Собирая себя заново

Зима в Нокфелле наступила неожиданно быстро. Морозы пришли резко, укрыв улицы пушистым снежным одеялом, а воздух стал пропитан свежестью, которая казалась почти осязаемой. Алекс с неохотой приостановил свои гонки — снег и лёд на дорогах делали участие слишком опасным. Сиджей, не скрывая, радовался этому. Он никогда не был фанатом того, как Алекс рисковал на треках, и теперь наконец мог наслаждаться его присутствием дома чаще. Их отношения продолжали развиваться в своём ритме. Алекс и Сиджей всё чаще целовались, шутили о «статусах муженьков», но никогда не делали официальных заявлений о своих отношениях. Для них это не имело значения. Однако окружающим было сложно не заметить их близости: лёгкие касания, искренние улыбки и, конечно, поцелуи, которые они не всегда скрывали. Тем не менее, никто из них не говорил вслух о том, что происходит между ними. Однажды, холодным зимним утром, когда Алекс ушёл на утреннюю смену в больницу, Сиджей остался дома, погружённый в свои мысли и обыденные дела. Прокатившись по комнате, он заметил, что компьютер Алекса всё ещё включён. Экран слегка светился, и Сиджей остановил кресло, чтобы взглянуть на него. — Ну, Алекс, опять оставил технику включённой, — пробормотал он с лёгкой усмешкой. Но когда Сиджей взглянул на открытые вкладки в браузере, его улыбка медленно угасла. На экране были открыты страницы, которые он никак не ожидал увидеть. Несколько вкладок были посвящены теме интимной жизни людей с инвалидностью: статьи, форумы, даже медицинские рекомендации. Одна из вкладок содержала заголовок: «Как аккуратно обсудить сексуальные отношения с партнёром-инвалидом». Сиджей замер. Его лицо мгновенно покраснело, и он резко выдохнул, стараясь унять нарастающее смущение. — Что за... — пробормотал он, отодвинув кресло назад, но, словно притянутый магнитом, снова приблизился к экрану. Его взгляд невольно задержался на одном из заголовков: «Советы для партнёров: как сделать первый шаг и обсудить чувствительную тему». Внутри у Сиджея что-то ёкнуло. Он понимал, что Алекс просто пытался разобраться, но сама ситуация была настолько неожиданной, что заставила его растеряться.  «Неужели он всерьёз думает о таких вещах?» — пронеслось в голове. Сиджей чувствовал, как его лицо горит, а в груди растёт странное сочетание неловкости и... чего-то более тёплого. Алекс хотел понять его, разобраться, как сделать всё правильно. Это было одновременно смущающе и трогательно. Однако мысли Сиджея быстро свернули в другую сторону. Его воображение невольно нарисовало сцены, где Алекс осторожно касается его, медленно исследует границы, стараясь не задеть его чувств. Как Алекс покрывал его шею мелкими поцелуями, как его руки исследовали тело Сиджея и как его рука легла на член Алекса срывая с его губ громкий стон. Картины, возникающие в голове, стали чересчур яркими, и он быстро отвёл взгляд от экрана, пытаясь сбить накатывающее смущение. — Чёрт... Алекс, ты даже не представляешь, какие мысли ты мне оставил, — пробормотал он, усмехнувшись, но краснея ещё сильнее. Сиджей выключил экран, стараясь отвлечься, но теперь его голова была забита не только неловкостью, но и непрошенными фантазиями. Он глубоко вдохнул и закрыл глаза, стараясь прогнать смущение. Однако мысли, которые начали заполнять его голову, были слишком яркими, чтобы их игнорировать. Он крепко сжал подлокотники кресла, будто это могло помочь унять нарастающее внутреннее напряжение. "Терпение, Сиджей, — строго сказал он себе в мыслях. — Терпение. Он просто заботится. Это нормально." Но его тело было явно не согласна с этим холодным рассуждением. Сиджей почувствовал, как в груди растёт жар, а где-то внутри слабая, но настойчивая искра желания заставляла его зажмуриться. Его воображение снова сыграло злую шутку, рисуя сцены, в которых Алекс, осторожный, но настойчивый, нежно касается его, шепчет что-то ободряющее, целует, изучает его тело, будто спрашивая разрешение каждым своим движением. Сиджей чуть выдохнул, сквозь зубы выпуская нарастающее напряжение. "Если бы моё тело могло реагировать, — с раздражённой усмешкой подумал он, чувствуя, как лёгкий холодок пробежал по позвоночнику, — у меня бы уже давно встало в штанах." Это осознание, вместо того чтобы остудить, только добавило огня. Он ненавидел, что его тело не может полноценно реагировать на такие моменты, но сейчас всё внутри него кричало, что он этого хочет. Хочет Алекса. Хочет ощутить его руки, его губы, его близость. "Боже, Алекс, даже не подозревает, что творит," подумал он, прикрыв лицо рукой, чтобы хотя бы немного прийти в себя. Сиджей, чувствуя, как мысли не дают ему покоя, решил предпринять крайние меры. Он закатил кресло в ванную, открыл кран с холодной водой и, не задумываясь, подставил под струю голову. Ледяная вода мгновенно пробежала по волосам, стекая вниз и оставляя на коже мурашки. Сиджей закрыл глаза, стараясь сфокусироваться на ощущении холода, чтобы сбить разгорячённость и вернуть себе хоть какую-то ясность. Шум воды гремел в ушах, но внезапно его перекрыл звонкий лай Печеньки, которая тут же бросилась к входной двери. Сиджей сразу понял, что это означает. "Гости? Сейчас?" — мысленно вздохнул он, выключая кран. Он быстро взял полотенце, промокнул лицо и шею, но оставил волосы, с которых продолжали капать капли воды. Наплевав на это, он торопливо покатил к двери, всё ещё слегка озадаченный. Когда он открыл её, на пороге стоял Дэвид. Его высокий и худощавый силуэт был как всегда уверенным, а лицо — с лёгкой усмешкой, как будто он ожидал, что застал Сиджея в чём-то нелепом. — Ты чего такой мокрый? — спросил Дэвид, поднимая бровь. — Что, Алекс слишком сильно тебя раззадорил, что пришлось себя охлаждать? Сиджей закатил глаза, но уголки его губ всё же дрогнули от улыбки. — Очень смешно, Дэвид, — ответил он, отъезжая в сторону, чтобы пропустить гостя. — Чего тебе надо? Дэвид вошёл, бросив пальто на ближайший стул, и повернулся к Сиджею с притворно серьёзным видом. — Ну, я подумал: почему бы мне не проведать моего дорогого друга? Всё-таки я заботливый, правда? — сказал он с таким тоном, что Печенька радостно замахала хвостом, словно соглашаясь. Сиджей фыркнул, откидывая мокрые волосы назад. — Заботливый? Ты? Не смеши. Ты же, наверное, просто соскучился по моей кухне и надеешься, что Алекс оставил что-то вкусное. Дэвид притворно вздохнул, пожимая плечами. — Ты меня раскусил. Но серьёзно, ты выглядишь так, будто только что сбежал из душа. Это новый метод самоспасения от зимней хандры? Сиджей коротко рассмеялся, махнув рукой. — Просто был момент, когда надо было... остудить голову. И тут ты. — Ну, вот видишь, я пришёл вовремя. Теперь можешь считать меня твоим спасением. — Дэвид хитро улыбнулся, усаживаясь на диван. Сиджей чувствовал себя странно. Его волосы всё ещё были влажными, и капли воды иногда скатывались на шею, но это его сейчас беспокоило меньше всего. Он сидел напротив Дэвида, наблюдая, как тот непринуждённо что-то говорит о погоде или о своих последних делах. Однако мысли Сиджея снова и снова возвращались к тому, что он увидел на компьютере Алекса. "Сказать Дэвиду? Не сказать? Как вообще это обсуждать?" — думал он, переминая пальцы на подлокотниках кресла. Он даже не был уверен, что способен правильно выразить свои чувства. Тема была слишком... деликатной. Но это не останавливало внутренний поток размышлений. Сиджей вдруг осознал, что никогда раньше всерьёз не задумывался о таких вещах. Даже в отношениях с Салом это не приходило на ум — всё казалось слишком сложным, отдалённым. Он всегда считал, что физическая близость просто не для него, не с его телом. Но Алекс... Алекс менял всё. Его забота, попытки понять, его готовность не просто принять Сиджея, а сделать шаг вперёд, задели в нём что-то глубокое, почти забытое. И теперь Сиджей не мог перестать об этом думать. Он бросил взгляд на Дэвида, который как раз протянул руку, чтобы погладить подбежавшую Печеньку. Дэвид был тем редким человеком, с которым можно было обсудить даже самые странные и неудобные темы.  Собравшись с мыслями, Сиджей наконец решился. — Дэвид, — начал он осторожно, привлекая его внимание. — Можно тебя кое о чём спросить? Дэвид поднял бровь, глядя на друга с лёгким удивлением. — Конечно. Ты же знаешь, я всегда готов выслушать твои философские или не очень философские мысли. Сиджей нервно усмехнулся, но тут же стал серьёзным. Он не знал, как именно сформулировать вопрос, но понимал, что если не начнёт говорить, то так и останется в своей голове с этим грузом. — Как ты думаешь... — он сделал паузу, переведя взгляд на свои руки. — Как вообще... быть в интимных отношениях, если... твоё тело не такое, как у всех? Дэвид сначала удивился, но быстро вернул на лицо нейтральное выражение. Он откинулся на спинку дивана, явно обдумывая ответ.  — Хм... — протянул он. — Ну, для начала, я думаю, это зависит от партнёра. Если человек рядом с тобой искренен и хочет понять, как тебе комфортно, всё становится проще. Интимные отношения — это не только химия, Сиджей. Это больше про связь, про желание быть ближе.  Сиджей кивнул, но всё ещё чувствовал неловкость. — Это Алекс, да? — вдруг спросил Дэвид, и в его голосе не было ни тени осуждения, только понимание. Сиджей вздохнул, понимая, что скрывать смысла нет. — Да. Сегодня утром я увидел, что он искал информацию... о таких вещах. Как заниматься этим... с кем-то вроде меня. Дэвид слегка улыбнулся, но не насмешливо, а как человек, который искренне рад за друга. — Ну, это значит, что он заботится о тебе, Сиджей. И хочет сделать всё правильно. Но главное — это не то, что он нашёл в интернете, а то, как вы будете общаться об этом. Алекс явно хочет поговорить с тобой. Может, тебе стоит сделать первый шаг? Сиджей задумался. Это всё ещё казалось слишком сложным, но слова Дэвида заставили его почувствовать себя немного легче. Он понял, что не одинок в своих сомнениях, и что Алекс действительно готов идти навстречу. — Может, ты прав, — тихо сказал он, поднимая взгляд на друга. — Просто... мне нужно разобраться с этим самому.  Дэвид кивнул, взяв в руки кружку с чаем, которую он успел себе налить, пока они разговаривали. — Ты справишься, Сиджей. Алекс — хороший человек. Он любит тебя, даже если вы оба ещё не сказали это вслух. А любовь всегда найдёт способ. Дэвид расслабленно сидел на диване, его длинные пальцы медленно поглаживали Печеньку, которая устроилась рядом, весело помахивая хвостом. Он посмотрел на Сиджея с лукавой улыбкой. — Знаешь, — начал он, чуть прищурившись, — я, наверное, даже завидую вам. У вас с Алексом такая химия... Даже не знаю, кто кого больше любит, но смотреть на вас — чистое удовольствие. Сиджей фыркнул, отводя взгляд. — О, да ладно тебе, — продолжил Дэвид, чуть наклоняясь вперёд. — Это здорово, Сиджей. Ты заслужил это. И если уж кто-то заслужил быть счастливым, то это точно ты.  Сиджей чуть улыбнулся, ощущая, как слова Дэвида наполняют его странным, но приятным теплом. Он редко слышал, чтобы кто-то так прямо говорил о его счастье. Это было одновременно неловко и... трогательно. — Спасибо, Дэвид, — тихо сказал он. — Это... непривычно, но приятно.  Дэвид ухмыльнулся, вернувшись к поглаживанию Печеньки, которая свернулась в клубок и явно наслаждалась вниманием. — Ты только не забывай, что всё это — не случайность. Ты и Алекс — оба много прошли, и вы нашли друг друга не просто так. Это классно, черт возьми. И я, честно говоря, офигительно рад за тебя, — он посмотрел на Сиджея с искренностью, которая редко звучала в его голосе. Сиджей слегка покраснел, но всё же посмотрел на друга. — Ты правда так думаешь?  Дэвид кивнул, на этот раз без шуток. — Конечно. Слушай, я видел, каким ты был раньше. Как ты замыкался в себе, как пытался держать всех на расстоянии. А теперь ты... Ты выглядишь живым, Сиджей. Это круто.  Сиджей не знал, что сказать. Он молча кивнул, чувствуя, как внутри поднимается странное чувство благодарности. Дэвид снова откинулся на диван, улыбаясь, но на этот раз уже с лёгкой долей шутливости. — Но серьёзно, не позволяй этому Алексу быть слишком хорошим. А то у всех нас начнётся кризис самооценки, — сказал он, и его смех наполнил комнату.  Сиджей усмехнулся, покачав головой. — Ты неисправим.  — Вот за это ты меня и терпишь, — подмигнул Дэвид, продолжая гладить довольную Печеньку. — Ладно, мистер заботливый, раз уж ты тут, почему бы не попить чаю? У нас ещё остались сладости, Алекс что-то покупал на днях, — предложил он, перекатывая кресло в сторону кухни. — Чай и сладости? Ты знаешь, как заманить гостя, — шутливо отозвался Дэвид, поднимаясь с дивана. Он пошёл за Сиджеем, неся Печеньку на руках, и сел за кухонный стол, наблюдая, как друг ловко управляется у плиты. Сиджей занялся кипятком, достал кружки и начал копаться в нижних ящиках в поисках чая. Но каждый раз, когда он нагибался вперёд, его дыхание становилось тяжёлым и прерывистым. Он не обращал на это внимания, словно это было чем-то обыденным, но Дэвид, сидя за столом, заметил каждую деталь. Его взгляд стал чуть серьёзнее, но он не сказал ничего сразу, продолжая наблюдать. Когда вода закипела, Сиджей налил чай в кружки, достал коробку с печеньем и пирожными, поставил всё на стол и сам подъехал ближе, пододвинув кресло к столу. — Вот, наслаждайся. Алекс сказал, что эти пирожные особенно вкусные, — сказал он, облокачиваясь на подлокотник кресла и делая первый глоток чая. Дэвид поднёс к губам кружку, но вместо того чтобы пить, опустил её обратно и внимательно посмотрел на Сиджея. — Знаешь, Сид, — начал он, сдвигая брови. — Это не норма. Сиджей поднял взгляд, немного растерянный. — О чём ты? — спросил он, делая вид, что не понимает, но внутри уже знал, к чему идёт разговор. — Твоё дыхание, — прямо сказал Дэвид, его голос звучал серьёзно, но без обвинения. — Когда ты копался в ящиках, ты едва не задыхался. Это не просто усталость. Ты же знаешь, что я сразу думаю о худшем. Это что-то с лёгкими? Сиджей сделал глоток чая, чтобы дать себе время ответить. Его взгляд стал напряжённым, но он старался сохранять спокойствие. — Всё в порядке, — сказал он небрежно, отмахиваясь. — Просто что-то простудное, может быть. Дома стало слегка холодно, зима, сам знаешь. Дэвид не сводил с него глаз, его лицо стало жёстче. — Сиджей, не ври. Ты проверялся, когда переехал в Нокфелл? — спросил он, нахмурив брови. Сиджей отвёл взгляд, делая вид, что сосредоточен на кружке. — Я… собирался. Но знаешь, как это бывает, время пролетело, — ответил он уклончиво. — Это не то, о чём стоит волноваться.  Дэвид выдохнул, медленно поставив кружку на стол. — Ты серьёзно? Сиджей, прошло почти год. Ты сам говорил, что с раком нельзя шутить. А теперь ведёшь себя так, будто это не важно. — В его голосе звучали и забота, и раздражение. Сиджей стиснул зубы, но постарался ответить спокойно. — Это не рак, Дэвид. Просто усталость. Может, я переутомился, вот и всё.  Дэвид не поверил. Он знал Сиджея слишком хорошо, чтобы не заметить, как тот избегает темы. Но он понимал, что давить бесполезно. — Ладно, — сказал он наконец, откинувшись на стуле. — Но ты должен что-то сделать. Если не для себя, то хотя бы для Алекса. Он этого не заслуживает, знаешь? Сидеть и переживать, если с тобой что-то случится. Эти слова ударили больнее, чем Сиджей ожидал. Он молчал, делая вид, что изучает рисунок на своей кружке, но внутри чувствовал, как каждый аргумент Дэвида пробивает оборону. Сиджей сидел за кухонным столом, крепко сжимая кружку чая, словно это был его единственный якорь в бушующем море мыслей. Слова Дэвида звучали в его голове эхом, снова и снова, с каждым разом усиливая чувство вины и тревоги. Он едва слышал, как Дэвид пытался перевести разговор на что-то более лёгкое, — всё это растворялось в гуле его собственного сознания. "Ты не проверялся..." "Это не норма..." "Если не для себя, то для Алекса..." Каждая фраза, как нож, вонзалась глубже. Сиджей вдруг почувствовал, как его грудь сдавило, но на этот раз не от физической боли, а от чего-то более тяжёлого, более тягучего. Его дыхание стало прерывистым, и он понял, что напряжение, которое он пытался заглушить всё это время, теперь захлёстывает его. Он попытался сделать глубокий вдох, но вместо этого выдох вышел хриплым, почти отчаянным. Его пальцы дрожали, и он осторожно поставил кружку на стол, боясь её уронить. В его голове начали мелькать мысли, от которых хотелось закрыть глаза и убежать, но они не оставляли шанса. "А если это вернулось?" "Ты опять решил просто отмахнуться? Как тогда?" "Алекс... он заслуживает лучшего, чем это. Чем ты." Сиджей почувствовал, как его плечи начали опускаться, словно под тяжестью всего, что он носил внутри. Он закрыл глаза, но это только сделало всё хуже. В темноте за закрытыми веками перед ним встали образы прошлого: больничные стены, капельницы, бледное лицо в отражении зеркала. Страх. Беспомощность. Тишина, от которой хотелось кричать. "Ты не можешь пройти через это снова." Сиджей резко открыл глаза, его руки теперь цеплялись за подлокотники кресла, как за спасательный круг. Его дыхание стало громче, но он не мог себя остановить. Каждая мысль накладывалась на другую, их становилось слишком много, и они будто громко кричали внутри него. Он повернул голову к Дэвиду, но тот уже замолчал, видимо, поняв, что что-то не так. Лицо Дэвида выглядело обеспокоенным, но Сиджей не мог сейчас даже думать о том, чтобы объяснять. Он резко оттолкнулся от стола, отъехав назад, и посмотрел в окно. Снежные хлопья медленно кружились за стеклом, но это зрелище, которое обычно успокаивало его, теперь казалось ему каким-то далеким, чужим. Он вдруг почувствовал себя как тогда, в больничной палате, одиноким и замкнутым в своём теле. "Ты снова всё разрушишь." Грудь сдавило, как будто невидимая рука сжала его сердце. Он услышал, как Печенька тихо заскулила, будто чувствуя его состояние, но даже это не могло вернуть его в реальность. Сиджей закрыл лицо руками, как будто это могло защитить его от тяжести собственных мыслей. — Сид, — тихо позвал Дэвид, но голос прозвучал как через ватное одеяло. Сиджей не ответил. Он не мог. Всё внутри него кричало, что он снова подвёл всех вокруг, и, что бы он ни делал, это чувство не уйдёт. Паника накрыла Сиджея, как гигантская волна, смывая всё вокруг. Его дыхание стало хриплым и коротким, как будто кто-то сжал его грудь железным обручем. Он пытался вдохнуть, но каждый раз это было похоже на удар — лёгкие просто отказывались работать. Он почувствовал, как тело слабеет, и пальцы соскользнули с подлокотников кресла. — Сид! — донёсся голос Дэвида, глухой и отдалённый, словно через толщу воды. Сиджей не мог ответить. Его тело медленно наклонялось вперёд, и, прежде чем он понял, что происходит, он оказался на полу. Его руки дрожали, когда он пытался опереться на них, но мышцы не слушались. В глазах плыли тени, и всё, что он мог сделать, — это попытаться хоть как-то вдохнуть. Но воздуха не хватало. Он слышал собственное сипение, громкое и рваное, как звук сломанного механизма. Печенька, почувствовав, что что-то не так, тут же подскочила к нему. Её мягкий язык пытался облизать его лицо, как будто это могло помочь. Сиджей почувствовал тёплую влажность на щеке, но это было так далеко от него, как и всё остальное. — Чёрт, чёрт, чёрт! — услышал он голос Дэвида, рваный и напряжённый. Затем последовали звуки, как будто кто-то с бешеной скоростью нажимал кнопки телефона. — Да, скорая! Паническая атака, тяжёлое дыхание, возможно, гипоксия! Мужчина, инвалид, пожалуйста, быстрее! — слова Дэвида были громкими, но будто бы проходили мимо сознания Сиджея. Минуты казались часами. В голове Сиджея была только одна мысль: "Я не могу дышать." Звук сирены ворвался в его уши, как гром среди ясного неба. Затем шаги, тяжёлые и уверенные. Голоса. Холодный металл каталок. Всё это смешалось в бессвязный поток.  — Пациент в сознании? — услышал он строгий голос, и рядом появились люди в форме. Чьи-то руки мягко, но уверенно подняли его тело, опирая на них, чтобы выровнять дыхание. Они говорили что-то, но он не мог понять. Затем что-то плотно прилегло к его лицу — холодное и пластмассовое. Кислород. Он попытался вдохнуть через маску, и воздух, наконец, прорвался в лёгкие, хотя и с усилием. — Дышите медленно. Постарайтесь успокоиться, — сказал врач, голос которого был как якорь, удерживающий Сиджея от полного погружения в панику. Сиджея аккуратно подняли на каталку. Печенька тявкнула, забегая под ноги одному из медиков, но её быстро отвели в сторону, закрывая в комнате, чтобы не мешалась. Он чувствовал, как его тело трясётся, как мышцы отказываются подчиняться. — Давайте в машину, срочно, — раздался чей-то командный голос. Дэвид хлопал дверями, запрыгивал обратно в дом за ключами, и затем снова оказался рядом с врачами. Он захлопнул дверь дома и едва успел вскочить в машину скорой помощи, прежде чем она тронулась с места. Сиджей слышал гул двигателя и голоса врачей, обсуждающих его состояние. Один из них держал его руку, проверяя пульс, другой что-то записывал. В машине пахло медицинскими препаратами и стерильностью. — Состояние стабилизируется. Возможно, спровоцированный приступ. Давайте наблюдать, — услышал он. Дэвид сидел рядом, его лицо было напряжённым, но он старался сохранять спокойствие. — Ты только держись, ладно? Всё будет нормально, — сказал он, но Сиджей уже едва его слышал. Мир начал медленно тускнеть. Звуки стали глухими, как через толстое стекло. Голоса смешивались в один общий гул, пока тьма не накрыла его полностью, и он провалился в сон. Во сне Сиджей оказался в месте, которое трудно было описать. Это было что-то вроде пустоты, но не страшной, а скорее нейтральной, почти обволакивающей. Он не видел ничего вокруг — ни цвета, ни форм, только серое, мягкое пространство, как густой туман. Но это место не было пустым. Оно было наполнено тяжестью его собственных мыслей. Он чувствовал себя невесомым, как будто его тело исчезло, а остались только воспоминания и эмоции. Они кружили вокруг него, как призраки, шепча ему знакомые слова. "Ты опять подвёл всех." "Сколько ещё они будут терпеть твои слабости?" "Алекс заслуживает кого-то лучше." Каждая фраза звучала будто эхом, усиливая чувство вины, которое давило на его сознание. Он пытался ответить, но во рту будто был песок, и слова не могли вырваться наружу. Вместо этого он только глубже погружался в это пространство, где не было времени, не было границ — только он и его терзания. Иногда он чувствовал тёплые проблески, которые пытались пробиться сквозь мрак. Голос Алекса — мягкий, обнадёживающий, будто зовущий его вернуться. Лай Печеньки, такой знакомый и домашний, пробивающийся через толщу сна. Даже голос Дэвида, обычно такой спокойный и саркастичный, звучал как якорь в этой буре. Но чем дальше он шёл, тем больше это тепло угасало. Он снова погружался в свои страхи. Лицо Сала мелькало перед ним, как напоминание о том, что он не смог построить с ним отношения, не смог быть тем, кем хотел. Алекс — следующий в этом списке? Этот вопрос кружился в его голове, как острый нож, который не оставлял ему покоя. "Ты не можешь дать ему того, что он хочет." "Ты сломлен, и ты знаешь это." Сиджей хотел закричать, но звуки застряли в его горле. Его дыхание снова стало тяжёлым, и он почувствовал, как паника накрывает его даже здесь, в этом странном сне. Он был заперт в себе, в своих страхах, и выхода не было видно. Но вдруг что-то изменилось. Лёгкое прикосновение, как ветер, прошлось по его лицу. Оно было тёплым, обволакивающим, и на мгновение все голоса стихли. Это был как проблеск надежды, как напоминание, что он не один. "Ты сильнее, чем думаешь," — прошептал голос, мягкий, но уверенный.   И в этот момент что-то внутри Сиджея чуть сместилось, словно трещина в его сомнениях дала путь свету. Он медленно пришёл в себя, ощущая, как мир вокруг становится реальным, но всё ещё немного расплывчатым. Первое, что он заметил, — это приглушённый гул аппаратов и ощущение чего-то холодного, прилегающего к его лицу. Он открыл глаза, моргая от яркого света, и увидел над собой белый потолок с ровными панелями. В груди чувствовалось лёгкое сдавливание, но оно было больше психологическим, чем физическим. Повернув голову, он увидел множество трубок, идущих от его тела к аппаратам. На правой руке была прикреплена капельница. Осознание того, где он находится, накрыло его медленно, словно волна. Больничные стены, запах дезинфекторов, монотонный писк мониторов — всё это было слишком знакомо. Сиджей поднял дрожащую руку и стянул кислородную маску с лица. Воздух сразу показался более холодным, резким. Он медленно повернул голову влево и заметил фигуру, сидящую рядом. Это был Алекс, в своём привычном белом халате. Он сидел на стуле в неудобной, согнутой позе, положив голову на край постели Сиджея. Его глаза были закрыты, дыхание ровное, но тело выглядело напряжённым даже во сне. Сиджей заметил, как красные пятна выделялись под глазами Алекса. Было очевидно, что он плакал. Сиджея словно пронзило.  "Дэвид... Он наверняка ему рассказал," — подумал он, чувствуя, как внутри разливается чувство вины. Собрав остатки сил, он поднял руку и аккуратно дотронулся до волос Алекса. Его пальцы прошли по мягким прядям, и этот едва заметный жест разбудил Алекса. Тот вздрогнул, медленно поднял голову и встретился с взглядом Сиджея. На мгновение в его глазах промелькнуло что-то между облегчением и тревогой. — Сид... — тихо произнёс Алекс, его голос был хриплым, но наполненным теплом. Сиджей хотел что-то сказать, но Алекс, будто прочитав его мысли, положил руку на его ладонь, обхватив её крепко, но бережно. — Это был приступ панической атаки, — спокойно сказал Алекс, хотя его голос всё ещё дрожал. — Дэвид... он всё рассказал. Чёрт, Сиджей, ты напугал меня до чёртиков. В глазах Алекса снова блеснули слёзы, но он не дал им упасть. Вместо этого он наклонился ближе, его дыхание стало горячим и близким. — Я так боялся, что что-то серьёзное, — прошептал он, прежде чем нежно прижаться губами к губам Сиджея. Этот поцелуй был одновременно сладким и отчаянным, как будто Алекс пытался передать через него всё, что не мог выразить словами. Сиджей почувствовал солёный привкус слёз, которые всё же прокрались сквозь решимость Алекса не плакать. Когда Алекс наконец отстранился, его лицо было влажным, но в глазах читалось облегчение. — Никогда больше так не делай, — хрипло сказал он, поглаживая ладонь Сиджея. — Я не выдержу.  Сиджей молча смотрел на Алекса, чувствуя, как сердце сжимается при виде слёз на его лице. Алекс всегда был для него опорой, светом, который помогал справляться с тьмой, а теперь этот свет был тусклым, словно затянутым серой дымкой. Сиджей снова ощутил знакомое чувство ненужности, которое, казалось, всегда было где-то на заднем плане. "Я снова причинил ему боль," — подумал он, отворачивая взгляд.   "Я не хочу видеть его таким. Это из-за меня. Всё всегда из-за меня." Он хотел что-то сказать, найти слова, которые могли бы успокоить Алекса, но в этот момент дверь палаты тихо скрипнула. Вошёл врач. Его лицо было серьёзным, выражение — сосредоточенным, а в глазах читалась профессиональная строгость. Это был мужчина лет сорока, среднего роста, с коротко подстриженными тёмными волосами, начинающими седеть у висков. На переносице были аккуратные очки, которые добавляли ему интеллигентности. Белый халат сидел идеально, подчёркивая его собранный вид. В руках он держал планшет, который смотрелся не менее строго, чем он сам. На бейдже значилось имя: "Др. Гаррет Стерлинг." — Добрый день, мистер… — врач быстро взглянул на планшет. — …Джоуи? Я доктор Стерлинг. Мы провели необходимые обследования: рентген лёгких и анализ крови.  Его взгляд мелькнул в сторону Алекса, сидящего рядом с Сиджеем, и он слегка нахмурился. — Простите, но мне нужно обсудить результаты обследований только с пациентом. Вы не указаны как доверенное лицо, — сказал он, обращаясь к Алексу. В его голосе не было ни осуждения, ни злобы — это было просто констатацией факта. Алекс посмотрел на Сиджея, его лицо мгновенно отразило тревогу. Он сжал руку Сиджея, словно надеясь на какое-то успокоение. — Всё нормально, Алекс, — тихо сказал Сиджей, хотя сам чувствовал, как внутри растёт напряжение. — Я в порядке. Иди.  Алекс поколебался, но всё же кивнул. Он поднялся с кресла, поправляя халат, и перед выходом задержался на мгновение. — Если что-то пойдёт не так, ты сразу скажешь, понял? — его голос дрожал, но он пытался выглядеть твёрдо.  Сиджей кивнул, и Алекс, бросив последний взгляд на него, вышел из палаты, оставив дверь приоткрытой. Врач подождал, пока Алекс уйдёт, и закрыл дверь, оборачиваясь к Сиджею с тем же серьёзным выражением лица. — Теперь, мистер Джоуи, давайте поговорим о ваших результатах, — сказал он, подходя ближе к кровати. Его голос был ровным, но тон оставлял мало места для надежды на что-то хорошее. Доктор Стерлинг встал рядом с кроватью, внимательно смотря на Сиджея поверх своих очков. Он сделал паузу, явно подбирая слова, и это ожидание только усиливало напряжение, которое уже витало в воздухе. — Мистер Джоуи, — начал он, его голос был ровным, но не холодным. — У нас есть результаты ваших анализов и рентгена. И, к сожалению, новости не из лучших. Сиджей почувствовал, как его сердце пропустило удар. Его взгляд был прикован к лицу врача, а в груди разрасталась пустота, как если бы он уже знал, что услышит. — У вас рецидив, — тихо сказал доктор. — Рак лёгких вернулся. Эти слова, будто молот, обрушились на него, и весь мир начал трескаться по швам. Звуки стали глухими, будто он снова погружался в ту туманную пустоту, из которой недавно выбрался. В голове пронеслось: "Нет. Не опять. Не сейчас." Сиджей хотел что-то сказать, но горло перехватило. Его пальцы невольно вцепились в простыню, и взгляд затуманился. В этот момент он чувствовал себя маленьким, беспомощным, словно весь мир снова обернулся против него. Доктор Стерлинг продолжил, заметив его реакцию: — Я понимаю, что это тяжело слышать. Но есть и немного обнадёживающие новости. Мы можем попробовать уменьшить воспаление с помощью химиотерапии. Это даст нам время, чтобы понять, будет ли рак операбельным.  Он сделал паузу, слегка наклонившись, чтобы встретиться с глазами Сиджея. — Я не буду обещать вам полного выздоровления, — честно добавил он. — Шансы на второй ремиссию, к сожалению, значительно ниже, чем в первый раз. Но это не значит, что мы сдаёмся. Мы сделаем всё возможное. Сиджей слышал слова доктора, но они будто пролетали мимо. Его сознание застряло на первой фразе: "Рак вернулся." Это была глухая, тяжёлая истина, которая раздавила его, словно тонны груза. Перед глазами замелькали образы: Алекс, его улыбка, их тёплые моменты, шутки Криса, даже беззаботный лай Печеньки. Всё это сейчас казалось таким далеким, почти недосягаемым. — Я… — выдавил он, пытаясь собрать мысли, но не знал, что сказать. Доктор Стерлинг слегка вздохнул, наблюдая за его реакцией. — Я знаю, что это шок, — сказал он, его голос стал мягче. — Возьмите время, чтобы всё обдумать. Мы начнём химиотерапию, как только вы будете готовы. Главное сейчас — не терять надежду.  Сиджей кивнул, хотя внутри него ничего не осталось от этой надежды. Он чувствовал, как внутри всё рушится. Он только начал привыкать к мысли, что с Алексом у них может быть будущее, а теперь это будущее вновь оказалось под угрозой. Доктор Стерлинг слегка наклонил голову, а затем добавил: — Если у вас есть вопросы, я здесь. Мы будем работать вместе.  С этими словами он вышел из палаты, оставив Сиджея одного в окружении бесстрастных машин и мерцающих экранов. Тишина накрыла его, но внутри него бушевала буря. Всё, что он мог сделать, — это смотреть в потолок и пытаться удержать хоть какие-то осколки своего мира. Слова врача продолжали звучать в его голове, как удары колокола, раз за разом пробуждая страх и боль, которые он пытался подавить. Он не успел полностью собраться с мыслями, когда дверь палаты снова приоткрылась, и в проёме появился Алекс. — Сид? — Алекс сразу заметил напряжение на лице Сиджея. Он подошёл ближе, нахмурив брови. — Всё нормально? Что сказал врач? Сиджей внутренне напрягся. Лгать Алексу всегда казалось невозможным. Алекс видел его насквозь, словно мог прочитать каждую мысль, каждую эмоцию. Но сейчас у него не было другого выбора. Он собрал всю свою волю, чтобы скрыть бурю, которая разрывала его изнутри. — Всё хорошо, Алекс, — сказал он, заставляя себя улыбнуться. Его голос звучал ровно, но внутри он чувствовал, как сердце сжимается от лжи. — Завтра меня выпишут. Просто небольшое переутомление и последствия панической атаки. Алекс слегка наклонился к нему, его глаза изучали лицо Сиджея, явно ища хоть намёк на что-то большее.  — Ты уверен? — спросил он, в его голосе была настойчивая нотка. Сиджей кивнул, продолжая удерживать эту маску спокойствия. — Уверен. Врач сказал, что со мной всё в порядке. Просто нужно больше отдыхать и меньше волноваться, — добавил он, выдав это почти механически. Алекс слегка расслабился, но всё ещё выглядел тревожным.  — Тогда я останусь с тобой. Сегодня. Завтра. До выписки, — решительно заявил он, но Сиджей тут же покачал головой. — Нет, Алекс, ты должен поехать домой, — мягко, но твёрдо сказал он. — Печенька, наверное, сходит с ума после всего, что случилось. Ей нужна твоя забота. И ты тоже. Ты должен отдохнуть, поспать в своей постели. Завтра ты придёшь за мной, и мы вместе поедем домой. Алекс нахмурился, явно не соглашаясь. — Сид, это не так важно. Она в порядке, её покормил Дэвид. Ты важнее, — сказал он, делая шаг ближе. Сиджей заставил себя улыбнуться шире, чтобы его слова звучали убедительнее. — Алекс, правда, я в порядке. Я просто хочу, чтобы ты отдохнул. Ты уже провёл здесь весь день. Пожалуйста, поезжай домой.  Алекс закусил губу, его взгляд метался между глазами Сиджея, словно он пытался найти правду, скрытую за этими словами. Наконец, он вздохнул, сдаваясь. — Хорошо, — неохотно сказал он. — Но только потому, что ты так настаиваешь. Завтра я приеду за тобой первым делом. — Спасибо, — тихо ответил Сиджей, чувствуя, как напряжение в груди чуть ослабло. — Ты лучший.  Алекс наклонился, чтобы поцеловать его в лоб, задержавшись на мгновение, а затем выпрямился. — Я люблю тебя, Сид, — сказал он перед тем, как выйти. Его голос был мягким, но в нём звучала искренняя забота. Как только дверь за Алексом закрылась, улыбка Сиджея растаяла. Он тяжело выдохнул, чувствуя, как усталость накрывает его с новой силой. Ему казалось, что он только что поднял невероятно тяжёлую ношу — ложь, которую он ненавидел, но считал необходимой. Сиджей сидел неподвижно, глядя на место, где только что стоял Алекс. Его слова всё ещё звучали в его голове, как эхо: "Я люблю тебя, Сид." Эта фраза была простой, но ошеломляющей. Алекс сказал это впервые. Так прямо. Так искренне. Сиджей замер, не до конца понимая, что только что произошло. Его дыхание стало неровным, а грудь сжалась так, что стало трудно дышать.  Он опустил взгляд на свои руки, которые лежали на простыне, дрожащие и беспомощные. Эмоции нахлынули на него волной. Всё — страх, боль, чувство вины, любовь, надежда — смешалось в один поток, который он больше не мог сдерживать. И он просто… сломался. Сиджей уткнулся лицом в подушку, и слёзы начали течь безудержно. Но это был не тихий плач. Это был громкий, рваный крик души, который он так долго сдерживал. Он ревел, как ребёнок, который не может найти утешения. Подушка быстро стала влажной, но он не мог остановиться. Его плечи дрожали, а губы шептали бессвязные слова, которые он даже не осознавал. "Почему я? Почему сейчас? Почему с ним?" — мысли метались в голове, не давая покоя. Эти слова Алекса — такие тёплые, такие искренние — теперь стали для него ножом с двух сторон. Он чувствовал себя настолько любимым, что это почти причиняло боль. Как он мог принять эту любовь, зная, что всё, возможно, идёт к концу? Как он мог позволить Алексу остаться рядом, если не знал, сколько времени у него осталось? Сиджей ревел в подушку, выпуская всё, что копилось в нём долгие годы. Это было очищение, но и пытка одновременно. Он знал, что не может поделиться этой правдой с Алексом. По крайней мере, пока. Но от этого бремя не становилось легче. Остаток дня и ночи в больнице для Сиджея превратился в одно сплошное мучительное ожидание. Он старался отвлечься, сосредоточившись на ритмичном писке мониторов или звуках коридорной суеты за дверью, но это не помогало. Мысли кружились вокруг слов врача, признания Алекса и его собственной лжи. Он чувствовал, как внутри всё сжимается от тяжести решений, которые предстояло принять. Ближе к ночи Сиджей наконец устал от самого себя. Его эмоции выгорели, оставив лишь пустоту. Он лежал на кровати, глядя в потолок, и пытался найти в себе силы двигаться дальше.  Когда утро принесло с собой первые лучи солнца, Сиджей выглядел спокойным, но это было только снаружи. Он надел привычную маску — ту самую, которую носил долгие годы, скрывая свои страхи за сдержанностью. Перекатившись в кресло, он выглядел как человек, который готов двигаться вперёд, хотя внутри всё ещё бушевала буря. Его выписка прошла быстро. На ресепшене ему выдали документы и объяснили, что всё остальное будет отправлено его врачу. Сиджей старался избегать лишних взглядов и вопросов, но всё же не смог уйти, не столкнувшись с доктором Стерлингом. Доктор, заметив Сиджея, подошёл к нему с привычным серьёзным выражением лица.  — Мистер Джоуи, — начал он, протягивая ему небольшую визитку. — Это мой номер. Когда будете готовы обсудить химиотерапию, звоните. Мы должны начать как можно скорее. Сиджей взглянул на визитку, затем снова на врача. Его лицо оставалось невозмутимым, но внутри он чувствовал, как тяжесть слов снова давит на него. — Спасибо, — коротко ответил он, положив визитку в карман куртки. — Я свяжусь с вами позже. Доктор Стерлинг кивнул, но прежде чем уйти, добавил: — Хорошего вам дня. И помните, время в этом деле имеет значение. Сиджей только кивнул, стараясь выглядеть спокойным. Но когда доктор ушёл, он почувствовал, как что-то внутри снова надломилось. Он выкатился из здания больницы, чувствуя, как холодный зимний воздух обволакивает его лицо. Сиджей закрыл глаза на секунду, глубоко вдохнул и позволил этой прохладе хоть немного унять хаос внутри него. "Позже," — подумал он, сжимая карман с визиткой.   "Я поговорю с ним позже. Но не сегодня." На парковке у больницы Сиджей сразу заметил машину Дэвида. Она стояла чуть в стороне, слегка припорошенная утренним снегом. Рядом с автомобилем его ждали Алекс и сам Дэвид. Алекс нервно переступал с ноги на ногу, как будто не находил себе места, а Дэвид, напротив, выглядел спокойным, но всё равно внимательно следил за Сиджеем. Как только Сиджей выкатился на парковку, Алекс тут же бросился к нему, его глаза светились смесью облегчения и тревоги. — Сид! — позвал он, опускаясь перед ним на корточки. — А где твой шарф? Ты вообще собирался одеваться по-человечески? Сиджей только успел открыть рот, чтобы что-то ответить, как Алекс уже стянул с себя белоснежный шарф и уверенным движением накинул его на шею Сиджея. Шарф был мягким, пах свежим порошком и чем-то знакомым, что всегда напоминало Алекса. — Вот, так лучше, — пробормотал Алекс, поправляя шарф, чтобы он укутывал шею Сиджея как можно теплее. Его пальцы слегка дрожали, но он старался, чтобы это не было заметно. Сиджей улыбнулся, но это была пустая улыбка, не доходившая до глаз. В его груди было тихо, как в комнате, где перегорела лампочка. Он чувствовал себя опустошённым, но понимал, что не может показать этого. Алекс заслуживал лучшего. Дэвид, стоявший чуть позади, молчал, но его взгляд говорил больше, чем любые слова.  — Спасибо, — наконец сказал Сиджей, стараясь, чтобы его голос звучал естественно. — Ладно, давай в машину, — Алекс чуть улыбнулся, вставая и направляясь к пассажирской двери, чтобы помочь Сиджею. Сиджей даже не помнил, как оказался в машине. Он просто следовал за действиями Алекса, как марионетка, автоматично кивая или соглашаясь, если тот что-то спрашивал. Дорога до дома Алекса была словно в тумане. Разговоры, шутки Дэвида, тёплый взгляд Алекса — всё это проходило мимо, не оставляя следов. Он смотрел в окно, за которым медленно проплывали зимние улицы Нокфелла, и чувствовал, как внутри всё становится ещё пустее. Словно тот факт, что он вернулся в мир, где никто, кроме него, не знает правду, делал его невидимым. Когда машина остановилась у дома, Алекс повернулся к нему, его глаза сияли тёплым светом. — Мы дома, — сказал он мягко, подавая руку, чтобы помочь Сиджею.   Сиджей кивнул, снова надевая привычную маску спокойствия, чтобы скрыть трещины внутри. Прошедшие пару дней для Сиджея были словно в густом тумане. Время текло медленно, всё смешивалось в одно бесконечное повторение: забота Алекса, шутки, попытки согреть и ободрить. Но внутри Сиджея нарастала буря. Он чувствовал себя чужим в этом уютном доме, словно своим присутствием осквернял всё, что Алекс старался создать. Это ощущение было знакомо — тягучая, мучительная необходимость бежать. Он не хотел причинять боль, но казалось, что это единственный способ. Каждая улыбка Алекса, каждое прикосновение лишь усиливали вину. Сиджей злился на себя, на болезнь, на несправедливость судьбы, но всё это выплёскивалось не туда, куда должно. Он знал, что боль, которую он собирался причинить, была ложью, но это было единственное, на что он сейчас был способен. В какой-то момент, вечером, когда Алекс стоял у плиты, готовя что-то тёплое и домашнее, Сиджей сорвался. — Ты не должен был брать меня сюда! — внезапно выпалил он, голос был полон злости, но эта злость была направлена не на Алекса. — Ты просто не понимаешь, что делаешь, Алекс! Это всё не для меня! Алекс обернулся, явно ошарашенный резкостью этих слов. — О чём ты говоришь, Сид? — его голос был тихим, полный тревоги. — Я хочу, чтобы ты был здесь. Я хочу, чтобы ты чувствовал себя дома. Сиджей сжал подлокотники кресла, пытаясь удержаться от того, чтобы сказать больше. Но что-то внутри него сломалось, и слова потекли, грязные и ложные. — Дом? Это не дом. Это просто чёрт знает что. Ты просто пытаешься казаться хорошим. Ты думаешь, что сможешь спасти меня? Это смешно. Ты не спаситель, Алекс, ты просто... ты слишком наивен! Ты даже не понимаешь, что делаешь!   Алекс замер, как будто слова Сиджея ударили его физически. Его лицо исказилось от боли, но он всё равно сделал шаг вперёд. — Сид, что ты делаешь? Почему ты так говоришь? Ты... ты ведь не думаешь этого.  — Думаю, Алекс, — лживо бросил Сиджей, хотя внутри всё кричало от отчаяния. — Я не хочу здесь оставаться. Я возвращаюсь к Дэвиду. Там мне будет лучше. Алекс побледнел, его глаза забегали, словно он искал хоть что-то, чтобы остановить происходящее. — Дэвид? Ты... ты серьёзно? — его голос дрожал. — Ты не можешь просто уйти. Мы... мы можем всё решить. Поговорить.  Но Сиджей не слушал. Он покатил кресло к спальне, его руки двигались быстро и нервно. Алекс пошёл за ним, умоляя остановиться, но Сиджей продолжал. Он бросал вещи в сумку, не глядя, не думая, как будто скорость могла заглушить боль. Когда Сиджей покатил кресло к выходу, Алекс преградил ему путь, хватаясь за подлокотники его кресла. — Нет. Нет, ты не уйдёшь. Я не позволю. Ты не можешь просто уйти! — его голос был громким, почти надрывным. — Алекс, отойди, — хрипло сказал Сиджей, стараясь избежать его взгляда. — Нет. Я не отпущу тебя! Мы разберёмся. Ты мне важен, Сиджей. Ты это знаешь. Сиджей вдруг сорвался, голос вырвался из него с такой силой, что он сам испугался. — ОТЪЕБИСЬ ОТ МЕНЯ! — закричал он, хватаясь за колёса кресла. — Просто оставь меня в покое, Алекс!  Эти слова ударили Алекса сильнее, чем что-либо. Его руки медленно разжались, и он отступил на шаг. Сиджей видел, как в его глазах блестят слёзы, как он борется с желанием снова остановить его, но уже не может. — Если это то, чего ты хочешь, — тихо сказал Алекс, его голос дрогнул. — То я не буду тебя держать. Сиджей не ответил. Он выкатился за дверь, чувствуя, как внутри всё рвётся на части. Ещё никогда он не ненавидел себя так сильно. Он быстро катил себя по дороге, стараясь уйти как можно дальше от дома Алекса. Колёса кресла скрипели на холодном асфальте, а снежные хлопья липли к рукам, делая их скользкими. Он двигался без цели, просто хотел оказаться подальше от места, где только что причинил боль человеку, которого любил больше всего. Как только он завернул за угол дома, где Алекс уже не мог его видеть, эмоции, которые он так старался подавить, захлестнули его с головой. Сиджей резко остановился, стиснул подлокотники кресла и разрыдался. Слёзы лились без остановки, горячие, обжигающие, будто выплёскивая наружу всю его боль и злость. — Почему? — прошептал он, едва дыша. — Почему, чёрт возьми, я? Что я сделал не так?  Его голос дрожал, становясь громче. Он поднял взгляд к небу, тёмному и холодному, словно обращаясь к кому-то, кто должен был дать ответы. — Почему ты так со мной поступаешь? — крикнул он, чувствуя, как голос рвётся из горла. — ЧТО Я ТЕБЕ СДЕЛАЛ? Почему я не могу просто жить? Как все нормальные люди? Он ударил кулаком по колесу кресла, но это лишь усилило его ярость. Он злился на себя, на судьбу, на Бога — на всё, что снова и снова отнимало у него возможность быть счастливым. Алекс заслуживал большего, лучшего. И Сиджей знал это. Но почему-то всё, что он делал, — это ломал всё вокруг себя. — Чего ты от меня хочешь? — выдохнул он, едва успевая переводить дыхание между рыданиями. — Сколько ещё ты будешь забирать?  Сиджей снова сжал кулаки, его тело трясло от эмоций. В груди было тяжело, словно там лежал огромный камень. Каждый вздох казался пыткой, но он не мог остановить себя. Слёзы текли без остановки, и он чувствовал, что падает всё глубже в бездну своей злости и отчаяния. — Просто скажи, чего ты хочешь, — прошептал он, наклонив голову. — Потому что я не знаю, сколько ещё я выдержу.  Сиджей закрыл глаза, ощущая, как холодный ветер бьёт ему в лицо. В этот момент он был одинок, как никогда. Только он, его боль и пустота, в которой не было места ни для надежды, ни для облегчения. Сиджей, тяжело дыша, наконец, вытер мокрое лицо и достал из кармана телефон. Несколько уведомлений от Алекса и Дэвида светились на экране, но он не стал их читать. Сиджей просто нажал кнопку выключения, заставляя тишину обрушиться на него, как стены пустого дома. Он не собирался ехать к Дэвиду. Вместо этого он покатил дальше, не зная точно, куда идёт, но ведомый единственным желанием — быть как можно дальше от всего, что ему сейчас дорого. Улицы становились всё тише и безлюднее. Снег усиливался, забивая трещины асфальта, пока Сиджей продвигался всё дальше и дальше, почти к окраине города. Здесь, среди дешёвых кафе и заброшенных зданий, стояли дешёвые мотели, которые казались пережитками другого времени. Таблички с названием мерцали из-за поломанных неоновых ламп, и всё вокруг выглядело так, словно здесь забыли о красоте и уюте. Сиджей подъехал к одному из таких мотелей, остановившись перед маленькой стойкой регистрации, где сонный администратор даже не поднял глаз, чтобы посмотреть на него.  — Номер на одну ночь, — сказал Сиджей глухо, протягивая деньги. Ему не задавали лишних вопросов. Он получил ключ и медленно покатил в сторону своего нового «дома». Комната встретила его холодным, удручающим запахом затхлости и дешёвого моющего средства. Тусклая лампочка на потолке еле освещала пространство, оставляя углы в тени. На полу лежал потрёпанный ковёр с выцветшими узорами, а обои местами отходили от стен, оголяя сероватый бетон. Кровать с металлическим каркасом выглядела так, словно видела слишком многое, её матрас был продавлен, а покрывало — старым и вытертым до ниток. У стены стоял небольшой стол с треснувшей поверхностью, а рядом — одинокий стул с покачивающейся ножкой. Сиджей заехал внутрь, бросив ключ на стол. Он посмотрел на комнату, и внутри всё сжалось. Эта обстановка словно отражала его собственное состояние. Разбитое, потёртое, холодное место, которое не ждало никого и ничего. Он подкатил кресло к кровати, но не стал пересаживаться. Вместо этого он остановился посреди комнаты, опираясь руками на подлокотники, и снова почувствовал, как внутри разрастается пустота. Всё здесь было чужим, и в этом чужом он нашёл странное, мучительное утешение. Сиджей сидел в своём кресле посреди удручающей комнаты, не двигаясь. Время словно застыло, а ночь тянулась бесконечно. Он смотрел на кровать, но не собирался ложиться. Само её существование казалось вызовом — слишком мягкое напоминание о том, что он заслуживал покоя, который сейчас казался ему недостижимым. Часы на стене тикали, заполняя тишину, но Сиджей даже не пытался заснуть. Его мысли, как старые пластинки, крутились вокруг одних и тех же вопросов: "Что я делаю? Почему я так разрушителен? Почему я всё испортил?" В какой-то момент он почувствовал, как внутри начинает нарастать знакомое желание сбежать. На этот раз — в бутылку. Он знал, что где-то неподалёку есть магазин, который точно работает круглосуточно. В таких районах всегда можно найти дешёвый алкоголь и людей, которым плевать, кто ты и зачем ты здесь. "Пара бутылок, и всё это исчезнет. Хоть ненадолго," — подумал он, его руки невольно сжались на подлокотниках. Но даже эта мысль приносила с собой отголосок ненависти к себе. Он знал, что утопить боль в алкоголе — это слабость. Это не поможет, не решит ничего. Алекс бы этого не одобрил. Дэвид тоже. Но самое ужасное было то, что Сиджей понимал: если он сдастся сейчас, то больше никогда не выберется. Он тяжело вздохнул, борясь с самим собой, и вместо этого сосредоточился на одном: завтрашнем дне. Завтра он позвонит доктору Стерлингу. Это было решение, единственная точка, к которой он мог прикрепить своё сознание, чтобы не утонуть в хаосе. "С утра я начну химию," — сказал он себе, его голос звучал тихо, почти шёпотом. — "Не ради себя, ради них. Ради Алекса." Он повторял это как мантру, пытаясь не сорваться, не выйти из этой комнаты, не погрузиться в мрак ещё глубже. Часы тикали, ночь тянулась, а Сиджей сидел, смотря в никуда, вцепившись в своё решение, как в спасательный круг. Ночь прошла для Сиджея в состоянии полудрёмы. Он так и не пересел на кровать, а просто оставался в кресле, уносясь в короткие, беспокойные микросны, которые больше напоминали обрывки воспоминаний и размытые образы. Каждый раз, просыпаясь, он смотрел на тусклый свет лампы и снова закрывал глаза, пытаясь найти в себе силы для следующего дня. Ранним утром, когда первые лучи солнца пробились сквозь плотные шторы мотеля, Сиджей наконец решил включить телефон. Он почти сразу пожалел об этом: экран замигал, показывая множество пропущенных звонков и сообщений. Алекс, Дэвид, Сиерра, Азария, даже Роберт — все они пытались связаться с ним. Телефон казался ему громким напоминанием о том, что он бросил всё, что ему было дорого. Но он проигнорировал все уведомления. Вместо этого он открыл контакты и нашёл номер, который дал ему доктор Стерлинг. Его пальцы немного дрожали, пока он нажимал кнопку вызова. Телефон зазвонил всего пару раз, прежде чем раздался ровный голос врача. — Доктор Стерлинг слушает. — Это Кристофер Джоуи, — голос Сиджея был хриплым, едва слышным. Он прокашлялся, пытаясь говорить увереннее. — Мы с вами говорили пару дней назад в больнице. — Да, я помню. Как вы себя чувствуете? — спросил доктор, его голос стал мягче, но всё ещё оставался профессиональным. — Мне… Мне нужно начать химиотерапию. Немедленно, — сказал Сиджей, стараясь удержать голос от дрожи. — Но я не могу... Я не могу вернуться в больницу. На другом конце провода воцарилась короткая пауза. — Мистер Джоуи, — начал доктор, осторожно подбирая слова. — Лечение в больнице более эффективно. Мы можем обеспечить вам нужное оборудование и контроль. — Нет, — резко перебил его Сиджей. — Я не вернусь туда. Пожалуйста. Я слышал о практике химиотерапии на дому. Я готов заплатить, сколько нужно. Просто... не заставляйте меня идти обратно. Его голос сорвался на последних словах. Он ненавидел умолять, но это была его последняя надежда. Он не мог позволить себе вернуться туда, где стены напоминали о каждом страхе и каждой потере и где его запросто могли бы найти Алекс или кто нибудь из друзей. Доктор снова замолчал, будто обдумывал его просьбу. — Химиотерапия на дому возможна, но это сложный процесс. Вам понадобится оборудование, медицинская поддержка, регулярное наблюдение. Это не просто… — Я сделаю всё, что нужно, — перебил его Сиджей. — Пожалуйста. Просто дайте мне шанс. Я не могу находиться в больнице.  Врач тяжело вздохнул. — Хорошо, — наконец ответил он. — Я уточню детали и свяжусь с вами. Но вы должны понимать: это не стандартная процедура, и я не могу гарантировать, что она будет столь же эффективна, как в больничных условиях. — Я понимаю, — сказал Сиджей, чувствуя, как напряжение в груди немного ослабевает. — Спасибо. Спасибо вам. — Хорошо, мистер Джоуи, — сказал доктор, его голос снова стал профессиональным. — Я позвоню вам позже сегодня, чтобы обсудить, как мы будем это организовывать. Но, пожалуйста, если вы почувствуете ухудшение, немедленно звоните или вызывайте скорую. — Хорошо, — снова тихо сказал Сиджей, прежде чем отключить звонок. Он положил телефон на стол, ощущая странное сочетание облегчения и новой волны тревоги. Всё это казалось борьбой с самим собой, но, по крайней мере, у него был план на день. Сиджей сидел в кресле, глядя на обшарпанные стены мотельной комнаты. Его взгляд блуждал по облупившимся обоям, потёртому ковру и тусклой лампочке, которая едва освещала пространство. Всё вокруг было таким удручающим, что мысли о том, что здесь должна будет работать медсестра, просто выводили его из себя. — Это не сработает, — прошептал он сам себе, качая головой. Его дыхание участилось, а в груди начало разрастаться знакомое чувство паники. Он потёр лицо руками, пытаясь успокоиться, но это не помогало. — Думай, Сиджей, думай! — пробормотал он, стиснув подлокотники кресла. — Ты должен найти выход. Где ещё? Где ещё это можно сделать? Он знал, что мотель — не вариант. Эта комната была грязной, тесной и удушливой. Никто не станет проводить здесь сложное медицинское лечение. Мысли метались, пока не всплыла одна идея. Она была одновременно пугающей и единственно возможной. Сиджей резко выпрямился в кресле, его сердце забилось быстрее. Он медленно дотянулся до телефона, руки дрожали, пока он прокручивал в голове то, что собирался сделать. "Это безумие, но другого выхода нет." Он открыл список контактов и, найдя нужный номер, нажал на вызов. Несколько гудков тянулись мучительно долго, прежде чем раздался знакомый, но давно забытый голос. — Сид, ты в порядке? — раздался глубокий голос отца, наполненный тревогой. — Мы с мамой беспокоимся. Ты не отвечал... Сиджей перебил, не давая отцу закончить. — Папа, — сказал он резко, но голос всё же дрожал. — Мне нужно кое-что спросить. Ты... ты можешь дать мне номер телефона миссис Гибсон?  На другой стороне наступила тишина.