Пристанище

      Полночь пробила несколько минут назад. Узкие полосы света от луны чуть ли не слепили в глаза. Крадучись на носках, Томас уже пятнадцать минут бегал из коридора в коридор, играя в ниндзя и избегая мощную фигуру Алби в стороне. Тот как чувствовал: оказался на стороже у медкабинета, и у него явно не было планов куда-то отлучаться.       Томас скрипел зубами от досады, ведь он снова не сможет пробраться внутрь. Лишь бы этот упырь ушёл спать пораньше, можно было бы проскользнуть хотя бы через окно. Если повезёт, конечно, что щеколда будет убрана. Одно расстраивало — чувство неполноценности, несостоятельности, беспомощности перед наркотиком. Он просто не мог пробраться внутрь кабинета Ньюта, хотя желание было велико.       И, заняв место за традиционным местом в столовой, Томас с радостью отмечал: как же хорошо, что они не пересеклись. Старший смотритель сегодня был более нервным и, поглядывая на часы, вызывал короткие приступы тревожности. Обещание о неразглашении смерти бывшего директора не сдержалось, кто-то всё равно проболтался, и сироты, от которых пытались это скрыть, (хоть и на время), уже давно всё знали.       Пока в помещение стекались юноши со всех комнат, Томас успел оглядеть каждого входящего, чтобы просто отвлечься от навязчивых мыслей. Ведь Галли как-то пролез в то окно, как-то отворил его. Дело в ключе? Или в особых секретных знаниях о комнате? Можно было бы узнать у него, но только чтобы тот ничего не заподозрил.       Гул стал постепенно утихать, когда в комнате появился Дженсон, а следом Галли собственной персоной. Завидев второго, какая-то группка подростков отшатнулась от него. Однако тот даже бровью не повёл, продолжая шагать за Крысуном и возвышаясь над остальными на манер башни.       — Внимание, — похлопав в ладоши, гаркнул Дженсон и вошёл на пьедестал, впрочем, не становясь выше. — Отложите завтраки на пару минут и послушайте меня. Во-первых, я хочу наконец объявить, что в связи с неудачным случаем в транспорте, Алан Барнс, бывший директор этого юношеского сиротского приюта, — погиб, и совсем скоро его тело будет перевезено сюда, чтобы похоронить около места, которому он отдал свою жизнь. — мужчина оглядел зал и, не обнаружив и нотки удивления, закивал. — Упокой его Господь. Во-вторых, объявляю, что на его место, то есть во главе приюта «Family Pier», встану я. А в Ленсинге, до поры до времени, будет заведовать мой коллега.       Как это было и в прошлый раз, все начали галдеть, подтверждать свои догадки или просто судачить, сколько человек в сером продержится.       — Ах, чуть не забыл, — чуть тише чем нужно протянул новый директор и осмотрел зал тягучим взглядом. — с сегодняшнего дня в холле будет находиться новый свод правил, с которыми вам нужно ознакомиться. За неподчинение — наказание по мере оплошности. Поэтому… Не подведите себя. — цепкие глаза быстро царапнули макушки съёжившихся детей. Он обернулся и обратился к тем, кто стоял подле него: — Кураторы, прошу вас полным составом пройти ко мне в кабинет.       Томас проводил хмурую группу смотрителей взглядом до самого выхода. Мимо прошёл Минхо и, встретившись с ним глазами, поднёс ребро ладони к шее и тихо прошептал: «он мне не нравится». Эта фраза вызвала короткий смешок, ведь перед ним шло два человека, которых он недолюбливал, поэтому, сказать кому точно адресована фраза, было нельзя.       Юноша вышел из столовой и завернул в сторону центрального входа, где находилась информационная доска. Около неё столпилось немало человек, и именно они создавали шум в холле. Томас приблизился и обнаружил прикреплённый лист бумаги, на котором чётким и жирным текстом значилось следующее:       

Правила поведения в юношеском приюте имени Господина Кирка (1818):

1. Комендантский час наступает в 9 часов вечера, тех, кого поймают после комендантского часа, будет ждать наказание; так же в это время будет совершаться обход территории; 2. С октября вводятся новые дисциплины (тех. науки, природоведение, физическая активность); старые остаются без изменений; 3. Вводится обязательное посещение трёх или более дисциплин, в случае несоблюдения — наказание. 4. Завтрак (08:00), Обед (12:00), полдник (15:00), ужин (18:00); 5. В случае неповиновения, Куратор ведёт учёт провинившихся и выставляет штрафы. Далее представлен список примерных наказаний. 1) В случае легкого баловства будет проводиться часовая работа; 2) В случае среднего по силе баловства будет использоваться та работа по часам, которую изберёт Куратор, ответственный за происшествие; 3) В случае тяжёлого баловства будет использована дневная/недельная/месячная отработка; 6. Ко всем Кураторам обращаться в уважительной форме. Правила будут добавляться по мере необходимости.       — Нихуя себе, — присвистнул один тощий парень, возвышавшийся среди остальных. — Я теперь что, должен в девять вечера ложиться? Что за бред!       — Ещё и проверять будут, ублюдки.       — Ну они-то тут причём, это всё этот новый старик. — наперевес остальным сказал какой-то из толпы.       — Да пофиг на время, никто тебя не будет заставлять ложиться спать. Вы видали другое? Штрафы! Как они себе это представляют?       Так-то всё предельно логично, — подумал Томас, отступая от толпы, — если Дженсон и собирается продолжать дело бывшего директора, значит, есть вероятность, что примет к сведению его незавершенные проекты. Тот хотел создать пансионат, значит расписание начинает подстраиваться под учебный план.       Он поплёлся в комнату, по пути рассуждая, что теперь уж точно не отвертеться от глупых кружков: как ни крути, как ни прячься, придётся ходить. На полпути Томас заглянул в библиотеку. Встретил Чака с его приятелем — светловолосым и миловидным мальчиком, и поплёлся к нескольким небольшим стендам. Стрельнув неприязненным взглядом в сторону лидера шахматного клуба, и схватил пару книг, которые показались более-менее интересными. Всё равно планов не было, хотелось просто лежать и игнорировать боль в желудке.       Первая книга была американской классикой, вторая — фантастика-антиутопия (так говорилось на обратной стороне). Выбор тут же пал на второй неизвестный роман, и он сначала провалился в горы одеяла на своей кровати, а минутой спустя, в мир, открывшийся на страницах. Зачитался с первых строк, а потом то и дело ловил себя на мысли, что не может оторваться. Раньше он думал, что литература всегда тяжела для понимания. Там всегда рассматривается всякая всячина по типу научных открытий, исследований, психологии и тому подобное. Как-то раз, Томас обнаружил у одной из семей «Шум и Ярость» и до того возненавидел этот роман, что тот не давал спать ещё несколько дней, показывая параллель его жалкого существования в семье, относившейся к нему, как к последнему куску дерьма. После того он не брал в руки что-либо напоминавшее книгу, — если не считать ту, что была пепельницей для Галли.       Он пару раз отвлекался от чтения, чувствуя надрывы желудка, но фэнтезийный мир оказался настолько ярок, что даже эта боль исчезала на целые часы.       На циферблате показывало без пяти шесть, когда закончилась очередная глава. Он пропустил обед и полдник, что было сейчас не во вред, но есть хотелось, поэтому Томас пересилил себя и спустился в столовую вместе с книгой подмышкой.       Друзей поблизости не наблюдалось, и он, прихватив лишь чай, уселся в одиночестве, снова погружаясь во тьму описания пейзажа. Предложения лились рекой, прямиком сливаясь с картинками в голове, пока Томас часто не заморгал от того, что перестал разбирать слова.       Большая тень нависла над ним и перекрыла близ висящую лампу. Медленно подняв взгляд, он обнаружил неизвестного парня, сверлящего его сердитым взглядом. Нос картошкой так смешно выглядел снизу вверх, что Томас еле сдержал смех и запил его чаем.       — Тебе смешно? — не укрылась от парня улыбка. — Ты в курсе, что здесь нельзя находиться с книгами?! Иди читай в библиотеке.       — Расслабься, — нашёлся Томас, делая заметку на нужной странице. — Я не знал, что здесь нельзя читать.       Прыщавое и жирноватое лицо растянулось в недовольстве.       — Об этом написано на входе в библиотеку, парень, научись читать!       — Раз я сумел осилить половину книги, наверное, я умею читать, не находишь? — пожал плечами Томас и оглядел паренька. Черты лица были красноваты и грубы, будто при конструкции головы тот несколько раз падал щеками в асфальт. Глаза и вовсе были выпуклы, как у бульдога, а чёрные отросшие волосы спадали на лоб. Он вдруг выпалил: — А ты вообще кто?       Снизу-вверх парень выглядел очень комично. Ему осталось только топнуть ногой, как взбесившийся жеребец. Ну, или как взбесившийся ребёнок, хмыкнул про себя Томас, снова подняв глаза.       — Я Малькольм Скотт, и я староста в библиотеке. А ты, — тонкий, жилистый палец чуть ли врезался ему в лоб. — идёшь со мной.       — Куда это?       — Я запишу тебя в журнал. Если с этой книгой что-то случится, то буду спрашивать с тебя!       Вот привязался! Ещё один в копилку надоед.       — Да ладно-ладно, я не сопротивляюсь, — процедил Томас, направляясь за ним и оставляя где-то позади себя недопитый чай, который сегодня оказался в меру хорошим.       Лучше бы в комнате сидел.       — Да я сам могу идти, — пробурчал Томас, когда его потащили за локоть к выходу.       — Я держу, чтобы ты, того и гляди, дёру не дал, — вспыхнул Скотт и сжал локоть ещё больнее. — Слыхал я о тебе…       Они остановились, когда перед ними выросла широкая фигура. Та самая, которую так долго и так тщательно старался избегать Томас, выслеживая на расстоянии. Ухмылка и сощуренные глаза старшего смотрителя не сулили ничего хорошего, это он знал точно.       — Что на этот раз натворил, новичок? — пробасил тот. Сквозь усмешку показались белоснежные зубы.       Ответили вместо него.       — Взял книгу без разрешения, — Малькольм горделиво расправил плечи, всё ещё сжимая Томаса за локоть, показывая превосходство своего положения над ним. — ещё и сюда притащил.       — И почему мы всегда встречаемся при таких обстоятельствах? — вдруг поинтересовался Алби. — То убегаешь от меня на виду у всех, то тебя ловят без записи в библиотеке, то сбегаешь с места происшествия, когда скелет падает в кабинете медработника. Странно, — подвёл итог он.       — Да уж, странно, — цокнул Томас и закатил глаза. Какой же он противный… Вдруг краем глаза он заметил сбоку шевеление, а в следующее мгновение почувствовал, как с плеч падает тяжёлый груз взоров Скотта и Алби.       — Эй, что тут происходит? — навеселе пропел Минхо, возникший как всегда вовремя.       Друг, ты просто мой ангел-хранитель, — просиял Томас, но поторопился скрыть возникшую улыбку. Алби тут же поймал зацепился за его реакцию и, пышущий недовольством из-за подоспевшей помощи, устремил глаза на Минхо.       — Иди, я здесь разберусь.       — Да ну что ты, мне не в тягость, — заверил тот в ответ и потянулся к книге. Увидев пустой лист на корешке, он улыбнулся совершенно глупой улыбкой и поглядел на них троих, как на малых детей. — Да тут же нет подписи, — просиял он.       — Да что ты говоришь, — возник Малькольм, чуть ли не шипя. — Я его, вообще-то, в библиотеку тащил.       Не обращая внимания на его тон, смотритель хлопнул тому по плечу.       — Отлично, я пойду с вами, всё равно дети с моего крыла уже разошлись.       — Стоять, — всей тушей Алби преградил им путь. — я ещё с ним не закончил.       — Алби, старина, ну ты чего?       Уже по традиции, разворачивающаяся сценка стала привлекать внимание, и с каждой минутой оно только увеличивалось. Можно было начинать считать повёрнутые к ним головы и обращённые любопытные взгляды.       Такие повороты судьбы начинали отчасти бесить.       Минхо быстро глянул на Томаса и наклонился к старшему, предельно громко зашептав на ухо:       — Алби, по нему же видно, что он дурной. Глуповат, что тут поделаешь? Ну не знал он, что нужно записываться, зато теперь запомнит.       — Он здесь уже месяц! Давно мог понять, что к чему! — не унимался второй и отпихнул защитника в сторону.       В том-то и дело, уже месяц, а всё зовёт меня новичком, — про себя подумал Томас.       — Стой-стой, ну что ты собрался с ним делать на ночь глядя?       Он осёкся от двусмысленности фразы и сразу же продолжил тараторить, чтобы смысл двоякости слов не дошёл до Алби.       — Он должен быть наказан за подобное отношение, — гремел Алби. — Сейчас «Ведро» как раз кстати!       — «Ведро»? — одновременно произнесли Томас и Малькольм. Первый с удивлением, а второй со страхом.       — Алби-Алби! Ну чего ты разгорячился? Сразу о ледяном ведре вспомнил. Тьфу-ты, ну давай он хотя бы штрафом отделается?       — А ты чего за него заступаешься? — прошипел Алби.       Вот-вот глаза вывалятся из орбит, — Томас чувствовал себя зрителем комедии, только вот внимание было обращено не только на дискутирующих, но и на него, ведь именно его судьба сейчас решалась. Он поглядел на Минхо. — Вот даёт, сначала ёрничает, потом защищает.       А Малькольм Скотт, который уже убрал от него руку, с не менее шокированным видом стоял сбоку и ждал, когда вспомнят, почему их, собственно, остановили. Но Алби было наплевать, как на этого Малькольма, так и на какую-то роспись: тот давно жаждал расплаты за личное унижение.       Алби в эту минуту мыслил как поступить. По его выражению лица, можно было разглядеть как скрипят механизмы в тугой голове. Наконец он кивнул какой-то мысли и решительно произнёс:       — Зови его, штраф проставит.       Минхо тут же кивнул, но оглянувшись, апатично кинул:       — Его высочество уже здесь.       К скромной компании присоединился ещё один: медленным шагом приблизился и Галли, которого не было видно с утра. Он выглядел не заинтересованным в потасовке.       — Что он сделал? — спросил тоном, каким обычно пытаются дать понять, что разговор наскучил. Горделивое выражение для него было чем-то новым. — Вы серьёзно решили наказать его ни с того ни с сего? Правила разве для этого создавались?       — Как мы заговорили, — съехидничал Алби, кисло поглядев снизу вверх на Галли. — Неужели ты действительно встал на защиту кого-то кроме себя? Во всяком случае он не отделается от наказания, которого давно заслуживает за непослушание и многочисленное нарушение правил. Тот скелет…       — Аргументируй. — потребовал Галли.       — Чего?       — Доказательства где? — встрял Томас, выходя вперёд. Сбоку послышался вздох Минхо. — Ты так яро обвиняешь меня, а доказать, что это был я — не можешь.       — Они мне не нужны. Мало ли давно лазаешь в лазарет и знаешь там каждый угол? — он погрозил ему пальцем. — Ты сбежал на глазах у всего приюта, значит, для этого были причины. Осталось понять, какие.       — Ну, удачи. — кинул Томас и собрался уходить, однако Минхо удержал его у себя и тихонько шикнул: «заткнись».       — Выписывай ему штраф, — непреклонно потребовал Алби, обращая взор на Галли.       Разве он не может выписать его самостоятельно? — вдруг подумал Томас. — Он же старший, как-никак. Или эта привилегия есть только у Галли?       — Штраф на уборку в столовой после ужина. И прибавь мойку посуды. Только так я согласен отказаться от наказания «Ведром».       Щеки коснулось тяжелый вздох Минхо. Малькольм Скотт всё ещё тёрся неподалёку, но сейчас в его глазах не было той спеси, как несколько минут назад.       Галли наконец перевёл глаза на Томаса, который не без интереса наблюдал за его работой. По сути, ему было плевать, что те предпримут. Ведро, так ведро. Но Минхо боролся за его «свободу», а Галли кидал скользкие фразы, пытаясь увернуться от Алби. И что же это за способ наказания, от которого его так тщательно спасают?       — Ты сам виноват, что не поймал его вовремя, — ответил Галли, перекрещивая руки и уставившись на старшего.       — Алби, давай наказывать каждого придурка, который провинился пару месяцев назад? — с усмешкой сказал Минхо. — Ну в самом деле, столько времени прошло, ты бы наказал его ещё за то, что было у Ньюта.       — Хорошая идея для нового указа, — уголки губ Алби мрачно расползлись в стороны.       — Пиши уже штраф. — мрачно протянул Томас, снова теряя терпение и встревая в разговор. — Если не можете решить, что лучше предпринять. Отработаю я в столовке.       — Это смелый поступок. Намного смелее, чем тот, когда ты предпочел убежать, поджав яйца.       — Это был не побег, а тактическое отступление, — он пытался сдержать полуулыбку, чтобы не усугублять ситуацию, но фитилёк внутри так и разгорался. Он уже не обращал внимания почти на пригвозжденные к ним взгляды, отвечая только за тот, что был послан Алби.       Верхняя толстая губа изогнулась в оскале.       — Ты не имеешь права подвергать сомнению авторитет, которым на данный момент являюсь я, так как я Старший, и ты обязан меня слушаться.       — Будь моя воля, я убежал бы снова.       — Отлично, наша задача в том, чтобы ты передумал.       — Это угроза? — выгнул бровь Томас.       — Это предупреждение.       — Что-то не похоже.       Они испепеляли друг друга взглядами и не видели никого вокруг.       — Пиши штраф, скоро ужин закончится, начнёт отрабатывать сегодня, — их отрезвил голос Минхо.       — Я прослежу за его работой, — кивнул Галли. — а запись об отработке передам Дженсону, расходитесь.       Алби взвился, заслышав эти слова.       — Ещё чего, ещё отпустишь его раньше времени. Сегодня на ночную выходишь ты вместо меня. А я покараулю здесь.       — Для меня отпускать его раньше нет никакой выгоды, — медленно и язвительно протянул новый куратор, — будет работать до того момента, пока столы блестеть не начнут, а если ты сомневаешься в моей работе, тогда иди с жалобами к Дженсону.       Алби сверлил его взглядом, взвешивая «за» и «против», а Минхо топтался в стороне, уже не вмешиваясь, и на его лице читалась усталость.       — Напишешь время окончания его работы вплоть до секунды, — поставил условие Алби и пригрозил ему пальцем, а потом, сверкнув опасным взглядом в сторону Томаса, удалился.

---○---

      Томас отрабатывал впервые. Но работал уже не раз. В прошлом его заставляли убираться в саду, стричь газон, выполнять работу по дому, когда сам дом был трехэтажным, а работы в нём было на несколько дней вперёд. Но подобное насилие он испытывал впервые: Алби призвал всех не доносить тарелки до мойки и оставить на столах, и сейчас груда посуды возвышалась горами, освещаемая настенными лампами. Он устало таскался сквозь скамей и собирал остатки стаканов и тарелок с объедками. В этом ему помогал поднос. Ещё одним плюсом были резиновые перчатки, которые нашлись возле мойки. Перед глазами всё ещё сверкали усмешки других парней, но еще ярче представлялась кривая ухмылка Алби. Вот гад, умеет подпортить жизнь. Каждый раз доказывает, что чёрные дни бывают не только у негров. Минхо тоже давно отправился спать, отстояв его права.       Сейчас, хочешь не хочешь, они уже точно не были искусственными знакомыми, а приятелями, друзьями, и от этого теплело в груди. Надо же, его пытались защитить. В голову приходил еще один человек, он давно отправился на караул, хотя чем они там занимаются, кроме как блуждания по тёмным коридорам, не понятно. Так же можно и упасть на полу, да заснуть, что мешает соврать о патруле и спокойно выспаться? Это было глупейшее занятие, глупее, чем существование такого идиота как Алби.       — Ты слишком громко думаешь, — послышался знакомый голос.       — А, поглумиться пришёл. — буркнул Томас, сгребая грязные тарелки на поднос. Следом за тарелкой покатилось яблоко со следом зубов на ребре и смачно приземлилось на грязный пол. Он только вздохнул и с силой пнул фрукт в сторону, тот врезался в ножку стола и брызги достигли его лица. — Да что б тебя…       Галли уже приблизился и молча наблюдал за его действиями.       — Книга-то где? — спросил он.       — Книга? — она интересовала Томаса в последнюю очередь. — В комнате. Этот Малькольм заставил записаться. После всего, что произошло, выглядел тот смущённым. — Он отправил поднос на кухню и вернулся на то же место. — Ещё и торчали там долго, пытался мне внушить, что меня нет в какой-то там системе... Как вообще таких придурков берут кураторами? — не унимался он.       — Здесь свои правила. — бурчание прервал тихий голос куратора. — Правила людей, которые выживают в обществе, созданном собственноручно. Если тебе что-то не нравится, тебя здесь никто не держит.       О, ещё как держит, — подумал он, вспоминая слова Минхо ещё в первый день заселения. — держит мёртвой хваткой. Держат документы и закон. Но раз Галли смело говорит о том, чтобы покинуть приют, можно ли считать его слова советом?       Они встретились взглядами.       Томас продолжил собирать посуду и параллельно скидывать тряпкой ошмётки еды на пол.       — Может, сбегу.       — Валяй. — выдохнул Галли и переместился ближе к выходу. — Но это небезопасно.       — Ты забыл, что я умею обращаться с оружием?       — Я не об этом. Но… ладно. Это не моё дело.       Он окончательно развернулся к нему спиной, но Томас окликнул его, когда тот почти скрылся:       — Постой!       Галли вынужденно приблизился.       — Ну что? — протянул недовольно.       — Сколько тебе лет?       Тот застыл, как вкопанный.       — Смотрителем можно стать, если тебе больше восемнадцати и если у тебя есть опыт работы. — гнул своё Томас, пристально вглядываясь ему в глаза. Тот казался слегка удивлённым, но не более.       — В апреле будет двадцать.       Двадцать… Ему двадцать лет?       — Но как же ты остался здесь после совершеннолетия? — изумился Томас, но Галли прервал его, взмахнув рукой.       — Всё, мне нужно к Дженсону.       И Томас снова остался наедине с дурнопахнущими тряпками и горами посуды. Столовую разрезал глубокий вздох, когда он оглянулся на кухню и обнаружил уровень грязной посуды.

---○---

      Кровать — это то самое место, куда действительно хочется возвращаться, понял Томас, в наслаждении сгребая подушку. Он закончил драить кухню час назад, в десять часов, и сразу после сиганул в душ, отдраивать собственное тело от ужасного запаха. Кожа после жёсткой мочалки была румяной и красноватой, и от него несло кокосом, травами и ещё невесть чем. Позабыв о красной поляне у себя на спине, он перетрудился с мочалкой, и теперь она горела, саднила и даже кровила.       Усталость пригвоздила к матрасу. Сейчас бы ещё травы и сон был бы прекрасен.       Отворилась дверь, но света не было. Послышался голос Галли:       — Спишь?       — Не-а.       — Вставай, снова празднуем.       Сквозь большое нежелание он приподнялся на локтях, силясь рассмотреть в темноте силуэт соседа.       — А что стряслось?       — Какая разница. Вот, держи.       Несколько бутылок оказались перед ними, а Томас сполз по примеру Галли на пол. Всё ещё хотелось спать, но желание пригубить оказалось намного сильнее.       — Хорóш, сильно не налегай. — предупредил Галли, отбирая у него бутылку, с которой Томас глотнул с горла, и сам сделал глоток.       Как только в руках оказался косяк, комната поплыла в разных плоскостях. Углы то растягивались, то сужались, а стуки в стену превратились в постукивание птиц о стволы деревьев. Потолок же превратился в молочное небо. Они сами кружились в тумане, пока тот не рассеялся от хлопка оконных рам.       — Какая же хорошая трава…       — Я удивлён, что её у тебя навалом, — поразмыслив последними клетками мозга, промямлил Томас, укладываясь на холодный пол.       — Скоро закончится.       Возле уха раздался оглушающий звон, словно рядом пробил большой колокол. Пришлось повернуть голову, чтобы понять, что произошло. Рядом всего лишь упали бутылки. Такие громкие…       — Слушай, тебе реально двадцать? — сделал попытку Томас. Он настолько размяк, что даже в глазах стало мутнеть. Но лицо Галли он смог рассмотреть: тот слегка сморщился и откинул голову на бок кровати. — Почему тебя не выгнали отсюда?       Тот что-то промычал в ответ.       — Чего?       Тот потёр лицо ладонями и вздохнул.       — Хотели. Выгнать. Но Ньют не дал этого сделать. Он договорился с ним (видимо Барнсом, догадался Томас).       Пьяное сознание позволило выразиться довольно эмоционально:       — Да ты что?! Почему?       — Не ори. Просто помог кое с чем. Вот и закорешились. Слышь, а ты не первый, кто задаёт мне сегодня этот вопрос. Этот тоже… Джейсон… Джонсон… Увидел мои документы и стал допытываться, что я здесь делаю, а я говорю: «Барнс заручился меня оставить»…       — Значит, ты помог Ньюту, а он помог тебе, — медленно пролепетал Томас, поворачиваясь на бок. На похудевшем теле стало больше острых углов, поэтому лежать было крайне неприятно.       — Я... помог... — неопределённо повторил Галли и завис взглядом в пустоту.       Больше они не говорили.       Тишину нарушало тиканье часов. Томас иногда слышал мирное дыхание сверху, по всей видимости тот заснул в сидячем положении, а вот у самого голова разболелась до предела. А ещё он лежал в неудобной позе чуть ли не на бутылках и ещё, один почивший Барнс знает, на чём. Мягкая постель была совсем рядом, но так не хотелось вставать. Глаза слиплись, и сон накатывал с неистовой силой.       — Эй, — сквозь сон позвал знакомый голос, а потом в плечо больно уткнулся палец.       Послышался вздох.       Его перекатили на другой бок. Донеслось кряхтение. Галли встал, а следом передвинул что-то металлическое по поверхности тумбы.       Чужие руки коснулись плеч и груди, сжались и сползли на бок, хватаясь поперёк. Спустя ещё несколько минут Томас безвольно упал на кровать, а следом его тело придавило что-то большое и тяжёлое.