Собирая себя заново

Лето уступило свои права осени, которая с первого же дня заявила о себе прохладным ветром и затяжными дождями. Листья на деревьях постепенно начали менять свои цвета, превращая пейзажи за окном в настоящую акварельную картину. Сиджей сидел у окна в доме Дэвида, наблюдая, как крупные капли дождя стекают по стеклу, оставляя за собой извилистые дорожки. В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь мягким шорохом дождя и еле слышным тиканьем часов на стене. Он всегда любил наблюдать за дождём — в этих моментах было что-то одновременно меланхоличное и умиротворяющее.  Сиджей задумался, как быстро пролетело лето. Оно было насыщенным, наполненным встречами, эмоциями и теми редкими мгновениями радости, которые теперь всплывали в памяти, как теплые воспоминания. Алекс, Сиерра, Азария, Роберт… Каждый из них оставил свой след, но вместе с этим пришло и какое-то неуловимое чувство тревоги, будто впереди что-то готовится произойти. Он перевёл взгляд на улицу. Поток воды с крыши образовывал прозрачную занавеску, а где-то вдали громыхнуло. Сиджей провёл рукой по подлокотнику своего инвалидного кресла, почувствовав под пальцами гладкую поверхность. Ему хотелось убедить себя, что этот дождливый день будет таким же спокойным, как и казался, но в груди тлела странная настороженность. «Всё в порядке», — сказал он себе мысленно, отводя взгляд от окна. Но это ощущение не исчезло, а лишь усилилось, словно дождь шептал ему что-то, что он не мог понять. Сиджей всё ещё смотрел на дождь, когда его телефон завибрировал. Он нехотя отвлёкся от своих мыслей, переведя взгляд на экран. Сообщение пришло от Дэвида. Быстро разблокировав телефон, Сиджей пробежал глазами по тексту, и его дыхание замерло. "Лиззи в рианимации, Алекс сорвало крышу, я в больнице, приезжай!" Текст был написан торопливо, с очевидными грамматическими ошибками, и это только усиливало тревогу. Сиджей знал Дэвида достаточно хорошо, чтобы понять: если он пишет так, значит, ситуация действительно серьёзная.  Слово «реанимация» будто эхом прозвучало в его голове. Лиззи. Та самая маленькая девочка, которая подарила ему рисунок на благотворительном концерте. Её сияющая улыбка, контрастирующая с бледным личиком, вернулась в памяти, словно это было вчера. Тогда она сказала ему: "Вы знаете, мистер, вы похожи на героя из сказки." Но теперь... теперь она в реанимации. И Алекс. "Сорвало крышу". Это выражение пронзило его, как удар молнии. В голове мелькнула мысль, что это может значить лишь одно: Алекс вернулся к наркотикам.  Сиджей вспомнил, каким странным был Алекс последние пару месяцев. Даже в моменты, когда они все сидели вместе с Сиеррой, Азарией и Дэвидом, Алекс, казалось, был где-то далеко. Его взгляд блуждал, а улыбки выглядели натянутыми. Но тогда Сиджей не придал этому значения, решив, что у Алекса просто плохой день. Теперь он корил себя за это. Он не мог ждать. Не мог думать. Не мог сидеть сложа руки. Сиджей буквально выкатился из дома, даже не потрудившись переодеться. На нём была старая толстовка и спортивные штаны — первое, что он надел утром.  Дождь тут же начал мочить его лицо и одежду, но это не имело значения. Его руки крепко сжимали колёса кресла, пока он продвигался вперёд, моля всех богов, чтобы всё обошлось. В груди пульсировала тревога, смешанная с чувством беспомощности.  «Алекс… Лиззи… Господи, пусть всё будет хорошо!» — мысленно повторял он, не зная, к кому именно обращается. Его сердце разрывалось от страха. Алекс, его Алекс, может быть на грани. И Лиззи, маленький лучик света, который боролся так отчаянно.  Дождь усиливался, превращая улицы Нокфелла в скользкие реки. Сиджей упорно продвигался вперёд, игнорируя холодные капли, которые стекали по его лицу и впитывались в одежду. Его руки, скользящие по мокрым ободам колёс, уже начинали ныть от напряжения, но он не останавливался. Каждое движение казалось борьбой, но мысли о том, что Алекс и Лиззи сейчас нуждаются в нём, гнали его вперёд. Темно-серое небо казалось нависшим над городом, подавляя своей тяжестью. Вокруг раздавались звуки дождя, глухие удары капель о крыши машин, приглушённые шаги редких прохожих, спешащих скрыться под навесами. В обычный день Сиджей мог бы найти в этом звуке утешение, но не сегодня. Сегодня дождь звучал как тревожный набат, каждый его шорох будто бы напоминал: «Беги. Спеши. Они ждут». По пути к больнице ему попадались лица — прохожие, сосредоточенные на своих заботах, машины, равнодушно проезжающие мимо. В их безучастности было что-то гнетущее, словно весь мир отвернулся от боли, которую он сейчас ощущал.  Сквозь завесу дождя он заметил свет больничного здания, который казался призрачным маяком посреди темноты. Но этот свет не приносил облегчения. Наоборот, он усиливал напряжение, потому что за его стенами, возможно, происходило то, чего Сиджей боялся больше всего. Подъезд к больнице был почти пустым. Несколько припаркованных машин, тусклый свет уличных фонарей, скрип ветра, гоняющего мокрые листья по асфальту. Сиджей задержал дыхание, пытаясь собраться, но тревога не отпускала. Его сердце колотилось в груди, будто пытаясь вырваться наружу. Когда он оказался у дверей приёмного отделения, пальцы слегка дрожали, сжимая мокрые колёса. Зайдя внутрь, он почувствовал, как холодный воздух кондиционера смешивается с сыростью на его одежде, создавая странное, неприятное ощущение. Люди в белых халатах мелькали туда-сюда, их лица были сосредоточенными и серьёзными. Это только усиливало его страх. Сиджей, почти дрожа от волнения, подъехал к стойке регистрации. Ему было всё равно, насколько он выглядел промокшим или напряжённым — сейчас важным было только одно: узнать, где Лиззи и Алекс. Он впился взглядом в молодую медсестру за стойкой. — Простите… — начал он, но голос сорвался. Он быстро прочистил горло и снова попытался. — Простите, где Лиззи? Девочка с онкологией. Она здесь, в реанимации, да? Медсестра выглядела обеспокоенной, но быстро кивнула. — Реанимация на втором этаже, но я не могу дать подробностей… — начала она, но Сиджей уже развернулся, толкая колёса своего кресла в сторону лифта. По пути он спрашивал каждого, кого встречал — от санитаров до врачей — о том, что случилось, но ответы были лишь отрывочными, расплывчатыми. Никто не знал подробностей, а страх и тревога в его груди росли с каждой секундой. И вдруг из коридора раздались быстрые шаги. Сиджей обернулся и увидел Дэвида, который, тяжело дыша, едва не налетел на него. Его лицо было красным, капли дождя ещё стекали с лысины, и он выглядел так, будто пробежал весь город. — Дэвид! — воскликнул Сиджей, его голос дрожал. — Что происходит? Где Алекс? Что с Лиззи? Дэвид поднял руку, жестом прося секунду, чтобы перевести дыхание. Наконец, он заговорил, и его голос был тяжёлым, полным усталости и боли: — Лиззи… у неё сегодня остановилось сердце. Прямо на глазах. Она просто упала на пол, как будто… — он замолк, качая головой, словно пытаясь избавиться от этого образа. — Сейчас она в реанимации. Врачи делают всё возможное, но шансы… Сиджей, шансы очень малы. Сиджей закрыл глаза, ощущая, как внутри него всё переворачивается. Ему казалось, что слова Дэвида звучат издалека, как сквозь воду. — Алекс был там, когда это случилось, — продолжил Дэвид, его голос дрогнул. — Он… он пытался помочь, кричал, звал на помощь. Но когда её увезли в реанимацию… он просто исчез. Я обыскал всё: его кабинет, зону отдыха, даже курилку. Его нигде нет. Как будто сквозь землю провалился. Сиджей почувствовал, как его страхи подтверждаются. Алекс, который всегда старался быть сильным для других, мог сломаться под таким ударом. Его подозрения, что Алекс мог вернуться к старым привычкам, казались сейчас пугающе реальными. — Мы должны найти его, — сказал Сиджей, его голос звучал твёрже, чем он ожидал. — Он может сделать что-то глупое, Дэвид. Мы не можем потерять ещё одного. Сиджей нахмурился, напряжённо размышляя. Где Алекс мог скрыться в такой момент? Его разум метался между воспоминаниями, пока не всплыл недавний диалог с Робертом. Тогда они обсуждали привычки Алекса, его старые места, где он проводил время в самые тяжёлые дни. "Ботанический сад," — вдруг осенило Сиджея. Роберт упоминал, что даже после того, как Алекс справился с зависимостью, он часто возвращался туда. Но не для того, чтобы вновь погрузиться в старую жизнь, а чтобы помочь тем, кто всё ещё находился на дне. Алекс вызывал скорую, помогал тем, кого находил без сознания, и даже пытался поговорить с теми, кто всё ещё мог вернуться к нормальной жизни. — Ботанический сад, — выдохнул Сиджей, поворачиваясь к Дэвиду. — Он может быть там. Роберт говорил, что Алекс всё ещё туда ходит. Если он в отчаянии, это может быть его первое место. Дэвид нахмурился, задумавшись, но быстро кивнул. — Ладно, это зацепка. Давай, я возьму машину. Мы проверим. Сиджей не стал медлить. Его руки уже толкали колёса кресла в сторону выхода. Холодный воздух и дождь вновь обрушились на него, но он больше не обращал внимания. Внутри бушевал ураган из страха, надежды и решимости.  «Только бы он был там. Только бы не было поздно,» — молился Сиджей, глядя на тёмное, мрачное небо. Машина мчалась по мокрым улицам Нокфелла, оставляя за собой шлейф воды. Дэвид, сжав руль так сильно, что побелели пальцы, напряжённо смотрел вперёд. Сиджей сидел рядом, его взгляд был прикован к окну. Он видел, как город, обычно шумный и оживлённый, казался вымершим под тяжестью дождя. Единственными признаками жизни были редкие прохожие, спешащие укрыться от ливня, и яркие фары машин, прорезающие серую пелену. Когда они приблизились к заброшенному ботаническому саду, вид его удручающей разрухи пробил Сиджея до дрожи. Полуразбитый стеклянный купол возвышался в центре, словно мрачный памятник ушедшим временам. Некоторые стеклянные панели полностью отсутствовали, другие были покрыты трещинами, через которые дождь проникал внутрь. Сад выглядел так, будто сама природа отказалась от него. Поваленные деревья и поросшая мхом плитка создавали атмосферу заброшенности, а глухой шум дождя только усиливал чувство тревоги. Дэвид заглушил двигатель и посмотрел на Сиджея, словно спрашивая его: «Ты готов?» Ответ был очевиден. — Я возьму кресло, — коротко сказал Дэвид, открывая багажник. Он ловко достал инвалидное кресло и поставил его на землю. Затем подошёл к Сиджею, помогая ему пересесть из машины. Это было движение, которое Дэвид делал сотни раз, но сегодня оно казалось пропитанным особой тяжестью. — Ты же бывал здесь, не так ли? — спросил Сиджей, его голос был тише, чем обычно. Дэвид тяжело вздохнул, помогая Сиджею удобно устроиться в кресле. — Бывал, — ответил он, наконец. — Когда я был на дне… это место было моим укрытием. Здесь всегда были такие, как я. Те, кто хотел спрятаться, чтобы забыть о мире. И иногда… те, кто хотел спрятаться навсегда. Эти слова повисли в воздухе, как мрачное предупреждение. Дэвид обошёл машину и достал зонт, чтобы прикрыть Сиджея от дождя, хотя сам уже был насквозь мокрым. — Алекс мог прийти сюда, если чувствовал, что больше не справляется, — продолжил Дэвид, его голос звучал тихо, почти срываясь. — Но мы найдём его. И вернём его обратно. Сиджей кивнул, крепко сжимая подлокотники своего кресла. Внутри всё сжалось от страха, но он не мог позволить себе потерять контроль. Вместе они направились к воротам сада, которые были наполовину сорваны с петель, пропуская внутрь только капли дождя и тени прошлого. Сиджей и Дэвид медленно продвигались по заброшенному ботаническому саду. Их шаги сопровождались глухим стуком дождя, который пробивался через разбитый стеклянный купол, и хлюпаньем воды под ногами. Атмосфера места была угнетающей: гнилой запах сырости смешивался с холодом осеннего воздуха, а мрак, окутывающий это место, казалось, сгущался с каждым шагом. Вдалеке мелькнул слабый свет. Костёр. Огонь плясал на фоне обветшалых стен и растительности, создавая зловещие тени. Когда они подошли ближе, стало видно несколько человек, сидящих вокруг. Их лица были бледными, измождёнными, с глазами, которые казались потухшими. Между ними, выделяясь своей фигурой и одеждой, сидел Алекс. На нём всё ещё был его медицинский халат, который теперь выглядел пропитанным дождём и грязью. Но это был не тот Алекс, которого знал Сиджей. Его плечи были опущены, лицо осунулось, а в руках он держал косяк травы, из которого медленно поднимался дым. Дэвид резко ускорил шаг, его лицо выражало смесь гнева и отчаяния. — Какого чёрта, Алекс?! — громко спросил он, подойдя ближе и откинув капюшон. — Это вот что ты делаешь? Куришь здесь с ними, когда Лиззи…  Алекс поднял голову, его взгляд был тусклым и пустым. Он глубоко затянулся и выдохнул облако дыма, прежде чем ответить: — Это просто трава, Дэвид, — его голос был тихим и безразличным. — Я не делаю ничего такого. Просто… нужно было расслабиться. Дэвид наклонился ближе, будто собираясь выхватить косяк из рук Алекса, но остановился. Его взгляд метался между костром, наркоманами и другом. — Лиззи пока в реанимации, — начал он, стараясь держать голос спокойным, но его эмоции прорывались. — Она жива, Алекс. Её сердце остановилось, но врачи делают всё возможное. Ты слышишь меня? Ничего ещё не потеряно! Алекс откинулся назад, его взгляд блуждал где-то в темноте за пределами костра. — Она… — начал он, но не закончил. Его глаза, широко раскрытые, смотрели куда-то вдаль, как будто видели что-то, что было недоступно остальным. — Я не могу… Я всегда подводил их. Сиджей замер. Он следил за взглядом Алекса и вдруг понял, что тот смотрит не просто в темноту. Алекс всматривался в пустоту, как будто кого-то видел. И Сиджей догадался, кого. — Колтон, — прошептал Алекс, его голос был тихим, но в нём слышалась глубокая боль. — Ты опять здесь, да? Напоминаешь мне, какой я слабак? Сиджей почувствовал, как внутри него всё сжалось. Алекс говорил с призраком своего брата. Или с той болью, которая никогда не покидала его.  — Алекс, здесь никого нет, — сказал Сиджей, его голос был полон заботы, но звучал твёрдо. Он продвинул кресло ближе к костру, стараясь привлечь внимание друга. — Это всё твоя вина говорит. Ты помогал этим людям, ты делал то, что мог для Лиззи. Ты не слабак. Алекс медленно перевёл взгляд на Сиджея, его глаза наполнились слезами, которые он, казалось, даже не замечал. — Почему тогда они все уходят? — спросил он с дрожью в голосе. — Почему я никого не могу спасти? Сиджей молчал несколько секунд, глядя на Алекса, который казался сломленным до самого основания. Слова Алекса — про уходящих людей, про невозможность спасти кого-то — резанули его по живому. Он чувствовал этот же груз, эту же боль. В груди всё сжалось, а в горле ком стоял так плотно, что, казалось, он задохнётся. — Алекс… — начал он, голос сорвался, но он продолжил. — Ты не один такой. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Алекс медленно перевёл взгляд на него, а Дэвид остановился, словно окаменел, удивлённый внезапной серьёзностью в голосе друга. — Ты? — прошептал Алекс, его голос был наполнен неверием. — Сиджей, ты всегда выглядишь… сильным. Ты… ты не можешь понимать. Сиджей тяжело выдохнул, будто собирался сбросить с себя всё, что так долго носил внутри. — Я понимаю, Алекс, — повторил он, его глаза смотрели прямо в глаза друга. — Потому что я тоже был там. На этом самом краю. Он на мгновение замолчал, но затем заговорил снова, стараясь, чтобы голос звучал ровно, хотя внутри его душа трещала по швам. — После того, как я потерял одного человека… — Сиджей сделал паузу, с трудом выговаривая следующие слова. — Я пытался глушить боль. Сигаретами. Чёрт, я выкуривал по три пачки в день, думая, что это поможет. Это, знаешь ли, в какой-то момент стало не просто привычкой. Это стало… спасением. Только вот… оказалось, что это спасение разрушало меня изнутри. Дэвид и Алекс внимательно слушали. Даже те, кто сидел у костра, повернули головы, но для Сиджея сейчас существовал только Алекс. — Рак лёгких, — продолжил он, не отрывая глаз от Алекса. — Это то, что я получил за свою «спасительную привычку». Я думал, что с этим справлюсь. Я уговаривал себя, что это просто ещё одно испытание. Но тогда… я сломался. Его голос дрогнул, и он на мгновение опустил глаза, будто собираясь с духом. — Я пробовал уйти. Несколько раз. Верёвка, таблетки… Я был уверен, что так будет легче. Легче всем. Но… — он выдохнул, почувствовав, как слёзы начали подступать к глазам. — Каждый раз что-то останавливало меня. Может, страх. Может, мысль, что даже этот последний шаг я сделаю неправильно. А может… я просто не был готов по-настоящему сдаться. Алекс, словно ошеломлённый, молчал, но в его глазах блестели слёзы. Он смотрел на Сиджея, будто впервые видя его настоящим. — И всё это — из-за одного человека, — добавил Сиджей. — Из-за человека, который… даже не заслуживал того, чтобы я тратил на него свою жизнь. Но я тратил. Я гробил себя ради иллюзии. Ради человека, который, по сути, даже не был рядом, когда я в нём нуждался. Он сжал подлокотники кресла, пытаясь вернуть себе контроль над эмоциями. — Алекс, ты должен понять: я не говорю, что твоя боль неважна. Она важна. Но если ты позволишь ей сломать тебя, ты потеряешь всё. Тех, кто ещё рядом. Тех, кто любит тебя. Тех, кто нуждается в тебе. Лиззи, Дэвид… чёрт, даже я. В воздухе повисла тишина. Дэвид, стоящий рядом, выглядел потрясённым, но молчал, давая Сиджею высказаться. Алекс закрыл лицо руками, его плечи начали дрожать. Сиджей почувствовал, как внутри что-то щёлкнуло, как будто больше нельзя было сдерживаться. Он взглянул на Алекса, его сгорбленную фигуру, на то, как тот дрожал под тяжестью собственного отчаяния. В груди что-то вспыхнуло — не гнев, а чистая, необузданная решимость.  Не думая о том, как это будет выглядеть, Сиджей наклонился и сполз с инвалидного кресла на мокрую, грязную землю. Его руки, давно привыкшие к роли опоры, начали тянуть тело вперёд. Грязь липла к его одежде, холод пробирался через ткань, но это не имело значения. Он только молился, чтобы под руками не оказалось ржавых игл или осколков стекла. Это место, он знал, хранило в себе всё худшее, что могли оставить за собой те, кто был на дне. — Алекс, — голос его был хриплым, но он тянулся к другу, не останавливаясь. — Слышишь меня? Ты не можешь теряться в этой тьме. Я не позволю. Алекс не шевелился, словно не слышал его, только тяжело дышал, уставившись в костёр, за которым, как ему казалось, стоял призрак Колтона. Но Сиджей не сдавался. Он вытянул руку, и она коснулась холодной ткани медицинского халата. — Ты стал смыслом моей жизни, Алекс, — выдохнул он, продолжая двигаться вперёд, пока полностью не оказался рядом. — Если ты уйдёшь в эту тьму, я… я просто не переживу этого. Сиджей обнял Алекса, обхватив его руками, крепко прижимая к своей груди. Алекс застыл, его тело дрожало, но он не сопротивлялся.  — Я видел, как эта тьма поглотила человека, которого я любил, — сказал Сиджей, его голос дрожал, но был полон решимости. — Я ничего не смог сделать, и она забрала его. Но тебя, Алекс… тебя я не позволю ей забрать. Слова вырывались из него, как исповедь, как крик души. Он чувствовал, как горячие слёзы катятся по его щекам, смешиваясь с дождём и грязью. — Ты для меня не просто друг, — продолжил он, шёпотом, так, чтобы слышал только Алекс. — Ты — свет, который вытаскивает меня из моей собственной тьмы. И если ты сейчас сдашься, то зачем тогда всё это? Ради чего я боролся? Алекс медленно поднял руки и, как будто не веря самому себе, обнял Сиджея в ответ. Его лицо прижалось к плечу друга, и слёзы, которые он так долго сдерживал, начали литься свободно. Его плечи содрогались от рыданий, и Сиджей только сильнее прижимал его к себе. — Ты не один, Алекс, — сказал он, его голос был тихим, но твёрдым. — Я здесь. Мы все здесь. Мы будем бороться вместе. Алекс содрогался в объятиях Сиджея, его рыдания сливались с шумом дождя и потрескиванием костра. Он будто бы выплёскивал всю ту боль, которую годами держал внутри, не давая ей вырваться наружу. Сиджей чувствовал, как мокрая ткань халата Алекса липнет к его коже, но это не имело значения. Единственное, что сейчас имело значение, — это Алекс, и то, чтобы он не разрушил себя. Дэвид, стоящий неподалёку, молча наблюдал за происходящим. Его лицо было мрачным, но в глазах читалась смесь уважения и тревоги. Он не вмешивался, понимая, что этот момент принадлежит только им двоим. Сиджей поднял руку и провёл по волосам Алекса, стараясь успокоить его. — Дыши, Алекс, — тихо сказал он, чувствуя, как его голос дрожит. — Просто дыши. Я здесь. Ты не один. Алекс медленно отстранился, но не полностью. Его глаза, покрасневшие от слёз, встретились с глазами Сиджея. В них был хаос, смесь стыда, боли и благодарности. — Я… я не знаю, как справляться с этим, — прошептал Алекс, его голос был слабым, едва слышным. — Каждый раз, когда я думаю, что могу… я снова проваливаюсь. Сиджей покачал головой, сжимая плечи Алекса. — Никто не справляется один, Алекс. Никто. Я тоже думал, что должен бороться сам. Но это ложь. Ты не обязан быть один. Он посмотрел в сторону Дэвида, который всё ещё молчал, словно давая поддержку на расстоянии. — У тебя есть мы. У тебя есть я. Мы будем рядом, даже если ты захочешь всех оттолкнуть, — продолжил Сиджей. — Потому что я знаю, что значит терять всё. Я знаю, как больно думать, что никто не понимает. Но ты… ты не должен идти этим путём. Алекс закрыл глаза, обхватив голову руками, словно пытаясь защититься от потока эмоций.  — А если я всё испорчу? — выдавил он, не поднимая глаз. — Если я сломаюсь снова? Сиджей взял его лицо в свои руки, заставив Алекса посмотреть на него. — Тогда мы соберём тебя по кусочкам, — твёрдо сказал он. — Снова и снова, сколько бы раз это ни потребовалось.  Алекс замер, его дыхание стало ровнее, и он наконец позволил себе расслабиться в объятиях Сиджея. Они сидели на мокрой земле, посреди этого заброшенного места, окружённые дождём и слабым светом костра, который теперь казался не таким зловещим.  Дэвид, который всё это время стоял в стороне, наконец не выдержал. Он опустился на колени рядом с Сиджеем и Алексом, его мокрая от дождя одежда прилипла к телу, но он не обращал на это внимания. Его лицо выражало усталость, но в глазах горела искренняя забота.  Он обнял их обоих, крепко, как только мог, будто пытаясь передать свою силу и тепло.  — Чувачеллы, вы даже не представляете, как сильно я вас люблю, — сказал он, его голос был немного хриплым, но полон искренности. — Алекс, Сиджей… вы — моя семья. И чёрт меня побери, если я позволю вам сломаться. Алекс поднял голову, его глаза были всё ещё покрасневшими, а лицо мокрым от слёз и дождя. Он посмотрел на Дэвида, и впервые за весь этот день на его лице появилась слабая, едва заметная улыбка. — Любишь нас, да? — спросил Алекс, его голос дрожал, но он попытался шутить. — Тогда, может, поднимешь нас с этой грёбаной грязи? Дэвид рассмеялся, хлопнув его по плечу. — Сначала надо убедиться, что ты вернулся к нам, брат. А потом уже будем поднимать тебя. И вообще, не перебивай, когда я становлюсь сентиментальным. Сиджей, которого всё ещё держали в объятиях, тихо засмеялся. В этом моменте было что-то невероятно тёплое, даже несмотря на холод и сырость вокруг. Дэвид, почувствовав это, повернулся к нему, его взгляд стал более серьёзным. — А с тобой, мистер "рак лёгких", мы поговорим отдельно, — сказал он, чуть прищурившись. — Ты думал, я забыл? Нет, дружище, это не останется просто словами. Мы всё обсудим. И раз ты признался Алексу, то теперь признаешься и мне. Я слишком много лет знаю тебя, чтобы позволить тебе это скрывать. Сиджей вздохнул, но его взгляд был тёплым. — Ты просто любишь драму, Дэвид, — ответил он с улыбкой, хотя внутри чувствовал, что это будет нелёгкий разговор. — Возможно, — сказал Дэвид, пожимая плечами. — Но драму я переживу, если это значит, что мы трое всё ещё будем держаться вместе. Они сидели в этом заброшенном ботаническом саду, окружённые тьмой и дождём, но на мгновение им удалось почувствовать себя немного легче. Тёплое, человечное чувство, которое исходило от их близости друг к другу, казалось, прогоняло всю тьму вокруг. Они остались в этом месте дольше, чем планировали. Алекс не хотел уходить. Он сидел на холодной земле рядом с Сиджеем, прижимаясь к нему, словно боялся, что, отстранившись, снова утонет в своей тьме. Дэвид, чувствуя настроение друга, не стал торопить события. Он ненадолго отлучился к машине, а вернувшись, принёс с собой тёплые одеяла.  — Сиджей, держи, — сказал он, заботливо накидывая одеяло на плечи друга, а затем укутывая Алекса. — И другим нужно. Пусть хоть немного согреются. Дэвид быстро оглядел остальных наркоманов, сидящих вокруг костра. Их лица выражали смесь апатии и усталости, но никто не возражал, когда Дэвид начал укутывать их в одеяла. Для него это был не просто жест заботы — он понимал, через что проходят эти люди, потому что сам когда-то был одним из них.  — Я сейчас вернусь, — сказал он, обратившись к Сиджею и Алексу. — Знаю, что вы тут замёрзли, и знаю, что все мы голодные. Пойду что-нибудь куплю в ближайшем магазине. Сиджей кивнул, а Алекс лишь слегка шевельнул головой, словно это движение требовало от него невероятных усилий. — Спасибо, Дэвид, — тихо сказал Сиджей, когда тот уже отходил. Дэвид махнул рукой, уходя в сторону выхода из сада. Его силуэт растворился в дождливой темноте, оставив Сиджея и Алекса в тишине, нарушаемой только потрескиванием костра. Алекс снова прижался к Сиджею, его дыхание было медленным, но неровным. Видимо, косяк травы всё ещё давал о себе знать. Он молчал, но его пальцы слабо сжимали ткань на рукаве толстовки Сиджея, будто это было единственное, за что он мог держаться. — Алекс, ты как? — мягко спросил Сиджей, повернув голову, чтобы взглянуть на него. Алекс не сразу ответил. Его глаза были закрыты, но через мгновение он слегка шевельнул губами. — Просто… дай мне немного времени, — прошептал он, не открывая глаз. — Я... всё ещё чувствую, будто везде эта тьма. Но ты… ты помогаешь. Сиджей обхватил его плечо, прижимая ближе. — Я не уйду, Алекс. Я здесь, сколько бы времени тебе ни понадобилось. Костёр потрескивал, обдавая их лёгким теплом, а дождь продолжал барабанить по остаткам купола, создавая гипнотический ритм. Алекс, казалось, начал успокаиваться, его дыхание стало ровнее.  Через какое-то время раздались шаги, и вернулся Дэвид, неся в руках несколько пакетов с едой.  — Ну что, герои, — с улыбкой произнёс он, присаживаясь рядом и открывая пакеты. — Ужин под открытым небом. Хочу, чтобы вы знали: я кулинарный бог, но сегодня вам придётся довольствоваться бутербродами и консервами. Сиджей улыбнулся, принимая бутерброд. Алекс, подняв голову, тоже взял еду, хотя ещё выглядел уставшим. Тишину прервал звонок телефона Дэвида. Он быстро вытащил его из кармана, на экране горело имя кого-то из коллег по больнице. Дэвид принял вызов, и, слушая, медленно встал с места. Его лицо сначала оставалось серьёзным, но затем уголки губ слегка дрогнули, выдавая проблеск облегчения. — Да… Понял. Спасибо. — Дэвид сбросил вызов и посмотрел на Сиджея и Алекса. — Новости, ребята, — сказал он, его голос стал заметно мягче. — Лиззи пришла в сознание. Она… она хочет увидеть тебя, Алекс. Алекс, сидевший рядом с костром, замер. Его взгляд метнулся к Дэвиду, а затем к пламени костра. Лицо выражало смесь облегчения и вины. Он молчал, переваривая услышанное, но затем глубоко вдохнул. — Надо ехать, — продолжил Дэвид, складывая руки на груди. — Но сначала, брат, я настаиваю: ты переоденешься. Ты весь мокрый, грязный, и… ну, в таком виде мы только напугаем бедную девочку. Алекс хрипло рассмеялся, хотя в его голосе всё ещё звучала усталость. — Ладно, — сказал он, поднимаясь на ноги и отряхивая с халата налипшую грязь. — Заедем ко мне. Он бросил взгляд на наркоманов, которые сидели вокруг костра. Их лица выражали смесь удивления и благодарности. Для этих людей, привыкших к равнодушию и презрению, Алекс был кем-то особенным. Тем, кто не просто смотрел на них, как на проблему, а протягивал руку помощи. Алекс задержал взгляд на одном из них — худощавом молодом парне с запавшими глазами, который едва шевелился, но всё же кивнул ему в знак благодарности. Алекс ответил ему лёгким кивком, а затем направился к Сиджею. — Пора двигаться, — сказал он, его голос стал твёрже, но в нём всё ещё сквозило что-то хрупкое. Сиджей почувствовал, как Алекс осторожно поднял его с земли. Алекс действовал уверенно, но его руки слегка дрожали. Когда Сиджей оказался в кресле, он бросил взгляд на тех, кто остался у костра. Их взгляды, усталые, но полные признательности, следовали за Алексом. — Ты для них кто-то особенный, — тихо сказал Сиджей, когда Алекс встал позади кресла и взялся за его ручки. — Я просто… стараюсь делать то, что могу, — ответил Алекс, и в его голосе прозвучала горечь. — Но иногда этого недостаточно. Сиджей хотел было сказать что-то ободряющее, но Алекс уже двинулся вперёд, толкая кресло. Дэвид шёл рядом, его выражение лица было сосредоточенным, но в глазах блестела надежда. Они покидали мрачное место, чтобы направиться к новой, хоть и хрупкой, возможности для света. В машине Дэвида стояла напряжённая тишина, нарушаемая лишь звуком дворников, лениво смахивающих дождь с лобового стекла. Каждый из троих был погружён в свои мысли, и ни один не решался начать разговор. Дэвид вёл машину сосредоточенно, его пальцы крепко сжимали руль, а взгляд был прикован к дороге. Сиджей сидел на заднем сиденье рядом с Алексом, который откинулся на спинку, устало глядя в окно. Сиджей украдкой посмотрел на Алекса. Его друг выглядел измождённым — как физически, так и морально. Лицо, осунувшееся и бледное, с тенью усталости под глазами, казалось особенно уязвимым в свете пробегающих уличных фонарей. Алекс слегка прикусил губу, его пальцы машинально теребили край грязного халата, который он до сих пор не снял.  Сиджей вспомнил, как видел Алекса с косяком. Лёгкие наркотики или нет — это всё равно был тревожный знак. Алекс всегда старался держаться, но сегодня… Сегодня его что-то сломало. Сиджей поймал себя на том, что злится не на Алекса, а на всю несправедливость, которая заставила его вернуться к этой черте. — Алекс… — начал он тихо, но замолчал, не зная, что сказать. Алекс слегка повернул голову в его сторону, но быстро отвёл взгляд, снова уставившись на капли, стекающие по стеклу. Дэвид, словно чувствуя напряжение, выдохнул и пробормотал: — Это было хреново, брат. И ты знаешь, что я сейчас скажу, да? Алекс не ответил, только чуть сжал пальцы на халате. — Трава — это не выход, — продолжил Дэвид, его голос был одновременно мягким и твёрдым. — Да, это не героин, но ты сам знаешь, куда может привести даже такой «побег». Тебе повезло, что мы тебя нашли. Но, чёрт возьми, Алекс, ты не можешь так поступать с собой. Не снова. — Я знаю, — наконец тихо ответил Алекс. Его голос был хриплым, почти шёпотом. — Но иногда… иногда мне просто нужно… не чувствовать. Хотя бы немного. Эти слова ударили по Сиджею сильнее, чем он ожидал. Он знал это чувство. Знал, как боль может стать настолько невыносимой, что любое облегчение кажется спасением. — Мы не осуждаем тебя, Алекс, — тихо сказал Сиджей, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно. — Мы просто… переживаем. Ты нам важен. Ты для нас важен. Алекс закрыл глаза, его дыхание стало чуть прерывистым. Он поднял руку, потер виски и, наконец, произнёс: — Я… не знаю, что со мной будет дальше. Иногда я думаю, что… может, я не стою всех этих усилий. — Ты стоишь, — перебил его Дэвид, резко повернув голову, несмотря на дорогу. — Ты стоишь больше, чем ты сам себе позволяешь поверить. И я это знаю, потому что я сам прошёл через это. Снова повисла тишина, но она больше не была такой удушающей. Алекс всё ещё выглядел подавленным, но в его взгляде мелькнула тень благодарности. Машина продолжала свой путь по мокрым улицам Нокфелла, а внутри все трое постепенно начинали чувствовать, что даже в этом мраке есть место для искры надежды. Молчание в машине длилось недолго. Алекс внезапно заговорил, его голос был тихим, но твёрдым: — Я думаю… может, мне стоит принять предложение Трэвиса. Дэвид резко повернул голову, едва удерживая машину на своей полосе. Его глаза округлились от удивления, и он тут же нахмурился. — Что? — резко спросил он, с трудом подавляя эмоции. — Алекс, ты серьёзно? Ты слышал, что я говорил про этого парня? Его методы, его подходы… Это же всё тот же хаос, только с блестящей упаковкой. Алекс посмотрел на свои руки, которые лежали на коленях, и слегка пожал плечами. — Я не знаю, Дэвид, — сказал он тихо, но в его словах звучала явная неуверенность. — Может, Трэвис прав. Он приходил ко мне пару недель назад. Тогда я думал, что это очередная его попытка меня спровоцировать, но теперь... он сказал кое-что, что застряло у меня в голове. Дэвид посмотрел на него в зеркало заднего вида, его лицо выражало смесь раздражения и тревоги. — Что именно? — спросил он, не сводя взгляда с дороги. Алекс тяжело вздохнул и прижал ладонь ко лбу. — Он сказал, что моя слабость в том, что я пытаюсь всем помочь. Что я трачу своё время и силы на людей, которые годами живут в больницах, чтобы потом умереть в них. И знаешь, — он поднял глаза, глядя вперёд, — в чём-то он прав. Иногда я думаю: что я вообще делаю? Я держусь за что-то, что уже давно умирает, а сам забываю жить. Сиджей сидел рядом, вслушиваясь в каждое слово. В груди у него сжалось. Он не ожидал услышать от Алекса такое признание, но мог понять, откуда это идёт. Боль, усталость, бессилие — всё это накопилось, превращаясь в тяжёлую, подавляющую тьму. Дэвид не выдержал и резко выдохнул, его голос повысился. — Чушь собачья! — выпалил он, не отрывая рук от руля. — Алекс, ты действительно веришь, что Трэвис заботится о твоей жизни? Он просто хочет втянуть тебя в свой мир, потому что ему нужны такие, как ты. Умные, талантливые, но сломленные люди. Чтобы ты вписался в его чёртову схему и забыл, кто ты на самом деле. — А кто я, Дэвид? — Алекс повернулся к нему, в его голосе звучал гнев. — Ты думаешь, я всё ещё тот парень, который хочет спасать мир? Я устал. Устал видеть, как всё рушится вокруг меня. Может, это действительно не мой путь. — Ты больше, чем этот твой чёртов путь! — Дэвид повысил голос, а затем глубоко вдохнул, стараясь успокоиться. — Алекс, я знаю, каково это — чувствовать, что ты тонешь. Я был там. Но это не значит, что ты должен бросать всё и идти за Трэвисом, чтобы доказать ему или себе что-то. Это не выход. Алекс снова отвернулся к окну, но его плечи напряглись, выдавая внутреннюю борьбу. Сиджей, до этого молчавший, тихо произнёс: — А если всё дело не в том, что ты слаб? А в том, что ты боишься?  Алекс вздрогнул и медленно повернулся к нему. — Боишься, что если ты перестанешь пытаться помогать, — продолжил Сиджей, глядя на друга, — то потеряешь себя. Но знаешь что? Мы тебя не потеряем. Я не потеряю. Даже если ты не будешь спасать всех вокруг. Ты можешь просто быть собой. Этого достаточно. Алекс долго молчал, переваривая услышанное. Внутри него бушевали эмоции, но на лице появилась лёгкая тень сомнения.  — Не знаю, Сиджей, — тихо сказал он, опуская взгляд. — Я просто не знаю, как всё это вынести. Алекс, погружённый в свои мысли, тяжело вздохнул, опустив голову. Его пальцы всё ещё теребили ткань халата, и он выглядел так, будто собирается сказать что-то важное, но не может найти правильные слова. Наконец, он заговорил, его голос был тихим, но напряжённым: — Знаете… мне сейчас нужен Роберт. Прямо здесь. Сейчас.  Дэвид бросил на него короткий взгляд в зеркало заднего вида, нахмурив брови, но промолчал. Сиджей, сидящий рядом с Алексом, повернулся к нему, внимательно слушая. — Он… он всегда умел говорить правильные вещи, — продолжил Алекс, немного нервно усмехаясь. — Даже когда мы с ним ругались, я знал, что он прав. Роберт… он бы точно нашёл способ вытянуть меня из этого дерьма.  Алекс обхватил руками голову, опустив локти на колени, и тихо добавил: — Мне его не хватает. Чёрт, как мне его не хватает. Сиджей почувствовал, как в груди что-то сжалось. Он вспомнил разговоры с Робертом, их переписки, то, как Роберт говорил о прошлом с теплотой, но всегда старался двигаться вперёд. Это был человек, который, несмотря на всё пережитое, умел видеть свет в самой тьме. — Я понимаю тебя, Алекс, — мягко сказал Сиджей, положив руку ему на плечо. — Роберт умел поддерживать. Даже издалека он всё ещё поддерживает нас всех. Алекс медленно поднял голову, взглянув на него. В глазах читалась боль и растерянность. — Но он сейчас далеко, — тихо сказал он, его голос дрожал. — А мне кажется, что я разваливаюсь прямо здесь. Дэвид наконец не выдержал и вмешался, его голос был серьёзным, но полным заботы: — Слушай, брат, Роберт далеко, это правда. Но мы — здесь. Мы не хуже, чем он. Мы тоже можем быть твоей опорой. Да, мы не такие мудрые, как этот парень с красным ирокезом, но, поверь мне, мы постараемся. Алекс грустно улыбнулся, но глаза остались затуманенными. — Спасибо, Дэвид, — тихо сказал он. — Но иногда кажется, что… никто не сможет собрать меня так, как он. Алекс прикрыл глаза, словно на мгновение погрузившись в свои воспоминания. Он провёл рукой по лицу, вытирая влагу — то ли от дождя, то ли от слёз, — и заговорил, его голос был тихим, но наполненным эмоциями: — Знаете, — начал он, обращаясь больше к самому себе, чем к Дэвиду и Сиджею, — я никогда не забуду одну вещь, которую сказал мне Роберт. Это было… это было тогда, когда я ещё не вылез из этого дерьма. У меня была сильная ломка, настолько сильная, что я не мог ни есть, ни спать. Просто сидел и трясся, как будто каждый нерв в моём теле кричал.  Алекс отвёл взгляд, будто говоря это, чувствовал стыд за свои прошлые поступки. — И я тогда пришёл к Роберту, — продолжил он, его голос стал чуть грубее. — Он был моим другом, но и… тогда он всё ещё был тем парнем, который иногда мог помочь с наркотиками. Я попросил его дать мне что-нибудь, хоть что-нибудь, чтобы я перестал чувствовать эту чёртову боль.  Дэвид нахмурился, бросив короткий взгляд на Алекса в зеркало заднего вида. Сиджей, напротив, сидел молча, внимательно слушая.  — Он мог это сделать, — сказал Алекс, его губы дрогнули в горькой усмешке. — У него было всё. Он мог легко заработать на мне, просто продав мне дозу. Но он только посмотрел на меня, долго, внимательно, а потом сказал: «Алекс, если я сделаю это, я убью тебя своими руками. А я этого не хочу». Алекс тяжело вздохнул, словно эти слова, прозвучавшие много лет назад, всё ещё отзывались в его душе. — Он не дал мне ничего. Ничего, — продолжил Алекс, потирая виски, будто это могло облегчить его боль. — Вместо этого он посадил меня на диван и остался со мной до самого утра. Просто сидел, пока я корчился от боли. Он не сказал ни слова осуждения. Только… он сказал, что я могу быть сильнее этого. Что я должен быть сильнее. Сиджей чувствовал, как сердце сжалось от услышанного. Это была история не только о дружбе, но и о силе, которую Алекс сам, похоже, недооценивал. — Вот почему, — добавил Алекс, его голос дрожал, — я так сильно хочу, чтобы он был здесь. Он всегда знал, что сказать. Даже когда я сам не знал, что мне нужно услышать. Дэвид продолжал молча вести машину. На улице постепенно стихал дождь, стеклоочистители лениво убирали последние капли с лобового стекла. Внутри машины царила тишина, наполненная отголосками откровений Алекса. На заднем сиденье Сиджей украдкой посмотрел на Алекса. Тот опустил голову, словно прячась от своих мыслей, а его руки крепко сжимали край халата. Сиджей подумал о том, что услышал. Рассказ Алекса всколыхнул что-то внутри него, заставил вспомнить о той короткой сцене, которую он видел несколько недель назад, когда Алекс завёл свой мотоцикл и выехал на заброшенную дорогу за городом. Тогда Сиджей был там, наблюдая со стороны, как Алекс на полном ходу пролетал мимо. Это было красиво. Чистая свобода. И в тот момент Алекс выглядел иначе — сосредоточенным, уверенным, даже немного счастливым.  Сиджей вздохнул, разрывая молчание: — Алекс… Ты думал о том, чтобы принять предложение Трэвиса? — начал он осторожно, словно боясь потревожить тонкую грань, за которую заходить было опасно. Алекс поднял взгляд, удивлённый, но в его глазах мелькнуло что-то ещё — возможно, надежда.  — Не знаю, — тихо сказал он. — Гонки… это звучит круто, конечно. Но это ведь не то, чем я должен заниматься. У меня работа. Ответственность.  — Знаешь, — перебил его Сиджей, — я видел, как ты катаешься на мотоцикле. Ты был… хорош. Нет, даже лучше — ты был талантлив. Это выглядело так, будто ты чувствуешь этот мотоцикл, понимаешь её. Как будто это часть тебя. Алекс улыбнулся краем губ, но тут же отвёл взгляд в сторону.  — Роберт тоже так говорил, — признался он. — Ему нравилось кататься со мной. Говорил, что я создан для скорости. Но это было… раньше. Сейчас всё по-другому. — А почему должно быть по-другому? — Сиджей говорил мягко, но настойчиво. — Ты ведь сам говорил, что Роберт помог тебе в самые тёмные времена. Может быть, это способ сохранить ту связь? С ним, с Колтоном… с собой. — С собой? — Алекс удивлённо посмотрел на него. — Да, с той частью тебя, которая знает, что такое свобода. Которая знает, что можно чувствовать жизнь не только через боль.  Дэвид резко вздохнул, заставляя обоих обернуться к нему. — Гонки? — спросил он, не скрывая сарказма. — Вы серьёзно? Это всё, что тебе нужно, Алекс? Риск разбиться на трассе? Травмы? Ты хоть представляешь, что это такое? — Да, Дэвид, я представляю, — сказал Алекс, его голос зазвенел от напряжения. — Я знаю, что это опасно. Но знаешь что? Это лучше, чем сидеть на месте и ждать, пока жизнь пройдёт мимо.  Дэвид на мгновение смолк, переваривая эти слова, затем тяжело вздохнул. — Ладно, — сказал он. — Если ты решишь пойти на это, я не буду тебя останавливать. Но есть одно условие. — Какое? — Алекс нахмурился. — Ты не забрасываешь больницу. Ты нужен там. Ты нужен людям.  Алекс кивнул, глаза его горели каким-то новым огнём. — Я понимаю, — сказал он. — Работа для меня важна. Я не собираюсь её бросать. Дэвид посмотрел на Сиджея через зеркало заднего вида. — Ты тоже так думаешь? — спросил он. — Да, думаю, — тихо ответил Сиджей. — Я не говорю, что это идеально. Но если это поможет ему справиться с прошлым, я за. А гонки… это лучше, чем то, через что он уже прошёл.  Дэвид фыркнул, но в его тоне не было злобы. — Ну что ж, похоже, я в меньшинстве. Алекс, если решишься, знай, что я поддержу тебя. Даже если мне это не нравится. Алекс с трудом удерживал улыбку, но благодарность в его взгляде была очевидна. Сиджей видел, как постепенно исчезает напряжение в его плечах. Возможно, впервые за долгое время Алекс получил не просто одобрение, но настоящую поддержку.  Дэвид аккуратно припарковал машину у тротуара перед домом Алекса. Ночь окончательно взяла город в свои объятия, скрывая в темноте мельчайшие детали, которые днем могли бы остаться незамеченными. Мелкий дождь вновь начал моросить, создавая едва слышный шорох на крыше автомобиля. Алекс вышел первым, быстро обходя машину и открывая багажник. Сиджей оставался на заднем сиденье, молча наблюдая за тем, как Алекс ловко достал его инвалидное кресло. Несмотря на усталость, Алекс двигался уверенно, будто эта рутина уже была для него чем-то привычным.  — Давай, помогу, — сказал Алекс, ставя кресло на землю и пододвигая его ближе к двери. Сиджей слегка кивнул, принимая помощь без лишних слов. Алекс поддержал его за локоть, помогая пересесть. Их движения были чёткими и слаженными, без лишней суеты. Когда Сиджей удобно устроился, Алекс слегка похлопал его по плечу. — Готово. — Алекс улыбнулся, но в этой улыбке читалась усталость, смешанная с облегчением. Они направились к дому. Алекс достал ключи и быстро открыл дверь. Их тут же встретила радостная Печенька, которая радостно завиляла хвостом, заметив гостей. Увидев Сиджея, она пулей бросилась к нему, взлетев прямо на его колени. Сиджей улыбнулся, слегка почесывая её за ухом. — Ну вот, — с притворной обидой протянул Алекс, глядя на эту сцену. — Печенька снова выбрала тебя. Ты точно ангел, Сиджей. Она же даже меня так не встречает. — Может, дело в том, что я просто ей больше нравлюсь? — отозвался Сиджей с усмешкой, гладя собаку, которая явно была на седьмом небе от счастья. Алекс покачал головой, всё ещё улыбаясь. — Ну ладно, оставляю вас вдвоём. Я в душ. А вы тут… занимайтесь чем хотите. — Он махнул рукой и направился к ванной. Дэвид, тем временем, уже чувствовал себя хозяином. Он снял куртку, аккуратно повесил её на крючок у входа и направился на кухню. — Я заварю чай, ребят. Вам чёрный или что-то покрепче? — донёсся его голос. — Мне обычный, без сюрпризов, — ответил Сиджей. — Алексу сделай тот, что у него в банке с розовым чаем, — добавил он после паузы, зная, что Алекс любит необычные вкусы. — Понял, — отозвался Дэвид, загремев посудой.  Сиджей остался в гостиной, наблюдая за Печенькой, которая устроилась у него на коленях. Он чувствовал себя удивительно спокойно, несмотря на события вечера. Может быть, дело было в доме Алекса, который уже начал казаться ему чем-то вроде тихой гавани, или в тех двух людях, которые, несмотря на свои сложности, всё равно находили силы поддерживать друг друга. Через десять минут Алекс вернулся из душа, переодетый в чистую домашнюю одежду — простую футболку и спортивные штаны. Его волосы были влажными и растрёпанными, он лениво растирал полотенцем шею. Когда он вошёл в гостиную, взгляд его тут же упал на чашки с чаем, разложенные перед гостями. — Ты запомнил, какой у меня любимый чай? — удивлённо спросил он, обращаясь к Сиджею, приподняв бровь. Сиджей пожал плечами, словно это было само собой разумеющимся. — Ты упоминал его как-то, когда мы говорили о том, как ты переживал ночные смены. Я не из тех, кто забывает такие мелочи, — ответил он, чуть улыбнувшись. Алекс замер на мгновение, потом улыбнулся в ответ. Это была улыбка благодарности, смешанная с лёгким удивлением. Он взял чашку и сделал глоток, закрыв глаза от удовольствия. — Чёрт, ты и правда внимательный. Когда чай был допит, все трое начали собираться. Дэвид настоял на том, чтобы Алекс накинул куртку, несмотря на то, что дождь уже почти прекратился. Они выехали в больницу, разговоров в машине было немного. Все чувствовали тяжесть предстоящей встречи. В больнице, несмотря на поздний час, их пустили без лишних вопросов. Алекс, Сиджей и Дэвид уверенно направились в реанимационное отделение, где лежала Лиззи. Возле её палаты, сидя на стуле, дремала её мама, ссутулившись и положив голову на руки. Услышав шаги, она сразу подняла голову, встретив их слегка растерянным, но благодарным взглядом. — Спасибо, что пришли, — прошептала она. — Она просыпалась пару раз. Спросила о вас. Алекс застыл у дверей, глядя на маму Лиззи, затем перевёл взгляд на дверь в палату. Он медленно кивнул, но взгляд его был настороженным. Когда они вошли, свет в палате был приглушённым, что делало обстановку чуть менее пугающей. Лиззи лежала на кушетке, окружённая аппаратурой, которая издавала ритмичные звуки. Её кожа была бледной, но в её взгляде, когда она заметила их, загорелось тепло. Она слабо улыбнулась, подняв руку в приветствии. — Алекс… — её голос был слабым, но в нём слышалась искренняя радость. — Вы все здесь. Сиджей заметил, как Алекс напрягся. Его плечи опустились, а пальцы крепко сжали край футболки. Он выглядел напуганным, будто боялся подойти ближе. Он лишь стоял, уставившись на Лиззи, словно не веря, что она здесь, живая. Дэвид, стоявший рядом, заметил это и слегка толкнул Алекса локтем. — Иди, — шепнул он. — Она ждёт тебя. Алекс мотнул головой, словно приходя в себя, и сделал шаг вперёд. Но затем остановился, боясь сделать следующий. Лиззи, видя это, слабо улыбнулась и протянула руку. — Всё хорошо, Алекс. Ты же знаешь, ты никогда не должен бояться меня, — сказала она, слабо, но тепло. Эти слова, казалось, сломали стену внутри Алекса. Он подошёл к кушетке, осторожно сел на край стула, стоявшего рядом, и накрыл её руку своей.  — Ты такая храбрая, Лиззи, — сказал он, его голос дрожал. — Я так рад, что ты с нами. Лиззи, казалось, собралась с последними силами, чтобы поговорить, но её голос оставался тихим, словно каждая фраза отнимала слишком много энергии. Алекс, сидя рядом, крепко держал её за руку, словно этот жест мог передать ей хоть часть его собственной силы. Взгляд девочки был направлен в потолок, но когда она начала говорить, её глаза встретились с глазами Сиджея. — Знаете, — сказала она, её голос был тихим, но необычно спокойным, — я думала, что умирать страшно. Что это как в кино — тьма, громкие звуки, боль. Но на самом деле… это совсем не так. Это как будто просто уходишь спать.  Сиджей почувствовал, как что-то тяжёлое обрушилось на его грудь. Эти слова, сказанные ребёнком, звучали слишком взрослым, почти философским образом. В них не было паники или страха, только смирение, которое было ужасным контрастом с её нежным, ещё не созревшим лицом. — Лиззи, ты не должна так говорить, — Алекс попытался улыбнуться, но в его голосе слышался срыв. — Ты не уйдёшь. Мы здесь, чтобы ты не была одна. Всё будет хорошо.  Лиззи лишь слегка улыбнулась ему, её тонкие губы дрогнули. — Алекс, я знаю, что ты боишься, — тихо сказала она, будто успокаивая его, а не наоборот. — Я вижу это. Но ты же всегда говорил мне, что бояться нормально. Что страх — это не что-то плохое, просто нужно учиться с ним жить. Так ведь? Сиджей не мог отвести взгляда от её лица. Эти слова звучали как укол в самое сердце. Слова ребёнка, который, казалось, принял то, что взрослые даже не могли произнести вслух. В её глазах был какой-то свет, невинный, но полный понимания. Как будто она видела больше, чем следовало бы видеть человеку её возраста. — Лиззи, ты слишком юная, чтобы думать о таких вещах, — сказал Сиджей, его голос был мягким, но в нём слышалась боль. — Твоя жизнь только начинается. И она ещё будет долгой.  Лиззи повернула голову к нему, её взгляд был прямым и глубоким.  — Может быть. Но даже если нет, я рада, что у меня были вы. Моя мама, Алекс, вы все. Это делает всё не таким страшным.  Слова Лиззи, произнесённые с такой простотой, повисли в воздухе, превращая его в густую, почти удушающую тишину. Даже Дэвид, стоявший в стороне, замер, уткнувшись взглядом в пол, словно не решаясь встретиться с этой реальностью.  Сиджей почувствовал, как его пальцы инстинктивно сжались на подлокотнике кресла. Он знал, что ничего не сможет ответить, что любые слова покажутся недостаточными. Её невинность, переплетённая с пониманием чего-то большего, делала эту атмосферу невыносимо удручающей.  Эта маленькая девочка говорила о жизни и смерти с такой ясностью, с которой многие взрослые не смогли бы. И в её глазах, таких светлых, было больше храбрости, чем Сиджей мог бы представить. На следующий день Лиззи тихо ушла. Её мама, обнаружив, что она больше не дышит, лишь закрыла глаза своей дочери и долго сидела рядом, не в силах разрыдаться. В больнице все говорили, что она ушла мирно, без боли, словно заснула и не захотела просыпаться. Когда весть об этом дошла до Алекса, он был дома. Сиджей сидел рядом с ним, на диване в гостиной, когда телефон зазвонил. Алекс, отвечая, побледнел, словно вся кровь ушла из его лица. Он просто слушал, не говоря ни слова, но его рука сжимала трубку так сильно, что пальцы побелели. Когда звонок закончился, он опустил телефон на стол, не глядя на Сиджея, и закрыл лицо руками. Сиджей молча наблюдал, как Алекс пытался справиться с этим ударом. Мир вокруг, казалось, остановился. Даже Печенька, обычно шумная и суетливая, лежала в углу, словно чувствовала тяжесть момента. Крис пришёл чуть позже, беспокойный и тревожный, но его присутствие не облегчило ситуацию. Это было слишком. Слишком много для Алекса, для всех. Все дни до похорон прошли, как в тумане. Сиджей не мог вспомнить ни лиц, ни слов, которые звучали вокруг. Всё смешалось в одну непрерывную вереницу бессмысленных разговоров, формальностей, которых никто не хотел, и долгих часов молчания. Алекс держался, но его глаза, обычно живые и внимательные, потухли. Крис старался быть рядом, но даже его энергия, казалось, иссякла. ——————————————————————————————————————————————————————————————— День похорон выдался серым. Небо было затянуто тяжёлыми облаками, и едва заметный ветер поднимал с земли сухие листья. Люди стояли вокруг открытой могилы, одетые в тёмное, с угрюмыми лицами. Все молчали, потому что любые слова казались неуместными. Гроб Лиззи, маленький и белоснежный, стоял у края ямы, словно напоминание о том, что мир слишком несправедлив. Алекс стоял рядом с Сиджеем, его рука была крепко сжата в руке друга. Его лицо было каменным, но Сиджей чувствовал, как он весь напрягся, словно держался на грани, чтобы не сломаться. Крис стоял чуть позади, положив руку на плечо Алекса. Даже Дэвид, обычно такой сильный и невозмутимый, выглядел сломленным. Его взгляд был устремлён в землю, а руки были сжаты в кулаки. Когда гроб начали опускать в могилу, Сиджей почувствовал, как Алекс слегка вздрогнул. Он сжал руку Алекса сильнее, стараясь передать хоть немного поддержки. Но как можно утешить в такой момент? Как можно заполнить ту пустоту, которая возникла, когда кто-то настолько невинный и светлый уходит из этого мира? Каждая лопата земли, падающая на гроб, звучала глухо, но этот звук разрывал душу. Это было так окончательно, так бесповоротно. Сиджей смотрел на могилу и чувствовал эту тяжесть, которая казалась невыносимой. Потеря Лиззи была словно потеря надежды. Она была воплощением света, который теперь погас, оставив их всех в темноте. Алекс не сказал ни слова за всё время похорон. Его лицо оставалось напряжённым, но в глазах стояли слёзы, которые он так и не позволил себе пролить. Сиджей знал, что Алекс винит себя. Знал, что он будет бороться с этой виной ещё долго. Когда всё закончилось, люди начали расходиться, шёпотом выражая соболезнования. Крис и Дэвид отошли, собирая остальных, чтобы отправиться на поминки. Алекс и Сиджей остались возле свежей могилы Лиззи, окружённой цветами и венками. Атмосфера была густой и тяжёлой, как затянутое тучами небо над головой. Алекс, опираясь на спинку кресла Сиджея, молчал, уставившись на землю, словно пытаясь найти там ответы, которых никогда не будет. В этот момент они оба заметили фигуру, которая двигалась в их сторону. Это был Трэвис, сгорбленный, с двумя букетами красных роз в руках. Его шаги были медленными, но уверенными. Алекс напрягся, узнав знакомую походку. — И что ему тут нужно? — пробормотал Алекс, скрестив руки на груди. — У него дар приходить не вовремя. Но как только Трэвис подошёл ближе, он ничего не сказал. Вместо этого он молча положил один из букетов на могилу Лиззи. Алекс открыл рот, чтобы съязвить, но тут же закрыл его, когда Трэвис направился к соседней могиле. Сердце Алекса сжалось, когда он понял, куда тот идёт. Трэвис остановился у могилы Колтона — старшего брата Алекса. Его движения стали медленными, словно каждое действие давалось с трудом. Он опустился на одно колено и аккуратно положил второй букет перед памятником. Затем провёл рукой по выгравированным на камне словам, и, на миг, его плечи поникли. — Знаешь, Алекс, — вдруг заговорил он, не оборачиваясь, — я знаю, что ты думаешь обо мне. Что я мудак, что я только и делаю, что пытаюсь тянуть тебя в какие-то авантюры. Но не надо приравнивать меня ко всем смертным грехам.  Трэвис поднялся, наконец обернувшись к Алексу. Его лицо выражало усталость, но взгляд был твёрдым. — Колтон был для меня как старший брат. — Он замолчал на мгновение, словно эти слова было нелегко произнести. — Он был тем, кто всегда умел поставить меня на место. Но перед тем, как его не стало, он сказал мне кое-что. Он сказал: «Если со мной что-то случится, присмотри за Алексом».  Алекс замер, словно эти слова сбили его с ног. Он моргнул несколько раз, будто пытался осмыслить услышанное.  — Поэтому, да, я втягиваю тебя в гонки. Да, я давлю на тебя. Потому что я знаю, что тебе это нужно. Не только чтобы отвлечься, но чтобы снова почувствовать жизнь. Я не идеален, Алекс. Но я сделал то, что мог.  Он вздохнул, его взгляд скользнул к памятнику Колтона. — Я оплатил похороны и памятник. Потому что знал, что твоя семья тогда не смогла бы. И это не ради похвалы. Просто… я считал это своим долгом. В этот момент тучи, словно повинуясь невидимой руке, начали рассеиваться. Закатное солнце пробилось сквозь серые облака, заливая кладбище тёплым, золотистым светом. Казалось, будто сама природа решила облегчить тяжесть момента, укрыв всех мягким сиянием. Алекс молча подошёл к Трэвису. Его шаги были нерешительными, но в глазах стояли слёзы. Он ничего не сказал, просто обнял его. Трэвис на мгновение застыл, будто не знал, как реагировать, но затем с тяжёлым вздохом похлопал Алекса по спине. — Ну, хватит. — Его голос был грубым, но в нём сквозила мягкость. — Ещё чуть-чуть, и я решу, что ты меня любишь. Алекс фыркнул, ослабляя объятие, но в его взгляде была благодарность, которую он не смог бы выразить словами. Сиджей, наблюдая за этим, почувствовал, как его собственное сердце стало чуть легче. Может, не всё потеряно. Может, даже в самой тёмной тьме можно найти проблеск света.  Трэвис выпрямился, смахивая невидимую пыль с пиджака, и бросил взгляд на Алекса. Его глаза задержались чуть дольше, чем обычно, словно он приглядывался к знакомым чертам. — Знаешь, Алекс, — сказал он, скрестив руки на груди. — С каждым годом ты становишься всё больше похож на Колтона. Взгляд, походка… даже эта манера смотреть на людей так, будто видишь их насквозь. Это немного пугает, если честно. Алекс не сразу ответил. Его взгляд метнулся к памятнику брата, затем к Трэвису. Казалось, эти слова одновременно согрели его сердце и пробудили в нём горечь утраты. Сиджей, сидящий немного в стороне, наблюдал за этой сценой с лёгкой улыбкой. Он понимал, как много значит для Алекса признание Трэвиса, каким бы грубым оно ни было. Медленно он докатился к Алексу, подвинув своё кресло чуть ближе, и осторожно сжал его руку. Алекс посмотрел на него, и в его глазах промелькнула благодарность.  Трэвис не мог упустить такой момент. Его взгляд тут же скользнул на сцепленные руки, а на губах появилась ухмылка. — Ну что ж, Алекс, — с притворным сарказмом протянул он. — Похоже, ты нашёл себе муженька. Поздравляю. Алекс фыркнул, отпустив руку Сиджея, но лёгкая улыбка появилась на его лице. — Ты всегда был мастером сказать что-то идиотское в неподходящий момент, Трэвис. — Это талант, — не смутился тот, пожав плечами. — Но знаешь, раз уж ты счастлив, то и мне плевать. Хоть с инопланетянином, лишь бы ты не сломался окончательно. Сиджей хмыкнул, заметив, как Трэвис попытался сделать свой голос максимально равнодушным. Очевидно, что он не питал особой теплоты к идее нетрадиционных отношений, но в его тоне не было ни злобы, ни насмешки. Скорее, это было неуклюжее признание, что он готов принять любые решения Алекса, если это помогает ему быть сильнее. — Спасибо за благословение, отец, — Алекс саркастически кивнул, но улыбка на его лице стала чуть шире. — Ладно, ладно, не обольщайся, — пробормотал Трэвис, отводя взгляд. — Я просто говорю, что не собираюсь судить. У меня других дел хватает. Трэвис повернулся, чтобы уйти, но, сделав несколько шагов, остановился. — А если вдруг этот… — он кивнул на Сиджея, — начнёт плохо с тобой обращаться, скажи мне. Я ему задницу наизнанку выверну.  Алекс и Сиджей тихо рассмеялись, провожая Трэвиса взглядом, пока тот не скрылся за деревьями кладбища. Его уход оставил после себя неуловимое ощущение тепла, словно, несмотря на грубые слова, он напомнил им, что жизнь продолжается даже в самые мрачные моменты. Когда смех утих, наступила тишина. Алекс, впервые за долгое время, не отвёл взгляда в землю. Вместо этого он смотрел куда-то вперёд, на ряды могильных плит, уходящих в даль, омытых золотистым светом заходящего солнца. На его лице появилась мягкая, едва заметная улыбка — не яркая и радостная, но тёплая, словно воспоминание о чём-то хорошем. — Колтон, — тихо произнёс Алекс, не поворачиваясь к Сиджею. Его голос был ровным, но наполненным глубокой, спокойной печалью. — Присмотри за малышкой Лиззи там, наверху. Она хорошая девочка. Она заслуживает того, чтобы быть рядом с кем-то, как ты. Эти слова повисли в воздухе, уносясь куда-то выше, к серым облакам, которые всё ещё лениво плыли по небу. Алекс не ждал ответа. Он знал, что его брат не ответит, но, возможно, услышит.  Сиджей, сидя рядом, почувствовал, как лёгкая дрожь пробежала по его телу. Он не сказал ни слова, не хотел нарушать этот момент. Для него было важно, что Алекс нашёл силы заговорить, пусть даже с небесами. Это было своего рода исцеление, маленький шаг вперёд. — Ты думаешь, он услышал? — спросил Алекс через минуту, всё ещё глядя вперёд. — Я думаю, он всегда слушал, — мягко ответил Сиджей. — Даже когда ты думал, что никто не слышит. Алекс кивнул, его взгляд смягчился. Он глубоко вдохнул свежий воздух, пахнущий дождём и мокрой землёй, и на мгновение закрыл глаза, словно позволял себе почувствовать облегчение. — Тогда… надеюсь, он гордится мной, — тихо сказал он, почти шёпотом. Сиджей не ответил сразу. Он понимал, как много стоит для Алекса это признание, и хотел найти правильные слова. — Он гордится, Алекс, — наконец произнёс он. — Даже если ты сам этого пока не видишь.  Алекс слегка усмехнулся, затем снова посмотрел на горизонт. Его рука легла на спинку кресла Сиджея, и в этом жесте было что-то тёплое, почти братское.  — Спасибо, Сиджей, — только и сказал он, но в этих словах было всё.  После поминок Сиджей остался жить в доме Алекса. Это решение было естественным — ни Дэвид, ни Крис не возражали. Дэвид знал, что Сиджей — тот, кто может поддержать Алекса в его непростые дни, а Крис был уверен, что с таким соседом Алекс не останется в одиночестве. Печенька и вовсе была в восторге: её любовь к Сиджею с каждым днём только крепла. Дни складывались в недели. Дом постепенно наполнялся рутиной, которая хоть и не снимала боль утраты, но помогала с ней справляться. Сиджей оказался неожиданно организованным: он наводил порядок, готовил, делал мелкие дела, с которыми Алекс обычно тянул до последнего. Алекс не возражал — ему даже нравилось, что дом больше не казался таким пустым. Одним утром Алекс вернулся домой после ночной смены. Его лицо было усталым, но на губах играла лёгкая улыбка, когда он открыл дверь и почувствовал запах завтрака. Войдя на кухню, он застал Сиджея за столом. Тот с довольным видом допивал чашку чая, рядом стояла тарелка с омлетом и тостами. — Ух ты, — сказал Алекс, снимая куртку и бросая её на спинку стула. — Я возвращаюсь, а тут завтрак? Ты ведь знаешь, Сиджей, что так ты меня балуешь? Сиджей посмотрел на него с хитрой улыбкой. — Кто-то же должен следить, чтобы ты не умер с голоду. Алекс подошёл ближе, задумчиво почесав подбородок. — Знаешь, Трэвис, кажется, был прав. Мы действительно всё больше похожи на женатую пару. Сиджей фыркнул, откладывая чашку. Алекс, не давая ему ничего ответить, наклонился и театрально приторно поцеловал его куда-то в район глаз. Это выглядело настолько нелепо, что Сиджей не удержался от смеха. — Ты идиот, Алекс! — рассмеялся он, вытирая лицо. — Никогда больше так не делай! — О, ещё как сделаю, — парировал Алекс, присаживаясь за стол. — Если уж мы "женаты", то почему бы и нет? Хотя… — он сделал вид, будто задумался, — не волнуется ли Дэвид, что я тебя так задерживаю? Сиджей улыбнулся, покачав головой. — Дэвид сказал, что я могу оставаться сколько угодно. Кажется, он доволен, что ты не варишься в своей депрессии один.  — Хм, может, он прав, — признал Алекс, разглядывая Сиджея с полушутливым интересом. — Ладно, муж, что у нас на обед?  Сиджей с улыбкой покачал головой, услышав вопрос Алекса. Он скрестил руки на груди, сделав вид, что глубоко задумался. — Ну, знаешь, дорогой, я бы предложил тебе на обед что-то изысканное, вроде лобстера или утки под апельсиновым соусом, — сказал он с серьёзным видом. — Но, боюсь, с нашими бюджетами придётся ограничиться макаронами с сыром. Алекс фыркнул, наклонившись к тарелке с омлетом. — Макароны с сыром? Эй, ну хоть на бутерброд с авокадо я заслужил? — Он ухмыльнулся и начал есть, явно наслаждаясь едой. Сиджей некоторое время молча наблюдал за ним. Алекс выглядел уставшим после ночной смены, но в его движениях не было той тяжести, которая преследовала его последние недели. Это давало Сиджею надежду.  Когда Алекс был уже на середине завтрака, Сиджей, не теряя момента, заговорил: — Кстати, Алекс, — начал он с невинным тоном, — ты уже думал, когда пойдёшь к Трэвису?  — К Трэвису? — Алекс поднял взгляд от тарелки, слегка нахмурившись. — Зачем мне к нему идти? — Обсудить гонки, конечно, — ответил Сиджей, будто это было очевидно. — Ты ведь знаешь, что он ждёт, когда ты примешь решение.  Алекс откинулся на спинку стула, задумчиво разглядывая остатки еды на своей тарелке.  — Да, знаю… — пробормотал он. — Просто… Я не уверен, готов ли я. С одной стороны, это кажется правильным. А с другой — я боюсь, что если начну, то забуду, зачем вообще это делаю. Сиджей подкатил ближе, положив локти на стол и взглянув на Алекса с лёгкой улыбкой. — Алекс, ты не забудешь. У тебя есть работа, друзья, я. Если что-то пойдёт не так, ты всегда можешь остановиться. Но я думаю, что гонки — это возможность для тебя снова почувствовать, что ты жив.  Алекс тихо выдохнул, размышляя над его словами. Затем он поднял взгляд на Сиджея, и уголки его губ дрогнули в слабой улыбке. — Знаешь, ты, наверное, прав. Ладно, пойду к Трэвису сегодня вечером, после сна. Думаю, он будет рад, если я скажу ему "да".  — Рад? Да он будет прыгать от счастья, — хмыкнул Сиджей, откидываясь назад. — Ну что, теперь ты официально гонщик? — Посмотрим, — ответил Алекс, снова берясь за вилку. — Но, кажется, у меня есть самый надоедливый менеджер в мире. Оба рассмеялись, и утро продолжилось в непринуждённой атмосфере. Алекс закончил завтрак, поднялся из-за стола и лениво потянулся, зевнув. — Спасибо за завтрак, мистер идеальный муж, — сказал он с ухмылкой, подхватывая тарелку и ставя её в раковину. Затем, как бы между делом, подошёл к Сиджею, наклонился и приторно поцеловал его куда-то в висок. — Не скучай по мне слишком сильно, пока я сплю, — добавил он, направляясь в сторону спальни. В его голосе звучала шутливая лёгкость, но этот жест оставил тёплый след. Сиджей замер, чувствуя, как его лицо вспыхнуло. Он отвёл взгляд, чтобы Алекс не заметил, насколько сильно он смутился. Всё это было просто шуткой для Алекса, лёгкой игрой, чтобы разрядить обстановку, но для Сиджея… для него это значило больше. Когда Алекс скрылся за дверью, Сиджей тихо выдохнул, прикрыв глаза. Он позволил себе на мгновение представить, что эти мимолётные жесты могут однажды стать чем-то большим. Но тут же напомнил себе: всё это — только в его голове. Алекс даже не догадывается о том, что он чувствует. И так должно было быть до Нового года.  "Три месяца", — подумал Сиджей, почувствовав лёгкий трепет в животе. Эта мысль одновременно пугала и радовала его. Он давно решил, что признается в своих чувствах под Новый год, когда атмосфера будет волшебной и подходящей. Но ожидание делало всё сложнее. Сиджей вздохнул, пытаясь успокоить себя. Он ещё долго сидел за кухонным столом, слегка улыбаясь и перебирая в голове их сегодняшние шутки. "Терпение, Сиджей", — сказал он себе. Впереди ещё много времени, чтобы убедиться, что этот шаг — правильный.  К вечеру Алекс, выспавшись после ночной смены, собрался на встречу с Трэвисом. Сиджей, как всегда, был рядом, помогая ему подготовиться. Алекс накинул кожаную куртку поверх серой футболки, нервно поправляя её на плечах. Его лицо выражало лёгкую неуверенность, словно он всё ещё сомневался в правильности своего решения. — Ты точно уверен, что хочешь пойти один? — спросил Сиджей, сидя в своём кресле и наблюдая за Алексом. Его голос был спокойным, но в нём чувствовалась забота. Алекс оглянулся, посмотрел на него и слегка усмехнулся. — Я уверен, — ответил он, подходя ближе. — Это моя встреча, Сиджей. Я должен разобраться с этим сам.  Сиджей кивнул, но его взгляд остался сосредоточенным на Алексe. В тёплом свете вечернего солнца, которое проникало через окно кухни, Алекс выглядел по-другому. Его усталость казалась отступившей, а в глазах блеснуло что-то новое — решимость, смешанная с благодарностью. — Хорошо, — сказал Сиджей, стараясь скрыть, как его сердце слегка сжалось. — Но если что-то пойдёт не так, звони. Или дай знать, и я прибегу разбираться с этим Трэвисом. Алекс рассмеялся, опустившись на одно колено рядом с креслом Сиджея. Их взгляды встретились, и на мгновение между ними повисло что-то полуопределённое, будто не высказанные мысли заполнили пространство. — Ты знаешь, — начал Алекс, его голос стал тише, но теплее, — если бы мне нужно было выбрать кого-то, кто бы прикрыл мою спину, это был бы ты. Даже если ты на колёсах.  — Ох, ну спасибо за доверие, — с усмешкой ответил Сиджей, почувствовав, как его лицо слегка порозовело. Он старался, чтобы его тон звучал легко, но внутри что-то трепетало. Алекс похлопал его по плечу, его рука задержалась чуть дольше, чем это обычно бывает между друзьями. — Я пойду. Не скучай, ладно? — сказал он, поднявшись. — Постараюсь, — ответил Сиджей, наблюдая, как Алекс направляется к двери. Но в его голосе было больше, чем просто ответ на шутку. Когда дверь закрылась, Сиджей остался один в тишине. Он всё ещё чувствовал тепло от прикосновения Алекса и думал о том, как близко они стали друг другу за это время. Полу-дружеская, полу-романтическая атмосфера между ними оставляла след, который становился всё глубже. Сиджей понимал, что с каждым днём ждать признания становится всё труднее.  После ухода Алекса Сиджей задумчиво посмотрел на дверь, за которой тот исчез, а затем подкатил к столу в гостиной. Там стоял компьютер — не громоздкий, но вполне функциональный. Алекс специально вытащил его сюда, чтобы Сиджею было удобно пользоваться интернетом, пока тот был на работе или, как сегодня, на встрече с Трэвисом. Этот жест заботы был настолько естественным для Алекса, что он даже не счёл нужным обсуждать его — просто сделал. Сиджей включил монитор, привычно навигация по папкам и ярлыкам. Открыв браузер, он зашёл в социальные сети, скорее по привычке, чем из интереса. Лента новостей замелькала перед его глазами — стандартные посты, фотографии друзей, несколько мемов. Но вскоре его взгляд зацепился за знакомое лицо. Это был Сал.  На экране мелькнула серия его фотографий — странных и нелепых. На одной он был в ярком шарфе, который явно не сочетался с его одеждой, на другой корчил какую-то глупую гримасу. Казалось, Сал не менялся: всё тот же бесшабашный, слегка нелепый и уверенный в себе. Сиджей тяжело вздохнул, откидываясь в кресле. — Надо отписаться от него, — пробормотал он сам себе. Его голос был тихим, но в нём слышалась горечь. Эти сладко-горестные чувства, которые всё ещё вызывал в нём Сал, были как заноза. Он знал, что это прошлое, что эти эмоции уже не должны его беспокоить, но всякий раз, когда он видел Сала, всё это всплывало снова. И воспоминания, и сожаления. Сделав глубокий вдох, Сиджей закрыл вкладку с страницей Сала. Вместо того чтобы продолжать тратить время на мучительные мысли, он решил написать Роберту.  Открыв мессенджер, он набрал первое сообщение: Сиджей: «Эй, Роберт, чем занят? Мне скучно, Алекс ушёл по своим делам.» Ответ не заставил себя ждать. Роберт: «Привет! Ничего особенного. Только что вернулся домой. Ты как?» Сиджей улыбнулся, чувствуя, как общение с Робертом постепенно вытесняет его мрачные мысли. Роберт всегда умел поддержать его, даже если разговор касался самых простых вещей. Это была одна из причин, почему он ценил эту дружбу.  Сиджей: «Я нормально. Алекс ушёл на встречу с Трэвисом, так что я тут в одиночестве. Решил проверить соцсети, но там всё та же скукота… кроме одной штуки. Клип вашей группы, AntiWar. Видел, конечно, ещё на днях, но забыл спросить: Алекс от него чуть с ума не сошёл. Серьёзно, он два дня бубнил, как это круто.» Роберт: «Ха! Правда? Знаешь, когда мы снимали его, это казалось такой чушью. Полный хаос на съёмочной площадке. Бен был особенно в ударе.» Сиджей: «Ну, хаос или нет, результат впечатляющий. Алексу явно понравилось. Он этот момент с вашей "постановочной" дракой пересматривал раз двадцать. Сказал, что вы с Беном "идеально друг друга дополняете".» Роберт: «Идеально? Пф, Алекс явно переоценивает наши способности к координации. На съёмках всё, что я хотел, — это не получить по лицу, когда Бен начал импровизировать.» Сиджей: «Ха-ха, да уж. А я вот пересмотрел клип сам сегодня и заметил кое-что. Поцелуй между тобой и Беном. Он был буквально на пару секунд, но я теперь думаю… это было частью сценария или…?» Роберт: «Ах, это...» — последовало пауза. Роберт явно собирался ответить с намёком на интригу.  Роберт: «Ну, скажем так, это не совсем было в сценарии. Но и не совсем вне его.»  Сиджей: «Ты серьёзно? Это всё, что ты мне скажешь? Постановка или нет?»  Роберт: «Давай оставим это на воображение зрителей, а? Чуть-чуть загадки делает клип только лучше. Хотя, кажется, Алекс бы сильно возмутился, если бы узнал, что ты пытаешься это выяснить.» Сиджей: «Пф, Алекс и так уже называет вас "безумным дуэтом". Думаю, его сердце выдержит. Но всё же, Роберт…»  Роберт: «Сиджей, скажу тебе одно: иногда лучше не знать всей правды. Пусть останется загадкой.» Сиджей фыркнул, прочитав ответ. Роберт, как всегда, умел увильнуть от прямого ответа, но оставить ровно столько интриги, чтобы не отпустить тему. Сиджей: «Ладно, пусть будет загадка, как ты и сказал. Но, знаешь, Роберт, у меня теперь другой вопрос. Клип клипом, но этот поцелуй… он как-то… неожиданно органично смотрелся. И теперь я не могу не спросить, ты вообще когда-нибудь думал о своей ориентации?» Роберт: «Вот ты завёл разговор, Сиджей…» — последовала длинная пауза. Сиджей уже хотел написать что-то вроде "Забудь, если неудобно", как Роберт продолжил. — «Скажу честно, я сам ничего до конца не понимаю.» Сиджей: «Не понимаешь? Это как?»  Роберт: «Ну, знаешь, есть люди, которые с юности знают, кто они. А я…» — ещё одна пауза. — «Я всегда жил как-то интуитивно, не вдаваясь в анализ. Были девушки, всё вроде нормально. Но этот поцелуй с Беном… он что-то задел внутри меня. Струны души, как ты это называешь.» Сиджей: «И что это значит для тебя? Ты что-то чувствуешь к Бену? Или это просто был момент, вызванный атмосферой съёмок?» Роберт: «Чувствую…» — Роберт сделал паузу что-то долго выписывая. — «Я не уверен. Это был момент, когда границы между реальностью и сценарием стерлись. И то, что я ощутил, — это было новое, непонятное. Но сказать, что я вдруг понял себя — нет. Скорее, я понял, что мне ещё много предстоит осознать.» Сиджей: «Честно? Это звучит… хм… как начало какого-то пути. Ты хотя бы поговорил об этом с Беном?» Роберт: «Нет. Ты же знаешь Бена. Он тот ещё балагур. Если я начну, он либо поднимет это на смех, либо сделает вид, что ничего не понял. Может, он тоже что-то почувствовал, а может, для него это была просто роль. Я не хочу рушить то, что у нас есть, неопределённостью.» Сиджей: «Понимаю. Это сложно. Но, Роберт, если что-то гложет тебя, может, всё-таки стоит поговорить с ним? Ты же не сможешь вечно избегать этого.» Роберт: «Возможно. Но пока я просто хочу разобраться в себе. Без лишних вопросов. Спасибо, что не смеёшься и не лезешь с советами.» Сиджей: «Я и не собирался. Ты мой друг, Роберт. А такие вещи требуют времени. Главное, не забывай: если тебе нужно выговориться, я здесь.» Роберт: «Спасибо, Сиджей. Знаешь, ты настоящий друг. А теперь лучше расскажи, как Алекс относится к моим "творческим открытиям"?» Сиджей: «Если кратко: он бы хотел, чтобы ты позвонил ему и всё объяснил лично. Но я бы этого не советовал — он наверняка начнёт тебя разбирать на цитаты!» Роберт: «О, только не это. Тогда уж лучше загадка. Пусть живёт в неизвестности.» Сиджей несколько секунд сидел, глядя на экран, где мелькал последний ответ Роберта. Он чувствовал, что между ними наконец-то установилась комфортная атмосфера для откровенного разговора. И потому решил спросить то, что давно занимало его мысли. Сиджей: «Роберт, раз уж мы тут обсуждаем всякое, можно спросить тебя кое о чём?» Роберт: «Валяй. Но если это снова про поцелуй с Беном, то…» Сиджей: «Нет, это не про клип. Я хотел спросить про Алекса. Почему вы перестали общаться тогда?» Ответ не пришёл сразу. Роберт долго не писал, и Сиджей даже подумал, что тот решил проигнорировать вопрос. Но затем всплыло короткое сообщение: Роберт: «Это из-за Бена.» Сиджей замер, прочитав эти три слова. Всё вдруг встало на свои места. Он вспомнил, как ещё раньше замечал странные взгляды Бена, направленные на каждого, кто пытался подружиться с Робертом. Ревность, почти собственническая. Алексу, очевидно, не повезло оказаться на пути этого чувства. Сиджей: «Бен "ревновал", верно? Я помню, как он всегда старался держать всех подальше от тебя. Даже тех, кто просто разговаривал с тобой.» Роберт: «Да, он был… как сказать… слишком территориальным. Я пытался объяснить ему, что дружба с Алексом никак не угрожает нашему сотрудничеству или… чему-то ещё. Но Бен видел это иначе. Мы с Алексом тогда начали общаться ближе, и Бен просто перестал это терпеть.» Сиджей: «И ты выбрал Бена.» Роберт: «Сложно назвать это выбором. Это было больше похоже на давление. Я не хотел ссориться с Беном — в то время он был для меня важной частью жизни. Да и Алекс, кажется, сам отстранился, когда понял, что ситуация становится напряжённой.» Сиджей задумался. Теперь он лучше понимал, почему Алекс так долго избегал упоминаний о Роберте, пока их отношения снова не стали нормальными. Сиджей: «Но сейчас у вас с Алексом всё нормально, да? Он часто говорит, что общается с тобой в мессенджерах.» Роберт: «Да, мы смогли всё уладить. Алекс — удивительный человек. Он не стал держать зла, когда мы начали снова общаться. Даже Бен вроде бы смирился… хотя, зная его, я не уверен, что это надолго.» Сиджей: «Хорошо, что вы восстановили отношения. Алекс часто упоминает тебя, причём всегда с теплотой. Думаю, он рад, что вы снова друзья.» Роберт: «А я рад, что он вообще дал мне второй шанс. Не каждый бы на это пошёл.» Сиджей улыбнулся, прочитав ответ. В нём было столько искренности, что все прошлые обиды казались исчезнувшими. Для него стало очевидным, что, несмотря на прошлые конфликты, Алекс и Роберт смогли найти общий язык. А это значило, что их дружба, хоть и пережила тяжёлые времена, всё ещё стоила того, чтобы за неё бороться. Сиджей уже собирался переключить внимание на что-то другое, когда от Роберта пришло новое сообщение: Роберт: «Глянь, что нашёл.» К сообщению было прикреплено изображение. Сиджей кликнул на него, и перед ним открылась старая фотография. На снимке Роберт стоял с лёгкой, почти успокаивающей улыбкой, держа шлем под мышкой. Рядом с ним — Алекс, чуть худощавый и напряжённый, но с искрой счастья в глазах. За ними виднелись два мотоцикла, припаркованные на фоне дороги и пологого холма. Оба были в простой, но удобной одежде для езды, и по их позам можно было понять, что между ними была какая-то особая, тёплая связь. Сиджей задержался взглядом на Алексe. Его лицо, хоть и молодое, выражало смесь волнения и робкой уверенности. Он словно только начинал привыкать к мысли, что может быть сильным, что способен взять свою жизнь под контроль. Роберт: «Эта фотка сделана в день, когда Алекс впервые сел на свой мотоцикл. Это было после того, как он справился со всем этим… дерьмом, связанным с его прошлым. Я помню, как он тогда улыбался — не так, как обычно. Это была настоящая, искренняя улыбка.» Сиджей посмотрел на фотографию ещё раз, чувствуя, как тепло разливается по его груди. Эта картинка была до жути милой и трогательной. В ней было столько искренности, столько надежды. Сиджей: «Чёрт, это невероятно. Алекс выглядит таким… счастливым. Даже не верится, что это тот же человек, которого я встретил несколько месяцев назад.» Роберт: «Да, он тогда был на подъёме. Но путь к этому дню был адским. Мы много пережили вместе, и этот момент… он как символ того, что всё можно преодолеть, если дать себе шанс. Он был тогда таким храбрым, даже если сам этого не понимал.» Сиджей: «Спасибо, что поделился этим, Роберт. Это что-то особенное. Думаю, Алекс бы улыбнулся, увидев эту фотографию.» Роберт: «Может, когда-нибудь покажу ему снова. Но пока пусть это останется между нами. Ты ведь понимаешь, что он иногда бывает чересчур самокритичен.» Сиджей усмехнулся, соглашаясь. После общения с Робертом Сиджей остался в гостиной, пытаясь скоротать время до возвращения Алекса. Он листал книги, которые Алекс оставлял на журнальном столике, и иногда отвлекался на Печеньку, которая радостно бегала вокруг него, требуя внимания. Время шло, и Сиджей всё чаще посматривал на часы, задаваясь вопросом, как прошла встреча с Трэвисом. Вскоре дверь хлопнула, и в гостиную вошёл Алекс. — Я дома! — громко объявил он, снимая куртку. Сиджей повернул голову, чтобы поприветствовать его, но мгновенно нахмурился, заметив синяк, расплывшийся под глазом Алекса. — Чёрт, Алекс! — воскликнул Сиджей, подкатив ближе. — Что случилось? Ты в порядке? Это Трэвис? Алекс тихо рассмеялся, поморщившись, когда попытался прикоснуться к синяку. — Да, это был Трэвис, но не переживай. Это, можно сказать, "посвящение". Мы немного поругались, потом подрались, а в итоге всё закончилось пивом и рукопожатием. — Он сделал паузу и улыбнулся. — Теперь я официально у него на неполной ставке. Мотогонщик Алекс Джонсон — звучит круто, правда? Сиджей тяжело вздохнул, но не удержался от кривой улыбки. — Алекс, ты когда-нибудь можешь делать что-то, не получая травм? И вообще, это что за традиции такие, — проворчал он. — Уверен, Трэвис просто нашёл повод врезать тебе. Алекс, не отвечая, подошёл ближе, наклонился к Сиджею и начал приторно целовать его в разные части лица — сначала в лоб, потом в щёку, затем в кончик носа. — Хватит, Алекс! — Сиджей попытался отмахнуться, но Алекс продолжал, ухмыляясь. — Нет уж, — сказал Алекс, его голос был полон веселья. — Ты же волнуешься за меня. Это мило. И, чтобы поблагодарить тебя за это, я официально объявляю тебя… моим самым любимым спутником. Прежде чем Сиджей успел что-то ответить, Алекс ловко подхватил его за талию и осторожно перетащил с кресла на диван. Сиджей оказался почти лежащим на нём, слегка смущённым, но не пытаясь сопротивляться. — Ты невозможен, — пробормотал Сиджей, стараясь скрыть улыбку. — Я знаю, — весело ответил Алекс, устраиваясь поудобнее под ним. — Теперь расслабься. Мы заслужили небольшой отдых. Печенька, видимо почувствовав смену настроения, тут же запрыгнула на диван, устроившись у ног Сиджея. Алекс, видя это, рассмеялся. — Вот, теперь у нас полноценная команда, — сказал он, обнимая Сиджея одной рукой. — Ты, я и Печенька.  Сиджей вздохнул, но чувствовал себя удивительно спокойно. Они лежали на узком диване, утопая в молчании, которое было не тягостным, а, напротив, невероятно уютным. Печенька свернулась калачиком у ног Сиджея, изредка вздрагивая во сне. Алекс слегка поглаживал плечо и часть спины Сиджея, а тот, не двигаясь, чувствовал тепло его ладони через ткань футболки. Свет в гостиной был приглушённым, оставляя только мягкий полумрак, сквозь который едва пробивались звуки ночного города за окном. В этой тишине и близости было что-то удивительно романтическое. Не нужно было слов, чтобы понять, как много они значат друг для друга. Сиджей чувствовал, как его сердце бьётся чуть быстрее, чем обычно. Он осторожно повернул голову, взглянув на Алекса. Тот лежал с закрытыми глазами, но его лицо выражало умиротворение, как будто сейчас для него не существовало никаких тревог и забот. Стрелка часов на стене медленно пересекла отметку в полночь, открывая новый день. Вдруг Алекс приоткрыл глаза и, словно ни с того ни с сего, улыбнулся, тихо выдохнув: — С днём рождения меня.