо, я всё же слишком увлёкся и стал воображать то, чего нет. Но я всё ещё не хочу спешить с выводами, пока внутри ещё теплится маленькая надежда на то, что Виктор может сказать мне не только о том, что хочет меня. Я должен услышать именно его слова.       — И как же? — тонкие губы растянулись в ухмылке, а глаза уже привычно хитро сузились, всё ещё лихорадочно блестя. — Чего же тогда ты хочешь?       — Виктор, это довольно жестоко, — слова полились сами собой. — Я же сказал, что ты мне нравишься. Сказал, что я не знаю, что мне с этим делать. Что ещё ты хочешь от меня услышать? Что я тоже хочу тебя? Естественно. Но мне страшно. Правда страшно. А ты продолжаешь засыпать меня вопросами, толком не давая ответов. Если ты хочешь предложить просто перепихнуться, то я вынужден отказать. Я не согласен на простой секс с тем, кто мне действительно сильно нравится.       — Простой секс?! — Виктор вдруг резко встал, врезавшись обеими ладонями вповерхность стола и наклонившись чуть ближе ко мне. — Да я же, блядь, от тебя в восторге!       Я тут же отодвинулся чуть дальше. Взгляд Виктора стал казаться чуть ли ни безумным с этим блеском в сочетании со слегка расширившимися зрачкам. Да что с ним такое?! Разве я что-то сказал или сделал, чтобы он так возбудился?       Спокойно, Дэнни. Не забывай, что в подавляющем большинстве случаев, никому и задаром не сдалось тебе как-либо вредить. Спокойно. Ты ведь всегда это себе говоришь, и так и выходит. Страхи иррациональны.       — П-полегче… — я снова стал запинаться, но всё равно попытался улыбнуться, а мой голос дрогнул.       — Боже, я сдаюсь! — выпалил Виктор, нервно всхохотнув, и я заметил, что его руки стали едва заметно подрагивать. — Хочу тебя. Просто безумно хочу! Никого и никогда так не хотел! Ты такой… такой… Аргх! Чёрт! Сам подумай, Дэниел! С Бенджамином у тебя никогда такого не было. Разве не должно всё получится только лучше, если это буду я? Мы ведь… мы… Просто решайся, Дэниел!       Кажется, у него совсем путаются мысли. Только что мы сидели и спокойно разговаривали, а тут он резко смотрит на меня так, что я чуть ли ни вижу в его глазах, что он там уже со мной в своей голове делает. Виктор навис над столом, приблизив ко мне своё лицо, и оскалился, сильно закусив свою губу. Разве что ни зарычал. Зверюга, блин!       Всё то логическое и рациональное, что есть в моём разуме, подсказывает мне, что я зря загонялся. Да, Виктор только и твердит о том, как хочет меня, но чувствует он явно больше. Я не знаю, что его так зацепило в нашем разговоре, но он, кажется, просто сейчас не может чётко выразить мысли. Виктор ведь такой. Весь отдаётся чувствам. И сейчас, похоже, он возбудился ни на шутку. Я это понимаю. Но я ничего не могу сделать с животом, который уже вовсю крутит. Не могу не чувствовать, как все внутренности будто бы сдавливает, а я теряю способность дышать.       — И-извини, но мне кажется, что лучше оставить эт-то на потом, — я отодвинулся ещё дальше и встал из-за стола, стараясь сохранять самообладание. — Т-ты слишком… Д-договорим потом.       Я собирался пойти к своей комнате. Мне не хотелось бы демонстрировать, насколько логика неподвластна в таких случаях. И Виктору надо остыть. Так мы не поговорим нормально.       Однако Виктор быстро догнал меня и не дал выйти, поставив свою руку на закрытую дверь кухни. Когда я повернулся, его лицо оказалось опасно близко, что заставило меня тут же вжаться в дверь. Сердце забилось ещё быстрее.       — Нет уж, — сказал Виктор, всё ещё улыбаясь. — Давай договорим.       Ладонь свободной руки он положил мне на щёку, мягко провёл пальцами по коже и коснулся большим пальцем моей нижней губы. Я бы хотел насладиться этим. Однако мне страшно. Не понимаю. Он посмотрел на мои губы словно загипнотизированный. Виктор меня хочет. Это очевидно. И ведь я тоже не могу отвести взгляд от его губ, несмотря на сходящее с ума сердце. Красиво, желанно… Но почему так страшно? А, Дэнни? Какого, вать машу, так страшно?! Какого чёрта твоя тупая башка работает чуть ли ни отдельно от этой дурацкой туши? Пиздец, пиздец, пиздец…       — Ты глухой или как? — я постарался говорить спокойно. — Что я тебе только что говорил? Будь так добр, отойди…       — Давай проверим, насколько тебе будет страшно со мной? — Виктор лишь наклонился ближе, от чего я почувствовал запах табака и лёгкого парфюма. — Ты же тоже меня хочешь. Я это вижу. Я вижу, как ты на меня смотришь. Что мешает просто попробовать?       — То, что ты меня не слушаешь! — выпалил я, безуспешно пытаясь его оттолкнуть, — Отойди! Я же сказал тебе! Вот такой я и есть. Да, трус и слабак. Не хочу я просто пробовать. Уже напробовался. Я хочу не бояться, Виктор. Не бояться, а не переспать с тобой, переступая через себя! Это не работает, понимаешь? Хотел бы я просто потрахаться с кем-нибудь, я бы напился до такого состояния, что не смог бы даже нормально соображать!       — Боже, ты восхитителен, — прошептал он мне в губы, кажется, чуть успокоившись, но и не думая отстраняться. — Ты к себе строг, Дэниел. Что бы ты ни говорил, а ты смелее и сильнее всех, кого я знаю. Понять и признать свои страхи нужна смелость. И нужна сила, чтобы слать это всё нахер и продолжать пытаться жить так, как тебе хочется. Боишься мужчин, а сам предлагаешь Бенджамину переспать? Настороженно относишься к людям, но всё равно продолжаешь с ними работать? Тебя тревожит будущее, тревожит куча проблем, но ты продолжаешь жить и не ждёшь поблажек. Ты требуешь от себя же быть лучше, умнее, сильнее, смелее… Ты восхитителен! При всём при этом ты такой… такой… Удивительный. Восхительный! Какие бы ограничения тебе ни ставила жизнь, ты не становишься жалким соплежуем! Какой же ты… Что же ты делаешь со мной, а, Дэниел? Почему же я настолько тебя хочу? Ты, чёрт возьми, просто не представляешь!       Его речь снова начала сбиваться. Рука Виктора, которая до того была на двери, крепко сжала моё плечо. А та, что была на щеке, стала поглаживать шею. Горло встало комом, и я понял, что говорить сейчас станет совсем трудно. При всём моём влечении к Виктору, сейчас мне страшно. В этом он хотел убедиться?       — П-прекрати, — выдавил я из себя. — Почему ты н-не слушаешь?       — Не бойся, я не наврежу тебе, — прошептал он, прильнув губами к моему уху, когда я отвернулся, избегая поцелуя в губы. — Я хочу тебя. Безумно хочу. Я так устал всё время держать себя в руках… Чёрт возьми, почему же меня всё в тебе так привлекает?       — Пожалуйста, — попросил я. — Х-хватит. Мне это не нравится. Давай всё с-спокойно обсудим … Это ведь не просто волнение. Для меня не всё так п-просто.       — Дэниел, всё просто, — губы Виктора коснулись моей шеи, а одной рукой он стал расстёгивать мою рубашку, не обращая внимания на мои попытки его оттолкнуть. — Я хочу тебя, а ты хочешь меня. А раз так, то твой страх быстро уйдёт. Просто доверься мне. Нет ничего проще. Больше тут нечего обсуждать. Разберёмся с прочими мелочами потом.       — П-пожалуйста… — как бы я ни старался говорить спокойно, голос уже начал дрожать, как и мои руки.       — Я, наверное, недостаточно ясно выразился, — Виктор отстранился, но лишь затем, чтобы взять меня за подбородок и заставить смотреть ему в глаза. — Дэниел, будь… будь моим. Этого ведь ты хочешь? Я тоже. Мне надоело просто развлекаться, это давно стало ужасно скучным. Поверь, я серьёзен. Я хочу тебя. Всего. И ты не пожалеешь. Я позабочусь об этом. Мы с тобой вместе справимся с чем-угодно.       Да, этого я и хочу. Но сейчас желанные слова уже не успокаивают меня.       — Ч-чёрт возьми! — выкрикнул я громче, чем хотелось бы и, уже не в силах сдерживаться, заехал кулаком Виктору в челюсть. — Когда же ты услышишь?! Отпусти меня! Х-хочешь поговорить? Говори! Не надо м-меня лапать! Я же прямо сказал, что меня это пугает! Хватит! Отвали от меня! Что на т-тебя вообще нашло?!       К учащённому сердцебиению и дрожи добавилась одышка. Это плохо. Это очень плохо. Появилось какое-то смутно знакомое чувство, а одновременно с ним ощущение реальности стало странно расплываться. Будто бы я в неприятном, но хорошо знакомом сне.       Обычно мне хватало сказать, что я не хочу продолжать. За этим следовали обиды и возмущения, но меня не трогали. Виктор же сейчас так близко, что я хорошо чувствую запах табака — не такой вонючий, как от обычных сигарет, но почему-то всё равно сейчас лишь усиливающий беспокойство. Да, приятный и лёгкий парфюм чуть смягчает этот запах, но мне не становится от этого лучше. Хочу убежать, спрятаться, ничего не видеть, не слышать и не чувствовать.       Я ведь понимаю, что Виктор лишь немного увлёкся. Но из-за горячего дыхания на моей коже, чуть грубоватых рук и резковатого запаха ужасно хочется забиться в угол. Я действительно его хочу, но почему же настолько страшно? Не будь я сейчас на грани того, чтобы биться в истерике, я бы подумал о том, как пугающе, но красиво выглядят зелёные глаза, с восторгом и желанием изучающие меня. Подумал бы и о том, что у Виктора, хоть и грубоватая кожа на ладонях, но его руки красивы — тонкие и с длинными пальцами, и к тому же он довольно бережно касается меня. Подумал бы о том, что в моей голове это всё уже происходило неоднократно. Там мне всё нравилось. Но сейчас мне слишком страшно. Виктор будто бы меня не слышит. Я могу думать о том, что он просто перевозбудился, но это не успокаивает.       От моего удара он чуть отшатнулся и приложил ладонь к месту удара. Виктор не разозлился. Он удивлённо будто бы проснулся и стал растерянно смотреть на меня, тяжело и надрывно дышащего.       — Дэ… — Виктор хотел сказать что-то ещё, но я оттолкнул его ещё дальше — теперь он легко поддался.       — Я сказал, отвали! — потребовал я, всё ещё стараясь сохранить остатки контроля над своим телом. — В-вашу ж… Какого хера?! Ха-ха, это нечто просит прекратить и чего-то н-не делать, ха-ха, сделаю-ка наоборот! Н-нет значит нет!       Виктор отошёл ещё на пару шагов, видимо, оценивая моё состояние. Я, тяжело дыша, постарался не срываться на крик. Низ живота скрутило до боли, будто бы внутренности завязались в тугой узел. Ноги подкашиваются так, что меня спасает только дверь за моей спиной.       — Ладно, не трогаю, — неуверенно сказал Виктор, подняв руки в знак того, что он не намерен продолжать. — Неужели я такой страшный?       — П-придурок ты, а не страшный! — огрызнулся я. — Слушать н-надо, что говорят! П-просто… у-уйди нен-надолго.       Твёрдость голоса совсем пропала, а дышать стало ещё тяжелее. Сердце стучит так сильно, что пульс отдаёт в виски. Когда такое случилось в самый первый раз, мне показалось, что я вот-вот умру. Я даже обращался в поликлинику после. Ничего. Здоров. Моего семейного врача не смущают ни панические атаки, ни отсутствие аппетита. Со мной всё нормально. Так она сказала.       Сейчас я уже знаю, что происходит. Сильно приятнее от этого не становится. Моё тело просто решило, что сейчас всё вокруг пытается меня убить. И хотя остатки способности к здравомыслию подсказывают мне, что Виктор не хочет мне навредить, моё тело уже вовсю бьёт тревогу при каждом взгляде на него.       — Дэниел, ты в порядке? — задал он самый глупый вопрос в этой ситуации. — Я…       — Уйди г-говорю… — перебил я уже совсем ослабевшим голосом, отойдя от двери, но тут же прислоняясь к стене.       Как бы мне ни хотелось сейчас храбриться, я на это уже не способен. А потому слова звучат вымученно, а взгляд, скорее всего, получился жалким и умоляющим. Какой же пизде-е-ец… И страшно, и стыдно, и вообще хочется плакать от того, насколько идиотской вышла эта ситуация. От собственного бессилия. От того, что даже Виктор… Пиздец. Других слов у меня просто нет.       Нахмурившись, Виктор всё-таки вышел из кухни. У меня нет сил проверять, как далеко он ушёл, и я просто сполз на пол. Со стороны прихожей послышался какой-то глухой, но довольно громкий удар, из-за которого я вздрогнул. А потом ещё раз. Но в итоге там стало тихо.       Я едва удерживаюсь от того, чтобы ни начать рыдать. Откинув голову к стене, я попытался дышать нормально, но у меня ничего не вышло. Глубокий вдох… долгий выдох… глубокий вдох… И всё равно воздуха словно бы катастрофически не хватает. Слышу лишь стук в висках и дрожащее громкое дыхание. Дикий страх и паника — единственное, что сейчас умещается в моей голове. И снова я лишь жалкий слабак. Глубокий вдох… Мне не стоило всё это говорить Виктору… Долгий выдох. Глубокий вдох… Вряд ли я ему буду так же симпатичен после всего этого… долгий выдох. Глубокий вдох… А нужно было лишь немного больше терпения… долгий выдох.       Когда дыхание понемногу стало приходить в норму, мысли чуть прояснились. И я осознал, что сейчас оттолкнул человека, в которого так легко влюбился. Может, он и был чересчур настойчив, но он не собирался мне вредить. Я знаю это. Что бы ни говорил Бен, Виктор не представляет для меня серьёзной угрозы. Он просто сглупил и не понял всей серьёзности ситуации. Его взгляд уже говорил о многом. Глаза смотрели виновато, и в них я видел страх. Пускай не такой же, как у меня, но всё-таки страх. Просто в некоторых моментах Виктор — тот ещё дуралей. Но теперь он смог чётко увидеть, что я за человек. И вряд ли кто-либо захочет взваливать на себя кучку проблем в виде тревожного Дэнни с парочкой дурацких страхов. Никому это не нужно. Это нормально. Человек — человеку волк. Каждый сам за себя. И то, что я вот такой, это лишь мои проблемы. Не Бена, ни Виктора, ни кого-либо ещё.       Поджав губы, я зажмурился и шмыгнул носом, стараясь удержать снова наворачивающиеся слёзы.       — Какой же ты придурок, Дэнни, — вырвалось у меня. — Ненавижу… Не можешь жить нормально, так умри… Но не-е-ет… Это же слишком просто, да? Ничтожество…       Последний глубокий вдох и долгий выдох. И теперь, встав, хотя и пошатываясь, я смог зайти в свою комнату на дрожащих ногах, закрыться и рухнуть на кровать. Кажется, на сегодня это единственное, что меня ждёт. Попытка выспаться и успокоиться, которая вряд ли увенчается успехом. Как и всегда: всё почти всегда начинается неплохо, а то и хорошо, но потом же катится ко всем чертям.       Браво, Дэнни. Браво! Прекрасное представление.