Везунчик

      «За что ты меня наказываешь?»

      «Кому-то хуже, а они всё равно родителей любят!»

      «Ты так просто меня бросишь в такой ситуации?»

      «Неужели у тебя нет ко мне ни грамма сочувствия?!»

      «Почему ты меня осуждаешь?»

      «Я же не была так ужасна!»

      Когда я не стал отвечать на звонки, на телефон посыпался шквал сообщений от матери. Я не знаю, правильно ли моё отношение и мои поступки. И как вообще понять, что «правильно»? Можно много говорить обо всём, сыпать обвинениями или спорить, но это ни к чему не приведёт. У меня никогда не было цели наказать кого-либо. Да и разве же я судья? Я всегда сочувствовал матери. При всех сложностях в отношениях в семье я не считаю её плохим человеком. Но разве она услышит то, что я ей скажу? За всю мою жизнь моя мать этому так и не научилась. Всё равно, что говорить с самим собой.       Все её сообщения остались без ответа. Я поговорю с ней лично, как буду готов снова принять на себя море её эмоций. Это тяжело. Тяжело это всё слушать, видеть и чувствовать, и не хотеть извернуться, лишь бы сделать жизнь человека хоть немного получше. Увы, я тут бессилен, я знаю. Я не смогу сделать мать счастливее, ведь это её собственная забота. Мне и всей жизни не хватит, чтобы помочь человеку, который не позволяет мне этого. Так почему я должен чувствовать себя виноватым? Логика подсказывает, что не должен. Но чувство вины преследует меня с самого детства и не отпускает до сих пор. Я устал. Я лишь пытаюсь заботиться о себе самом, но постоянно чувствую, будто бы это неправильно. Должна ли моя любовь проявляться в самоотверженности и способности положить собственную жизнь на алтарь, посвящённый несчастному родителю?       Пока в сковороде под крышкой омлет доходит до готовности на медленном огне, я сел за стол, потирая виски. Опять головная боль. После ночной смены мне для полного счастья не хватало лишь кучи всех этих сообщений с утра пораньше. Я бы должен был уже валиться с ног, но я не хочу спать. А после возобновившихся мыслей обо всём не хочу и есть, хотя уже успел поставить готовиться завтрак.       Прошло не так много времени, но я уже привык к новому месту. Тут мне намного спокойнее. И настроение стало куда более стабильным. Хотя с Виктором мы пересекаемся не очень часто, но мы вполне неплохо общаемся. Он довольно дружелюбно ко мне настроен и разговорчив. Я не ожидал такой общительности. Но мне это даже нравится, ведь в моей жизни не так много людей, с кем мне так легко говорить. К моей радости, Виктор, кажется, без лишних пояснений понимает, где шутки, а где нет. Общая обстановка в моём новом жилище оказалась куда лучше, чем я мог представить. Но сегодня, со всей моей усталостью и шквалом сообщений от матери, я чувствую себя так, словно вернулся в ту дурацкую квартиру.       — Я думал ты отсыпаться будешь, — послышался низкий голос Виктора, который заставил меня поднять голову и повернуться в сторону двери. — Или ты хочешь походить на панду?       — Ха-ха, — отчеканил я. — Глиста с синяками под глазами — прекрасное зрелище, а? Мило слышать это от точно такой же панды. Не спится мне. А ты чего так рано? Выходной же.       — Я редко позволяю себе отсыпаться допоздна, надо пытаться соблюдать режим, — ответил он, почёсывая всё ещё лохматую голову. — А сегодня тренировка. Надо успеть позавтракать за некоторое время до неё.       Мой взгляд остановился на его обнажённом торсе. Да, тренировки не проходят даром. Наверное, когда у меня будет больше свободного времени, стоило бы тоже подкачаться. Виктор постоянно расхаживает с голым торсом. Его квартира — имеет право. И его, кажется, не особо смущает, что я не могу не разглядывать его в такие моменты. Ему будто бы нравится, как я нагло на него пялюсь.       — Как всё сложно с этими тренировками, — посетовал я. — Может, хочешь омлетику? Начал готовить, а сейчас понял, что не хочу есть вообще. Вкус яда ты даже не почувствуешь.       Для меня угощать приятных мне людей — дело привычное. Дома я почти никогда не готовил на одного лишь себя. Поделиться вкусной едой — это то немногое, что я вообще могу сделать для кого-либо за неимением лишних денег. «Лишние деньги». Ха, смешно. Кажется, Виктору вполне пришлась по вкусу моя стряпня, так что он ни разу ещё не отказывался от предложения угоститься. Но то, как часто это случается, породило шутки про яд в еде.       — Заманчиво, — усмехнулся Виктор, тоже садясь за стол. — Буду прокачивать неуязвимость к ядам. Снял у меня комнату и устраиваешь мне полный пансион? Тебе бы всё-таки самому поесть. Тебе уже некуда худеть. И тебе вовсе не обязательно меня подкармливать. Или у тебя вдруг денег много стало?       — Есть куда худеть вообще-то, — улыбнулся я. — Анорексия называется. Пока не так всё плохо у меня. На завтрак обойдусь кофе с молоком. Я вот тебя за едой тоже почти не видел, но я же не думаю, что ты голодаешь.       — Я обычно захожу куда-нибудь поесть по пути куда-либо, — он пожал плечами. — Иногда покупаю на вынос или заказываю домой, но это реже. Когда как. Не умею готовить и как-то не довелось начать.       — А Элис ещё говорит, что ты не живёшь на широкую ногу, — вздохнул я. — Да уж… Для меня это всё ещё непозволительная роскошь — столько денег просто на еду тратить.       Ещё немного потерев виски напоследок, я встал и принялся заваривать кофе.       — Голова болит? — Виктор тут же вскочил и достал из одного из шкафчиков пачку таблеток. — Держи. Для организма такой режим как у тебя не очень хорош. Лучше бы по возможности более подходящую работу найти.       — Буду выжимать из себя всё, пока молод, — я посмеялся, хотя это не шутка и не весело. — Спасибо.       — Я уже выжал, — парень сел обратно за стол. — И в итоге до сих пор разгребаю последствия.       — Не сравнивай, — запив таблетку водой, я выключил огонь под сковородой и поставил вариться кофе. — Я себе на приемлемый уровень жизни пытаюсь зарабатывать, а ты фигнёй маялся. Это всё же немного разное, не находишь?       — Понимаю, не мне тебя жизни учить, да? — как-то грустновато улыбнулся он. — Просто совет. Тебе там кто-то без конца пишет.       Виктор с любопытством посмотрел на периодически вибрирующий телефон на столе.       — И ладно, — отмахнулся я. — Это неважно.       — Мать? — он без какого-либо смущения посмотрел на имя в уведомлениях. — А можно спросить, что у тебя такого произошло-то? Элис упоминала, что она у тебя не совсем адекватна, но особых подробностей не раскрывала.       — А ты говоришь, что это я углы не сглаживаю, — усмехнулся я. — Наверное, это громко сказано. Но у неё… всё сложно. Точно не без проблем с головой, но затрудняюсь сказать, насколько серьёзных. Я же не врач. А спрашивать ты можешь, что угодно, но не факт, что на всё ответ получишь.       — Тогда спрашиваю.       — Хм-м-м… — разлив кофе по чашкам, я так же выложил омлет на тарелку. — Если коротко, то я просто устал. Она очень эмоциональна и при этом ещё и обидчива. Всю жизнь срывается на семье. Мне надоело. Но это очень кратко.       — У меня есть время на более длинную историю, — заметил Виктор. — Если это не секрет, конечно.       Я поставил перед ним тарелку с омлетом и чашку с кофе. Добавив в свою чашку молока, я тоже сел за стол.       — Приятненького, — пожелал я и отпил из своей кружки.       — Спасибо, — парень принялся поглощать завтрак, ожидая моего рассказа.       — В целом, не очень приятная тема, но не секрет. Я бы сказал, что моя мама несколько… инфантильна. Это не чувствовалось так сильно, когда я не один с ней жил. Не знаю, может, она стала чувствовать своё одиночество острее, может, просто выдохнула, поняв, что дети уже далеко не маленькие. Она последние годы стала много глупостей творить и влезать в долги. Никаких доводов не слушает. И толком-то не отвечает за то, что делает. Я пытался на неё повлиять, но это бессмысленно. Она только больше опускала нас обоих в яму, а от стресса всё больше и больше срывалась на мне на пустом месте. Я старался проявлять терпение и понимание, но в итоге не выдержал, когда она немалую сумму отдала мошенникам. Тогда мы сильно поругались, и мне подумалось, что так продолжаться не может. Даже недолго. Нервы уже начали сдавать. Было трудно окончательно принять решение, крутившееся в голове уже давно. Не хотелось её одну оставлять. В общем, её последняя надежда на не совсем одинокую жизнь, сбежала. Такая вот я сволочь. И теперь мама сходит с ума и без конца мне пишет. А я пока что не уверен, что готов с ней обо всём спокойно поговорить. Вот, когда буду уверен, что точно смогу держать себя в руках, тогда и пообщаемся.       — А если не сможешь? — поинтересовался Виктор, проглотив очередной кусочек еды. — Как ты вообще можешь быть уверен, что будешь держать себя в руках? Если она такая вспыльчивая и непредсказуемая? Разве не нормально злиться в подобных ситуациях?       — Смогу, — без колебаний ответил я. — Это даже не под вопросом. Только, если совсем крыша поедет, не получится. Но этот вариант я, пожалуй, рассматривать не буду. Я не могу позволить себе терять над собой контроль. Я взрослый парень, хочу нормальной жизни, а значит, я сам несу ответственность за своё состояние. Поэтому я не бегу говорить с матерью, как бы меня ни мучила совесть. Если я выйду из себя, я об этом сильно пожалею. Я не хочу наговорить ей лишнего в пылу гнева. Даже если она себе это позволяет, это же не значит, что мне можно то же самое.       — Хм, — парень привычно сощурил зелёные глаза. — Интересно. Миленько, что ты оправдываешь идиотизм и не обижаешься на то, что тебе поганят жизнь. Только я не пойму, откуда бы браться сожалению о собственных чувствах?       — Никаких обоснованных причин, — честно ответил я. — Но в таких семьях это не редкость. Не думаю, что мама понимает, насколько сильно её поведение может влиять на её же детей. Она это всё не со зла. Конечно, я оправдываю её просто из-за того, что я её сын. Я читал о том, что чувство вины легко прививается детям вечных «жертв обстоятельств». Возможно, что-то в этом есть. У мамы никого больше нет, ей не на кого положиться, а теперь и у меня лопается терпение. Естественно, я чувствую на себе ответственность за это, хотя и не хочу.       — Любопытно-любопытно, — задумчиво выдал он. — Знаешь, я в восемнадцать был сильно глупее.       — Догадался уже, — я мило улыбнулся.       — А может мне помочь тебе больше походить на панду? — Виктор приподнял одну бровь.       — Да-а-а, давай, угрожай школьнику! — засмеялся я. — Какой ты грозный парень!       — А ты неплохо готовишь, — резко сменил он тему. — Может, мне тебя в горничные нанять?       — Ну-у-у, за это я дорого возьму, — я попытался повторить его хитрый прищур. — Буду требовать проживание, питание и плюс зарплату. За дополнительную плату я даже согласен носить форму горничной, если захочешь.       — И каблуки с чулочками? — ухмыльнулся Виктор.       — И каблуки с чулочками, — уверено кивнул я.       — Ну, тогда нанимаю. И будешь завивать кудряшки.       — Всё за твой счёт! Но всё через официальный договор. Зарплата белая, все социальные гарантии и, желательно, страховка. И премии! Не забудь про тринадцатую зарплату в конце года.       — Требовательные нынче школьники пошли, — наиграно посетовал Виктор. — Не-е-е, такую роскошь я пока не потяну, самому ещё деньги нужны. Придётся довольствоваться омлетом.       — Я мог бы иногда и на тебя готовить, — уже серьёзно предложил я. — Когда время есть. Но тогда с тебя половина за продукты. Я не богат, как ты мог заметить.       — Как мило, учитывая, что ты и так нередко угощаешь.       — Я вообще милашка.       — С кудряшками был бы ещё милее, — засмеялся он.       Всё ещё надеюсь, что это шутка. То, что Виктора не воротит от подобных разговорчиков — это уже наводит на некоторые мысли, хотя я и стараюсь не делать поспешных выводов. Я решил списывать это всё на проявление дружелюбия и, скажем, толерантности. Вкусы Виктора меня не касаются, даже если он мне симпатичен. Всё равно это уже пройденная история — могу даже не пытаться. С парнями далеко дело не заходит, как ни старайся. Вряд ли Виктор станет исключением. Как бы я ни засматривался на красавчика, он остаётся всего лишь моим соседом и арендодателем. Но, если в этой его шутке есть хоть доля правды, мне придётся жить со знанием его странноватых вкусов. В прочем… кто ты такой, чтобы осуждать, Дэнни?       — А ты без щетины был бы ещё большим красавчиком, — я высунул язык. — Девушки не жалуются на то, что ты колючий? Мог бы и не лениться бриться каждый день.       — Ты ко мне строже девушек, — Виктор шутливо проворчал. — Всего-то в выходные расслабляюсь и не бреюсь, а ты вот так со мной. А ещё говорил, что я слишком заморачиваюсь, что можно и поменьше тренировкам внимания уделять… А тут щетина!       — Ну простите, не хотел так ранить твои чувства. Мне-то просто придраться больше не к чему! Я же завидую, рядом с тобой я вовсе не так хорош. Знаешь, как грустно понимать, что ты не самое прекрасное создание на свете? И худой я, видите ли, и синяки под глазами, и улыбка у меня не голливудская. А ты мне ещё про кудряшки! Я мужчина, знаешь ли! Никакой женский прикид не убавит моей мужественности, но вот кудряшки… это уже слишком! В самое сердечко меня ранил!       — Очаровательно, — он снова хитро заулыбался. — Всё равно же милашка.       — Видимо, надо быть брутальнее, — я постарался сохранить серьёзное лицо и не рассмеяться. — Говорю же, я мужчина! А ты всё про милоту.       — Очаровательно, — повторился Виктор. — Брутален как котёночек.       — Сам ты котёночек! — возмутился я. — Улыбаешься вечно, как котяра, сперевший сосиску!       — Мр-р? — он посмотрел на меня совершенно серьёзно.       — Вот я и попался в собственную ловушку! — вздохнул я подраматичнее. — Против котов у меня шансов нет! Ты так жесток!       — Почему же жесток? Можно просто почесать меня за ушком. Никакой драмы!       — Коты — это любовь всей моей жизни! Коты — это само совершенство! Ты не оставляешь мне шансов на равнодушие!       — Хм-м-м, — Виктор сделал вид, что серьёзно задумался. — Может, мне тогда мурчать почаще?       — Чтобы я влюбился? Божечки-кошечки! Жесток, ещё как жесток! Нет-нет, девушкам, которые терпят твою щетину, иди мурчи.       И что я, чёрт возьми, несу? Виктор красивый. Он мне, конечно же, нравится. Но я это уже неоднократно проходил. С Беном всё получилось только чудом, сам до конца не знаю, каким. Слишком мне не по себе. Как ни убеждай себя, как ни пытайся приводить логические доводы о том, что бояться нечего, это что-то на физическом уровне. Я уже не надеюсь, что кому-то хватит на меня терпения. Не придётся разочаровываться. Может, когда жизнь станет поспокойнее и появится хоть какая-то стабильность, я смогу попытаться ещё. А пока что это слишком сложно. С девушками было иначе. К ним у меня однозначное отношение. Вот только я не могу чувствовать себя уверенно и самодостаточно, зная, что мне нечего предложить человеку. Нет ни свободных денег, ни нормального жилья, ни времени. Так и не задалось у меня с обеими бывшими. Бен — вот он рядом. Не требует кучи ресурсов. Как и мне от него ничего особо не нужно. Это просто. На большее я не могу рассчитывать в ближайшее время. Это было бы нечестно по отношению к партнёру. А попусту тратить время и силы — это не очень-то умно. Так, зачем я заигрываю с Виктором? Слишком сильно нравится? Может быть. Наплевать. Всё равно не стоит на что-либо рассчитывать.       Довольствуйся тем, что есть, Дэнни. Даже если Виктор отвечает на твои дурацкие шуточки, это ещё не значит, что это всё хорошая идея. Но так легко идёт диалог, что ты говоришь с ним, как с кем-то давным-давно знакомым. Будто бы он не может неправильно тебя понять. Надо ведь быть осторожнее. Всё ещё есть шанс, что Виктор вдруг решит, что ты к нему липнешь.       — А, может, я тебе помурчать хочу больше, чем абстрактным девушкам? — зелёные глаза озорно сверкнули.       Упс. Это уже слишком. Чего и стоило ожидать. Кто-то из нас слишком увлёкся. Подозреваю, что это всё же я слишком сильно распалил Виктора. Но я не смог не засмотреться на это хитрющее лицо, которое даже заспанным особо привлекательно в сочетании с растрёпанными волосами. Он и правда походит на наглого котяру. Очаровательного пушистого гада. Держи себя в руках, Дэнни! Это просто игра. Ничего более. Ты сам знаешь, что у тебя подобные истории не ведут ни к чему хорошему. Не теряй голову. Подумаешь, горячий красавчик, ещё и такой обаятельный! Ха! Ты скала, Дэнни! Непробиваемая! В конце концов, хочешь рискнуть и в итоге пострадать от своей никчёмности, брось для начала Бена. Будь честен.       — Ах, такими шутками ты разобьёшь моё бедное юношеское сердечко! — я решил подвести этот флирт к завершению.       — А кто тут шутит? — Виктор улыбнулся так просто, будто бы не сказал ничего такого.       И теперь я с треском проиграл. Мне захотелось на мгновение представить, что для меня всё могло бы быть проще. И я почувствовал, как кровь прилила к щекам. А ему, кажется, только в удовольствие видеть, как я смущаюсь. Лучше, чтобы это была всё же шутка. Неужели и в этом случае именно мне надо всё держать под контролем? Даже совсем чуть-чуть позаигрывать нельзя? Виктор ведь заводит это всё дальше. Так нельзя. Это просто шутки. А я так могу забыться. И так уже запал на него.       — Это и правда немного перебор, — мне потребовались некоторые усилия, чтобы не отводить взгляд и продолжать улыбаться. — Я ведь могу и поверить.       — Не я это нача-а-ал… — нараспев протянул Виктор то, с чем я просто не могу спорить. — Претензии не принимаются.       — Знаешь, я пойду попробую ещё раз уснуть, — неплохое оправдание, чтобы избежать некоторой неловкости. — Надо бы хоть пару часиков подремать, а то я к брату собирался ближе к вечеру. От кофе всё равно эффекта ноль.       — О, наверняка Бенджамин ещё раз расскажет тебе, какой я негодяй, — хоть на его лице осталась ухмылка, взгляд мне показался грустным. — Смотри же, убедит ещё, что большой вороватый котяра обидит белобрысого котёночка.       Похоже, Бен в тот раз задел его. И, кажется, Виктор всё же не спешит прекращать заигрывать со мной.       — Знаешь, я вряд ли ему поверю, — признался я. — Чтобы меня убедить, ему не помешало бы самому вести себя менее мудацки.       — Да что ты? — он с каким-то недоверием на меня посмотрел, будто бы не верит моим словам.       — Ага, — подтвердил я. — Он обычно вполне неплох, но иногда ведёт себя очень некрасиво и даже не замечает этого. Это довольно низко — так топтаться по личности того, кого когда-то считал другом. Будто бы ничего хорошего никогда и не было. Печально. Так что он меня сможет убедить только тогда, когда составит твой более реалистичный портрет, без демонизации обычного такого человека. Даже если ты и поступил с ним как-то не очень, я всё ещё предпочитаю делать выводы из того, что вижу сам. А пока я не верю, что ты негодяй. Может, дурачок, но не более того. Бену не стоило давить на больные места.       — Так ведь я тогда ничем не лучше, — Виктор всё так же серьёзно смотрит на меня, будто бы хочет вытянуть из меня что-то важное для него. — Интересно, что бы ты сказал, если бы слышал наш с ним разговор.       — Это останется загадкой для нас обоих, пока я не узнаю, о чём и как вы там говорили, — я ободряюще улыбнулся, подумав, что даже такому, казалось бы, уверенному парню, наверное, нужна какая-никакая поддержка. — Это ваше дело, а не моё. Но я полагаю, что, если ты ответил ему той же монетой, это было вполне справедливо. Большая вина лежит на том, кто начал. Только особую жестокость нельзя оправдать самообороной.       — Пожалуй, — как-то удивительно смущённо согласился он, но потом на его лицо вернулась усмешка. — Но я вовсе не так безобиден, как ты думаешь. Не думаешь, что это может быть опрометчиво — не слушать, что тебе говорят о том, кого ты почти не знаешь?       — Возможно, — пожал я плечами. — Но я пока не заметил ничего страшного. Раз ты задаёшь такие вопросы, то ты или знаешь, как притворяться, или лучше, чем о тебе говорят. Я не претендую на особое понимание человеческой натуры. Я могу ошибаться. Но пока что я видел лишь то, что ты согласился помочь незнакомцу, а к тому же с большим интересом и пониманием отнёсся к нему, чем даже его родственники. И Элис о тебе положительно отзывалась, хоть и приговаривала при этом, какой ты дурачок.       — А ты всегда такой? — Виктор, что необычно, будто бы в смятении.       — Какой? — мои губы сами по себе растянулись в усмешку. — Странный? Бен всегда так говорит. И брат считает, что я с причудами. И некоторые малознакомые люди смотрят на меня, как на безобидного сумасшедшего. Есть много социальных норм, которые мне не совсем понятны. Приходится им учиться. С обслуживанием клиентов легко. С неформальным общением же куда сложнее. Люди обычно болтают о ничего не значащих скучных мелочах, им не интересны мысли других. И они не любят, когда им делают замечания и указывают на несостыковки, просто желая докопаться до истины. А мне нравятся долгие разговоры. И занудство. И смотреть на всё с максимально разных сторон. И анализировать. Я бы даже был бы немного рад, если бы не было всей этой рефлексии… Было бы проще и с жизнью, и с людьми. Иронично, что при всей моей саркастичности, я зачастую слишком серьёзен. Возможно, даже в чём-то мелочен. Но, что есть, то есть. Да, я всегда такой. Не всегда весёлый только. Но посмеяться надо всем подряд всё же люблю.       — Может, мы с тобой оба тогда ненормальные, а? — будто бы даже серьёзно спросил парень. — У меня ведь тоже в некотором роде не получается быть проще. И я тоже люблю такие разговоры. В конце концов, я не единожды слышал, что я ненормальный. Готов поспорить, что куда больше, чем ты.       — Может, — засмеялся я. — А может, мы самые нормальные, а все вокруг сумасшедшие? Но первое всё же более вероятно, если верить статистике. Хорошо встретить ещё одного чудилу, а? Ладно, я пойду попытаюсь вздремнуть. И спасибо, ты поднял мне настроение.       Виктор кивнул, улыбнувшись, и продолжил завтракать. А я чуть было ни сказал ему, что его привычка разгуливать с голым торсом не может не поднимать настроение. И чуть ни сказал, что он милый, что грозило бы возобновлением всех этих шуточек с явным подтекстом. Слишком много заигрываний для одного диалога. Слишком увлекаюсь. Мне так нельзя. Но сложно устоять перед этим взглядом. Мне не показалось, и это не мои фантазии с голубоватым оттенком. Я думал, что могу выдавать желаемое за действительное, когда заметил, как иногда Виктор на меня смотрит и, что его не воротит от моего шутливого флирта. Но сейчас сомнений нет. На приятелей не пялятся, когда они спят. Их не пожирают так взглядом. Шуточные заигрывания с ними невозможно принять за чистую монету. Нет, сомнений в том, как Виктор на меня смотрит, не осталось. Моя привычка немного флиртовать с приятными мне людьми сыграла со мной злую шутку. Впрочем, смотреть друг на друга с симпатией нам никто не запрещает. Это ведь не всегда должно вести к чему-то большему.

***

      Поспать удалось лишь пару часов. Но этого вместе с обезболивающим хватило, чтобы голова стала меньше болеть. Видимо, надо и снотворное купить. Голова даже всё ещё работает, и я оказался вполне в состоянии поддерживать беседу с братом. Майк задавал кучу вопросов, будто бы я не в другую квартиру переехал, а на другой край света. Забавно, как Майкл иногда вспоминает, что он старший брат.       Так было и в детстве. Он постоянно что-нибудь вытворял, но стоило хоть что-то заметное сделать тихому мне, как он начинал меня поучать. Мы могли много ругаться, когда были детьми, но Майк чуть что рвался меня защищать, хотя я ни разу об этом не просил. И сейчас так же. Майкл живёт сам по себе, я стараюсь не беспокоить его своими проблемами. Однако стоит хоть какой-то мелочи всплыть, как в нём просыпается курица-наседка.       Не уверен, что можно было бы сказать, что мы с ним «дружим». Для меня Майк остаётся братом. Я привык быть младшеньким, ведь в детстве со сверстниками мы притирались со скрипом. С теми, кто хоть немного постарше, было чуть проще, но ненамного. Сейчас-то я, конечно, многое усвоил о социальном взаимодействии. Научился лучше понимать людей, лучше контролировать себя, свои эмоции и слова, хотя иногда всё же что-то да прорывается наружу в неподходящие моменты. Работа с людьми многому учит. Хочешь, или нет, но научишься. А я хотел. Но в детстве всего этого не было. Я ведь не сразу научился скрывать свои эмоции от посторонних, а тем более — от родных. Не сразу я понял, что иногда лучше держать свои проблемы при себе. А задеть в детстве меня было несложно. Я был таким же придирчивым занудой, только маленьким. И, естественно, не понимал, что же окружающим не нравится. Как и не понимал, насколько иначе другие люди видят мир. Детям это недоступно. Умение посмотреть со стороны приходит только с возрастом. Так что я не мог понять окружение, легко расстраивался по пустякам и долго отходил от обид. Возможно, поэтому некоторые ребята постарше и взрослые меня в некоторой степени опекали и защищали, хотя я их об этом не просил. Мне хотелось самому разбираться со своими детскими драмами.       Мама, на тот момент ещё куда сильнее озабоченная благополучием детей, чем сейчас, и вовсе считала, что меня будут обижать все вокруг, стоит только оставить меня одного. Это было не так. Дети в итоге разрешают конфликты между собой так, или иначе. Но из-за её опасений я даже в детский сад не ходил. Я общался лишь с парой ребят во дворе до тех пор, пока не пошёл в школу. А там мне пришлось столкнуться с тем, что, как бы мне ни хотелось, умение поладить с другими детьми не придёт из ниоткуда. Было страшно заговорить с кем-либо, было сложно понимать, где шутки, а где оскорбления. Мама так этого и не узнала, но я часто дрался в младших классах. К счастью, до учителей это редко доходило, а потасовка между ребятнёй иногда творит чудеса. С кем-то даже после такого удавалось подружиться. О драках знал только папа. Майк же, хоть и постоянно ворчал о том, что меня балуют, и я расту неженкой, сам же готов был лезть в драку из-за меня, стоило мне только обмолвиться о том, что кто-то что-то не то говорит или делает.       Возможно, из-за такого отношения ко мне я и привык не рассказывать большинству близких о негативе, или же давать лишь крупицы информации. Не люблю, когда меня опекают. Не люблю, когда меня из-за моего милого лица и безобидного вида принимают за размазню. Не люблю, когда мою неконфликтность путают с готовностью быть грушей для битья. Людям, которыми я дорожу, я могу простить многое. И я действительно гораздо слабее и трусливее, чем хотел бы быть. Но это не значит, что я не могу ничему научиться и стать лучше. А все эти сюсюканья со мной только мешают. В конце концов, я парень. Уже не маленький. Так что при всей моей любви к моему брату, я не могу ему рассказывать абсолютно всё. Пусть хотя бы его жизнь будет спокойнее, а мне не придётся снова и снова чувствовать себя ничтожеством.       Я не стал рассказывать Майку о том, что он, вероятно, знаком с моим арендодателем. Легко понять, что он будет солидарен со своим другом. Я рассказал Майклу о Викторе как о незнакомце. То, что рассказывала Элис, что я сам вижу. И Майк порадовался тому, что я поладил с соседом, ещё и смог поселиться в таком хорошем месте. Бенджамина весь день не было, так что мы были вдвоём. Меня это, как ни странно, порадовало. С момента моего переезда мы с ним не связывались. Прошло всего-то пару недель. Скорее всего, мы оба уже достаточно остыли, но я вдруг подумал о том, что мне не хочется возобновлять все эти разговоры и выяснять отношения. Более того, я чувствую себя немного погано из-за того, что в какой-то момент понял, что Виктор мне действительно нравится. Не только внешне. Вроде и не сделал я ничего плохого. В шутку пофлиртовал немного, но это ведь мелочи. Я так могу говорить почти с кем-угодно. Я ведь не соблазняю Виктора и не собираюсь с ним спать.       И всё равно чувствую, будто бы что-то неправильно. Будто мыслей о Бенджамине стало в разы меньше. Я думаю о том, что вернусь домой со школы и, возможно, в очередной раз завяжется приятная беседа. Думаю о том, что надо угостить Виктора, если готовлю что-то, ведь ему будет приятно и на нередко угрюмом лице появится улыбка. Думаю о том, что он в любом своём настроении напоминает мне кота. Думаю о том, что, наверное, ему пришлось непросто, если некоторое время обратно он и правда вёл такой образ жизни, какой описывал Бен. Думаю о том, что хочу узнать больше. Хочу видеть хитрую и довольную улыбку снова и снова; хочу этих забавных перепалок, будто бы мы дети малые; хочу слышать, как низкий голос называет моё имя. «Дэниел» — мне вдруг стало очень нравиться, как это звучит. Мне даже не противно, когда я понимаю, что, вероятно, происходит у Виктора в голове, когда он смотрит на меня голодным взглядом, хотя и по-прежнему не по себе. И вот, когда я, прийдя к брату в гости, поймал себя на мысли, что в моей голове почти не осталось места для Бенджамина, я осознал, что, видимо, начинаю влюбляться. Глупо и беспечно. С малыми шансами на что-то хорошее. Это пройдёт. Влюблённость мимолётна — я это знаю. Но какое-то время придётся пожить с головой, забитой глупостями. Хоть это и не должно влиять на наши с Беном отношения, мне всё равно неловко. И я пока не хотел бы видеться, когда в голове лишь зелёные хитрющие глаза. Мне надо успокоиться. Надо, чтобы первые чувства улеглись, уступая место холодной рассудительности.       Однако я не мог не заметить, что вся квартира Майкла и Бенджамина заставлена коробками. Они собирались разъезжаться, но только через пару, а то и больше, месяцев. Но, когда я спросил об этом, Майкл рассказал, что Бен вдруг решил переехать раньше, чем планировалось. Я тогда не придал этому особого значения, и мы продолжили болтать о своём. И, когда на улице стемнело, а мы перебрались из кухни в гостиную на диван, я наконец захотел спать. Так за беседой с братом у меня понемногу стали тяжелеть веки, а в глазах было уже мутно. Голова сама ложилась на спинку дивана. В итоге я даже не заметил, как уснул, слушая болтовню Майкла. Усталость после ночной смены и недосыпа взяла верх.

***

      Проснулся я только утром. И пробуждение оказалось на редкость странным. Сначала я чуть не подскочил на диване, когда понял, что прикосновения к моему лицу вполне реальны. Когда же я, с бешено стучащим сердцем, распахнул глаза, передо мной оказался Бен. Его лицо очень близко, а рука слегка поглаживает мою щёку. Я ещё слишком сонный, чтобы хорошо понимать, что происходит. Откинув плед, которым, видимо, меня заботливо укрыл Майк, не забыв ещё и подушку подложить под мою голову, я собирался встать, но рука Бенджамина сместилась к моей груди и слегка прижала к дивану.       — Тише-тише, — улыбнулся он. — Это всего лишь я.       — Зачем же так пугать? — я облегчённо выдохнул, а ладонь Бена снова легла мне на щёку. — Ты что делаешь?       — А непонятно? — спросил он.       Непонятно. Это очень необычно, мягко говоря. Так просыпаться мне ещё не доводилось. Бенджамин, сидящий на корточках перед диваном, вдруг возжелавший нежностей? Нет, что-то тут неладное. Обычно обходится без этого, если мы не засыпаем в одной постели. А такое случается редко. Я собирался что-то сказать, но Бен приставил указательный палец свободной руки к своим губам.       — Тс-с-с, — и он наклонился к моему лицу, слегка коснувшись моего носа своим. — Не хочу слышать твоих возражений. К тому же Майк ещё спит.       Возражения есть, но я не успел их высказать. Губы Бенджамина нежно коснулись моих. Он ждёт ответа. А я судорожно пытаюсь понять, как мне правильнее реагировать в этой ситуации. Мы даже толком обсудить всё не успели, а он вдруг со своими нежностями? Без требований извиниться, без попыток меня переубедить и вообще внезапно? Это не может не тревожить. Прежде, чем я успел что-то сообразить, Бенджамин уже оказался на диване, нависая надо мной. Он не прекращает настойчиво целовать мои губы, несмотря на моё замешательство. Оттолкнуть его, конечно, у меня не получится. Серьёзно ведь! Хоть бы предложил в душ сходить и зубы почистить. Куда так сразу? Не припоминаю я, чтобы такое было раньше.       Я хотел всё же что-то сказать, но язык Бена тут же проник в приоткрывшийся рот. Его руки уже вовсю шарили у меня под рубашкой. Несмотря на моё смятение, возбуждение не заставило себя долго ждать. В итоге я не смог не ответить на поцелуй, хотя первым порывом было оттолкнуть Бена. Что самое удивительное, Бенджамин не спешил. Поцелуй оказался долгим, а руки Бена всё ещё не прекращают гладить моё тело, не торопясь переходить ниже. Они мягкие и тёплые — это немного расслабляет. Как бы я ни хотел протестовать, моё тело само обмякает. Был бы Бен чуть грубее, может, я бы не так возбудился, и смог бы хоть что-то возразить. Сегодня праздник какой-то, что ли, что он так аккуратен?       В тишине и с закрытыми глазами мне вспоминаются зелёные глаза, хитро сузившиеся и, голодно меня пожирающие. Обычно ведь мне неприятны такие взгляды. Но сейчас я чувствую лишь возбуждение. Меня не отталкивает то, как Виктор на меня смотрит. Удивительно. Но, увы, и его глаза, и его тело — это всё лишь в моём воображении. Просто приятная картинка. И всё же интересно, каков был бы Виктор в реальности? Грубый или нежный? Или немного того, немного другого? Интересует ли его, насколько хорошо его партнёру? Нравится ли ему, как мне, неспешно доводить друг друга до максимального возбуждения? Или он не любит лишних церемоний? У меня ведь почти не осталось сомнений, что Виктор меня хочет. Едва ли я спутаю такой взгляд с чем-то другим.       Интересно, что ему понравилось больше? Лицо? Губы? Глаза? Волосы? Всё вместе? Или, может, я сам? Нет, Дэнни, это уже что-то из области фантастики. Когда бы кому-то было интересно что-то большее, чем милое личико? Это просто недоразумение, что к нему прилагаюсь я.       Возбуждение только нарастает от мыслей о Викторе, что заставляет ужасно смущаться. Это мне показалось чем-то неправильным, из-за чего кровь прилила к щекам. Виктору определённо нравится, когда я краснею. Это заметно. Стой же, Дэнни, не думай ты об этом! Когда спишь с кем-то, надо всецело быть с партнёром хотя бы это недолгое время. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Это слишком странно. Неправильно. Так не должно быть. Не стоило так откровенно заигрывать с Виктором. Если бы ты, Дэнни, не был таким трусом… Всё равно ему вряд ли хватило бы терпения ждать, пока ты почувствуешь себя в безопасности. Никому не хватало. А ты слишком боишься, чтобы проверять ещё раз. А теперь доигрался. Не можешь не думать об этих хитрых зелёных глазах, самоуверенной ухмылке и просто обезоруживающей откровенности.       Когда я снова попытался оттолкнуть Бена, поцелуй стал только глубже. С таким возбуждением сопротивляться очень тяжело. И Бенджамин беззастенчиво этим пользуется, совершенно точно прекрасно чувствуя, как я тщетно пытаюсь брыкаться под весом его тела. Конечно, ведь я не изо всех сил пытаюсь вывернуться, так как моё тело само реагирует на ласки. Бен не даёт прервать поцелуй, а одна его рука стала спускаться к моему паху. Ужасно интересно, Виктор из тех, кого заботит лишь собственное удовольствие? Или его тоже заводит возбуждение партнёра? Дэ-э-эни-и-и! Хватит! Стоп-стоп-стоп-стоп-стоп!       Следующая моя попытка освободиться была более настойчивой и заметной, из-за чего Бен всё же немного отстранился и прервал поцелуй.       — Да что с тобой такое? — в недоумении спросил он.       — Не надо, — единственное, что я смог выдавить из себя, запыхавшись и тяжело дыша от возбуждения.       Что я должен ему сказать? «Извини, я не хочу продолжать, думая о ком-то другом?» Очень мило. Но почему-то мне всё же кажется, что это не очень хорошая идея.       — Но ты же хочешь, — Бен улыбнулся и его ладонь, которая до того лежала на моём животе, переместилась ниже. — Зачем останавливаться? И чего ты краснеешь, словно в первый раз?       Пытаясь подобрать слова, я только сильнее раскраснелся и отвёл взгляд. Мне совсем не хотелось бы говорить Бену всё как есть. Я даже не знаю, чего я хочу сейчас больше: Виктора, снятия напряжения или же провалиться сквозь землю. Наверное, последнее.       — Н-не стоит, — тихо пробормотал я — голос меня совсем не слушается. — Давай просто остановимся.       — Серьёзно, чего ты вдруг засмущался-то? — Бена, кажется, забавляет это зрелище, он присел и с интересом посмотрел на меня. — Что-то случилось?       — Не важно.       Стоит ли вообще оправдываться? Не я начал. Почему я не могу просто отказаться? Могу. Могу и откажусь.       Когда я выполз из-под Бенджамина, я сел на колени на диване, скрестив руки на спинке и облегчённо выдыхая. Это для меня слишком. Не уверен, что теперь смогу просто спать с Беном, если мои мысли вертятся вокруг Виктора. А как жить-то теперь? Ха-ха, я не только, кажется, влюбился в красивое личико, но и хочу своего соседа, у которого снимаю комнату. И ладно бы, если бы я мог просто с ним переспать и забыть об этом… Замечательно! Просто чудесно! Бенджамин, Виктор… более неловкой ситуации и быть не могло.       Пока я думал, Бенджамин аккуратно прижал меня животом к спинке дивана и стал целовать мою шею. Хотел я было выкрутиться и возмутиться, но он крепко прижал мои руки к спинке, чтобы я не вырвался.       — А знаешь, что? — прошептал Бен. — Не дождёшься, Дэнни. Разве я могу оставить тебя неудовлетворённым?       — Да стой же ты! — попросил я, но безуспешно.       Руки Бенджамина перестали держать мои и снова переместились на моё тело, нежно его гладя. Он ведь прекрасно знает, как мне это нравится. И, как мне нравится лёгкие прикосновения губ к моей шее. И он бессовестно пользуется тем, что я слабее, а к тому же ужасно возбуждён. Бен, наверное, прекрасно понимает, что ещё немного и он окончательно лишит меня воли к сопротивлению. Я говорил «нет». Почему мне должно быть неловко из-за того, что Бенджамин глухой?       — Н-не… — мой голос застрял в горле, когда рука Бена расстегнула ширинку моих джинсов.       Как назло, именно в этот раз он оказался не так разговорчив, чтобы хотя бы начать меня раздражать. Бенджамин делает всё, чтобы я не смог продолжать отказываться. Такого раньше никогда не было. Нам было весьма хорошо в постели, но обычно в некоторых моментах нам надо было уступать друг другу. Он никогда не делал полностью так, как нравится именно мне. Я не возражал, ведь приятно должно быть обоим. Где-то он мне, а где-то я ему. И именно сейчас Бен делает всё так, чтобы я уже вообще не мог соображать от возбуждения. Лёгкие и мягкие прикосновения, неспешность, тишина… И чёртов Виктор в моей голове. Хитрые зелёные глаза этого наглого котяры не перестают следить за мной. Его низкий голос возбуждает даже больше, чем молчание Бена. Тонкие губы, обычно растягивающиеся в усмешке, касались бы моей кожи и просто сводили бы с ума… Я просто не могу не думать об этом.       А рука Бенджамина тем временем уже вовсю ласкает мой член. Мои руки сжимают обивку дивана. Это будет быстро — уж больно сильно возбуждение. Я закусил нижнюю губу до крови. Это всё ужасно неловко. Но разве моё «нет» кто-то слушал? Когда возбуждения не станет, меня накроют мысли о том, что Бен слишком обнаглел. О том, что я всё это время позволял ему слишком много. О том, что это низко — так пользоваться своей силой против того, кто изначально высказывал свою позицию относительно этого. О том, что это всё ещё неправильно — думать о Викторе и позволять делу заходить дальше. Я бы не сказал, что мне нравится эта смесь стыда и возбуждения. Если бы я сразу понял, насколько хочу Виктора, я бы обошёлся своими же силами. Без Бена. Ловкость рук и никакого мошенничества, так сказать. Но вот ещё пара движений и моя длинная рубашка заляпана, а я тяжело дышу, всё такой же красный, как и до этого.       — А ты отказывался, — довольно прошептал Бенджамин. — Ты такой чувствительный сегодня.       Он вытер руку о салфетки, видимо, предусмотрительно принесённые им и оставленные на журнальном столике рядом с диваном. Серьёзно? Бен так и планировал? Не у себя в комнате, не дать мне нормально проснуться, а просто накинуться на едва соображающего сонного человека? Что с ним происходит?       — Из-за тебя рубашка испачкалась, придурок, — проворчал я, повернувшись и тоже взяв салфетку, чтобы вытереться.       — Нашёл проблему, — Бен, кажется, совсем не понимает, что не так. — Просто наденешь мою футболку.       Хоть это и начал сам Бенджамин, я теперь уже просто не могу оставить его ни с чем. Пока он «мучил» меня, он и сам сильно возбудился. Что же, чтобы закончить с этой неловкостью побыстрее, мне тоже стоит сделать так, как Бену нравится больше всего. Почему я вообще должен чувствовать себя чем-то обязанным, если я всего-то разочек кончил по прихоти Бенджамина, хотя и отказывался? Когда в моём дурацком мозге уже окончательно победит логика и холодный расчёт? Но нет ведь… Это всё странно и неприятно. Но никак не получается закрепить мысль о том, что это проблемы Бена, если он рассчитывал на продолжение. В прочем это ведь такие мелочи, да?       — Сядь, — потребовал я, нахмурившись — моей довольной улыбки он, тем не менее, не дождётся.       Бенджамин не стал спорить и сел на диване. Я спустился на пол и сел перед ним на колени, устроившись между его ног. Без ласк и лишних телодвижений я расстегнул его ширинку и достал его член. Бену, конечно, вполне нравятся нежности и всякое такое, но если быстро переходить к делу, то будет быстрее и проще. Немного поигравшись языком с его членом, я обхватил его губами и начал понемногу двигаться. Вскоре послышались тихие стоны Бенджамина.       Хотя бы сейчас я могу уже совсем не представлять Виктора. Хотя бы сейчас не настолько неловко. Осталось лишь желание поскорее с этим закончить. Ладонь Бена легла мне на голову, когда я начал двигаться быстрее и периодически заглатывать его член полностью. Даже спустя столько времени, я всё ещё напрягаюсь от этого безобидного действия во время минета. Сразу возникает какое-то тревожное ощущение. Но сейчас мне стало намного проще не подавать вида. Когда Бенджамин оказался уже на пике, он с некоторым усилием прижал мою голову, не давая подняться, пока он не кончит мне в рот. Из-за этого я почувствовал, как стенки горла сжимаются, дышать стало сложнее, а глаза заслезились.       Вскоре он отпустил мою голову, и я отстранился, немного морщась от неприятного ощущения. Откашлявшись и всё ещё ощущая склизкую сперму на стенках горла, я хмуро посмотрел на Бена.       — Я же просил тебя так не делать, — спокойно, но с досадой, слегка осипшим голосом сказал я. — Мне это очень не нравится. Очень, блядь, не нравится!       — Извини, не удержался, — выдохнул он. — Уж больно хорошо было.       — Придурок… — проворчал я, снимая испачканную рубашку. — Дай, во что переодеться и я поеду домой.       — Так скоро?       — Да, так скоро. Я вообще тут ночевать не планировал. И уж тем более развлекаться с тобой. А ты не только не слушаешь, когда тебя просят остановиться, но ещё и позволяешь себе то, что мне категорически не нравится. Разве я так много ограничений тебе ставил?       — Да чего ты так взъелся из-за такой мелочи? — Бен, кажется, искренне не понимает. — Да и ты же явно хотел…       — Мелочи? — усмехнулся я. — Знаешь, как называется, когда один человек делает что-то неприятное другому против его воли?       — Вот только в насилии обвинять меня не надо, — голос Бенджамина прозвучал обиженно. — Ты не слишком то сильно сопротивлялся. А сейчас… ну, это же правда безобидная мелочь. Я же не ударил тебя и не сделал больно.       — Ай, чёрт с тобой, — махнул я рукой. — У меня нет желания с тобой спорить. Это бессмысленно. Всего парочку вещей просил не делать ни под каким предлогом, а ты… Мелочь это, видите ли!       — Ну, прости, — виновато вздохнул он. — Увлёкся. Но ты же знаешь, что у меня не было намерения как-то тебя обидеть. Прости.       — Не мне, конечно, тебя учить, но, если найдёшь себе более подходящего парня, не стоит всё же делать что-то, когда он просит остановиться. И того, что он сразу обозначает как что-то неприемлемое для него.       — Дэнни, я хотел с тобой поговорить, — Бен серьёзно посмотрел на меня. — Может, останешься ещё хотя бы ненадолго?       — О чём же? — я недоверчиво посмотрел на него. — Из важного мы всё друг другу сказали. На пустую болтовню с тобой я не в настроении. Тем более, после таких выходок.       — Нет, я ещё не всё важное сказал, — Бенджамин откинул голову на спинку дивана. — Присядь. Пожалуйста, выслушай.       Предвкушая очередной неприятный разговор, я сел рядом с Беном. Он какое-то время смотрел в потолок о чём-то размышляя. Я просто молча ждал, пока он не начнёт говорить то, что хочет. Бенджамин повернул голову в мою сторону и слегка улыбнулся.       — Знаешь, я тут много думал, — сказал он. — Много и долго. Извини, я в последний раз, когда мы виделись, наговорил лишнего. Мне сложно спокойно реагировать на Виктора. И мне было неприятно, что ты не хочешь мне верить.       — Допустим, — кивнул я. — Ну и что же ты надумал? Извинения?       — Нет, — ответил он. — Это просто… к слову. Я много думал и успел передумать. Насчёт нас.       — О чём ты? Я, конечно, понимаю, что ты вообще не особо постоянный и последовательный, но хотя бы изъясняйся точнее.       — Я думаю, что нам стоит пересмотреть наши отношения, — сказал Бен. — Мы уже давно вместе. Я бы хотел чего-то более серьёзного. И хотел бы этого с тобой. Знаю, я сам говорил, что это всё ничего особо не значит и мне просто с тобой лучше, чем с кем-то ещё… Думаю, я ошибался. Ты мне нравишься больше, чем мне казалось. Давай начнём всё нормально?       — Ч-что? — оторопел я. — С чего ты передумал? За всё это время мы не стали сильно ближе, разве нет?       Услышать от Бена слова о том, что он в чём-то ошибся — большая редкость. Он редко извиняется и редко признаёт свою неправоту, даже если его мнение меняется. Это удивляет даже немного больше, чем смысл сказанного.       — Если честно, то я долго доходил до того, что на самом деле ты мне далеко не безразличен, — Бенджамин снова посмотрел в потолок. — Твой переезд заставил меня задуматься о наших отношениях, о том, кто ты для меня. И я понял, почему меня так разозлило, что ты не слушал меня даже тогда. Я ведь хотел как лучше. Сам не думал, что так отреагирую, увидев тебя рядом с Виком и, услышав, как ты его защищаешь, даже толком-то не зная. Ты не был с ним знаком раньше, а меня знал давно. Это было… неприятно, мягко говоря. Я же не чужой тебе человек. Знаешь, мы очень давно с Виком знакомы. У меня есть основания считать, что он для тебя опасен. Я, возможно, впервые действительно захотел о тебе позаботиться, а ты лишь посмеялся надо мной. Я разозлился потому, что понял, что был идиотом. Я не замечал очевидного. Не замечал, как ты стал неотъемлемой частью моей жизни. Я не задумывался об этом, когда пробовал встречаться с другими и оставался недоволен. Не задумывался, когда решил, что мы с тобой просто можем стабильно доставлять друг другу удовольствие. Не задумывался, когда меня задевало твоё пренебрежительное отношение ко мне. Но задумался, когда понял, что могу потерять тебя.       — Бен, — я посмотрел не него примерно с тем же сочувствием, как и в тот раз, когда он говорил, что ему всё ещё плохо без бывшего. — Пойми, нельзя потерять то, что не твоё. У нас с тобой не те отношения. И уже никогда не будут. Если бы были, то мы бы, наверное, давно бы уже окончательно достали бы друг друга. Но ты же понимаешь, что мы бы давно уже пришли к другому формату, если бы это было действительно нужно. Мы хотели посмотреть, что из всего этого выйдет — и посмотрели: из нас не получается сладкой парочки. Меня не интересует романтика с тобой. И с чего ты вообще стал думать о том, что можешь якобы потерять меня из-за Виктора? Ты приревновал, что ли?       — Да, так и было, — Бенджамин усмехнулся в несвойственной ему манере, всё ещё не глядя на меня. — Увидел, захотел тебя защитить, а потом приревновал, когда ты стал за него заступаться. И, когда увидел, как он при этом на тебя смотрит. Словно голодный волк на зайчика. Вредного, но безобидного, и уж точно беззащитного перед хищниками.       — Ты меня совсем за кого-то никчёмного держишь? — спросил я, нахмурившись. — Мне не нужна твоя защита. Никакой я тебе не зайчик. И Виктор не волк, как бы он там на меня ни смотрел. Ревновать из-за простого человеческого отношения и какого-то там взгляда? Не слишком ли это?       — Как есть, — к моему удивлению, он даже не спорит. — Ты… не тот, кого бы я осознанно выбрал сам. Наверное, поэтому я так долго тормозил. Не хотел принимать тот факт, что влюбился во вредного, ворчливого зануду, чьё высокомерие почти сравнимо лишь с высокомерием человека, которого я просто на дух не переношу. Но едва ли я что-то могу с этим поделать.       — Очень мило, — я пытался проявить к Бену больше сочувствия, но не удержался и фыркнул. — Говорить о своих чувствах так, будто бы это досадное недоразумение. Простите великодушно, что доставляю столько хлопот! И кто бы после этого говорил мне о высокомерии!       — Дэнни, я серьёзно, — Бенджамин снова посмотрел на меня, но в этот раз с грустью в глазах. — Да, я долго соображал. Прости. Да, эти отношения не были серьёзными, но я приревновал, стоило только Виктору нарисоваться рядом с тобой. Не без причины. Но ты ведь сам был инициатором того, что между нами происходит. Наверное, ты всё же что-то ко мне чувствовал? Даже если я тебя чем-то обидел, если что-то не так… Давай попробуем?       — Нет, — отрезал я. — Я не хочу. Тебя всё это время не особо интересовало, кто я, что я и, почему. Не пойми меня неправильно, я не в обиде. Это нормально. Хорошо, что ты всегда был честен насчёт этого. Я тоже честен. Я не был влюблён в тебя даже тогда, когда предлагал встречаться. Я просто не видел для себя других приемлемых вариантов, а простого человеческого тепла хотелось. Сейчас не могу ответить взаимностью и подавно. Сейчас я ещё и прекрасно понимаю, что ты никогда не дашь мне того, что мне на самом деле нужно.       — А кто тебе это даст? — Бен посмотрел на меня с необычайной прохладой во взгляде. — Кто знает тебя хотя бы в той же степени, что я? Кого ещё ты к себе подпустишь с твоей недоверчивостью? Кто будет таким терпеливым, чтобы нормально относиться ко всем твоим заскокам? Кто будет к тебе добр и заботлив, несмотря на твои грубость и колючесть? Кто сможет стать тебе достаточно близким, чтобы ты на него наконец смог положиться? Кого ты не будешь бояться? Есть идеи, а, Дэнни?       Это уже слишком. Да, он знает обо мне чуть больше прочих. И отчасти знает, почему для меня нет других вариантов кроме него. Он задаёт вполне справедливые, но жестокие и циничные вопросы, зная о моих слабостях. Это так свою симпатию выражать надо? И после этого я ещё грубый и колючий?       — Вот как, — на этот раз я ответил ему ещё большей холодностью. — Знаешь, за последнее время я узнал о тебе кое-что новое. И это не в твою пользу. Ты, как оказалось, любишь надавить на больные места. Правильно понимаю? Хочешь сыграть на том, что я, такой-сякой, никому не нужен буду, кроме тебя? И на том, что я, мягко говоря, с опаской отношусь к людям, а особенно к парням? Не находишь это грязным приёмчиком? Это не то, что могло бы нас сблизить, или заставить меня смотреть на тебя влюблёнными глазами. Тогда ты прошёлся по больной теме Виктора, но это ещё даже можно было понять, учитывая ваши отношения. А сейчас по моей. Очень мило. Браво.       — Нет идей? — Бенджамин пропустил мой укол мимо ушей. — А ведь это могу быть я. Я бы о тебе позаботился. Помог бы. Постарался бы получше тебя понять. Я бы стал для тебя опорой. Но ты никак не хочешь позволить себе довериться кому-то, да? Спал ли ты сам с кем-то кроме меня? Была ли у тебя хоть с одним человеком такая же близость? Или простую правду ты будешь воспринимать как грязный приёмчик? Тебе просто этого больше никто не скажет, поэтому и злишься.       — Не твоё это дело, — я скрестил руки на груди. — Грязный приёмчик не в самой правде, а в том, как и для чего ты её говоришь. Это не более, чем манипуляция, Бен. Может тебе и довелось узнать, что в голове моей не совсем всё в порядке, и есть поводы сомневаться в себе, но даже я не поведусь на это. Если безответность твоих чувств — проблема, то так и говори. Просто закончим всё это — и дело с концом.       — Я не хочу заканчивать. И, чтобы ты ни говорил, это от моих прикосновений ты ещё совсем недавно балдел. И со мной ты можешь говорить обо всём этом. Это меня ты не боишься. Ты сам сказал, что чувства могут появиться и укрепиться со временем. Мне наплевать, что ты считаешь, будто бы равнодушен ко мне. Я знаю, что это не так. Мы продолжим, и ты в итоге будешь вынужден признать, что я прав, ведь теперь всё будет несколько иначе.       — Ты себя слышишь? — я еле удержался, чтобы не рассмеяться, — «Наплевать», «будешь вынужден» и ещё куча намёков на то, что ты такой весь исключительный для меня. Ещё раз браво! Симпатия как она есть! Опять ты в центре всего. Хочешь, чтобы я был жалким придатком? Ты начинаешь меня лишь больше убеждать в том, что нам стоит всё прекратить. И я не говорил, что равнодушен к тебе. Ты мне нравишься ровно настолько, чтобы спать с тобой. Даже если бы мои чувства к тебе были бы сильнее, ты вряд ли сможешь меня убедить в правдивости твоих. Я просто в это не верю.       — Проблема в этом? — Бен вдруг улыбнулся. — Могу всё же попытаться. Заметил коробки? Я через неделю уже съезжаю. И, чтобы ты понял, что я серьёзен, я делаю это не просто так. Переезжай ко мне. Я правда хочу о тебе позаботиться. Ты даже можешь уйти с работы. Ты же её ненавидишь. Мне хватит средств на нас обоих. Всё, что от тебя требуется, просто быть со мной. Ты не пожалеешь. Твоя жизнь станет проще, рядом будет человек, который о тебе заботится и принимает тебя, большая часть твоих проблем решится. Просто соглашайся и съезжай от Вика ко мне. Ты никогда не просил меня о помощи, так что я даже не знал, что тебе нестерпимо плохо. Сейчас я хочу помочь. Тебе не придётся жить рядом с едва знакомым сомнительным типом.       Всё интереснее и интереснее. Бенджамину действительно вполне может хватать на это средств. Ни я, ни Майк, не знаем о его финансовом положении. Точно известно, что раньше он жил со вполне состоятельными бабушкой и дедушкой. Он стал снимать квартиру с моим братом вместе не из-за нужды, а просто из-за собственного желания. И подрабатывал он тоже из-за личного нежелания сидеть на шее у стариков. Бен мог съехать отсюда в любой момент. Но он до последнего жил с Майком, даже когда уже устроился на работу по специальности. О причинах Бенджамин никогда не говорил. Может, он просто хотел таким образом помочь моему брату, а может, просто не хотел жить один. Я этого не знаю.       Зато я знаю, что, если бы Бен хотел помочь мне, он мог сделать это гораздо раньше. Виктор — двигатель отношений! Смешно. Бенджамин действительно хочет сделать как лучше для меня, или у него просто проснулись собственнические чувства? Может, он предлагает это всё просто из-за того, что не хочет отдавать того, кого посчитал своим? Если вдруг это предложение искреннее, то, конечно, я буду тронут. И даже усомнюсь в том, что ничего не выйдет. В конце концов, кто бы мне ни нравился, всегда всё идёт наперекосяк. Только с Бенджамином получилось хоть что-то.       — Ты шутишь? — я постарался не выдавать собственной надежды. — Вот так резко? Какой-то месяц назад я бы согласился, не особо тратя времени на размышления. Но тебе это тогда не было нужно, хоть ты и знал о том, что у меня уже чердак подтекает от сожительства с матерью. Но ты предлагаешь мне съехаться и даже бросить работу, как только чуть приревновал к Виктору?       — Я совершенно серьёзно, — немного раздражённо вздохнул Бен. — Мы уже выяснили, что я тормоз, так? Чего тебе ещё надо? Ты не просил о помощи, а я не думал, что она тебе нужна настолько, чтобы ты согласился снимать комнату у агрессивного наркомана! Как я ещё должен тебе доказать свою искренность и обеспокоенность?! Когда ты уже поверишь мне?! Я хочу быть с тобой, неужели не ясно?!       — Ясно, не кричи, пожалуйста, — тихо попросил я. — Сам же говорил, Майк спит. Послушай, это всё… немного неожиданно. Я совсем не ждал, что между нами что-то может вдруг поменяться спустя столько времени. Наверное, поэтому мне так сложно поверить в то, что я слышу. Я не знаю, что думать. Тем более, что я действительно не испытываю к тебе таких глубоких чувств, чтобы просто принимать такого рода помощь безвозмездно. Какой бы сволочью я иногда ни был, мне совсем не хочется использовать тебя вот так.       — Я сам тебе это предлагаю, — возразил Бенджамин. — Ты не сможешь продолжать отрицать свои чувства, когда будешь со мной рядом постоянно. А если и так… разве я когда-то мог тебя заставить поступать так, как я хочу? Уйдёшь — и дело с концом. Дэнни, просто дай шанс этим отношениям. Ты же не глупый ребёнок, чтобы ждать, что волшебным образом всё поменяется, и ты вдруг легко найдёшь вариант получше. Я понимаю, что предлагаю тебе выгоду. Но я так же понимаю, что ты привык игнорировать собственные чувства и теперь уже, возможно, просто не замечаешь чего-то. Соглашайся. Не отказывайся от счастья.       — Говоришь, счастливым меня сделаешь? — я усмехнулся, пытаясь представить, что вообще для этого потребуется. — Допустим. Но это действительно внезапно. Мне надо всё это обдумать. Я не могу резко дать тебе свой ответ. Тебя это устроит?       — Как скажешь, Дэнни, — вздохнул Бен. — Я попытаюсь тебя убедить. Но я хотел ещё спросить кое-что. Вик тебя не достаёт? Никак не обижает?       — Даже если бы обижал, то я бы сам с этим разобрался. Мне не нужна твоя защита, как я уже и сказал. И, должен заметить, что Виктор — довольно милый парень.       — Милый?! — Бенджамин вдруг рассмеялся. — Вик — милый?! Да у тебя не все дома, Дэнни! Я знаю его куда дольше тебя. Поверь, такие люди не меняются. Он ещё покажет себя. Не думай, что я слепо ревную и включаю паранойю. Вик не вполне адекватен, хоть сейчас и научился себя хоть как-то сдерживать. Но не думаю, что его надолго хватит. Серьёзно, лучше бы тебе не иметь с ним дел.       — Говори, что хочешь, но я не думаю, что Виктор такой же, как тогда, когда вы общались, — не могу я просто молча слушать эти гадости. — Он явно не гордится ни своим жизненным опытом, ни тем, как вёл себя. Знаешь, от него я, несмотря на мою грубость и язвительность, ещё не слышал и не наблюдал настоящей агрессии. Даже если он действительно вспыльчив, он явно умеет держать себя в руках.       — Да он тебе нравится! — Бенджамин с подозрением посмотрел на меня.       Кровь вдруг снова прилила к щекам. И смысл отпираться? Это ведь очевидно. Чего я там не хотел Бену говорить? Насрать вообще. Пусть знает.       — Даже, если так, то что? — я поджал губы. — Это всё равно ничего не значит.       — Всё ясно, — усмехнулся Бен. — Бедный, Дэнни. Понятно, почему ты его так защищаешь. И, почему всё ещё так сомневаешься, соглашаться ли на моё предложение. Жаль тебя разочаровывать, но ничего у вас не получится.       Будто бы я не знаю. Зачем ещё и ему мне это говорить?       — Почему же? Сам же говоришь, что он на меня облизывается. Где там твоя ревность?       — Во-первых, не отрицай того, как прошло твоё сегодняшнее пробуждение. Я был с тобой, а не Виктор. Это значит только то, что, даже если он тебе и правда нравится, то ты всё ещё не можешь ему доверять. Конечно, вы ведь почти незнакомы. Это нормально. Но Вик не из терпеливых, поверь. Во-вторых, облизывается — значит, хочет. Не больше, и не меньше. Его не интересуешь ты. Не будь таким наивным, не думай, что парню с богатенькими родителями, который никогда ни в чём себе не отказывал, будет интересен бедный, замкнутый и нервный симпатяжка более, чем игрушка. Ты интересен мне, Дэнни, не ему. Правильно, что не доверяешь, ведь он хочет лишь поиграть с тобой. Особенно после того, как он заметил моё отношение к тебе. Он будет только рад сделать мне больно. И его не волнует, что больно будет и тебе. В-третьих, как бы ты ни говорил о том, что не беззащитен, но это не так, уж извини. Ты едва научился худо-бедно с людьми общаться за свои восемнадцать годиков, куда уж там давать отпор? Будем откровенны, со мной ты так разговариваешь, лишь потому что я всегда был к тебе добр. А можешь ли ты что-то вообще противопоставить грубой силе? Ты слабый. Если Вику что-то взбредёт в голову, его не остановят ни твои слова, ни твой страх, ни даже закон. Он неуправляем. А потому я продолжу говорить, что он опасен. И, если ты мне не поверишь и позволишь себе влюбиться в подобного человека, то ты горько пожалеешь об этом. Он тебя просто растопчет и даже не посмотрит на то, как плохо тебе будет. Такой Вик человек. Не милый, Дэнни. Он жестокий, холодный и циничный. Я давно его знаю. Он был моим другом, пока я в полной мере не понял, что он за человек.       — Почему же ты с ним дружил, раз он так ужасен?       — Привычка с детства. Желание помочь. Я пытался видеть в нём лучшее. Но он всегда был тем, кто разрушает всё вокруг себя. Он сломает и тебя, Дэнни. И только посмеётся над этим. Мы дружили пока были детьми. В старших классах и после школы много всего вылезло наружу в полной красе. И я всё ещё дружил с ним. А потом из-за него стало плохо мне. И тогда я переосмыслил всё, что было, и всё, что есть. Я говорю это тебе не только из-за того, что сам хочу быть с тобой. Мне правда не хотелось бы, чтобы ты страдал. Ты же неглупый парень, но тут здраво рассуждать не хочешь. Включай уже голову и не будь лёгкой жертвой.       — Ясно, — вздохнул я. — Тебя чем-то задели, и ты забыл всё хорошее, что было. Не верю я, что можно так долго называть другом того, кто так плох. И насолить он тебе хочет, и я такой никудышный не могу быть ему интересен, и вообще ты в этой ситуации белый и пушистый. Просто рыцарь в сияющих доспехах! Дай, пожалуйста, мне что-то надеть вместо рубашки, и я поеду домой. Я не хочу больше с тобой это обсуждать. Странные у тебя нежные чувства, я таких не понимаю.       — Дэнни, я не хотел тебя ничем обидеть. И не надо потом переворачивать смысл всего мною сказанного. Просто будь осторожен. А лучше съезжай. Или ты сам увидишь, что из себя представляет Вик. Не стоит в него влюбляться. Впрочем, какая-то мимолётная симпатия совершенно не имеет значения. И мы оба это знаем. Я даже злиться из-за этого не буду. Так что переезжай ко мне.       — Мне надоело, — вздохнул я. — Я подумаю о том, что ты мне сказал. И о твоём предложении. Если тебя это устроит.       Бенджамину ни к чему знать, какой проблемой для меня может быть симпатия к Виктору, которую я пока что ещё надеюсь игнорировать. Я не собираюсь ему плакаться о том, как непросто мне приходится жить в своей тревожной туше, когда любые чувства к парню ведут к полному провалу. И не собираюсь оправдываться за что-либо. По крайней мере, я честно сказал, что чувствую.       — Ладно, — Бен выдохнул с облегчением. — Подумай. Приходи, когда перееду. Я тебя буду очень ждать.       — Кхе-кхем… — голос Майка послышался у двери в гостиную.       И как много он слышал? Вид, у нас двоих, конечно, что надо. Но у обоих низ прикрыт. Есть ли шанс, что мой брат не понял, что тут происходит? Впрочем, скомканные салфетки, валяющиеся на полу, и характерный запах, полагаю, на что-то да намекают.       — Я вам не помешаю? — нахмурился он, разглядывая нас. — Мне вот интересно, о чём вы тут беседуете.       Пока я пытался придумать отговорку, Бенджамин взял меня за плечо и прижал к себе.       — Знаешь, давно стоило тебе рассказать, — он улыбнулся так, будто бы разговор до этого был даже вполне приятным. — Вообще-то мы с Дэнни встречаемся. И я хочу, чтобы он жил со мной.       — Какого?.. — Майкл недоумевающе посмотрел на своего друга, не до конца понимая смысл сказанного. — В каком, блядь, смысле?       — Не говори так, будто бы всё уже решено! — возмутился я, отпихивая Бена. — Пока что ничего не поменялось.       — Вам лучше объясниться, — Майк скрестил руки на груди.       — Между нами не было ничего серьёзного, — спокойно пояснил я. — Ничего особого. Но сейчас Бен решил, что мы должны перейти на другой уровень. Я правда очень сомневаюсь в том, что это хорошая идея.       — Как давно это всё длится? — лицо брата постепенно становится всё злее.       — Около двух лет, — честно ответил я. — Какое-то время просто развлекались, а потом решили, что лучше быть постоянными партнёрами. Интересно было посмотреть, выйдет ли что из этого. Не особо хорошо получилось.       — Два года… — недовольно повторил Майк и уставился на Бенджамина. — И о чём ты думал вообще?! Это же мой брат! Ему было всего-то шестнадцать!       — Поспокойнее, — я ответил раньше Бена. — Я вообще-то сам это предложил. Не надо на него срываться. Что такого случилось-то? Ты в шестнадцать чуть отцом не стал вообще-то.       — Не напоминай, — лицо Майкла побледнело, но он почти тут же снова пошёл в атаку. — Да и ты хорош! Какого хера мне ничего не говорил? С каких пор ты с парнями?.. Ну… Я думал, ты по девушкам! Почему не сказал? Разве я бы осудил?! Почему я узнаю об этом, случайно услышав обрывок разговора?!       — Не истери, — вздохнул я. — Просто не считал нужным сообщать о несерьёзных отношениях. Зачем? Да и что такого удивительного?       Да уж. Я не думал заступаться за Бена, но ведь его вины тут и правда нет. Если скажу, что друг Майка просто не хотел ему признаваться, что развлекается с его братом, то эта королева драмы просто с ума сойдёт. Майкл на многое довольно бурно реагирует. Не хватало ещё его с другом поссорить.       — Охуеть — не выхуеть обратно… — пробубнил Майк. — Ты редкостный засранец, ты знаешь об этом? И что? Сейчас можно за вас порадоваться?       — Рановато, — наконец снова заговорил Бен. — Твой брат весьма упрям. Я ему решение проблем предлагаю, а он сомневается. Можно подумать, лучше жить с Виком…       — В смысле с Виктором?! — удивился брат, на что Бенджамин кивнул. — Дэнни? Ты совсем того? Вали оттуда нахуй!       Так, я не понял. Я, значит, Бена выгораживаю перед братом, а он решил его на свою сторону перетянуть? Думает, что я не вынесу давления с двух сторон? А не пойти ли им обоим тогда к чёрту?..       — О, так Дэнни не сказал… — с невинным видом улыбнулся Бенджамин.       — Что вы оба на него взъелись?! — возмутился я. — Ты, Майк, вчера ни слова против не сказал, когда я о своём соседе рассказывал. Тебе-то он что сделал?!       — Он мне просто не нравится, — заявил брат. — Это плохая компания, Дэнни. Не глупи. Тебе не место рядом с подобными людьми.       — Видишь, Дэнни? — Бенджамин посмотрел на меня холодным взглядом, но улыбаясь. — Это не только мои слова. Задумайся. Может, если уже два человека советуют тебе побыстрее сваливать, это что-то да значит? Я тебе и в чувствах признаюсь, и жить вместе предлагаю, забочусь о тебе и беспокоюсь, а ты противишься. Как ребёнок, делающий всё назло.       Что-то да значит? Конечно. Виктор даже толком не помнит Майка, они едва знакомы. Мой братец просто поддерживает друга. Это, наверное, нормально. Но зачем же сразу на меня наезжать?       — Назло? — оторопел я. — В каком месте? Или тебе всё, с чем я не согласен, это сразу назло?       — Дэнни, Бен дело говорит, — вклинился Майк. — Он же явно о тебе заботится. Не будь ты таким говнюком с ним, а?       Так, значит? Легко мой брат решает, кто прав. Мне бы такую уверенность. Но почему он поддерживает Бенджамина, а не меня? Так быстро перестал возмущаться тому, что мы от него держали в секрете наши отношения, и теперь вовсю сватает со своим другом? Серьёзно? Ощущение, будто бы один я чего-то в этом мире не понимаю. И почему я чувствую себя так, будто на меня сейчас помои вылили?       — Бен, дай мне футболку, — я натянул маску полного безразличия, не желая показывать ни грамма своих настоящих эмоций. — Я поеду домой. Тут выспаться ты мне не дал. От вас обоих голова уже взрывается.

***

      Домой я вернулся ближе к полудню.       Бенджамин настойчиво предлагал подвезти, от чего пришлось отказываться несколько раз. Я даже не уверен, что ближайшее время вообще захочу его видеть. Ему бы радоваться, что я вообще согласился подумать над его словами. Утро было крайне неловким, а разговор весьма неприятным. У меня не было намерений как-то задеть или оскорбить Бена. Я высказывал то, что думаю. Но он умеет сделать так, чтобы я в итоге почувствовал себя виноватым. А Майк ему в этом решил помочь. Будто бы мои сомнения — это ужасное оскорбление. Потому я и думаю, что у нас с Бенджамином ничего не выйдет. Мы разные. У нас всегда всё сложно, когда дело серьёзное. Я так не хочу. Сложных отношений мне и в семье хватило. Чёрт бы с этим Виктором и моей симпатией к нему — проблема даже не в нём. Это просто небольшой плюсик в графе «чувство вины». Бен даже не пытается услышать, что я ему говорю, а теперь ещё и внезапно решил брата моего подключить к системе «капаем на мозги этой блондинистой сволочи».       Открывая дверь в квартиру, я постарался вести себя как можно тише, чтобы избежать лишнего внимания. Медленно и беззвучно снял пальто и ботинки. Так же неспешно и тихо пошёл к своей комнате. Только Виктор всё равно услышал. Выйдя из гостиной, видимо, поздороваться, он недолго осматривал меня, оценивая мой вид. Учитывая, что моя одежда весьма однообразна, чёрная футболка, явно мне не по размеру, не может не бросаться в глаза. Когда я умывался перед уходом от брата и Бенджамина, я заметил на шее пару засосов, оставленных Беном. Они довольно сильно видны. Виктор присвистнул и ухмыльнулся.       — Чего крадёшься? — он приподнял одну бровь.       — Н-не хотел тебя будить, если ты ещё спишь, — соврал я, слегка улыбнувшись.       — Я смотрю, ты хорошо провёл время?       Этот вопрос заставил меня уже в который раз за сегодня покраснеть. Перед тем, как ответить, я оценивающе посмотрел на Виктора. В его взгляде нет осуждения, обиды или даже насмешки. Это был просто вопрос, хотя я теперь уже абсолютно уверен в том, что наш шутливый флирт был вполне серьёзен. Я и сам не исключаю вероятности, что это для Виктора и правда просто ничего не значащее влечение. Ничего серьёзного. Это примерно то же самое, что оценить чью-то красоту. Нравится, хотелось бы, но взаимодействие вовсе не обязательно. Это бы даже упростило всё. Так будет проще оставаться в более-менее дружелюбно-нейтральных отношениях при отказе. Когда же симпатия серьёзнее, то человека куда проще задеть.       — Скажешь тоже… — смущённо ответил я. — Вовсе нет.       — А выглядишь так, словно знатно повеселился ночью, — возразил он. — Я думал, ты собирался вернуться вчера вечером.       — Так и было, — ногти одной моей руки впились в кожу другой. — Я как-то крепко так вырубился. Я даже не думал видеться с Беном…       — Но вижу, что ваша встреча прошла хорошо.       Поджав губы, я отвёл взгляд в сторону. Это не упрёк и не издёвка. Но воспоминания о сегодняшнем пробуждении заставляют чувствовать себя в чём-то виноватым не только перед Бенджамином, но и перед Виктором. Недостаточно сильно сопротивлялся, недостаточно твёрдо сказал «нет», а потом ещё не смог просто оставить Бена ни с чем, хотя я вообще-то и не просил его удовлетворять меня. Мне совсем не нравится то, как всё прошло. Осталось неприятное послевкусие, будто бы меня вынудили делать то, что я не хотел, а я ещё и виноватым остался. Но это и правда лишь моя проблема, что я был так мягок. Мне захотелось сказать Виктору правду. Если не о том, что я, как оказалось, не могу выкинуть его из головы, то о том, как прошла эта чёртова встреча. А почему бы и нет? Я и так уже с ним достаточно откровенен и куда более открыт, чем привык. Пусть думает, что хочет. А я посмотрю на результат. Даже если его дружелюбия ко мне поубавится, я всегда смогу стать соседом-невидимкой.       — Если честно, встреча прошла ужасно, — усмехнулся я, всё ещё не глядя на него — Хочется лишний раз помыться, чем я и займусь. А потом хотелось бы просто исчезнуть. Но вместо этого я просто пойду ещё посплю. Крайне неприятная встреча, я бы сказал.       — Он тебе что-то сделал? — голос Виктора прозвучал совершенно серьёзно и даже обеспокоенно.       Пока я пытался понять смысл вопроса, мои ногти стали медленно ползти вниз по руке, оставляя на ней свежие следы. Чёртов зуд…       — Дэниел! — спокойно, но требовательно он обратился ко мне. — Посмотри на меня и ответь. Бенджамин тебе что-то сделал?       Посмотрев на Виктора, я столкнулся с его обеспокоенным, но в то же время строгим, взглядом. Он больше не улыбается. И теперь я понял, что он имел в виду.       — Н-нет, — неуверенно ответил я. — Ничего особого… Просто…       «Я этого не хотел…» — чуть было ни сказал я. Но это прозвучало бы слишком драматично. В реальности всё смешнее: один идиот не принимает отказов, а другой — не может отказать как следует. Стыдно такое говорить. Чувствую себя отвратительно.       — Просто… — повторил Виктор, выжидающе глядя на меня. — Я хотел подшутить, но вообще-то ты не выглядишь как человек, который повеселился. Ты выглядишь как человек, который сделал что-то постыдное, а теперь переживает из-за того, что его на этом поймали. Просто ответь на мой вопрос.       В точку. Так и есть. И зачем тогда выспрашивать, если он сам всё видит и понимает? Не хотелось мне выглядеть таким жалким. Хотя взгляд Виктора не кажется ни насмехающимся, ни жалеющим, ни презирающим. Скорее, взволнованным и заинтересованным. С чего бы? Даже, если я ему и нравлюсь, почему он ко мне добр настолько? Чем я это заслужил? Я ведь и правда сейчас пойман на том, что делал то, чего не хотел и говорил о том, о чём не хотел. Что я должен сказать? Что я кончил, ещё и недоволен? Что мне предлагают то, о чём я когда-то сам думал, но мне это давно уже не кажется хорошей идеей? Мерзко от всего этого.       Закусив губу, я почти сразу же почувствовал металлический привкус крови во рту. Точно, я не только в чужой футболке и засосами на шее, но ещё и с прокусанной губой. Просто красавец! От расчёсывания кожу на руке начало немного припекать.       — Просто я сам позволил лишнего… — почти шёпотом ответил я. — Ничего такого. Это мелочи. Просто было ни разу не весело и не приятно. И разговор был не очень… Ещё и брат мой… Не важно. Ничего ужасного не случилось. Просто мерзко. Я бы сказал, меня будто в выгребную яму окунули, приговаривая, что это шоколад.       Мне довольно непривычно что-то такое говорить вслух. Я так давно отвык от этого, что сейчас стал чувствовать ком в горле, а глаза вдруг почему-то стали влажными. Рука, не прекращающая расчёсывать другую даже стала подрагивать. Прикрыв глаза, я сделал пару глубоких вдохов и выдохов, чтобы немного успокоиться и не выдать того, насколько меня действительно задела вся эта ситуация с Беном. Я уже успел пожалеть, что зачем-то ляпнул про «позволил лишнего». Звучит не в пользу Бенджамина, но я и сам понимаю, что проблема, скорее, во мне самом.       — Посмотри на меня ещё раз, — как-то очень быстро Виктор оказался совсем рядом и взял меня за подбородок двумя пальцами, не давая отвернуться. — Может, ты всё же хочешь рассказать подробнее?       — Не с-сейчас, — я почувствовал, как участился мой пульс. — И отпусти, п пожалуйста. Это немного…       У этого парня просто стальная хватка. А это только пальцы. Конечно, Дэнни. Когда дело доходит до реального физического контакта, а не до твоих фантазий, ты очень стараешься не запинаться и не дрожать, чтобы не оскорбить никого своим страхом. Виктор даже ещё не сделал ничего такого, а у тебя уже перехватило дыхание! Вот, что ждёт любые твои чувства к какому-либо парню. К тебе проявят внимание, а ты будешь шарахаться. Тебя захотят коснуться, а ты зажмуришься так, словно тебя собрались избить. Кому вообще захочется иметь с этим дело? С Беном получилось лишь чудом, из-за совпадения кучи факторов. Я везунчик, но не настолько, чтобы ждать, что легко найдётся кто-то, принимающий всё как есть. Взгляд у Виктора действительно взволнованный. Не уверен, что это именно переживание за меня. Может, он просто хочет услышать что-то плохое о Бене? А, может, я слишком много думаю? Слишком много мыслей, слишком много вариантов. И пока я изо всех сил пытаюсь не показывать, насколько мне не по себе, Виктор убрал свои пальцы и встал, скрестив руки на груди и нахмурившись.       — Послушай, — сказал он всё так же спокойно. — Я не хочу заставлять тебя говорить о чём-то, если это неприятно. Дэниел, меня несколько беспокоит, как ты сейчас звучишь. Я бы не хотел, чтобы ещё один приятный мне человек пострадал из-за Бенджамина. Хотя я не думал, что тебе это грозит с вашими непонятными отношениями.       — Ещё один?..       — Это долгая история, — теперь уже он поджал губы, — Может, я её тебе как-нибудь расскажу. Может, Бенджамин, и кажется хорошим парнем, но крови выпить может немало. Да и в какой-то момент я понял, что совсем его не знаю, хотя мы и были друзьями с самого детства. Не знаю уже, что вообще можно ждать от этого человека. Наверное, меня не касается, что там между вами происходит. Но ты можешь мне сказать, если что-то случилось, и ты по какой-то причине не можешь разобраться с этим сам. Я не стану над тобой смеяться или что-то в этом роде… Может, я не особо добрый, но разве я имею право осуждать такого парня как ты? Мне не нравится думать, что Бенджамин портит жизнь хорошим людям. Я просто хотел тебя предупредить. И оставь уже руку в покое! Если, конечно, не собираешься содрать всю кожу на ней.       — Не преувеличивай.       Я вытянул расцарапанную руку, показывая, что никаких серьёзных повреждений не нанёс себе. Она вся раскраснелась, а местами стали проступать капельки крови. Это действительно мелочи. Но Виктор приподнял одну бровь и посмотрел на меня как бы спрашивая: «Ты серьёзно?»       — Для тебя это обычное дело? — поинтересовался он, бесцеремонно схватив меня за запястье вытянутой руки и рассматривая её. — Пойдём, помогу перевязать. Надо продезинфицировать. Знаешь, это не совсем нормально. Настолько нервишки шалят после встречи с Бенджамином? И ты продолжаешь говорить, что ничего такого не случилось? Да, всё похуже, чем я думал.       Это давно уже стало совершенно обычным делом для меня. В последнее время случалось всё чаще. Я обычно старался не показывать никому этих царапин. Однако сейчас я совсем забыл, что я в футболке и мои руки на виду, а расчёсывание стало для меня делом почти машинальным. Мне не хотелось бы, чтобы Виктор увидел эту часть меня, но, когда пойман с поличным, отпираться не имеет смысла. К моему удивлению, его тон не был раздражающе поучающим. А во взгляде всё так же нет жалости. Скорее, сочувствие. Это хорошо, ведь я терпеть не могу, когда меня жалеют. Уж никчёмным мне выглядеть не хотелось бы. Хватит и того, что я сам себя таким считаю. Виктор, при всём том, что от него можно было услышать, всё-таки не смотрит на меня свысока. Первое впечатление тут оказалось несколько обманчивым. И это меня радует.       Я лишь нервно посмеялся и свободной рукой сымитировал кошачью лапку и движения, которые коты делают, когда просят поесть или погладить их.       — Мяу, — сказал я, неловко улыбаясь.       — Свалилось на мою голову недоразумение ходячее, — он улыбнулся в ответ, даже как-то по-доброму. — Пойдём.       Виктор слегка дёрнул меня за руку, вынуждая последовать за ним на кухню. Хватка у него и правда крепкая. Наверное, просто тяжёлая рука. Вряд ли он специально так сильно сжимает моё запястье, что оно уже заныло. Его бесцеремонность заставляет меня немного нервничать, но это терпимо. Прикосновение к руке — не так уж страшно. К этому я вполне привык.       — Всё в порядке, не стоит, — сказал я, безуспешно попытавшись высвободить руку. — Это мелочи.       — Дэниел, — взгляд Виктора показался мне каким-то странно печальным. — То, что ты называешь мелочами, по-хорошему следовало бы лечить. Так не должно быть. Это всё не стоит воспринимать как норму. И что-то мне подсказывает, что ты прекрасно всё понимаешь, и мне нечему тебя учить. Так что хватит отнекиваться, просто дай мне маленьким делом помочь моему соседу. Не надо делать вид, что у тебя всё в порядке. Это не так, и мы оба это знаем.       — Я просто не хочу никого беспокоить своими проблемками, — признался я, посмотрев в пол. — Вот и всё. Это же всё не так плохо, чтобы я не справился сам. В жизни бывает и хуже. Подумаешь, парочка царапок да нервишки. Подумаешь, в отношениях с некоторыми людьми всё не так гладко… Это и правда мелочи. Когда-нибудь мне хватит денег на то, чтобы это лечить. А пока живу как могу.       — А разве плохо иногда принять чью-то помощь? — вздохнул он. — Давай-ка ты не будешь меня стесняться, когда я просто проявляю интерес и внимание.       — С-спасибо, — пробормотал я смущённо и позволил себе расслабить руку, всё ещё сжимаемую.       — Так бы сразу, — Виктор улыбнулся.       — Ты милый, — всё же не смог не заметить я.       — Мяу.       Хитрые зелёные глаза привычно сощурились, а уголок тонких губ дёрнулся вверх. Мне стоит меньше увлекаться нашими шуточками. Сложно держаться особняком, когда перед тобой такой обаятельный котяра. И ещё сложнее, когда он ко мне добр.