Ирония судьбы

Хазин выходит из здания аэропорта на морозный свежий воздух. Хлопья пушистого снега валят на светлую макушку. Хлесткий промозглый ветер преодолевает ткань пальто и забирается под водолазку, будто бы холодя даже органы. Петя чувствует себя самым жалким существом на планете, которое умудрилось в канун Нового года остаться в одиночестве.  Да, отношение к празднику всегда было формальным, навязанным уже кем-то очень давно. Привычка, традиция. Но черт, как же сейчас было обидно просрать эту ежегодную стабильность. Не мог весь этот предновогодний ажиотаж пройти мимо него. Он, блин, ждал подарков, салатов, дебильного «Голубого огонька». То, что существует будто бы всегда.  Петя плохо вел себя в этом году.  Он может сесть, прости Господи, на автобус и доехать до метро. Только дальше он дорогу не знает, а значит, придется приставать к прохожим. Не, не вариант. Ситуацию усугубляла темнота. Про дневном свете он, быть может, худо-бедно и сориентировался бы, но сейчас, когда во дворах-колодцах страшная темень, а главные дороги истерично сверкают гирляндами и невозможно рябят, это невозможно.  Хазин решает применить давно известную и проверенную лично множество раз тактику.  Машин, готовых подвести до пункта назначения за баснословную цену, предостаточно. Прайсы из-за праздника взлетели до небес, поэтому никто и не едет.  Петя подходит к тачке, окидывая взглядом водителя.  — Здрасьте. Сколько? — не церемонясь, спрашивает Хазин. А зачем танцевать-то вокруг да около.  — До метро полторы, по адресу если, то зависит от километров.  Петя давится воздухом и возмущением. С такими расценками у питерских таксистов никогда не будет работы.  — И че ведется на это кто-то? — Туристы. Куда им деваться-то.  Хазин фыркает и понимает, что ему самому некуда деваться.  — Мужик, у меня только тыща. Я могу попозже переводом.  Водила усмехается: — Ага, конечно. Петя тяжело вздыхает. Видит Бог, он до последнего не хотел.  — Мужик, я очень тебя прошу, — Хазин таки достает ксиву. Непонятно который раз за день. Как бы он ни фукал на эту свою привычку, она спасала его зад гораздо чаще, чем сам Петя предполагал.  Тут уже вздыхает водила, ухмыляется как-то горько и поднимает отсутствующий взгляд на Хазина.  — Со свету сгниешь? Вдруг стало стыдно. В этот незабываемый вечер Хазин успел поднасрать огромному количеству человек: Нина, которая его ждала, люди в аэропорту, которые лицезрели его пьяное тело, стюардессы, которым он доставил кучу проблем, кассирша и вот, водила.  Петя убирает удостоверение и стыдливо отводит темные глаза от таксиста.  Как же он проебался.  В момент, когда водила выжидающе молчит, Хазин зарывается в ворот пальто и мечтает о новогоднем чуде. Оленьей упряжке, которая домчала бы его до центра Санкт-Петербурга.   Водитель взвешивает все «за» и «против», глядит на несчастного и глубоко вздыхает.  — Ладно, садись, москвич.  Хазин удивляется, как таксист разглядел город, а потом..  Изумленный взгляд, буквально мгновение переглядок и Петя уже заваливается на переднее сидение и пристегивается.  — Спасибо.  — Не стоит, — таксист, неторопливо пристегивался и открывает ящик Пандоры следующий вопросом, — а что случилось-то у тебя? — Да там.. …и Петя с чувством начал рассказывать все, что помнил, с самого начала. Ему нужно было, чтобы кто-нибудь спросил, потому что в тот, момент, когда Хазин должен быть в компании близких, он остался совсем один в чужом холодном городе.  Водила слушал, вставлял короткие реплики, где-то посмеивался, а где-то сочувствовал. А потом разговорился сам, стал рассказывать про жизнь, жену, семью.  Хазин в такси обычно молчит всегда, слушает музыку или работает работу. Никогда он не забалтывался с таксистом до самого приезда.  А у Мишани, так зовут водителя, большущая семья: жена, две дочки, два сына. Бомбит он только, когда аврал подобный, а так стругает мебель. Очень искусно, причем. Петя обещал заглянуть в его магазинчик.  Миша потом домой поедет, к семье, а Хазин в неизвестность. Чужая жизнь его поглощает, и он даже чуть-чуть завидует.  Обмениваются номерами телефонов: «Миш, я завтра переведу». А Миша отмахивается: москвич ему нравится. Потерянный слегка, взмыленный, ему бы замедлиться. Тут темп другой совсем. Поэтому Мишаня искренне умиляется этой его небольшой зацикленностью. Да, он хотел бы содрать побольше, но Петя так внимательно слушал его, что это уже позабылось. Такое чисто по любви. Человеческой такой, простой, какая вот в новый год только и бывает.  Жмут руки, поздравляют с наступающим.  — Петь, удачи тебе. Все нормально, брат, будет. Как иначе-то, — Мишаня улыбается. Очень не хватало чего-то подобного.  Хазин расплывается в улыбке, смотри ясно.  — И тебе, Миш. Спасибо за всё вообще. Лети домой.  Прощаются, и Петя опять остается один.  Он пытает счастье у домофона, набирает цифры, ждет, но ничего не происходит. Никто не отвечает.  Хазин несколько раз набирал, его уже натурально снегом припорошило. Хозяина нет дома.  «Отлично», — промелькнет у Пети в голове.  За сегодня столько всего случилось, что это уже мало удивляет.  Петя находит в полутьме лавочку и устало садится на нее, студить жопу.  На морозе Хазин очень хочет вырубится, подобно своему айфону.  Он не успевает додумать мысль про свое бедственное положение и несправедливую жизнь и проваливается в сон.  Запеченная картошка дымится с пылу с жару. Кура гриль аппетитно блестит. Праздничный стол ломится от огромного количества еды.  Игорь робко ерзает на стуле, пока тетя Лена накладывает ему гору яств, а Федор Иваныч открывает шампанское.  Грому совсем чуть-чуть непривычно. Будучи взрослым к Прокопенкам отмечать Игорь не ходил.  Зато когда он в этом году выказал желание отпраздновать, семейство было счастливо.  С минуту Гром мнется, а потом вливается в праздник, как серфер, ловит волну, и беседа идет уже как обычно, без зажимов.  — Мы из-за стола с батьком твоим не вставали, — Федор Иваныч хохочет, — так в салатах и спали.  Тетя Лена с улыбкой глядит на мужчин. Особенно на Игоря, потому то тот заразительно смеется, сверкая щербинкой, и утирает уголки глаз от слез смеха.  А Гром наконец-то дома.  До курантов остается меньше двадцати минут, и приходит время поднимать бокалы за уходящий год.  — Игорек, в новом году желаю тебе любви, — Федор Иваныч с явным намеком играет бровями, — вот друзья появились. Нужна тебе любовь.  — Федор Иваныч.  — Никаких «федориваныч», Игорек. Сила вся в любви, — Прокопенко кивает головой в сторону тети Лены.  Она расплывается в улыбке и смотрит любовно в ответ.  Игорь наблюдает за парой и тоже улыбается. Любовь так любовь. Пусть.  От тарталеток отвлекает обращение президента.  Федор Иванович начинает суетиться и наливает себе и Игорю по стопочке.  Играет гимн, Прокопенко с Громом проглатывают водку и уже под куранты запивают шампанским.  — С новым годом! — подытоживает Федор Иваныч.  На громовскую нокию прилетают поздравления от Юли, Димы, Волкова и Сережи. Гром улыбается, пишет в ответ. В голове мысль проскальзывает об Игнате. Он где вообще? Должен уже прилететь по идее.  Игорь съедает еще по чуть-чуть каждого салата. И начинает собираться домой. — Игорь, уже уходишь? — спрашивает тетя Лена.  — Да, Олег с Сережей зайти обещали.  Глаза тети Лены распахиваются удивлено.  — И не сказал! Я бы еще приготовила!  — Да не нужно..  — Никуда я не пущу тебя.  Тетя Лена подрывается из-за стола и начинает раскладывать по судочкам салаты, картошку, бутерброды…  На прощание Федор Иваныч утягивает Игоря в крепкие объятия. Гром целует в щечку тетю Лену и нагруженный пакетами с едой выходит из дома.  Снег не прекращается. На улице светло из-за гирлянд и шумно: люди идут взрывать фейерверки, хлопушки, шатающиеся празднующие поют песни и пьяно кряхтят.  Гром заворачивает в свой двор-колодец и почти открывает входную дверь, но глаз цепляется за скамеечку. Точнее за того, кто на ней.  Молодой мужчина, укутавшись, дремлет на припорошенной лавке, прям в снегу. На него самого уже прилично нападало.  Игорь не может уйти. Сколько бомжей вот так во сне насмерть замерзало? И этот замерзнет. На пьяницу не похож, да и какая разница.  Гром ставит поклажу на скамейку и трясет неизвестного за заснеженное плечо. — Эй, — снеговичок мычит что-то нечленораздельное и кутается глубже в ворот пальто, которое, Игорь уверен совсем не греет.  Гром не может его тут оставить, поэтому решает завести мужчину хотя бы в подъезд.  Сон на холоде тяжелый. Хазин как бы ни хотел, телом владел с большим трудом.  Кто-то его потормошил — отреагировать он не смог. Но как только его начали куда-то тащить, рефлекс таки сработал.  Злодей был обезврежен четким ударом в нос.  Петя проснулся вмиг. Он, растерянный и взмыленный, с безумными глазами глядит на нападающего.  — Бляя..,— Игорь совсем не ожидал, что с виду безвольное тело, приложит его холодным крепким кулаком.  Благими намерениями.. — Мужик, какого хера? — Петя потирает руку. У этого черта бетонное лицо. — Да я в подъезд хотел занести, — Игорь утирает кровь, хлынувшую из носа, — ты б тут замерз нахер. «Занести, охуенно. Как мешок картошки, блять», — думает Петя.  — Будить не пробовал? — Хазин знает, что пробовал. Он просто не смог проснуться.  — Пробовал.  Хазин отряхивается от снега и тут же ежится. Незнакомец не похож на отморозка. Даже наоборот, огромный пуховик, шапка с помпоном набекрень от удара невольно вызывают доверие.  — Я человека жду, — Хазин не знал, кого он ждал, но почувствовал потребность объясниться.  Гром окидывает взглядом молодого человека. — Может в другом месте подождешь? Холодно да и небезопасно, — в голове Игорь уже прикидывает куда деть ночного гостя.  — Мне некуда, — Хазин сжался толи от холода толи от ощущения собственной ничтожности.  Игорь вздыхает. Запал у незнакомца поутих и теперь он выглядел очень одиноким и очень брошенным.  Невольно Гром вспоминает, как в детстве постоянно таскал домой блохастых котов и собак, а Константин их возвращал обратно на улицу.  Хазин устает играть в гляделки и начинает идти в сторону дороги.  — Эй, давай у меня посидишь, — Игорь уверен, что Серый с Волковым поймут его, — отогреешься хоть.  Петя оборачивается, думает совсем чуть-чуть и все же семенит к Грому.  — Спасибо, — Петя глядит благодарным взглядом, — Петя.  — Игорь, — Гром протягивает Хазину руку. Тот пожимает ее, отмечая контраст: у Игоря рука теплая как грелка. Рукопожатие затягивается, потому что Петя откровенно греет свою ледяную руку.  Заморозив на холоде мозги, он не сразу соображает, что это тот самый Игорь-кент.  А Игорь рассматривает его: красный нос, волосы в снегу, ресницы и брови заиндевели.  Прям Кай из «Снежной королевы».  Гром подхватывает пакеты со скамейки и открывает гостю дверь.