Нектар

      Хёнджин хмыкает и жестом руки предлагает Фею проследовать к лестнице, но и здесь сталкивается с возражением.       — Сначала ты.       — Ты спиной ко мне повернуться боишься? Но из нас двоих оружие только у тебя.       Фей улыбается. Улыбку эту можно было бы охарактеризовать как столь же ослепляющую, как и весь его образ, если бы она не считывалась оскалом, которому позавидовал бы даже оборотень. Речь Фея прикусывает не менее опасно.       — А ты спиной поворачиваться не привык? Многое теряешь.       Хёнджин поднимает одну бровь — не послышалось ли ему — но решает поддержать игру. В конце концов во флирте и тонких, и не очень намёках инкубам нет равных.       — Тогда поделишься со мной своим опытом?       — Только попробуй дальше спросить меня о моих желаниях.       Звезда палочки Фея снова угрожающе упирается в бок Хёнджину, не раня благодаря лишь тонкой прослойке из ткани халата. Тем не менее по телу от неё расходятся слабые электрические импульсы — видимо, следствие заряженности магией.       «Интересно, а прикосновения Фея ощущаются так же?»       Хёнджин вздыхает и уже по привычке напрягает пресс. Жаль, что так манящий всех рельеф теперь скрыт халатом.       — А они связаны со мной?       Настала очередь Хёнджина улыбаться. Только его улыбка по природе не способна отталкивать. Что бы Хёнджин ни делал, у Ведомых, а особенно — людей, она вызывает смесь из возбуждения, восторга и желания поклоняться ему, словно идолу. И если обычно такая реакция окружающих не вызывает даже минимального трепета, то после всего того, что сотворил с ним Фей, Хёнджин жаждет увидеть его перед собой на коленях. Во всех смыслах. Фантазируя, как это могло бы произойти, он проходится языком по нижней губе и смотрит на Фея.       — Нет, ни единой, — тем временем припечатывает его крылатый, ни на секунду не задерживаясь взглядом на губах Хёнджина, будто и вовсе игнорируя их существование.       — Не верю.       — Это у нас взаимно. Иди.       Фей невозмутимо и ощутимо побуждает палочкой к движению. Так просто подчиняться, конечно, не хочется, но ещё меньше хочется быть порабощённым. Хёнджин уже попробовал — не понравилось. Так что, напоследок бросив сигнал Чанбину, чтобы они с Сынмином не шли следом, Хёнджин картинно поднимает руки над головой и сцепляет их на затылке. После чего разворачивается и делает пару шагов вперёд.       — Поиграем в преступника и полицейского?       — Поиграешь с кем-нибудь другим. Я пришёл к брату.       Снова ощутимый укол звездой в область лопатки.       — Понял-понял. Иду.       Повисает молчание. Хёнджин мягко ступает босыми ногами по паркету, следом раздаются более тяжёлые шаги берцев Фея. Темпераментная парочка покидает гостиную, и позади снова звучит фортепьяно, возобновляются разговоры и смех гостей. Все возвращаются к вечеринке, ради которой пришли. Хёнджина это ни капли не расстраивает. Сам же он сможет присоединиться разве что утром после того, как сначала соблазнит строптивого Фея, а затем опробует на нём новинку от Сынмо и вдоволь насладится всеми её побочными эффектами.       — Что будет, если твоего брата тут нет? С чего ты вообще взял, что он у меня?       — Я точно знаю, что он здесь. Меня привёл к нему парный амулет.       Хёнджин хмыкает.       — А я подозревал, что у тебя кинк на контроль.       В ответ на это он получает только новый укол звезды, теперь в район поясницы.       — Что такого в том, чтобы назвать мне своё имя?       — За дурака меня держишь? Назвать тебе своё имя, чтобы потом ты влез мне в голову? Мечтай.       «А он хорош», — признаёт Хёнджин. Имя, правда, даёт больший доступ. Если, скажем, инкуб не может коснуться, но знает имя выбранной жертвы, с помощью него он может спросить о желаниях и зачаровать. И, конечно, этот секретик — вовсе не секретик для другого существа, это тебе не человечишку разводить.       — Мечтать мне нравится. Если хочешь, могу поделиться парочкой своих мечт.       — Умоляю, избавь меня от своих извращений. Я здесь не за этим.       Хёнджин наигранно вздыхает и перескладывает руки на затылке. Следует признать, что, позарившись на обворожительную (как выяснилось, в своей жестокости) Бабочку, он недооценил, насколько сложно может оказаться затащить её к себе в постель. Впрочем, тем более захватывающе.       — Кто-то тут не за этим, а у кого-то на этом всё существование зиждется.       — Сочувствую.       Уже на верхней площадке лестницы Хёнджин рискует обернуться к Фею. Тот синхронно замирает на пару ступенек ниже и снова видится практически безобидным созданием. Даже его эта розовая палочка походит на всего лишь украшение, как те же платиновые многоуровневые цепочки на шее или кольца на тонких пальцах. Всё в Фее манит. Особенно его этот взгляд с прохладой поздней весны и зацветающей сиренью. В альбоме у Хёнджина много зарисовок этих мелких цветочков, они всегда нравились ему куда больше, чем так полюбившаяся людям вишня.       — Чего застыл? — бросает тем временем Фей, чем разрушает всю сложившуюся магию момента.       — Ты со всеми так грубо общаешься или только со мной? Или это ещё один твой кинк?       — У меня кинк только на заботу о младшем брате.       — И кто тут ещё извращенец?       — Всё ещё ты. Потому что ты без белья.       «Заметил всё-таки?» — Хёнджин ухмыляется, внутренне празднуя маленькую победу. Ведь он уже было подумал, что Фей тотально слеп к его обычно пленяющей всех и вся красоте. Но только Хёнджин хочет сказать что-то ещё, как крылатый применяет магию: невидимой рукой (или ногой, кто знает) шпыняет его вперёд. От силы толчка Хёнджин чуть не падает, чем вызывает смешок у Фея, однако удерживается на ногах и смотрит на грубияна с укором.       — Всё ещё не понимаю, чем заслужил такое отношение.       Хёнджин поправляет рукава халата и перевязывает пояс. Вид он строит немного обиженный, так как уже понял, что чтобы пробить эту блестящую глыбу льда, атаковать её надо всеми доступными видами тепла. Желательно, погорячее. Потому немного драмы не помешает.       — Я уже говорил, инкубам я не доверяю.       Фей равняется с ним и вновь взмахивает палочкой. Хёнджин уже готовится к новому толчку или того хуже — обездвиживанию — но ничего. В коридоре только загорается потолочный свет взамен тусклому от бра, развешенных между дверьми.       Хёнджин оглядывается на коридор, будто видит его впервые, что частично правда, ведь гномы уверяли, что потолочная электрика не подлежит восстановлению. Видимо, так же как люстра в гостиной обязана оставаться пыльной. Хёнджин только вздыхает, по-новому осматривая стены оттенка капучино и подмечая, что при золотом свечении верхних ламп всё выглядит менее мрачным и больше соответствующим ар-деко.       — И что дальше? — обращается он к Фею после небольшой паузы.       Четыре двери кремового цвета по одной стороне, столько же по другой. За ними спальни, из которых доносятся вполне однозначные звуки удовольствия. Даже завидно. Хоть кто-то проводит эту ночь с пользой, а не в полётах под потолком.       — Будем обламывать всем кайф? Не боишься пострадать? — уточняет Хёнджин.       — Нет. Ты же будешь открывать.       — Нет, я не буду. Я согласился показать тебе дом, а не мешать своим гостям. Учти, хорошим это не кончится.       Они останавливаются около первой из дверей. Хёнджин недоверчиво поглядывает сначала на Фея, потом на дверь и в конечном итоге отходит в сторону, мол, извольте. Хёнджин не намерен врываться и прерывать сокровенное действо, даже если наградой ему станет такое же действо с Феем.       — Ты, кажется, забыл, но я напомню.       Одним взмахом своей чёртовой палочки Фей впечатывает Хёнджина лицом в древесное полотно. И не успевает Хёнджин насладиться неприятной встречей своей щеки с твёрдой поверхностью, как Фей прокручивает дверную ручку, и Хёнджин по инерции вваливается в чужой оазис страсти.       Хёнджин хочет сразу же отступить назад, но поздно — его уже заметили. Полный гнева взор охотника, до этого момента приятно проводившего время с вампиршей, мечется от Хёнджина к Фею. Но последний вдруг скрывается в коридоре, а в Хёнджина уже метается несколько ножей. Один из них рвёт халат на плече и задевает кожу. Тут же его жалит боль, и рана начинает гореть огнём так, будто она глубиной до кости, не меньше.       — Пошли вон! — орёт охотник, отчего из отметин на его шее начинают стекать новые струйки крови.       Скрючившегося от боли Хёнджина будто сетью вытягивают из комнаты — Фей применил всю ту же невидимую магию — и сразу же за ним захлопывают дверь.       — Упс, — только и произносит Фей. — Идём дальше.       Хёнджин прижимается к стене и часто дышит. Он тут же снимает халат с плеча, чтобы осмотреть рану. Она, к счастью, мгновенно затянулась. Энергии в нём достаточно для регенерации, жаль только, что боль она не блокирует. И всё же если так пойдёт и дальше, и за следующей дверью ему ударит что-то напрямую в тело, так просто он уже не отделается.       Хёнджин трёт кожу, смазывая проступившую каплю крови. Пора жёстко высказать всё своё несогласие с происходящим. Хёнджин открывает рот, но не говорит ни слова, заметив, что взгляд Фея направлен на рану, а точнее — на оставшийся от неё маленький кровавый след. Крылатый нарушитель спокойствия выглядит заинтересованным. Сильнее, чем когда-либо с момента знакомства.       — Твоё тело похоже на человеческое, — подмечает он, но тут же приходит в себя и отводит взгляд, шагая к следующей двери. — Идём.       — Тебе так не нравятся инкубы, но ты ничего о них не знаешь?       Фей пожимает плечом и кивает в сторону двери, мол, не время это обсуждать, у него есть дело поважнее.       — Но, чтобы ты знал, я был человеком, и это моё тело. Как и вампиры, инкубы перерождаются.       — Слышал что-то об этом, но мне больше нравится думать о вас, как о демонах. Вам это больше подходит.       — Тебе лет пятьсот, почему взгляды как из средневековья?       — Прекрасные времена инквизиции. Романтика.       Хёнджин фыркает. Тут же хочется припомнить, что фей считали причастными к гонениям на сумеречных, но сдерживается. Лучше показать ему своё виденье инквизиции иначе. Позже, в спальне.       — Вторая дверь.       — Я не стану её открывать.       Хёнджин подходит к Фею, лишь бы тот снова не потащил его по воздуху, но вот рисковать он больше не намерен и на этот раз дальше коридора не сделает ни шагу. Он не трус, нет. Точнее, дело не только в том, что ему не нравится, когда в него прилетают острые волшебные палочки, ножи или что похуже.       Когда люди перерождаются в инкубов, они получают своего рода апгрейд своей внешности. И если раньше Хёнджин был абсолютно неприметным парнем с не лучшим зрением, плохой осанкой, худой, угловатый, с невзрачным лицом, то после перерождения стал тем, кем всегда хотел — эталонным, без изъянов. Но цена у этого тоже имеется. Новое тело требует постоянной подпитки либидо, а если его изрядно ранить, то на какое-то время оно теряет весь свой лоск, становясь в разы уродливее, чем при человеческой жизни. И самое неприятное здесь то, что, чтобы восстановиться, живительной энергии требуется в разы больше. Как-то Хёнджин сломал руку, после чего спаривался в темноте месяц, ублажая своих партнёров, но не показывая своего лица, ведь то в ответ на перелом покрылось жуткими рубцами.       — Не вынуждай меня снова применять магию.       — Да делай, что хочешь. Но по своей воле я туда не войду.       Хёнджин поправляет халат, вновь скрывая плечо — и этот жест красноречивее каких-либо слов. Фей сужает взгляд, явно планируя что-то сказать, но потом только прикрывает глаза и выдыхает, будто мысленно проходит урок медитации по управлению гневом.       — Ладно. Тогда будем считать, что ты разрешил мне делать всё, что захочу.       — Пускай так.       У Хёнджина есть подозрение, что о своём дозволении он может пожалеть, но надеется, что произойдёт это не раньше, чем он сможет коснуться Фея и полностью подчинить его своей воле. Не позволять же крылатому беспределу продолжаться всю ночь. Для начала только пусть убедится, что никакого сводного брата в особняке нет, и дальше Хёнджин поймает его в свои постельные сети.       Между тем Фей распахивает вторую дверь, находя за ней парочку ведьм. Те грозным нравом не отличаются и приглашают к ним присоединиться. Третья дверь — пара оборотней. Четвёртая — гном и вампир. Хёнджину даже начинает нравиться, всё равно что игра «угадай, насколько необычную парочку застанешь». С резвостью Фея с одной коридорной стороной управились за минут пять. Следом другая.       Пятая дверь…       Хёнджин даже не сразу понимает, что произошло. В одну секунду Фей заходит в спальню, а в следующую — его отшатывает неизвестной волной, побуждая осесть на колени в коридоре. По инерции Хёнджин заглядывает в комнату и обнаруживает колдуна — того самого, что за плату наложил на особняк заклятие проверки воли. Его зовут Минхо, и одним своим взглядом, чернее безлунной ночи, он пугает большинство сумеречных. Ему минуло уже более тысячелетия, и уровень его магии приближен к поистине дьявольскому по своей мощи. Так что ему ничего не стоит, чтобы взять под контроль даже фея.       Минхо не похож на того, кого застали за жаркой ночью, он выходит полностью одетым, в своём изысканном фраке баклажанного цвета. Несмотря на располагающую к отдыху вечеринку, выглядит колдун, скорее, изнеможённым. Под его затягивающими во тьму глазами расположились не менее тёмные круги, он бледен, и на губах его следы крови. Наверняка, напивался кровавым вином, пока его запой не потревожил Фей. В комнате он был один.       И всё же двигается Минхо бодро и быстро, для атаки выставляя перед собой посох из тёмного дерева с каким-то светящимся кристаллом на пике. Хёнджин не успевает среагировать, как происходит выстрел шарообразной молнии, и та попадает Фею аккурат в солнечное сплетение. Крылатый вскрикивает, отклоняется и падает на пол. Взгляд Минхо затягивается мглой, белок чернеет, по комнате за его спиной начинает клубиться чёрный дым.       Минхо идёт на Фея, как на своего злейшего врага. Хёнджин смотрит то на него, то на Фея. Состояние последнего не выглядит плачевным, он дышит, будто удар не ранил его, а только задел. Но Хёнджин всё равно не позволит такому повториться. Никаких серьёзных боёв на его вечеринке! И тем более не с тем, на кого у него имеются горячие планы.       Хёнджин встаёт на пути Минхо, закрывая собой Фея, который тем временем поднялся на руках и принял полусидящее положение. Слышится его шумное дыхание и шелест крыльев.       — Отойди, — нечеловеческим громоподобным голосом требует Минхо.       — Это недоразумение. Остановись. Он просто ищет брата.       — Ни один из них не смеет приближаться ко мне, — всё так же басит он.       Хёнджин припоминает, как однажды Сынмин рассказывал про давнюю вражду между тёмными колдунами и феями. По версии колдунов, начали её последние. Сынмин слишком молод и не застал особо острых периодов этой невидимой войны, Минхо же пережил многое. Ходят слухи, что феи отобрали его близкого. Так что терпимостью к крылатым, в отличие от того же Сынмо, он не отличается.       — Я прошу тебя.       — Отойди, или я испепелю вас обоих.       — Нет.       Понимая, что вряд ли сможет что-то изменить и больше из чувства самосохранения, Хёнджин касается открытого участка шеи Минхо, и тот, явно такого не ожидая, переводит на него удивлённый взгляд. Его глаза даже снова проясняются и становятся почти человеческими, если бы не радужка неестественного тёмно-фиолетового цвета, зато прекрасно сочетающаяся с волосами того же оттенка. Дым позади также рассеивается.       Зацепившись за чужое сознание, Хёнджин ищет сокровенные глубины похоти, но его встречает лишь пустота и всё та же беспросветная мгла. Испугавшись, он сам отдёргивает руку, на что Минхо хмыкает и снисходительно смотрит на несостоявшегося соблазнителя.       — Да. И такое бывает. У меня нет эротических фантазий, можешь не искать. Твоё очарование меня тоже не будоражит.       Минхо довольно мягко, практически по-дружески, отодвигает Хёнджина в сторону, дабы лучше видеть пришедшего в себя Фея. Его взгляд снова темнеет, но уже не полностью. Он присаживается на корточки, вынуждая Фея зеркально отодвинуться и напрячься. Смотрит тот со смесью неприязни и чистого страха, из уголков его глаз текут блестящие ручейки слёз.       Хёнджин понимает, что ни он сам, ни Фей, ни кто-либо с вечеринки не выстоит против Минхо. Бороться с ним всё равно что против стихии, но Хёнджин не готов сдаться, используя каждую секунду его промедления на то, чтобы придумать, как вытащить своё крылатое Чудо из-под линии огня.       — Ты совсем ещё дитё, — подмечает Минхо, разглядывая своей темнотой светящееся создание. — Кто был настолько жесток, что направил тебя ко мне?       — Я не… Я… — мотает головой Фей, голос его звучит глухо, весь былой задор исчез без следа. Крылатый превратился в свою полную противоположность — уязвимого и скованного страхом. Хёнджин, обойдя Минхо, снова за него вступается.       — Он здесь не из-за тебя. Он ищет брата.       Минхо же будто не слышит, а точнее, только делает вид.       — Мне следовало наложить не только заклятие свободной воли, но и создать щит от таких как ты. Это не твоя территория.       Минхо поднимается на ноги и хищно щурится. Хёнджин протягивает руку Фею, но тот, конечно, же не рискует её коснуться, взамен предпочитая стену. Оперевшись и подсобив себе крыльями, он становится напротив колдуна и явно не знает, как себя вести. Его излюбленная дерзкая манера тут не подойдёт, а есть ли другая — неизвестно.       — Не стоило тебе сюда приходить.       Пренебрежительно цыкнув, Минхо дважды стукает по полу посохом, и тот оживает. Сначала кажется, будто его основание просто начинает походить на дерево, обрастая ветвями, но уже вскоре становятся различимы иные сущности. Тёмные змеи со сверкающими, как светло-голубой кристалл посоха, глазами расползаются от древесного ствола и устремляются к Фею. Крылатый вскрикивает, защищается волшебной палочкой, отбрасывая ползучих подальше от себя, но те множатся и нападают снова.       Фей всё больше и больше пятится назад по коридору, то и дело подпрыгивая, когда очередная змея стремится обвить его ногу. Крылья хлопают и тут же поднимают его на спасительный метр от паркета. Однако змей это не останавливает, они начинают бросаться в воздух, парочка цепляется за берцы и ползёт выше. Фей яростно отбивается волшебной палочкой, его лицо искажено гримасой ужаса и отвращения, он то и дело покрикивает, чем только радует Минхо. Он со свойственным ему садистским наслаждением любуется тем, как существу из высшего сословия нет ни малейшего толку от его светлой магии.       — Хватит! Остановись! — уже кричит Хёнджин, окончательно признавая опасность происходящего. Если не угомонить тысячелетнего колдуна, то он продолжит так развлекаться хоть всю ночь и, к сожалению, вряд ли отпустит крылатого врага целым и невредимым. — Посмотри на меня.       Хёнджин снова хватается за шею Минхо, на что тот реагирует вяло и незаинтересованно. Магия инкуба на нём, правда, работает слабо, но Хёнджин всё равно пробует применить свою коронную фразу:       — Минхо, — важно обращаться по имени, — скажи мне, какое твоё самое сокровенное желание сейчас?       Взгляд Минхо светлеет, он тоскливо улыбается и вздыхает:       — Убрать твои руки.       — Убери змей, и тогда я уберу.       — Любое моё ответное действие — и ты больше не сделаешь ни вдоха.       — Я хозяин этого дома и пригласил тебя. Так ты ведёшь себя в ответ на радушие?       Отсылка на манеры мера отчаянная, но, как оказалось, рабочая. Потому как Минхо, хоть всё-таки и скинул руки Хёнджина со своей шеи, но всё же не нападает и лишь молча раздражается. Как и ожидалось, будучи из другого времени, колдун чтит подобные устои.       — Говоришь мне об уважении — а он тебя уважает? Думаешь, я не заметил, как он не подал тебе руки?       Вот он момент истины. От того, что Хёнджин скажет сейчас, зависит оставит ли Минхо их в покое или продолжит забавляться с неспособной ему сопротивляться жертвой. А у Хёнджина не так-то много вариантов. Приходится выбрать хоть и максимально далёкий от реальности, но зато тот, что будет выглядеть правдоподобнее, учитывая все обстоятельства.       — Он всего лишь мой эскорт. Подарок. Он и его брат. Брата мы потеряли, так что искали по дому, чтобы развлечься втроём. Ты прав, он юн и слаб, и он всего лишь эскорт, который принадлежит мне.       На руку играет то, что Фей отлетел уже к началу коридора и не слышит всего, что говорит Хёнджин, иначе своей реакцией точно испортил бы импровизацию.       Минхо смотрит с недоверием, однако затем всё же стучит посохом, чтобы отозвать змей. Хёнджин оборачивается на Фея. Он завис в удивлении и возвращает ему свой напуганный взгляд.       — Фей и эскорт? С каких пор?       — Новое поколение, — пожимает плечом Хёнджин и не может сдержать улыбки, поняв, что удивительным образом наспех придуманная ложь остановила могущественного колдуна. Хитрость и коммуникабельность выручили в очередной раз.       — Верховные так низко пали, — поражённо сетует Минхо, пока Хёнджин, подыгрывая, кивает.       — Сейчас уже другие времена.       — Что ж, тогда… Научи его манерам, как пробовал научить меня. Врываться в чужие покои — табу, за нарушение которого можно и покарать.       — Разделяю твоё беспокойство и сокрушаюсь, что мы потревожили тебя. Пожалуйста, продолжай отдыхать. Позволь проводить, — для пущего эффекта Хёнджин переходит на вампирский, а затем уважительным жестом прислужника указывает Минхо на его спальню.       Колдун медлит, поочерёдно оценивая аметистовой глубиной своих глаз то инкуба, то фея. Неизвестно, что он пытается считать на их лицах, но в конечном итоге не найдя искомое, разочарованно цыкает. Прежде чем уйти, он для вида пару раз стучит посохом и всё же скрывается в своей обители кровавого вина и одиночества. Хёнджин мягко прикрывает за ним дверь.       Магический кризис миновал.       Отойдя на пару метров от злополучной двери, Хёнджин разворачивается и подходит к Фею, пока тот спускается к нему и складывает крылья. Те, видимо, от одолевших эмоций стали светиться даже ярче и выглядят по-сказочному красочно, переливаясь перламутром. Глаза Фея тоже стали насыщеннее, а в сочетании с проступившими ранее слезами теперь походят на лаванду, которой коснулась утренняя роса. Изумительно и должно быть жалостливо. Но Хёнджин не испытывает и грамма сочувствия.       — Я предупреждал тебя, что врываться к моим гостям не лучшая идея.       — Что ты ему сказал?       Фей пропускает мимо своих заострённых ушей нравоучение и нападает в ответ. В обществе Хёнджина он смелеет в мгновение ока, снова взирает со сверкающей блёстками злостью и наставляет своё звёздное оружие.       — То, что требовалось, чтобы он тебя отпустил.       — Что. Ты. Сказал.       Крылатый наступает. Хёнджин снова прижимается к стене, но, конечно, не от страха, скорее, от безысходности. Остроконечная палочка упирается ему в область солнечного сплетения, но уже не дарит былого дискомфорта и воспринимается чем-то привычным.       — Отвечай, что наплёл колдуну.       Хёнджин качает головой и улыбается. Здравый смысл подсказывает, что говорить правду точно не стоит, если не жаждешь получить очередную порцию магии. Сейчас, после того как Фей пережил стресс, он наверняка ещё более склонен к резкости не только своих суждений, но и действий. Да и больше волнует, как он так стоически перенёс стычку. На его серебристой кофте ни следа от удара магической молнии. Но повредилась ли кожа? Насколько феи неуязвимы?       — Ты как?       — Нормально. Твой друг меня не задел.       — Он мне не друг.       — Прекрасно. Так ты ответишь или нет?              Хёнджину так и хочется коснуться Фея и положить конец всему происходящему фарсу, но вековая натренированная интуиция соблазнителя подсказывает, что ещё рано. Как бы ни было сложно, нужно постараться выстроить хоть какое-то подобие доверия. Всё-таки брать силой Хёнджин не привык. Это Очарованные липнут к нему, а не он к ним.       — Я использовал свою магию, спросил о его тайном желании.       — Неужели? И что, он рассказал тебе, как и с кем хотел бы?       — Не все желания связаны с этим.       Ложь. Их абсолютное большинство. Минхо — лишь исключение, подтверждающее правило. А что же касается Фея, то его устойчивость ещё нужно проверить, и вряд ли она столь же хороша.       — Тогда в чём было его желание?       — Он всего лишь хотел отдохнуть и выпить вина.       «Как и все мы», — вздыхает Хёнджин. И так и было бы, если бы к ним на огонёк не залетела одна неугомонная Бабочка.       Ещё недолго всматриваясь в лицо инкуба, Фей всё же отступает и куда менее уверенно взирает на пока ещё не исследованную им часть этажа.       — Осталось три двери, — практически шепчет он, но затем будто даёт себе внутреннее указание собраться и говорит громче: — Идём.       Вновь окрылённый — в прямом смысле расправивший крылья — он шагает к шестой двери.       — Стой, — спохватывается Хёнджин. — Давай лучше я.       Фей застывает и, изогнув бровь, смотрит на Хёнджина.       — Ты же говорил, что по своей воле не станешь мне помогать.       — Передумал.       Ещё бы не передумать, когда у кое-кого методы, которые приводят к метанию молний.       Коротко улыбнувшись, Хёнджин подходит к очередной двери и заносит руку для стука. Если и мешать чужому удовольствию, то хотя бы не забывая о манерах.