Пристанище

      Тревожно-неожиданное утреннее пробуждение размылось в туманной сонливости. Из ниоткуда появилась дрожь в руках, перешедшая в непонятное волнение. Оно затаилось в груди. После завтрака пошёл ливень, который ожидали все приютские довольно давно. Он не был вровень тому, что моросил ночью — в этот раз прожжённая земля бурлила под натиском чёрных туч. Всё-таки сменившийся сентябрём август был неестественно жарок для мичиганской природы.       Томас снова затаился на втором этаже, глядя в окно, он теребил рукав толстовки, понимая, что снова остался ни с чем. Казалось, что его выдержки не хватит.       Зря он осмелился стащить их. Ой как зря. Сейчас вина за содеянное грызла, как уличная дворняга увесистую кость.       Капли барабанили так громко, что хотелось закрыть уши, но Томас понимал, что это всего лишь последствия его слабой воли, поэтому он продолжал стоять возле открытого небольшого оконца, чувствуя влагу на щеках. Стоял для того, чтобы хоть как-то наказать себя за нарушение не то что человеческих правил, но и собственных принципов. Он украл. Он снова предал себя, идя на поводу своих мерзких желаний.       — Эй, ты снова здесь.       Он обернулся, провёл рукой по лицу, собрав влагу. После поцелуя Тереза больше не казалась туманным видением, а вполне себе живым человеком, которого можно коснуться. На протяжении нескольких дней он её не видел, скорее всего та провела время со своими приютцами. Сначала показалось, что она его избегает, однако всё нынешнее добродушие не вязалось с придуманной обидой.       — Привет.       Тереза облокотилась на стену рядом с ним и обвела взглядом проницательных глаз.       — Что на этот раз является причиной твоих страданий?       — Член не встал на красивую девушку. — хмыкнул он.       — Бывает, когда волнуешься, — ухмыльнулась она и, вытянув лицо, взглянула через раму на небо. — Дождит сегодня.       Внутри что-то встрепенулось от её слов, но вовсе не дождь вызвал волнение. Он украдкой поднял взгляд — знает на опыте, значит?       — Слушай, — протянул Томас, прикидывая, что сказать: всё-таки нужно было узнать в чём дело, но язык не поворачивался спросить о пьяной ночи, которая могла стать решающей в разрыве невидимой черты. — тогда ночью….       — Если ты задаешься вопросом, было ли у нас что-то, то нет, не было. Хотя, — понимающе произнесла она, схватывая на лету его вопрос и лукаво гладя мягким взглядом его лицо. — такому, как ты, не стоит переживать, скорее всего я должна была думать о том, что ты меня совратишь.       — Такому, как я? — переспросил Томас, опустив голову и глядя на свои руки, будто они могли рассказать ему, что Тереза имела в виду. — Да я не то чтобы переживал, просто смутили засосы.       Он оттянул ворот футболки, и на свету показались пятна. Глаза девушки расширились.       — О, боже! — хохотнула она, делая к нему шаг и рассматривая вблизи. — Прости! Я даже не помню этого. Не злишься?       — Нет, конечно, это же алкоголь виноват, — пояснил он, легким осуждающим тоном пытаясь уместить вред этого сорта напитков и своё отношение к нему.       Прошло минут пятнадцать, прежде чем их разговор продолжился. Сначала было неловко, а потом Томас расслабился, понимая, что тишина — ключ их невербального взаимопонимания.       — Планы есть? — поинтересовалась Тереза.       Он перекинул в голове пару планов, в которые входило угрюмое нахождение в одиночестве возле озера и уединение в комнате.       Он мотнул головой.       — Пошли.

---○---

      — Присаживайся.       Тереза, как и в прошлый раз увела его от отягчающих мозг проблем. Томас плюхнулся за стол на четверых в плохоосвещённой прохладной комнате. Девушка зашла следом, её рука потянулась к светильнику на стене, и жёлтый свет упал на несколько кружек на столе, на бисквиты, ручки и бумаги. Прямо по центру расстилалась битва на квадратном поле — незаконченная партия выглядела как поле боя, на котором полегло не одно войско. Оно и видно: по обеим сторонам стояли подбитые бойцы в виде пешек, слонов и коней.       — Вот же чёрт, окно было открыто всю ночь! — ругнулась Тереза с треском закрывая раму на щеколду. — Теперь она будет долго просыхать и прогреваться.       — Будешь учить меня играть в шахматы? — удивился Томас, оглядывая чёрно-белое поле.       — А ты против? — она подошла обратно к столу.       — Вовсе нет. Мне же нужно знать, как победить тебя в следующий раз.       — А будет следующий раз? — подмигнув протянула девушка, закусив губу. Томас вспыхнул. Кажется, даже щёки покраснели.       Его рука взметнулись к случайной фигуре на доске.       — Шах и мат.       — Отличный отвлекающий манёвр, но в этой позиции ладья не может объявить ни шах, ни мат королю. — ответила девушка, переставляя его фигуру обратно. Подумав с несколько секунд, она смелá шахматы и расставила их заново.       — Гарриет будет ругаться, но её злость не вечная. — заявила она. — Вот, давай для начала расскажу как ходят фигуры.       Тереза оказалась права, комната прогревалась удивительно долго. Томас сжимал окоченевшие от влаги пальцы ног в кедах, нарекая себя носить носки потеплее, но со временем он отвлёкся и вовсе забыл о том, что тревожило. Девушка заварила чай, а Томас задумался: откуда здесь электрочайник, откуда в приюте эта комната, и почему они сидят именно здесь?       — Мистер Барнс пригласил нас (шахматистов с другого приюта, догадался Томас) заниматься здесь. Ты бы знал, как это приятно. Тишина — залог успешной игры. Тем более, здесь подходящая обстановка, — она показала себе за спину в сторону окна и продолговатой стены, вдоль которой располагались тёмные стеллажи с редкими рядами книг. — это ваша библиотека?       Томас пожал плечами. Он рассказал, что сам являлся новичком в этом приюте и что даже не предполагал о существовании этой комнаты. Хотя, новичок — громко сказано, ведь он здесь не первый день. Вскоре, вспомнив, где именно всё это время проводилась «Лига первооткрывателей», он добавил, что в здании всё-таки есть небольшая библиотека.       — Я не удивлена, что об этом месте мало кто знает. — оглядев комнатку, усмехнулась девушка и сделала ход, поставив в очередной раз в неудобное положение короля Томаса. — Оно находится на отшибе длинного коридора.       — Снова шах. — угрюмо заключил он, откинувшись на спинку стула и указывая на место происшествия.       — Защищай короля или уходи от шаха, — скептически заметила девушка, указательным пальцем проводя линию атаки на поле.       Вдруг послышался треск, Томас вздрогнул от неожиданного звука, но увидел, что это была всего лишь открывшаяся дверь, на пороге которой образовалась сияющая фигура парня. Хотя он только казался сияющим, лампа у них на столе сделала своё дело и подсветила капли дождя на его лице.       — Что тут у вас происходит? — негромко поинтересовался он.       — Обучение поигравших, — весело ответила Тереза.       — О, значит, я вовремя?       — Садись с нами.       Она указала на свободные стулья, парень в дверном проёме протиснулся вдоль стены к стулу и уселся рядом с Томасом. От него не укрылось то, как она проследила за ним взглядом.       — В чём дело? — поинтересовалась Тереза.       Уголок его рта дёрнулся в сторону.       — Не поверишь, Крысун снова меня достал, его глаза повсюду... — произнёс он, покачав головой, и принялся расчищать перед собой место на столе. Кружки со звоном были отодвинуты, а на их место положена доска.       — Где? — воскликнула девушка.       — Я стоял возле крыльца. Думал, в дождливую погоду он точно не сунется на улицу, но нет, надо же совать свой кривой нос в каждую щель.       — Крысун? — удивлённо переспросил Томас.       — Видал того, который в сером костюме? — наконец парень обратил на него внимание. В полумраке его кожа почти светилась.       — А почему Крысун?       — Кличка говорит сама за себя, — Тереза махнула рукой. — он ведёт себя очень подло.       — Это точно. Он советник нашей директрисы, и его никто не любит. — поддакнул юноша. Он принялся расставлять свои фигуры. Кажется, что его этот человек сильно волновал: брови так и были в форме домика. — Он груб с нами, и ему всё равно на нас. Работает в приюте, потому что неплохо получает.       — Ещё бы, кто захочет возиться с детьми и подростками? — высказал Томас свою точку зрения. Он не понимал другой причины нахождения в таком убогом месте. — Зарплата должна себя оправдывать.       — Слушай, а вы, случайно, не родственники? — вдруг фыркнул парень, чего Томас от него не ожидал, и косо на него поглядел, но бросил это, когда со стороны порога снова скрипнула дверь. Она в очередной раз отворилась, и на месте парня, который пришёл ранее, стояли две девушки — Гарриет и Соня.       Лицо второй стало румяным и позолоченным при свете старой настенной лампы. Закрыв за ними дверь и стараясь не уронить доску под мышкой, она повернулась в их сторону и вдруг встретилась взглядом с Томасом.       — У нас пополнение? — спросила она мягким голосом и улыбнулась. — Неплохо отдохнули в прошлый раз.       Он не смог вытянуть из себя пару слов, подтверждающих её настрой, потому что сам после пьянки страдал похмельем, и просто улыбнулся.       — Как хорошо, — девушка откинула светлые волосы и присела на свободный стул рядом с Терезой. — наконец-то неизвестный противник, а то становится скучно играть с людьми, чьи ходы довольно ожидаемы.       Её слова вызвали недовольный гул её друзей. Стало совсем шумно. Игра всё не шла из-за нескончаемого смеха.       Вроде ботаны, а такие шумные. — подумал Томас, глядя как Соня, привстав с места, то и дело пыталась отнять своего ферзя у Эриса. Теперь Томас знал, как всех зовут, от этого стало немного легче ориентироваться.       — Окей, — тем временем сказала Гарриет, которая ранее притащила ещё один стул и сидела в углу стола между Терезой и Томасом. Их тихая половина пыталась сосредоточиться на игре, Томас внимал её советам, стараясь уложить их в голове, а голос Гарри лавировал от степени криков, издаваемых Эрисом и Соней. — твой король снова открыт для шаха, ты должен уйти от него.       — Ну как уйти-то? — раздражался Томас. Он был уверен: со стороны его лицо казалось исказившимся как-то по-детски. Но по-другому он и не мог показать негодование. Гарриет и Тереза рассказывали о правилах игры на своём языке, который он ещё не понимал.       — А ты расскажи мне, как ты ушёл от него пару дней назад? Тереза рассказала о вашей игре.       — Да я даже не знал о том, что я сделал, до этого момента. — сказал он, вздохнув.       Брови темнокожей девушки поползли на лоб, она покачала головой.       — Но как же…       — С помощью высших сил, — покачав головой, отшутился он. — Хотя Тереза от меня и мокрого места не оставила.       — Это в точку, — вдруг влез Эрис. Они с Соней все-таки угомонились и слушали их разговор. — Но это и не удивительно, она дважды победитель Ленсингского турнира. Но метит выше, так ведь? В Мичиганский.       В ответ Тереза зарделась, но кивнула. Вскоре они вернулись к игре. Время за разговорами шло неимоверно быстро. Шахматы вскружили ему голову: бесчисленные расчёты вогнали мозг в сонливость, Томас всё чаще зевал, пока Эрис не зевнул вслед за ним.       — Чёрт, мы пропустили обед и полдник, — зевнув после друга, протянула Гарри. — во сколько ужин?       Тереза снова разбила Томаса в пух и прах. Обучение Гарри ему не дались, но от шаха он уходить научился. Сначала проигрыш его расстроил, но желание упасть в кровать перебило амбиции: так и хотелось прикрыть глаза, хотя бы на чуть-чуть. Сидя вместе с шахматистами в столовой, когда приблизилось время ужина, Томас не выдержал и зевнул в двадцатый раз за день. Глаза жгло.       — Томас.       — Хэй, не спи.       Он клюнул подбородком в грудь, и его макушка тут же взлетела вверх. Перед ним стояла тарелка с овощами.       — Я тебе ещё кое-что взяла, смотри!       Тереза поставила еще одну тарелочку с небольшим мясным конвертиком.       — М-м, пасти, — хлопнула в ладоши Соня. Она сбоку от него и уже сминала конвертик в руках. — Давай ешь, не кисни.       — Спасибо, я... — слова застряли в горле. Это было очень неожиданно. Почему они заботились о нём?       Тереза улыбнулась и кивнула ему на его ужин, призывая не тратить время на слова. Он так и сделал. Чувствуя далёкое, незнакомое ему тепло, Томас закончил с едой, всё ещё пребывая в смятении. Они долго разговаривали, пробыв неизвестно сколько времени за столом. Мимо них сновали другие приютцы, но они скорее походили на нескончаемую серую массу, мельтешащую перед глазами. Томас слушал шахматистов вполуха. Вроде те обсуждали погоду, последующие партии и что-то ещё. Пробежала пара слов про смотрителей юношеского Пирса. Именно в этот момент Томас очнулся, но ему потребовалась пара минут, чтобы понять, о чём идет речь.       Соня стукнула по столу, привлекая внимание к шуму не только друзей, но и любопытные взгляды.       — Говори прямо, он в твоём вкусе или нет?       — Азиаты не в моём вкусе, — увильнула Гарри, её тёмные косы мотнулись в сторону.       — А чем он тебе не нравится? Высокий, плечистый, с подтянутой фигурой, — рассуждал Эрис. Парочка парней с других столов непонимающе оглянулись на их стол.       Тут даже Томас посмотрел на его перекосившееся лицо, парень развёл руками.       — Дамы, я же не слепой.       — А зачем ты мне про него затираешь, сам с ним и общайся! — глаза девушки возмущённо вспыхнули.       — Вам, походу, обоим повезло, — вдруг произнесла Тереза и указала за спины Гарриет и Эриса. — появился шанс познакомиться.       И действительно, Минхо появился в столовой, но был тут вовсе не из-за ужина, его взгляд блуждал ни на чём не заостряясь. Он прошёл мимо их стола, даже не взглянул на Томаса, которого обычно удостаивал вниманием и колкими комментариями.       — Обычно этот парень весёлый, — их стол, все как один, проводил его спину тягучим взглядом, наблюдая как тот берёт кофе и садится в углу по диагонали.       — Я сейчас, — кинул Томас, вставая из-за стола под взглядами шахматистов, в которых ясно читалось удивление. Он чувствовал на себе тяжесть их глаз. Они точно не знали о его общении с Минхо, потому что не стали бы обсуждать достоинства смотрителя при свидетелях, но у Томаса всегда будет время с ними объясниться, сейчас же его волновало другое: сидящая по диагонали возле окон фигура, напоминавшая ему его самого. Он оставил поднос на мойке и поспешил к Минхо, который даже не начал пить кофе.       — Чё киснешь? — бросил знакомую фразу Томас, усаживаясь напротив смотрителя.       — Это ты, — вздохнув, протянул Минхо, угрюмо стрельнув глазами. Получилось не так ядовито, как он рассчитывал, но основной посыл о плохом настроении был получен.       — А кто ещё?       Тот недовольно махнул рукой, скривив губы, будто попробовал прокисшее молоко.       — Вали-ка ты отсюда со своим хорошим настроением.       — Ну что ты, разве я могу отказать себе в удовольствии тебя побесить?       — Нет, реально, вали, — всё так же бесцветно сказал Минхо, отмахнувший от него, как от мухи. — Я не буду строить из себя шута.       На его лице не дрогнул и мускул, но казалось, что внутри всё кипит.       — Пизди лучше. — ответил Томас. — В чём дело?       — Иди туда откуда пришёл, — Минхо не остался в долгу. Томас был уверен, что их отношения были дружескими (хоть и не привык допускать к себе людей), но сейчас он немного отстранился, вспоминая на мгновение образ одного из сводных братьев, кинувшего эти же самые слова несколько месяцев назад. — Здесь твои старания не помогут.       — Ну-ну, жмись, как целка. — саркастично ответил Томас, почувствовав, как слова разворошили неприятные воспоминания. Вдруг Минхо задвинул ему оплеуху по затылку. Не трудно догадаться, за что он получил затрещину, но сам Минхо не лишал себя удовольствия ругаться, как бандит из Гетто. — Ну чего ты морозишься, а? — он сдернул тяжёлую ладонь. — Я помочь хочу.       — Бля, да отвали ты. — шикнув сквозь зубы, Минхо резко поставил стакан на стол, отчего раздался громкий глухой стук. Нет, тот не разбился, но эта сценка привлекла достаточно внимания, чтобы вернуться к разговору с опущенными головами. — Мне нет нужды что-либо рассказывать, потому что это не твоё дело.       — Ладно, иди на хуй. — Томас резко встал из-за стола и тяжелым шагом направился к обратно к ребятам. Зачем стараться, если его помощь отвергают?       — Чё с лицом?       Он оглянулся: чёрный взгляд Алби остановил его посреди столовой. Разницы в росте между ними почти не было, тот был всего на пару дюймов выше него, но комплектация этого парня заставляла немного напрячься.       — Да день не выдался, — пожав плечами, произнёс Томас, не зная, что ещё сказать.       — Слушай, парень, — старший смотритель сделал к нему один шаг, но Томасу показалось, что надвигается не человек, а огромная грозовая туча. — ты попадаешься мне не первый раз. Видел я твои острые зубки, но если будешь продолжать огрызаться на старших, тебе не сдобровать. Может, мне позвать Минхо, чтобы он рассказал, что случилось?       Ехидная ухмылка малолетнего придурка не скрылась, кажется, тому доставляло удовольствие слушать наставления, угрозами их было назвать сложно, никто из смотрителей в здравом уме не будет обещать того, что не сможет сделать на самом деле.       — Валяйте, — ситуация вовсе не забавляла, но уголки губ сами поползли вверх. — только вот у Минхо красные дни в календаре, вряд-ли он скажет что-то вразумительное.       С соседнего стола послышались смешки. Вот только Алби не оценил юмора: он схватил его за шкирку и как нашкодившего котенка потащил из столовой в сторону сквозного выхода.       — Эй, ты с ума сошёл?! — заорал он, не ожидая такого поворота, дергаясь и хватаясь за крепкие руки.       — Наглецов у нас наказывают, — сквозь зубы произнёс Алби, насильно таща его за собой под любопытными взглядами.       — Ещё чего! — выкрикнул Томас, изворачиваясь с ловкостью змеи из его хватки, из-за чего послышался треск ткани.       Он рванул сквозь столы к другому выходу, который вёл к холлу. Время перекуса уже закончилось, поэтому многие стояли на ногах и собирались покинуть столовую. Те, кто надвигался в ту же сторону, не видели, что происходило за их спинами, пока Алби не крикнул на всю столовую: «Держи его!». Около полусотни голов повернулось к нему, тут же изобразив на себе недоумение: никто себе ещё не позволял убегать от смотрителя, от чего поступок Томаса казался сумасшедшим, но он просто так отдаваться не собирался, к тому же ни в чём не виноват. Несколько раз он налетел на столпившихся, вызывая сполох вскриков, но не останавливался пробираться мимо скамей и столов, спиной ощущая один колкий преследующий взгляд. В столовой кроме Алби и Минхо смотрителей не оказалось, а на крик старшего никто не отозвался хотя бы потому, что было поздно: Томас уже был у выхода.       Вдруг его перехватила крепкая хватка, выбивая воздух из груди.       — Минхо, держи его!       Но у того были другие планы: он на миг отпустил Томаса из захвата, давая фору, а потом кинулся за ним.       

---○---

      — И что это было, придурок? — сквозь зубы, прошипел Минхо, стараясь прижаться плотнее к стене.       — Да не знаю я, — нервно дыша, ответил Томас, ударяясь головой о скат лестницы. — я подумал, что убежать будет лучшим решением, чем тратить время на болтовню.       — Реально придурок. Он же старший, нам пизда от него.       — Чё, правда? — огрызнулся Томас. — Я уже понял по его харе. Чего ты вообще за мной сиганул?       Его бок отозвался болью.       — Он самый адекватный здесь, болван, его слушаться и уважать нужно. — гнул своё Минхо.       — Это он-то адекватный? Да и ты сам его уважаешь дофига, раз дал мне убежать.       Минхо шикнул, услыхав тяжелые шаги. Алби был увесистым и мясистым парнем, одни его кулаки могли уложить, просто задев. Скорее всего, его наказания походили на пытки.       Минхо и Томас стояли под лестничной площадкой чуть ли не в позе эмбриона, что при свете можно было выдать за перфоманс под названием «Агония». Место выглядело подходящим для тайных переговоров, но именно эта мысль пришла только после того, как они юркнули во мрак. Их плечи подрагивали, на лбу и шее выступила испарина.       Шаги Алби замаячили напротив них, он стоял спиной к дверям и лицом к ним, стараясь выделить взглядом странности в темноте. Столовая, по правую руку от него, всё ещё была насыщена гулом. Алби постоял несколько секунд, не находя ничего подозрительного, и направился в левую часть здания.       — Ну и? В чём дело? — запыхавшимся голосом спросил Томас. Он наконец присел и почувствовал, как кровь прилила к напряжённым икрам.       — Ты совсем больной? Объясни, зачем ты ему съязвил? Мог бы промолчать, дубина.       — Пусть сам молчит, если не хочет слышать, как ему отвечают.       — Идиотина. — пропыхтел Минхо.       Томас почувствовал, как тот покачал головой. Что ж, кажется, сейчас он не уйдёт от вопросов.       — Я беспокоюсь насчёт поездки. — вдруг признался он. Минхо присел рядом, Томас в миг растерялся, но следом за ним присел на корточки.       — Знаешь, я немного отсталый, буду признателен, если расскажешь подробнее.       Даже сквозь мрак он почувствовал ядовитый взгляд.       — Скажи спасибо, что я тебе вообще что-то рассказываю!       — А тебе точно двадцать пять? Ведёшь себя, как подросток со скачущими гормонами.       Минхо закрылся руками, послышались тяжелые вздохи. Несколько минут они сидели в тишине, Томас прикидывал, что сказать, но осторожничал, помалкивая: тому нужно было время собраться с мыслями.       — Двадцать шесть. — вздохнул Минхо, подняв голову. — Мне двадцать шесть.       — Но ты же говорил, что... — Томас часто заморгал. С момента их разговора о возрасте прошло три недели. — Я не знал, что у тебя был день рождения. Прости. — добавил он.       — Ты не знал, когда он. — отмахнулся Минхо который раз за вечер, но его голос потеплел. Теперь Томас уже сел на пол, растирая затёкшие ноги.       — Праздновал? — он завидел кивок. — Я бы тоже пришёл.       — Да тебя бы никто и не позвал, — устало протянул тот, словно этот разговор его выматывал.       А ведь он прав, подумал Томас. Вероятность, что его позовут по-дружески провести время, была мала. Но попытаться стоило.       — Но Ньюта же ты позвал? — он решил зайти с другого конца. Минхо недовольно цыкнул.       — Чего ты добиваешься?       — Да ничего я не добиваюсь, ты достал уже. Я здесь, потому что мне не безразличны твои переживания или типа того. Ко мне такого благодушия никто не проявлял, так что хватит ломаться.       Минхо поглядел на него, как на умалишенного, а потом усмехнулся: агрессивный шёпот был комичен со стороны. Он закрыл лицо руками, сжал пальцами переносицу и покачал головой.       — Забудь. Забудь, окей? Всё нормально.       Он поднялся на ноги, чуть не ударившись головой и не налетев на какой-то ящик.       — Ну да, конечно, оставляешь меня в дураках, — вспыхнув Томас, вскакивая следом. — я вижу, что тебя что-то сильно беспокоит, что тебе нужна помощь. — смотритель открыл рот, чтобы возразить, но он его снова опередил. — Я тут, и я готов тебя выслушать. Дай мне тебе помочь.       Тот затих. Сделав пару мощных вдохов, Минхо перестал гипнотизировать темноту. Что-то в нём боролось: говорить или не говорить?       — Слышал, наверное, что несколько дней назад Барнс отправился в Детройт? Ньют... — слова застряли в горле. Он шумно вдохнул и так же шумно выдохнул. Томас буквально слышал, как тот борется, но не понятно, с чем идет эта борьба. — Он уехал с ним.       — Зачем?       Минхо увернулся, сжав руки.       — Я не могу сказать.       — Ну и велика проблема? — никак не понимая к чему ведёт Минхо, произнёс Томас. — У тебя всё внизу отсохло за несколько дней, раз он уехал?       — Ты совсем даун? — вспылил Минхо и задвинул вторую за этот вечер затрещину.       — Как я могу тебе помочь, если ты не показываешь мне целую картину? — снова зашептал Томас.       — Похуй. Мне нужно на воздух.       Тот отпихнул его и вылетел из душного угла с пауками.       — Чего?!       В лицо ударила пунцовая свежесть, когда Томас выбежал следом за ним. Нежные, как сливки, облака были редки на сиреневом небе. Дождь уже закончился, и пока он следовал за обезумевшим другом, травинки задевали голую кожу под брюками, а под его весом увлажнённая земля немного проваливалась. Минхо остановился у одной из скамей и не смотря на то, что та была влажной, плюхнулся на неё с независимым видом.       — Почему я вообще волнуюсь, — недовольно шикнул он то на прилипшую к спине влажность, то на вырывающиеся переживания.       — Наверное, потому что он твой друг? — предположил Томас, оставаясь стоять в стороне. Он глядел на обезумевшего смотрителя сверху вниз, невольно догадываясь о природе переживаний. Минхо лишь почесал нос, но ничего не ответил. Он перестал бороться с прилипшей тканью толстовки и смотрел в одну точку, оставалось только догадываться, чем занята его голова. Или кем.       Томас прыснул в кулак.       — У тебя даже молчать тихо не получается, — упрекнув, бросил тот, не поворачиваясь.       — Слушай, не расстраивайся так, — принялся со всем сочувствием успокаивать Томас. — дорога туда и обратно не занимает так много времени, скорее всего они остановились в отеле. Но если тебе совсем тяжело переживать одиночество, всегда есть рука.       Минхо не отреагировал на последние слова, но кончики губ дрогнули. А всё-таки, зачем Ньют должен был поехать с директором в Детройт? Разве Барнс не мог выбрать другого сопровождающего? Или было особо важно взять именно Ньюта?       — Мне нужен глицин. — заключил Минхо, глядя на горизонт.       — Я с тобой, — без задней мысли произнёс Томас, не обращая внимания на перемещения с одного места на другое. Пусть делает, что хочет, главное, чтобы успокоился.       — Спасибо, что был рядом, но я взрослый, именно я здесь несу за тебя ответственность, а не ты за меня, окей?       — И как тебя земля носит двадцать шесть лет? — бросил Томас, увязываясь за смотрителем, плетущимся в сторону дома.       — Я же сказал, я благодарен, но идти со мной не нужно. Возможно, я просто напридумывал себе переживания.       — Как скажешь. — кинул он, но не ушёл. Минхо это заметил, но лишь недовольно цыкнул.       Пока они приближались к центральному входу, тот несколько раз глубоко вздохнул, но Томас делал вид, что ничего не видит и не слышит. В момент, когда тому было не по себе, он был рядом, и это радовало, давая надежду на то, что эгоизм его ещё не поработил, сейчас же Томас исподтишка наблюдал, как Минхо приводит свой разум в порядок, то и дело сжимая кулаки, тяжело дыша и вдыхая влажный травяной воздух.       Томас не отставал от него и внутри. Он проводил его до кабинета Ньюта. Ключи от него оказались у Минхо при себе.       — Вот ведь привязался, — пробурчал смотритель под нос. — Я не просил тебя, мелюзгу, мне помогать.       — Ты бы сделал то же самое, — пропустив «мелюзгу» мимо ушей, настоял Томас. — ты же...       Дверь отворилась, и вдруг Минхо заставил его замолчать, зажав рот ладонью. В ту же секунду, как отворилась дверь, створка окна моментально закрылась. Они стояли несколько секунд, не понимая, что произошло, как вдруг Минхо, словно сорвавшись с цепи, резким движением открыл оконную раму, высовываясь по пояс. Они были на первом этаже, поэтому страха, за то, что тот упадет не было, однако смотритель опасно наклонился, высматривая воришек.       На вопрос видно ли что-то, он ещё долго глядел по сторонам, но всё-таки покачал головой и запер за собой окно. Лицо выражало крайнее смятение и беспокойство.       — Вот сукины дети... Они же не просто так сюда приходили, — плюнул он, снова вытянув голову в сторону окна.       Томас, который уже обследовал стол и припихнул себе на всякий случай парочку сокровищ, победно произнёс:       — Банка с оксикодоном была открыта.       — Это точно кто-то из здешних. — стукнув по столу, сквозь зубы произнёс он. — Сто процентов. Нужно всех опросить.       — Опросить? — удивился Томас. Улыбку как рукой сняло.       — Нет, даже обыскать. Всех обыскать. Кража препаратов ох как наказывается, — венка на его виске дёрнулась.       — Стой-стой, — нервно усмехнулся Томас. — не гони лошадей. Можно выследить этих наркошей по внешним признакам.       — Выследить?       — Ну да, — чёрт, Томас, замолчи, против своих идешь, подумал он, не зная в какую сторону свернуть. — они же точно не просто так украли. Точно будут принимать. Глупые дети — есть глупые дети.       На лице друга проступила согласие. Он покачал головой.       — Ты прав. Ты абсолютно прав. Будешь моим агентом. — он ткнул ему в грудь, нарицая помощником. — Хотя ты у меня тоже под подозрением, откуда знаешь, что это?       Ладони заскользили от пота. Он просто взял и возложил на свои плечи огромный груз.       — Так это... на обратной стороне написано же, — скороговоркой проговорил Томас, быстро поворачивая банку задней стороной и опуская её, пряча от взора Минхо. — Слушай, я же не смогу заниматься такой ответственной задачей, — заикаясь продолжил он.       — Почему? — Минхо схватил его за плечи, заставляя вздрогнуть и крепче сжать баночку. — Ты же понимаешь, что этот грёбаный оксикодон не просто обезболивающий препарат, Томас? Это наркота! Она губит людей, и эти тупые дети этого не понимают.       — А Ньют осознаёт, что за дерьмо у него лежит в столе?       Минхо пропустил сарказм мимо ушей. Чёрные глаза смотрели прямо на него. Было не убежать ни от него, ни от его слов, слева был стол, справа окно, и был Минхо, больно сжимающий ему плечи.       — Ты же рвался помочь. В этот раз я прошу тебя — помоги.       Он требовал от него непонятно чего. Вот что крутилось в голове. Какова вероятность того, что сам Томас не сопрёт эти тупые таблетки у малолетних пиздюков и сам не погубит себя? Потом возникнут вопросы, куда же они подевались. Но будет поздно, потому что эти крохи будут растворяться в его желудке.

---○---

      Томас прижимал ладонь к груди, ощущая биение где-то внутри. Хорошо, ещё бьётся. Несёт на себе ответственность за жизнь. Ну и ещё за помощь Минхо с его просьбой. Кто его за язык тянул?       Он пытался взять себя в руки, откуда ни возьмись его накрыло чувство лёгкой паники. Томас попадётся с этой аферой. Точно попадётся, не только как человек, который стащит оксикодон у малолетних придурков, но и как сидящий вместе с ними юный наркоша.       Неся на себе бремя собственных слов, Томас вошёл в свою комнату. Было уже темно, но он сумел увидеть фигуру Галли на кровати, на которого упал свет с коридора. Тот мазнул рукой по тумбе и кивнул вошедшему.       — С тобой нет узкоглазого? — протянул он, размахивая перед собой ладонью и спроваживая дым.       — Нет, — кинул Томас, снова вспомнив про уговор.       Галли открыл ветхую книжонку, в которой в середине была некая плотная закладка, и выудил её наружу. Достал зажигалку, а потом вовсе приложил что-то к губам. Только спустя несколько секунд, когда запахло чем-то масляным, до него дошло, что именно это было.       Юноша присел на край своей кровати и уставился в одну точку, чувствуя, как сердце тоже прильнуло к решету рёбер, желая насладиться ароматом.       — Тяжёлый день? — непринужденно спросил сосед, не глядя на него. Томас поднял на него глаза.       — Это я должен спрашивать.       Галли полулежал, опираясь на подушку, притиснутую к изголовью кровати. Совершенно расслабленный, но почему-то тяжело дышащий. Его грудь и живот вздымались от частых вздохов.       — Ты только что пришёл? — Томас сам удивился, как его голос стал таким же непринуждённым. Вопрос слетел легко, видимо назревало последствие разящих расслаблением паров.       Галли немного призадумался, но ответил.       — Нет. Просто трава так действует.       — Хорошая?       Он повёл челюстью и присмотрелся к своей ручной работе, словно впервые её увидел.       — Неплохая. Бывало и лучше.       Томас прикусил губы. Чёрт, о чём же он сейчас думает. Он очень хотел затянуться прямо сейчас, ещё и в кармане были две штучки с кабинета Ньюта. Вот придурок, снова на это ведётся.       Томас резко встал и открыл окно, впуская прохладный воздух. Тесная духота начала выветриваться, а он продолжал глубоко дышать, чуть не вылезая грудью через раму. Галли внимательно за ним проследил, несмотря на то, что уже нормально поплыл.       — Держи, затянись. — произнёс он. Краем глаза Томас увидел, как тот протянул ему свою самокрутку. Он сглотнул. Кинув быстрый взгляд на его руку, он снова отвернулся к окну. И снова взглянул, и снова отвернулся. И снова взглянул. — Хотя, не стоит. — призадумавшись кинул Галли, сделав затяжку, но не сводя с него глаз.       Томас промолчал, ощущая горечь большой утраты. Снова прикусив губы, он облокотился на оконную раму и уставился вниз. На его глаза попалась та самая книжонка, из которой Галли вытащил самокрутку.

Сэм Харрис

«Конец веры. Религия, террор и будущее разума»

      — Заинтересовался?       — Не особо, просто... — он взял книгу в руки. — просто все семьи, в которых я был, были верующими. Католики, протестанты, даже буддисты, а тут противорелигиозная книга... ты не верующий?       Галли мотнул головой. Он нашёл зажигалку, потерявшуюся где-то в холмах ткани одеяла.       — Гляди сюда.       Он щелкнул рычажком, появился огонёк. Томас с интересом наблюдал за его действиями, но боялся наклоняться, мало ли что тому придёт в голову: вдруг он решит подшутить над ним и на самом деле приблизит огонь к его лицу?       Но Галли поступил по-другому. Он закрыл огонёк ладонью. Контролировать расширяющие от удивления глаза Томас не смог. Он видел как безумец прикусил губы и начал пыхтеть от боли, но держал руки над огоньком. Рука начала дрожать, и тут уже Томас не выдержал, он откинул его руку в сторону.       — Ну ты больной. — кинул он, глядя на откинутую в сторону зажигалку. — и что пытался доказать?       — Например, то, что вера — это пустая трата времени. Символически — ты в беде, как в данной ситуации, но никакой божок не приходит на помощь, пока сам себе не поможешь.       — Но и ты сам себе не помог. Тем более, разве не эгоистично просить у бога спасения, когда не веришь в него?       Галли отвёл взгляд. Медленно поднёс к губам косяк, но не вдохнул, а будто призадумался.       — А ты во что веришь? — поинтересовался он.       Томас вздохнул. Тело потянуло его вниз, он успел посадить себя на кровать.       Он задумался. Во что он верит? В себя? В жизнь? В мир? Во что? Разве вера это не что-то светлое? Что-то, что может вытянуть из самой темной ямы. Эти мысли вовсе не были отголосками пребывания у псевдородаков. Он слышал что-то подобное от других людей, точнее одного человека, но это было так давно, что, кажется, он мог запросто исказить смысл сказанного. А что думал он сам?       — Мне кажется, я ни во что не верю, — медленно начал он.       Галли хмыкнул и снова вернулся к своему занятию.       — Но... но это от того, что я просто не видел ничего хорошего, во что бы мог поверить. Я думаю, что можно верить во что угодно, главное, чтобы это что-то двигало к чему-то хорошему.       — Ну и во что же ты всё-таки веришь? — оказывается Галли внимательно его слушал: его выдавал серьёзный взгляд на размягчённом лице.       Он задумался.       — Во всё вокруг.       — Это как?       — Верю в... — он огляделся. — в природу.       — В... природу? — на губах у его соседа выскочила крошечная усмешка.       — Ну да. — Он снова встал и раскрыл раму шире. — Она находится прямо перед глазами, никому не желает зла, а наоборот создаёт что-то новое, красивое. Например, вот, звёзды. — Томас посмотрел на разбросанные звёзды. Небо казалось таким громадным и широким даже через высокую оконную раму, что спирало дыхание. Галли лёг на бок, проследил за его взглядом, застыл и закурил.       Больше его сосед не пытался завязать разговор. Да и Томас задумался о чём-то своём.       Откуда у него в голове подобные мысли? Он ещё не совсем плохой человек, раз способен размышлять на такие темы и говорить подобные вещи. Он ещё не совсем в яме.       Он задремал, очнувшись из-за кашля с соседней койки. Приоткрыв глаза, Томас обнаружил Галли всё в той же позе, но беспокойно размахивающим перед собой руками, а потом тот переложил книгу с заметной закладкой на оконную раму.       Только он хотел упрекнуть его, что недавно потушенный косяк может разжечь огонь, как понял, к чему была эта конспирация, услышав шум за дверью. Он привстал: кто-то громко стучал в двери комнат, призывая проснуться (всё-таки час назад начался комендантский час, призывающий ко сну). Оба вздрогнули, когда постучали и в их дверь, стук оказался звонким и оглушающим.       — Пошли. — кинул Галли, быстро накинув на себя ветровку и вдохнув свежего воздуха, чтобы проветрить лёгкие. Томас повторил его движения, потому что испарения травы не менее вскружили ему голову.       Они выглянули в коридор, сморщившись от света. Другие парни тоже начали вылезать, как потревоженные ночные звери. Вдруг Томас завидел Терезу, Гарри и Соню. Они обматывались халатами и недоуменно оглядывались. Сначала его увидела только третья девушка, она тут же направилась к нему. Её возглас привлёк внимание и Терезы с Гарри.       — Знаешь, в чём дело?       — Нет, — выдохнул он, помотав головой.       — Сейчас разве не полночь? — раздражённо проворчал худощавый юноша лет пятнадцати, почёсывая глаза.       — Вниз, — напомнил Галли.       Толпа ничего не понимающих подростков спустилась, толпясь возле столовки, куда загоняли собравшихся, как в загон.       — Быстрее-быстрее, юноши, проходим, — заговорил сиплый голос.       Крысун! — воскликнул внутри себя Томас. — А он что тут делает?       — Вот же напасть, и он здесь, — прошептал взявшийся откуда ни возьмись Эрис. Теперь их группа увеличилась, Томас осознал, что он находился рядом с приезжими шахматистами, но не было с ними детей. Только старшие, которых в приюте было от силы человек тридцать.       Они влились в поток и проникли в столовую. Томас потащил за собой Терезу, а та остальных.       — Что происходит? — спросила Гарри, когда они уселись вместе, но никто не ответил, нервно глядя на собравшийся народ.       Грудь сдавило от напряжения. Минхо сегодня тоже был сам не свой. Стоило бы его найти. Он поискал глазами смотрителя и, наконец, увидел его, снова взволнованного и потерянного.       Дженсон (или как там его) прошагал вдоль рядов и призвал всех к тишине. Полусонные, не отошедшие от внезапного пробуждения парни морщили носы и недоверчиво глядели на фигуру в центре. Не все столы были заняты: большая часть уселась на задних рядах, а смотрители столпились возле передних и выглядели грудой исказившегося беспокойства. Однако больше всех пугал Алби. Он смотрел на Крысуна не мигая и ожидал его выступления с поднятым подбородком и перекрещёнными руками.       — Я понимаю, что вас побеспокоили после комендантского часа, — наконец заговорил Крысун, прекращая разговоры. Он стоял на том месте, где когда-то выступал мистер Барнс. Свет с настенных бра падал ему на лицо, отчего было видно морщины, казавшиеся намного глубже, чем на самом деле. — сегодняшняя весть важнее вашего сна.       Томас снова взглянул в сторону Минхо и нахмурился: тот, напряжённый до предела, не сводил глаз с Дженсона, держась одной рукой за край стола. Нет, всё-таки тут что-то было нечисто.       — Для начала я хочу взять с вас обещание сохранить наше собрание в тайне, пока не будут сделаны конечные выводы.       Какие ещё к чёрту выводы: забурлили внутри мысли.       — Можете оглянуться, среди вас нет ваших юных односельчан. Пока что, мы не хотим подвергать их психику давлению. — он выдержал паузу. Вдруг Томас ощутил тепло на ладони — это Тереза.       — Тише. — шепнула она и кивнула на его ногу, из-за которой, как оказалось, трясся их стол. Он сжал вспотевшие ладони.       Дженсон снова оглядел их взглядом, а в последний момент, когда глаза коснулись их стола, между бровей появилась чёткая морщина.       — К превеликому сожалению, возвращаясь сегодня обратно в Пирс, машина, сопровождающая Мадам Пейдж и многоуважающего Алана Барса, пережила автокатастрофу. На данный момент известно, что их вернули в Детройт, и врачи пытаются бороться за их жизни.       Договорить ему не дали, вздохи непонимания и нахлынувшего отчаяния прокатились по столовой; кто-то вскинул руки ко рту, кто-то немигающе пялился вперёд, а кто-то наоборот, часто моргал, не в силах понять сказанное. Томас потонул во взорвавшемся гвалте нецензурной брани, в полной мере осознавая, что только что услышал, хоть и не испытывая и половины эмоций других парней, но до того момента, как не услышал сбоку вздох. Соня, прижатая с двух сторон Терезой и Гарриет, скрывала перекошенное гримасой шока и страха лицо ладонями и неверяще смотрела в одну точку. Их директриса тоже была в той машине, пронеслась мысль перед глазами. Мгновенным порывом Томас сжал их ладони, будто этот жест мог хоть на каплю уменьшить боль, и повернулся обратно в сторону Дженсона. Несколько мгновений он не мог понять, что у того с лицом, оно казалось искусственным и непроницаемым, как и всегда, и, судя по всему, события вовсе его не волновали. Вряд ли это была игра света, скорее искусное разоблачение истинных эмоций.       В момент суть его прозвища стало ясным.       Но за миг черты Дженсона перекосило: перед ним возникла черная макушка, преградившая обзор. Парень что-то говорил, не давая Дженсону вставить и слова, а потом, Крысун вдруг изобразил понимание и закивал. Снова обратив на себя внимание, он призвал к тишине и сочувствующим тоном отправил всех досыпать тревожную ночь. Томас наблюдал, как он, не оглядываясь, вёл Минхо к выходу.