Slave

— Вы похожи на копов, — первое, что слышит Юнги, когда выходит из тени, чтобы поближе познакомиться с «подарком» от друзей. Так его ещё ни разу не оскорбляли. — И говорить с вами я не буду. — Будешь, — мрачно хмыкает Намджун, хрустя костяшками, — твой босс должен был всё объяснить. «Подарочек» с не самым примечательным именем Ли Чжун недовольно морщится, упрямо встряхивая головой. Норовистый. И достаточно крепкий — не только физически, но и ментально. Его доминантная натура искрит, распуская волны гипертрофированного контроля. Совсем неудивительно, что такой человек пошёл в «Момент» — такие садисты там находят себе местечко. Им не дали почитать карточку этого Ли Чжуна, но одного взгляда достаточно, чтобы понять: этот дом предпочитает избивать до крови. Розгами, плетью. Использовать ножи и потом с особым наслаждением стимулировать порезы, чтобы сабмиссив звучал особенно громко и плаксиво. Счастьем будет, если он хотя бы поможет обработать раны после сессии. Юнги переглядывается с Намджуном. Они договорились о том, как будут вести себя в такой ситуации. Их двоих более чем достаточно, чтобы скрутить одного человека, а потом банально выбить всё, что нужно. Ладонь импульсивно сжимается в крепкий кулак, готовая познакомиться с мерзким лицом и пару раз пройтись по мягкой почке, но их обрывает звук сработавшего замка. — Простите-простите, пробки! — Чонгук, вечно опаздывающий ребёнок, торопливо влетает в номер, не забыв захлопнуть за собой дверь. — О, а чего вы такие напряжённые? — Я тебя знаю, — Ли Чжун переводит удивлённый взгляд на улыбающегося Чонгука, — и ты не коп. Ты владелец клуба «Голден». — Моя слава бежит впереди меня, — Чонгук оглядывается на Юнги с Намджуном и, игнорируя несошедшее напряжение, подмигивает им, — да, я Чон Чонгук, а это мои хорошие друзья, Ким Намджун и Мин… — Обойдёмся без имени, — резко обрывает его Юнги. Он сощуривается, оценивающе проскальзывая взглядом по практически моментально расслабившемуся Ли. Доминант довольно быстро обуздал свою натуру и сейчас находится на приемлемом уровне давления. — Раз вопрос с нашим причастием к легавым улажен, то перейдём к делу. Расскажи всё, что знаешь о «Моменте». — Ну кто так ведёт переговоры, хён? — Чонгук покачивает головой и вальяжно приближается к бару. Они сняли номер в гостинице, где есть гарантия максимальной конфиденциальности, так что любые напитки уже оплачены. — Нет, чтобы предложить выпить. Виски? — он оглядывается на Ли и, получив в ответ нервный кивок, достаёт одну бутылку и четыре стакана. — Расположиться за столом, обменяться впечатлениями о погоде… — Чонгук. — И плавно спросить о том, не соблаговолит ли уважаемый господин Ли рассказать нам в деталях о причинах разрыва контракта, — Чонгук говорит всё это, не останавливаясь ни на мгновение. Расставляет стаканы на столике, наливает по два пальца виски в каждый. Двигается к мини-холодильнику и достаёт ведёрочко с кубиками льда — для любителей. — Не каждый день узнаёшь, что клуб первым рвёт контракт. Юнги дома ждёт сладкий нуждающийся котёнок. Меньше всего ему хочется тратить время на сомнительных садистов. Но у Чонгука всегда был свой особенный подход к диалогу. Может быть, именно по этой причине он единственный из них обожает публичность. — Клуб со мной? — Ли пропускает смешок, ошеломлённо покачивая головой. — Это они так всё преподнесли? — Это не так? — Чонгук усаживается в одно из кресел и картинно смахивает чёлку со лба. Он жестом приглашает всех присоединиться за стол, но Юнги предпочитает стоять. Забирает свой стакан и отходит в сторону, чтобы наблюдать за развернувшейся сценой со стороны. — Конечно не так, — Ли залпом выпивает свою порцию и, не дожидаясь, когда подольют новую, наливает себе сам, — более того, они мне отказывали что-то около… двух-трёх недель. Уже когда я банально перестал появляться в клубе, господин У разозлился и, ну в целом, да, формально он разорвал со мной контракт. Но фактически — потому что я не был заинтересован в клубе. — Что было не так? — включается в разговор Намджун. Он докидывает лёд в стакан и покачивает янтарную жидкость, но взгляда от Ли не отводит. — Чонгук управляет клубом «Голден», как ты уже знаешь, а мой — «Индиго». — И «Момент» стоит вам поперёк горла? — хмыкает Ли, выпивая до дна второй раз и пополняя стакан в третий. — Ну тогда понятно. Если коротко, то они больные ублюдки и несмотря на то, что я садист, даже для меня их предложения — это перебор. — А если подробно? — грубо спрашивает Юнги. Любой слабый доминант вздрогнул бы от его тона, но Ли даже не оглядывается. — Тебя прикроют, а мы источник информации не сдадим. Нужны деньги? Заплатим. Ли молчит. Мрачно выпивает ещё дважды, приговаривая бутылку, и раздражённо стучит стаканом по столу. Чонгук уже хочет подняться ещё за одной, но Чжун отрицательно покачивает головой. Он явно собирается с мыслями. Юнги хочется его поторопить, но, поймав предостерегающие взгляды Намджуна и Чонгука, он нехотя переключается на виски. Это даже не глоток. Так, промочить губы. — Оставьте свои бабки себе, тц, — Ли шумно выдыхает, дёргает ногой и откидывается на мягкую спинку кресла, — я так расскажу. Мне терять особо нечего, я завтра свалю из страны, а вам, так и быть, помогу. Этот У — видать, сокращение от слово ублюдок — торгует сабами. Юнги замирает. Намджун напрягается, а Чонгук стискивает челюсть до неприятного скрежета зубов. — Ну не прям так, как работорговля, — Ли продолжает рассказывать, расплываясь в довольной улыбке от произведённого эффекта, — сначала он заключает с ними предварительный контракт. На месяц там, иногда три. Присматривается, оценивает, насколько сабы податливые. Даёт им даже выбрать доминанта, но ненавязчиво так ведёт, чтобы они выбрали нужных ему. А потом ломает. — Как? — Намджун отставляет стакан в сторону и подаётся вперёд, сложив руки на столе. — У них контракты все такие, с подковыркой, — Ли дёргает головой, — я сам не читал, он не даёт изучать контракты сабов, но просто слышал болтовню. Короче, суть там в том, что если контракт будет нарушен со стороны саба, то перезаключается новый с более жёсткими отграничениями и условиями. Одно из таких — это рабская цепь. Слыхали, может? Видели? Намджун отрывисто кивает — да, видели. Именно на них и сидят сабы в клубе, как выставленные напоказ пэты. В тот раз, когда Юнги там был, то наблюдал игру? Теперь он сомневается, что это игра. Любой доминант мог подойти и забрать саба, сняв цепь с кольца. Уводил ли он его в приватную комнату или на сцену — уже не так важно. Сабмиссивами распоряжались в этом клубе как вещами, и теперь это факт. — Ну вот, — Ли хлопает себя несколько раз ладонью по ноге, — второй контракт делает из саба собственность клуба. И любой доминант может выкупить себе время с ним. Это я имел в виду, говоря про рабство. Есть ещё какой-то третий уровень контракта, но я не застал его воплощение. Юнги стискивает стакан, чувствуя, что ещё немного и просто раздавит стекло. Чтобы не пораниться, оставляет тот в сторону и складывает руки на груди. Итак, он знает, что Чимин заключил контракт, но на цепи не сидел. Значит, это был именно вот этот «предварительный», а до второго уровня он не дошёл, потому что… — А что будет, если доминант нарушит условия в контракте саба? — Да хуй знает, — Ли пожимает плечами, а потом, спохватившись, добавляет: — Хотя не, не хуй. Я застал сцену, где какого-то саба как раз ломали, пытаясь принудить к выполнению желаний дома, но вразрез с условиями в контракте саба. Кажется, саба просто отпустили, а дома наказали. — Как? — Этого я уже не расскажу, — Ли оглядывается на Юнги, с интересом оценивая его напряжённую фигуру, — но слышал, что в подвале клуба есть клетки. Думал, что для игр с сабами, но может, и дома туда запихали. Он явно хочет сказать что-то ещё, как-то надавить или подъебнуть всех троих или только Юнги, но придерживает язык за зубами. Вот и правильно, вот и хорошо. Иначе действительно может лишиться пары зубов, потому что Юнги не в себе. Слишком маловероятно, что сцена, которую он видел, не касается Чимина. Два одинаковых события за короткий срок? Сомнительно. Значит, это был его котёнок, которого хотели сломать и… хм. В голове Юнги складывается неприятный пазл: шибари, грязные слова, запрет на оргазм и состояние дропа на момент их знакомства. Дом-голос использовался, скорее всего, для того, чтобы принудить Чимина к анальному сексу. А на самом деле ему просто надо было разрешить кончить и показать, насколько это приятно. — Что-то ещё? — Намджун прокашливается, разбивая повисшую тишину. — Какие-то детали, может… слушки? — Ну слышал, что там вроде наркоту продают, но не знаю, правда или нет, — Ли постукивает пальцами по столу, — господина У видел только в маске. Сабы… да они сами приходят, как мотыльки на свет. Много мелких, таких, знаете, очарованных болью, хотя мазохизма в них почти нет. Часто вот родители вообще приводят своих детей — и домов, и сабов. Вроде видел, что некоторые даже ебут. — Своих детей? — Ну, — Ли пожимает плечами, вновь нервно ведя ладонями по бёдрам, — атмосфера там сомнительная, но поначалу прикольно. И там или подсаживаешься на всю эту условную запрещёнку, или сваливаешь. — А ты почему ушёл? — Юнги не решается сделать шаг со своего места, хотя всё внутри зудит от желания рвануть домой. К Чимину. — Саб был один, милый очень, — Ли мрачно морщится, — мы с ним сессии часто проводили, но где-то на десятую я понял, что он вообще не мазохист. Из-за контракта клуба сам не знал, чего хочет, а мне просто… давал. Мне не в кайф травмировать, чтобы там ни думали о садистах. Если бы ему нравилось, базара ноль, забрал бы себе, а так… Я ушёл. — И оставил его там? — вскидывает бровь Чонгук. Он такое не терпит. — Нет, конечно, он мне так-то близким стал, — Ли закатывает глаза, — помог разорвать контракт, а потом пошёл и свой рвать. Дальше вы знаете. Ну, чо, — он прокашливается, поднимаясь с места, — всё узнали? Могу валить? — Вали, — отмахивается Намджун и провожает Ли взглядом до самой двери. После щелчка замка они молчат ещё какое-то время, обдумывая услышанное. Юнги не нравится. И мутность контрактов в «Моменте», и ситуации с переходом с одного, получается, уровня на другой. Попахивает чем-то мерзким. Чем-то, что сокрыто за внешним, чего не понял даже Ли. Им и подавно не понять, не проникнув под кожу клуба и господина У. А это не так-то просто. — Я потороплю своих людей, — первым нарушает тишину Чонгук, — не нравится мне это дерьмо. Но отправлять туда кого-то из своих домов или, не дай бог, сабов… Ни за что. — Да, — Намджун отрывисто кивает, — Юнги, я не имею права просить, особенно сейчас, когда Чимин уже твой, но… Юнги тяжело вздыхает. Он сам понимает, что Чимин добавит им пару недостающих звеньев в цепи. Казалось бы, нет никакой проблемы натравить на «Момент» проверку уже сейчас, но хочется быть готовыми со всех сторон. Чтобы попасть с первого выстрела. — Дай мне пару недель, Джун-а, — Юнги не верит, что этого времени хватит для сближения, но другого варианта просто нет, — а пока последим, вдруг подвернётся кто-то ещё. Поймать ещё одного выпорхнувшего из «Момента» сабмиссива было бы сейчас идеально, но Юнги не верит в то, что им так повезёт. Им уже повезло больше, чем следовало бы.

***

Раздражение должно было бы рассосаться в дороге, пока он едет к Чимину. Скорость обычно хорошо помогает сбросить напряжение, но в этот раз всё идёт не по плану. Сначала действительно пробки, чем и оправдывался Чонгук, а когда удаётся вжать по газам, он оказывается дома. Заезжает на парковку, хлопает дверью громче обычного и зло поднимается на лифте. Нельзя в таком состоянии появляться перед чувствительным котёнком, поэтому Юнги прибегает к самому последнему методу. Контролю дыхания. Помогает слабо, но лучше, чем совсем ничего. Однажды об этих техниках ему рассказал Хосок, ещё до отношений с Кимами, вот и заело в голове. Вдох-выдох, мысленный отсчёт и опять — вдох-выдох. У Юнги даже рассасывается кровавая пелена перед глазами, когда он вводит код от дома. Интересно, Чимин освоился? — Мур~р~р~ В прихожей Юнги встречает котёнок. В одной белоснежной рубашке, со свисающим между ног белым хвостиком и торчащими на макушке ушками. Они не договаривались о подобном, но неожиданно приятно прижимать к себе ластящегося Чимина. Продолжая игру, мурчащий котёнок тычется носом в сгиб шеи, приподнимаясь на носочках, а проворными ладошками скользит под одежду, помогая раздеться. Он трётся всем телом, как делал бы кот, желая пометить своего хозяина. — Привет, крошка, — вся скопившаяся злость моментально улетучивается, стоит Чимину потянуться за поцелуем и обхватить лапками шею, — заждался? — Ты долго, — Чимин навязчиво пытается забраться на ручки, и у Юнги нет ни одной причины отказывать в подобном жесте. Захлопнув ногой дверь и торопливо стянув обувь, он подхватывает котёнка под ягодицы, усаживая на бедро. Горячий, стоящий колом член моментально прижимается к боку. — Но я рад, что ты уже дома. С возвращением. — Я тоже рад быть дома, — Юнги покрывает поцелуями разрумянившиеся щёчки, спускается на сгиб челюсти, мягко прикусывает шею над ошейником. Думает об их договорённости. — Ты готов ко второму этапу? — Д-да, — Чимин возбуждённо ёрзает, — я ждал. Мысли о «Моменте» можно отложить на потом. Как и необходимость завести разговор с Чимином о бывшем клубе или мудаке-доминанте. Сейчас Юнги нуждается в переключении и сбросе напряжения. Когда они обсуждали вторую игру, то он не думал, насколько подобное будет уместно. И вот — более чем необходимо. Поддерживая их ритуал, сначала Юнги идёт мыться, неся вместе с собой Чимина. Усаживает на похожее мягкое кресло, раздевается, ныряет под прохладный душ и не одевается обратно. Незачем. Он и с котёнка снимет рубашку, когда они доберутся до спальни. Доминантная натура выходит на первый план, ревниво отрезая любые мысли об оральных ласках. Сначала они поиграют в наказание, а уже потом сабмиссив кончит. Не совсем отложенный оргазм или запрет на финалы — Чимину можно кончать. Но… Юнги понимает, что это та часть, которая в нём слишком сильна и не поддаётся изменениям. Чимин должен кончить без прикосновения к члену. — Мой сладкий котёночек хорошо себя вёл? — Юнги уносит Чимина в спальню и усаживает на постель. Он действует чуть резче обычного, принимаясь расстёгивать пуговицы. — Расскажи, как прошёл твой день. Что ты ел. Чем занимался. — Я… — Чимин крупно вздрагивает, разводя руки в стороны, чтобы помочь снять рубашку. — Я спал. — И всё? — Кошки спят по шестнадцать часов в день, — Чимин поднимает свою хорошенькую мордочку и вытягивает губки клювиком, — я вёл себя очень хорошо. У Чимина есть небольшие проблемы с тем, чтобы нормально кушать. Не расстройство питания, никакой потребности выблевать съеденное, он просто ест мало. Слишком мало. Настолько, что иногда Юнги хочет начать насильно его кормить. — Значит, я сейчас могу пойти на кухню, открыть холодильник и не найти там приготовленного для тебя обеда? — Юнги втискивает колено между сведённых ног Чимина и раздвигает их в стороны. Он чувствует смесь смущения и возбуждения сабмиссива, принимает, что тому нравится вопрос и… Юнги склоняет голову набок, прислушиваясь к чутью. Чимин не ел специально? Чтобы получить наказание за дело, и игра была не просто игрой, а соприкасалась с реальностью. Он наклоняется и обхватывает пальцами точёный подбородок, всматриваясь в глаза. Да. Это не просто догадка — Чимину не нужна ролевая игра, если она никак не затрагивает его потребности. И сейчас, зная, что Юнги давал чёткие указания по еде, а Чимин их осознанно нарушил, сабмиссивная натура полностью готова и жаждет быть наказанной. — Так что, крошка? — Юнги стискивает пальцы, вынуждая распахнуть ротик. — Что я увижу в холодильнике? — Обед, — выдыхает Чимин, прикрывая глаза, — я… я не… это было так неловко, Юнги. Ведь это твой дом. И я… мне… — Мой, да, — Юнги резко отстраняется, прищуриваясь на растерянность в мгновенно распахнувшихся от неожиданности глазах, — и мои правила, которые ты нарушил. А что делают с нарушителями? — Наказывают. Слово, которое служит сигналом в их игре, произнесено. Именно Чимин должен дать разрешение на большее, тем самым показывая, что он готов. Впрочем, всё его тело кричит о желании получить наказание: котёнок сладко ёрзает на постели, сжимает и разжимает пальчики на стопах, тяжело дышит и истекает. С головки аккуратного багрового члена стекает белёсая капелька предэякулята, провоцируя действовать дальше. Юнги не хочет использовать атрибутику. Не сегодня, по крайней мере. Он неторопливо обходит постель, усаживаясь на другой половине — поворачивается к Чимину спиной, а потом дважды хлопает по коленке. Говорит: — Место. И ждёт. Приходится не долго. Чимин торопливо переползает по кровати и плюхается на ногу, вскидывая попку с пушистым хвостом вверх. От него буквально несёт предвкушением. Это невероятно веселит. И как наказывать того, кто ужасно хочет быть наказанным? В следующий раз Юнги надо будет подловить его на чём-то менее ожидаемом. Но пока что… Пока что он водит ладонью по бархатной коже бёдер и ягодиц, задевает край пробки и поправляет член так, чтобы он умостился между ляжек. — Твоё плохое поведение расстраивает меня, Чимини, — Юнги не торопится шлёпать по ягодицам. Он примеряется. Взвешивает в ладони попку, сминает её, оттягивает кожу в сторону и любуется симпатичной формой мышц ануса. — Я понимаю, что ты совсем не умеешь заботиться о себе и это моя обязанность — принимать решения. Но ты бунтуешь. — Я! Ах! — Чимин аж подпрыгивает на месте, когда ему не дают ответить, прерывая объяснительную речь шлепком. Юнги не делает больно — не в этом цель, он просто обозначает границу. Бьёт и тут же поглаживает местечко. Не остаётся даже красноты на полной ягодичке, а вот между ними ненасытная дырочка начинает двигать пробку внутри. Негодник. — И что это ты тут делаешь? — Юнги надавливает на пробку, вжимая её внутрь и не позволяя трепыхаться. — Разве так ведут себя хорошие кошечки? — Я п-просто! Ах! — очередная попытка оправдаться прерывается мягким шлепком. Юнги чувствует удовлетворение. Ему весь вечер хотелось избить раздражающего доминанта, но это не принесло бы и капли радости, а даже наоборот — больше разозлило. Сейчас же, когда на коленях дрожит маленький нуждающийся котёнок, а его член откровенно истекает, дёргается и собирается излиться, становится хорошо. — Ты просто несносный бесёнок, Чимини, — Юнги специально потратил несколько вечеров на то, чтобы сделать грязную речь менее грязной, но оставить этот лёгкий флёр… грубости. — Говоришь, что будешь хорошим для меня, послушным, а потом одним маленьким жестом разрушаешь все наши договорённости. Юнги шлёпает Чимина ещё раз и прислушивается. Не перегнул ли он? Они всё же внесли «Dirty talk» в лист обучения, чтобы попробовать более мягкую его версию и, если понравится, по нарастающей увеличивать воздействие. Сабмиссивная натура Чимина поёт — отзывается на каждое слово, на каждый удар, на грубость и нежные поглаживания. Ему нравится, а значит, можно не останавливаться. Юнги вытаскивает пробку из непослушной задницы и вставляет два пальца в смазанную дырку, чтобы подцепить её словно на крючок изнутри. Приподнимает вверх, надавливает на колени — помогает встать Чимину в нужную позу — и шлёпает, говоря: — Несносная крошка, желающая провоцировать своего доминанта. Нравится чувствовать на своей попке мою ладонь? Нравится ёрзать, истекать и скулить? Ну же, крошка, скажи мне. — Н-нравится! — Чимин высоко вскрикивает, прогибаясь в пояснице и трепыхаясь в его руках. Его маленький член выплёвывает из себя сперму, пачкая плюшевые бёдра, пока славные яички освобождаются от семени. Он так красиво кончает, что Юнги не может не любоваться. И помогает достигнуть финала с наилучшими ощущениями. Юнги не отпускает сжимающуюся вокруг пальцев дырку, но надавливает подушечками на внутренние гладкие стеночки, продолжая второй ладонью пошлёпывать по ягодицам. Член с мошонкой реагируют на каждый удар, откровенно дёргаясь и густо изливаясь. Оставаясь покорным, Чимин не раздвигает ножки, отчего во впадинке получается липкий белёсый ручеёк — он спускается до самых пяточек, где и собирается небольшим озером. В груди расцветает умиление. — Я тебя наказываю, а ты кончаешь, тц-тц, — Юнги покачивает головой, пусть Чимин этого и не видят, — так поступают хорошие или плохие котики? — Х-хорошие, — слабый высокий голос звучит неожиданно нежно, — а ещё хорошие котики ум-меют просить прощение. — И как же? — Юнги отпускает попку, чувствуя, что Чимин хочет что-то сделать. Несложно догадаться, но он всё равно удивляется, когда нежный котёнок стекает на пол, размещаясь между ног и раскрывает ротик. Пухлые губки обхватывают головку, принимаясь неторопливо посасывать член. — Вот как, крошка? Хочешь вылизать мой член? И думаешь, этого будет достаточно? Чимин упрямо стискивает ствол, осторожно насаживаясь дальше, чем обычно. Не до основания, но головка касается края узкого горла. Горячо. И чертовски приятно. Юнги зарывается пальцами в белые прядки волос, стараясь не задеть кошачьи ушки, и внимательно смотрит, как двигается хорошенькая голова. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Плавно, неторопливо. Чимин иногда снимается, чтобы расцеловать ствол и облизать каждую выступающую венку. Он, потакая кошачьей натуре, лижет с явным усердием, полностью отдаваясь процессу. Прижимается губками к основанию, скользит до головки и насаживается обратно, с каждым разом опускаясь всё ниже и ниже. Юнги нравится этот вид. Такой послушный и подчинённый, можно даже сказать раскаявшийся, потому что Чимин действует искренне. Для него игра протекает на всех уровнях личности — и кошачьей, и сабмиссивной, и чиминовой — поэтому он отдаётся с таким рвением. Ускоряется, замедляется, посасывает уздечку и тыкается кончиком языка в маленькую дырочку на головке. Чимин даже пытается урчать, но быстро сбивается. Юнги чуть сжимает волосы, подумывая о том, чтобы толкнуться в податливый рот, но быстро давит этот порыв. Ещё рано. С каждой сессией они всё больше приближаются к истинному единению, и подобный процесс нельзя торопить. Впрочем, можно ли назвать их взаимодействия сессией? У них нет чётких рамок, только паузы между играми. — Ты так хорошо стараешься, что я почти готов закрыть глаза на твою непослушность, — Юнги чувствует, как дёргается мошонка, предупреждая о подкатывающем финале. В этот раз ему даже не надо настраиваться на оргазм. — Всё зависит от того, как ты поведёшь себя в конце. Чимин протяжно мычит, отчего вдоль члена проскальзывают отчётливые мурашки — это становится последней точкой. Юнги не полностью прикрывает глаза, желая видеть, что же будет делать его котёнок. Он смотрит сквозь ресницы на то, как полные губки соскальзывают только на головку, а потом принимаются посасывать, собирая в полость рта сперму. Юнги шумно выдыхает, позволяя низкому стону сорваться с губ. Гудящее от тяжёлого дня напряжение наконец-то находит выход. Он кончает, растворяясь в движении губ Чимина, в его эйфории и откровенном наслаждении процессом. Их д/с связь крепчает, сплетаясь ещё одной нерушимой нитью. Осталась последняя, да? — Видишь, Юнги? — Чимин привлекает к себе внимание и, когда видит, что Юнги внимательно смотрит, высовывает язык, показывая густые белёсые капли спермы. А потом глотает. — Я поел. — Маленький негодник, — Юнги не может даже злиться. Он бархатно хихикает и притягивает к себе Чимина, вынуждая забраться на коленки. Их голые тела тесно прижимаются, и ни один не чувствует дискомфорта. — Тебе надо съесть что-то более питательное, крошка. — Тогда покорми меня, — Чимин капризно дуется, обхватывая руками шею, — не хочу есть один. Видимо, это тоже будет частью их ритуала. Не сказать, что Юнги против, просто непривычно — все его прошлые… неважно. Пора прекращать думать о других отношениях. Сейчас у него есть Чимин, и это куда важнее, чем то, что было раньше. Продолжая удерживать засыпающего котёнка на руках, он сначала идёт в душ, где приводит их в порядок, потом на кухню, где кормит. И заканчивает день в постели, уютно засыпая с котёнком под боком. Это становится правильной привычкой. Тем началом, что будет диктовать структуру их совместной жизни.