Slave

Юнги с огромным любопытством наблюдает за притихшим Чимином. Нет, тот всё так же послушно следует расписанию: делает упражнения, хорошо питается и минимум один раз в день гуляет в парке. Ластится и мурлычет, как самый настоящий котёнок даже без хвоста и ушек, но не лезет дальше. И Юнги бы напрячься, может, даже забеспокоиться, но он чувствует, что никакого отката от сессии нет. Чимин… переваривает. Осознаёт масштаб полученного удовольствия, прислушивается к своим чувствам и довольно часто погружается в состояние-воспоминания. Юнги не влезает в этот интимный процесс, продолжая поддерживать так, как это обязан делать доминант. Ухаживает, дарит подарки, осыпает комплиментами. И целует. Столько раз, сколько чувствует чужой потребности. Он может лишь догадываться, сколько времени продлится этот анализ случившегося, но не успевает даже подумать, потому что всё обрывается в четверг. — После первой сессии в «Моменте» мне было плохо, — неожиданно говорит Чимин. Они уже поужинали и сейчас лежат в постели с включённой на фоне какой-то дорамой. Юнги пытается вникнуть в суть, но получается плохо, потому что серия не первая, а на прошлых он тупо уснул. Да и эту пропустит, потому что тихая речь продолжает литься: — Я словно был опустошён и осталось какое-то… тупое чувство использованности, хотя он меня даже не трахал. Ни пальцами, ни игрушками. Ничем. — А что делал? — Юнги уже договорился насчёт Кван Донсу — ему его приведут отдельно и дадут возможность «поговорить» наедине. Он уверен только в том, что после разговора этот мудак-доминант выживет. Но будет ли хотеть жить? — Связал меня, — Чимин нервно вздрагивает, прижимаясь ближе, — не как ты. Всего. От шеи до ног. Подвесил и, ну, трогал. Касался ладонями, плёткой такой с несколькими кончиками. Доводил до возбуждения и бросал. Мне казалось это пыткой. — Это и было пыткой. — Зачем? — Чимин приподнимается, чтобы посмотреть на Юнги. В его глазах столько искреннего непонимания, что становится грустно. — Мы вот… ты же тоже меня довёл, сначала не дал кончить, а потом дал. И это было хорошо. Так зачем ему… зачем? — Я могу лишь предположить, крошка, — он нежно обхватывает тёплую щёчку и поглаживает подушечкой большого пальца скулу, — например, месть за то, что ты отказался от проникающего секса. Или он садист с поехавшими наклонностями. Чимин устало вздыхает и опускается обратно на грудь. Нежно проводит ладошкой по голому торсу, спускается до низа живота и края домашних штанов. Не скользит под них, но продолжает путь поверх — не на пах, а рядом, по бедру. Медитативная ласка-изучение. Таких у них последнее время немало. — Я после этого плакал, и меня нашёл папа, — продолжает Чимин. Он явно хочет рассказать всё, что волнует и кипит в душе, услышать какие-то объяснения. Отпустить? Юнги поможет и запомнит, за что надо будет бить. — Он сказал, что… не то чтобы это нормально, но, мол, порой с первой сессии не получается нащупать сочетание. И предложил попробовать ещё раз. — Не сменить доминанта? — Нет, — Чимин смазанно качает головой и потирается щекой о грудь, — и потом не предлагал. Сейчас это кажется таким странным, но тогда… я, знаешь, думал, что так и надо? Папе больше лет, и он лучше знает. — Можно и в сорок ничего не понимать, — не соглашается Юнги, недовольно хмыкая, — впрочем, не нам его судить, да, крошка? — Не нам. Юнги лениво водит ладонью вдоль спины Чимина, подумывая о том, что это неплохой повод поговорить о «Моменте» и рассказать о своих мотивах знакомства. Пусть на момент их первого разговора и не было известно всей правды. Рано или поздно он и сам узнал бы, так не лучше ли, чтобы от самого Юнги? — Когда я подошёл к тебе в клубе в первый раз, то не знал, что ты бывший участник «Момента», — он начинает с нейтрального, — но, честно говоря, именно тебя я и искал. — Это как? — Чимин не напрягается в его руках, но опять приподнимается. Только теперь усаживается сбоку, скрестив ноги, и задумчиво хмурится. — Ты не знал, кто я, но искал меня? — Искал сабмиссива, который разорвал контракт с «Моментом», — Юнги дополняет информацию, — потому что как инвестору «Индиго» и «Голдена», третий клуб мне стоял поперёк горла и мне были нужны… рычаги давления для его закрытия. Но внешне у них всё чисто, а внутрь меня не допустили. Чимин складывает губы в букву «о». Прислушиваясь к связи, Юнги пытается разобраться в том смятении, что вспыхивает внутри сабмиссива, но пока что получается нащупать понимание и нотки страха. — А что ты… что нужно от меня? Я не хочу возвращаться в «Момент», — Чимин прикусывает губу, яро сопротивляясь с самим собой. Он понимает, что если доминант прикажет, то он подчинится, но больше не хочет испытывать той боли, что ему довелось получить. Юнги это невольно умиляет. — Я тебя сам не пущу в «Момент», крошка, — он протягивает ладонь, переплетаясь с пальцами Чимина, — да и часть информации у меня уже есть. Не хватает нескольких деталей, хоть и не факт, что ты знаешь то, что необходимо. — Например? — Уровни репутации сабмиссивов, переход между ними, — Юнги склоняет голову набок, обдумывая последнее, что ему надо, — и если тебе известно, то где располагается дом-зона твоего бывшего доминанта. Чимин смеряет Юнги подозрительным взглядом, поджимает губы, но показывает. Ведёт своими маленькими пальчиками по его телу, замирая на предпоследнем ребре слева, и тихо выдыхает: — Тут. У него вокруг неё есть татуировка, — какое-то время держит ладонь на этом месте, бултыхаясь в своих мыслях, и продолжает: — Он никогда не разрешал касаться этого места и наказывал, если саб нарушает приказ. Но почему? Что такого в этом месте, Юнги? Юнги накрывает ладошку Чимина своей и мягко поглаживает, обдумывая вопрос. Он читал немало теорий и исследований о саб и дом-зонах. И если у сабмиссива это ещё имеет какой-то смысл — с помощью такой зоны можно помочь успокоиться или достигнуть пика сабспейса, то вот у доминанта… — Если определённым образом воздействовать на дом-зону, то доминант теряет контроль, — помедлив, Юнги расстёгивает браслет с социальным статусом и протягивает руку вперёд запястьем вверх, — погладь, ты почувствуешь чуть более тёплое местечко. — А… всё будет нормально? — Чимин с опаской замирает над запястьем, но, чувствуя уверенность и поддержку Юнги, нерешительно касается. Оглаживает подушечкой большого пальца кожу, невольно улыбаясь, замерев на довольно горячей точке. — И правда тепло. — Если просто гладить, то ничего не случится, — от запястья вдоль руки проскальзывают крупные мурашки, поднимающие короткие волоски на теле. Чимин чуть ли не первый, кто касается его дом-зоны. Непривычно. Намного интимней всего, что между ними было. — А вот если надавить, растереть или уколоть… тогда с высокой вероятностью доминант начнёт впадать в агрессию. Чимин нервно отдёргивает руку, поглядывая на Юнги с опаской. Такой забавный и любопытный. — И это просто опасно, — он застёгивает браслет обратно, скрывая дом-зону, — поэтому если сабмиссивы обычно не озвучивают, где находится их саб-зона, чтобы защитить себя, то доминанты стараются сразу предупредить, чтобы защитить окружающих. — И как долго это может длиться? — Чимин склоняет голову набок, и несколько прядок волос симпатично свисают. — И как это… остановить? — По-разному, — он пытается припомнить все случаи, когда был свидетелем подобного. Однажды по неосторожности Хосок воздействовал на дом-зону Намджуна, но рядом были Юнги и Сокджин, которые скрутили Кима и просто ждали, когда тот сможет взять себя в руки. В другие разы это было во время открытых сессий. — Нет какой-то общей статистики, по крайней мере, я о ней не знаю. Но анализируя, думаю, всё зависит от уровня контроля конкретного доминанта. Если он сам по себе слаб и даже лёгкое воздействие провоцирует высвобождение сдерживаемой злобы, то и успокаиваться он будет долго. В моём случае, даже если ты сожмёшь моё запястье и надавишь на зону, я не сорвусь. Чимин рассеянно кивает, переваривая услышанное. Он покусывает нижнюю губу, и несложно предугадать, какие мысли крутятся в хорошенькой головке. Не страх или опасения, а запоминание — трогать Юнги за запястье левой руки может быть опасно. И не столько сабмиссиву, сколько всем остальным людям, потому что если Чимина он может и не тронуть, то вот остальных… Юнги хмыкает, поражаясь тому, как много он может позволить Чимину. — Кажется, теперь я лучше понимаю, спасибо, что рассказал. — Было бы за что, крошка, — Юнги ласково оглаживает нежное предплечье, думая, напомнить ли о своём первом вопросе или подождать. — Насчёт репутации я знаю не очень много, — но Чимин начинает рассказывать раньше. — Для перехода надо было собрать очки открытых сессий, и чем… горячее была сцена, тем выше балл. Многие переходили, потому что открывался доступ к самым опытным доминантам. — Любопытно, — Юнги сощуривается. Получается, что для доминантов и для сабмиссивов клуб преподносит разную информацию. С одних господин У берёт деньги, а другим даёт иллюзию более широкого выбора. — Других вариантов перехода не было? — Только вниз, — непонятно говорит Чимин, тут же поправляясь: — Если саб набирает очки сам, за послушание и хорошее поведение, то он повышает рейтинг и имеет привилегии. А если у него много очков наказания, то он становится что-то типа… общедоступным? Его сажают на цепь, не навсегда, а на какое-то время, пока он не исправится. Чимина передёргивает. — Я очень боялся, что опущусь в рейтинге, — он трепетно падает обратно в объятья, обхватывая руками и ногами Юнги, — поэтому, когда Донсу начал давить, то мне стало настолько страшно, что я даже не заметил использования дом-голоса. Просто пошёл к господину У и сказал, что мой контракт нарушен. — Он не стал спорить? — Это было у всех на глазах, плюс камеры наблюдения, — Чимин зарывается лицом в сгиб шеи, принимаясь шумно дышать, — думаю, мне даже повезло. Домой я вернуться не мог, в общежитие пока что не пускали, а социальный статус… — Тебе бы выдали жильё, — сабмиссивам, которым некуда идти, доступны некоторые льготы, — пусть и временное, но ты мог бы хотя бы не бродяжничать. — Я боялся, что если все узнают, что я саб, то попытаются использовать меня, — Чимин говорит не очень внятно, смазывая часть звуков, потому что отчаянно прячется в объятьях Юнги, — краем уха услышал про «Индиго» и… мне нечего было терять. А потом ты узнал, что я саб, просто посмотрев на меня. Это было так глупо — пытаться скрывать очевидное. Чимину действительно повезло. Он мог попасть на кого угодно, но попал на Юнги. В его заботливые и комфортные руки. А необходимость узнать о «Моменте» больше дала гарантию общения, и за сближением дело действительно не стояло. Маленькая принцесса в беде, которая дала себя спасти. — Ты теперь со мной, крошка, — Юнги мягко разворачивает мордашку Чимина к себе и сладко целует в губы, — я никуда тебя не отпущу и никому не позволю причинить тебе вред. «Момент» будет закрыт, а все, кто пострадал из-за отвратительной политики клуба, отправятся на реабилитацию. Веришь мне? — Верю, — этот ответ не меняется ни после сессии, ни после открывшейся правды, — и доверяю. Если не ты… не знаю, где бы я был. — Не думай об этом, — Юнги утягивает Чимина в очередной поцелуй, ласково толкаясь в рот и вылизывая нёбо, — живи настоящим и нашим общим будущем. Чимин пытается что-то ответить, но пухлые губки так удобно целовать во время разговора, что Юнги даже не вслушивается. Он поваливает его на спину, нависает сверху и властно оглаживает вдоль боков. После сессии у них не было никакой близости, да и сейчас чувств так много, что совершенно не хочется ничего, кроме поцелуев. Множества маленьких, быстрых, долгих, глубоких и коротких. В губы, шею, ключицы или живот. Юнги не может остановиться, щекоча Чимина губами и пальцами, вслушиваясь в нежный перезвон смеха. На душе сразу же становится уютно, пока в голове зреет план для ареста господина У. Они смогут посадить его на такую же рабскую цепь, какую он использует для сабмиссивов.

***

План они обсуждают на следующий же день, пригласив в клуб Намджуна Ким Тэхёна. Юнги пересказывает то, что узнал от Чимина, Чонгук довольно дополняет картину найденными фактами о не самых легальных действиях. А потом встречаются ещё несколько раз, пока не замирают в ожидании развязки. Сегодня должно всё случиться. — Хоть не наркотики, — выдыхает Намджун, — это было бы уже слишком. — Ну, знаешь, — Чонгук недовольно цокает, — прикрывать нелегалов и помогать перевозить людей из Северной Кореи — это ненамного лучше. — Они хоть живы, — не соглашается Намджун, а Юнги достаёт бутылочку коньяка. Разливает по небольшим стопочкам и отпивает первым же. План у них простой, но ведь верно — зачем усложнять? Закрыть клуб за реальные грешки, выкупить по минимальной стоимости и поставить на место своего человека. Юнги оценивающе смотрит на этого Тэхёна, пытаясь сделать выводы, опираясь на внешность и внутреннее ощущение. Получается не очень хорошо. Этот доминант явно что-то скрывает и превосходно контролирует и себя, и своё тело. Мысли и подавно. Ни с кем не вступает в спор, но стоит Чонгуку начать выделываться, как он любит, как тут же звучит едкое: — Ты, конечно, всегда всё знаешь лучше всех. — Безусловно, — но Чонгук не воспринимает такие комментарии, как уколы, а совершенно небрежно отмахивается, — у меня сеть информаторов и группка людей, которые анализируют данные. Я всегда всё знаю лучше всех. — Жаль, что в отношениях это так не работает, — в ехидной улыбке Тэхёна Юнги читает намёк на… что-то. Обычно подобное проявляется в провоцирующих садистах, но Ким не похож на доминанта-садиста. Или похож? Заинтригованный загадкой, Юнги едва не упускает момент, когда им перезванивают с новостями, что за псевдонимом господина У скрывался сабмиссив Ким Уджин, пытавшийся обмануть систему. Мало того, что он устроил из своего клуба буквально бордель, прикрывал мигрантов, так ещё и подделывал браслеты с социальным статусом. — Вот этого ты точно не мог знать, Чонгук, — возвращает Тэхён, прослушав данные, — поразительный саб, конечно. Он, наверное, из тех, кто сопротивляется своей сущности? — Его даже как-то жаль, — Чонгук прокручивает между пальцев ручку, — не нашлось, видать, доминанта, который бы удовлетворил его потребности. — Это частая проблема в последнее время, — вкидывает Тэхён, обращая на себя внимания остальных троих домов, — что? Сабов, особенно мазохистов, становится всё больше. Если смотреть на статистику, то тенденция рождения доминантов поразительно плачевна. У нас наступает сильный перекос, и, как его решать, никто не знает. — Я согласен с Тэхёном, — задумчиво кивает Намджун, — читал несколько исследований на этот счёт, но в конечном итоге… Звонок на телефон Юнги заглушает часть речи. Извинившись, он отходит к окну, без особого сожаления покидая обсуждение неприглядного будущего. Его может волновать только Чимин и их отношения, но уж точно не весь мир, который постоянно нуждается в спасении. — Слушаю, — собеседник быстро и торопливо диктует адрес с местонахождением Кван Донсу. Доминанта успели выхватить буквально из-под носа полиции, которая проводила арест помещения и зачитывала статьи с наказаниями. Им всем предлагали присутствовать при задержании и опечатывании клуба, но какой в этом смысл? Грязную работу делают солдаты, пока светлые умы сидят и ждут итога. — Понял. Юнги сбрасывает звонок и хищно облизывается. На это «свидание» он отправится в одиночку. Не хватало ещё, чтобы увели такую желанную добычу, пусть никому в этом кабинете и нет дела до доминанта, который причинял боль Чимину. — …и через пятьдесят лет не останется ни одного доминанта-садиста, который бы мог справиться с оравой сабмиссивов-мазахистов, — яро доказывает свою точку зрения Тэхён, экспрессивно размахивая руками. Они на троих допили несчастную бутылку коньяка и открыли вторую. — Я покину ваше интеллектуальное общество, — Юнги вклинивается в паузу, помахивая телефоном, — меня ждут дела. — Только пусть твои дела не выйдут нам боком, — мелкая пакость по имени Чон Чонгук пытается язвить, но на Юнги давно не действуют подобные комментарии. Он величественно игнорирует несущественные подъебки, покидая кабинет. В одном Чонгук прав: не стоит идти на дело одному. Благо у Юнги есть телохранители. Прихватив пару ребят, он садится в машину и едет с ними на один заброшенный склад, принадлежащий давно закрывшейся компании. Там должен находиться скованный цепями Кван Донсу собственной персоной. Юнги не слишком долго думал, что именно с ним сделать. Мысль сформировалась сразу же, когда Чимин показал место расположения дом-зоны. Мало кто знает, но если её выжечь, то доминант теряет над собой контроль и подобных людей сажают на принудительное лечение в соответствующие учреждения. Никакого шанса на восстановление и мучительное существование в некомфортном теле до самого конца — вот его судьба. Жестоко? Пожалуй. Высадившись рядом со входом, Юнги жестом приказывает охране держаться в тени и следить за обстановкой. Он сам непринуждённо входит внутрь, понимая, что костюм подлежит выбрасыванию — слишком пыльный воздух, оседающий на ткань неприятным слоем. — Эй, ты, — голос у Донсу поразительно гнусавый, — помоги мне. — О, не сомневайся, — Юнги зло хмыкает, — я тебе помогу. — Чё? — да и взгляд туповатый. И почему Чимин выбрал из всех вариантов именно этого доминанта? Что, получше не было? Юнги всматривается в черты лица, пытаясь найти хоть какое-то преимущество, но, видимо, этот образец мудачества совсем не в его вкусе. — Ты кто вообще такой. — Неважно, — Юнги попросил, чтобы ему заранее приготовили железяку и местечко для розжига. Оглянувшись, он находит искомое. — Я с тобой даже говорить не буду, Донсу, пришёл только передать пламенный привет от одного саба. Разведя небольшой костёр в специальной зоне, Юнги устанавливает прут с плоским основанием для нагрева. А сам срезает мешающую футболку на груди Донсу, игнорируя возмущения и попытки брыкаться. Какой смысл что-то доказывать или пытаться вправить мозги в тупую башку? Юнги даже брезгует пачкать кулак в чужих кривоватых зубах. Он видит татуировку и криво ухмыляется. — Чё ты задумал, — Донсу притихает, наблюдая, как Юнги в перчатке хватает прут, — чё бы ты ни задумал — не надо. — А вот это уже мне решать, — хмыкнув, он примеряется и метко, с первого раза попадает раскалённым кругляшком в дом-зону. Крик стоит такой, что не будь это заброшенным заводом, сюда сбежалась бы вся округа, но Донсу так не повезёт. Он потеряет себя, потеряет возможность быть доминантом и никогда не сможет исправить свои ошибки. Его пример не станет назидательным и не даст задуматься другим о своих поступках. Юнги не спасатель, если, правда, это не касается сабмиссивов. И одного конкретного Пак Чимина, ставшего для него всем.