Пристанище

      Проводив тучную спину мрачным взглядом, Томас не стал терять времени и решил наведаться к шахматистам, чтобы сказать пару добрых слов поддержки. Он все ещё испытывал небольшую вину за скудные слова, вырвавшиеся нескладным бормотанием возле двери Минхо. Так сложилось, чувствуя подавленность человека, он не мог скомпоновать сочувствие в текст. Это было неприятно, прежде всего для себя. Поэтому, представ перед компанией, он всё-таки произнёс: «Мне очень жаль. Что так получилось», чувствуя, как внутри всё скукоживается от сухости слов, хоть и сказал с искренними намерениями. Вопреки страху, что купол понимания между ним и группой из Ленсинга лопнет, Томас обнаружил направленные к нему тусклые улыбки.       Раскинувшаяся на полу группа из Ленсинга хоть и поприветствовала его не так эмоционально, как делала это обычно, но подозвала ближе, и Томас присел к Терезе, облокачиваясь спиной к кровати. На этот раз в комнате не было болтовни: четверо шахматистов в тишине играли «Дурака», лишь иногда шипя или ругаясь, если их ход шёл не так как планировался. Эрис повернулся к нему и разложил стопку карт, тихо призывая вливаться в игру. Карты, как и шахматы, Томас не понимал, да и азарт не брал его с головой. Два часа пролетели незаметно только потому что он включал интерес в изучении игры. Однако вскоре ему, как и Соне с Гарри играть надоело, и они приволокли его к беседе о Минхо и об акте сумасшедшего побега.       — И что вы хотите знать?       — Например, то, почему вы общаетесь? — сдвинула бровь Гарриет.       — Вы друзья? — вмешалась Соня.       Обе сидели напротив него, поэтому избежать разговора не удалось. Томас неопределённо пожал плечами.       — Ну я бы не сказал, просто хорошие знакомые.       Всё-таки он знал, что Минхо так или иначе должен с ним общаться, как с подопечным, ведь это его работа. Но где-то в глубине души разлилось тянущее желание, чтобы за ними закрепился статус, озвученный Соней.       Тереза подала голос. Она с недовольством цыкнула, когда увидела новую карту в колоде.       — А мне показалось, он тебя пожалел, когда поймал в трапезной.       — В трапезной? — усмехнулся Томас, поворачиваясь к девушке. Таких названий он слышал впервые. — Это что за трапезная такая?       — У нас так столовую называют. В Ленсинге. — подсказал Эрис и добавил, взглянув на него с хитрецой. — Я тоже заметил, как он тебя отпустил.       — Ну ладно-ладно, — сдался Томас, фыркнув на всех сразу. — Он отпустил, потому что хотел сделать видимость, что гонится за мной. Сами видели, от кого я сбежал. Он у них самый стрёмный.       Не поднимая глаз Эрис кивнул, пасуя Терезе.       — Видели. — Тереза несколько долгих секунд смотрела на свои карты, анализируя следующий ход, и выдала: — Мне стало не по себе, когда ты убежал от него. У вас здесь такое часто случается?       Её слова заставили задуматься. Кроме его выходок, никто больше не осмеливался идти против приютской системы или вообще поднимать какой-либо шум. Он отрицательно помотал головой. Несколько минут Томас наблюдал за игрой Терезы и Эриса, к которым от скуки снова присоединились Соня с Гарри, а сам занялся перетасовкой карт, и вдруг тишину прорезал комментарий Сони:       — Хулиган.       Он поднял глаза, не понимая, к кому, собственно, это обращено, но припомнив последний разговор, оставшийся без ответа, хмыкнул.       Игра была бесшумной, никто не затрагивал волнующую тему, но она всё равно стояла между ними пыльной стеной и сгущала воздух. Попытки разбавить напряжение помогали отвлечься лишь на несколько минут, и Томас замечал, как после добротного шутливого комментария улыбки тут же кривились, а в наступающей темноте вовсе становились жуткими. Несмотря на то, что он разделял их тоску, Томас не до конца понимал траур по людям, судьба которых оставалась неизвестной. Что в этой, что в двести четвёртой комнате были уверены о смертельном исходе, не беря в расчёт другой расклад произошедшего, и этот пессимизм немного раздражал. Он сам не заметил, как стал морщиться от неприятного ощущения, сжимать губы и чаще поглядывать в сторону. В конце концов, томимый нудной игрой и потерявший к ней интерес, он ссутулился и уже кидал карты мимолётно, задумавшись о поведении Галли после подъёма и о том, каким задумчивым он был. За то время, пока Томас находился в этой комнате, он ни разу не услышал шагов в коридоре, значит, тот не вернулся, оставив бельё в стиральной машинке на первом этаже. И какие дела у него могли быть в этом коробочном двухэтажном здании? Разве что пропадает на улице возле того дерева или сидит в столовой, потому что приближается время ужина.       Интересно, вдруг подумал Томас, слегка выпрямляясь, будут ли искать тех, кто пробрался ночью в медкабинет? И какая сейчас обстановка на первом этаже? Двери, скорее всего заперты, да и окно наверняка тоже. Это стоило бы проверить, мало ли удастся пробраться туда снова, хоть и велик риск, что его поймают, не могут же смотрители оставить целые залежи золота в том же месте, глупо полагая, что их не тронут. Скорее всего приставили охрану, может, теперь патрулировать будет сам Алби. Но такой риск оправдывался, без своего жизненного топлива Томас чувствовал себя пароходным бортиком, тонущим от потери горючего посреди океана. Переливы сна и бессонницы, спазмы в мышцах, временная тошнота были его некратковременными спутниками, но те тут же исчезали, когда появлялись они.       Случайно замеченное движение заставило его поднять глаза: Соня, уже прекратившая игру, прислушивалась к звукам в коридоре, наклонив голову в сторону и взглянув на друзей, вдруг произнесла:       — Кто-то идёт!       Может, он вернулся, — промелькнуло в голове, но в следующую секунду в их дверь постучали, очень звонко. Гарри смела стопки карт под кровать.       Дождавшись ответа, кто-то отворил дверь, грузно ступая за порог.       — Прерываю, но по делу, — осведомил Алби. — Вас зовёт мистер Дженсон.       — Вы что-то узнали? — встрепенулись ребята, приподнимаясь с пола.       Старший сухо кивнул в коридор.       — Всё в кабинете.       Они переглянулись. И Томас их понимал: Алби вёл себя странно, и если бы он не знал его, то точно посчитал бы, что тот что-то замышляет, ведёт ничего не подозревающих мышей в подпольную лабораторию для опытов. Но было понятно, тот уважает начальство, каким бы оно ни было, и не имеет права раскрывать информацию.       Томас поплёлся за ребятами, однако путь преградила крепкая ладонь. Это уже начинает входить в привычку. Из него вырвался раздражённый вздох.       — Иди в комнату. Не твоих ушей дело.       Еле сдержавшись, чтобы не закатить глаза, Томас вырвался в коридор и приоткрыл дверь двести четвертой комнаты.       — Итак собирался. — огрызнулся он, чуть не врезавшись в косяк и закрывая за собой дверь для пущей драматичности, и выждал несколько минут, слушая как Алби медленно, по всей видимости, оглядываясь на его дверь, покидает коридор. Когда наступила полнейшая тишина, он аккуратно выглянул наружу и, не обнаружив препятствий, чуть ли не бегом направился на первый этаж, к кабинету директора.

---○---

      Во мраке единственным источником света была полоса, спадающая от лампы. Изнутри слышался глухой, немой гул, словно в комнате было не менее пятнадцати человек, и все старались не разговаривать, но всё равно вели себя крайне шумно, то вздыхая, то перешёптываясь.       Томас пробрался ближе, выбегая из-за угла, заранее оглядываясь, в надежде не откинуть ласты при виде белых глаз Алби в темноте. От мысли, что Алби выглядел бы комично, он прыснул, сам не понимая, как это могло прийти ему в голову, но тут же отмахнулся, на носках приближаясь к шуму. Голоса становились отчётливее, но слов не разобрать. Он прислонился спиной к стене рядом с дверью, по её обратную сторону, так, если она откроется, то он сможет убежать или, в крайнем случае, спрятаться в тени. Поначалу он сумел разобрать только собственное прерывистое дыхание, но когда грудь стала вздыматься плавнее, а сердце прекратило колотиться, он услышал отрывки слов:       — ...Пожалуй...       Послышался скрип кресла. Такой звук Томас слышал лишь единожды, когда мистер Барнс садился за свой стол.       — Это не займёт много времени, но призываю слушать предельно внимательно, так как это касается важных вещей. — произнёс бестелесный голос Дженсона. Он откашлялся и продолжил: — Во-первых, начнем с вас, юноши. Надеюсь, все уже увидели, что ваш состав расширился. Думаю, что с этим проблем не возникнет...       — Но ему нельзя становиться смотрителем в приюте, — вдруг прорезал комнату звонкий голос Минхо, на миг послышался смешок, будто ситуация его забавляла, но скорее всего он был в недоумении.       — Аргументируйте. — по-деловому предложил Дженсон.       — Его поведение оставляет желать лучшего, к тому же его нельзя подпускать к детям любого возраста. У него есть агрессивные замашки, спросите любого, каждый в этом доме знает, на что он способен.       Томас часто заморгал, почувствовав в груди какой-то холодок. Крупица догадки мелькнула лишь на мгновение, но пустила по телу ток, от чего оно застыло, не смея сдвинуться с места.       — Я тоже могу дополнить. — неожиданно вмешался Фрай. — Согласен с Минхо, но подобное поведение прослеживалось больше года назад, сейчас мозги встали на место. Не шумит, не бунтует, не ругается, является примерным. К тому же, уже не стоит на учёте у психолога.       — Он к нему и не ходил. — повысил голос Минхо, отрезая контраргументы.       — К тому же, не могу представить себе человека, больше кого-либо в этом доме следующим правилам.       — Позвольте, я согласен с Минхо. Являясь старшим смотрителем уже несколько лет, я могу заявить, что не один раз являлся свидетелем его вспышек агрессии в сторону других юношей. С таким набором в психушку пора, о каком карьерном росте идёт речь?       Алби притих, образовавшаяся тишина лишь на мгновение прервалась чем-то на подобие глухого вздоха. Несколько десятков долгих секунд ничего не происходило, Томас обнаружил, что шея немного затекла от напряжения.       — Это всё очень хорошо. — тихо сказал Дженсон. — Но демократия в данном случае не работает. Данное решение было принято, и оно неизменно. На данный момент. — добавил он. — К тому же, у меня будет возможность понаблюдать за его работой лично и убедиться в правоте ваших убеждений. К слову, дамы и юноша, так как вы здесь, — кресло скрипнуло. — сообщаю, что мадам Пейдж в сознании, но находится под присмотром в Детройте. А что касается Ленсинга...       Томас навострил уши.       — Было принято решение отправить вас обратно. Когда — неизвестно, но... — зашуршали бумаги. — Я вас уведомлю.       — То есть с ней всё в порядке? — подала голос Тереза, и сердце Томаса сжалось.       — Да, все обошлось сотрясением головы, а серьёзных повреждений нет. А вот Алан Барнс скончался. И его тело будет доставлено сюда со дня на день.       Скончался... Барнс скончался... А Ньют? А как же Ньют? — заволновался Томас. Почему он ничего не сказал про него? И Минхо не подаёт голоса.       — Мёртв...       — Сообщим это известие чуть позже. Что ж, идите в комнаты, или направляйтесь сразу на ужин.       За дверью послышались шаги, и Томас, не придумав ничего лучше, вернулся к тому углу, из которого выглядывал раньше. К его облегчению показались всего лишь шахматисты и, выждав, когда они выйдут, он замахал рукой Эрису, который первый его заметил.       — Ты...       Он мотнул головой и приложил палец к губам, призывая молчать. Не хватало ещё, чтобы его обнаружили, парень замахал руками Терезе, которая выходила последней и шепнул что-то на ухо. Они встретились взглядами, и она кивнула, оставляя дверь приоткрытой. Удивившись такой сплочённости, Томас кивнул им и дождался пока те скроются из виду. Вернувшись на место, он снова приник к двери.       — Из последних нововведений. На место ушедшего, царство ему небесное, Алана Оливера Барнса, встану я, так что с этого момента обращайтесь ко мне.       Томас даже приоткрыл рот от удивления. И сколько же ему за это предложили?       Ровно для него эта новость ничего не значила, но стоило принять во внимание недовольство и едкие комментарии в его сторону Эриса и Терезы, ведь не будут они называть Дженсона Крысуном на пустом месте. Кличка, по всей видимости, говорящая. Чего же от него ожидать?       — На официальное подтверждение потребуется около трёх дней. Но даже этот промежуток времени ничего для вас не отменяет. — кисло прибавил Дженсон, будто становясь уже самым настоящим Крысуном. — Отправляйтесь на ужин, а вы, — обратился он к кому-то. — приступаете послезавтра. Завтра устроим чёрный день памяти директора, отменим клубы. И, Алби, сделайте ему бейджик с именем.

---○---

      Томас замер на кровати, когда скрипнула дверь, и в тёмную комнату ступил Галли, чья голова, как пик горы, разрезала свет с коридора. Он кинул на него быстрый взгляд и, закрыв дверь, отрезая их от яркости ламп, молча прошёл вглубь тесной комнаты. Прошло около получаса после того, как Томас сбежал с первого этажа. Он всё ходил по комнате, не находя места, а потом заставил себя присесть и мирно дождаться соседа. Хотелось развести руками и настойчиво попросить объяснения о том, что сегодня услышал, но он почему-то молчал, не зная, с чего начать, впервые ощущая непонятный ступор. Его попытки растворились, когда Галли, кинув на него повторный взгляд, спросил:       — Чё с тобой?       Дотянувшись до настенного светильника, тот присел на кровать, и принялся раскрывать ящики прикроватной тумбы.       Проверяет, всё ли на месте, — догадался Томас, а сам откинулся на спину, привалившись к стене.       — Долго будешь держать интригу? — с мелкой улыбкой спросил он.       Галли не поднимал головы, шаря руками по дну ящиков и проверяя все заначки.       — Какую интригу? — тот без интереса уставился на обнаруженный косячок и закинул его в книжку, где Томас вдруг обнаружил тёмное пятно, похожее на вырезанное отверстие. Галли просунул туда ещё несколько штук и кинул книжку вдаль ящика. Забаррикадировав её хламом и наконец покончив с делом, он поднял голову, встречаясь глазами с лукавым взглядом.       — После этого утра я не дам тебе косяк, даже не проси, — Галли поднялся и вдруг куда-то засобирался.       — Я не знал, что здесь берут на работу несовершеннолетних.       Откуда взялась смелость, он не имел понятия, но внутри забурлило что-то тёплое, пробуждая ниоткуда взявшуюся игривость.       Галли перестал копошиться в комоде, и черты в отражении трёхстворчатого зеркала застыли. Он неожиданно усмехнулся и как ни в чём не бывало продолжил что-то искать.       — Узкоглазый уже пожаловался?       — Нет, я сам узнал. И какие у тебя заслуги перед Пирсом, что взяли в кураторы?       Чуть пригнувшись, Галли достал футболку и обернулся, перенимая у него нотку лукавства.       — Не забудь со мной поделиться, когда у кого-нибудь узнаешь, ты же любишь совать нос не в своё дело.       Только беззлобие в глазах не заставило его ощетиниться от сказанных слов, в любой другой момент Томас бы просто взъерепенился, принимая их за вызов.       — Обязательно, только хотелось бы знать информацию от первоисточника, — продолжая игру, фыркнул юноша, выжидательно вглядываясь в лицо, освещённое тёплым как солнце светом.       Он непроизвольно пробежался глазами по застывшему лицу, отмечая, что отросшие до глаз волосы стали жирноватыми, а лицо слегка блестело — признак того, что у того сегодня не было времени заскочить в душевую. Чёрная футболка, закрывающая привычно открытые плечи, почему-то сидела на нём нормально, несмотря на то что была растянута. На Томасе она висела бы как мешок. Только сейчас он опустил глаза и заметил, что его сосед был в джинсах чёрного окраса. Такой выбор цвета как-то объясняет новость о смерти Барнса? Но ведь Галли не заходил в комнату до совета и не мог переодеться. Или всё же смог, а Томас не услышал с утра шагов?       Мысли стали откладываться на его лице, грузно сводя брови к переносице. А вдруг Галли действительно знал об исходе директора до этого собрания?       Слова сами сорвались с языка.       — Ты знал о его смерти...       Галли не ожидал этого и нахмурился.       — Нет.       Неожиданно появившийся образ человека проткнул сознание, словно игла, от чего Томас чуть не подпрыгнул на кровати, тут же садясь в ровное положение.       — А Ньют?       — Он жив.       Тихое, невесомое слово стало причиной большого облегчения. Он усмехнулся, ему даже показалось, что дышать стало намного легче.       — Жив. — слабо прошептал Томас. — А повреждения есть?       — Сломал ногу. — и тише добавил: — Старику больше всего досталось.       — Но почему ты весь в чёрном?       — Узнал сегодня утром.       — Но я... — Томас тут же осёкся: Галли не обязательно знать, что его некоторые шаги находились под контролем. — тоже заходил, тебя не было.       — Ну, видимо, в разное время заходили, — сорвавшись на раздражение, фыркнул Галли и направился к двери.       Он почти ушёл, но его кто-то приостановил, дверь закрылась не до конца, оставляя щель для любопытных носов. Томас тут же слетел с постели и прокрался ближе, где-то в глубине души беспокоясь, что по их душу пришел Алби, но, заслышав знакомый лающий голос Фрая, он расслабился, и хотел вернуться на место, однако приглушённый шёпот привлёк внимание:       — ...Завтра всё равно не понадобимся, да и Дженсон сказал, что ты выходишь только послезавтра. Давай сгоняем, а? Отметить нужно, как никак. Сиги себе возьмёшь...       — Да ладно-ладно, — недовольно цыкнул Галли и тяжело вздохнул. — Да бля...       Прямо как в комедийном фильме, дверь с длинным, протяжным скрипом медленно отворилась, и Томас предстал перед Фраем с непроницаемым выражением.       — Я уже говорил про твой длинный любопытный нос?       Томас отмер — не вечно же стоять в ступоре, все равно пойман с поличным.       — Вы куда-то собираетесь? — скрывая в голосе любопытство, поинтересовался он.       Галли будто ожидал его вопрос и быстро мотнул головой.       — Нет.       Но вот другой считал иначе.       — Да. Погнали с нами?       Галли смерил Фрая помрачневшим взглядом.       — Никто никуда не едет. — торопливо заверил его Галли, разворачиваясь в сторону лестниц, но Фрай придержал его за плечо. Было забавно наблюдать за их взаимодействиями.       — Но ты же согласился? — изогнул бровь Томас, чувствуя, как его сосед закипает.       — Дайте мне, блять, в душ сходить. — раздражённо осклабился он, выдергивая руку и тяжело затопав по полу.       Фрай проводил его задумчивым взглядом, который не укрылся от Томаса. Уж не думает ли он, что ошибся, уверяя всю команду кураторов, а заодно и Дженсона в том, что Галли больше не поддаётся злости, как год назад? Но парень со смешинкой на лице уже повернулся к нему и заверил его: Галли скоро расслабится. Уже в комнате он рассказал, что они собираются ехать в ближайший небольшой город, чтобы взять алкоголь и пополнить закончившиеся запасы сигарет. На вопрос о деньгах, парень состроил кислую мину и пояснил, что все смотрители получают предельно маленькую зарплату, но на бытовые вещи хватает, а когда копится заначка значимой суммы, тогда можно и разгуляться: так, например, парни маленькой компанией выезжают в город, успевая выполнять заказы других смотрителей, остающихся на посту, привозя кому сигареты, кому технику, если деньги позволяли, а кому-то просто новостные газеты. Голова шла кругом от этой информации. Так вот, значит, как Галли купил телефон.       Он поинтересовался:       — Галли часто с вами ездит?       — Да каждый раз гоняет, — комната снова разразилась гавкающим смехом. — больше всех там был. Даже больше меня... Но не больше, чем Зарт, всё-таки Зарт наш водитель. — Фрай глянул на часы на полке. — Долго он, ну ладно, я пойду, скоро комендантский, а ты пока подумай, что брать будешь, чтобы завтра не париться. И ещё передай Галли, что завтра получится поехать только после пяти вечера, машина будет ждать у Ржавого заезда.       — Угу.       Они попрощались, а Томас принялся ждать Галли, попутно расправляя постель, точнее то, что от неё осталось: смятые простыни выглядели просто ужасно, стоило бы их заменить в ближайшее время. Одеяло вовсе было комом. Он вздохнул, принимая участь грязнули, и повалился на кровать. Томас лежал минут пять, пока не понял, что не способен контролировать сон, утягивающий его непривычно быстро. Он скинул футболку, почему-то вызывающую зуд на спине, и повалился обратно, обещая себе, что обязательно сообщит Галли о времени и месте завтрашней встречи.