Собирая себя заново

Сиджей ворочался всю ночь, прокручивая в голове сценарии того, как пройдет встреча с Дэвидом. Мысли заполонили его разум, каждое из них было тяжелым, словно камень, тянувшим его к дну. Он боялся, что его ожидания не оправдаются, что после столь долгого времени он будет чужаком в своем собственном прошлом. Вдруг возник страх, что поездка станет напрасной, что он, напротив, замкнется в себе еще сильнее, чем раньше. Часы показывали раннее утро, когда он, не выдержав, с психу сел на кровати. Тусклый свет проникал через шторы маленькой комнаты, создавая тени на серых стенах. Вздохнув, Сиджей начал одеваться: натянул на себя простую черную футболку, затем джинсы, обдумывая каждый свой шаг. Кровь стучала в висках, как будто тело чувствовало тревогу о том, что его ждет. Он снял сумку с ручки шкафа — она была легкой, но для Сиджея в ней были все его мизерные пожитки, которые имели значение. Самостоятельно, с осторожностью, он пересел в инвалидное кресло. Его руки ловко управляли колесами, в то время как сумка покоилась у него на коленях. Последний взгляд на свою маленькую квартиру — и вот он, выкатился в коридор, аккуратно закрывая дверь на ключ. Звук защелки отозвался в тишине подъезда. На улице стояла свежая весенняя утренняя погода. Воздух был наполнен легким, чуть влажным ароматом пробуждающейся зелени и цветущих деревьев. Солнечные лучи начали пробиваться сквозь облака, даря немного тепла. Но погода была обманчивой — резкие порывы ветра холодно касались лица, заставляя Сиджея плотнее закутаться в куртку. Асфальт был местами влажным после ночного дождя, и колеса его кресла оставляли следы на серой поверхности. Добраться до автобусной остановки оказалось не таким уж простым делом. Несмотря на то, что путь был знаком, неровности тротуаров и бордюры замедляли его движение. Каждый удар колеса об асфальт отзывался эхом в его теле. Впереди показалась остановка — старая металлическая конструкция с потертой краской, рядом с которой уныло стояла скамейка. Вокруг нее гуляли мелкие клочки бумаги, поднимаемые ветром. Сиджей, задержав дыхание, подъехал к остановке и остановился, в ожидании автобуса. Время замедлилось. В его голове снова начали крутиться мысли — о Дэвиде, о том, что его ждет в Нокфелле, о том, каким станет его жизнь после этой поездки. Ветер шелестел в листве деревьев, как бы нашептывая ему что-то успокаивающее, но тревога все еще сдавливала грудь. Каждую минуту он слышал гул приближающегося автобуса, но вокруг было по-прежнему пусто. Казалось, время тянулось бесконечно, оставляя его один на один с мыслями, среди тени весенних деревьев и прохладных ветров. Сиджей наблюдал, как утреннее солнце поднималось над горизонтом, окрашивая небо в теплые розово-оранжевые оттенки. Но внутри его царил холод, который никак не совпадал с яркостью весеннего утра. Он смотрел на свои руки, держащие колеса инвалидного кресла, и чувствовал, как его мысли снова погружаются в бесконечное самокопание. "Зачем я это делаю?" — мелькнуло у него в голове. Он вспомнил тот день, когда внезапно уехал из Нокфелла, никого не предупредив. Оставил все позади — друзей, семью, свою группу. Никто не знал, куда он пропал. А он сам думал, что так будет проще, но это лишь загнало его в еще более глубокую яму. "Я сбежал. Как трус. Оставил их без объяснений... и теперь жду, что они примут меня обратно?" Мысль о том, что именно он был виновником амнезии Сала Фишера, снова накрыла его, словно темное облако. Эта тайна была слишком тяжелой ношей, и Сиджей вновь и вновь возвращался к тому моменту, когда все рухнуло. "Это я виноват. Сал потерял память из-за меня... И теперь живет своей новой жизнью, без воспоминаний о нас. Может, это и к лучшему?" Он горько усмехнулся, чувствуя, как сердце сжимается от боли и сожаления. "Я разрушил нашу дружбу, нашу любовь. Сам разорвал все, что у нас было. Сал живет дальше, без меня... а я? Я застрял в этом дерьме." С каждым порывом весеннего ветра мысли становились все тяжелее. Он вертел в голове сценарии предстоящей встречи с Дэвидом. Он боялся, что тот увидит его просто тенью прошлого, потерянным человеком, разрушившим все вокруг. "Что, если Дэвид тоже винит меня? Я не смогу это выдержать..." Пальцы бессознательно теребили ткань сумки, лежащей у него на коленях. "Может, я опять пытаюсь убежать? Или это мой единственный шанс хоть как-то вылезти из этой дыры. Я не знаю, что будет дальше. Но, черт, я должен это сделать. Нокфелл... может, это даст мне хоть какой-то шанс." Сиджей глубоко вздохнул, но даже весенний воздух казался ему тяжелым.  Автобус медленно подъехал к остановке, замедлив ход, и его массивная тень упала на тротуар перед остановкой. Сиджей почувствовал, как мышцы на шее напряглись, когда он заметил приближающийся транспорт. Еще одно "шоу", как он сам называл такие моменты — когда все взгляды устремляются на него и его инвалидное кресло, как на что-то аномальное. "Черт, как же это достало," — пронеслось у него в голове, когда он усилием рук раскрутил колеса кресла, готовясь к очередному испытанию.  Автобус остановился с шипением, двери распахнулись. Водитель, мужчина средних лет с усталым лицом, заметив Сиджея, быстро подошел, чтобы помочь ему. Сиджей старался скрыть раздражение, но внутри все кипело. "Опять это. Опять позориться," — он сжал челюсти, пытаясь не взорваться. Водитель аккуратно поднял его кресло, закинул сумку в багажное отделение и помог Сиджею устроиться внутри. Народу в автобусе почти не было, и это немного успокоило его. "Хотя бы один плюс," — подумал он, устало опустившись в кресло у окна. Автобус тронулся, и пейзажи начали медленно проплывать мимо. Сначала серые улицы Нью-Йорка, со своим хаосом и толпами людей, потом постепенно бетонные джунгли сменились открытыми пространствами. Зеленые поля, редкие дома и бескрайнее небо — все это размывалось перед его глазами, как в водовороте воспоминаний. Сиджей смотрел в окно, но не видел. Мысли вновь возвращались к прошлому. Его изнуряла не столько физическая боль от болезни, сколько внутреннее ощущение утраты, которое не отпускало. В дороге Сиджей начал клевать носом. Автобус раскачивался в такт шоссе, и, не заметив сам, как, он задремал. Сны снова окутали его разум, но это не были простые сны — это были кошмары, которые возвращались каждый раз, стоило ему закрыть глаза. Он снова был в том проклятом дне, когда ушел из Нокфелла. Но вместо улиц города перед ним стоял огромный лабиринт, стены которого были из ржавого железа, покрытого кровавыми разводами. В тишине, которая нарушалась лишь гулом его шагов, раздавался еле слышный голос. "Ты разрушил всё, Сиджей. Ты уничтожил их жизни." Голос звучал из глубины лабиринта, но не имел источника — он был везде, окружая его.  Сиджей начал бежать, но его ноги будто налились свинцом, и каждый шаг давался с трудом. Он обернулся и увидел синеволосого парня — Сала Фишера. Его глаза были пустыми, как два черных бездонных озера. Лицо Сала покрывали глубокие шрамы, а изо рта капала кровь. Он не говорил, но Сиджей чувствовал его осуждение, слышал его молчаливый крик: "Ты предал меня." Вдруг лабиринт начал сжиматься, стены приближались, заполняясь жутким скрежетом металла, который эхом отдавался в голове. Звуки усиливались, пока не стали невыносимыми, как если бы кто-то ввинчивал шипы прямо в его череп. Сал стоял неподвижно, его глаза продолжали прожигать Сиджея. Крик рвался из горла, но звуки глохли в сжимающемся пространстве, и он снова оказался перед лицом той же беспомощности, которая давила его день за днем. Сиджей проснулся, резко выдохнув. Его сердце колотилось так быстро, что он почувствовал, как пот стекает по вискам. Он посмотрел вокруг — серый закат за окном, холодный свет, тускло освещающий пустой автобус. Все вокруг казалось реальным, но ощущения кошмара всё еще не отпускали его. Слова Генри Фишера всё ещё эхом отдавались в голове Сиджея: "Проблемы с головой… Может, он видел в тебе свою мать… Никогда не любил…" Эта фраза въелась в его сознание, как ржавый гвоздь, который невозможно выдернуть. Почему он тогда поверил в этот бред? Почему позволил словам другого человека так глубоко ранить его? Возможно, потому что это было легче — поверить в чужую ложь, чем принять собственную ответственность за разрушенные отношения. Как трус, он уехал, оставив Сала за собой, но воспоминания и боль преследовали его и здесь. Сиджей вытер пот со лба, взглянув в окно. Автобус уже приближался к Нокфеллу. Поля и леса, которые раньше казались такими родными и знакомыми, теперь выглядели чужими, как будто город изменился вместе с ним. Он заметил, что Нокфелл стал больше, чем он помнил. Где-то там, за новыми дорогами и торговыми центрами, всё ещё оставалась его старая жизнь, скрытая за новыми фасадами. Проезжая через центр, он увидел, как многие старые здания были либо снесены, либо полностью обновлены. На месте прежних уютных магазинчиков теперь возвышались стеклянные офисные центры и современные дома. Люди шли по улицам, занятые своими делами, но никто не обратил на Сиджея ни малейшего внимания. Как будто и не было тех дней, когда его лицо знали в каждом баре или клубе Нокфелла. Сейчас он был просто чужаком в своём родном городе, отстранённым наблюдателем своей прежней жизни. Автобус замедлил ход и вскоре остановился на автовокзале. Сиджей взглянул на часы. Всё прошло слишком быстро, и его внутреннее беспокойство усилилось. Водитель автобуса снова подошел, помогая ему спуститься с креслом и выгружая его сумку. Пыльный асфальт под колёсами кресла скрипел, и Сиджей чувствовал, как тяжелеют его руки. Он смотрел на людей, проходящих мимо, с каким-то странным чувством отрешённости.  Водитель, бросив короткое "Береги себя", вернулся в автобус. Сиджей остался на пустынной автостанции, окружённый чужими лицами и незнакомыми улицами. Город изменился, но, возможно, это был шанс изменить и себя. Он вздохнул, вглядываясь в даль. Сиджей оглядывался в поисках знакомой макушки, которая должна была забрать его с автобусной остановки. И вот он заметил Дэвида. Бывший барабанщик "Крутых Калек" стоял на краю площадки, в свете весеннего солнца выглядел почти таким же, каким был четыре года назад — в любимой зелёной куртке и с широкой улыбкой на лице. В отличие от Сиджея, Дэвид ни капельки не изменился, будто время просто обошло его стороной. Сиджей почувствовал, как внутри него заколыхались смешанные чувства. Смешанные — между радостью и стыдом, он не знал, как реагировать, когда их глаза встретились. Дэвид тут же зашевелился, пробираясь сквозь толпу. — Эй, чувачело! — закричал он, приближаясь. Его голос звучал так же весело, как и раньше. — Долго ждал? Сиджей попытался улыбнуться, но его губы дрогнули. — Привет, Дэв. Да, вот только что вышел. — Ну, наконец-то! Я думал, ты вообще забыл, как выглядит Нокфелл! — Дэвид рассмеялся и обнял Сиджея, крепко сжав его, как будто пытался передать свою теплоту и поддержку. Сиджей почувствовал, как у него на глазах выступают слёзы. Он не мог понять, почему этот простой жест так сильно трогает его. — Я… не знал, что возвращение будет таким… странным, — произнёс Сиджей, вытирая глаза. — Город так изменился… — Да, тут стало больше кафешек и магазинов, — согласился Дэвид, обводя взглядом улицу. — А ещё тут официально младший из Фелпсов открыл мотокросс, так что теперь сюда половина байкеров съезжается. Круто, да? Сиджей тихо кивнул, замечая, как Дэвид слегка напрягся, его взгляд стал обеспокоенным, когда он всматривался в лицо Сиджея. За четыре года и перенесённой операции из-за рака лёгких, Сиджей, казалось, состарился лет на десять. Линии на его лбу и под глазами выдавали переживания, которые он пытался скрыть. — Спасибо, что разрешил переночевать у тебя, — сказал Сиджей, стараясь отвлечь себя от этого чувства неловкости. — Без проблем! Я рад тебя видеть, брат, — сказал Дэвид, его глаза светились искренним энтузиазмом.  Дэвид схватил сумку с колен Сиджея, повесил её себе на плечо и начал вести инвалидную коляску вперёд. — Пойдём прогуляемся до кофейни, поболтаем обо всём на свете. А уж потом поедем на машине ко мне домой. Сиджей почувствовал, как страх немного отступает. Возможно, это возвращение станет для него новым началом. Он смотрел на мир вокруг — знакомые улицы, запахи, звуки — и внутри него постепенно зажигалась надежда.  От автовокзала до кафе было всего несколько минут ходьбы. Пара минут молчания между ними тянулась тяжёлой тишиной, которая терзала Сиджея, словно нож. Он не знал, как начать разговор или что сказать, чтобы эта неловкость исчезла. Однако он украдкой глянул через плечо, и к его удивлению, увидел, что Дэвид по-прежнему улыбался — как будто ничего не изменилось за эти годы. Казалось, для него не имело значения, что они не виделись четыре года. Дэвид оставался прежним, искренним другом, который просто был рад видеть Сиджея. Кофейня выглядела уютно, с большими окнами, через которые весеннее солнце заливало помещение мягким светом. Небольшие деревянные столики были разбросаны по залу, на каждом — маленькие вазы с подснежниками. Над стойкой, украшенной тёплой жёлтой плиткой, висели лампы с абажурами, создавая мягкую, расслабляющую атмосферу. Запах свежемолотого кофе и сладкой выпечки витал в воздухе, придавая месту домашний уют. Дэвид помог Сиджею заехать внутрь, и они выбрали столик у окна. Это было одно из тех мест, где было тихо, но в меру оживлённо, с еле слышными разговорами и звуком кофемашины, создававшим идеальный фон для неспешной беседы. — Что будешь заказывать? — спросил Дэвид, пододвинув меню к Сиджею. — М-м… просто черный кофе, без сахара, — ответил Сиджей, бегло пробежав взглядом по списку, хотя у него и так не было аппетита. Всё ещё не отпускала тревога. — Я возьму латте с корицей и эти фирменные круассаны, — Дэвид с улыбкой подмигнул Сиджею. — Ты знаешь, как я люблю сладкое. Скоро официант принес две кружки кофе: одну, наполненную тёмным, почти чёрным напитком для Сиджея, и другую, пенистую с лёгкой коричной пылью сверху — для Дэвида. Вместе с кофе пришли тёплые, хрустящие круассаны, и Дэвид с видимым удовольствием взял один, отламывая небольшой кусок. — Так что, Сид, — Дэвид начал разговор, откусив кусочек круассана, — как тебе снова в родных местах? Все ещё ощущение странное? Сиджей задумчиво посмотрел в свою чашку, пока пар поднимался от черного кофе. Он не знал, что ответить, потому что всё внутри него было как в тумане. Вздохнув, он наконец ответил: — Ощущение, будто я и не уезжал, но в то же время всё другое. Словно я стал чужим в своём же городе. Дэвид задумчиво кивнул, делая глоток своего латте. — Знаешь, Сид, тут многое изменилось, но не всё. Помнишь, что тут происходило четыре года назад? — начал Дэвид, откинувшись на спинку стула и пристально глядя на друга. — Эти ужасы… байкеров убивали, людей находили мертвыми, и когда выяснилось, что под городом были сектанты-каннибалы, половина города хотела сбежать. Ты же сам тогда свалил. Сиджей нахмурился, вспоминая те события. Он тогда как раз уехал, не попрощавшись, но слухи о кошмарах, творившихся в Нокфелле, доходили до него. Он не хотел возвращаться и окунаться в то безумие, что происходило здесь. — Да, я слышал об этом. Говорили, многих поймали, посадили... Но я помню, как все паниковали. Люди боялись друг друга, словно не знали, кому можно доверять, — проговорил он, чувствуя, как неприятные воспоминания поднимаются на поверхность. — И я, честно говоря, рад, что свалил тогда. — Ты не один такой, — кивнул Дэвид, глядя на свой кофе. — Многие сбежали тогда, даже после того, как секту накрыли. А те, кто остались, как я, — Дэвид пожал плечами, — просто пытались продолжать жить. Город изменился, но шрамы остались. Сиджей, опустив взгляд на чашку с кофе, обдумывал услышанное. Ему не приходилось сталкиваться с теми ужасами лично, но чувство вины за то, что он тогда сбежал, затопило его. Он уехал не только от этих событий, но и от своего прошлого. От людей, от музыки, от себя. От… От Сала.  — Я и не думал, что всё было настолько плохо, — тихо произнёс он, отставляя чашку в сторону. — Наверное, у меня не было причин возвращаться… Но теперь вот я здесь. И не знаю, правильно ли это. — Правильного ответа нет, — ответил Дэвид, его голос был на удивление спокойным, хотя сам разговор касался мрачных тем. — Но если ты ищешь что-то… здесь можно найти не только плохое. Нокфелл пережил это. Мы пережили. Может, и для тебя найдётся что-то новое. Сиджей взглянул на друга, понимая, что Дэвид говорит ему то, что он боялся сам себе признать. Возможно, этот город мог дать ему новую возможность. Не вернуться в прошлое, а двигаться вперёд. Дэвид взял кусочек круассана, откусил и продолжил: — Как бы ни было, здесь тебя всегда кто-то ждёт. И уж я-то точно никуда не денусь. Сиджей чуть улыбнулся. Ужас прошлого всё ещё не отпускал его, но в душе как будто откололся кусочек камня, который лежал на его сердце. Разговор плавно перешел на более легкие темы, и Дэвид, словно почувствовав, что Сиджей пока не готов открыться, сам взял инициативу. Он рассказывал о своей работе в больнице, о том, как ему удается помогать другим, кто оказался в похожей ситуации. — Знаешь, иногда я вижу людей, которые полностью потеряли надежду. Они приходят, и кажется, что ничего не может их вернуть к жизни, — делился он, глядя в окно кофейни. — Я пытаюсь их поддерживать, как могу. Это непросто, но я чувствую, что помогаю. Сиджей кивнул, прислушиваясь к словам друга. Его собственные переживания казались такими далекими в этот момент, когда он наблюдал за тем, как Дэвид находит смысл в помощи другим. — А ещё, — продолжал Дэвид с улыбкой, — у нас в больнице запустили новую программу для реабилитации. Мы собираемся в музыкальные группы, делаем все, чтобы поднять людям настроение. Это, конечно, не то же самое, что на сцене, но, по крайней мере, мы можем немного отвлечься. Сиджей вспоминал о том, как много значила для него музыка и как сильно он скучал по ней. Он удивлялся, что Дэвид, несмотря на свои трудности, смог создать что-то положительное из своей ситуации. — Ты действительно много сделал за эти годы, — сказал Сиджей с искренним восхищением. — Я горжусь тобой. Дэвид смущённо покачал головой: — Да ну, это не так важно. Я просто стараюсь делать то, что могу. Знаешь, иногда, когда работаешь с людьми, ты понимаешь, насколько важно быть рядом. Они могут быть так потеряны, и когда ты видишь, как они начинают восстанавливаться, это придаёт сил. Сиджей кивнул, чувствуя, как слова Дэвида резонируют внутри него. Он всё ещё чувствовал груз своего прошлого, но разговор с другом как будто помогал ему немного легче дышать.  — Я бы тоже хотел помочь, — произнёс Сиджей, не зная, откуда взялись эти слова. — Может быть, есть что-то, чем я мог бы заняться?  Дэвид, казалось, не ожидал этого: — Знаешь, у нас в больнице иногда нужны волонтёры для разных мероприятий. Можешь поиграть с пациентами на гитаре или просто пообщаться с ними. Это не обязательно должно быть что-то грандиозное. Главное — просто быть рядом. Сиджей на мгновение задумался, образовав в голове картину себя, играющего для тех, кто так нуждается в поддержке. Эта мысль была новой и пугающей, но в ней также была и искорка интереса. Возможно, это было бы началом чего-то нового. — Я подумаю об этом, — ответил он, улыбнувшись.  Они продолжили болтать о мелочах, смехе и воспоминаниях, и постепенно Сиджей стал ощущать, как стены его изоляции начинают трещать. Хотя он всё ещё не знал, что делать дальше, с каждым словом и каждым воспоминанием он чувствовал, что в жизни есть место и для изменений. Первые шаги к исцелению были сделаны. Главное, чтобы Сиджей под гнетом страха не сбежал от всего этого снова. Они просидели в кофейне целый час, всё это время Дэвид рассказывал о своей семье, о своей работе в больнице и о том, как теперь живут бывшие участники их группы "Крутые калеки". Сиджей слушал, временами кивая, но в его голове всё ещё роились мысли о собственном будущем.  Когда они вышли, на улице уже стемнело. Вечерний Нокфелл выглядел почти сказочно: узкие улочки были освещены мягким светом фонарей, а в центре города, среди старинных зданий, толпились туристы, наслаждаясь местной атмосферой. Воздух был прохладным, напоминая Сиджею о весне, и он, ощущая свежесть, крутил руками колеса своей инвалидной коляски, катясь рядом с Дэвидом. Город за последние годы стал более оживленным, но при этом сохранил свой тихий и уютный дух. Лавочки вдоль улиц были заняты парочками и группами друзей, магазины и кафешки привлекали огнями витрин, и отовсюду слышались голоса и смех. Подъехав к машине Дэвида, Сиджей остановился и, аккуратно перевесив своё тело на пассажирское сидение, спокойно уселся. Его движения были отточенными, как у человека, привыкшего к ограничениям своего тела, но всё ещё полны скрытой усталости. Дэвид, не говоря лишних слов, взял сумку с вещами Сиджея и аккуратно положил её на заднее сиденье. С инвалидным креслом дела обстояли сложнее. Оно упорно не хотело помещаться в багажник, но после нескольких попыток и шутливого ворчания Дэвида удалось-таки запихнуть его внутрь. Когда всё было готово, Дэвид уселся за руль, и машина тронулась с места. Вечерний город остался позади, скрывая в себе воспоминания, которые, как надеялся Сиджей, больше не будут пугать его так, как прежде. По пути к дому Дэвида Сиджей молча смотрел в окно, стараясь не обращать внимания на знакомые улочки, которые мелькали за окном. Но воспоминания нахлынули, и в груди сжалось так сильно, что он едва мог дышать. Это чувство беспомощности, когда не можешь контролировать поток мрачных мыслей, накрывало его с головой. Сердце билось в удушающем ритме, как будто каждый вдох был тяжелейшей борьбой с самим собой.  Дэвид пару раз, уловив его напряжение, тихо спрашивал: "Ты в порядке?" Но Сиджей отмахивался, сжимая кулаки, пытаясь вновь удержать себя в привычной тьме одиночества. Ему казалось, что если он снова позволит кому-то увидеть его слабость, то просто рухнет под грузом своего прошлого. Он не хотел жалости, не хотел разговоров — он просто должен был пережить этот момент. Когда машина подъехала к дому, знакомые стены и двери будто насмешливо смотрели на него, возвращая к тем временам, когда тут произошли одни из самых значимых и болезненных моментов его жизни. Он помнил, как несколько лет назад на Новый год здесь случился тот нелепый поцелуй на спор с Салом. То было нечто, что он старался забыть, но оно неизменно всплывало в памяти, каждый раз ударяя по нему, словно нож в спину. Тогда он пытался убедить себя, что это всего лишь игра, что это не имеет значения, но всё оказалось куда сложнее. Сиджей хмуро пробормотал что-то себе под нос, напоминая ворчливого старика, когда перелезал с сиденья машины обратно в инвалидную коляску. Дэвид, который уже вытащил её из багажника, стоял рядом, молча наблюдая, готовый помочь, но не вмешиваясь. Сиджей привык быть самостоятельным, даже в своей физической слабости, и не хотел, чтобы кто-то помогал ему в этих мелочах. Вздохнув, он сел в коляску, и, не глядя на друга, бросил короткое: - Поехали... Дом Дэвида оказался почти таким же, каким Сиджей его запомнил. Уютная, слегка захламленная гостиная с мягкими диванами и книжными полками вдоль стен, на которых всегда было слишком много книг и мелких сувениров. На кухне всё осталось на своих местах, только, может, пару стульев передвинули в сторону, а в углу появился новый высокий шкаф для посуды. Атмосфера в доме была теплой, как будто это место всегда готово принять гостей, но в то же время Сиджея охватило беспокойство. Если бы не его инвалидность, он бы выбежал на улицу, чтобы продышаться свежим воздухом и уйти от душащего ощущения замкнутости. Застыв у входной двери, Сиджей смотрел на свои грязные колеса. Ему не хотелось ввозить их в коридор, будто это был бы знак его вторжения в эту знакомую, но в то же время чужую реальность. Мысли путались, и он уже начал было выискивать какое-то оправдание, чтобы не двигаться дальше, как из кухни появился Дэвид с широкой улыбкой на лице и мокрой тряпкой в руках. — Эй, чувачело, не переживай. Я знал, что ты будешь волноваться, — сказал Дэвид, размахивая тряпкой. — Так что, вот решение всех проблем — магическая тряпка против грязных колес! Сиджей, немного смущенный, хмыкнул, но оценил жест. — Ты всегда так подготовлен? — Конечно! — рассмеялся Дэвид. — Я уже готов ко всему, что угодно. В следующий раз, когда ты захочешь устроить дрифт в коридоре, просто дай мне знать заранее. Сиджей невольно улыбнулся, хотя в душе всё ещё ощущал напряжение. Но шутки Дэвида немного развеяли тяжесть момента. — Спасибо, — пробормотал он, наконец решаясь заехать в коридор. — Не хотел тут натворить беды. Дэвид похлопал его по плечу, продолжая улыбаться: — Расслабься, чувак. У меня тут всё под контролем. Беды? Да я рад, что ты здесь. Сиджей заехал внутрь, всё ещё чувствуя лёгкое напряжение, но улыбка Дэвида помогала ему немного расслабиться и Дэвид быстро протер колеса его инвалидного кресла.  — Ты прям как супергерой со своей тряпкой, — тихо усмехнулся Сиджей, когда заехал в коридор. — Ага, «Тряпкочеловек»! Мой костюм пока в разработке, — подмигнул Дэвид, убирая тряпку в сторону. — Кстати, ты голоден? Я мог бы приготовить кое-что простое, но очень фирменное. — «Фирменное», говоришь? Ты готовишь теперь? — с прищуром спросил Сиджей, пытаясь скрыть удивление. Дэвид бросил на него лукавый взгляд и хмыкнул: — Ну, скажем так, я освоил пару блюд, чтобы не зависеть ни от кого. Так что… макароны с сыром или фирменные сэндвичи. Выбирай. — Ого, настоящий шеф-повар, — поддразнил Сиджей, — но если у тебя есть те же «фирменные» сэндвичи, что в прошлом, то мне точно стоит держаться подальше от кухни. — Эй! — воскликнул Дэвид, сделав обиженное лицо. — Те сэндвичи были инновацией! Ты просто не был готов к их величию.  Сиджей засмеялся, первый раз за долгое время, чувствуя, как напряжение хоть немного спадает. — Ладно, сдаюсь. Может, сегодня рискну и попробую. Но только с условием: если я выживу, ты обещаешь больше не экспериментировать на мне. — Договорились! — Дэвид хлопнул в ладоши, словно это был самый серьёзный договор в его жизни. — Но если не выживешь, буду помнить тебя как героя, который вкусил гениальность моей кухни. Они оба рассмеялись, и этот момент позволил им просто быть друзьями, без лишнего груза прошлого. Для Сиджея это была та лёгкость, которую он давно не чувствовал. — Ладно, ты выиграл, — сказал Сиджей, наконец-то расслабившись. — Покажи мне этот шедевр. Только давай без сюрпризов, окей? Дэвид с ухмылкой кивнул, увлекая Сиджея в сторону кухни: — Я обещаю, всё будет так просто, что даже ты сможешь повторить.  Весь вечер на кухне царила лёгкая, дружеская атмосфера. Дэвид, как обычно, болтал без умолку, рассказывая о своих повседневных приключениях, и старался развлекать Сиджея всеми возможными способами. Запах еды заполнял всю комнату — что-то жарилось на сковороде, а в духовке готовилось нечто, чем Дэвид явно гордился. Свет на кухне был мягким, слегка приглушённым, создавая уютную обстановку. Сиджей сидел за столом и с интересом наблюдал, как Дэвид суетится, но сам почти не вступал в разговор. Ему не нужно было говорить — присутствие Дэвида и его искренние попытки отвлечь друга от тяжёлых мыслей были достаточно. Стены кухни как будто защищали от мрачных воспоминаний, а звуки готовки смешивались с непрерывной болтовнёй Дэвида, создавая спокойствие. Время тянулось медленно, но это не напрягало. Сиджей просто наслаждался моментом, в котором не было боли, угнетённости и воспоминаний о прошлом. Всё, что происходило вокруг, казалось простым и обыденным, но это был тот самый обычный вечер, которого ему давно не хватало. Когда, наконец, на столе появились блюда, Дэвид с гордостью поставил перед Сиджеем свою кулинарную работу, не переставая улыбаться. Сиджей, в лучших традициях дегустаторов, сначала аккуратно поднёс вилку с едой к носу, глубоко вдохнул аромат, словно это был изысканный деликатес. Глаза прищурились, а на лице появилось выражение глубокой задумчивости. Дэвид с усмешкой наблюдал за его театральным представлением, ожидая подвоха.  — Ммм, да, — наконец произнёс Сиджей с серьёзным видом, — определённо не отравлюсь. На удивление… даже вкусно, — добавил он, не скрывая лёгкой иронии, которая тут же вызвала у Дэвида громкий смех. — Ну вот, видишь, а ты переживал! — засмеялся Дэвид, хлопнув друга по плечу. После ужина они решили расслабиться и включили какую-то старую комедию. Дэвид снова взял на себя роль главного рассказчика, с невероятным энтузиазмом пародируя персонажей, повторяя их реплики с преувеличенными жестами и интонациями. Сиджей, поначалу едва улыбаясь, постепенно тоже начал смеяться, несмотря на то, что большую часть времени Дэвид был тем, кто говорил. Комната наполнилась лёгкостью, и этот момент беззаботности был именно тем, что Сиджею сейчас нужно. Он чувствовал, как напряжение покидает его, хотя бы на этот короткий миг, а Дэвид, кажется, знал, что делает всё правильно, поддерживая друга своим собственным, фирменным способом. Ближе к ночи они наконец разошлись по своим комнатам, ведь Дэвиду завтра нужно было рано вставать на работу. Сиджея разместили на первом этаже, в гостевой комнате. Комната была небольшой, с простыми светлыми стенами и деревянным полом, на котором стоял старый шкаф с немного облупившейся краской. У окна находилась кровать, застеленная свежим постельным бельём с запахом стирального порошка, который напоминал о чем-то домашнем, спокойном. Сиджей, оставшись один, сначала сидел неподвижно, чувствуя, как тишина заполняет пространство. Он подкатил к окну и открыл его, впуская в комнату прохладный ночной воздух. Свежий ветерок коснулся его лица, принося с собой запахи улицы и шёпот деревьев, которые напоминали о прошлых годах, проведённых здесь. Город спал, но где-то вдали всё ещё были слышны приглушённые голоса и шум редких машин. Он не стал разбирать свои вещи — это казалось лишним в этот момент. Перелез с инвалидного кресла на скрипучую кровать, чувствуя, как матрас прогнулся под его весом. Лежать здесь, в тишине, оказалось тяжелее, чем он ожидал. Ощущение временного покоя, которое пришло вместе с Дэвидом, начало улетучиваться, уступая место тёмным мыслям, которые возвращались снова и снова. Сиджей лежал на кровати, глядя в потолок, а его пальцы нервно чесали бороду, как будто это могло помочь собрать разбросанные мысли в порядок. Скрипучий матрас под ним тихо постанывал, словно пытаясь поддержать его в этот момент. Он сделал глубокий вдох, но воздух, казалось, был тяжелым, как и груз последних лет, который он носил с собой. В голове роились мысли о том, что его ждёт в Нокфелле. "Этот город... Сколько всего изменилось, но что изменилось во мне?" — мелькнула мысль, когда он закрыл глаза, стараясь успокоиться. Пальцы по-прежнему теребили бороду, как будто пытаясь через этот жест найти ответ на свои вопросы. Сиджей чуть повернулся на бок, ощущая, как боль от усталости медленно отпускает тело, но не разум. "Могу ли я оставить всё позади и двигаться вперёд?" — вопрос снова мелькнул, но на этот раз он не стал зацикливаться. Тихо вздохнув, Сиджей позволил себе расслабиться. Тело медленно погружалось в тепло постели, и постепенно мысли становились всё тише. Ещё один вздох, и он незаметно для себя уснул, оставив вопросы на потом.