Пристанище

      Очередным испытанием для Томаса стало самостоятельно проснуться ранним утром. Он не мог успеть не то что к завтраку, но и к самому занятию. Заметив его отсутствие на первых двух уроках два дня подряд, Галли решил взять его дисциплину в свои руки, поэтому один из дней на неделе начался для юноши со стука в дверь.       — Какого чёрта… — вырвалось прежде, чем в комнату ворвался куратор и принялся его тормошить.       — Отвратительного утра. — проскандировал он, не понижая голоса. — Вставай, одевайся, буду приучать рано вставать.       Не разлепляя глаз, Томас сел на кровати. Одеяло намеренно было откинуто в сторону.       — Даю три минуты собраться.       Что-то щёлкнуло, и в комнате стало до оледенения холодно. Сбоку захлопнулась дверь, видимо, нарушитель сна решил подождать снаружи. Что ж, в тумане подумал Томас, пусть стоит там, а пока можно погреться… Он поджал ноги, накинул одеяло и не заметил как задремал.       Обнаружив его укутанным воздушной тучей, Галли вздохнул. Он поискал что-то сносное из одежды в ящике комода, хмурясь от одного вида беспорядка, и не забыл про ветровку. Обувь оставил ту же, свою, многолетней давности.       — Одевайся. — сказал он, кинув одежду Томасу в лицо.       Юноша разлепил один глаз и окинул взглядом осеннюю хмарь и сырость. Никакой солнечной свежести, никакой сонной тишины, ну точно, отвратительное утро.       — Не хочу.       — Одевайся. — процедил Галли. Он не любил, когда ему приходилось повторять по несколько раз.       — И что мне будет, если я никуда не пойду? — сонно прохрипел Томас.       — Вечные отработки, с утра до вечера.       — Я и так постоянно отрабатываю, одним днём меньше, одним днём больше… — он зевнул и завалился на бок, точно тюфяк с картошкой.       — А я сделаю так, что у тебя лишнего часа не будет вздохнуть, будешь вечно где-то торчать и работать.       — Лучше сделай наоборот, чтобы я отдыхал и ничего… не делал.       Веки снова закрылись, сон накатывал с новой силой. И вот уже холод не имел никакого значения, главное игнорировать голос…       — А ну быстро встал!       — Ай! Ты что творишь?! — завопил Томас от резкого хлопка по бедру. Галли снова усадил его и чуть более резким движением стащил одеяло, скомкал его и поднёс к раскрытому окну.       — Если ты сейчас же не встанешь, я выкину его, и тебе всё равно придётся за ним спускаться.       — Ну ты и сволочь, — шипел Томас, уже стоя на улице, перепрыгивая с одной ноги на другую. Он как и Галли оказался весь в чёрном, без исключений.       — Ну и нахрена ты меня сюда притащил? Жуть как холодно…       Небо просыпалось после долгой ночи, и всё вокруг отдавало влажностью. Один только взгляд на заледенелые осенние листья вызывали дрожь по телу. Они стояли поодаль от центрального крыльца, в стороне правого крыла. Галли достал секундомер.       — Сейчас согреешься. Начинаем с этого угла. Бежим два круга вокруг дома.       Бег начали одновременно. Но фигуру Галли Томас перестал видеть уже довольно скоро: они разошлись по скорости, и тот бежал уже третий круг.       Спустя пару кругов Томас отполз к дереву и присел на торчащий корень. Бок немного покалывал, да и его самого немного подташнивало, но он попытался не думать об этом.       Это было абсолютно новым для него. Спорт был новым для него. Проводить время подобным образом с Галли было новым для него. Он никогда не задумывался о пользе чего-то подобного: спорт был последним в списке занятий, в целом, в жизни. Раньше он думал, что им занимаются лишь для того, чтобы выглядеть как обтянутые кожей качки и не более, да и сейчас эта мысль осталась при нём, но ведь Галли не выглядит так, несмотря на то, что подобный бег, по всей видимости, для него привычен. Он в меру мускулист, в меру упитан, обладает подходящим его габаритам телосложением благодаря выработанной дисциплине. Как можно быть таким дисциплинированным? Как можно быть таким собранным в таком хаотичном месте?       Томас сидел на корне дерева, успокаивая сердцебиение и изредка замечая пробегающую мимо фигуру. Когда Галли обнаружил его, то слабо хмыкнул, но не прекратил наматывать круги — Томас насчитал около десяти. Возможно, Галли мог пробежать и больше, но его остановило приближение завтрака. По пути к душевым в холле они столкнулись с Минхо, который был одет так же как и они, по-спортивному. Он подмигнул Томасу, но проигнорировал Галли, и скрылся за главными дверьми.       — Кинь старые кроссовки в стиралку и возьми тапки, раз прикарманил. Как и кроссовки. — сказал Галли, стоя у зеркала в душевой комнате.       Томасу пока делать было нечего, желание завтракать отсутствовало, поэтому после душа он остался с ним, усевшись на умывальнике и наблюдая как тот собирается бриться. Кроме них никого не было. Журчала лишь вода с крана.       — Долго ты молчать собирался? — спустя несколько минут молчания спросил Галли. Он нанёс пену на лицо и в который раз сполоснул лезвие водой.       — О чём ты?       — Насчёт этой Терезы. — струя воды дёрнулась. Показалось ли, или её имя он произнёс тише?       — А что с ней?       Хотя, — он тут же себя одёрнул, — странно это спрашивать, учитывая обстоятельства.       — Прикидываешься что ли? — Галли скосил на него взгляд лёгкой неприязни.       — Ты насчёт того, что с ней случилось? Ну, я правда был в шоке с того, что произошло. Ни один человек не заслуживает–       — Насчёт того, что вы в отношениях.       Томас не нашёл, что сказать — Тереза просила выставлять их парой, но он не желал твёрдо обозначать их положение.       — Чего глазами хлопаешь?       — А что, я должен всё рассказывать, когда ты даже на мои вопросы не отвечаешь? И вообще, чего ты на неё взъелся? Она твои правила не нарушает. Почти. Не… делает чего-то криминального, за что можно осудить. Она просто девчонка, которая, вопреки всем твоим угрозам вернуть их обратно в Ленсинг, скорее всего действительно хотела бы вернуться в место, где находится её… дом.       — Не отвечать на поставленные вопросы и умалчивать — разные вещи.       — Ты опять начинаешь. — цыкнул Томас, отворачиваясь. — В таком случае, умалчивание явно выигрывает. Уж лучше недосказать, чем вообще не говорить. С чего ты вообще интересуешься этим?       На это уже Галли скривился. Он не стал пояснять, почему задал свой вопрос, но настроения у него поубавилось.       Томас задержался взглядом на его недовольном лице, заалевшей коже и венке, которая часто пульсировала. Вдруг он отметил, что краснота на его шее и скулах никак не проходит.       — А ты чего такой красный? В кипятке что ли мылся?       Свободной рукой Галли коснулся сначала шеи, потом лба. Нахмурился.       — Да, походу. Не заметил.       Томас постоял с ним ещё немного, дожидаясь продолжения разговора, но так как его не последовало, он засобирался на занятия. Он сделал всё, как сказал Галли, закинул свои кеды в стирку, в надежде, что небольшой колпачок порошка сумеет отстирать их, и отправился к испанцу, который занимал весь сегодняшний день естествознанием, английским и литературой.       Кажется, что Томас был на его занятиях очень давно, пришлось побегать по знакомым местам, чтобы отыскать хотя бы одно знакомое лицо или дверь. Он запыхался, но в конце одного из коридоров, за поворотом, обнаружил толпу ребят, которые были с ним на физкультуре и, наконец, успокоился.       Некоторое время спустя отворилась дверь. Как только Томас занял место на самой последней парте, он отметил, что этот преподаватель успел обжиться. На первых занятиях кабинет представлял собой скромное и однообразное пространство, однако сейчас он преобразился: в воздухе пахло знакомым ароматом трав, которые часто использовались для заваривания чая, книжные полки у доски были насыщены разнообразной литературой, а из-за двери, ведущей в импровизированную учительскую, доносился приглушённый звук старой музыки.       Чуднó. Тот ещё романтик.       Как и в прошлый раз испанец был в классическом приталенном костюме, с еле видными узорами на ткани. От него так же пахло дорогими сигарами и мужским одеколоном. Мужчина решил провести естествознание последним, поэтому начал занятие по литературе непринуждённо, будто то была дружеская беседа, и Томас чувствовал себя расслабленно, даже эгоистично расслабленно, понимая, что большинство из группы не притрагивалось к печатной бумаге. До той поры, когда узнал, что на сегодняшнее занятие нужно было прочитать любую книгу на выбор. Многие парни выбрали литературу, которая Томасу была знакома.       Помнится, он учился в школах довольно хорошо, — особенно успехи прослеживались в гуманитарных и био-химических предметах (высокие баллы по литературе, испанскому и химии кочевали из школы в школу) — но среди ярых отличников он никогда не был. Вспомнив о недавно прочитанном фантастическом романе, он немного расслабился, однако потом понял, что выбранное произведение обязательно должно отображаться в дневнике преподавателя. Когда очередь дошла до него, он заикнулся, что расскажет впечатления в следующий раз, и учитель вскинул предупредительный жест.       — Мне сообщили, что вы долго болели. Видимо по этой причине караулили медпункт. — сказал мужчина после всех занятий, подозвав Томаса к столу. — Вы не против запаха? — Дождавшись отрицательного ответа, мужчина вытянул из грудного кармана портсигар и закурил. — И что же у вас было?       — Да много всего. — протянул Томас, почесав шею и в миг перебрав десятки болезней, имевших долгое лечение. В голову пока ничего не приходило. — Много всего. — повторил он, менее уверенно.       — Скорее всего мигрени? Грипп?       — Да-да, точно. Сейчас и не вспомнить всё, что было.       — Ну понятно, — задумчиво закивал латинос, саркастическая складка в углу рта стала заметнее. Он сделал долгую затяжку.       Они помолчали, а Томас неловко переместился с ноги на ногу.       — Вы хотели мне что-то сказать?       — Ах, да! — будто очнувшись ото сна, тот изящным движением убрал сигару и поманил его взглянуть на стол. — Вас не было довольно долго, и, как я понимаю, книгу вы не выбрали. Все из вашей группы давно взяли одно понравившееся произведение. Вот, поглядите-ка. Выберите то, что хотите прочитать к следующему занятию.       Томас пробормотал:       — Так уж это важно?.. — он склонился над списком литературы. — Сэр, кажется, всё это я уже читал.       Рукава синего костюма промелькнули мимо лица.       — А здесь?       — И здесь.       — И это тоже?       — Читал. Это ведь список средней школы.       — Без разницы: литература для младших или средних классов — многие суть даже этих книг понять не могут. Тот же «Маленький принц», думаете, написан для детей? Как бы не так! Для взрослых. Печально осознавать, что «простой» текст путает, скрывая истинный смысл. Согласны со мной?       Томас поспешно кивнул.       — Раз вы читали это, есть ли те, которые ещё ждут своей очереди? Ах, нет, сделаем так.       Он вильнул в правую часть комнаты, за дверь, за которой скрывалась миниатюрная импровизированная учительская. И как только дверь открылась, в кабинет полилась джазовая музыка, еле прерываемая бормотанием учителя. Он стоял напротив широкого стола с встроенными боковыми полками у стены и водил пальцами по корешкам.       — А ну-ка, вытаскивайте.       — Обязательно что-то выбирать?       — Каждый был на вашем месте и брал себе книгу по вкусу. Как видите, я человек не скупой на литературу, привёз с собой пару чемоданов, — подвиньте растение в сторону, чтобы не мешалось, вот так. Я редко вижу начитанных молодых людей, вы уж извините за всплески эмоций, поэтому и вас моё задание теперь точно не обойдёт стороной. Закройте глаза и вслепую достаньте книгу. Теперь вынимайте её, читали? — Томас мотнул головой, сжимая пальцами твёрдый переплёт с швейным соединением. — Ваша задача — анализ произведения, делайте его по вашему усмотрению. Можно составить план или отвечать спонтанно, как вам больше нравится. У вас есть несколько недель, чтобы закончить её и сделать анализ.       — У всех есть столько времени на чтение? — спросил Томас, перекинув книгу с одной руки в другую.       Преподаватель улыбнулся.       — Учитывая, что многим ещё нужно вспомнить алфавит, времени предостаточно.       Остаток вечера юноша провёл в библиотеке, где снова встретил Скотта. Тот молча читал, Томас спал, положив голову на сложенные руки, а проснулся спустя пару часов, когда стукнулся лбом о стол. Ему предстояла очередная продолжительная отработка, от которой уже накатывала усталость, поэтому он начал «копить энергию» задолго до неё.       Следуя немой договорённости, по которой девушки покинули кухню и отправились мыть столы и полы, чтобы не столкнуться с сюрпризом в виде плавающей крысы, Томас был отправлен мыть посуду вместо них. Какое-то время он был один, изредка кидал хмурые взгляды в сторону Галли. Автоматически сгребая остатки еды в большую мусорную корзину, он думал о Бренде и о том, как она внезапно появилась в их жизни, о Терезе и о страшном кошмаре, котором с ней случился, о Треворе, который до сих пор (по каким-то причинам) не был наказан «ведром», о Гарри, о её злости к нему, и об Эрисе, маячившем неподалёку.       В один момент он почувствовал внимание со стороны, и, к своему нежеланию, Томас встретился с парнем глазами. Ему потребовалось огромная доля мужества, чтобы выдержать вопросительный взгляд.       — Как продвигается работа? — спросил Эрис, когда оказался рядом и взялся за первую попавшуюся тарелку. Он не показывал неуверенности или стеснения, но дрожащие руки говорили сами за себя.       — Одному справляться сложнее. Она будто не убавляется, — юноша кивнул на груду посуды.       — Давай помогу. Я всё равно закончил с мытьём столов.       Томас поделился второй губкой с Эрисом, и они вместе залили чистящее средство в огромный пустой чан, где, как можно было догадаться по въевшимся кольцевым отметинам, варили и чаи, и каши, и супы.       — Почему не заходишь к нам поиграть? — вдруг спросил Эрис.       Томас замер на несколько секунд: Эрис знает причину, но зачем-то задал этот вопрос.       — Ну, я хотел… — он посмотрел на Гарриет и Соню, которые работали в отдалении от Терезы и тихонько посмеивались над чем-то своим. Он откровенно признался: — Ай, к чёрту. Мне нравилось проводить с вами время. Это даже можно назвать лучшим временем с момента моего приезда. Но, честно, я не знал, что натворил что-то не то. И я не мог понять, почему вы не хотели со мной общаться. Поэтому, когда вы стали избегать меня, я подумал, что… разочаровал вас. И, пожалуй, мне стоит сказать это Гарри, а не тебе.       — Признаться честно, — тихо сказал Эрис. Он выглядел спокойно, будто знал, что его ждут подобные откровения. — этот конфликт возник из пустого места. Я считаю, что нужно было всё обсудить, а не доводить до белого каления. Всё же, все мы люди, и умеем говорить. Может, хватит затягивать? Я позову их?       Когда девушки покинули свои посты на кухне, они предстали перед парнями словно важная делегация, но, приглядевшись можно было понять, что только Гарри старалась держать непреклонное выражение лица, Соня и Тереза же мягко облокотились на столешницы в ожидании речи. Соня взяла в руки грязную сковороду и для вида стала громко тереть её металлической губкой. Эрис встал сбоку, а когда они переглянулись, то улыбнулся, как бы предупреждая, что Томас не один.       Как бы гордость не сжимала горло, юноша собрал волю в кулак и повторил всё то, что сказал несколько минут назад, в ответ получив протянутую руку.       — Ну что, мир?       — Ты больше не злишься на меня?       Гарри пожала руками.       — Возможно, я перегнула. Да и тем более, я уже не в том положении, чтобы обижаться.       Незримый намёк на ситуацию Терезы завис между ними в воздухе, но тут же развеялся, когда с другой стороны столовой послышалось вялое предупреждение:       — Перекур окончен. За работу.       Заметно повеселев, вся команда закончила отработку за двадцать минут, и Томас был искренне рад, что всё разрешилось. Даже с Эрисом удалось поговорить, хоть и не на ту важную тему, которая волновала обоих. Томас уже направился было с ними к лестнице, но что-то подтолкнуло его обернуться, и, когда он обратил взгляд на куратора, то быстро сообразил, что именно его остановило: Галли не шевелился, сидя в непривычной для него позе, опёршись локтями в колени и закрыв ладонями лицо.       Томас бесшумно приблизился к нему, и его голос заставил смотрителя сначала вздрогнуть, а потом кинуть исподлобья уничтожающий взгляд.       — Что с тобой?       — Чего тебе?       — Ну просто, что с тобой?       Галли посмотрел на него подозрительным взглядом, махнул рукой, но ответил уже мягче:       — Да херово что-то стало. Голова раскалывается. — он провёл ладонями по лицу, растрепал волосы и чрезмерно бодро поднялся со скамьи. — Нормально всё. Пройдёт. — Он нетвёрдо стоял на ногах, и алкоголь в этом никак не был замешан. Красноватая кожа на щеках, шее, а теперь и на плечах проступила ярче при свете ламп столовой. — А ты чё вернулся? Ещё отработок захотелось?.. Э, ты чё?! — он ощетинился, когда Томас поднёс ладонь к его лбу. Галли грубо скинул руку и почему-то в эту секунду показалось, что куратор стал выше ростом.       — Тебе срочно нужно к врачу. Клинт и Джеф хоть и не должны принимать в такое время, но ситуация ужасная. У тебя жар.       Галли хотел возразить, но его взгляд метнулся куда-то за спину Томаса, и он ответил:       — Мне всё равно.       Он развернулся и пошёл прочь со столовой.       — Чт– Ты куда?       — Спать, куда ещё.       — Но тебе нужно в медпункт!       — Ещё куда надо? Других дел полно. Например, поспать.       — А ты в курсе, если температура поднимается до ста четырёх градусов, то человек может умереть?       Томас поджал губы: конечно, это не было научно-доказанным фактом, но об этом Галли не знал. Тот замешкался у выхода, сделал странное движение, будто хотел остановиться, но в последний момент передумал и пропал из виду.       Уперев руки в бока, Томас решился взять ответственность за его здоровье в свои руки, поэтому, пожелав доброй ночи Терезе, которая стояла у выхода у противоположного конца, он сразу же направился к комнатам медиков.

---○---

      — Это полня хрень. — сокрушался Галли, стоя в центре комнаты со скрученной футболкой за шеей, он дёрнулся, когда кожи коснулся холодный прибор в руках Джефа. Медик развернул его спиной к себе.       — Возможно. Но эта хрень помогает выявить корень болезни, а значит, и остановить её. А вот реальной проблемой является то, что ты скрывал свою болезнь. Сейчас неизвестно, когда ты снова сможешь выйти на работу.       — Чего?! — неожиданно развернулся Галли, чуть не снеся Джефа в сторону. — Я не могу пропускать!       — Спокойно-спокойно…       Галли запротестовал, а Томас, сидящий на кресле у задней спинки кровати, вздохнул. Чтобы он так хватался за никчёмную работу? Да ни в жизнь!       — Так нельзя! Я не согласен. — протестовал Галли.       Медик сжал пальцами переносицу и устало сказал:       — Ты сделаешь только хуже. Лучше переболеть сейчас, чем мучиться от боли по всему телу. Так что всё, отказов не принимаю, потому что, если сдохнешь — это будет на моей совести.       — Ну и насрать. Пусть будет на твоей, не отказываться же из-за температуры от обязанностей!       — Галли, — начав терять терпение, сказал Джеф. — Алби не будет злиться, если ты выйдешь на больничный на несколько дней. И ты не просто болеешь — у тебя грёбаный жар! Пока не знаю, что именно, похоже на обычное ОРВИ, но с осложнениями. Поэтому, немедленно ложись, у тебя постельный режим.       — Ебал я в рот эту болезнь, — бурчал Галли, но всё-таки сделал то, что сказали. Перед тем как лечь, он потянулся, чтобы открыть окно, но Джеф остановил его: его нельзя было открывать, иначе у того начался бы озноб.       — Издеваешься?       — Ну и кто его потом закроет, если тебе вставать нельзя?       — Откроем на минут десять, а я потом закрою.       Две пары глаз воззрились на Томаса с недоумением.       — Я не просил тебя оставаться.       — Я и не спрашивал разрешения. Как ты его закроешь, если тебе вставать нельзя?       — Уж какое-то окно я и сам закрою. — бросил Галли. В голосе слабость заметно подавила раздражение.       И Томасу ругаться уже не хотелось, поэтому он сказал более миролюбиво:       — Мне несложно.       Джеф устало прикрыл глаза.       — Решайте свои конфликты, когда уйду. Галли, ложись и старайся не вставать, нужно сбить жар. Томас, пока ты здесь, следи, чтобы он не вставал, потом уходи, нам не нужная пандемия. Пока оставляю градусник, за ним зайду через пять минут и заодно принесу медикаменты. Ждите.       Как только дверь за ним закрылась, Томас, дождавшись пока Галли нехотя ляжет на кровать, подтащил кресло ближе.       — Это издевательство. — прошипел Галли, с опаской глядя на градусник. — И чё ты тут торчишь?       — Если я не буду здесь торчать, то тебе будет наплевать на указания Джефа, а значит, — открой рот — он уловчился сунуть градусник под язык. — значит, ты не будешь лечиться, потом, как ни в чём не бывало пойдёшь работать, а после отбросишь коньки, потому что наплевательски относился к своему здоровью. Знаю, проходил уже.       На это ему ничего не ответили. Галли глубоко вздохнул, было видно, что он очень недоволен своим положением. После того как градусник показал 101,3°, пришёл Джеф, оставил нужные лекарства, а когда закрывал за собой дверь, предупредил: Томасу нельзя подходить к больному ближе, чем на три фута.       — Давай, шуруй отсюда. — продолжал Галли.       — Заметь, если ты откинешься, то я был последним, кто выходил из этой комнаты, и Джеф об этом знает. Так что нет, я не уйду.       — А, я понял. Ты занятия решил пропустить. Типа заболеешь и снова никуда не пойдёшь. Нехилый план.       — Я даже не думал об этом.       — Если собираешься сидеть здесь, тогда принеси выпить. Хоть какая-то польза будет.       Томас изумился:       — У тебя же температура! Если выпьешь, то станет хуже. О чём ты вообще думаешь?       — И что? Давай, иди. Знаешь, где найти. Если кто и поймает, скажи, что я попросил кое‐что проверить.       — Кое-что?       — Придумай что-нибудь. — махнул рукой.       — А не пить ты не можешь?       — Не. Если только произойдёт что-то ужасное.       — Например?       — Например, если откажет горло или печень. Всё, иди.       — Нет.       — Иди.       — Не пойду. У тебя температура, ты сделаешь только хуже.       — Ты мне что, нянька что ли?! — вспылил Галли, рубанув воздух руками. — Открой уже окно.       Томас закатил глаза, но отворил рамы и впустил холодный ноябрьский воздух.       Какой упёртый! Хорошо, что уговорил не пить, а то схватил бы горячку.       Он вдохнул поглубже и медленно выдохнул. По приближению зимы темнело очень быстро, поэтому, кроме блестящего ограждения от уличных ламп дома, ничего видно не было.       Такой же воздух был на кладбище.       Темнота пейзажа приюта позволила воображению возродить из памяти очертания старой церкви и витиеватой путаной изгороди. Мысли плавно нарисовали образ чёрного креста, а после воспоминания о матери.       Он сглотнул горечь и отвернулся к центру комнаты, из-за чего сквозняк стал обдувать спину и затылок. Галли задумчиво гипнотизировал потолок.       Они молчали несколько минут, пока юноша не решился нарушить тишину:       — О чём думаешь? — спросил Томас.       Тот цыкнул, но ответил:       — Про ебучую болезнь. Ненавижу болеть. Из-за неё всё свободное время, которое можно было бы потратить на что-то полезное, насмарку. — он помолчал, давая раздражению утихнуть, и нехотя протянул: — А ты?       — Да ни о чём…       И вдруг что-то кольнуло в груди. Он не хотел врать. Больше не хотел утаивать свои мысли, поэтому его лицо исказилось от неприятной лжи, а губы выдавили слова:       — Хотя нет, я… после этого кладбища я сам не свой. Мне снился кошмар. Был ливень, буря. Я, вроде как, от кого-то убегал, пытался спрятаться, но пришлось выпрыгнуть в окно, чтобы не попасться. Вслух звучит не очень, но сон был чересчур реалистичным и жутким. Не знаю, кладбище ли повлияло. — под руки попался крючок на джинсах, предназначенный для ремня, и он принялся его теребить. — Ещё и… вспомнился один человек…       — Кто? — Галли подал голос, спустя некоторое время молчания.       Томас отвернулся от него к другой стене, чтобы тот не видел взмокшие глаза. Он покачал головой. Не мог сказать вслух. Если скажет — во век от Галли не отвертеться, что при виде её лица перед собой, скулы болезненно стягивает, а глаза сами по себе выдавливают слёзы. Обещал ведь себе не думать о прошлом...       Он не заметил, как углубилось дыхание, — каждый вдох ощущался болезненно, — он стал сжимать и разжимать челюсти, жевать губы, лишь бы причинить боль и отвлечься.       Внезапные слова прорезали призрачную пелену печали:       — Мне вот мать снилась.       Юноша часто поморгал, всё ещё не глядя на него.       — Обычно не снится, но, видимо, решила напомнить о себе. С утра было стрёмно, но потом отошёл. И тебе лучше станет, со временем. Нужно уметь заполнять день делами — грустить будет некогда.       — Ты поэтому здесь на работу устроился? — гнусаво спросил Томас. Сдержаться не смог, но хвалил себя, что не разрыдался, а пустил пару «скупых слёз».       — Нет, — уже живее сказал Галли. С его стороны зашуршали простыни. — я устроился, чтобы деньги были. Чтобы время зря не просиживал, ну и взамен какой-никакой авторитет. Не жалуюсь, но идиоты на пути встречаются.       — Круто. Молодец. Когда отсюда выберешься, будет не так сложно.       Да что ж такое, опять накатывает, — Томас сжал губы зубами, больно надавливая, почти до крови. — только над этим не плачь, ради бога! И у меня есть амбиции, только неизвестно сбудутся ли они.       — Чего?       — А?       В светлых глазах велась борьба между недоверием и удивлением.       — Я не расслышал.       Томас, не отрывая от него глаз, повторил с искренностью:       — Говорю, ты молодец. У тебя огромные амбиции, которые, — удивительно! — проявились в таком убогом месте, хотя ты мог забить и на продвижение, и на детей, и на работу. Ты очень смелый и решительный, раз пошёл против толпы и всё равно добился своего, хотя почти все были против, хотя Алби был против. — он покачал головой. — Смелый, потому что делаешь то, что считаешь нужным делать. Ну а когда решишь съехать, то будет не так сложно, ведь добиваться своего ты уже умеешь.       Галли ничего не отвечал, поэтому Томас опустил голову.       — Я вот не могу, как ты. Я скован. — добавил юноша. — Только не знаю, дело в четырех стенах, которые меня окружают, или в чём другом.       — Ну, может, и поэтому.       — Чего? — пришла пора Томаса удивляться. — Ты о чём?       Галли сжал губы и посмотрел в сторону. Пару секунд в нём что-то боролось, потом он снова повернулся к нему.       — Может, я работаю, потому что хочу заполнить свой день. Всё свободное время. И не думать о прошлом.       — Оно тебя тоже достаёт?       Тот выгнул бровь.       — Странный вопрос.       — Не странный. Каждый по-разному переживает прошлое. Кто-то болезненно хранит, кто-то умело справляется и двигается вперёд. Вот ты выглядишь стойким. К эмоциям по типу слёз, радости у тебя нет привязанности. Как будто ты можешь их побороть. И поэтому грустные воспоминания для тебя — обычное прошлое, с которым можно справиться. Я это имел в виду.       Слёзы окончательно перестали идти, Томас наконец-то поднял голову: Галли сидел в спутанных покрывалах в полном смятении, откинувшись спиной к стене.       — Хера себе откровение. — только и смог сказать он. Галли потянулся к ящику, в котором лежали сигареты, Томас хотел опередить его и помочь, но тот махнул рукой, мол сам достанет.       Глядя на то, как Галли выпутывается из одеяла и почему-то снимает футболку, юноша запротестовал:       — Тебе нельзя вставать. Тем более уже надо закрывать окно.       — Да насрать. Мне жарко.       Томас сунул ему в руки лекарства.       — Походу температура всё ещё поднимается. Выпей то, что принёс Джеф.       Галли закатил глаза.       — Выпью-выпью. — и с сожалением прибавил: — Жаль, что не пиво.       Они уместились на подоконнике: Томас спиной к окну, Галли высунулся наружу, чтобы дым сдувало ветром.       — У меня мать такая была.       — В плане, стойкая?       — Не. Как ты.       Эта фраза заставила нахмуриться: какой она была? Нытиком что ли?       — Да изнеженная. — пояснил Галли, когда увидел на лице Томаса смятение. — Изнеженная. Нежная. Даже слишком.       Юноша помотал головой:       — Я не нежный.       — Нежный, нежный.       Томас постарался смотреть только прямо перед собой, чтобы сохранять спокойствие. Самого этого спокойствия в голосе Галли было предостаточно. В животе образовалась волна, которая мягко обдала низ живота горячим касанием. Он позволил ей завладеть им, залезть в каждый уголок тела, от чего на лице образовался румянец, в груди и в животе стало тепло и приятно, а пальцы стало покалывать. Он прокрутил слова Галли в голове, поддаваясь его голосу, особому тону и хрипотце, которые вдруг захотелось услышать ещё. Он сжал ладонями подоконник и сам не заметил, как прослушал то, что ему говорили.       — …И ещё какой, раз думаешь о том, что обычное дерево, которое создано, чтобы быть расходным материалом, живое. В это верят только какие-нибудь мечтатели или фантасты, живущие в мире сказок, и тому подобное. Я об этих «живых душах» впервые услышал: среди нас никто об этом даже не заикался. Конечно, такое запомнится. — Галли затянулся. — Эта крыса. Как можно к ней испытывать жалость? Или этот пацан, которого отвозили. Нафига он тебе сдался? Зачем ждать от него сообщения? Или ещё то, что ты с девчонками дружишь, разве они не всегда подпускают дружить себе подобных? Тех, кто их понимает. Как этого пацана, который с ними приехал, как его… — он пощёлкал пальцами.       — Эрис.       — Угу.       — Ну вот. Это всё вместе, и ты…       — Хороше же ты девчонок понимаешь, раз думаешь, что «они подпускают дружить себе подобных». Откуда ты вообще об этом знаешь?       — Мать когда-то говорила.       Они помолчали какое-то время, потом Галли посмотрел на него через плечо и после того как сделал очередную затяжку, спросил:       — А чё у тебя стряслось с той тёмненькой? Почему она так взбесилась? Такую сцену устроила.       — Гарри… была права в своих словах. В общем — я облажался, хотя думал, что поступил правильно. Если коротко, то я и правда натравил этих придурков на девочек.       Он кратко пересказал тот инцидент, утаив лишь то, какой угрозой апеллировали приютские хулиганы, а именно — раскрыть всем его зависимость от лекарств.       — Когда у них будет это самое «ведро»? Они ходят с такими лицами, будто им всё разрешено, будто им не страшнó никакое наказание.       Галли наконец затушил сигарету, развеяв дым, закрыл оконную раму, и запрыгнул в кровать. Он был всё таким же покрасневшим, но более бодрым. Закинув руки за голову, он посмотрел на Томаса и выгнул бровь.       — Боишься, что не получат по заслугам? Всё будет, но не сразу. Нужно дождаться холодных дней и только тогда проводить наказание.       Из-за куратора, — который активно поддерживал правила приюта, выступал за изменение времени комендантского часа, — Томасу снова пришлось возвращаться в комнату позднее обычного.       — Единственная польза от того, что ты болеешь — тебе нельзя вставать, а значит, и будить меня рано утром у тебя не получится. — сказал юноша перед уходом.       — Бросаешь мне вызов?       — Да, если не выпьешь лекарство, то и я завтра никуда не пойду.       — По рукам.       Томас покинул комнату на первом этаже и отправился спать, а Галли ещё долго лежал с открытыми глазами, изнывая от боли в костях и чувствуя себя подбитым зверем, как никогда уязвимым перед человеческой лаской.

---○---

      Температура Галли не спадала всю неделю. Он бесился и материл бедного Джефа, который несмотря на все нападки стойко выдерживал шквал ругани. Парень превратил его комнату в больничную палату, перетащив туда чуть ли не половину медкабинета.       — Каждый раз так болеешь? — спросил он в один из вечеров, когда ждал показателя градусника. Томас занял красное кресло, которое стояло уже в углу, параллельно кровати. Он забежал к нему сразу после отработок и был ужасно вымотан, ведь сдержал слово, проснулся с утра и даже смог пойти на занятия. Конечно же, не без опоздания на один урок.       Куратор тяжело дышал. Чудо, что потолок не треснул под его недовольным взглядом.       — Редко.       Джеф испустил нервный смешок.       — Редко, но метко. Тебе даже антибиотики не помогают. А этому хоть бы хны: бодрее нас обоих. — он кивнул на Томаса и посмотрел на ручные часы, выглядывающие из рукава свитера. — Пока что градусник показывает сотку, температуру как-то сбить можно, но не более. Знал бы я, что так будет, не брал бы на сегодня билет.       — Билет? — спросил Томас. — Ты уезжаешь?       — Ну да, в Стерджис, к семье. У меня, судя по нашей ситуации, совсем несвоевременный отпуск.       — Хорошо отдохнуть, — Томас поёрзал в кресле. Он совсем забыл, что некоторые из нанятого персонала имели семью и до сих пор могли свободно выезжать отсюда. Томас задумался: не могли же Зарту так быстро подогнать машину? Джеф сказал, что купил билет, но кто-то же должен его отвезти до остановки? Или она недалеко?       Он поинтересовался как бы невзначай:       — А как ты отсюда будешь добираться?       — И надолго? — задал вопрос Галли с ним одновременно, но Галли повторил свой вопрос громче. Медик поджал губы и коротко ответил:       — Мне помогут добраться. — он повернул голову к куратору. — На две недели. Я сообщу Клинту о твоих показателях, он будет работать за двоих. — парень снова взглянул на часы и сузил глаза из-за плохого освещения. — Так, время поджимает, я пошёл. Могу только пожелать скорейшего выздоровления и соблюдения всех правил больничного режима. Бывайте.       Джеф уже переступил порог, но Томас подорвался на месте, неожиданно вспомнив и про свой недуг:       — Постой! Я недолго. Ты случайно не знаешь, через какое время открывается ухо, если оно… как бы оглохло от громкого звука.       — Что это за звук такой, здесь в приюте, что от него можно оглохнуть?       — Ну… я же на кухне отрабатываю. А там плита, даже несколько, всякие шкафы с кастрюлями, много громких вещей.       В стороне Галли подавил смешок.       — Не важно и не в этом суть. Так когда? — он невинно похлопал глазами, сознательно понимая, что только что выдавил не ложь, а детский лепет. Джеф тем временем сощурил глаза.       — Через несколько дней. Чаще всего уже через три дня всё проходит.       — Знаю, ничего не говори. — Томас посмотрел в черноту за окном, когда Джеф скрылся за дверью, а Галли кинул самодовольный взгляд. Он потянулся, мышцы груди и торса натянулись.       — Это самое бесполезное, что я делал в своей жизни. — сказал он на выдохе. — Лежать, потому что тело нагрелось. Пиздец.       — А что, ты редко болеешь?       — Я часто пизжу, что не болею.       В этот раз Томас взял с собой книгу, которую должен был прочитать, он долго изучал её обложку и даже не заметил, как начал читать вслух. Его не перебивали, а в один момент, когда приспичило зевнуть, юноша увидел, как Галли сверлит взглядом потолок, и не смог сдержать улыбки. Она осталась бы незамеченной, если бы тот, отвлёкшись на тишину, не посмотрел на него в ответ.       — Что? — тут же помрачнел Галли.       Он выглядел так, словно эта улыбка оскорбила всю его суть. Типичная реакция человека, который привык, что над ним насмехаются, а не счастливо улыбаются, когда рады видеть. Юноша поспешил объясниться:       — Я не над тобой смеюсь. Просто стало забавно.       — Стало забавно? — пренебрежительно оскалился он. — От чего же?       — Тебе нравится то, что я читаю?       Тот выгнул бровь. Вопрос был не тот, который он ожидал.       — Сойдёт.       — Это я к чему: я не смогу прочитать её за один вечер, поэтому…       — Ну, если эту книжонку надо читать, чтобы ты не тупил и не отставал от учёбы, то делай, что хочешь.       — Значит, я могу приходить сюда и читать её?       — Только для того, чтобы я отслеживал прогресс.       — Конечно, не потому, что тебе интересно, что будет дальше.       Галли фыркнул. На этом и закончили.       Томас продолжил читать, то и дело на губах вылезала непрошенная улыбка, будто он заключил очень выгодную сделку. Она появлялась каждый раз, когда он представлял себя на этом же самом месте, читающим в тишине и считывающим чужие эмоции.       Спустя некоторое время Галли отвернулся к стене, а Томас, пристроив закладку в виде этикетки от лекарства на нужной странице, засобирался к себе. Он решил оставить толстовку и книгу здесь — всё равно придёт сюда завтра, прошёл мимо кровати и обернулся.       Его бывший сосед по комнате во сне выглядел умиротворённо, словно человек, который при жизни был жесток, но при смерти искупил все свои грехи. Словно избалованный ребёнок, который, как только голова касается подушки, становится ангелом.       Томас потянулся выключить настенное бра, это движение помогло ему подступить к Галли ближе, чем они обычно находились.       Первая, самая мирная фаза сна. Галли не двигался, глаза за веками тоже, не дрожали даже ресницы. Признаками жизни были лишь тихое дыхание и рефлексы кожи на кроткие дуновения с щелей в окне. Не смея касаться, юноша потянулся рукой к его ключицам, переместил взгляд на широкие натренированные плечи, шею с бьющейся веной, на грудь, где пошли мурашки, а следом привстали соски, на пресс.       Он зажмурился и вместе с тем выключил свет. Не отдавая отчёта своим действиям, сел на кресло, взял в руки книгу и снова принялся перечитывать, только про себя. Мысли бегали по комнате, но они никак не хотели узнать тайну разбившегося самолёта и детей на необитаемом острове.       Пробуждение пришлось на три часа ночи, когда книга с громким грохотом свалилась с колен. Томас сонно помотал головой, а завидев перед собой спящего, вспомнил, где находился.       Странно, что он не проснулся, — Томас повернул ручку двери. — Хотя, когда я напился и дебоширил в комнате сверху, у него сна как не бывало.       На свой страх и риск он снова приблизился к парню и приложил ладонь к его лбу. Брови полезли на лоб, Томас одёрнул руку.       Да у него не меньше 105°, — напугано подумал он, глядя на взмокшее от испарины лицо. Всё бутылочки с лекарствами были пустыми, и поверхность тумбы представляла собой гору из законченных пластинок. Он не придумал ничего лучше, как попытаться разбудить его.       — Эй, Галли, — на пробу подал голос. Тот не двинулся. Юноша повторил громче: — Галли, подъём. Вставай.       Он повторил попытку ещё раз, но сейчас тот до жути не походил на спящего. Несмотря на это, пульс оказался частым. Томас принялся тормошить его за плечи, и, к его облегчению, тот открыл глаза, красные и воспалённые.       — Галли… молодец, очнулся! — затараторил Томас. — Молодец, молодец… посмотри на меня.       Расфокусированный взгляд никак не мог его найти, ему пришлось сжать ладонь на пылающей от жара шее и мягко направить в свою сторону.       — Слышишь меня? Видишь?       — Мне плохо, очень пло-хо, — пробормотал тот, сощурив глаза так, что стали видны сошедшиеся ресницы. На столе оказалась только одна таблетка, оставленная Джефом со словами: «Одну на ночь, вторую возмёшь днём у Клинта».       — Я сейчас, что-нибудь придумаю! Ты только не вставай… и держись.       Томас кинулся в сторону лазарета, прямиком к комнате, где жил второй замещающий медик.       Как потом объяснять, почему я был у Галли в комнате после комендантского часа и узнал о том, что ему плохо? — с тревогой размышлял Томас, стоя у двери. Он решился постучать, но ему не открыли. — Три часа ночи, не удивительно… Может, Алби поможет?       Но и его комната оказалась заперта.       Чёрт возьми, чёрт, чёрт, чёрт. Где вы все, когда так нужны?       Он вернулся в комнату Галли, с ужасом обнаруживая открытое окно и упавшие на пол склянки. Галли снова спал, но дышал глубоко, хрипло и часто, будто вот-вот должен был задохнуться. Юноша поскорее захлопнул рамы, но наткнулся на что-то звонкое, что чуть не улетело под кровать.       Чем-то звонким оказались ключи. Ключи от всех дверей приюта.       Томас без промедления оказался у нужной двери, открыл замок, влетел в пропахший хлоркой для дезинфекции кабинет и кинулся к шкафчикам, не стесняясь шуметь. Даже если сюда заявится Алби, то будет не так страшно. Если он услышит — это будет только на руку.       Пальцы бегло скользили по пыльным полкам, а глаза пытались найти любое жаропонижающее. Вскоре Томас догадался залезть в ящик стола, белая упаковка тайленола сразу привлекла внимание. Он схватил всю баночку и хотел было поскорее бежать к Галли, но его остановила невидимая сила. Он снова открыл ящик, поводил рукой, но там были только среднестатистические лекарства, помогающие против ОРВИ, при боли и спазмах в теле. Внимание привлекла одинокая небольшая тумба, манящая металлическим ключным отверстием. Найденный в ящичке ключ без труда проявил содержимое на свет: это оказалось целое хранилище оранжевых флаконов.       Во рту в миг пересохло.       Лунный свет пролился сквозь окно, осветив одну, самую важную и самую последнюю баночку. Этикетка на ней кричала жирным шрифтом:

Превышение рекомендуемой дозы лекарств может привести к серьезным проблемам с дыханием

ОКСИКОДОН/20МГ

      — Ньют, ты гений, раз позволил всему этому добру остаться здесь.       Томас так долго пытался попасть сюда, строил планы проникновения, караулил дверь и окно, и вот подвернулся удачный случай. Всё получилось само собой.       Но разве он пришёл сюда не потому, что хочет помочь человеку, которому плохо? У Галли жар, ему срочно нужна помощь, а он думает не прихватить ли чего покрепче для себя.       Но когда ещё он сможет пробраться сюда? Когда ещё сумеет вкусить сладость этого гипноза? Да, о секрете Томаса знали Тревор и Магнус, но это уже не так важно, их всё равно накажут, а там их сплетни не будут иметь значения.       Многочисленные обещания самому себе потонули в туманном желании раскрошить одну таблетку прямо сейчас.       Нет. Позже. — Колени подкашивались от предвкушения экстаза, но он сдержался и закинул всё, что стащил, в карман. — Всё потом. Сейчас надо спешить.       Шагнул в сторону, и тут же наткнулся на что-то тяжелое.       Нечто высокое — шесть футов с лишним — покачнулось, медленно накренилось и с чудовищным грохотом врезалось в стеклянные шкафы. При свете луны стало заметно второе отверстие, оставленное скелетом ранее.       — Твою мать… тебе что, Алби заплатил, чтобы ты меня палил?       Бросив скелет на месте происшествия, юноша выпрыгнул из кабинета, стал красться вдоль коридора, но тут же замер, когда отворилась одна из дверей, и из комнаты высунулась сонная макушка одного из смотрителей.       — Что там?       — Пока не понятно… — ответил парень и заозирался по сторонам. — Надо проверить.       — Ой, да ладно тебе, — донеслось из комнаты, а следом громкий зевок. — сон дороже.       Первый парень так не считал, поэтому вернулся в комнату, вышел с тапочках и принялся зажигать настенные светильники.       Всё, надо точно поскорее уматывать!       Как бы не так. Эта мысль врезалась в кого-то, кто выскочил из ниоткуда. Когда Томаса толкнули в небольшое помещение, похожее на коробку, удивлённые возгласы и успокаивающий шёпот тут же стихли. Томас налетел на швабры и вёдра, которые с недовольным грохотом разъехались по бетонному полу, прислонился спиной к холодной стене и рвано выдохнул. Посмотрел вверх, где должен был располагаться потолок, поглядел вдоль стен. Глаза упали на ужасно пахнущее тряпьё, а оба уха уловили шум. До него донеслось, как Минхо импровизирует, говоря, что не знает, откуда доносится грохот, но он всё проверит, так что проснувшемуся Адаму не о чем беспокоиться.       — Офигеть, я слышу, — протянул он.       — Томас, ёб твою мать, — Минхо возник перед ним нечёткой фигурой во мраке. Он защёлкал у него перед носом и затараторил о чём-то своём возмущённым шёпотом: — Я тебе что говорил? Будь моим тайным агентом. Тайным! В этом и смысл! Не нужно было караулить каждую ночь у двери и создавать из-за этого проблемы! Тебе повезло, что вышел только он, а если бы Алби?       — О, Алби! Мне как раз нужно с ним поговорить! Зови его.       — Ты в своём уме? — Минхо упёр руки в бока и серьёзно посмотрел на него. — Что мне теперь Алби говорить?       — А ты? Ты что вообще здесь делаешь посреди ночи?       — Кто кому должен задавать этот вопрос?! Я с перекура, услышал шум и сразу пошёл сюда. А ты что тут делаешь?       — Я имею в виду, зачем ты меня в коморку затащил?       — Там Дженсон приехал. Я сразу сиганул, ну его — выговор получать.       — Да ладно?!       — Тише ты, балда!       — Я слышал, что ночью происходят чудеса, по типу Санты или Зубной феи, но чтобы этот сюда наконец притащился…       Минхо пожал плечами и приник к замочной скважине.       — Подождём пару минут пока не уйдёт. Мне от него нагоняй не нужен. — парень повернулся к Томасу. — Ну так что? Этот погром создал ты?       — Ну, я, — честно признался он. — но мне очень нужны были таблетки… Я искал жаропонижающее для Галли, ему очень плохо. — (И мне сейчас станет ужасно плохо, если не приму…) — Мне срочно нужно идти.       — Я не могу отпустить тебя прямо сейчас, нам нужно переждать, пока Дженсон запрётся в кабинете.       Послышался хруст крошёной пыли на полу, Минхо перевернул ведро верх дном и уселся на него как на стул. Томас запротестовал.       — У меня нет на это времени!       Он направился к выходу, но его мгновенно усадили на соседнее «сиденье».       — Ты в курсе который сейчас час?! — грозно зашептал Минхо. — Пораскинь-ка головушкой, дружок, за ночные гуляния нас по головке погладят или выгонят отсюда на все четыре стороны? За себя я не беспокоюсь, но ты-то сдохнешь в первые дни. Так что заткнись и потерпи пару минут!       Томас скрипнул зубами, но остался на месте и отвернулся от буравящего взгляда. Какой-никакой свет падал с щели, и Минхо мог увидеть, что его слова правдивой печатью отразились на чужом лице. Тот же уткнулся взглядом в скважину, но не потому что там происходило что-то интересное. Они просидели в тишине буквально несколько секунд, пока из-за двери не донёсся приглушённый голос Дженсона. Томас тут же заставил Минхо потесниться.       Зазвучал тихий монотонный голос, сливающийся в общий поток. Понять смысл было почти невозможно, разве что, если хорошенько постараться, то можно что-то разобрать…       — Согласно нашему договору они должны быть у вас примерно полгода. Покажите свой профессионализм, проявите все лучшие качества вашего дела. Даже если придётся прибегнуть ко лжи.       Половицы заскрипели — мужчина медленно двигался вдоль стен, не торопясь скрыться в темноте своего кабинета. Томас не мог понять, делал ли тот это намеренно или всему виной был наркотик в кармане, к которому так хотелось прикоснуться, и он просто не мог усидеть на месте. Когда ведро под ним заскрипело, его недотоварищ больно толкнул его в бок, призывая к тишине, потому что по ту сторону к ним неумолимо приближалась таинственная фигура директора.       Минхо внезапно вскинул палец в воздух. Он покопался в карманах джинс, выудил маленькую связку ключей и наощупь нашёл самый маленький из всех. Придерживая дверь за ручку, он вставил ключик, медленно и очень тихо повернул его.       — …Разумеется, эта часть договора остаётся в силе. Вы получите достойное вознаграждение за свою работу. Главное — действуйте согласно указаниям…       Неожиданно громкий звонок эхом отразился от стен маленькой комнаты. От испуга в жилах все похолодело, Минхо подпрыгнул на месте, а ключи улетели куда-то в сторону, приземлившись без звука. Глаза разбегались, Томас шарил руками, не имея понятия, откуда исходит непонятная трель. Казалось, эти мгновения длились целую вечность, щедро позволяя директору спокойным шагом дойти до их укрытия и без препятствий раскрыть их. В миг их окружила звенящая тишина. Минхо наконец-то выключил свой мобильный телефон. На экране высветилось имя Ньюта. Куратор беспокойно бегал глазами по экранчику и поскорее поставил беззвучный режим.       — Созвонимся позже.       Парни с ужасом переглянулись, когда к двери стали приближаться шаги. От мучительного ожидания внутри все похолодело. Запах гнилых тряпок давил на горло, комнату сдавливало затхлой тяжестью, Томас сжал руку на груди, мысленно помогая себе не задохнуться от спёртого воздуха и собственного угнетённого разума.       Мужчина остановился рядом с ними, только по другую сторону. Ручка резко дернулась, но дверь не отворилась. Экранчик Минхо снова подсветился, уведомляя хозяина об СМС. Парень зажевал губу, но не посмел к нему притронуться, он искал глазами ключи, которые куда-то запропастились.       Дженсон простоял около них около минуты, а потом быстрым шагом куда-то удалился.       — Уходим! Где ключи?       — Где-то здесь, — закряхтел Минхо, роясь в тряпках и стараясь огибать шумную утварь каморки. — Блять, Томас, не стой столбом, ищи!       — Вот они! Быстрее!       Только Минхо вставил ключ в замок, как вдруг тут же послышался приглушённый стук мужской обуви по деревянному полу. Судя по глухому эху, Дженсон только что вышел из-за угла, и это убило все их попытки выбраться наружу. Томас сжал друга за ладонь и слабо шепнул: «держи ключ и не дай ему повернуть его». Присвистывая, Дженсон вставил ключ со своей стороны, но тут же завозился и недовольно зашипел.       — Что за чертовщина…       Парни вцепились в крохотный несчастный ключик, стараясь держать его в ровном положении. По ту сторону Крысун уже начал тяжело дышать. Он предпринял ещё одну попытку, но всё было тщётно: Томас и Минхо упорно держали оборону.       — А, это вы. — внезапно сказал мужчина, прекращая возиться. — Не могли бы помочь мне? Откройте эту дверь.       — А что с ней ней так? — сказал Алби без какого-либо интереса. Он прошагал мимо двери.       — Она не открывается. — с нажимом настоял Дженсон, снова вставив ключ. — Откройте её.       — Почему вам нужна именно эта дверь?       — Есть подозрение, что кто-то не спит ночью. — коротко ответил директор. — Думаю, что в данном случае, вы на моей стороне, не так ли?       Послышался звон соприкасающегося металла.       Дверь снова атаковали, но Алби был сильнее Дженсона, поэтому пришлось удерживать напор с большей силой. Томас чуть не вскрикнул, когда Минхо с болью надавил на его пальцы, но он лишь прикусил губу, от чего почувствовал привкус крови.       — Держи, держи! — слабо пискнул Томас, когда Минхо уже несколько раз бросил в воздух немые грязные ругательства.       Атака резко прекратилась.       — Ну что там? — нервно поинтересовался директор.       — Замок заело. Такое случается. — сухо ответил Алби, звякнув металлом. — Дом старый. Двери старые. Замки, соответственно, тоже. Могу идти?       Ему ничего не ответили.       Видеть бы лицо Крысуна сейчас, — подумал Томас, жалея, что не наблюдает этой картины воочию.       Дженсон простоял у двери пару минут, пока, наконец не сдался и не удалился восвояси. Парни ещё долго прислушивались к тишине, остерегаясь любого шороха. Почему-то сейчас директор пугал больше, чем Алби. Он был фигурой таинственной, непонятной, а после истории с Барнсом даже пугающей. Ещё неизвестно, на что он способен. А Алби, судя по всему, хоть и ворчун, но справедливый. Поорёт и успокоится.       — Идём, — шепнул Минхо.       Они пулей выскочили из укрытия, и, в какой-то момент, кому-то пришло в голову забежать в душевые и спрятаться в одной из кабинок. Каждый тяжело дышал, держался за бок. Томас рвано выдохнул и откинулся на плиточную стену.       — Почему мы здесь? — шёпотом спросил он.       — Всё-таки этот Тревис был прав. По ночам шляешься и будишь весь дом. — Минхо закивал с таким видом, будто раскрыл важную загадку вселенной.       — А кто приказал мне быть напарником и караулить дверь? И я же сказал, это случайно! Этот грёбанный скелет…       — Знает своё дело. — улыбнулся Минхо без намёка на то, что собирается его отчитывать. — Ладно, чёрт с ней, с этой слежкой. Томас, — он почесал затылок. — я тут хотел…       Томас замахал руками в воздухе, наслаждаясь лицом товарища.       — О, друг, нет, ты же знаешь я не могу. Да и тем более, у тебя же есть Ньют.       — Ты ёбнулся что ли? — спросил Минхо, а сам негромко хохотнул. — Я… про другое. Я не скажу Алби, что это был ты.       — С чего это вдруг? Я же нарушил правило. И не одно. Кажется, тех, которые про блуждание ночью, насчитывается аж целых четыре.       — Если ты говоришь правду про Галли, я поверю. Не каждый ломанётся спасать «друга», — он жестом выделил кавычки. — когда ему, откровенно говоря, херово. Даже такого, как этот. Ну и, спасибо лично от меня за веселье в этом убогом месте. Такого адреналина у меня давно не было. — его губы изогнулись в ухмылке. — С августа.       Томас с искренним удивлением ответил на рукопожатие.       — Пожалуйста. Если второе — «лично от тебя», то первое от Ньюта?       Минхо выгнул бровь.       — Откуда знаешь?       Томас поспешил его успокоить:       — Просто предположение… Минхо…       — Чего?       — Тебе звонят. — В кармане друга действительно светился небольшой экранчик сотового.        — Ах ты ж…       Парень раскрыл телефон, Томас скосил глаза и увидел входящий звонок с именем «Ньют». Не успел он ответить, как с другой стороны трубки донеслось гневное:       — Без игнора никак не обойтись? Одиннадцать пропущенных тебе ничего не говорит?       — Говори тише.       Голос Ньюта чуть смягчился:       — Ты не один?       — Потом объясню. И я не игнорировал твои сообщения и звонки, — вкрадчиво добавил Минхо, отворачиваясь от любопытного взгляда Томаса. — не мог ответить. Долгая история. Угу, пока.       Томас подавил улыбку. В этот момент дерзкий и саркастичный Минхо не был похож сам на себя. Чувства меняют людей.       — Лыбу давишь, да?       — Какая трогательная картина, — начал подтрунивать юноша, без стеснения широко улыбнувшись.       — Не завидуй.       Он никогда не скажет это Минхо, но что-то было в их отношениях такое, что вызвало у него вполне искреннюю улыбку. Томас не следил за ним, не следил за Ньютом, как и за тем, насколько тесно они общались, но определённо чувствовал нечто интимное в еле заметных изменениях в голосе, когда они разговаривали друг с другом, или в маленьких актах заботы, которые были большими шагами к близости. Одна поездка Минхо в Детройт чего стоит… Их отношения, какими бы они ни были, были похожи на кокон с чем-то неприкосновенным, который оба яро защищали. Сколько бы Томас не общался с Минхо, всегда был Ньют, где-то рядом, не материально, на слуху. Но он был словно вживую. И всё благодаря Минхо.       — Ладно, иди спать, а то проспишь занятия, — Минхо хлопнул юношу по плечу и подтолкнул к выходу.       — Постой, тебе не показались странными слова этого Дженсона, когда он болтал по телефону?       — Нет, потому что он выглядит как актёр-мафиози, который переигрывает, весь из себя таинственный и так далее. Слушай, — парень встал напротив и доверчиво заглянул в глаза. — понимаю, как это выглядит. Одним словом, подозрительно. Мне тоже один раз казалось, что он настраивает мэра соседнего города на какую-то сделку, в итоге они просто говорили про повышение цен на воду и отопление зимой, что само собой разумеется из года в год. Поверь мне, Томас, у него каждый день по миллион звонков, и каждый может показаться странным и неуместным, просто потому что ты не знаешь контекста.       — Ты его выгораживаешь? — с удивлением спросил Томас, не веря своим ушам. — Он же тебе не нравился.       Минхо сжал губы.       — И до сих пор не нравится, но он… он кое-что мне позволяет. А так, всё, что я сказал — это правда. — куратор хлопнул ему по плечу. — Так что не парься.       Когда они приблизились к двери, тот оглядел коридор и сделал жест «всё чисто».       — Слушай, мне нужно идти к нему, — сказал Томас.       — Да что с ним такое, подыхает что ли?       А как с Ньютом что-то случилось, он без промедления в другом городе. — Томас перекрестил руки на груди. — И это понятно, Минхо и Галли плохо ладят, но меня ведь можно отпустить.       — Да. Да, подыхает. Если не веришь мне, сходи сам.       Тёмные брови тут же полезли на лоб от возмущения. Но видимо он взвесил собственный ущерб в разных категориях. На одной чаше весов было то, что Томаса запросто поймают и обвинят в этом Минхо, так как его видели здесь последним, а на второй — ненавистный ему увалень, с которым надо поиграть ролевую «злой врач и негодующий пациент».       — Ладно, марш отсюда, мелкота. Схожу сам.       Как бы отчаянно не взывали таблетки «окси» и усталость, Томас, наперекор желанию и страху, отправился к лестнице, дождался пока Минхо скроется из виду и ринулся к самой опасной двери в этом доме — двери директора. Когда им был Барнс, она таковой не считалась, но сейчас, откройся она в любой момент, он точно умрёт от страха.       Томас прислонился к поверхности и различил звук шагов. Дженсон медленно расхаживал по кабинету. Абсолютно ничего не происходило.       Зря пришёл. Или невовремя. Возможно, Крысун уже закончил разговор с тем человеком, а Томас опоздал из-за того, что долго разговаривал с Минхо. Можно было сказать, что удача отвернулась от него — он упустил возможность получить ответы на множество вопросов. Например, кого Дженсон собирается удерживать целых полгода по договорённости? Какие условия договора? С кем он разговаривал? Какое место подразумевает собой «удержание» людей? И, самое главное, — где?       Пол за дверью скрипнул, и Томасу ничего не осталось как снова сбежать, чтобы не попасться в лапы надзирателя душ, но он твердо решил, что курс «найти отмычку в медкабинет» сменился на «пробраться в кабинет директора приюта».