Везунчик

      Куча ненужного хлама, разваливающаяся мебель и сломанные люди — это так органично вписывается в тесную квартирку с пожелтевшими и отклеивающимися обоями. Тут нет места здоровым и счастливым людям — они в таком не живут. Достаточно лишь беглого взгляда, чтобы понять, что тут можно получить лишь уныние, чувство безысходности и злость. Это то, в чём я вырос. Это то, в чём я живу.       Могло бы быть и хуже — вот, что я всегда себе говорил. Я везунчик, ведь я родился хоть и в бедной, но всё же семье. Нам было, где жить, что есть. Это ведь лучше, чем родиться бедным индусом? Логика просто беспощадна.       И вот такой везучий я сижу на своей кровати с ужасно неудобным матрасом, пытаюсь охладить голову своими ледяными ладонями, поставив локти на колени. Но она всё равно чертовски болит. Тут у меня нет даже собственного пространства — стекло в двери в мою тесную комнату, в которой мы когда-то умудрялись обитать вместе с братом, разбилось уже давным-давно. Эта дверь не может спрятать меня и защитить. Эта дверь не заглушает постоянных криков. Единственная моя защита — это маска безразличия. Мне повезло, что у меня есть хотя бы она.       — Вы все меня за дуру держите! — всё это время я даже не смотрел на кричащую мать, я и так уже за много лет насмотрелся на покрасневшее лицо, искажённое злостью, и её раздувающиеся ноздри. — Вот, скажи, за что ты меня наказываешь?! Почему игнорируешь?!       Приятно представить, как я резким ударом вгоняю острый нож себе в горло. Всё закончится, когда все ненужные мысли покинут тело вместе с кровью. Багровые брызги украсят эту комнату, а труп в такой обстановке будет очень даже к месту. Впору сериал снимать. Мать будет кричать и плакать, но я этого уже не услышу. Не будет Дэнни, будет лишь его холодное тело с улыбкой на лице. Или с гримасой боли? Не имеет значения. Главное это то, что труп не способен мыслить и чувствовать.       — Тебе совсем наплевать на мать! — всё никак не уймётся.       Молчание и безразличие — вот моё спасение. Так было большую часть моей жизни. Я к этому привык. Научился, правда, не сразу. Именно это почти всегда заставляло мать быстрее успокоиться. Мне не нравился тот путь, который выбирал мой брат, когда жил с нами, так что я выбрал этот. Его метод — это пытаться докричаться до глухого человека. Они много ругались, много оскорбляли друг друга, а я предпочитаю беречь свои нервы и силы.       Однако в последнее время это даётся мне всё с большим трудом. Слишком много всего для человека, который и так не может до конца навести порядок в своей голове. Я пытаюсь действовать как обычно, но раздражение, досада и чувство безысходности закипают внутри, подталкивая к тому, чтобы снять мою маску. Я не всегда такой. Я лишь не хочу лишний раз ссориться с матерью, ведь боюсь, что однажды в пылу злости, я наговорю того, после чего мы уже никогда не помиримся. Моя мать и без того одинока. Сейчас у неё есть хотя бы я. И мне стоило бы проявлять терпение. Только холодность и безразличие помогают в этом. Но мои нервы отнюдь не стальные.       — Кто бы говорил про наплевательство, — ледяным тоном наконец ответил я, поднимая глаза на мать, стоящую передо мной.       Ей нет и пятидесяти, она довольно симпатична, но в таком состоянии я не могу воспринимать её как нормального человека. Я уже немало лет старательно ухожу в себя и пропускаю всё, что мне не нравится, мимо ушей. Не смотрю на вопящее создание, теряющее облик матери. Наверное, я слишком строг? Мне иногда говорили, что я жестокий. Нормально ли так относиться к матери, если она меня ни разу в жизни не ударила?       — И как это понимать?! — она взорвалась новыми обвинениями и причитаниями о том, что она никому не нужна.       — Замолчи, пожалуйста, — я зажмурился от обострившейся боли в области висков. — Голова болит.       — Не смей затыкать мне рот!       — Я долго держался, — тихо сказал я. — Но теперь послушай, что я скажу, ведь повторять я не собираюсь! Можешь сколько угодно говорить мне, какой я бесчувственный говнюк, но не я заставлял тебя пойти и взять очередной кредит, чтобы попросту отдать деньги мошенникам. Не я заставлял тебя до этого покупать очередную супер-хренорезку, которая будет пылиться без дела. Хоть бы раз потратила деньги на что-то нужное! Но виноват почему-то я. Конечно. Я же должен тебя везде за ручку водить и ещё отговаривать от очередной глупости, хотя стоит тебе хоть слово против сказать, как ты выходишь из себя и всё равно творишь что-то невообразимое. Скажи, сильно ты сократила долги? Ждёшь, пока не сможешь расплачиваться совсем, и деньги с тебя будут снимать приставы? Я, чёрт возьми, ещё двенадцатый класс не успел закончить, но мне приходится работать до ночи, а иногда и ночью, чтобы было, чем питаться, чтобы я мог себе купить необходимые вещи. Я отдаю тебе половину своей зарплаты, но тебе мало! Тебе всегда мало денег! Ты не пойдёшь и не найдёшь себе работу получше или подработку — ты будешь обвинять Майка в том, что ему наплевать на тебя, будешь обвинять в том же самом и меня. Тебе все всегда должны. Скажи, куда делись деньги, которые я тебе дал? Может, они ушли на погашение кредита? Может, ты пошла и купила еды? Может, ты купила что-то действительно нужное? Нет, ты отдала всё мошенникам, хотя мы с Майком кучу раз тебе объясняли подобные схемы! Может, хватит уже ждать, что какое-то чудо решит все твои проблемы? Не появится у тебя куча денег из ниоткуда, не станет твоя жизнь сладкой и прекрасной, пока ты не перестанешь быть наивной как пятилетка, не поднимешь свой ленивый зад, и не сделаешь хоть что-то!       — Как ты смеешь?! — мать закричала ещё громче, чем раньше. — Я не спрашивала твоих советов! Всё-то вы лучше знаете! Тебе всего восемнадцать! И ты живёшь в моей квартире! Думаешь, я на тебя совсем денег не тратила?! Как думаешь, каких усилий мне стоило вас двоих вырастить?! Почему вы оба такие неблагодарные? Я всё для вас делала! Пока ваш папаша транжирил наши деньги, я старалась хоть как-то сберечь необходимые средства! Но стоило пару раз ошибиться, потратить на что-то, что я сама хочу, как я уже враг народа!       Ха-ха. Почти все деньги зарабатывал отец. Он не был образцом экономного человека, но он не тратил деньги на ненужный хлам и не влезал в кредиты. Без него всё пошло ко дну. Они постоянно ссорились. Воспитание детей, их собственные взаимоотношения, деньги — всё было поводом для скандалов. Отец тратил деньги на нас с братом и на небольшие радости, а мать старалась экономить. Не стало его — и она плавно стала влезать в долги. Так как я тогда уже не был совсем маленьким ребёнком, мать и думать забыла о своей ответственности, которую ощущала когда-то раньше.       И всё же я всё это время оставался с ней, полагая, что это ей нужно. Она совсем одна. Ей не на кого опереться. А с моей стороны было бы опрометчиво спешно сбегать в самостоятельную жизнь, вероятно, отказываясь от возможностей на лучшее будущее. Многим кажется, что они могут свернуть горы, если захотят. Но я стараюсь жить без подобных иллюзий. Начну пахать, пытаясь выжить в одиночку — можно забыть об учёбе на ближайшие годы. А время летит быстро. Только моргну — мне уже сорок, а я топчусь на месте, вынужденный всё ещё идти по этому порочному кругу, который начали мои родители. Много работать за копейки и едва сводить концы с концами — мечта подростка!       — Я не говорил, что ты на меня ничего не тратила, — я помассировал пальцами виски. — Но куда меньше, чем на всякую дребедень. И ты теперь собралась меня попрекать тем, что тебе приходилось содержать своего сына? Героизм, конечно, зашкаливает! Квартира, кстати, съёмная. И смотри, чтобы хотя бы на неё денег хватало.       — Я твоя мать, ты живёшь у меня, но тебе совсем наплевать, что я думаю! — голос матери прогремел у меня в ушах, лишь добавляя пульсирующей боли. — Ты должен меня слушать, пока живёшь тут! Но тебе вообще на всё насрать! Ты приходишь домой лишь ночевать, не уделяешь мне хоть немного времени, а потом ещё и попрекаешь! Не твоё дело, куда я трачу свои деньги!       — Свои? — теперь уже я не смог сдержать усмешку. — Свои?! Где там свои? Ты вся в кредитах, чёрт возьми! И раз свои, то от меня ты больше и копейки не получишь. Мне надоело спонсировать твоё желание утонуть в дерьме.       — Как ты с матерью разговариваешь?! — она и не думает щадить мою голову. — Решил тут забесплатно жить?!       — Ты же помнишь, что я сам пошёл работать, без твоих пинков? — мне стоило некоторых усилий сохранить спокойствие и в этот раз. — Я тебя и словом не упрекнул в том, что мои мысли не сосредоточены вокруг учёбы, как следовало бы. Я сам стал тебе давать деньги. По собственному желанию. А теперь уже стал обязан? К хорошему быстро привыкаешь. Знаешь, раз тебе так не нравится, что я не хочу давать тебе тратить мои деньги в никуда, то я очень постараюсь не мозолить тебе глаза. Тебе я не квартиросъёмщик, чтобы ты ждала от меня ежемесячной платы. Хочешь так — составляй контракт. Только у меня тоже будут требования и права. В прочем проще найти постореннего человека, готового не быть такой занозой в заднице по отношению к сожителю.       Как же я устал. Как же болит голова. Этого стоило ожидать, когда я открыл свой рот для ответа. Однако это уже переходит все границы. Деньги, заработанные мной и моим недосыпом, ушли впустую, а я ещё и виноват остался. У неё всегда виноват кто угодно, но только не она сама. Так было всю жизнь. Мать делает глупости, винит в этом окружающих, когда же они с этим не соглашаются, она возмущается, а потом вдруг сокрушается, какая же она глупая. И всё по новой. Пройдёт время, она со слезами станет передо мной извиняться, лезть обниматься и говорить, как меня любит, но ничего не поменяется. Мать не учится на своих ошибках. Её извинения не стоят ничего. От них становится лишь мерзко. Я старался быть к ней терпеливее и добрее. Я пытался быть хорошим сыном. Но, видимо, такова моя роль — быть бездушной сволочью, которой на всё наплевать. Только это и способно сберечь остатки моих нервов.       Встав с кровати и игнорируя противную пульсацию в голове, я взял свой любимый потрёпанный чёрный рюкзак. В нём есть всё, что нужно.              Каждый раз уходя из дома, я надеялся найти повод не вернуться. Едва ли кому-то захочется оказаться тут снова. Однако всё, что у меня есть — это немного денег и возможность переночевать у брата. Это просто не может быть решением проблемы. Если я наплюю на чувство вины и долга и не буду давать денег матери, то, возможно, я смогу снять комнату. Видимо, пора об этом серьёзно задуматься. Я чертовски устал быть последней опорой и надеждой для матери, которая всё равно этого не оценит. Я хочу просто побыть собой — обычным человеком со своими чувствами и слабостями. Но в этой квартире с тех пор, как мы остались в ней вдвоём, на это имеет право только мать. Стоит мне выдать в себе живого человека, как я уже не смогу остановиться. Меня задавит моими же чувствами, а на это просто нет времени. Я должен учиться, должен работать. Должен выжить и не сойти с ума. Мне некогда разбираться со своими противоречивыми чувствами. И у меня совсем нет времени и моральных сил на то, чтобы следить за матерью как за ребёнком.       — Куда ты собрался?! — мать схватила меня за предплечье и резко дёрнула на себя. — Я не закончила!       — Закончила, — спокойно, но настойчиво сказал я, вырвав руку. — Делай, что хочешь, меня это и правда не касается. А тебя не касается, куда и когда я собрался.       Она не решилась снова хватать меня, а потому я прошёл в прихожую, заваленную разными коробками со всяческим хламом. Пока я завязывал шнурки на ботинках, мать что-то ещё кричала, но я уже не слушал. Меня это всё не касается. Если я тут ещё ненадолго останусь, то моя маска исчезнет совсем, а это всё, что меня защищает. Даже если я зол, я не должен срываться. Кому-то нужно оставаться спокойным. Накинув серое пальто, я вздохнул и бросил последний взгляд на разъярённую мать.       — Можешь не волноваться, мне есть, где переночевать, — тихо сказал я и ушёл, не особо думая о том, услышала она меня или нет.       Квартира, наполненная криками, слезами и несчастьем, осталась за моей спиной. Я бы предпочёл сюда никогда не вернуться. В конце концов, тут живёт моя мать, но это вовсе не мой дом. И эта квартира никогда не была для меня спокойным и безопасным местом.

***

      Осенний воздух наполнил своей свежестью кухню, когда я открыл окно, вглядываясь в тёмную улицу, тускло освещённую фонарями.       Светлая квартира с недорогим базовым ремонтом — вполне типичная для съёма. Брат с его другом живут тут уже несколько лет. Всё это время мне гостеприимно позволяли время от времени оккупировать диван в гостиной на ночь-другую. Хотя я старался не злоупотреблять этим, в последнее время я всё же стал чаще напрашиваться, что мне совершенно не нравится. Не хватало ещё заставлять кого-либо терпеть неудобства. Мои проблемы должны оставаться моими. Однако, здорово, что у меня хотя бы есть брат.       — Да что с тобой такое происходит? — прикрыв окно обратно, в отражении я увидел, как Майкл нахмурился и скрестил руки на груди. — Вы же более-менее мирно жили, разве нет? А тут каждую неделю какая-нибудь дребедень!       — Просто раньше я больше молчал, — выдохнул я. — Нервы сдают уже. А ты бы не стал отвечать? Вам-то даже видеться не надо, чтобы поругаться. У вас каждый созвон новая ссора. Ты хоть знаешь, что она сделала?       — Что же?.. — Майк заметно напрягся. — Я с ней давно не говорил.       — Те деньги, что я ей недавно перевёл, плюс деньги, взятые в долг у нескольких коллег, плюс микрокредит, так как в банке ей больше не дали…       — Та-а-ак… — протянул брат. — Начало многообещающее.       — Всё это ушло мошенникам. Я узнал об этом, когда она попросила у меня ещё денег. Мне пришлось долго из неё тянуть информацию, куда ей столько. Очень вежливый и доброжелательный мудак стал красиво ей заливать про биржи…       — Какого?.. — Майкл растерян и озадачен, наверное, примерно так же, как и я всего пару часов назад. — Мы же ей рассказывали про все эти схемы. Рассказывали, как… Как?!       — Вот и я о том же, — усмехнулся я, повернувшись к нему. — А ты ещё спрашиваешь, что со мной такое. В последнее время она совсем часто чудить стала. Я скоро совсем умом тронусь.       — Твою же мать! — выпалил брат. — Твою же…       — Нашу, — поправил я его, мило улыбнувшись, но даже не пытаясь скрыть фальшь. Настроение ни к чёрту, но я уже хотя бы немного успокоился. Смена обстановки и лицо близкого человека всё же помогают.       — Нашу, — согласился Майк. — Надо ей позвонить…       — И что ты скажешь ей? — вздохнул я. — То же, что и я? Она даже слушать не станет. Не трать нервы попусту. Потом с ней поговоришь. Эти деньги уже не вернёшь, ты же знаешь, как это всё работает. Пока я пытался разговорить мать, деньги уже успели пройти через столько людей, что можно лишь для галочки написать заявление. Ничего с ним уже не сделают. Или на это потребуется только ещё больше денег, а гарантии результата нет.       — И что тогда предлагаешь делать? — брат с недоверием посмотрел на меня. — Давай, умник, делись своими идеями.       — Ни-че-го, — отчеканил я. — Банк иностранный, она сама своими же руками перевела туда деньги. С этим едва ли работают. Когда она осознает происходящее, уже будет поздно. Уже и сейчас поздно. Просто оставь всё, как есть. Сама влипла, пускай сама и выбирается. Попытается банкроства добиться, например… Мне вот надоело уже переживать из-за каждой новой глупости, которую она вытворяет. Почему мы вообще должны нести ответственность за взрослого дееспособного человека?       — Я скоро поседе-е-ею!.. — простонал Майкл. — Почему этой женщине не живётся спокойно?!       — Майк, — я присел на подоконник. — У тебя всё так же нет приятелей, которым бы мог понадобиться тихий и мирный соседушка? Может, у кого-то что-то поменялось?       — Боюсь, что нет, — брат присел рядом со мной. — Все уже устроились давным-давно. Да и тебе бы не о квартирном вопросе думать, а школу заканчивать с хорошими оценками. Ты-то умный. Не бери с меня пример.       — Был бы умный, свалил бы лет в шестнадцать по твоему примеру, — фыркнул я. — Только зря время и нервы трачу. Суммы денег, которую я переводил матери каждый месяц, вполне может хватить на комнату. Я ещё старательно откладывал понемногу. Я уже смирился с мыслью, что, раз у меня нет кучи друзей, придётся уживаться с посторонним человеком. Уже и на шапочных знакомых не надеюсь. Я уже готов начать смотреть объявления. Всё лучше, чем продолжать терпеть это всё.       — Ну, я это я, Дэнни, — Майкл обеспокоенно положил ладонь мне на плечо. — Это было непросто. И мне сильно помог Бен. У тебя всё по-другому.       — Да, мне друзья не помогут, — я откинул голову на окно, задумавшись о том, как правильнее поступить.       Брат всегда был довольно боевым и общительным парнем. Такие как он ни в какой ситуации не пропадут. Майк легко находит общий язык с довольно разными людьми. Он не усложняет себе жизнь лишними размышлениями, а сразу рвётся действовать. Это иногда вредит ему, а иногда спасает. Майкл добрый и отзывчивый человек, но вместе с этим ещё и упрямый, и он с трудом признаёт свою неправоту. Когда он ещё жил с родителями — это было представление почти каждый день. Крики, ссоры, слёзы — это всё был просто фон для меня. С матерью у него всегда были сложные отношения, а такой человек как он, будучи подростком, просто не мог не бунтовать, что только усугубляло ситуацию. Майк натворил много глупостей в своё время. Мать натворила ещё больше глупостей, не понимая, что перед ней ребёнок. В итоге брат решил, что дома оставаться невозможно, в свои шестнадцать лет. Его друг Бен, который неоднократно вытягивал его из разных передряг, как раз поступал в университет и тоже искал жильё. Так они и стали жить вместе.       Общительность, готовность действовать без лишних мыслей и смелость привели Майка туда, где он находится сейчас. А мои вечные сомнения, боязнь ошибаться и замкнутость не давали и не дают мне жить спокойно. Мы с братом никогда не были сильно похожи. Я слишком много думаю, не умею так легко знакомиться с людьми, не умею просто брать и делать. Каждый раз, как надо решить что-то важное для себя, в голове роится куча мыслей, продумываются всевозможные варианты, а это, в свою очередь, лишь вызывает тревогу. Я всегда восхищался смелостью брата и его умением всех очаровать. Он же всю жизнь хвалил мой ум, способность анализировать и сохранять спокойствие. Майкл знает, что за этим «спокойствием» кроется, но вряд ли догадывается о том, насколько всё плохо. При многих схожих чертах мы словно собрали в себя противоположные навыки и характеристики. Забавно понимать, что на самом деле мы оба отчасти друг другу завидуем.       Мне сложно представить, чтобы я повторил его путь. В обратную сторону это тоже работает. Люди наживают себе свои собственные проблемы, которые соответствуют их личным тараканам в голове. Я бы вряд ли так же успешно наплевал бы на учёбу и смог бы выжать из этого хоть что-то толковое, а Майк вряд ли бы смог проявить достаточно терпения, чтобы оставить себе хотя бы призрачные перспективы чего-то лучшего в жизни. Что бы я ни говорил, сложно сказать, чей выбор был правильнее и лучше. Я склонен считать, что правильного на самом деле нет. Все учатся жить через призму собственного восприятия и опыта, а потому каждый путь уникален.       — Я могу поговорить с Беном, может, он не будет против, если ты на какое-то время займёшь гостиную, — задумчиво выдал Майкл.       — Не стоит, я не хочу вас стеснять, и так часто у вас остаюсь, — я улыбнулся, делая вид, будто бы это действительно единственная причина.       — Дэнни, давно не виделись, — Бенджамин не мог подгадать более подходящего момента, чтобы зайти на кухню. — Не даёшь брату спать? Ему вообще-то на работу рано утром.       Как всегда, мило улыбаясь, Бен подошёл к чайнику и поставил воду в нём кипятиться. Этот парень никогда особо не возражал, когда я оставался на ночь. Они с Майком дружат довольно давно, так что я и сам уже не первый год знаком с ним. Бенджамин — крепкий, высокий и симпатичный парень. Копна каштановых волос, янтарные глаза, небольшая ямочка на подбородке, очаровательная улыбка и умение произвести хорошее впечатление — вот его визитная карточка. Даже в простой домашней одежде — футболке и спортивных штанах — он выглядит прекрасно. Бен довольно дружелюбен и общителен, этого хватает даже на то, чтобы иногда поддерживать беседу со мной, хоть я и бываю грубоват и угрюм.       С моим братом они всегда хорошо ладили. Бенджамин немного старше и несколько умнее, любит учить жизни и помогать тем, кто ему кажется слабее. Майк же нашёл в нём авторитет, которого у него прежде не было. Мой упрямый братец всегда прислушивается к своему другу больше, чем к кому-либо ещё. Конечно, когда Майкл заметил, что я всё-таки уже не совсем ребёнок, его стало интересовать и моё мнение по тому или иному вопросу. Но всё же уже на протяжении нескольких лет Бенджамин для него почти как старший брат. Неизвестно, как без него сложилась бы жизнь Майкла, которого то и дело метало из крайности в крайность, когда юношеский максимализм, бушующие гормоны и куча обид на окружающих отключали ему мозги.       — Да я уже спать собираюсь, — вздохнул Майк. — Просто хотел напоследок хоть немного с Дэнни поболтать. Я бы вас уже оставил и пошёл бы в душ. Дэнни, ты же сам всё, что надо, найдёшь, да?       — Конечно, давай спать иди, — я слегка пихнул брата в бок своим локтем. — А то не выспишься и будешь кормить клиентов угольками. Надо дорожить рабочим местом, где тебе неплохо платят.       — Я и во сне божественно приготовлю хоть стейк, хоть торт, — Майкл так же пихнул и меня. — Мелкий говнюк.       — В старости ты мне тоже укажешь, что аж на три года меня старше? — я пихнул его чуть-чуть сильнее. — Говнюк покрупенее.       — Как я тебя в детстве ещё не придушил? — засмеялся Майк и пошёл к двери. — Ладненько, не стесняйся, если что обращаться, если опять с мамой проблемы будут. Скоро снова помиритесь, ты же у нас идеальный ребёнок. Не то что я. Сладких снов вам обоим!       Стоило моему брату выйти из кухни, как Бенджамин оценивающе окинул меня взглядом.       — Проблемы дома? — спросил он, уже не улыбаясь. — Неужели совсем всё плохо? Майк всегда твердил, что ты лучше него с матерью ладишь. С чего бы идеальному ребёнку вечно сбегать из дома?       — Этого мало, чтобы жить в мире и спокойствии, — я устало прикрыл глаза. — Не знаю, насколько идеальным надо быть, чтобы мама была довольна и не делала глупостей. Сегодня я просто уже в конец заколебался. И так из-за работы сложно на учёбе концертироваться, а тут ещё и её талант сделать что-то максимально неожиданно идиотское… Буду искать варианты переехать. Хоть пореже буду вас беспокоить. Я не собираюсь создавать кому-либо проблем. У тебя, кстати, чайник закипел.       — Вообще-то я зашёл, чтобы спросить, зайдёшь ли ты ко мне сегодня, — Бен посмотрел на меня таким снисходительным взглядом, будто бы я не понял чего-то очевидного. — Я, знаешь ли, соскучился. Как восемнадцать стукнуло, так ты такой деловой стал! Всё время в учёбе и работе. Дорвался, блин, до законных рабочих часов, будто бы до этого тебе их мало было. Ты хоть видел свои тёмные круги под глазами? С твоим милым личиком это просто преступление.       — Но мне нужны деньги, чтобы как-то жить, — я нахмурился. — Они не появятся сами собой. Я, конечно, хотел закончить школу, прежде чем переезжать от мамы, но теперь и эти планы поменялись. Не могу уже… крыша едет. Оставалось ведь так мало… Это было бы гораздо выгоднее и проще. Но, благодаря моей работе и редким, но выгодным, ночным сменам, я всё же могу позволить себе сохранить остатки нервишек. Ещё поспрашиваю у знакомых, конечно, но я уже и по объявлению снять комнату готов. Отношения с правилами на бумаге лучше, чем продолжать терпеть маму.       — Ты сам создаёшь себе проблемы, когда решаешь, что справишься со всем в одиночку.       Бенджамин подошёл ко мне, и я позволил ему расстегнуть верхнюю пуговицу на моей рубашке и мягко провести пальцами по моим ключицам.       Бен действительно мил, доброжелателен и отзывчив. Мне есть, за что его благодарить. Однако мало кто знает его достаточно близко, чтобы понимать, как всё в его голове устроено. Едва ли можно подумать, что человек, что находит подход ко многим и довольно приятен в общении, на самом деле достаточно неуверен в себе. Бенджамин тяжело воспринимает критику, с трудом допускает мысль о своей неправоте, но при этом умело выбирает для себя окружение, чтобы всё это не было заметно. Но так уж вышло, что для меня он сделал исключение. Бен подпустил меня близко, несмотря на то, что я для него сплошная ходячая проблема. Хоть мы и частенько расходимся во мнениях, а я иногда бываю с ним довольно резок, Бенджамин всё же весьма добр и терпелив ко мне. Я прекрасно понимаю, что я не сахарный, но это не заставит меня хотеть изменить некоторые мои качества. И из-за этого я слишком легко привязываюсь к тем, кто лояльно относится к моим тараканам в голове. Раз уж Бен вошёл в их число, мне бы совсем не хотелось быть ему обузой. Он уже неоднократно давал мне понять, что не намерен себе лишний раз усложнять жизнь. А теперь Бенджамин мне рассказывает о том, что я мог бы и не пытаться всё решить самостоятельно? Смешно. Будто бы я настолько глуп, чтобы не понимать, что одному всегда сложнее. Болтать то можно что-угодно, но свою помощь Бен не спешит предлагать. Это уже расставляет многое на свои места. Стоит мне показать, что у меня не всё в порядке, как я становлюсь лишним грузом.       — Возможно, — согласился я. — Но ты же сам понимаешь, что я помешаю и тебе, и Майку. Он собирается съезжаться с Эмили. Если я попрошу его о помощи, то он забудет обо всём на свете и отложит собственные планы в долгий ящик. Я же знаю его. Я не хочу, чтобы он делал для меня что-то в ущерб себе. Как-нибудь справлюсь сам.       — Но ведь в нашем случае переезд — дело не быстрое, — губы Бенджамина коснулись моего уха. — Пока ещё ни Майк, ни я, не нашли новое жильё.       И что он хочет этим сказать? Это вообще ничего не меняет. У меня, у Майка и у Бена — у каждого из нас своя жизнь. Я не собираюсь вмешиваться в чью-либо просто из-за ссоры с матерью.       — Не понимаю, к чему ты клонишь, — я прикрыл глаза, постаравшись удержаться от резких высказываний. — Ты или умничай, или приставай — выбери что-то одно. Я не очень хочу обсуждать свои проблемы, пока ты пытаешься съесть моё ухо.       — И всё-таки ты странный, — он слегка прикусил мочку моего уха. — Но я правда по тебе соскучился. И я хочу тебя.       — Я зайду, — сказал я, повернув голову к нему так, что мы соприкоснулись носами. — Как только Майк ляжет спать.       Наши взаимоотношения с Бенджамином — это то, о чём Майкл вряд ли догадывается. Можно понять, почему Бен просил не говорить об этом: не все обрадуются тому, что твой лучший друг не против иногда повеселиться с твоим младшим братом. Майк, конечно же, в курсе ориентации друга. У них не случалось неловких ситуаций, ведь мой брат совсем не во вкусе Бенджамина. А вот я — очень даже.       Забавно, как люди со многими общими чертами по-разному могут выглядеть. Мы с братом оба среднего роста, оба светловолосые и с серо-голубыми глазами — в общем-то, оба симпатичные. Вот только Майкл более крепкий и спортивный парень, всегда коротко стриженный, черты лица у него местами крупноваты, но мне всегда казалось, что это придаёт ему некоторого обаяния. Одевается он со вкусом, но довольно просто и так, чтобы идти в ногу со временем. Брат может потратить немало времени на то, чтобы прихорошиться для выхода из дома. С девушками проблем никогда не было, а улыбка вполне располагает вообще всех.       У меня тоже довольно симпатичное лицо: мягкие черты, прямой нос, большие глаза, пухлые губы. Ко всему прочему, лет в пятнадцать мне очень захотелось себе что-нибудь проколоть, так что у меня по три серьги в каждом ухе и ещё серебряный гвоздик в левой ноздре. Волосы я лет с двенадцати не носил короче, чем по плечи — с короткими мне совсем неуютно. Сейчас они чуть ниже плеч и обычно собраны в низкий хвост. Телом я похудее брата, да и со спортом никогда не дружил. На моду мне всегда было наплевать, мой выбор — в основном, чёрное, белое и серое. Я редко на что-то меняю белую рубашку и чёрные джинсы, а обувь — неизменно кеды в тёплое время года и грубые ботинки — в холодное. Вряд ли можно было бы сказать, что я выгляжу младше, чем на самом деле. Просто я, наверное, не образец мужественности, но меня не особо заботят подобные стереотипы. Тем не менее, в жизни мне нередко приходилось сталкиваться с излишним вниманием со стороны мужчин. Девушкам я тоже нравлюсь, но они обычно не настолько навязчивы. Чуть менее привлекательные парни, наверное, возмутились бы, что я не считаю чем-то особенным своё смазливое лицо, да ещё и недоволен, что оно привлекает внимание.       Может быть, я когда-то и давал повод Майклу задуматься о моей ориентации, но он также прекрасно знает, что у меня была пара девушек. Я не делал большого секрета из своих предпочтений, но так уж вышло, что Бен стал первым парнем, с которым я решил переспать. И пока что единственным. Мне совсем не сложно лишний раз не трепаться об этом. А потому брат уже около двух лет пребывает в неведении, чем мы с его другом занимаемся и как общаемся в его отсутствие.       У нас с Бенджамином довольно сложные отношения. Они начались как секс без обязательств. Но через какое-то время мы, можно сказать, начали встречаться. Один постоянный и надёжный партнёр лучше, чем непонятно кто. Это в его случае. В моём же — всё сложно. Бен для меня — пока что практически единственный вариант по ряду причин. Между нами нет огромной любви. Мы симпатичны друг другу и нашли общий язык в постели — это всё. Иногда мы можем неплохо провести время вместе, мы успели неплохо узнать друг друга, но мы не друзья, не приятели и не влюблённые. Просто у каждого были причины, чтобы счесть эти отношения неплохой идеей. Это не тот случай, когда два человека без ума друг от друга и вовсю строят совместные планы. За всё время мы ни к чему с Беном не пришли, что наталкивает на вывод, что мы просто два довольно разных человека, которым удобно друг с другом. Может, из этого ещё что-то может выйти, но, скорее всего, нет. Бенджамин наверняка встретит какого-нибудь милого парнишку и влюбится, а я за него порадуюсь и буду жить дальше сам по себе.

***

      Когда я подтолкнул Бена на кровать, сидя на нём сверху, он не стал сопротивляться и откинулся на спину, увлекая меня за собой. Я навис над ним, тяжело дыша — лёгкие прикосновения к моей коже меня легко заводят. Бенджамина возбудить ещё проще. Мои волосы коснулись его лица, по-видимому, щекоча, что заставило его слегка поморщиться, не прекращая улыбаться. Я уже успел избавиться от его футболки, он же расстегнул мою рубашку и не прекращал гладить оголившуюся кожу — то нежно и едва касаясь, то настойчиво. Голодный взгляд янтарных глаз переходит от моих губ к шее, спускается к груди и переходит всё ниже.       Хотя в первые разы Бенджамин проявлял немало терпения, стоило к нему привыкнуть, как он уже не особо старался делать вид, что он сдержанный и спокойный. Нет, ему вечно не терпится приступить к делу. Это я люблю повозиться. Мы в итоге нашли компромисс, но взгляд Бена выдаёт, как ему не хочется сейчас сдерживаться. Забавно, что при всех «но» мы действительно доставляем удовольствие друг другу. Бен — единственный парень, с которым я лёг в постель, так что я просто не знаю другого. Может, могло бы быть лучше. Но то, что между нами есть — для меня достаточно, чтобы остановить свой выбор на Бенджамине.       — Дэнни, — его голос слегка охрип от возбуждения. — Я хочу тебя. Ты же тоже по мне скучал, а?       — Заткнись уже, — выдохнул я. — Просто сделай так, чтобы я сейчас ни о чём не думал.       Бенджамин любит поболтать. Мне это не слишком сильно мешает, но иногда хочется просто забыться. В таких случаях разговоры — лишнее. Сейчас мне хочется, чтобы моя голова опустела. Я не хочу думать о том, что из всего, что говорит Бен, стоит воспринимать всерьёз, а что просто пустая болтовня ради настроения.       — Какой ты грубый, — вздохнул он, но улыбаться не перестал. — Но даже этого мне не хватало.       Можно подумать, будто бы в этом есть хоть доля правды. Ты соскучился по моему телу, не по мне. Но я этого не скажу, чтобы не портить нам настрой. Я просто сделаю вид, что я глухой. Не хватало ещё сейчас начать размышлять о том, сколько вообще в наших отношениях правды и, будет ли у меня когда-нибудь что-то более искреннее.       Как только я в очередной раз прильнул к губам Бенджамина своими, он шумно выдохнул от прикосновения моих холодных рук к его торсу. Бену почему-то очень нравится это. Его язык беззастенчиво проник в мой рот, а его руки тут же потянулись к моей ширинке. Какой же нетерпеливый. Я попытался убрать его руки, но он без особых усилий опрокинул меня на кровать так, что мы поменялись местами. Теперь уже я лежу на спине, а Бен навис надо мной, держа мои руки так, чтобы я не мог ими пошевелить. Он наклонился к моему уху и прошептал:       — Я молчу, а ты сделаешь по-моему.       Мне было не по себе, когда Бенджамин сделал так впервые, но в итоге я расслабился, когда понял, что он не навредит мне. Видимо, Бену просто нравится показывать свою силу. Это несложно, учитывая разницу в весе и росте. Обычно, если я в хорошем настроении, то мне хочется повредничать. В таких случаях я не даю ему взять на себя всю инициативу. Хоть Бенджамин и любит быть сверху, он всё же сильно заводится от этого. Как и я. Это своего рода игра. Бену нравится быть победителем, а я позволяю ему им быть. Но удовольствия ведь всегда больше, когда надо приложить хоть немного усилий. Однако без этой игры тоже всё проходит хорошо. А сегодня я не хочу затягивать процесс. Я решил, что сейчас я достаточно завёлся, чтобы позволить Бенджамину делать то, что ему хочется.       Не потребовалось много времени, чтобы полностью избавиться от одежды. Не потребовалось много времени, чтобы я уже стоял на четвереньках и тихо стонал от ловких движений пальцев Бена внутри меня. Бенджамину нравится, когда я полностью доверяю ему своё тело. Ему нравится, когда он лишний раз убеждается в том, что знает, от чего я получаю удовольствие. Нам не потребовалось много времени и на то, чтобы пальцы сменил член Бена, заставив меня стонать громче. Стены толстые, а комнаты Бенджамина и Майкла разделяют ещё и ванная с коридором — брат не услышит того, что я не смог сдержаться и прозвучал громче, чем хотелось бы.       Сначала медленные и аккуратные движения, заставляющие полностью прочувствовать друг друга. Движения стали быстрее, когда я уткнулся лицом в подушку, чтобы заглушить свой голос. Бену определённо это нравится. Я слышу и его тихие стоны — эти звуки делают мне ещё приятнее. Движения становятся не только быстрее, но и резче, гранича с грубостью. Но к этому моменту мне уже так хорошо, что это не приносит дискомфорта. Капля боли не помешает. Хотя бы на это недолгое время мою голову не разрывают тревожные мысли обо всём на свете. Нет особых тревог, когда ты оставляешь мокрый след от слюны на подушке, а сам беззастенчиво двигаешь бёдрами в такт партнёру. Это просто тело, которое содрогается от удовольствия. Нет тут никакого Дэнни. Его мысли далеко. А с телом можно делать, что вздумается.       Вскоре после того, как я кончил, я почувствовал, как после пары резких движений и громких, немного рычащих, стонов Бена, он содрогнулся, вошёл в меня во всю длину и замер на какое-то время. Выходя из меня, Бенджамин довольно выдохнул и поцеловал моё левое плечо. Пара приятных мгновений спокойствия и наслаждения — и Дэнни вернётся в это тело, понемногу пронося обратно все свои мысли и добавляя ещё новых. Однако, пока я ещё с наслаждением тяжело дышу, я просто лёг на кровати ненадолго. Бенджамин лёг рядом и как будто бы даже с нежностью посмотрел на меня.       — Какой же ты шумный, — выдал он. — Сложно сдерживаться, когда ты вредничаешь, а потом так беззастенчиво кричишь. И не стыдно, когда брат за стеной? Хах… Надеюсь, я не был слишком груб.       — Было близко, но нет, — я положил голову ему на грудь, решив ненадолго позволить себе нежности. — Но так сильно увлекаться не стоит. Я, знаешь ли, не кайфую от боли и грубости.       — Может, ты просто ещё не распробовал? — усмехнулся Бенджамин. — А то иногда то и дело провоцируешь на подобное. Мне в такие моменты начинает казаться, что ты сам этого хочешь.       — А, может, это ты просто член в своей заднице не распробовал? — передразнил я. — Знаешь, говно я тоже не пробовал, но всё равно осмелюсь предположить, что оно мне не понравится. Хочешь кого-то жёстко трахнуть, раздолбав ему весь зад, найди себе любителя подобных удовольствий. А я предпочту пока что ещё попытаться избежать геморроя.       — Сравнил, конечно, — проворчал он. — Ты слишком грубый для парня с таким милым личиком. Тебе это не идёт.       — А тебе не идёт указывать мне, каким мне стоит или не стоит быть.       — В тебя бы давно кто-нибудь без памяти влюбился бы, веди ты себя хоть немного более соответственно твоей внешности. Может, даже я.       И к чему это вообще? Я бываю грубоват, не всегда чувствую границу: где шутка, а где оскорбление. Те, с кем я обычно общаюсь, привыкли к такому. Они не мягче. Можно просто прямо сказать мне, что я переборщил — я извинюсь. Не надо делать вид, что всё в порядке. Не надо ещё подливать масла в огонь. Я не люблю ссориться с людьми, мне просто нравятся дружеские пассивно-агрессивные перепалки. Это весело. Но я не собираюсь заставлять в них участвовать тех, кому такое не по душе.       Бенджамин же мило улыбается, совсем не в шутку рассказывая мне о том, какой я убогий, но так мягко и аккуратно, что я начинаю сомневаться в том, что это не мои домыслы. Ему ведь известно, что мне тяжело ладить с людьми. Известно, что я действительно стараюсь, хотя мне бывает тяжело просто заставить себя поговорить с кем-то. Но вот Бен — лучший и вообще замечательный, терпит меня такого-сякого. Вот, будь я, мол, нормальным человеком, тогда бы я ему нравился куда больше. Вот только я нормальный. Или я слышу то, чего не имелось ввиду? Приписываю его словам другой смысл из-за своих заскоков? Может, Бен и не виноват в том, что без конца давит на мои больные места?       — Прелестно, — я едва сдержал глупый смешок. — Тогда буду ещё грубее, язвительнее и циничнее. А то сказал так, будто бы это огромная честь мне была бы. Самомнение поубавь. Тебя никто не заставляет меня терпеть, если я тебе не нравлюсь.       — Зачем же сразу так? — спросил Бенджамин. — Как будто бы я что-то обидное сказал. Я просто говорю, что ты совершенно очарователен до тех пор, пока не откроешь свой ротик. И ты сам об этом знаешь, но почему-то обижаешься.       — Вовсе нет. Тем более, что, даже если бы ты хотел меня задеть, то решение, обижаться или нет, за мной. Всё зависит от восприятия человека. По сути, нет разницы, обидное ты говоришь, или нет. Кто хочет, найдёт, чем оскорбиться даже в самой невинной фразе. Ты меня не обижаешь, а просто бесишь. Мог бы просто обнять меня — я бы и заткнулся.       — Всё у тебя не как у нормальных людей, — Бен снисходительно посмотрел на меня. — Занудина.       — Я нормальный, — возразил я. — Просто ты узколобый.       — И что же? Это мне сейчас выбирать, считать ли это оскорблением, или нет?       — Именно. Только от тебя зависит то, как ты будешь воспринимать, что тебе говорят и то, что с тобой в жизни происходит.       — То есть, если я сейчас скажу, что ты невыносимый и чересчур заносчивый зануда, то ты можешь просто решить не обижаться?       — Ага. Быть занудой довольно весело. Бесить других — тоже. Если есть возможность не слушать разъярённые вопли, конечно. Тогда это уже не разговор. Насчёт заносчивости мне нечего сказать. Может, ты и прав. Но я не вижу во всём этом оскорбления.       — Наверное, поэтому у тебя и не ладится с людьми, — он всё с той же добренькой улыбочкой смотрит на меня как на ребёнка, который не понимает каких-то очевидных вещей.       Не понимать я могу многого. Некоторые простые бытовые ситуации мне могут казаться очень сложными. Иногда я действительно чувствую себя неразумным ребёнком. Но не уверен, что меня перестанет раздражать этот снисходительный тон. Терпеть не могу, когда кто-то жалеет меня. Терпеть не могу, когда кто-то считает себя лучше других из-за каких-то мелочей. Терпеть не могу, когда меня пытаются исправить те, кто бесконечно далёк от идеала.       — Потому что не обижаюсь? — я посмотрел на него примерно так же снисходительно, как и он на меня. — Или потому что без необходимости не молчу, когда мне что-то не нравится? Маму я терпел ровно до тех пор, пока переезжать было крайне затруднительно и невыгодно. Но, как видишь, сегодня я тут. А всё из-за того, что моё терпение тоже имеет границы.       — Потому что ты кому-угодно мозг отымеешь на пустом месте.       — А, по-моему, это вполне честно: ты имеешь меня в зад, а я тебя в мозг.       — Но от первого вообще-то мы оба получаем удовольствие.       — Как жаль, что ты не можешь прочувствовать всю прелесть занудства. Это не я странный и невыносимый, а ты слишком ограниченный, чтобы попробовать понять чужую точку зрения или вообще взгляд на мир. Пойду я, а то ещё плакать будешь от того, как тебя злой и вредный Дэнни обижает.       — И всё равно на тебя едва ли возможно долго злиться, — Бенджамин весело улыбнулся, наблюдая, как я собираю свою одежду. — Твои грустные большие глазки не оставляют шанса.       — И какой смысл тогда ворчать почём зря? — я мило улыбнулся в ответ. — Всё равно у меня чёрный пояс по ворчанию. Меня ты не превзойдёшь. Послушаешь тебя — и не поймёшь, зачем тебе такой редиска как я. Иногда ты звучишь, как самовлюблённый мудак, добрая ты душа. И да, тут ты тоже сам решаешь, обижаться или нет.       — Да-а-а… — протянул Бен мне вслед, когда я уже уходил. — Если бы сам не узнал, не поверил бы, что милашка братик Майка может быть такой занозой в заднице. Каждый раз убиваешь.       — Бах! — свободную руку я сложил в «пистолет» и сымитировал выстрел в Бенджамина и ушёл, закрыв за собой дверь.       Сразу после этого я направился прямиком в душ.       Примерно так и бывало каждый раз. Секс, немного поболтать, по настроению обменяться «комплиментами» — вот и все наши «высокие» отношения.       Лучше закончить на шутливой ноте. Со стороны иногда может показаться, что мы терпеть друг друга не можем. Это не так. Конечно, Бенджамин обычно окружает себя не такими как я. Он бы не посмотрел в мою сторону, если бы я сам не был тем, кто всё это начал. Но вообще-то он иногда может мне помочь, иногда мил и заботлив. Мне нравится Бен. И мы зачастую неплохо общаемся, хотя и во многих вопросах не можем сойтись, с трудом понимаем друг друга, а иногда и вовсе как кошка с собакой. Бывают такие люди, которые тебе нравятся, но ты с ними едва ли можешь сладить. И это наш случай. Но не так уж и надо быть сладкой парочкой, чтобы просто получать удовольствие друг от друга. Пока что меня всё устраивает. Я просто принимаю Бена таким. Он для меня не идеален, я никогда не был в него влюблён, а моя придирчивость не даёт мне просто закрыть глаза на недостатки. Но Бен такой, какой есть. И то же самое со мной. Может, наши отношения и странноваты, но для нас обоих они на данный момент оказались лучше, чем ничего или что-то другое. Если бы кто-то из нас относился бы к этому чуть серьёзнее, было бы невозможно избежать настоящих ссор. А так мы просто поворчим друг на друга, попортим немного друг другу настроение, и скоро забудем об этом.       В конце концов, сегодня мы оба получили удовольствие и даже не разругались. На какое-то время это способно отогнать лишние мысли из моей головы, но ненадолго. Бенджамин, возможно, никогда не узнает, почему я выбираю отношения с ним, хотя я действительно симпатичен и вовсе не обделён вниманием. И вопреки тому, что он думает, я бываю довольно мил, когда, на мой взгляд, человек заслуживает такого обращения. Хоть Бен и знает обо мне немало, он всё же не в курсе, насколько сильно он иногда меня задевает. Обижаться на него не имело бы никакого смысла: он не знает того, что происходит в моей голове, и не может знать, как неприятно мне видеть эту снисходительность. Это лишь моя проблема, не его. Тем более, что я прекрасно понимаю, что я не всегда лапочка, да и могу быть в чём-то неправ. Я не обижаюсь на Бенджамина. И никогда не обижался. В конце концов, это я трус и слабак, который не может иначе. Просто не может взять и переступить через собственные страхи, а потому продолжает спать с человеком, с которым ему явно не по пути. У этих отношений нет будущего. И каждая наша новая встреча лишь напоминает мне о том, как я жалок, раз не отказываюсь от того, что иногда оставляет после себя мерзкий привкус. Это не то, чего я хотел, когда предложил Бену переспать. Не то, чего я хотел, когда предложил встречаться.       Я хотел не бояться. Я хотел спокойствия и человека, который просто иногда будет рядом. Даже любви мне не надо было. Однако мои страхи остались со мной, а Бен не тот, кто окажет мне именно ту поддержку, которая мне нужна. Я стараюсь не грузить свою голову лишними размышлениями об этом. Это ведь так бессмысленно. Почему бы просто не расслабиться и не получать удовольствие теми способами, которые мне доступны? Но тревога всё равно пронизывает моё тело даже после того, как мы с Беном видимся. Вот мне хорошо, а потом я не могу прекратить думать о том, насколько я слаб и жалок. Я чувствую лишь усталость и истощение. Но стоит об этом подумать, как я начинаю чувствовать ещё и вину. Вину перед собой за собственные уязвимость и слабость. Вину перед Беном за то, что просто использую его, хотя и понимаю, что это лишь взаимовыгодные отношения. Вину перед теми, кому я приношу неудобства, но не приношу пользы. Вину перед теми, кого я заставляю за себя волноваться, когда даю слабину и показываю больше эмоций, чем хотел. Это всё лишь мои проблемы. И только мне с этим жить и разбираться. Даже если Бенджамин и наталкивает меня на подобные мысли, виноват не он. Это не его проблемы, что меня задевает его неприятие моих попыток быть самим собой рядом с ним.       Только когда горячая вода начала слегка пощипывать правую руку, я заметил, что ногти левой впиваются в неё и медленно сдирают верхний слой кожи, оставляя розовые следы за собой. Маленькие капли крови тут же исчезли вместе со скатывающейся водой. Вот так всегда — задумался о грустном и не заметил, как стал вовсю пытаться избавиться от зуда под кожей. Отвратительная привычка отвратительного человека.       Может, когда-нибудь я смогу по-настоящему быть тем, кем пытаюсь, но пока что я заперт в этой нервной и пугливой оболочке. Это не я. Я не хочу таким быть. Ногти снова и снова проходятся по коже, давая насладиться приятным жжением. Это всего лишь тело. Ни боль, ни удовольствие не имеют особого значения. Тогда почему страх до сих пор не даёт мне жить той жизнью, которой я хочу? Я ведь не боюсь боли. Я не боюсь пострадать. Но тело отказывается слушаться, когда я пытаюсь делать то, что хочу сам.       Эта тревожная туша не даёт мне быть собой. Жаль, что без неё меня просто не может существовать. Хотя, даже если Дэнни не станет, то мир ничего не потеряет. Бесполезный человек и глупая ошибка. Никакого смысла. Никакого счастья. Но я продолжаю пытаться. Я всё ещё хочу надеяться на то, что даже ошибка может насладиться, пускай и не самой важной и полезной, но всё-таки не безрадостной жизнью. Но пока что я могу лишь, закрыв глаза, попытаться не думать обо всём том, что мне ещё надо сделать. Хотелось бы просто побыть здесь и сейчас. Без тревог и страхов о прошлом и будущем. Жаль, что мне это редко удаётся.