Собирая себя заново

Сиджею снова снился кошмар, который возвращался каждую ночь, будто темная тень из прошлого, обрушивая на него все страхи и сомнения, которые он пытался загнать глубоко внутрь. В этом сне он был в старом заброшенном концертном зале. Ряды пыльных кресел, пустая сцена и бесконечные, колеблющиеся тени, отбрасываемые дрожащими огнями софитов, создавали атмосферу гнетущей безысходности. Пол был скользким, а воздух вонял сыростью и затхлостью, как будто здесь уже давно не ступала нога человека. Но его окружали глаза — сотни, тысячи глаз, устремленных прямо на него. Они молча наблюдали, осуждающе прожигали его насквозь, пока он беспомощно сидел в своем инвалидном кресле. Сиджей пытался встать, хоть на миг почувствовать себя прежним — тем, кем он был до всего этого. Но ноги его были словно привязаны невидимыми цепями к полу, а тело стало как у тряпичной куклы, вялое и бесполезное. Он чувствовал, как холодок страха медленно заползает по его спине. Пальцы инстинктивно пытались ухватиться за что-то, хоть за какой-то призрак былой силы, но руки скользили по колесам кресла, которые начали вращаться, хотя Сиджей не трогал их. Кресло само начало двигаться, медленно катясь к сцене, к которой он когда-то стремился, но теперь она стала темницей, замкнутым кругом его внутреннего ада. Он слышал вдалеке слабый голос Дэвида, зовущий его назад, но звук был глухим и далеким, как будто его сдерживали стены сна.  Сиджей был поглощен мыслью о том, что его никогда не примут — не на сцене, не в жизни. Он видел свое отражение в огромном зеркале на стене, которое вдруг появилось перед ним. Оно искажало его образ, делая его уродливым, изломанным. Инвалидное кресло в отражении будто расплавлялось с его телом, и Сиджей видел, как его ноги, руки и лицо сливаются с металлом, превращаясь в монстра, которого никогда не примет мир. Он кричал, но звука не было. Лишь тишина и осуждающие взгляды. Паника захватила его сознание. Ему казалось, что он снова задыхается, как тогда, когда болезнь впервые начала разрушать его жизнь. Его пальцы судорожно хватали бороду, царапая кожу, как будто это могло отвлечь от этого жуткого ощущения беспомощности. И в этот момент его кресло резко остановилось. Он посмотрел вниз — сцена под ним треснула, и он начал медленно падать в бесконечную бездну, погружаясь в мрак, который охватывал его с каждой секундой. Сиджей дернулся в кровати, когда кошмар достиг своего пика. Его тело было покрыто потом, сердце бешено колотилось, а легкие с трудом хватали воздух. В тот момент, когда его инвалидное кресло во сне сорвалось в бездну, он вскрикнул, почти захлебываясь от собственного крика. Его голос разорвал тишину дома, и в следующую секунду дверь в комнату распахнулась. Дэвид, вбежав в комнату, застыл на мгновение, увидев, как Сиджей судорожно пытается успокоиться, хватая себя за грудь и бороду, его пальцы дрожали, как у человека, пытающегося избавиться от невидимых цепей страха. Дэвид бросился к кровати, его лицо выражало смесь обеспокоенности и сочувствия. — Сид, ты в порядке? — его голос был спокойным, но полным тревоги. Он подошел ближе, присев на край кровати, слегка коснувшись плеча друга, как бы стараясь вернуть его в реальность. Сиджей, все еще тяжело дыша, открыл глаза и осмотрелся вокруг. Комната медленно возвращала ему ощущение безопасности, и он наконец понял, что всё это был лишь сон. Он закрыл глаза, пытаясь унять дрожь. — Чёрт… — прошептал Сиджей, всё ещё не в силах полностью взять себя в руки. — Просто кошмар... Дэвид кивнул, оставаясь рядом. — Ты весь мокрый, — заметил он, протягивая Сиджею полотенце, которое достал из шкафа стоящего в этой комнате. — Всё хорошо, ты уже здесь. Это всего лишь сон. Сиджей стер пот с лица, потирая виски. Кошмар всё ещё оставался на задворках сознания, как будто только ждал момента, чтобы вернуться снова. — Извини, что разбудил, — пробормотал он, но Дэвид только махнул рукой. — Всё нормально. Хочешь поговорить об этом? Сиджей покачал головой. Слова сейчас казались лишними, и он только кивнул, давая понять, что справится. Сиджей бросил взгляд на старые часы, висящие на стене, стрелки которых показывали 7:45 утра. Он закрыл глаза, стараясь успокоить свое дыхание, которое до сих пор было сбивчивым после кошмара. Ему не хотелось ни о чём говорить, особенно о том, что творилось у него внутри. Снова откинувшись спиной на подушки, он молча выдохнул. Дэвид, стоя рядом, наблюдал за другом, но не стал давить на него. Он понимал, что разговоры о таких вещах для Сиджея — тяжёлая тема. Однако нельзя было игнорировать то, что такие моменты продолжались, и это беспокоило его. Но Дэвид знал, что если начнет расспрашивать сейчас, это только усугубит ситуацию. — Ладно, — тихо сказал Дэвид, прервав молчание. — Я пойду на работу. Сегодня надо выйти чуть пораньше. Если что-то понадобится — звони мне, не стесняйся. Кухня и ванная в твоём распоряжении. Продукты в холодильнике, аптечка — в нижнем шкафчике в ванной, а если что-то не найдёшь, просто звони. Сиджей кивнул, не поднимая головы. Он уловил нотки беспокойства в голосе друга, но не стал на это реагировать. Ему хотелось, чтобы всё просто пошло своим чередом, без лишних обсуждений. — Спасибо, Дэвид, — сухо ответил Сиджей, его голос был хриплым, словно после долгого молчания. Дэвид задержался ещё на мгновение, словно проверяя, действительно ли с Сиджеем всё в порядке, но затем всё-таки направился к двери.  — Хорошо. Я вернусь вечером. До связи. Он вышел из комнаты, а Сиджей остался лежать, уставившись в потолок, как будто ждал, что ответы на все его вопросы внезапно появятся перед ним. Когда Дэвид закрыл за собой дверь, тишина мгновенно заполнила дом, будто воздух стал плотнее. Звуки шагов на улице и редкие шумы машин были приглушены. Для Сиджея эта тишина была не просто звуком, а давлением, словно дом, оставшийся без движения, начал медленно наполняться чем-то невидимым, подавляющим. Полчаса он лежал на кровати, чувствуя, как гнетущая пустота поглощает его. Мысли бессмысленно крутились в голове, пока не пришло осознание, что надо что-то делать. Собрав остатки сил и воли, Сиджей наконец заставил себя пересесть на инвалидное кресло. Процесс, казалось, занял целую вечность, как будто каждая мышца сопротивлялась движению. Колеса кресла скрипнули, и Сиджей медленно докатился до ванной комнаты, с трудом преодолевая пороги и неровности пола. Дом Дэвида, несмотря на всю его заботливость, был совершенно не приспособлен для таких, как он. Сиджей не возмущался — он привык к трудностям. Наоборот, он старался молча, сосредоточенно преодолевать каждую преграду, словно это был очередной жизненный барьер, который ему нужно пересилить. Оказавшись в ванной, он взглянул в зеркало. Отражение, которое он увидел, заставило его на мгновение замереть. Лицо, смотревшее на него, казалось чужим. Сиджей и правда выглядел как старик: серые мешки под глазами, кожа, утратившая свежесть, и потухший взгляд. Эти глаза… Грустные, как будто они давно потеряли способность видеть свет. Глаза человека, который слишком много видел и слишком мало верил, что впереди ещё что-то есть. Сиджей почесал бороду, наблюдая за движением своих пальцев, как будто это касание могло вернуть его к реальности. Но отражение оставалось тем же, и от этого чувства непринятия себя стало ещё более тягостно. Первое, что пришло в голову Сиджею, чтобы хоть немного почувствовать себя другим, — это побриться. Решение пришло неожиданно, но цепко зацепилось в сознании, как будто именно это могло стать началом каких-то изменений. Он откатился к шкафчику под раковиной и, открыв его, заметил новую одноразовую бритву и пену для бритья. Дэвид, похоже, продумал всё до мелочей, чтобы Сиджею было удобно. Этот жест заботы пробудил в нём лёгкое тепло, и он мысленно поблагодарил Дэвида за подготовленную заботу. Бритвенные принадлежности были аккуратно сложены на уровне, где Сиджею было проще их достать. Нанося пену на лицо, Сиджей почувствовал прохладу, которая слегка привела его в чувство. С каждым движением бритвы он наблюдал, как светлые волоски падают в раковину, словно с ними уходили остатки того образа, который он больше не мог терпеть. Пьяный старик, в котором он видел себя, медленно исчезал с каждым взмахом руки. Когда бритьё было завершено, Сиджей посмотрел на своё лицо. Это было лицо человека, который пережил слишком многое, но теперь выглядел немного моложе, чище, как будто сбросил часть груза прошлого. Конечно, это не изменило его жизнь, но по крайней мере, сейчас он не выглядел как пьяница-старик, который окончательно потерял себя. Сиджей пытался выдавить из себя хотя бы намёк на улыбку, глядя в зеркало, но она вышла кривой и безжизненной, как отражение его внутреннего состояния. Он провёл рукой по подбородку, где больше не было бороды, и усмехнулся сам себе.  «Ну и что это изменило? Новый вид — старые проблемы. Может, для других я и выгляжу чуть лучше, но внутри я всё тот же... тот же потерянный человек», — мелькнуло в его голове. Он провёл пальцами по щеке, ощущая гладкую кожу, но от этого не чувствовал себя моложе или сильнее. Просто... другой. А может, не совсем другой, просто человек, который пытается хотя бы что-то контролировать в своей жизни. Он оторвал взгляд от зеркала и покатился в сторону кухни. Время было ранее, и пустота в желудке напомнила о себе настойчивым урчанием. Сиджей заехал на кухню и, оглядев пространство, быстро понял, что проблема будет не в отсутствии еды, а в банальной физической невозможности достать до плиты. Он мог видеть её, но никак не мог к ней приблизиться.  "Чёрт возьми!" — пробормотал он, тихо матерясь себе под нос. Ему совсем не хотелось выходить на улицу, особенно сейчас, когда он всё ещё ощущал странное напряжение после ночного кошмара. Но желудок требовал еды, и, скрипя зубами, он повернул коляску и покатил обратно в гостевую комнату.  Там он неохотно переоделся в уличную одежду, что-то комфортное и простое. Окинув себя взглядом в зеркало, висящее в прихожей, Сиджей на секунду задержал взгляд. Он уже не видел перед собой того самого молодого парня, который когда-то уезжал из этого города. Всё изменилось — и не в лучшую сторону.  «Ну что ж, по крайней мере, выгляжу опрятнее», — подумал он, прежде чем двинуться в сторону двери, решив, что хотя бы за едой на улицу всё-таки придётся выйти. Утреннее весеннее солнце ярко светило, заливая улицы Нокфелла мягким золотым светом. Сиджей щурился, когда солнечные лучи, отражаясь от окон домов, били ему в глаза, заставляя на мгновение замедлить ход. Воздух был свежим, напоённым запахами пробуждающегося города — смешанные ароматы цветущих деревьев, утренней росы и влажной земли после недавнего дождя. Улицы Нокфелла были спокойными в это раннее время, город медленно просыпался. Лишь редкие прохожие спешили по своим делам, в основном пожилые люди, неспешно прогуливающиеся вдоль тротуаров, да пара велосипедистов, пролетевших мимо с шумом. Дома в центре города — старые, с покосившимися крышами и облупленной краской — стояли здесь уже десятилетиями, как молчаливые свидетели множества судеб, пересекающихся на этих улочках. Сиджей, сидя в инвалидной коляске, медленно катился по тротуару, стараясь не отвлекаться на окружающие виды. Его руки ритмично крутили колеса, а сам он сосредоточенно смотрел перед собой. Каждый камешек под колёсами, каждая неровность дороги отзывались слабой вибрацией в руках, но это не раздражало его — это была уже привычная часть его жизни.  Он заметил, как по соседней улице несколько студентов смеялись, заходя в небольшую кофейню. Их беззаботность словно резала по нервам. Сиджей пытался не смотреть на них, стараясь сосредоточиться на своей цели — добраться до ближайшего магазина или кафе, чтобы утолить голод. Город казался одновременно знакомым и чужим. Сиджей был настолько погружён в свои мысли, что не заметил, как выехал на пешеходный переход на красный сигнал светофора. Он очнулся лишь тогда, когда почувствовал, как кто-то резко схватил его за ручки инвалидного кресла и рванул назад, на тротуар. В этот момент руки Сиджея, лежавшие на колесах, скользнули по металлу, оставляя лёгкие царапины на коже. В ту же секунду он услышал громкий сигнал машины, которая с резким шумом пронеслась по дороге, едва не задев его. Он поморщился от боли и испуга, обернувшись, чтобы понять, что произошло. Позади него стоял молодой парень с обеспокоенным взглядом. Его голубые, практически небесные глаза, полные тревоги, на мгновение захлестнули Сиджея в воспоминания о Сале, когда тот смотрел на него точно так же. Но это был не Сал — перед ним стоял совершенно незнакомый парень с чёрными, слегка вьющимися на концах волосами, и серебристыми серьгами, сверкнувшими на солнце. — Эй, вы в порядке? — обеспокоенно произнёс парень, слегка задыхаясь после резкого движения. — Вы чуть не попали под машину! На красный пошли, не заметили? Что с вами? Его голос был напряжённым, но не осуждающим, скорее переполненным тревогой за чужого человека. Сиджей ощутил легкую дрожь в пальцах от волнения, осознавая, что он действительно едва не оказался под колесами автомобиля. — Извините, я... задумался, — пробормотал Сиджей, чувствуя стыд за свою невнимательность. Парень, всё ещё не отпуская ручки кресла, оглянулся по сторонам, убедившись, что машины уже проехали и помог Сиджею переехать на другую сторону улицы.  — Ничего, просто будьте осторожнее. Не хотел вас напугать, но если бы я не остановил... — он замолчал, взглянув на руки Сиджея. — Вы поцарапались? Сиджей мельком посмотрел на свои руки, на которых виднелись мелкие царапины, но они не казались ему серьёзной проблемой. — Это ерунда. Спасибо за то, что остановили меня. Парень облегчённо выдохнул и отпустил ручки кресла, отступив на шаг назад. Он на мгновение замешкался, явно собираясь предложить Сиджею помощь, но, взглянув на наручные часы, его глаза расширились. — Ох, я уже опаздываю! — сказал он, улыбнувшись виновато. — Извините, мне правда надо бежать. Он махнул Сиджею рукой, лучезарно улыбаясь, словно хотел успокоить и приободрить его. — Берегите себя, ладно? И, надеюсь, день у вас будет лучше! Сиджей кивнул, ощущая, как его слегка захлестнуло теплое чувство. Он смотрел, как парень быстро направился к перекрёстку, всё ещё помахивая ему на прощание, и на мгновение едва не задохнулся от той доброты и искренности, с которой тот простился с ним. В его глазах и улыбке было что-то настолько дружелюбное и светлое, что Сиджей даже почувствовал легкую растерянность. Сиджей застыл на месте, наблюдая, как парень растворяется в толпе, и вдруг нахлынули воспоминания. Перед глазами возник образ Сала — с его вечной, лучезарной улыбкой и наивным, по-детски искренним взглядом. Сал всегда умел прощаться так, будто это был не обычный момент, а маленький праздник. С его губ срывались шутки, он улыбался по-идиотски, и даже в самые тяжёлые моменты в его глазах светилась беззаботная искра. «До встречи, Сид! Увидимся, не скучай!» — голос Сала эхом прозвучал в голове Сиджея, словно он был совсем рядом, так же весело и непринуждённо, как тогда, много лет назад. Потом он услышал его смех — тихий, заразительный, тот самый, который поднимал настроение и казался самым естественным и искренним звуком на свете. Воспоминания накрыли его волной. Сиджей ощутил, как грудь сдавило от тоски, и он не смог сдержаться. Слёзы начали медленно катиться по щекам, и он даже не сразу понял, что плачет. Его тело дрожало, а из горла вырвался тихий, беспомощный скулёж. Он склонил голову, сжимая подлокотники своего кресла, чувствуя, как боль прошлого разрывает его изнутри.  «Почему я всё это вспоминаю?» — думал он, но ответа не было. Только тишина и голоса, звучащие где-то в глубине его памяти, где Сал всегда был рядом, смеялся и шутил, словно ничего никогда не менялось. Сиджей машинально потянулся к своей сумке, висящей на ручках инвалидного кресла, и, пока он искал платок, из одного кармана сумки выпала смятая записка. Она была меньше тетрадного листа, и Сиджей сразу понял, что её там быть не должно. Он точно помнил, как перед приездом тщательно проверил все свои сумки, в том числе и эту. "Что это?" — мелькнуло у него в голове. Руки слегка дрожали, когда он развернул листок. На бумаге был набросок — набросок его самого, сидящего в инвалидном кресле. Линии были чёткими, а детали настолько точными, что Сиджей почувствовал, как у него внутри всё переворачивается. Кто бы ни нарисовал это, явно знал, как он выглядит. Взгляд на рисунке был грустным, но в то же время исполненным решимости. Казалось, что этот набросок словно отражает его внутреннее состояние. Вопросы закружились в голове. "Откуда этот листок? Кто его сделал? И как он оказался у меня в сумке?" Сиджей почувствовал, как холодок тревоги ползёт по спине. Он снова вспомнил того парня с голубыми глазами. "Но как?" — думал он, — "Как он так ловко смог подсунуть его в мою сумку? Она была застёгнута, и я точно не видел, чтобы он её открывал". Сиджей снова осмотрел рисунок, и ощущение странности только усиливалось. Он перевернул листок, но на обратной стороне не было ни подписей, ни отметок, ни намёков на то, от кого это могло быть. Рука чуть дрожала, когда он снова взглянул на изображение, словно пытаясь понять, что скрывается за этой, казалось бы, простой картинкой. "Кто ты?" — мысленно спросил он, но ответа не было. Лишь рисунок, который выглядел как отражение его души. ————————————————————— Весь остальной день прошёл для Сиджея без каких-либо происшествий. Он решил отложить в сторону мысли о странном инциденте на пешеходном переходе и о загадочном рисунке. Каждый раз, когда его мысли возвращались к этой ситуации, он просто убеждал себя, что это не стоит его внимания. Так что к вечеру он уже практически забыл о случившемся. Когда солнце начало садиться, и за окном стал сгущаться вечерний сумрак, в дверном замке повернулся ключ, и через несколько мгновений в дом вошёл Дэвид. С его лица не сходила широкая улыбка, и было видно, что он полон радостных новостей. — Сид! Ты не поверишь! — воскликнул он, почти захлопнув за собой дверь и бросив сумку на пол. — Помнишь, я говорил про нашу импровизированную музыкальную группу в больнице? Так вот, мы выступаем на благотворительном концерте через пару недель! Представляешь? Это будет не просто реабилитация для наших ребят, а настоящее выступление! Все такие воодушевленные, даже я немного нервничаю. Дэвид не мог скрыть волнения, он буквально лучился энтузиазмом. Его радость была заразительной, и Сиджей, несмотря на свою усталость, почувствовал, как от этого известия у него внутри тоже поднялось настроение. — Концерт? — спросил Сиджей, слегка приподняв бровь. — Выступать вживую? — Да, и не просто для больницы, — с воодушевлением продолжил Дэвид. — Это благотворительное мероприятие для сбора средств на оборудование и поддержку реабилитационных программ. Мы будем выступать на небольшой сцене в местном парке, и туда пригласили местных музыкантов. Это не что-то масштабное, но для наших ребят — это огромный шаг. Мы, можно сказать, небольшая часть чего-то большого! — Впечатляет, — отозвался Сиджей, искренне удивленный энтузиазмом друга. — И знаешь что? — с хитрой улыбкой добавил Дэвид. — Я думал… ты ведь можешь присоединиться к нам. Спеть старые песни из альбома "Крутые Калеки". Было бы круто снова выйти на сцену вместе. Сиджей замер на месте, когда услышал предложение Дэвида. Его сердце на мгновение сжалось, и радость, которая только что была, моментально сменилась беспокойством. Дэвид ещё не знал о том, почему Сиджей на самом деле перестал петь. Ни по телефону, ни лицом к лицу он не смог сказать правду — о раке лёгких, о том, что болезнь забрала у него не только здоровье, но и его голос, его возможность петь. Он мог писать музыку, сочинять тексты, играть на гитаре, но петь — это было уже вне его возможностей. И всё это было следствием его же ошибок, его самоуничтожающего поведения, которое довело его до болезни. Мысль о том, что придётся признаться Дэвиду, начала заполнять его разум, как вода в тонущей лодке. Он не мог вечно скрывать правду. Ложь, которой он оправдывал своё исчезновение и молчание, уже давно исчерпала себя. В голове зазвучал отчаянный голос: "Ты сам во всём виноват. Ты разрушил свою жизнь, свою карьеру. Ты заслуживаешь это". От этой мысли Сиджея охватило беспокойство, словно тёмное облако заволокло его сознание. Грудь начала сжиматься, воздух перестал поступать в лёгкие. Сиджей чувствовал, как его руки начинают дрожать. Паника накатывала волной, будто его душила собственная беспомощность перед реальностью. Сердце билось так быстро, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Он ненавидел это чувство. Ненавидел слабость, которая овладевала им в такие моменты. Ненавидел, когда его жалели. И больше всего ненавидел, что все его беды — результат собственных действий. Он не мог петь. Он не мог признаться. Он не мог снова встретиться с осуждением или жалостью в глазах друга. Эти мысли сверлили его разум, усиливая тревогу, превращая каждое слово Дэвида в обвинение, которое Сиджей сам себе предъявлял. — Сид? — Дэвид с беспокойством посмотрел на него, заметив, как выражение лица друга изменилось. — Ты в порядке? Сиджей хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Воздуха не хватало, казалось, что стены комнаты начали сужаться. Он глубоко вдохнул, пытаясь вернуть себе контроль, но всё внутри разрывалось от ощущения невыносимой тяжести. — Прости... — выдавил Сиджей, чувствуя, как паника полностью накрывает его. Сиджей выехал из гостиной так быстро, как только мог, его сердце колотилось в груди, а мысли путались. Колеса инвалидного кресла скрипнули, когда он стремительно покатился по коридору, направляясь к своей временной комнате. Не останавливаясь, он захлопнул за собой дверь, закрываясь от всего мира. Внутри всё бурлило, и единственное, чего он хотел в этот момент — это исчезнуть, спрятаться от этой невыносимой боли и ощущения беспомощности. — Сид! — Дэвид подошел к двери, его голос был полон тревоги. — Сид, что случилось? Давай поговорим, я просто хочу помочь! Но Сиджей не мог этого вынести. Он зажмурил глаза, сцепив руки так сильно, что ногти впились в ладони. Вся тяжесть мира, казалось, навалилась на его плечи. — Оставь меня в покое, Дэв! — Сиджей крикнул, но его голос дрожал от отчаяния. — Просто… оставь меня одного. Он слышал, как Дэвид замер по ту сторону двери, не зная, что сказать. Сердце Сиджея сжималось всё сильнее от вины и боли. Он не мог сейчас смотреть в глаза друга, зная, что будет разочарованным или, ещё хуже, жалостливым. Он просто не мог вынести этого. — Пожалуйста... — снова прошептал Сиджей, пытаясь удержаться на краю собственных эмоций. — Оставь меня одного, я не могу… просто не могу. Дэвид тяжело вздохнул за дверью. Его желание помочь было видно, но он понимал, что сейчас лучше отступить. — Хорошо, Сид, — наконец сказал он. — Но если что-то понадобится, ты знаешь, где меня найти. Он замер на секунду, как будто надеялся, что Сиджей передумает. Но услышав только тишину в ответ, тихо удалился, оставив друга в его комнате и после того случая Сиджей избегал Дэвида практически целую неделю, всё ещё не находя в себе силы взглянуть правде в глаза. Его терзало чувство вины за то, что он снова оттолкнул друга. Весь этот период он старался быть как можно тише, насколько это позволяло его передвижение по комнате на инвалидном кресле. Сиджей питался только утром, когда Дэвид уходил на работу, и в основном выбирал небольшие забегаловки, где его не знали и не задавали лишних вопросов. Каждый день, возвращаясь домой, Сиджей замечал, что Дэвид оставлял по всему дому маленькие мотивационные записки: на холодильнике, на столе, даже в ванной. "Ты сильнее, чем думаешь", "Не бойся быть собой", "Я здесь, если нужно". Эти слова трогали Сиджея, но он всё равно не мог заставить себя поговорить с Дэвидом. Он чувствовал себя всё так же изолированным. Когда наступила суббота, и Дэвид получил долгожданные два выходных, Сиджею не удалось проскользнуть мимо него незамеченным. Едва он рано утром выехал из комнаты, чтобы снова сбежать из дома и поесть в ближайшей забегаловке, как прямо у двери его поджидал Дэвид, сидя на одном из стульев с чашкой кофе в руках. — Эй, ранняя пташка! — воскликнул Дэвид с поддельно строгим видом, но глаза его смеялись. — Куда это ты собрался, пока я тут, как охранник, стою на посту? Сиджей замер, не зная, что ответить, но Дэвид сразу понял его растерянность и добавил, улыбнувшись шире: — Что, уже от меня сбегаешь? Я хоть кофе для тебя приготовил. Или у тебя там суперсекретная миссия? Сиджей не смог удержаться от лёгкой усмешки. Он видел, как Дэвид старается разрядить обстановку, делая вид, что та ситуация с его срывом его не волнует. Это было типично для Дэвида — он всегда ставил на первое место комфорт Сиджея, и это не могло не тронуть. — Да нет, не миссия… просто прогуляться хотел, — попытался отшутиться Сиджей, чувствуя, как зажатость немного отступает. — Ну, ты, конечно, мастер конспирации, — продолжил Дэвид, вставая со стула и ставя чашку кофе на стол. — Слушай, раз уж ты всё равно на ногах… ну, или на колесах, — подмигнул он, — может, позавтракаем вместе? Обещаю, на этот раз без лекций и без лишних вопросов. Сиджей посмотрел на друга и понял, что Дэвид действительно просто хочет быть рядом, не навязываясь и не принуждая его к разговору, на который он пока не готов. — Ладно, — ответил он, кивнув. — Завтрак звучит неплохо. Дэвид просиял и Сиджей медленно поехал за Дэвидом на кухню, а тот, как обычно, с воодушевлением принялся готовить завтрак, одновременно забалтывая Сиджею уши. Дэвид всегда находил темы для разговора, даже если его слушали вполуха. Пока сковородка тихо шипела, а в воздухе витал запах поджаренных тостов, Сиджей отвлекся, уткнувшись в свой кнопочный телефон. Он проверял свой банковский счёт, листая экран с заметной тревогой. Тяжело вздохнув, Сиджей понял, что за эту неделю, ездя по кафе и завтракая вне дома, а ещё оплачивая свои лекарства, его сбережения практически закончились. Он принимал таблетки для контроля над спазмами и болями, которые часто мучают людей с парализованной нижней частью тела, а также лекарства, поддерживающие его лёгкие в хорошем состоянии после перенесенного заболевания. Эти медикаменты были необходимы для поддержания стабильного состояния, но они стоили недёшево, и деньги убывали быстрее, чем он ожидал. Мысленно он начал подсчитывать, сколько ему ещё осталось до полного опустошения счета. И тут же в голове появилась нерадостная перспектива — необходимость снова обращаться в программу поддержки для инвалидов, чтобы получать пособие. Это была рутина, которую он ненавидел: сборы документов, подписи, бесконечные очереди и визиты в больницу для проверок раз в месяц. Мысль об этом бросала Сиджея в дрожь — он ненавидел эти бюрократические процедуры, ненавидел быть зависимым от системы, которая часто смотрела на него с жалостью, а иногда и с осуждением. Он нахмурился, осознавая, что у него почти не осталось выбора. В этот момент Дэвид, уже поставив тарелки на стол, заметил выражение его лица. — Эй, что-то случилось? — тактично спросил он, стараясь не давить на друга, но явно понимая, что с Сиджеем не всё в порядке. Сиджей поднял взгляд от телефона и медленно убрал его в карман, словно пытаясь решить, стоит ли делиться своими переживаниями. Он понимал, что скрывать свои проблемы от Дэвида бесконечно не получится. Дэвид был слишком проницателен и заботлив, чтобы не заметить, что с ним что-то не так. Глубоко вздохнув, Сиджей решил, что хотя бы частично стоит открыть другу правду. Но рассказывать о лекарствах для лёгких и, тем более, о раке он пока не был готов. Этот разговор подождёт. — Да, — наконец тихо проговорил Сиджей, слегка отведя взгляд в сторону. — У меня возникли проблемы с деньгами. За последнюю неделю я потратил практически все свои сбережения. Забегаловки, лекарства... да и в целом расходы набегают быстрее, чем я ожидал. Он помедлил, чувствуя, как внутри снова поднимается волна стыда. Сиджей не любил признавать свою слабость, тем более перед Дэвидом. Он привык справляться один, но сейчас ситуация вышла из-под контроля. — Мне придётся снова обращаться в программу для инвалидов, чтобы получать пособие. Не хочу возвращаться к этой бюрократии, но, похоже, у меня нет другого выбора, — продолжил он, раздражённо качая головой. — Я просто ненавижу всё это — бесконечные документы, визиты в больницу… Это словно ещё одно напоминание о том, насколько я беспомощен. Дэвид внимательно слушал, не перебивая. На его лице не было ни осуждения, ни жалости — только понимание и сочувствие. — Слушай, Сид, — наконец заговорил он, немного сбавив тон, — я понимаю, что это всё ужасно выматывает. Но тебе не нужно проходить через это одному. Я здесь. Можем как-то вместе разобраться, если нужно.  Сиджей, не поднимая глаз, кивнул, чувствуя благодарность за поддержку, но всё ещё испытывая внутреннее беспокойство. Между ними повисла тишина. Дэвид задумался, глядя на Сиджея, как можно было бы облегчить его ситуацию. Вдруг в его глазах вспыхнула искорка, и он хлопнул по столу так громко, что Сиджей вздрогнул от неожиданности, судорожно схватившись за подлокотники инвалидного кресла. — Слушай, у меня есть идея! — с энтузиазмом начал Дэвид, его глаза светились уверенностью. — У нас в больнице недавно появился один парень — Алекс. Он как раз работает с бумагами и занимается оформлением пособий по инвалидности. Новичок, но толковый. И, скажу честно, он уже успел проявить себя. Помогает всем, кому только можно. Сиджей напрягся, вспомнив все те бесконечные очереди и унизительные визиты, когда ему приходилось иметь дело с прежним работником — строгой и неприятной женщиной, которая будто наслаждалась бюрократией и отказывалась упрощать какие-либо процессы. Он помнил, как она смотрела на него с осуждением, словно он был ей в тягость. — А Алекс — совсем другой, — продолжил Дэвид, понимая, о чём думает Сиджей. — Он молод и старается сделать работу проще. Если хочешь, я могу с ним поговорить, и он поможет тебе оформить всё быстро и без лишних нервов. Клянусь, он гораздо лучше той грымзы, с которой ты сталкивался раньше.  Сиджей, всё ещё сомневаясь, посмотрел на друга, взвешивая его слова. Он не знал, стоит ли надеяться, что всё действительно может пройти легче, но предложение Дэвида звучало необнадёживающе. Дэвид, заметив сомнение на лице Сиджея, решил привести ещё один аргумент, чтобы убедить его. — Слушай, я понимаю, что это всё звучит, как очередное «обещание лёгкой дороги», но поверь, я знаю Алекса ещё с тех пор, когда он был подростком, — начал он, слегка смягчая голос, словно раскрывая что-то важное. — Никогда не скрывал, что был наркоманом. Алекс — тот же случай, он тоже через это прошёл. Мы вместе поддерживали друг друга, и когда он, наконец, справился, он решил пойти работать в больницу, чтобы помогать другим. Сиджей слушал, но в голове у него тут же начали складываться образы. Он знал, что Дэвид в прошлом был наркоманом, но никогда не углублялся в эту часть его жизни — они оба предпочитали не ворошить то, что могло причинить боль. Но теперь, услышав о том, что Алекс тоже был бывшим наркоманом, он не мог не представить себе потрёпанного парня с худым лицом, обветшалым видом и, возможно, печатью всех тех же ошибок, которые тянулись за ним. — Так что, — продолжал Дэвид, словно прочитав мысли Сиджея, — он понимает, что такое бороться с системой. И он действительно хочет сделать всё правильно, чтобы у людей, как ты, была возможность жить лучше. Он не просто тот парень, который сидит за столом и ставит печати, он знает, что значит быть на другом конце этой системы. Сиджей всё ещё не мог избавиться от образа, который сформировался у него в голове. Алекс, возможно, выглядел так же плохо, как Дэвид когда-то, а может, и хуже. Человек с потухшими глазами и следами на руках. Сможет ли такой человек помочь ему? — Я не знаю, Дэв, — сказал Сиджей, покачав головой. — Я просто… не уверен, что смогу ему доверять. Твоя история впечатляет, но я всё ещё не понимаю, как такой человек может помочь мне.  Дэвид, заметив колебания друга, усмехнулся, но не стал продолжать спорить. Он знал, что лучшее решение — это показать, а не рассказывать. — Понимаю, — сказал он, но в глазах у него загорелся знакомый огонёк. — Что ж, тогда давай сделаем так: завтра мы с тобой просто сходим в больницу. Ты сам встретишься с Алексом, и там уже решишь, стоит ли ему доверять. Это будет не обязательство, а просто встреча. Сиджей немного напрягся при мысли о посещении больницы, но понимал, что рано или поздно это всё равно придётся сделать. — Ладно, — нехотя согласился он. — Но без обещаний. Дэвид лишь улыбнулся, понимая, что первый шаг уже сделан и этот день Сиджей провел в необычайно расслабленной атмосфере. Он и Дэвид, словно вернувшись в годы когда была их группа, играли на приставке, смеясь и поддразнивая друг друга каждый раз, когда кто-то из них проигрывал. Периодически они делали перерывы, чтобы просто послушать радио, где играли их старые любимые песни. В комнате витал запах кофе, а солнечные лучи, проникавшие через окна, наполняли дом мягким, уютным светом. Это был один из тех дней, когда жизнь казалась чуть менее тяжелой, а заботы отступали на второй план. Для Сиджея это было настоящим убежищем, пусть даже временным. На следующее утро всё вернулось к реальности. После завтрака и утреннего умывания Дэвид и Сиджей направились в сторону больницы. Сиджей отказался ехать на машине, решив, что прогулка на свежем воздухе поможет ему хоть немного остудить голову и справиться с нервами, которые начинали играть всё сильнее. Они шли по улице, болтая ни о чём — Дэвид рассказывал что-то о своих пациентах, Сиджей лишь кивал, не особо вникая в разговор, больше сосредотачиваясь на мыслях о предстоящей встрече. Не заметив, как пролетело время, они оказались в фойе больницы. Внутри было всё так же, как Сиджей помнил: запах антисептиков, тихие голоса и ощущение давящей атмосферы, характерной для всех таких мест. Люди проходили мимо, кто-то был здесь впервые, кто-то явно уже привык. Среди новых лиц Сиджей заметил пару знакомых людей с кем он пересекался в прошлые визиты. Они узнали его и неловко махнули рукой в приветствии.  Сиджей, чувствуя себя неуютно, коротко махнул в ответ, но разговаривать с ними совершенно не хотел. Старые воспоминания и неловкие встречи не привлекали его. Он ощутил, как его нервозность усилилась, когда Дэвид вдруг бросил: — Я пойду поищу Алекса. Ты пока здесь подожди. Прежде чем Сиджей успел что-то ответить, Дэвид уже растворился в потоке людей. Сиджей остался один посреди фойе, чувствуя, как к нему постепенно подкрадывается неуютное чувство тревоги, но он не мог просто уйти. Сиджею казалось, что время тянулось бесконечно долго. Он нервно оглядывался по сторонам, слушая тиканье часов и обрывки разговоров, и каждая минута ожидания становилась всё невыносимее. Его терпение подходило к концу, и в голове появилась мысль пойти следом за Дэвидом. Он медленно повернул своё инвалидное кресло в ту сторону, куда тот ушел, намереваясь покатиться к нему. Но в тот момент его сердце замерло, как и всё его тело. В коридоре, прямо перед ним, Сиджей увидел Дэвида, и… рядом с ним шёл тот парень. Тот самый, что спас его на пешеходном переходе больше недели назад. Высокий, с чёрными, слегка вьющимися на концах волосами и серьгами в ушах, он шёл уверенным шагом, обсуждая что-то с Дэвидом. И когда их взгляды пересеклись, Сиджею стало ясно — это не было совпадением. Парень встретил его взгляд, и на его лице появилась лёгкая улыбка. Сиджей почувствовал, как его сердце начало биться сильнее, словно само пространство сжалось вокруг них. Он был ошеломлён, и в голове мелькали вопросы. Почему именно этот парень? И судьба издевается над Сиджеем? Дэвид, не заметив внутренней паники Сиджея, подошел к нему с той же лёгкостью: — Сид, познакомься, — сказал он с широкой улыбкой. — Это Алекс, человек, о котором я тебе говорил.