Slave

Юнги просыпается от суетливого предвкушения со стороны Чимина, но никак не подаёт признаков пробуждения, решая немного подсмотреть. Хотя вернее будет сказать «подслушать». Его сладкий котёнок торопливо перемещается по квартире по своим котячьим делам: завтракает, делает зарядку, моется, подготавливая себя к сессии, и шуршит. Топает своими маленькими лапками по полу, бегая из одного конца квартиры в другую. Юнги ужасно хочется открыть глаза и поймать Чимина с поличным, но он упрямо притворяется спящим. Выжидает. Это совершенно точно не часть игры, но и сессию они начнут только после обеда. Чимину надо успокоиться и плотно поесть, чтобы были силы: вся игра продлится побольше их обычной пары часов. И совершенно точно ему пора прекратить сопеть и пыхтеть, стоя над постелью со стороны Юнги. Искрящееся недовольство буквально переполняет взбудораженного котёнка, провоцируя наказать за нетерпение. Но стоит отдать Чимину должное — он послушно не лезет. Одно из правил их дома, что, если Юнги спит и утром игра не продолжается, Чимин его не будит. Он может заниматься всем чем хочет и даже стоять, прожигая своего доминанта взглядом в надежде, что это подействует, но не трогать. Не самое лояльное обучение выдержке, но действенное. Оно срабатывает и в это утро. Мало-помалу хаотичное рвение получить желаемое усмиряется. Чимин выдыхает, переступает с ножки на ножку, раздражённо топает и обходит кровать, чтобы сесть на свою половину. — Молодец, — слова похвалы хрипло выскальзывают наружу, пугая Чимина до высокого писка, — ты думал, что я спал? — Ты казался спящим, — кается Чимин, — а я слишком взбудоражен, чтобы понять, притворяешься ты или нет. — Мы можем отложить сессию, — Юнги перекатывается набок и видит недовольно нахмурившегося котёнка. Конечно, Чимин не хочет переносить сессию, но, если он продолжит быть таким жаждущим, им придётся. — Понимаешь, почему я это говорю? — Я хочу слишком сильно, — если бы у Чимина на макушке были настоящие кошачьи ушки, они бы сейчас грустно опустились вниз, — и буду беспокойным. Не смогу в полной мере насладиться всеми аспектами игры. Но… я не могу переключиться, Юнги. — Иди сюда, — он откидывается на спину и хлопает по бёдрам, приглашая их оседлать. Чимин, стараясь не торопиться, занимает предложенное место, раздвигая ноги и давая полюбоваться выглядывающим из-под рубашки стоящим розовеньким членом. — Ты уже возбуждён только от предвкушения. — Да. — И сам себе запрещаешь кончать, хотя это моя привилегия, — Юнги опускает ладонь на член, принимаясь его массировать. Прокручивает между пальцами влажную головку, стимулирует уздечку и надавливает на ствол, очерчивая венки. — Я помогу тебе кончить, крошка, дам излиться столько раз, сколько потребуется. Потом мы поедим, плотно и сытно. И ты поспишь днём. — М-м-м… — если в хорошенькой голове Чимина и есть возражения, то они растворяются с каждым уверенным движением ладони Юнги. Аккуратный член дёргается между пальцев, пачкает вязкой смазкой и совершенно бесстыдно истекает от самых простых ласк. Ствол почти не видно под длинной рубашкой, только несколько влажных пятнышек остаётся на белоснежной ткани. Милый бесстыдный котёнок, который дорвался до удовольствия и сейчас старается получать каждый возможный оргазм. Юнги с радостью даёт почувствовать их все. Он сам невольно заводится от вида покачивающегося на бёдрах Чимина, думая о том, что и обратная игра, где связан уже доминант, а сабмиссив использует его как игрушку, может стать доступной для них. Через несколько месяцев, если не больше. Юнги редко практиковал подобное, потому что мало в ком видел потенциал, а в Чимине тот есть. Пока лишь зачаток, но если правильно подталкивать сабмиссивную натуру, то можно вывести поведение в идеальную провокацию. Желания проказничать в очаровательном и невинном на первый взгляд котёнке хоть отбавляй. Сжав узкий ствол под головкой в плотное кольцо пальцев, Юнги слитно ведёт несколько раз вверх-вниз, выдаивая миленький член. У Чимина не получается даже застонать — наружу выскальзывает тоненький писк и милое пыхтение, перетекающее в довольный выдох. Слишком тихий, потому что хочет очень много. И им надо справиться с этой жаждой, чтобы не переносить игру. — Чимин. — Д-да, — встряхнув головой, Чимин старательно берёт себя в руки, компактно устраиваясь на бёдрах и пытаясь не дрожать, — с-спасибо, что помог мне кончить. — Это несколько выходит за рамки нашего контракта, так что я выскажу это как пожелание, — аккуратно начинает Юнги, поглаживая вялый член и собирая вязкое семя, — тебе стоит попытаться не возбуждаться до самой сессии. Сосредоточься на том, что чувствую я, переключись на нашу рутину. Забыть о сессии ты не сможешь, но попробуй сделать её неважной. Постараешься для меня? — Я… да, Юнги, я постараюсь, — Чимин делает глубокий вдох и такой же выдох, прежде чем взять себя в руки и хотя бы предпринять попытку успокоиться. Получается не идеально, но вполне неплохо. — Это сложно. — Ты растрачиваешь эмоции на ожидание сессии вместо того, чтобы сохранить их на саму игру, — заходит с другой стороны Юнги, и вот это, кажется, работает лучше всего. Он убирает ладонь с члена, опасаясь, что может поднять тот простой стимуляцией, и добавляет: — Я не против твоего предвкушения, но его так много, что за время ожидания ты можешь передержать эти чувства и в процессе игры просто разочароваться. Ты этого не хочешь? — Не хочу. — Значит, сейчас мы продолжим наш день так, словно он самый обычный, — невозмутимо говорит Юнги, усаживаясь на постели и не давая Чимину соскользнуть, — а что мы делаем в обычные дни? Чимин впервые за это утро улыбается максимально спокойно. В обычные дни они лениво целуются, вместе умываются, по очереди принимают душ, завтракают, но тут кое-кто уже поел без Юнги, а значит, будут готовить обед. После еды — кошачий дневной сон. Он сам отойдёт на некоторое время, чтобы забрать заказанную атрибутику — этого должно быть более чем достаточно, чтобы Чимин окончательно взял себя в руки. Последние слова явно попали точно в цель, потому что от сабмиссива больше не веет таким уже ошеломляющим нетерпением.

***

Сессия будет включать в себя несколько этапов. Юнги взвешивает в руке довольно увесистые кожаные наручники, которые будут плотно прилегать к голеностопу, и мысленно проигрывает всю игру от начала и до конца. Безусловно будут поправки в самом процессе, но в целом… обычно это небольшие нюансы, не отнимающие слишком много времени. Чимин решил, что готов справиться сразу со всеми триггерными темами, и Юнги сделает всё возможное, чтобы провести сабмиссива по этой опасной дорожке. Вернувшись домой после короткой прогулки до первого этажа за посылкой, он для начала прислушивается. Чимин лёг спать несколько часов назад, ещё до его ухода, и сейчас должен сладко сопеть. Так и есть. Свернувшись калачиком, потакая кошачьей субличности внутри, он лежит прямо по центру. В первый момент не хочется будить. Как и во второй, третий, но время неумолимо приближается к началу игры. Тут действительно следует двигаться по часам. Юнги откладывает коробки в сторону и сначала идёт в душ. Он будет полуголым — только в строгих брюках с ремнём. Чимин же снимет даже ошейник. Вся его кожа должна быть доступной для прикосновений, поэтому нельзя оставлять ничего. И втайне Юнги надеется-таки найти саб-зону. С её помощью достигнуть самого сладкого итога будет проще всего. Закончив со своими приготовлениями, он возвращается в спальню и натыкается на искрящийся любопытством взгляд Чимина. — Проснулся сам, значит, — цокает Юнги, не высказывая и капли недовольства, — готов? — Да, — из голоса пропало нетерпение, но осталось предвкушение. Чимин готов. Он поднимается с кровати и подходит достаточно близко, чтобы можно было снять ошейник. — Мы будем в спальне? — В этот раз да, — Юнги ловко снимает застёжку ошейника, освобождая красивую шейку, — привычная обстановка, знакомые запахи. Потом уже мы вместе обустроим свою сессионную комнату. Там будет всё, что ты захочешь. Чимин нервно облизывается. Он всё же чуть-чуть переживает, мандражирует, но его состояние более чем стабильное. Близкое к тому покою, которого жаждет Юнги. На самом деле, он не имеет права требовать большего. Что между ними было? Несколько пэт-игр? Ласки, даже близко не стоящие с той грубостью, к которой они плавно идут? Сегодня будет переломный момент их д/с отношений. То, что определит их будущее ещё сильнее. — Иди мойся, — приказывает Юнги, отходя в сторону и освобождая дорогу Чимину. Ему тоже следует настроиться. Полноценная сессия где-то на пять часов со связыванием и сверхстимуляцией — это не то, к чему можно отнестись небрежно. Он слушает шум воды и раскладывает на постели вещи: маска на глаза, наручники, верёвка. Была мысль использовать кляп, но Юнги слишком хочет слышать стоны и голос Чимина. Никаких плёток, клеток для членов или прочих игрушек. Только его руки, слова и язык. Он ещё сомневается, вылизывать ли нуждающегося котёнка или оставить это на следующий раз? Хороши оба варианта. — Я готов, м-мастер, — заикнувшись и скромно прикрывшись, говорит Чимин. Он выходит к нему полностью голым, и только стекающие капельки воды с кончиков белоснежных волос показывают, что он мылся. Кожа сухая и блестит лишь полувозбуждённый член, чья головка окроплена густым предэякулятом. — На постель, — Юнги внимательно следит за тем, как Чимин двигается. В нём застыло некое ожидание будущего, неясное томление из-за того, как разовьётся их игра: «что будет дальше?» Все эмоции прекрасно считываются не только в жестах и мимике, но и внутреннем ощущении сабмиссива. — Ляг на спинку, крошка. Юнги использует короткие фразы, но не грубит. Делает голос нежным и умиротворяющим, но не баюкающим. Просто спокойным. Именно тот тон, за который Чимин может зацепиться, чтобы расслабиться. Судя по отсутствующему волнению саба, всё именно так и получается. Он смотрит, как Чимин опускается на спинку и сгибает ноги в коленях, чуть раздвигая их в стороны. Гладкий и чистенький. Готовый к новому этапу их отношений. Такой нежный и податливый, что Юнги готов зарычать. Как он чертовски сильно скучал по таким играм, где контроль находится в его руках и словах. Пэт-сессии были неплохие, но недостаточно властные. Сейчас же… он способен сделать всё и получить в ответ ровно столько же. — Ты сможешь двигаться, — начинает Юнги, опустившись рядом с ножками Чимина. Он обхватывает одну из них ладонью, нежно поглаживая, и затягивает кожаные оковы, регулируя плотность. — Полушаг, не больше. — Х-хорошо. Юнги протягивает цепь наручников, впрочем, больше подходит понятие кандалы, и застёгивает вторую ножку. Убедившись, что нигде ничего не пережато, он переключается на руки. Чимина следует связать так, чтобы он ощущал мнимую свободу и в то же время был полностью под его контролем. Думая о том, как это сделать, Юнги пришёл к одному-единственному решению. — Поднимай руки над головой, — приказ звучит строго, но без давления. Когда Чимин, пусть и дрогнув, поднимает руки, Юнги хвалит: —Умничка. Такой послушный для меня, делаешь всё, как тебе говорят. А потом, прихватив верёвку, начинает вязать симпатичный узор на запястьях. Он сосредоточен на том, чтобы причинить как можно меньше дискомфорта, и чутко прислушивается к любым колебаниям в ощущениях Чимина. Беспокойно. Неловко. Приятно. Не так уж и плохо, как Юнги опасался. Он вытягивает верёвку вверх и привязывает её к основанию кровати. Так у его саба останется возможность двигаться, но не без шанса на побег. Закончив первые приготовления, он отходит от кровати, чтобы полюбоваться. Чимину идёт быть привязанным. Чёрная верёвка вместо привычной контрастно-красной элегантно обхватывает бронзовую кожу рук, сочетаясь с кандалами на ножках. Пусть и тонкая, но прочная цепь мягко звенит, когда Чимин на пробу переставляет стопы, чтобы проверить границы своей свободы. В груди растекается жгучее удовлетворение от проделанной работы. — Покрутись на кровати, — Юнги складывает руки на груди, следя за тем, как Чимин перекатывается с одного бока на другой, сладко пыхтя. Ему совсем несложно повернуться на один бок, упасть на грудь, перевалиться на другой и обратно — на спинку. Но он всё равно становится очаровательно раскрасневшимся. Таким нежно-румяным, что потребность разрушить этого котёнка почти пересиливает любые другие. Юнги строго говорит себе не торопиться. — Умничка. Вернись на прежнее место. Чимин возвращается, сладко потягиваясь и ёрзая стопами по покрывалу, со сладкими высокими звуками. Он хочет раздвинуть ножки шире, но не может, а опустить бёдра в сторону и беззастенчиво показать багровый член — стыдно. В нём поразительным клубком смешиваются смущение и возбуждение, толкающее на грязные вещи. Например — Юнги почти уверен, что такая мыслишка есть в очаровательной головке, — перевернуться на живот и показать пульсирующую дырочку. Больше всего на свете Чимин хочет проникновения. Это было ясно ещё вчера, но Юнги небрежно не придал значение тому, насколько же это желание превалирует над остальными. Его ошибка. Не самая существенная, но имеющая место быть. — Остался последний штрих, да, крошка? — Д-да, — Чимин гулко сглатывает, судорожно облизываясь, и прикрывает глаза ещё до того, как Юнги подносит плотную маску. — Ты не будешь меня видеть, не будешь знать, где я нахожусь, но будешь слышать и чувствовать, — инструктирует Юнги, одновременно завязывая маску, — так как мы обучаемся, то в какой-то момент ты можешь почувствовать, что для тебя слишком много ощущений. Помнишь систему нашего светофора? — Жёлтый — нормально, но немного замедлиться, — сглатывая звуки, начинает отчитываться Чимин, — синий — нормально, но немного ускориться. Зелёный — всё хорошо, а к-красный — всё плохо. — Верно, — Юнги проводит ладонью по бархатной щёчке, тиская её двумя пальцами, — я чувствую тебя, Чимини, и понимаю все неозвученные ощущения, но у тебя всё равно есть право поправить меня. Попросить то, в чём ты нуждаешься. Ты понимаешь? — Понимаю. — Умница, — Чимин откровенно дёргается на похвалу, выгибаясь в пояснице. Сегодня не будет ничего сверх того, что они уже делали. Если не считать условия сессии, конечно же. Стимуляция, ласки, контроль и, возможно, несколько отложенных оргазмов. Юнги толкается языком в щёку, плавно приступая к намеченному плану. Скользит ладонью вдоль торса, не задерживаясь на торчащих сосках, но сминая начинающий появляться животик. Совсем небольшая плюшевость под пупком. Пока что небольшая. Юнги намерен вернуть Чимину здоровую комплекцию тела, пусть его и сводит с ума особенно тонкая талия. Настолько узкая, что он почти способен обхватить её двумя ладонями. — Видел бы ты себя со стороны, крошка, — Юнги не будет молчать. Он использует обе ладони, чтобы надавить на трепещущие бёдра и раздвинуть их в стороны. А потом шлёпнуть по внутренней стороне и удержать ножки на месте, не позволяя их свести. — Такой дрожащий и возбуждённый. Чертовски красивый. Тебе идёт быть связанным и подконтрольным мне. Мне, Чимини, и никому больше. Чимин в ответ задушенно скулит, невольно потираясь попкой о простыни. — Твоя дырочка зудит от потребности принять в себя хоть что-то? — правильно угадывает манёвр Юнги. Он не торопится смазывать анус, толкаться в него или даже трахать, пусть пока что только пальцами. Они придут ко всему постепенно, ведь им некуда торопиться, верно? — Так сильно хочет обхватить меня мышцами, сдавить и выдоить. Милая нуждающаяся крошка, неспособная терпеть и ждать. Юнги легко ударяет по ляжке, совсем близко с пахом, и смотрит, как член подпрыгивает, ударяясь головкой о низ живота. Скопившиеся на коже густые капельки предэякулята порочно разбрызгиваются в стороны, и одна попадает прямо на губы Юнги. Сладко. Во рту собирается слюна от желания вылизать гладенькую попку. — Ты слишком нетерпелив, Чимини, — Юнги цокает и покачивает головой, пусть жест и останется незамеченным, — тебя стоит поучить выдержке. Маска плотно закрывает глаза, не позволяя увидеть, что следующее сделает Юнги. Не будь Чимин так сильно зациклен на собственных ощущениях, то мог бы предугадать по их связи, почувствовать крошечный импульс, который подсказал бы, куда придётся следующий удар. Но возбуждённому, истекающему от потребности быть выебанным сабмиссиву совсем не до доминанта и попыток разгадать коварные планы. Поэтому, когда ладонь звонко опускается на торчащий сосок, Чимина подкидывает на постели. —Ах! — Ты так прекрасен, когда принимаешь удары, — Юнги бьёт ещё раз по тому же месту и сразу же переключается на вторую половину груди. Он наслаждается изгибами скулящего Чимина, стискивая один бок и удерживая саба не в самом удобном положении. — Поищем твои самые чувствительные места? Ему не нужны ответы, ведь тело реагирует куда честнее любых слов. Юнги пошлёпывает по бокам, бёдрам и даже икрам. Он грубо толкает Чимина, переворачивая того на живот, и опускает ладонь на поясницу, задевая симпатичные ямочки Аполлона. Вдавливает их, погружая подушечки больших пальцев, а после — наваливается сверху. Толкается бёдрами прямо в попку, проскальзывая грубой тканью брюк по ложбинке между ягодицами. Всё это происходит так быстро и ярко, что Юнги приходится замереть после и прислушаться к Чимину. Тот судорожно дышит. Нетерпеливо ёрзает, вскидывая бёдра в попытке… потереться о постель? — Негодник, — Юнги грубо рычит. Он опускает колено между раздвинутых ножек и властно подтягивает таз Чимина вверх, не позволяя стимулировать член о простыни. — Тебе разве разрешается удовлетворять себя самостоятельно? — Н-нет. — Тогда почему ты трёшься о кровать словно нуждающийся щенок? — Юнги шлёпает по заднице, тут же опуская ладонь на член, и принимается грубо надрачивать. Не для того, чтобы дать кончить, о, нет. Он подводит Чимина к краю, обласкивая ствол и стимулируя горячую головку, а в момент, когда яйца поджимаются, готовые излиться, пережимает у основания. — Не слышу ответ. — Я… я,ах! — Полные предложения, Чимин, мы говорили об этом, — Юнги плотно стискивает пальцы, удерживая оргазм в теле. Он чувствует трепыхание нежного тела, прислушивается к ощущениям сабмиссива и понимает, что второй раз откладывать финал будет перебором. Но пока что он позволяет себе насладиться контролем. Тем, как обжигающий член в ладони пытается излиться, как Чимин отчаянно пробует вскидывать бёдра, чтобы толкнуться в приятную узость, но терпит неудачу. Чимин громко всхлипывает. Дёргает руками — верёвка не позволяет сделать это слишком широко. Стучит ножками по постели — звон цепи ласкает слух. Скулит. Он такой громкий, как не бывал никогда за время пэт-игр. И чертовски довольный. Да, его потряхивает. Да — страх, что ему не позволят кончить ещё раз, никуда не девается. Но Юнги отчётливо понимает, что его покорному сабмиссиву нравится быть полностью скованным и придавленным сверху. — Я жду ответ. — М-м-м…мнх, — Чимин устало утыкается головой в постель, переводя дыхание. Он собирается с мыслями, подбирает нужные слова, но Юнги знает. Вся его сущность сейчас сосредоточена на некончившем члене. И какой бы умной ни была хорошенькая головушка, её занимают только одна мысль и одно желание. Что и звучит: — Кончить. — Не слышу, крошка, — Юнги плавно разжимает пальцы, оглаживая ствол от основания до уздечки, — повтори. — Х-хочу кончить. — Неправильно, Чимин-а, — он кружит подушечкой большого пальца по головке, прицокивая, — давай ещё разок. Может, в третий раз у тебя получится? Повисшая тишина совсем не мешает Юнги подводить Чимина к оргазму. Он его не отложит и позволит излиться, но вот последствия будут зависеть только от озвученной просьбы. Да, он ждёт именно того повиновения, что есть у них в других играх и жизни. — М-можно мне кончить? — наконец-то звучит правильно и именно с той покорной интонацией, что ждёт Юнги. —Пожалуйста. — Умничка, крошка, — он начинает плавно водить вдоль члена, возвращая потерянное ощущение оргазма, — всё правильно. Ты не можешь кончать сам, но можешь попросить у меня разрешение. И ты так хорошо с этим справился, что, конечно же, можно. Довести Чимина до финала не то что несложно — это практически не нужно, потому что, стоит сабмиссиву услышать заветные слова — он дёргается, изливаясь. Заливает ладонь Юнги спермой, пачкает постель. Высоко стонет. Трепыхается подобно бабочке в сильных руках и слабо оседает, повисая. Опустив Чимина на кровать, Юнги спускается на пол и поправляет стоящий колом член в брюках. Он смотрит на сжимающуюся и разжимающуюся дырочку, на дёрнувшиеся вверх ножки и руки. Чимин скован, отрезан от мира маской на глазах и благодаря этому сейчас плавно падает внутрь ощущения оргазма. Юнги уверен, что он плывёт от лёгкой эйфории и звона в ушах. Сердце, должно быть, бешено стучит, а во рту пересыхает. Погружение, должно быть, ошеломляет. У них есть немного времени, прежде чем Чимин восстановится, поэтому Юнги подходит к тумбе, где стоят бутылки с водой. Сначала отпивает сам, а после — подносит горлышко с маленькой пипеткой к распахнутому от тяжёлого дыхания рту. — Пей. Чимин жадно присасывается, делая три глубоких глотка. Нельзя слишком много, как-то возможность уро-кинка они не обсуждали, поэтому Юнги убирает бутылку. Он отстраняется, отходя чуть вбок, и следит. Никак не выдаёт своего присутствия, наблюдая за маленькими трепыхающимися действиями на постели. Чимин котячничает — иного слова Юнги не способен подобрать. Ёрзает на кровати, пыхтит и отчаянно пытается найти точку опоры. Не буквально, а скорее где-то внутри себя. — Юнги? — Я тут, крошка, — он сразу же отзывается, но не подходит, — смотрю на тебя. Хочешь покрасоваться? Яркий румянец вспыхивает на плюшевых щёчках и стекает по шее на плечи. А потом Чимин начинает выкручиваться, действительно красуясь. Извивается, показывая с выгодного ракурса то животик, то попку. Стискивает бёдра и переворачивается на бок, чтобы дать полюбоваться изящными изгибами. Цепь от кандалов звенит, не давая ногам двинуться слишком широко, а верёвка, связывающая запястья, скрипит, натягиваясь. — Ты такой красивый, Чимини, — Юнги плавно отталкивается от стены, на которую опирался, и приближается к краю постели, хватая Чимина за поднятую вверх пяточку. Тот как раз упал на живот и вскинул ноги, чтобы подёргать ими в воздухе. — Милый малыш, который умеет себя преподнести с любого ракурса. Так ладненько сложен, что и взгляда не отвести. — Правда? — Разве я тебе хоть раз врал? — Юнги отпускает пятку и хватается за цепь между ног, поднимая её вверх. — У тебя есть основания не доверять мне, Чимини? — Н-нет, — ответ звучит быстро, без даже секундного раздумья, и он опускает цепь обратно, позволяя коленям коснуться постели, — я верю тебе, Юнги. Взгляд соскальзывает Чимину между ног: розовенькая дырочка вновь начинает пульсировать, а мошонка поджиматься от наливающегося возбуждения. Юнги совсем не уверен, что за эту сессию сабмиссив сможет кончить больше двух раз, поэтому отходит к столу за смазкой. Второй отложенный оргазм должен пройти с меньшей паникой. — Встань раком, — бросает Юнги, — и раздвинь ноги так широко, как можешь. Цепь звенит, достигая своего предела, а бёдра расходятся в сторону достаточно удобно. Юнги ещё не решил, как именно он будет брать Чимина в первый раз. Сзади или перевернуть на спину? Оставить ли маску или сорвать? Развязать руки и снять кандалы или нет? Ответы на эти вопросы есть внутри состояния Чимина, и ему надо просто нащупать их, принять решение, но прежде… Смазав два пальца, он неторопливо толкается в узкую дырочку. Привыкшие к подобному наполнению, мышцы ануса охотно раскрываются, а Чимин плотно припадает грудью к постели, вздёргивая бёдра ещё выше. Его дыхание становится чаще и звучнее: проскальзывают тоненькие сладкие звуки удовольствия, а мягкие всхлипы перерастают в стоны, стоит Юнги начать стимулировать простату. Уплотнение внутри чувствительно реагирует на поглаживания, от чего повисший между ног член откровенно дёргается. Юнги впадает в плавающее, пограничное с домспейсом состояние. Отчасти он делает это умышленно, давно научившись контролировать себя. Просто так весь мир сужается только до Чимина и любые лишние шорохи перестают иметь знание. Есть только доминант и сабмиссив. Есть только потребность и контроль. Есть только тихие всхлипывающие звуки и полная тишина в ответ. Юнги зацикливается не только на стонах Чимина, но и на звучании его тела. Влажные сочные звуки принимающей в себя пальцы дырки. Скрип постели под коленками. Тяжёлое дыхание, переполняющее пространство. Он сосредотачивается на каждом важном моменте, отдавая себе отчёт, что это падение вглубь их связи. Чимину хорошо. Он прикусывает край одеяла, сжимает ладошки и стискивает пальчики на стопах. Ёрзает. Подмахивает. Пытается не выпускать из своей попки пальцы, но принимает поражение, когда Юнги шлёпает за своеволие. И прислушивается к гудящим под кожей потребностями: маску оставить, не развязывать и… перевернуть на спину. Это они могут. Это то, что им необходимо. — Перевернись, — сейчас Юнги способен говорить односложно, иначе потеряет концентрацию. Это, конечно, не испортит их сессию, но оставит самого Юнги не до конца удовлетворённым происходящим. — Подними ноги. Чимин, стоит отдать ему должное, не задаёт ни одного вопроса, не сопротивляется и отзывчиво скулит, когда к растянутому входу прижимается головка. Он кончит. Сабмиссив готов кончить — вот, что знает Юнги, поэтому обхватывает член у основания, не позволяя прервать игру. Сдерживать рвущийся на волю оргазм, одновременно с этим толкаясь в узкую попку, намного сложнее, потому что Чимин теряется в эйфории. От него искрит перевозбуждением и ярким, сшибающим дыхание восторгом. Юнги приходится застыть, после того, как он полностью наполняет попку, и дать им обоим время переварить ощущения. У Чимина их, безусловно, больше. Лишённый зрения, возможности двигаться, и из-за забивающегося в уши пульса всё, что может принять его тело, — это тактильные чувства. Распирающий изнутри член — нечто новое и непривычное, способное перезагрузить и разрушить. Юнги хочет разрушить Чимина и показать ему пик наслаждения. Он поглаживает основание крошечного члена в ладони, неторопливо начиная толкаться. Выдыхает, осознавая, что, оказывается, задерживал дыхание, любуясь распахнувшимся в немом крике ротиком Чимина. Такой сладкий. Такой плаксиво разнеженный. Его ножки, поднятые вверх, напряжённо замирают, а цепь звенит на каждый уверенный толчок. Юнги встряхивает головой, не желая прогонять наваждение, но пытаясь сбросить состояние домспейса на более лёгкое. Чтобы говорить чуть больше, чем пару слов. Ему жизненно важно рассказать Чимину, как тот выглядит со стороны. — Маленькая, разрушающаяся на члене…крошка, — Юнги исправляется в последний момент, заменяя слово «шлюшка» на более приемлемое. В голове звенит, перед глазами всё расплывается, но это не мешает ему уверенно вбиваться в хлюпающую на каждый толчок попку. — Твоё тело создано для секса, Чимини. Ты выглядишь нуждающимся в оргазме, просящим о разрушении. Таким одновременно собранным и растекающимся для моего члена. Твоя очаровательная мягкая грудная клетка дёргается в такт моим движениям. Слышишь меня, крошка? Тебе идёт быть выебанным. Чимин в ответ хнычет, безуспешно пытаясь освободить руки, и в конечном итоге поднимает их вверх, заводя за голову. Чёрная верёвка расслабляется, и Юнги пользуется этим, чтобы сделать шаг назад и дёрнуть саба на себя за плюшевые бёдра. Сдавить их, оставить первые яркие отметины и поменять ракурс проникновения. Стиснутые вместе ляжки сдавливают чиминов член достаточно плотно, чтобы не дать ему излиться слишком быстро. Второй отложенный оргазм прошёл мимо Чимина. Значит, можно попытаться оттянуть его ещё немного, взяв от девственной дырочки всё, что она может предложить. А это очень даже немало. Юнги с яростным рвением терзает упругие мышцы, раз за разом проскальзывая по ним своим членом и выбивая всё больше сладких звуков. Чимин стонет не скрываясь. Ему слишком хорошо: получая то, чего он так отчаянно желал почти всю неделю, сейчас скованное предвкушение наконец-то находит свой выход. Именно об этом и говорил Юнги, когда просил Чимина успокоиться. Чтобы получить от первого проникновения все приятные ощущения. Ему не больно — дырочка растянута и смазана; не дискомфортно — за время их игр Юнги научился понимать, под каким углом лучше всего вбиваться, чтобы задевать простату. Чимин настолько растворяется в своём ощущении секса, что откровенно теряет связь с реальностью. Это становится понятно по судорожным импульсам тела, по срывающимся стонам, но больше — по струящейся д/с связи. Говорить что-то бессмысленно, потому что Чимин не услышит. Он падает внутрь себя, погружаясь в мягкое облачко удовольствия, и не захочет выползать из него без дополнительной помощи. А нахлынувший совсем скоро оргазм откинет сабмиссива ещё дальше. Но не настолько далеко, чтобы Юнги не справился. Рыкнув, он увеличивает амплитуду толчков, понимая, что и сам на грани. Слишком долго сдерживался и сдерживал их обоих. Не самое плохое чувство, но довольно опасное. Опустив ладонь на колыхающийся от толчков член, Юнги начинает стимулировать его, чтобы довести их до финала одновременно. Это будет настолько нереально прекрасное ощущение, что Чимин может стать зависимым от секса. Впрочем, он и без него станет — это чётко прослеживается в его потребности сабмиссива. — Крошка, — Юнги мягко зовёт Чимина, не надеясь на ответ, — Чимини, поверни голову на мой голос. Чимин поворачивает, но это даёт понять лишь то, что слова доходят до разума, но не задерживаются — голова сразу же падает обратно на бок, а из уголка губ стекает вязкая ниточка слюны. Юнги не боится, что он перестарался, но всё же поторапливается, делая ровно столько толчков и движений ладонью, чтобы они кончили. Разрушающий — в первую очередь Чимина — оргазм затапливает сознание. У Юнги перед глазами темнеет, и он рычит, моментально осекаясь. Стальной контроль доминирует над удовольствием, подчиняя себе эмоции — и свои, и чужие. Эйфория сходит так же моментально, как и накатывает, стоит лишь вытащить опадающий член из попки. Юнги позволяет себе потратить пару секунд на любование — белёсая сперма очаровательно нежно стекает между ягодиц, — прежде чем завершить сессию. Встряхнув головой, Юнги насилу вытесняет из себя ощущение домспейса. В ушах неприятно звенит, но это не мешает рукам уверенно действовать. Сначала — кандалы. Он освобождает ножки, позволяя им безвольно опасть на постели. Следом — руки. Освобождённые запястья сразу же подвергаются нежным поцелуям, на что Чимин пусть и слабо, но реагирует. И под конец — маска. Взгляд у Чимина поплывший, находящийся не здесь. Отстранённый настолько, что кого-то с меньшей квалификацией это могло бы напугать. Прищурившись, потому что лучшего момента может и не быть, Юнги прислушивается к чутью в надежде уловить, где располагается саб-зона. И с удивлением понимает, что… на шее. Проведя ладонью по коже, он нащупывает самое горячее местечко и осознаёт, почему не находил его раньше: зона располагается ровно там, где проходит ошейник. — Удобно, однако, — тихо шепчет себе под нос Юнги и уносит Чимина в ванную комнату. Опускает сначала на кресло, примостив голову так, чтобы она не заваливалась набок, и набирает ванную. Прежде чем опустить туда сабмиссива, его стоит ополоснуть в душе. Да и самому помыться тоже неплохо. Юнги включает душ и только после того, как температура становится приемлемой, заходит туда с Чимином на руках. Омывает его тело, тщательно вычищает дырочку, целует безвольные губы в надежде на отклик — и не получает ничего. Не страшно. Первое падение в сабспейс всегда такое…отключающее. Юнги знает, что Чимину сейчас хорошо, как никогда не было прежде, поэтому позволяет немного поплавать в этом океане эйфории, прежде чем начать выводить. Юнги выносит Чимина за пределы душевой кабины и опускает в ванную, останавливая набор воды. Её натекло как раз не до края, а где-то чуть больше половины. Убедившись, что даже при попытке сдвинуться Чимин не соскользнёт в воду, он возвращается в спальню. Собирает все элементы сессии и меняет постельное бельё, переодевается. В теле звенит невероятно сильный эмоциональный подъём, который не спадёт ещё несколько недель. Именно этим и отличается сессия с правильным сабмиссивом, а не случайным. Вернувшись в ванную комнату, он опускается на пол перед ванной и обхватывает чиминову щёчку ладонью. Ждёт. Не торопит, потому что чувствует — его крошка нехотя приходит в себя. Не через борьбу, а через потребность увидеть своего доминанта. Юнги поощрённо прищуривается, растекаясь в счастливой улыбке — именно её Чимин видит в первую очередь. — Крошка тут? — Юнги продолжает поддерживать голову, спрашивая мягко и невероятно нежно. — Чимини? — М-м-м… — Не торопись, сладкий, — Юнги наклоняется для невесомого поцелуя, уже зная, что получит пусть и слабый, но отклик. И верно: Чимин вяло шевелит губами, отвечая на поцелуй. — Тебе не надо никуда торопиться. Дай себе столько времени, сколько необходимо. — Спа… спас… спасибо, — Чимину удаётся закончить слово только с третьей попытки. Такой вялый и забавный. Невероятно плюшевый. — Юнги? — Да, крошка? — Мне так хор…ошо, — Чимин пьяно улыбается и тянется к Юнги дрожащими руками в попытке обнять за шею. Он пододвигается, помогая получить желаемое. — Очень хорошо. — Тебе и должно быть хорошо, крошка, — чмокнув в губы, Юнги прижимается своим лбом к чужому и прикрывает глаза. Он прислушивается к их связи, отслеживая малейшие колебания и выискивая хоть каплю дискомфорта, но не находит ни одной. Чимин чувствует себя в безопасности.