Пристанище

      Молчаливые окна приюта оказались знакомой и стабильной деталью этого вечера. Что-что, а вечерело в этих местах довольно быстро, так же, как и становилось тихо: весь шум в основном скапливался в комнатах.       Фрай привёз запас алкоголя на месяц вперёд и, похоже, потратил всю зарплату на десяток бутылок. Зарт же имел целую коллекцию газировок, чипсов, сигарет, несколько сортов пива, словом, всё, что было запрещено в Пирсе, а ещё, как оказалось, кипы порно-журналов. Как он объяснил по пути, на них был больший спрос.       Томас же не глядел на кучу блестящей бумаги, ему хватило.       Наживу запихали в пустые ящики и отнесли на кухню, запрятав под столешницы с кастрюлями и сковородками. Каждый из ночных путешественников прикарманил бонус в виде нескольких бутылок, пары пачек чипсов и газировки. Полученное Галли спрятал под своим матрасом, уверяя, что так будет безопаснее. Томас и не спорил — он не желал, чтобы чужие глаза в случае чего осматривали пространство под его кроватью.       Самодельные часы тикали громче обычного и показывали полдвенадцатого, когда они наконец завалились в комнату. Запах порошка витал в воздухе, и было несложно догадаться откуда он исходил. Томас плюхнулся на воздушные покрывала, с лёгкой печалью осознавая, что их маленькое путешествие подошло к концу. Как никак, он побывал на свободе, а теперь снова приходилось вмещать себя в четыре стены.       Глаза стали медленно закрываться под тяжестью усталости, но вдруг он услыхал шипение. Галли бесцеремонно хлестал с горла. Удивление подтолкнуло подать голос:       — Ты решил пить сейчас?       Томас приподнялся на локтях, глядя на парня снизу вверх. Газировка уменьшалась на глазах.       — Я праздную.       — Что?       Он снова потянулся к кровати и достал уже что потяжелее.       — То, что ты, наконец убрался и помылся.       — И что, теперь будешь праздновать каждый раз, когда мне приспичит прибраться?       Задавал вопрос ради вопроса. Журнальчик и постыдные картинки всё ещё сжимали узел внизу живота крепкой хваткой, — свежий воздух так и не помог, — а возникшее возбуждение переросло в игривость и в некую доставучесть. Хотелось сделать что-то такое, что… что перекроет «нечто», нависающее в груди черной тучей, сдует тревожные мысли, заменив их на показное веселье. Он призадумался и не заметил, как завис на лице Галли отрешённым взглядом. Тот что-то ответил ему, однако слова проплыли мимо, и Томас очнулся только когда его заставил дернуться резкий запах спирта.       — Фу! — одним движением он отпихнул от себя бутыль, вызывая у неё сотрясение жидкости и отвернулся к стене. — Ну и дерьмо.       — Я что, один буду праздновать? Ты соучастник в этом деле, так что не противься. Так и быть, нежная фиалка, разбавим газировкой, — добавил под конец его сосед.       Томас опасливо оценил обстановку за спиной и, обнаружив лишь крохотную крышку на протянутой ладони, сел и быстро опрокинул её. Жгло так, будто проглотил наждачку, но это не помешало осушить ещё несколько «крышечек», чередуя водку с дешёвой газировкой. Галли же, в свою очередь, перешёл с водки за припрятанный виски.       Алкоголь одурманивал организм ядовитыми парами, от чего они начали смеяться со всего подряд, не понимая, какой шум создают. Томас даже пару раз слышал стук в стену, но тут же махал рукой на это странное открытие, — ни один из них не предполагал, что за ней кто-то есть.       Комната пропиталась пьяными смешками, парами от краденных сигарет и шуршанием обёрток от чипсов. Почему-то они их просто открыли, но не стали притрагиваться, и теперь те подрагивали от случайных прикосновений.       Минуты сливались в часы, они плыли по течению смеха и глупых разговоров ни о чём. Галли даже пару раз широко улыбнулся, обнажая зубы, но потом прятался в скованном жесте, скрещивая руки и глядя в сторону, чем вызывал удивление и смущение. Краем сознания Томас слышал собственные слова и думал, какой же бред произносит, и что потом ему за них будет ужасно стыдно.       Он почувствовал боль в шее, а через мгновение осознал, что, оказывается, они переместились на пол, и сейчас его голова опрокинута на край кровати, мышцы затекли, а еще позже, что футболка задернута на грудь, и тело горит от духоты в комнате. Галли сидел в таком же состоянии, что и он, — пребывающим в пьяной прострации, когда кажется, что разум работает, но его отголоски, как эхо, доносятся из далекой расщелины под названием мозг. Очень медленными движениями тот пытался прикрутить крышку к пустой бутылке виски, но пальцы не слушались, поэтому он выглядел чрезвычайно внимательным, будто от его действий зависела чья-то жизнь. Может, и жизнь самого Томаса, чтобы он не перепил, хотя это было бы ошибочным, как и то, что пойло в этой самой бутыли нужно было убрать на потом, — убирать, увы, уже было нечего. А Томас перепил давно, еще тогда, когда пятнадцатая «крышка» водки ударила в голову и, возможно, он «плыл» сильнее затейника пьянки.       Один клевок в грудь, и он тут же очнулся от накатившей дремоты. Взгляд сфокусировался на часах. Цифры расплывались и не давали себя рассмотреть, поэтому ему понадобилось бесконечное количество времени разглядеть «3:15».       Оказывается, прошло три часа, — пронеслась перед глазами мысль витой спиралью дыма. — А выпили всего ничего… — его глаза скользнули на пол и посчитали убытки работающей частью мозга. — Выпили очень даже много… Господи, как же душно… А ведь Галли рано вставать…       Окно всё никак не хотело поддаваться, Томас видел перед собой куски не скрытого газетами стекла, отблески лампы, за ними обрывки деревьев, но не щеколду, державшую рамы. Отчего-то вылетело из головы, что она существует.       — Сиди, я сам, — кинул он через плечо, едва за спиной послышалось шевеление.       Но он ощутил несильный толчок в бок, пока перед глазами не замаячила рука, которая неторопливо пыталась разобраться со страницами книги. Левое плечо вспыхнуло от жара чужой ладони, — Галли качался из стороны в сторону и помогал себе стоять на ногах, держась за него. Щеки́, шеи и уха коснулось чужое дыхание, разящее спиртом и запахом табака, но почему-то, это не оттолкнуло. Может, от того, что Томас уже надышался этим дымом и ещё одна доза воспринималась, как обычный воздух?       Эта мысль выветрилась вместе со зловонным облаком запахов, когда щёлкнула задвижка рамы, и в комнату ввалилась ночь. Оба прилипли к окну, глубоко вдыхая и сопя. Краем мозга было понятно: это выглядит комично, но пьяное существо внутри плевало на эти странности. Единственное, что по-настоящему волновало — это тепло со спины и холод, бьющий в лицо.       Неизвестно через сколько минут ли, часов ли, юноша снова обнаружил себя на проветриваемом полу. Взор постепенно становился чётче, хоть голова всё ещё покачивалась взад и вперед. Руки же лежали на деревянной поверхности, как безвольные существа. Его пьяное внимание привлёк приоткрытый ящик тумбы. Раскрыв его, он сначала не понял, что находится внутри, но, тщательно сфокусировав взгляд и чуть не столкнувшись носом с углом ящика, Томас обнаружил небольшие фигурки.       — Вот так новость, — театрально протянул он, доставая одну из них. Кажется, это было какое-то животное.       Галли, который успел задремать, раскрыл глаза и повернул голову навстречу голосу.       — Не трожь.       И потянулся забрать брусочек, но Томас опередил его и вытянул руку вместе с фигуркой выше их голов.       — И давно ты этим занимаешься? — поинтересовался он, когда Галли повалился обратно, не желая тратить силы на борьбу. Тот медленно заморгал. Томас искренне усмехнулся: сейчас сосед был ужасно уязвим, показывая одну из многих тайных граней своей личности. Много ли кто видел его таким размягчённым? Не алкоголем, а накатывающим сном? Его вид загипнотизировал на недолгое время, пока тот не ответил:       — Давно не брался. Забросил.       — Я не это спрашивал.       — Пофиг. Я спать, — сообщил он и вдруг отобрал фигурку из его рук, безжалостно забросил её обратно в тёмный ящик и плюхнулся на койку.       — Зря ты так. Получилось красиво. — сообщил Томас, тоже расправляя постель. А ведь интересно, каким образом он вырезал эти фигурки? Ответом послужил негромкий бубнёж со стороны второй койки:       — Пизди больше.       Галли отвернулся от него к стене. И, прислушиваясь к его замедляющемуся дыханию, Томас сам стал засыпать, но чувствовал, что ему чего-то не хватает. Видя перед собой лишь мрак прикрытых век, он скомкал одеяло и, с накатившим желанием близости, приобнял его.

---○---

      Столовая гудела, как улей, а дети и подростки сновали мимо столов, словно озабоченные делами пчёлы. Каждый куда-то торопился, у каждого были планы. Один Томас, помятый, сонный и недовольный не утруждался куда-то спешить, ведь по плану намечалось бездельничество. А если серьезно, то он намеревался поговорить с Минхо и с момента появления в столовке высматривал его добрых сорок минут, однако смотритель всё не появлялся. Закончив ленивый полдник, — сегодня пробуждение нагнало во второй половине дня, — Томас отправился искать его по приюту, но тот словно под землю провалился. Он даже хотел подглядеть в кабинет нынешнего директора в поисках друга, но, как оказалось, дверь была закрыта на ключ, а в комнате смотрителей и вовсе оказалась пара человек, явно не с лицом Минхо. Ничего не оставалось, как подняться в двести четвертую и провести остаток дня в ленивом лежании. И только он переступил порог, как плечо сжала тонкая рука Терезы и магическим образом перенесла в комнатку со стеллажами, шахматами и дребезжащим окном.       Партия началась внезапно: он влился третьим в парную игру Эриса и Сони. Томас присоединился к юноше, и, сам не понимая, откуда у него появилось чутье на отчаянные решения, разбавлял многоходовые размышления Эриса своей спонтанностью. Так, их ладья «обскакала» почти все немыслимые ходы, перебегая со стороны на сторону, грозила королю и отчаянно убегала от ферзя. Это было чистейшим извращением, грязной и непродуманной игрой, Соне же вскоре надоел их стёб. Облокотившись на стол рядом с доской, она начала рассказывать о неком ухажёре.       — Который день кажется, что за мной кто-то следит. Вчера, когда я вечером отправилась в душ, нéкто спрятался за углом коридора. Я подумала, что он собрался подсматривать, вот и треснула в темноту кулаком и, видимо, попала куда надо: он так вскричал, что следом закричала я. И на наши крики вышел тот симпатичный азиат…       Гарриет тут же оживилась.       — А почему он внезапно оказался рядом с вами?       — Не знаю, — честно призналась девушка, пожав плечом. — Но он был одет по-дорожному, спешил куда-то, а мы ему попались случайно. Хотя, как сказать, попались. Попалась только я, тот извращенец сбежал. — недовольно цыкнула Соня под конец.       А сейчас разговором заинтересовался и Томас, он отлип от доски.       — По-дорожному? Думаешь, он приехал или только собирался уезжать?       Она помолчала с несколько секунд и повела головой.       — Он куда-то спешил. — поделилась коротко Соня.       Может, его кто-то ждал? — про себя предположил Томас, нахмурившись. — Тогда всё сходится: Минхо не было в здании, так как он уехал ещё прошлым вечером. Вот только куда?       Тереза тем временем гипнотизировала взглядом коня, кидая зигзагами взгляды куда бы его лучше поставить. Она задумчиво произнесла:       — Ну, после того как твой тайный поклонник встретился лицом к лицу со смотрителем и кулаком, вряд-ли он подойдёт к тебе хоть на метр ближе.       — Что верно, то верно. В нашем случае страх оказаться зажатой группой извращённых девственников — очень реален.       Томас кивнул и только спустя несколько секунд осознал, насколько правдивы эти слова. А он ведь даже не задумывался, как сложно приходиться девушкам в этом доме, полном юношей. Впредь он будет внимательней, и вдруг что — защитит, несмотря на то, что его тело забыло, что такое физические нагрузки.       — А что у вас за пьянка была на ночь глядя? — врезался в сознание голос Эриса. Соня и Тереза тут же отвлеклись от своей партии, а Гарри изогнула бровь, поднимая взгляд от «Самоучителя…» Лескера 85-года.       — Ты… — Томас часто заморгал. Они ведь никого не встретили по пути в комнату. И вроде бы не выходили за её пределы на пьяную голову. Ведь не выходили же? — Как? — только и спросил он.       — Возможно, вы не слышали, но мой сосед по комнате вчера долбил по стене в надежде вас утихомирить.       — Твой… твой сосед? — непонимающе протянул он, а потом возникли обрывки воспоминаний о стуках в стену со стороны Галли. Он удивлённо уточнил: — Так ты живёшь в соседней комнате? Я вообще не знал, что там кто-то есть.       — Это неважно, — перебила Соня, когда Эрис только открыл рот, и её глаза уставились на него с растущим интересом. — откуда у вас алкоголь? Мы вот в первые дни все запасы закончили.       Сталкиваясь с возбуждёнными взглядами, Томас сначала промычал что-то нечленораздельное, борясь с секундным сомнением, делиться ли с ними новостью, но другие чувства, — привязанность и доверие, — перевесили чашу весов.       — Я вчера ездил в город с некоторыми ребятами, — признался он и тут же поймал несколько ошарашенных пар глаз. — Нужно было прикупить некоторые вещи…       — Что ж ты сразу не сказал, — вдруг вмешалась Гарри и упёрла руки в бока. Глядя на него с тёмного угла возмущённым взглядом, он казалась пугающей. — нам с девочками тоже кое-что нужно, и очень срочно.       Тереза с Соней обеспокоенно закивали.       — А зачем вам? — поинтересовался Томас и тут же пожалел, что спросил об этом: обеспокоенность на лицах девушек сменилась лёгким осуждением. Взгляды потяжелели, а глаза потемнели. Тереза взялась объяснять:       — У женщин иная физиология, чем у мужчин, и нам нужна куча вещей, чтобы заботиться о своём здоровье. Это некоторые предметы, которые можно купить в аптеке. Неловко говорить об этом Дженсону, потому что он мужик. Вряд ли поймёт наши переживания по поводу боли в животе. — она закатила глаза. — Вот о чём он только думал, оставляя нас здесь на неопределённый срок?..       — Боль в животе?.. — всё ещё не вникая протянул Томас.       — Поверь ей на слово, и в следующий раз предупреждай, когда соберёшься в город, — наклонившись ближе к нему, закончил мысль Терезы Эрис. — Я подписываюсь под каждым словом, ведь общаюсь с ними не первый год и вижу участь женской доли. А ты, — он улыбнулся и хлопнул его по плечу. — как и каждый человек с членом в этом доме, не знаешь ничего о том, что она только что сказала, верно? Но в этом нет ничего удивительного, в приюте, до потолка набитом парнями, ты бы вряд-ли узнал об этом.       Ничего не оставалось как кивнуть, ведь он действительно упустил эту познавательную часть жизни.       Остаток дня компания провела в комнате Терезы, Сони и Гарри, распложившись на полу с картами. Интерес быстро сошёл на нет, и они скучающе перекидывались поверхностными историями из прошлого и, признаться честно, Томаса это устраивало: не хотелось рыться в той каше воспоминаний, что до сих пор саднят, требуя поскорее их забыть.       Соня негромко хлопнула в ладоши, когда после очередной истории наступила пауза.       — Итак, мы с вами все друг друга хорошо знаем, не так ли? Как вам идея стать ещё ближе? — хитро протянула она, и на её лице появилась хитрая ухмылка.       — Хватит с меня «грязных» историй, вы уже всё знаете. — заверила Гарри непреклонным и скучающим тоном, и только та хотела встать, как рука Сони усадила её обратно.       — Постой, дело вовсе не в историях, — ухмылка поползла к ушам.       — Ну что, выкладывай уже, — поторопила Тереза, вздыхая.       — Играем в бутылочку на поцелуи!       Эрис присвистнул, а у Гарриет брови полезли на лоб. Тереза, однако, осталась спокойна. Не поднимая глаз, она пожала плечами, но щёки её запунцовели. Соня же достала из-под кровати запылившуюся бутыль от белого полусухого вина.       — Только у меня есть одно условие. С каждым ходом время поцелуя должно увеличиваться. И сам поцелуй должен приобретать «краски».       — Так и скажи, что хочешь, чтобы вечер закончился оргией, Соня, — пробурчал Эрис, и послышался удивительно искренний смех от девчонок, которые, как и Томас, не ожидали от него откровений. — Можно я не буду участвовать?       — Я не принимаю отказы, прости. Ну что, кто начнёт? Давайте я, а потом как пойдёт, — девушка крутанула бутылку, и горлышко указало на Гарри, которая нервно глядела вниз. — Хорошее начало.       Девушки чмокнулись, их поцелуй, а точнее простое касание губами не продлилось долго, всего-то пару секунд, но этого хватило, чтобы почувствовать тепло, бýхнувшее от сердца к низу живота.       Соня поиграла бровями и хитро ухмыльнулась.       — Вот так, а дальше увеличиваем время и напор.       Далее Гарри легко коснулась губами Эриса, тут же слабо вспыхнувшего румянцем. А Эрис подарил поцелуй Терезе, и, если бы не отсутствие каких-либо рефлексов кожи на их щеках, Томас подумал бы, что длительность поцелуя отражает их увлечённость друг другом. Однако ни Тереза, ни Эрис не подали знаков симпатии и уселись на свои места, будто они просто обнялись. На какое-то мгновение Томас поймал взгляд синих глаз и краем сознания стал догадываться, кому они отдавали предпочтение. Сам он сидел ниже травы, тише воды, его поцеловали всего один раз, и большего, честно говоря, не хотелось, Томас сидел в полу-расслабленной позе, хотя сам изнутри горел; тело изнывало от взглядов на целующихся друзей, было и странно, и горячо одновременно.       А когда он последний раз передёргивал?       — Том, — Тереза с ноткой надежды звала его несколько секунд, пока он бегал глазами по комнате, стараясь сбавить градус напряжения. Она потянулась к его губам, и он вздрогнул, вдруг чувствуя влажные и пухлые губы. Они уткнулись куда-то в верхнюю губу, нежно и невинно, и ничего не оставалось как ответить, ведь на данный ход приходилось целоваться аж сорок пять секунд. Его руки остались при нём, не проявляя лишних движений, а вот Тереза так и льнула, однако робко, так как они находились среди других. Кто-то сбоку отсчитал пятидесятую секунду, и они, наконец, отстранились друг от друга.       Она, — румяная, покрасневшая, как сочное яблоко, — глядела на него из тени чёрных волос так самозабвенно, что оставалось гадать, что такого девушка в нём увидела? Если бы не неловкость, Томас отметил бы и её прилипшие волосы ко лбу, и сочные губы, и искрящиеся глаза, но он опустил взгляд, так и не углубив размышления про чудо красоты Терезы.       Смешки разразились девчачьим писком, когда горлышко, после того как Томас крутанул бутыль, указало на Эриса, и парни испуганно воззрились друга на друга, словно два болванчика.       — О боже! А я гадала, когда это произойдёт! Да вам нужно целоваться целую минуту!       — Прошу тебя, утихомирься, иначе к нам постучатся…       Гарри, порозовевшая и на удивление довольная пыталась приглушить радостные крики Сони, но сама еле сдерживала улыбку, прикусывая губу и то и дело поглядывая в их сторону. Тереза тоже их поторопила:       — Ну не тяните, у вас уже был непрямой поцелуй через нас.       Одно дело целоваться с девушками, другое дело с парнем. — как вспышка возникла мысль в голове. — Или нет? Губы у всех одни и те же, что у девушек, что у парней… Чёрт возьми, я представлял себя снизу ещё в гипермаркете (куда уже хуже?), почему так распереживался из-за обычного поцелуя? — в исступлении думал Томас, чувствуя, как сердце вот-вот разобьёт грудину. — И чего они так верещат?       Он столкнулся глазами с Эрисом и коротко кивнул ему. Подсев ближе друг к другу, они снова поглядели в разные направления. Ёрзание Сони в стороне жутко отвлекало, ещё и эти пристальные взгляды…       — Ладно, Эрис, давай не будем тянуть кота за яйца, — собрав волю в кулак, решительно начал Томас, кладя тому руку на шею. Юноша вздрогнул и охнул, когда Томас, не в меру сильно потянул его на себя за шею. Он слышал гул девчонок, не ожидавших такого шоу, но громче стучало сердце в висках, почему-то взбесившееся. Прижимая его к себе двумя руками, обнимая ладонями лицо, Томас углублял поцелуй и снова возвращался к нежным покусываниям губ. Он никогда в жизни не поверил бы, что способен на подобное, если бы сейчас сам, во плоти и крови, не сидел бы в комнате друзей и не вталкивал язык в рот другому парню.       — Шестьдесят один, шестьдесят два… — в один голос считали девушки, и он наконец-то замедлился и отстранился, хватаясь за свою футболку на груди и тяжело дыша. Эрису было не легче, он был не лучше Терезы, и светлые глаза неверяще бегали по лицу, будто спрашивая: «что это сейчас было?»       — Думаю, пора устраивать бутылочку сначала на раздевание, а потом на секс. Том, будь другом, участвуй в каждой игре.

---○---

      Возбуждённая, отягощённая впечатлениями, их группа вывалилась в сырой коридор, который по сравнению с душной комнатой казался свежим и обдуваемым всеми ветрами. Казалось, будто они выпили. Смех и красные щёки, горячая кожа, покачивающаяся походка — попадись они кому-то из смотрителей, их бы тут же увели на допрос или осмотрели бы комнату. Но чем ниже по лестнице они спускались, тем трезвее становились. Эрис всё ещё был в прострации, и Томас пока оставил его, не желая смущать ещё больше, а вот Тереза стала действовать незамедлительно.       — И что это было? — как можно тише спросила она, приостанавливая Томаса на лестничной площадке и пропуская остальных. — Ты из него чуть ли не всю душу испил, кровопийца.       — Остынь, я просто выполнил условие.       — Ты же знаешь, что это не так, — её губ тронуло подобие ухмылки.       — Так, так. Просто немного увлёкся.       Она повела головой. После короткой паузы снова заговорила:       — Только смотри, если он резко «поменяет» ориентацию, это будет на твоей совести, даже сейчас он выглядит так, будто у него кризис.       Они одновременно поглядели вниз на Эриса, который вёл их процессию к столовой. Со спины тот выглядел расслабленно, однако все помнили его огненный румянец и бегающие глаза, поэтому не было сомнений: парень убегал от лишних взглядов друзей.       — Я...       А мне самому понравилось? — захотелось узнать у себя. — Чёрт, задаю вопрос ради вопроса… Разумеется, до сих пор чувствую, будто облили кипятком, причём изнутри, но ведь это нормально, особенно когда перед тобой целуются, издают какие-то пошлые причмокивания и вздохи. Как тут не возбудиться?       — Позволь спросить, — аккуратно влезла в его размышления Тереза. — а ты сам не гей?       — Чего?! — он даже остановился.       Она тут же возвела ладони, желая смягчить вопрос.       — Или, может быть, бисексуал?       — Нет. — как-то вопросительно-утвердительно ответил Томас и почувствовал, как уверенность в своих принципах, ранее устойчивая, а после гипермаркета накренившаяся, как Пизанская башня, начинает медленно приближаться к горизонту.       — Нет или нет? — всё же давила девушка. А Томас продолжал метаться из стороны в сторону в черепной коробке, ощущая, как проницательная Тереза доставала его и там.       — Не вижу разницы, просто нет. — как можно спокойней произнёс он, заворачивая в людную столовую.       Тёмное небо резко контрастировало со светлым помещением, где был включён каждый светильник. Они взяли порции и проследовали к столу.       — Сегодня, однако, выдался сладкий вечер, — протянула Гарриет, оглядывая засахаренный чай. — Думаю, я буду долго отходить. И как мне теперь вам в глаза смотреть?       Девушки рассмеялись, а Эрис принялся маленькими глотками преуменьшать порцию чая.       — В твоём случае это была тренировка, ведь тот, на ком ты будешь это испытывать — здесь.       И снова, все как один, оглянулись на того, кого Томас искал весь день. Это был Минхо! Весёлый и разговорчивый, каким он был в самые первые дни их знакомства. И его улыбка заставила подняться из-за стола, как в прошлый раз, оставив за спиной шахматистов, и очутиться рядом.       — Вот тварюга, не думал, что буду рад тебя видеть, — признался он, становясь рядом с другом и игнорируя косые взгляды других смотрителей: помнят ведь, чем закончился его побег из столовки. Томас снова оглядел Минхо с ног до головы: в прошлый раз тот был сам не свой от негодования, а сейчас даже гора с плеч спадала от его радушности. Пожав руку, смотритель отвёл его в сторону, и одарил ослепительной улыбкой. — Как Ньют?       Тот сначала воззрился на него во все глаза, а потом загоготал.       — Вот чёрт, признавайся, кто сболтнул?       — Никто, сам догадался, прикинь? Ну что там с ним? Как тебе удалось уехать?       — Ничего от тебя не скроешь, — тише хмыкнул и принялся рассказывать: — Я договорился с Дженсоном на пропуск нескольких выходных, чтобы сгонять в Детройт. Наплёл, что Ньют мне брат, — или как брат, не помню, — вот он и отпустил. А так, с ним всё хорошо, обошёлся лишь переломом ноги, тогда как у Пейдж сотрясение мозга, а Барнс... ну ты знаешь. Только вот ему потребуется несколько месяцев на восстановление, и, скорее всего, Ньют будет всё это время в столице.       Лицо Минхо скривилось. Томас предпринял попытку поддержать его.       — Так это же хорошо, там о нём будут заботиться.       — Так и здесь о нём могут заботиться.       — Кто? В этой глуши нет всего необходимого для его перелома, Минхо.       Тот смерил его презрительным взглядом, пожевал губу, но ничего не ответил, видимо соглашаясь, хоть и неохотно.       Ты хочешь о нём заботиться, дружище, а сказать об этом вслух не можешь, — губы расплылись наподобие ухмылки, но внутри себя Томас почему-то почувствовал счастье.       — А как ты добрался до города?       — Подбросил один паренёк, но имени не скажу, мало ли тебя надоумит, довёз за несколько часов, туда-обратно, получилось быстро. Доехали до одного города, а оттуда я на автобусе. Ох, видел бы ты Детройт! Там есть такие красивые дома! Я таких отродясь не видел. — они побрели вдоль рядов к столу, где сидела группа из Ленсинга.       — А я могу съездить туда с тобой? Наплетём что-нибудь Дженсону, да и рванём, навестим Ньюта вместе?       — Даже если бы твоё желание было искренним, нас бы не отпустили, — ехидно заметил Минхо. Девушки то и дело кидали внимательные взгляды и перешёптывались между собой, а Томас, приближаясь к ним всё ближе, уже предчувствовал их флирт со смотрителем.       — Оно вполне искреннее! — жарко возмутился он. — Мне действительно жаль, я хочу проведать его.       — Думаю, на сочувствии можно закончить. — вдруг отрешённо сказал Минхо тоном, словно поставив точку в разговоре, и резко сменил тему, указав на знакомый стол: — А это твои друзья?       Они остановились прямо перед приезжими шахматистами, врезавшись в барьер их внимательных взглядов. Как и предполагалось, девушки смущенно и даже игриво гладили вниманием Минхо, а вот Эрис не поднимал головы, что заставило насторожиться. Неужели он до сих пор смущается?       — Эм, Минхо, знакомься, это ребята, ребята, это Минхо.       — Здорóво, — открыто поиграл бровями смотритель, вопреки пристальным взглядам со стороны Алби, пару минут назад вошедшего в столовую.       — Может, присядешь? — смело предложила Тереза.       — Да-да, присаживайся. — затараторила Соня и хитро-хитро улыбнулась. — А девушка у тебя есть?       — Соня! — зашипела Гарри. Её уши покраснели, и она поскорее отвернулась. Минхо проводил её жест понимающей ухмылкой, но никак его не прокомментировал.       — Простите, дамы, я не могу засиживаться, — Томас сдержался, чтобы не закатить глаза, таким приторным сейчас он был. Захотелось одёрнуть его, заставляя прекратить спектакль, но он вовремя остановился: кривляющийся Минхо — счастливый Минхо.       Упустив момент прощания, юноша почувствовал лёгкий хлопок по плечу: это смотритель покинул их общество, удаляясь к недовольно зыркающему Алби, который не переставал сверлить их стол. Что ж, зло подумал Томас, пусть смотрит и копит спесь внутри, если тому приспичит пособачиться — он не против, ведь теперь у него за спиной имеется козырь в виде Галли.       Кстати о нём… Пока ребята галдели о Минхо, он оглядел помещение в поисках знакомой макушки, но та не была обнаружена. Сейчас только девятый час, а его нет. Интересно, где же он?       Распрощавшись с шахматистами, кинув последний раз подозрительный взгляд на Эриса и обнаружив, что тот уже успел куда-то исчезнуть, Томас отправился в комнату, а после — в душ, желая смыть вчерашний и сегодняшние дни.       Спустившись вниз на первый этаж и шагнув в сторону холодной комнаты для умывания, внезапно появилось какое-то неприятное ощущение, словно его изнутри выворачивали наизнанку. Какое-то время ноги вели строго к душевым, но вдруг, на углу, меж столкновений двух коридоров, стали заплетаться. Томас устоял на полу, но облокотился на стену и хватаясь не то за неё, не то за толстовку. Сильная тошнота подкатила горьким привкусом к горлу и дала немедленный сигнал в мозг, что нужно срочно бежать. Как в тумане, держась одной рукой за стену, второй за рот, игнорируя темень в глазах, Томас плюхнулся на кафель, чуть не промазав мимо унитаза, и с дикостью и остервенением подумал, что чувствует на губах кровь, так как успел удариться подбородком об ободок и прикусить язык.       Вот так лажа, что ни день, — то приключение.       Он прошипел от боли в языке, но каким-то образом стянул с себя одежду и завалился в душ. Становилось непонятно, как относиться к сегодняшнему дню, с одной стороны, он хорошо провёл время с друзьями, — даже успел сблизиться с ними, — наконец-то увидел Минхо в добром здравии, но с другой, чёртова зависимость продолжает проявляться в обычной жизни.       Вода в душе немного отрезвила. Томас присел на нагретый от воды кафель и позволил громадным каплям укладывать отросшие волосы на лицо. Несколько минут он просидел в тишине, радуясь, что один, и что никто не прерывает нахлынувшую меланхолию. Он считал, что исхудал настолько, что сейчас его тело напоминало себя самого в лет четырнадцать, тонкого, как щепку. Хотя он точно был не узок в плечах, и не тощий настолько, чтобы называться тощим. Может, он вообще всё это напридумывал, чтобы удачно погрустить.       Да, он жалок.       Жалкий наркоман, который интересуется тем, как бы достать колёса на ближайший срок. Нет ни интересов, ни перспектив, может, даже нет настоящих друзей. Хотя сердце отчаянно кричало, что оно привязалось к добродушной Соне, серьёзной Гарриет, даже к мягкому Эрису. А особенно — к Терезе, которая, без сомнения, неровно к нему дышала.       — Ты, на удивление, рано, — удивился он, когда вошёл в комнату и обнаружил Галли в полумраке. Тот сидел на полу, его кисти двигались на манер механической машины.       — Сегодня был пробный день, — отозвался тот, не предпринимая попыток убрать ноги, когда Томас попытался протиснуться к своей койке.       — И как?       — Ебалом об косяк. Ты чего шепелявишь? Морду набили?       Закинув одежду в комод, юноша запутался в одеяле и наконец уткнулся в подушку. Угрюмый Галли стал уже привычкой, поэтому он никак не отреагировал на яркое высказывание, и пробубнил в подушку, что всего лишь прикусил язык. Если давать тому подсказки о своём состоянии, мало ли что сосед предпримет, ведь ещё не забыл про сыпь на спине.       Тот ничего не ответил, может, не понял, что ему сказали, и продолжил нарушать тишину глухими звуками, напоминающими касание лезвия о дерево.       — Что делаешь?       Интерес перевесил усталость, и он свесил голову вниз, силясь рассмотреть крохотную вещицу в широких ладонях.       — Ты вроде собирался спать.       — Да не жмись ты, — он развернул его ладонь, — чужая рука оказалась теплой, почти горячей, — и на удивление обнаружил фигурку животного, и от увиденного брови полезли на лоб: разве можно вырезать чёткие очертания простым ножом? — Ты… Ого! — сон как рукой сняло. — Как ты?.. И много у тебя таких? И кто это? Волк?       Сосед сначала удивился его напору, а потом одёрнул руку.       — Был лисой. — без эмоций заметил он, приглядываясь к деревянному зверьку. А Томас тем временем потянулся к нижнему ящику, где, как он помнил, видел остальные самодельные фигурки, и раскрыл их на свет.       Тут он чуть не свалился с кровати, потому что шкафчик ящика ударил прямо в сгиб локтя, но это можно было списать на удивление, которое, к слову было весьма искренним. Дюжины три фигурок разных форм и размеров заполнили всё пространство ящика, и свет от лампы освещал их рёбра и края золотом. Взяв одну в руки, он понял, что она является совсем крошкой, так как умещалась на двух пальцах. И, вроде, это был кролик, с продолговатым тельцем и ушами.       — Ну, ты долго глазеть будешь? — недовольно завозился Галли и хотел было забрать фигурку, но Томас не дал ему это сделать, сгребая их в кулак, и уселся на кровати, принимаясь рассматривать.       — Да у тебя талант! — с жаром воскликнул он, таращась сначала на соседа, потом на деревянных крошек, умещавшихся в ковше ладоней. Он не ожидал, что будет способен испытать даже удивление после краткосрочной меланхолии в дýше, но факт, что Галли, вечно молчаливый и немногословный Галли, увлекается чем-то подобным, — да к тому же подделки выглядят невероятно искусно, — подвергло в шок. — Кто-то знает об этом?..       Опомнился, когда слова уже слетели с языка и тогда стало очевидно, Галли не стал бы с кем-то делиться этим хобби.       — Если проболтаешься — прибью, — коротко уведомил Галли, но на его лице застыло странное выражение, которому Томас не смог найти название. Казалось, это было что-то вроде серьёзности, настороженности и... смущения? Нет, скорее всего показалось.       — Я — могила, — как можно честно произнёс Томас, вкладывая силу в слова.       — Вот и посмотрим. Всё, отбой.