Собирая себя заново

Сиджей ждал новостей от Дэвида по поводу своего пособия уже несколько дней. Весь этот период он чувствовал себя, словно в подвешенном состоянии, как будто каждый день растягивался в бесконечность. Алекс, с которым он так и не обменялся контактами из-за своего внутреннего смятения, стал для него некой далёкой, почти недосягаемой точкой в памяти. Просить у Дэвида его номер было слишком смущающе — каждый раз, когда они затрагивали тему об Алексе, друг немедленно начинал подшучивать, намекая на что-то большее, чем Сиджей готов был признать. За окном светило весеннее солнце, и Нокфелл жил своей жизнью. Птицы чирикали, соседские дети бегали по двору, а по дороге проезжали машины, оставляя за собой облака пыли. Дом Дэвида наполнялся тихими звуками уличной жизни, но внутри всё было тихо и спокойно. Это место всегда отличалось уютом и комфортом: светлые стены, мягкая мебель и мелкие детали вроде фотографий и сувениров, которые Дэвид привозил с путешествий. Когда Сиджей оставался здесь один, ему иногда становилось слишком тихо, и он чувствовал себя как в запертом мире, из которого не мог выбраться.  Из-за своей инвалидности Сиджей, даже до всех событий с Салом, редко выходил из дома. Его неуверенность в себе и страхи, которые он старался подавить, заставляли его оставаться в своих «безопасных» стенах. По сути, сейчас его единственным другом был Дэвид, который работал по графику 5/2, оставляя Сиджея в одиночестве на длительные часы. Сиджей старался чем-то занимать себя, избегая того, что могло бы спровоцировать его на тревожные мысли или вспышки гнева. Он читал книги, слушал радио или просто пытался разложить мысли по полочкам, но всё это давалось с трудом. Прокатившись на кухню, он подъехал к холодильнику и увидел, что Дэвид, как всегда, заранее наготовил для него кучу еды. Это немного смущало Сиджея — он знал, что Дэвид и так устаёт на работе, но всё равно находит время, чтобы заботиться о нём. Дотянуться до плиты Сиджей не мог, а потому был благодарен за эту заботу, даже если иногда чувствовал себя обузой. Он достал блинчики, аккуратно разогрел их в микроволновке и начал завтракать, заливая их сиропом и запивая соком. Всё шло своим чередом, пока в дверь дома неожиданно не постучали. Сиджей чуть не подавился, так как не ждал гостей. Дэвид ушёл на работу рано утром, и он был уверен, что оставался один в доме. Собравшись с мыслями, он подъехал к двери, остановившись на мгновение перед тем, как её приоткрыть. Когда он наконец выглянул, его удивление было неподдельным — на пороге стоял Алекс собственной персоной, одетый в более свободную и непринуждённую одежду. На Алексe были чёрные джинсы с несколькими потертостями, тёмная футболка с логотипом старой рок-группы и кожаная куртка, украшенная металлическими заклёпками. На запястьях у него были напульсники, а в ушах виднелись серебряные серьги. Его волосы были слегка взъерошены, и всё в его внешнем виде напоминало панковский стиль, с налётом рокерской свободы. — Ну привет, Сид, — шутливо произнёс Алекс, подмигнув. — Готовься к поздравлениям. Тебя наконец-то поставили на учёт, и теперь ты официально будешь получать пособие по инвалидности. Считай, что тебе повезло — я всё провернул. Сиджей на секунду растерялся, но затем невольно улыбнулся, глядя на Алекса. — Вот так просто? — спросил он, всё ещё не веря, что это произошло так быстро. — Абсолютно, — Алекс хмыкнул, скрестив руки на груди и подаваясь вперёд. — Иногда полезно иметь друзей в «бюрократических кругах». Сиджей почувствовал нарастающую неловкость, как только их взгляды снова встретились. Алекс вёл себя так непринуждённо, словно они были друзьями уже много лет. Сиджею казалось странным, как легко Алекс с ним общался, и это сбивало его с толку. — Ну, как ты? — Алекс заговорил, слегка прислонившись к дверному косяку. — Надеюсь, эти пару дней прошли спокойно? Без всяких приключений? Сиджей слегка покачал головой, стараясь скрыть своё смущение. — Да... ничего особенного. В основном дома. Ну, сам понимаешь... — он запнулся, чувствуя, как его голос становится немного тише. — Пока ещё привыкаю ко всему этому. Алекс кивнул с понимающей улыбкой, его взгляд был мягким и внимательным. — Понимаю, — сказал он, как будто это было самое естественное в мире. — Но ничего, это только начало. А там, глядишь, ты ещё обгонишь нас всех на этих колёсах. — Он подмигнул, снова рассмешив Сиджея, хоть тот и старался не показывать свою реакцию. Неловкость в воздухе немного рассеялась, когда Алекс продолжил болтать. Его лёгкость, теплота и способность смешивать юмор с серьёзностью казались чем-то таким естественным для него. Но Сиджею было трудно поддерживать этот уровень расслабленности — он всё ещё чувствовал, как напряжение клокочет в нём, и он не мог избавиться от ощущения, что они были из совершенно разных миров. Внезапно тишину прервал громкий собачий лай, и Сиджей вздрогнул, повернув голову к звуку. Из-за ног Алекса, словно материализовавшись ниоткуда, появился маленький шоколадный пушистый шпиц. Собака радостно виляла хвостом и, казалось, была полна энергии, готовая к новым приключениям. — О, забыл представить! Это Печенька, — с усмешкой сказал Алекс, нагнувшись и потрепав собаку по голове. — Она моя спутница по жизни и главный охранник в этом городе. Ну, или просто самый пушистый охранник. Печенька радостно подскочила, посмотрев на Сиджея своими большими блестящими глазами. Она была настолько очаровательна, что Сиджей невольно улыбнулся. — Печенька? — переспросил Сиджей, чувствуя, как от его напряжённого настроения остаётся всё меньше следов. — И кто же дал ей такое имя? — Да я сам, — признался Алекс, слегка пожимая плечами. — Она шоколадного цвета, и когда я впервые её увидел, мне показалось, что она похожа на маленькую печенюшку. Ну и всё, так и осталась Печенькой. — Алекс снова подмигнул, а Печенька, словно подтверждая слова хозяина, облизнула его руку. Сиджей, взглянул на Алекса, почувствовал, как внутри нарастает тревога. Всё это казалось ему знакомым: та лёгкость, с которой Алекс проникал в его личное пространство, его искренность и теплота — всё напоминало ему Сала. Сал тоже был таким, и в итоге причинил Сиджею столько боли. Мысли путались, и он чувствовал, как страх снова накрывает его, заставляя сомневаться в каждом движении и слове Алекса. Внезапно, выдернув его из этих мыслей, маленькая Печенька прыгнула на колени Сиджея. Собака устроилась прямо у него на ногах, и её пушистая мордочка оказалась в непосредственной близости от лица Сиджея. Он замер, не зная, как реагировать, но всё же непроизвольно протянул руку, погладив Печеньку по спине. Алекс тут же заметил, как Печенька обосновалась на коленях Сиджея, и мгновенно запаниковал. — Ой, извини! — Алекс шагнул вперёд, намереваясь снять собаку. — Она обычно такая бесцеремонная… Прости, она испачкала твои штаны! Он уже собирался взять Печеньку на руки, но Сиджей поднял руку, останавливая его. — Всё нормально, — сказал он, пытаясь улыбнуться. — Пусть остаётся. Она... милая. Алекс замер, явно удивлённый таким ответом. Он расслабился, и его лицо снова осветила лёгкая улыбка. — Правда? — спросил он, немного недоверчиво, но его глаза светились радостью. — Она обычно никому не лезет на колени, только если человек ей правда нравится. Сиджей посмотрел на Печеньку, которая уютно устроилась, виляя хвостиком и поглядывая на него, словно одобряя. Что-то в этом жесте заставило его почувствовать себя немного теплее, как будто маленькая собака своим присутствием пыталась смыть хотя бы часть его тревог. — Похоже, я прошёл её проверку, — с лёгким сарказмом произнёс Сиджей, всё ещё гладя Печеньку. — Кто знает, может, это знак. Алекс рассмеялся, явно обрадованный тем, что ситуация разрешилась. — Ну, если Печенька одобрила, значит, ты точно в порядке. Она редко ошибается в людях, — подмигнул он, окончательно расслабляясь. Взгляд Сиджея невольно упал на напульсники на обеих руках Алекса. Они выглядели обычными, чёрными с металлическими заклёпками, но Сиджей заметил их не просто так. Такие же носил Дэвид, и это всегда напоминало ему о его борьбе с прошлой наркотической зависимостью. Информация, которую Дэвид рассказал об Алексе, крутилась в голове Сиджея, заставляя его задуматься о том, как такой парень, как Алекс, мог прибегнуть к наркотикам. Он казался настолько уверенным, светлым, и всё же… каким человеком он был на самом деле? Сиджей смотрел на его руки, как будто пытаясь увидеть под напульсниками ответы на все свои вопросы. Алекс, заметив пристальный взгляд Сиджея, слегка стушевался. Его уверенность на мгновение поколебалась, и он быстро, будто невзначай, потеребил один из напульсников. — Да, это… ошибки молодости, — с неохотой пробормотал Алекс, слегка усмехнувшись, но в его глазах промелькнуло что-то более серьёзное. — Знаешь, не всем везёт делать правильные выборы с первого раза. Иногда нужно пройти через… ну, скажем, дерьмо, чтобы понять, что важно по-настоящему. Сиджей кивнул, стараясь не делать выводов. Он знал, что это была одна из тех вещей, о которых человек говорит, когда готов поделиться, но не полностью. Что-то в голосе Алекса напомнило ему собственные попытки избежать прошлого, когда нужно было делиться правдой. Возможно, Алекс тоже нёс с собой боль, о которой не хотел говорить вслух. — Понимаю, — тихо сказал Сиджей, избегая прямых вопросов. Он чувствовал, что если начнёт копать глубже, это может разрушить тонкий баланс их разговора. Алекс посмотрел на него, как будто оценивал его реакцию, и, видимо, решив, что Сиджей не осуждает его, чуть расслабился. Он снова натянул улыбку, но она была менее уверенной, чем обычно. — Я вышел из этого... ну, почти целым. И теперь стараюсь быть лучше, — сказал Алекс, словно пытаясь завершить тему. — У каждого своя борьба, да? Сиджей почувствовал знакомое ощущение внутри — борьба. Она была у каждого, кто-то справлялся с ней, а кто-то падал снова и снова. Сиджей, продолжая гладить Печеньку, почувствовал, что не может просто так закончить этот разговор и оставить Алекса на пороге. Несмотря на то, что он всё ещё не до конца доверял ему, его воспитание и манеры не позволяли поступить иначе. Тем более, Печенька уже уютно устроилась у него на коленях, как будто подтверждая, что этот визит не должен заканчиваться так быстро. Он посмотрел на Алекса и, собравшись с мыслями, тихо, но уверенно произнёс: — А ты завтракал? Если нет, может, зайдёшь? Дэвид наготовил кучу еды, так что... всегда можно поделиться. Алекс немного удивился предложению, но улыбнулся, опустив взгляд на Печеньку, которая явно не собиралась покидать колени Сиджея. — Ну, знаешь, я всегда не прочь перекусить, — ответил Алекс с лёгкой усмешкой. — И если уж Печенька уже оккупировала твоё кресло, думаю, она одобрит. Сиджей сдержанно улыбнулся, всё ещё немного нервничая из-за того, что предложил Алексу остаться. Он не был уверен, что хотел этого, но ощущал, что не мог просто так закончить разговор, когда было столько вопросов, которые крутились в его голове. — Ну что, заходи тогда, — произнёс Сиджей, чуть отодвинувшись назад, чтобы Алекс мог пройти в дом. — Я как раз собирался позавтракать, блинчики вроде ещё тёплые. Алекс подмигнул, сняв куртку и закинув её на плечо, затем шагнул в дом, осторожно прикрывая за собой дверь. — Блинчики? — подколол он, поднимая бровь. — Ты меня заманиваешь своими кулинарными способностями? Сиджей слегка усмехнулся, его неловкость постепенно растворялась. — Ну, кулинарными способностями Дэвида, если точнее, — поправил он, катя кресло в сторону кухни. — Я только развлекаюсь дегустацией. Алекс рассмеялся и прошёл вслед за ним, а Печенька, довольная тем, что всё идёт по её плану, уютно свернулась у Сиджея на коленях. За завтраком Алекс болтал легко и непринуждённо, рассказывая о том, что любит писать песни и в свободное время музицирует, придумывая новые мелодии и тексты. Сиджей слушал его внимательно, не особо удивляясь — Алекс выглядел как тот, кто по-настоящему увлечён музыкой. Но когда Алекс задал ему прямой вопрос, писал ли он когда-нибудь песни, Сиджей машинально отмахнулся, не желая вдаваться в подробности своего прошлого. Однако на лице Алекса появилась хитрая ухмылка, словно он знал больше, чем показывал. — Да ладно тебе, — произнёс Алекс с лёгким смешком. — Я-то знаю, что ты был участником группы «Крутые калеки». Дэвид рассказывал. И даже как-то под выпивку показал мне старую запись вашего концерта на видике. Должен сказать, ты выглядел там чертовски мило и взволнованно. Сиджей почувствовал, как у него внутри всё сжалось. Слова Алекса неожиданно вызвали в нём смешанное чувство — отчасти это была неловкость, но в большей степени — боль. Он вспомнил те времена, когда музыка была его спасением, его страстью. Когда он мог выйти на сцену, петь, чувствовать, как аудитория откликается на каждый звук и мелодию. Но теперь, после всего, что произошло, эти воспоминания только причиняли боль. — Ну, — Сиджей попытался скрыть своё беспокойство за лёгкой усмешкой, — в молодости мы все делаем глупости. Но внутри его вновь накрыла волна самообвинений. «Если бы не этот чёртов рак лёгких», — пронеслось у него в голове, и он почувствовал, как привычное чувство отчаяния сдавило грудь. Он мог бы петь и сейчас, мог бы стоять на сцене, но вместо этого оказался здесь, прикованный к инвалидному креслу, не имея возможности полноценно дышать. Он пытался скрыть это от Алекса, но тяжесть этих мыслей вновь начинала его разрушать изнутри. Алекс, заметив, как выражение лица Сиджея слегка изменилось, остался серьёзным, но в его глазах светилось понимание. — Слушай, — сказал он мягко, стараясь не давить, — то, что ты пережил, — это нечто серьёзное, и я понимаю, что разговоры о прошлом могут быть болезненными. Но ты всё равно остаёшься музыкантом, каким бы ни был твой путь. У тебя, как и у всех, ещё есть шанс делать то, что ты любишь, даже если это будет по-другому. Сиджей не ответил, но взгляд Алекса и его слова, наполненные искренностью, заставили его задуматься. Возможно, внутри ещё оставалась та часть его, которая хотела творить и двигаться вперёд, несмотря на все трудности. Сиджей смотрел на Алекса, который внезапно вскочил из-за стола, и с удивлением наблюдал, как его глаза загорелись каким-то азартом. — Сид, подожди минутку, я сейчас вернусь, — быстро сказал Алекс, уже накидывая на себя куртку и в спешке натягивая ботинки. Он бегал по коридору, то подбегая к двери, то возвращаясь на кухню, где сидел Сиджей. Печенька спокойно лежала на коленях Сиджея, даже не думая вставать, наблюдая за всей этой суетой с привычным спокойствием. — Печенька, смотри за Сидом, ладно? — в полушутливом тоне добавил Алекс, когда пробегал мимо, но собака лишь лениво поглядела на него, словно подтверждая, что она остаётся на посту. — Серьёзно, Сид, жди меня здесь, я мигом вернусь. Сиджей открыл рот, чтобы что-то сказать, но не успел — Алекс уже исчез за дверью. Сиджей был слегка ошарашен этой спонтанностью и энергией, которые буквально заполнили весь дом. Он всё ещё сидел за столом, глядя на Печеньку, и чувствовал, как его привычное напряжение и недоверие немного ослабевают. Не прошло и пяти минут, как Алекс, запыхавшись, снова появился в проёме кухни, снимая ботинки и, словно ребёнок, сияя лучезарной улыбкой. В руках у него была гитара, которую он явно только что притащил. — Я подумал, — сказал Алекс, направляясь к столу и с воодушевлением показывая гитару, — а почему бы нам не попробовать написать песню прямо сейчас? Даже если ты пока не можешь петь, я могу тебе помочь. Мы можем создать что-то вместе, даже если это будет просто текст или мелодия. Сиджей, всё ещё не до конца понимая, что происходит, посмотрел на Алекса с недоверием. — Ты серьёзно? — спросил он, слегка покачав головой. — Мы только что говорили об этом, и ты уже решил, что нам нужно сочинять? Алекс рассмеялся, по-детски взмахнув рукой, как будто это было само собой разумеющееся. — Конечно! Почему бы и нет? Музыка — это то, что объединяет людей, и я чувствую, что мы могли бы сделать что-то крутое. — Он улыбнулся ещё шире, подвигая стул ближе к Сиджею. — И потом, может, это будет именно то, что тебе сейчас нужно, чтобы вернуться к тому, что ты любишь. Ну же, попробуем? Энергия и энтузиазм Алекса были настолько заразительными, что Сиджей, чувствуя лёгкое сомнение, всё же кивнул. В его груди появилось чувство, что, возможно, это действительно стоит попробовать. Они просидели до самого вечера, увлечённые процессом. Алекс наигрывал мелодию за мелодией, иногда меняя аккорды, добавляя новые ритмы, всё время смотря на Сиджея, как будто пытался прочитать его мысли. Периодически они делали короткие перерывы, чтобы выпить сока или выпустить Печеньку во двор, и та с радостью носилась по траве, а затем возвращалась и снова устраивалась рядом с ними, словно тоже была частью их творческого процесса. К вечеру мелодия приобрела форму, но оставался вопрос, какой же посыл вложить в текст. Алекс, слегка склонив голову, заглянул на листок с обрывками строчек и заметками, который они уже успели заполнить за эти несколько часов. — Хорошо, — сказал он, задумчиво постукивая пальцами по грифу гитары, — давай разберёмся. Ты хочешь, чтобы песня была о возвращении… или о чём-то, что даёт силу продолжать, несмотря на трудности? Сиджей, нахмурившись, разглядывал свои заметки. — Я не знаю… — он покачал головой, стараясь подобрать слова. — Слишком много всего в голове, понимаешь? Не уверен, что хочу писать о возвращении, когда сам до сих пор не до конца понимаю, что это для меня значит. Алекс кивнул, с понимающей улыбкой заглядывая в глаза Сиджею. — Тогда, может, не будем ограничивать себя конкретной темой? — предложил он. — Может, пусть это будет просто песня о поиске. О том, что, пока ты жив, ты всегда в поиске. В поиске себя, смысла, людей, которые тебе важны. Что-то вроде «я ещё здесь и ищу… что бы это ни значило». Сиджей задумался, и в его груди что-то отозвалось на слова Алекса. Он ещё не мог назвать своё возвращение в Нокфелл завершённым, но мысль о поиске, о том, что он всё ещё «в пути», казалась честной и близкой. — Пожалуй, ты прав, — тихо сказал он, чувствуя, как в его голове складываются первые строки. — Ищем что-то, иногда не зная, что именно, но продолжаем идти. Алекс усмехнулся и наиграл пару аккордов, подстраиваясь под настрой Сиджея. — Вот видишь, — сказал он с тёплой улыбкой. — Иногда не нужен конечный ответ, нужно просто идти дальше, как бы банально это ни звучало. Алекс начал наигрывать их мелодию, погружая комнату в тёплое, почти интимное звучание. Сиджей закрыл глаза, позволяя себе забыться на мгновение, и, прежде чем успел осознать это, тихо, с хрипотцой, запел. Голос дрожал, иногда спотыкался, причиняя ему боль, но Сиджей продолжал. Он не знал, для кого поёт — возможно, для себя, а возможно, для Алекса, который сидел напротив, внимательно вслушиваясь в каждый звук. Когда мелодия подошла к концу, Алекс продолжал смотреть на Сиджея, не отрываясь. В его взгляде было что-то тёплое и непоколебимо поддерживающее, словно он пытался передать свою энергию и веру одному лишь Сиджею. Алекс улыбнулся — это была не просто улыбка, а тихая, искренняя поддержка, на которую Сиджей никогда бы не осмелился надеяться. — Это было… прекрасно, — сказал Алекс, его голос был мягким, но наполнен искренним восхищением. — Ты даже не представляешь, как это звучало. Настоящая музыка. В ней есть всё — боль, сила, и… что-то, что цепляет до глубины души. Сиджей почувствовал, как что-то внутри него отозвалось, как будто давний огонёк, давно потухший под тяжестью воспоминаний и боли, снова загорелся в его груди. Это было что-то большее, чем просто комплимент; это было как призыв, как напоминание о том, кем он был и кем мог бы снова стать. Алекс, словно почувствовав это, слегка наклонился вперёд, его взгляд стал чуть мягче, теплее, и, казалось, проникал прямо в душу Сиджея. — Мне бы хотелось, чтобы ты продолжил, — произнёс он тихо, и в этих словах звучала неподдельная вера. — Может, не сразу, может, шаг за шагом, но... ты точно заслуживаешь вернуться к музыке. Она... она твоя. Сиджей затаил дыхание, чувствуя, как тепло разливается по груди. Это было больше, чем просто слова — это была рука, протянутая ему в темноте. Сиджей застыл, не смея дышать. В тусклом свете лампы кухня казалась окутанной мягким золотистым сиянием, и в этом полумраке он увидел, как Алекс чуть наклонился к нему ближе. Взгляд Алекса, тёплый и спокойный, остановился на его глазах, и в это мгновение казалось, что весь остальной мир исчез. Сиджей почувствовал, как сердце начало бешено колотиться, а воздух, казалось, сгущался вокруг. Он на мгновение впал в панику, не зная, как реагировать, не зная, как принять это ощущение, которого избегал так долго. «Что же он делает?» — промелькнуло у него в голове, и он едва не откатился назад, поймав себя на том, что просто не может отвести взгляда. Что-то в этом моменте говорило ему, что он может снова позволить себе быть открытым, что Алекс рядом и ему некуда спешить. Но в следующую секунду всё изменилось — входная дверь внезапно щёлкнула, и тишину нарушил поворачивающийся в замке ключ. В этом спокойствии стук показался оглушительным, и тёплая атмосфера исчезла, как по щелчку. Сиджей, растерянно моргнув, отстранился, будто отрезвлённый. Алекс также резко выпрямился, словно осознав, как близко они находились друг к другу. На пороге стоял Дэвид, его радостное лицо выражало удивление. Он не ожидал увидеть Алекса рядом с Сиджеем, и это лишь добавило ему ещё больше задора. — Ого! Не ожидал увидеть здесь целую компанию, — с улыбкой сказал он, внося с собой энергию уличной суеты. — Алекс, ты что, в гости решил заглянуть?  Сиджей, всё ещё слегка ошеломлённый, перевёл взгляд на Дэвида, чувствуя, как сердцебиение медленно возвращается в норму. Алекс, нацепив дружескую улыбку, будто ничего и не было, весело кивнул. — Да, решил заскочить и помочь Сиджею с музыкой, — ответил он, поднимая гитару и отводя взгляд, как будто ничего не произошло. Сиджей, стараясь скрыть смущение, просто кивнул, пытаясь осознать, что только что произошло, и что он только что почувствовал. Дэвид с широкой улыбкой шагнул к Алексу, крепко обнял его одной рукой и похлопал Сиджея по плечу. — Рад видеть, что ты решил завалиться к нам в гости, Алекс, — подколол он. — Только знай, если найду во дворе хоть один «сюрприз», — Дэвид наклонился, показывая пальцами кавычки, — то она окажется на твоём мотоцикле. Печенька радостно завертела хвостом и начала носиться по кухне, лая и скача, словно понимая, что сейчас говорят именно о ней. Алекс, не удержавшись, громко рассмеялся, притворно вздохнув и глядя на Печеньку с обожанием. — Эй, Печенька вообще чистюля! — сказал он, всё ещё смеясь. — Клянусь, она оставляет следы только в сердцах, а не на газонах! Сиджей невольно усмехнулся, но внутри него снова поднялось то странное, почти тревожное чувство дежавю. Мотоциклы. Эта шутка о поездках и беззаботной энергии напомнила ему о Сале Фишере, который, казалось, жил мотоциклами и свободой дорог, которые он знал как свои пять пальцев. Именно это было его стихийной, неуемной частью, которую Сиджей так и не мог до конца понять, но всегда восхищался. Теперь, глядя на Алекса, который смеялся с той же беззаботной уверенностью, Сиджей почувствовал, будто жизнь снова сыграла с ним злую шутку. Как будто кто-то свыше специально подкинул ему эту встречу, чтобы снова пробудить воспоминания, которые он изо всех сил старался забыть. Дэвид, с широкой улыбкой, предложил всем выпить по пиву и, как в старые добрые времена, посмотреть что-нибудь нелепое на старом видеомагнитофоне. Никто не возражал — идея совместного вечера казалась чем-то уютным и знакомым, как будто им всем нужно было это небольшое возвращение к простым радостям. Позже они все устроились в гостиной. Дэвид и Сиджей сидели на диване, а Алекс, как ни странно, предпочёл место на полу, уютно устроившись рядом. Видик затрещал, и на экране появилась потрёпанная плёнка с каким-то старым боевиком, где всё казалось наивным, а эффекты — искусственными, но именно это и добавляло шарма. Они смеялись над каждой нелепой сценой, подшучивая и комментируя происходящее на экране. Печенька уютно свернулась на коленях у Сиджея, время от времени поглядывая на всех с любопытством. Алекс весело болтал и время от времени, без всякой задней мысли, наклонялся к Сиджею, невзначай касаясь его колена рукой. Сиджей ничего не чувствовал физически, но каждый такой случайный контакт отзывался в его душе. Эти лёгкие прикосновения напоминали ему о том, что он когда-то так же сидел с Салом, не думая о последствиях и просто наслаждаясь моментом. Но сейчас он чувствовал себя иначе. Алекс был настолько естественен, что Сиджею было трудно понять, как относиться к этой лёгкости, как принимать эти жесты, которые, казалось, не несли никакого умысла, но заставляли его сердце биться чуть быстрее. Когда фильм закончился, Алекс и Дэвид, немного подвыпив, вдруг устроили шутливую драку прямо на глазах у Сиджея. Они толкались и смеялись, стараясь перекричать друг друга, и выглядели при этом так, словно им было по пятнадцать. Сиджей усмехнулся, наблюдая за этим спектаклем, и, слегка покачав головой, пробурчал: — Взрослые люди, а ведёте себя как дети. Дэвид только рассмеялся в ответ, пытаясь удержать равновесие, когда Алекс слегка подтолкнул его. Сиджей не прочь был бы их разнять, но его инвалидность снова напомнила о себе, лишив возможности участвовать в таких, казалось бы, простых моментах. Он сидел и наблюдал, ощущая смешанные чувства — с одной стороны, ему было весело, а с другой, было больно осознавать, что такие вещи стали для него недоступными. В этот момент Алекс, как будто почувствовав что-то, повернулся к Сиджею и, с задорным блеском в глазах, вдруг предложил: — А давай армрестлинг, Сид? — Алекс хитро улыбнулся, садясь за стол, и добавил, явно подбадривая: — Что-то мне подсказывает, что у тебя сильные руки. Наверняка дашь мне фору. Сиджей удивился, но тёплые слова Алекса вызвали у него странное чувство гордости. Несмотря на инвалидность, его руки действительно оставались крепкими — ему приходилось каждый день полагаться на них. В этот момент ему стало приятно, что Алекс заметил это, что смотрел на него с восхищением, а не жалостью. — Ты уверен? — с усмешкой спросил Сиджей, катя своё кресло ближе к столу. — Если проиграешь, не говори потом, что я тебя не предупреждал. Алекс усмехнулся, принимая вызов, и они крепко сцепили руки. Как ни странно, но несколько первых раундов выиграл именно Сиджей. Он был сосредоточен, чувствуя, как напряжение нарастает в его руках с каждым усилием. Пару раз, взглянув на руки Алекса, он невольно отметил, какие у него красивые пальцы — тонкие, сильные, с лёгким намёком на музыкальную привычку перебирать струны гитары. Дэвид, словно заправский комментатор, подшучивал над каждым раундом и даже пару раз поставил небольшие деньги на Сиджея, крича, что «ставит на старого доброго друга». Почти все выигранные деньги отправились в «копилку» Сиджея, и он не мог удержаться от лёгкой усмешки, глядя на разочарованное выражение Дэвида. Алекс же, несмотря на проигрыши, не выглядел ни разочарованным, ни расстроенным. Напротив, он смотрел на Сиджея с каким-то странным, тёплым взглядом, полным уважения и восхищения. — Ладно, ты точно меня уделал, — признал Алекс, слегка покачав головой. — Похоже, я недооценил твою силу. В его словах не было ни капли сарказма, лишь искреннее признание. Этот момент, простой и немного смешной, вдруг наполнился для Сиджея значением. Ему казалось, что Алекс видел его не через призму его инвалидности, а как равного, как друга. Алекс взглянул на часы, и его лицо вдруг выразило лёгкое удивление. — Ого, я и не заметил, как поздно стало, — пробормотал он, чуть покачнувшись из-за выпитого пива. — Пожалуй, мне уже пора.  Печенька, уловив намерение хозяина, тут же поднялась и подошла к двери, словно уже приготовившись к уходу. Алекс, немного неуклюже натягивая куртку, выглядел довольным, хоть и слегка пьяным. Дэвид, поднимаясь вместе с ним, предложил его проводить, но Алекс тут же махнул рукой. — Не волнуйся, я живу неподалёку, всего в нескольких кварталах, доберусь без проблем, — ответил он с улыбкой.  Однако, прежде чем Дэвид успел возразить, Сиджей вдруг почувствовал, что сам хочет проводить Алекса. Возможно, это было желание помочь, а возможно — его собственные скрытые страхи, что даже спустя четыре года улицы Нокфелла всё ещё могли хранить тени прошлого. — Знаешь что, — сказал Сиджей, подкатив своё кресло ближе к двери, — я тебя всё-таки провожу. Спокойнее будет. Алекс на секунду замер, чуть удивлённый, но тут же рассмеялся и кивнул. — Ну, если ты настаиваешь, — сказал он, глядя на Сиджея с благодарностью. — Я буду рад компании. Когда они вышли на улицу, Сиджей заметил, как Дэвид бросил на него многозначительный взгляд, словно уже мысленно записал их с Алексом в пары. Сиджей почувствовал, как его щеки слегка покраснели, но он старался не обращать внимания на эту шутливую мысль. Они шли по ночной улице Нокфелла молча, лишь иногда поглядывая на фонари, отбрасывающие длинные тени. Печенька на поводке Алекса послушно трусила рядом, изредка поднимая голову, чтобы проверить, всё ли в порядке с её хозяином и новым другом. Сиджей катил своё кресло рядом с Алексом, стараясь держаться спокойно, но внутри царила неловкость. Он гадал, о чём думает Алекс, и вспоминал их сегодняшний день, будто вглядываясь в каждый жест и слово, пытаясь уловить смысл. Наконец, Алекс, будто почувствовав его смущение, повернул голову к Сиджею и улыбнулся. — Хороший сегодня вечер вышел, правда? — спросил он мягко, его голос звучал тепло и ненавязчиво, как будто он хотел просто разрушить тишину, но не давить. Сиджей кивнул, стараясь не смотреть ему прямо в глаза. — Да… я не помню, когда в последний раз проводил время так, — признался он, немного смущаясь. — Забыл, как это… просто быть с кем-то, без всего этого напряжения. Алекс кивнул, понимая. — Мне тоже не всегда просто, — сказал он, опуская взгляд на Печеньку, которая остановилась, чтобы обнюхать что-то у тротуара. — Но знаешь, мне кажется, что порой именно такие моменты и помогают вернуться к себе. В них есть что-то честное. Алекс вдруг резко остановился, и Сиджей, слегка опешив, по инерции проехал чуть дальше. Он замер, а затем медленно развернул кресло обратно, встретившись с задумчивым взглядом Алекса. Алекс стоял неподвижно, глядя на свои напульсники с тяжёлым, почти обречённым выражением лица. Затем, решившись, он снял их, обнажив свои запястья. Сиджей задержал взгляд на его руках. Кожа на запястьях была испещрена множеством едва заметных шрамов, словно узором, вырезанным на его собственной плоти. Эти следы прошедших лет — крошечные, белые, едва заметные линии и пятна — рассказывали историю, которую Алекс не произнёс вслух, но которую Сиджей мог прочитать без слов. Эти шрамы — следы от игл и порезов — были как молчаливые свидетели чего-то глубокого и тёмного, что Алекс скрывал. Алекс вздохнул, снова надевая напульсники, будто укрываясь от этих воспоминаний. Он поднял глаза на Сиджея, в его взгляде было что-то твёрдое, но и уязвимое одновременно. — Я не хочу, чтобы ты меня жалел, — тихо сказал Алекс, его голос звучал сдержанно, но искренне. — Я сейчас не готов рассказывать, почему всё это случилось. Это... слишком много для одного разговора. Сиджей ничего не сказал, он просто слушал, позволяя Алексу говорить то, что тот считал нужным. — Но… — Алекс замолчал на мгновение, словно собираясь с мыслями, — когда-нибудь я расскажу тебе всё. Если ты захочешь знать.  Сиджей кивнул, ощущая, что ему не нужны никакие объяснения, чтобы принять это обещание. Ему было достаточно того, что Алекс поделился с ним хотя бы частью своей правды.  Алекс подошел ближе, и, с тёплой улыбкой, осторожно потрепал Сиджея по волосам, как будто они были старыми друзьями, между которыми не было ни напряжения, ни барьеров. Его жест был таким лёгким, почти мимолётным, но от него по всему телу Сиджея разлилось ощущение тепла, словно прикосновение было чем-то большим, чем просто дружеским жестом. — Дальше я сам, — с улыбкой сказал Алекс, кивая в сторону дома в конце улицы. — Дом рядом, так что, правда, не беспокойся. Сиджей наблюдал, как Алекс повернулся, направляясь к дому, и внезапно ощутил странное, но почти непреодолимое желание, чтобы Алекс снова коснулся его. Этот неожиданный порыв застал его врасплох, пробуждая в нём давно забытые эмоции — тоску по близости и теплоте, которые он закрыл в себе, чтобы не ощущать боль. Сиджей долго смотрел на уходящего Алекса, едва сдерживая порыв позвать его обратно, хотя понимал, что сказать ему всё равно ничего не сможет. Алекс оглянулся, заметив, что Сиджей смотрит ему вслед, и, поймав его взгляд, улыбнулся — той самой, искренней и спокойной улыбкой, от которой у Сиджея заныло в груди. Алекс поднял руку, словно прощаясь, и исчез в ночной тишине улицы, оставляя после себя только тёплые, немного пугающие мысли, которые ещё долго не давали Сиджею покоя.