Мой милый девиант

– Германия… Это я… Твой отец. – Что?..,- Гера недоверчиво свёл брови, оглядывая его,- Нет, ты… Ты андроид,- указал парень в прямоугольных очках на диод и одежду стоящего перед ним. Сейчас он не собирался так быстро верить, не хотел себя обнадёживать лишний раз. – Это правда я…,- этот некто достал из кармана пиджака своей формы складной нож-бабочку и, открыв его ловким движением, полоснул себя лезвием по ладони другой руки, протягивая её после к Герману,- Видишь? Кровь, а не тириум… Я настоящий. Облик андроида - лишь маскировка…   Гера оглянул его ладонь, смотря, как кровь стремительно вытекает из раны и устремляется крупными каплями на пол лестничной клетки. Он бы закричал и запрыгал от счастья сейчас, но был настолько выжат, что смог лишь прошептать: «V-vati…»,- и на негнущихся ногах подшагнул к старшему, заключая его в свои объятья. Одна слезинка скатилась по его щеке, падая на плечо отца… Третий осторожно приобнял его в ответ нераненной рукой и оставил мягкий боязливый поцелуй на его виске, поглаживая по спине старшего сына: – Я так долго не решался прийти… Прости меня, пожалуйста..! – Прощу за всё!!.,- всхлипнул Герман вновь, обнимая Рейха крепче и утыкаясь в низ его шеи, всё же зарыдав и наконец сбрасывая со своей души этот груз, особенно потяжелевший за последние несколько дней после встречи с тем самым роботом.   В этот момент из кухни выглянул Поля, успевший сделать кружечку ароматного напитка для своего парня, но услышавший отголоски того, что происходит в прихожей: – Гер?..,- он сразу вжался спиной в дверной косяк, замечая настоящую кровь на руке Третьего и его холодный взгляд, устремившийся сразу в сторону Польши. Нет, его он не спутает ни с одним другим взглядом… Никакая машина не способна его повторить,- О-ой…,- поляк быстро юркнул обратно в кухню и начал судорожно ходить по ней, не зная, куда себя деть, и хватаясь за голову; такая родная квартира, служащая давно верным и надёжным убежищем от всех невзгод уже не казалась ему такой безопасной… Поля легко ловил паническую атаку. Словил и сейчас… Хотя, это немудрено. Не каждый день видишь кого-то, кто тебя чуть не замучал до смерти чуть больше века назад…   Германия оглянулся назад слегка позже, когда услыхал голос любимого, но уже не увидел его в коридоре… Тогда Гера поднял взгляд на отца, пытаясь сквозь рыдания объясниться: – О-он… Х.! П-пол-льша…,- немец всхлипнул,- М-мы…,- Третий положил ладонь на голову парня, поглаживая его волосы, и тот просто выдохнул, понимая, что лучше для начала успокоиться. – Я знаю, Гер…,- шептал ему старший немец,- Давай пройдём в дом..? Если можно… Я хотел бы с тобой пообщаться… – А-ага…,- Германия вдохнул и выдохнул, а после глянул серьёзно на брата за спиной отца.    Тот содрогнулся от одного взгляда Германа и сжал плечи, отступая назад: – Мн-не пор-ра ид-дт-ти…,- прошептал ФРГ и стал удаляться к лестнице, но Рейх на него оглянулся, беря за плечо. – Хей, Фрид? Ты говорил, что у тебя нет никаких дел сегодня… Останься с нами… С семьёй,- Третьему хотелось наконец побыть вместе со своими двумя детьми, как в старые-добрые…   Но ФРГ увидел жест Германии вне поле зрения нациста, показывающий проведённым поперёк своего горла пальцем, что, если длинноволосый сейчас сунется к ним, ему точно несдобровать; но так же он видел и умоляющие и вновь грустные глаза отца, поэтому… Поборов в себе страх и нежелание лишний раз тревожить Геру своим присутствием, всё же шагнул обратно к ним: – Т-тольк-ко н-недолг-го, пап… – Как скажешь, милый,- Рейх чуть улыбнулся и приобнял и второго своего сына за плечо, замечая, как на лице Германии скользнула тогда тень злобы,- Гер, можно ведь? – М? Конечно… Что ты такое говоришь? Проходите,- хозяин квартиры отступил назад, вспоминая про Польшу в этот момент,- Я… Схожу проверю Полю… Вы пока проходите в гостиную, располагайтесь. – Как скажешь, дорогой,- ответил Тройка, шагнув в прихожую и разуваясь, то же самое делал Фридрих сейчас, жалея о том, что всё-таки решил остаться, ведь прекрасно понимал, какая напряжённая атмосфера между ним и братом будет сейчас.   Германия же тогда поджал губы и быстрыми шагами направился в кухню, заглядывая туда: – Поля..? Ох, птенчик мой!..,- воскликнул Гера, заметив того трясущимся от страха и держащимся за голову сидящим на полу. Немец в два шага оказался рядом и обнял парня, поглаживая его по плечу и прижимая к себе,- Поленька… Не волнуйся, хорошо..? Я… Я догадываюсь, чего ты испугался так… Пожалуйста… Поверь мне… Мой папа тебе не навредит… Я не допущу этого… Хочешь, я буду рядом с тобой постоянно и вы не будете оставаться наедине.??   Поляк поднимает на него полный ужаса взгляд и еле заметно кивает пару раз, а после практически падает лбом в плечо любимого, позволяя себе шумно судорожно дышать и вцепиться в Германа крепко-крепко, будто за спасательный круг. Немец поглаживает его по спине, прижимает к себе, целует в макушку… Шепчет слова: – Ты в безопасности, Польша… Верь мне… Всё хорошо…,- с очередным мягким поцелуем Гера крепче сжимает старшего в объятьях, выдыхая слегка грустно от осознания того факта, что теперь его парню так беспокойно.   Поля из-за ужаса, наполняющего его снова и снова, не в силах сказать что-то сейчас, но он всё же постепенно поддаётся на успокоения Германии; «птенчик» вдыхает его аромат, утыкаясь в шею, слышит биение сердца… Хотя, возможно, это его собственное так сильно стучит. Польша едва поднимает дрожащую руку с вытянутым указательным пальцем, направляя её в сторону дивана - жестом просит немца усадить его туда. Гера слушается, поняв желание старшего, и, когда Поленька оказывается на диване, укрывает его по плечи своим пледом, лежащим до этого тут же на спинке мебели. В этом кусочке согревающей ткани Поля чувствует себя куда защищённее… Будто бы привычка из детства прятаться от монстров под одеялом действительно работала до сих пор. Тем более, что это плед Германа… Тёплый, как его объятья. здесь могла быть ваша реклама постельного белья)). Сам же немец, посмотрев на поляка пару секунд, чмокает его в лобик, говоря тихо: – Я обязательно выпью тот кофе, что ты приготовил… Но сначала проведу семью в гостиную, хорошо..? Мы будем беседовать там… К тебе никто не зайдёт… Если захочешь к нам присоединиться, заходи, будешь сидеть в моих объятиях…,- Польша кивает на его слова слегка более уверенно и даже выдавливает из себя какое-то подобие улыбки, чтобы дать понять Герману, что он может идти. Но Гера не может… Слишком соблазнительно пахнет горячий кофе, на пенке которого уже успела растаять шоколадная стружка…    Германия всё же берёт кружку в руки и делает первый глоток, оставляя пенкой у себя над губами случайно полушоколадные усы: – Мм, твой кофе самый вкусный в мире, пёрышко,- тепло улыбается он и наклоняется к Поле, оставляя сладкий во всех смыслах поцелуй на губах возлюбленного. Тот румянится от такой похвалы, отводит взгляд… Но всё же, когда Гера отстраняется, быстренько проводит языком по губам, уже действительно искренне слегка улыбаясь. Умеет же Германия успокаивать! – Д-да, ну…,- тихонько возмущается Польша, хотя немец прекрасно понимает, что он это от смущения. Тыльной стороной ладони убрав образовавшиеся усы, он легонько треплет по волосам Полю, безмолвием своим отвечая, мол, не скромничай, всё так и есть.   После этого Герман всё же покидает кухню, оставляя Польшу там довольно-таки успокоившимся и… Даже, можно сказать, в приподнятом настроении. Он возвращается в коридор и после этого замечает, что его кровные родственники моют руки в ванной. Гера тихо вздыхает и подходит к двери ванной комнаты ближе, глянув на этих двоих: – Папа… Польша очень боится тебя, ты мог бы не заходить к нему в кухню сейчас?.. И… В принципе… Не подходить к нему? Я найду способ вас подружить потом, но сейчас лучше не стоит пытаться поговорить…   Рейх оглянулся на сына и понимающе кивнул: – Да, конечно, Герочка… Я понимаю… Я не буду к нему лезть, не хочу, чтобы твой парень меня боялся,- конечно, немцу претили мысли о том, что у кого-то он до сих пор можем вызвать страх, даже спустя такое время… Но хорошие отношения с сыном ему были куда важнее, поэтому он без сомнений согласился на это. Со своими детьми Наци всегда был мил и приветлив, его голос становился мягче, он чаще улыбался и всегда баловал их сладостями или игрушками; по крайней мере до того момента, как ему нужно было в спешке убегать, чтобы самого не убили… – Пойдём в гостиную? Я бы хотел услышать, что с тобой произошло… Я помню лишь, как ты с нами, обнимая, прощался, сказал, что наши соседи за нами приглядят, а после… Только сейчас вернулся.? Что с тобой было, отец?.. И… Почему ты именно сейчас решил прийти к нам обратно?   Третий шумно выдохнул, опуская голову и сжимая губы. Он понимал, что этот разговор неизбежен, что придётся рассказать обоим детям обо всём… Точно придётся. Ждущие и полные грустной надежды взгляды, устремлённые в него, чётко давали понять, что никакими отговорками он не отвертится. Он и не собирался, правда, их выдумывать и поэтому, пока эти трое шли в сторону гостиной и усаживались на диван, Рейх начинал свой рассказ: – Я тогда хотел скрыться от русских солдат, чтобы меня не пристрелили… Я понимал, что мне не выжить, если останусь с вами. Ещё и вам могло попасть из-за меня… Я скрывался вначале в лесах, просто бежал целыми днями, куда только мог… Потом я встретил одного из беженцев, как и я, мы вместе с ним старались выжить. Благо, было лето и мы могли хоть на траве спать тогда… Через время мы наткнулись на группу беглецов и, убежав от моих территорий подальше, стали строить дома в какой-то забытой всеми лесной чаще… Так мы там жили долгое время, пока все не умерли, а я… Я ведь воплощение, хех… Я отправился в сторону людей, думал тогда вернуться к вам, но я узнал, что все воплощения переселились на нейтральную территорию, что она очень хорошо охраняется и мне не попасть туда, скажем, на самолёте. Я искал способ прийти к вам и… Когда эти андроиды стали выпускать, я подумал, что, может, с помощью них это получится сделать? Я искал информацию о них, издалека изучал повадки, учился за ними повторять… Я пробрался на один из складов «Kiberlife», когда узнал, что партию роботов отправляют сюда, и вместе с ними прилетел, притворившись машиной… Странно, но перед вылетом даже не проверили, сколько роботов отправляют и каких, наверное, были слишком уверены в том, что всё правильно,- он саркастично хмыкнул, отводя взгляд,- В общем, так я попал на нейтральную территорию. Но и здесь пришлось скрываться, так как, конечно, потом обнаружили, что андроидов больше, чем должно было быть, пришлось затеять драку и подставить одного из роботов, вытащив его из коробки и прячась там, пока проверка не закончилась. Меня отправили к кому-то домой и я там провёл пару дней в роле слуги, чтобы разведать информацию, но, когда человек стал подозревать, что со мной что-то не так, мне пришлось его отключить ударом сковородки по голове и убегать из его дома. Я где-то на окраинах прятался, в частных районах, не знал, где вы можете быть, но сегодня утром увидел Фрида на улице около одного из магазинов..- – Хорошая антикварная лавка сейчас открыта только в северном районе…,- негромко пояснил Фридрих брату, поправляя очки. На нейтральной территории что улицы, что районы, что города назывались либо в честь того, что на них находится, либо в честь стороны света, времени года или другой нейтральной вещи, это было сделано специально, чтобы на «Нейтральной» территории не было ничего, принадлежащего хоть косвенно к какой-либо стране, на то она и «Нейтральная». – Да… Я увидел Фриди и… Честно, не сразу узнал, поэтому рассматривал слишком открыто, тогда уже ФРГ меня заметил и узнал, хм, случайность…,- на лице старшего немца появилась лёгкая улыбка. Говоря, он всё время смотрел в пол, теребя пальцы рук постоянно, но сейчас оглянул обоих сыновей, говоря чуть громче,- Я рад, что наконец-то смог встретить вас… Я понимаю, что невозможно простить то, что я вас кинул на столько времени, хотя Фрид говорит, что это не так, но… Германия, прошу, давай будем поддерживать с тобой связь..!   Гера знал, что, если отец обращается к нему по названию его страны, значит, говорил наиболее, чем серьёзно. Он слегка поджал губы вначале, будто заколебавшись, но уже в следующую секунду мягко обнял отца, кладя голову на его плечо и тихо прошептав: – Да… Ты прав, это было непросто пережить… Но я прекрасно понимаю, почему ты так поступил. Так что я не злюсь и не в обиде на тебя, папа… Я очень хочу провести с тобой всё время, что мы упустили!..   Третий невольно начинал шире улыбаться, слушая сына, а на глаза наворачивались слёзы. Он крепко обнял Герочку вновь одной рукой, а ФРГ другой, прижимая их к себе и целуя в макушки: – Цветочки вы мои!!. За что же вы такие хорошие мне достались??,- Рейх старался сдерживать плач, но это действительно было сложно. За время пропажи не было ни единого дня, когда он не думал о детях. Конечно, он поступил ужасно, оставив их на произвол судьбы… В тот момент Наци был в отчаянии и боялся, что его детей могут казнить вместе с ним, если поймают их в одном доме; в прочем, он сам себя корил и не перестаёт корить за содеянное в прошлом. Не только за то, что бросил детей… За то, что начал войну, которую не смог довести до конца и потерял всё, что у него было, в итоге, тоже. Он сам не понимал, почему начал войну, если честно… Рейху казалось, что все смотрят на него свысока. После собственноручного убийства своего тирана-отца он постоянно чувствовал на себе пренебрежительные и высокомерные взгляды других воплощений, слышал перешёптывания за спиной о его якобы бешенстве и полоумии… Больше всего в своей жизни Третий Рейх ненавидел, когда его унижают. Поэтому ему захотелось доказать всему миру, что с ним так поступать нельзя; а как это сделать? Самым логичным решением на тот момент ему казалось удачное нападение на самые великие страны и покорение их, чтобы более мелкие в страхе склонялись перед ним и дрожали, едва услышав имя нациста. Увы, ближайшей и, как показалось немцу, более доступной для лёгкой победы державой оказался Советский Союз - его лучший друг. Наци хотел сначала предупредить коммуниста о своих намерениях, мол, чтобы он быстро сдался и не созывал армию для сражения; Рейх хотел, чтобы его план удался, но письмо с таким содержимым, к несчастью, попало в руки Фашистской Италии, который удивился, что Наци пишет Союзу, на которого они собираются напасть, и вскрыл конверт, прочитав всё это. Итальянец не отправил это письмо и в итоге вышло так, нацист действительно предал Совета. Но Третьему на тот момент уже было поздно отступать и сдавать позиции; если бы он оставил страну коммуниста в покое, по его мнению, это можно было бы посчитать за неудачу. Так и вышло, что всё время нацист был в противоречивых чувствах и без возможности хоть что-то исправить, как он считал. Человеческий фактор не давал ему действовать логично и хотя бы позвать главного коммуниста на переговоры - было слишком стыдно смотреть ему в глаза, ещё и страшно, ведь русский-то и повыше будет, и посильнее… А Наци его в гневе видел ещё в детстве. И сопоставляя в своей голове картинки яростного отца, избивающего его, и нарисовавшегося в воображении злого Союза, немец ни при каком условии не хотел его видеть таким.   Фридрих, когда отец обнял его, слегка зажато из-за своей забитости улыбнулся и обнял того в ответ крепко-крепко двумя руками, прошептав, что сильно любит его. Но Рейх заметил, как вздрогнул Германия, когда Фрид случайно коснулся его руки в объятьях, и как коротковолосый сразу убрал свою руку от брата, крепче прижимаясь к отцу. Наци окинул обоих взглядами и негромко спросил: – Фриди рассказал, как он жил это время, мне было бы интересно послушать твою историю, Гер…,- мягко улыбался он, поглаживая спины и волосы сыновей. Как же давно он хотел так просто быть с ними рядом… – Конечно!.. Тебе с самого начала всё рассказать? – Да, давай с самого начала. Рассказывай всё, что захочешь, сынок… – Хорошо,- Германия поднял на папу тёплый взгляд и снова опустил голову на его плечо, начав говорить,- Когда ты ушёл, за нами правда какое-то время следили то соседи, то двои подчинённые… Но потом к нам пришёл Союз. Он пытался узнать, где ты, но мы ведь и сами не знали; он был довольно добр к нам. Потом он приставил к нам нянечку, так как твоих подданных забрали на суд, а соседи вскоре переехали оттуда. Он ещё много раз заходил к нам, помогал с чем-то, снова про тебя спрашивал… Мне почему-то кажется, что он заботился о нас от доброй души; потом, когда нам было почти семнадцать, а у него родился первый ребёнок, он перестал приходить и мы сами распоряжались своим домом. Там… Много чего было, но твою комнату мы старались сохранить в порядке и в том же состоянии, в котором она была до твоего ухода. Потом нам пришлось переехать на Нейтральную Территорию и мы разъехались по разным домам. Вернее… Я, вот, в квартире, как видишь. Я в основном жил работой, пока не встретил Польшу… У меня есть лучший друг - Россия, мы часто с ним видимся, да и со многими другими странами я тоже в хороших отношениях сейчас. И… Хотя и страна должна была остаться между нами двумя, в девяностые Фрид отошёл от дел и страной управляю сейчас только я, хотя название мы всё же оставили ФРГ, а не ГДР - правительство настояло. С Польшей мы уже очень давно вместе, он такой хороший!.. Он заставляет меня радоваться жизни каждый день, с ним я действительно счастливым стал,- на этих словах Германия вновь тепло улыбнулся, поднимая взгляд в сторону коридора, как бы смотря на своего возлюбленного,- Мы не торопимся со свадьбой, хотя мы уже обговаривали этот момент и даже кольца смотрели; у воплощений жизнь длинная - успеем ещё. И… Я рад, что теперь ты сможешь присутствовать на моей свадьбе и в моей жизни в целом… Мне этого очень не хватало,- Гера, как котёнок, жался к отцу, а тот его крепче обнимал в ответ, нежно поглаживая волосы парня и чмокнув в висок, когда тот закончил говорить, ГДР был сейчас наконец-то за все эти года полностью спокоен. Ничто не могло его порадовать сильнее возвращения Рейха.   Поляк же тем временем сидел на кухне в пледе Германа до сих пор и действительно был спокоен. Он смотрел в телефоне свой любимый сериал, пока немцы общались обо всём за стенкой в другой комнате. Так прошло несколько часов за разговорами… Наци неоднократно замечал, что Германия почти не смотрит на брата и избегает его прикосновений, и что оба близнеца обходят тему их разлада, говоря только что-то расплывчатое вроде: «Мы выросли, стали другими людьми…», «Да просто разные интересы сейчас», «Так получилось, не бери в голову»,- Рейху было грустно от того, что его дети больше не дружны, но так же назойливо беспокоило чувство, будто от него что-то специально скрывают.   Ближе к вечеру, Третий задержался, как и Фридрих, в доме Германии, Поля, заглянув в гостиную, тихонько сказал Герману, что уже пора ужинать, и вся семья немцев отправилась на кухню тогда. Рейх снова видел, что Гера старается не находиться рядом с братом слишком долго, замечал, что он всякий раз отодвигает от брата Польшу, стоит им больше, чем на метр приблизиться друг к другу… Это озадачивало нациста. Он не верил, что его сын может быть настолько ревнив, что-то явно было здесь не так…   Уже после ужина ФРГ тихо сказал, что ему пора идти, и, уже не соглашаясь с просьбами отца остаться, отправился к себе домой. Германия неловко попросил старшего спеть ему колыбельную на ночь, Третий сделал это… А сам нацист собирался лечь спать в гостиной. Но, когда его сын заснул, он поднялся, осторожно поправляя ему одеяло, и тихонько покинул комнату, отправившись в сторону кухни, где до сих пор сидел поляк за просмотром фильмов. Рейх заглянул в кухню и увидел его. Верхний свет был погашен, лишь подсветка над плитой освещала кухню, а Поля сейчас заваривал себе какао, добавлял в него сахар, стоя у стола для готовки. Немец смотрел на него несколько секунд, а после так же тихо подошёл к нему и, оказавшись рядом, негромко спросил: – Есть минутка поговорить?,- он не специально сделал голос твёрже, а взгляд серьёзнее, но Польша взвизгнул от неожиданности, чуть не опрокинув свой напиток на себя, и резко отпрыгнул на пару шагов от Третьего, нервно задышав, как маленький кролик, и очень неуверенно кивая пару раз. Как же Рейху нравился этот истинный ужас в его глазах… Он заставлял чувствовать себя всемогущим, пробуждал желание питаться им и запугивать невинную овечку ещё сильнее до бесконечности!!. Но всё же Наци здесь был не за этим. Он спокойно повернулся к дивану и через пару шагов сел на него, продолжив говорить, но уже не с такой пугающей интонацией,- Я хотел спросить, почему мои дети не общаются… Что между ними произошло? Ты знаешь?,- в голосе нациста проскользнули нотки волнения, и он устремил слегка переживающий взгляд на поляка.   Старший из них судорожно выдохнул и сжал губы, отводя взгляд от немца и возвращаясь к столешнице, протирая капли какао, успевшие попасть на неё: – Да, я знаю, что между ними было…,- начал тихо говорить он,- Но я считаю, что не имею права рассказывать это… Если Германия согласится на то, чтобы я всё сказал Вам, я расскажу, но… Поверьте, Вам бы не хотелось об этом узнать. – Теперь я уверен, что произошло что-то серьёзное… Мх… Почему ты думаешь, что мне не хотелось бы этого знать?.. – Потому что… Я считаю, что о том, чего лучше бы не происходило, легче не знать…,- Польша сел с другого края на диван и сжал губы слегка сильнее, отпивая горячий напиток,- И ещё потому я так думаю… Что догадываюсь, что Вам бы не хотелось видеть в своих детей монстров… – Что ты такое говоришь.?? Я… Всё и правда так плохо? Ты меня пугаешь…,- голос немца стал ещё более взволнованным, он ума не мог приложить, чего же такого приключилось между его детьми, что он кого-то из них по мнению Поли может посчитать монстром.   Поляк тихо хмыкнул и сжал губы: – Я не скажу Вам ничего без согласия Германа… Так что… Наверное, нам лучше пойти ложиться спать… – Да, ты прав, Поль…,- Третий выдохнул и поднялся из-за стола, говоря, не оборачиваясь,- Я знаю, что доставил тебе много боли в прошлом… Сейчас мне правда жаль, что так вышло. Надеюсь, ты смог всё это забыть… – До недавнего времени…,- тихо пробубнил старший, а после вновь посмотрел на Рейха,- Не волнуйтесь, наше прошлое не помешает ни моим, ни вашим отношениям с Герой. Это его не касается… Я… Наверное, смогу совсем перестать Вас бояться спустя время… Ради Германии я постараюсь… – А я постараюсь не пугать тебя больше… – Мгм… – Спокойной ночи..? – Спокойной…   Эти двое попрощались и разошлись по разным комнатам: Наци устроился на диване в гостиной, а Польша осторожно залез в объятья Германа вместо подушки и, пригревшись рядом с ним, в уюте заснул. Но Третьего ещё долго мучала мысль, что же такого натворили его дети?? Что всё-таки между ними произошло? Он смог заснуть лишь ближе к трём часам ночи, отчего и проснулся позже всех, когда уже был обед…   Рейх, открыв глаза, потянулся и, потирая их тыльными сторонами ладоней, услышал негромкий разговор из кухни: «Ребята уже проснулись что ли?»,- немец ещё немного полежал, пытаясь вспомнить, что ему снилось, и отходя от дрёмы, а после всё же решил отправиться к остальным, когда заметил на настенных часах, что уже скоро наступит второй час дня.   Уже на кухне Третий немного улыбнулся, замечая сына, готовящего омлет с овощами по семейному рецепту, и Польшу рядом, варящего кофе в турке: – Доброе утро, точнее… Уже день,- усмехнулся Рейх, видя, что Гера улыбнулся в ответ, и обнял сыночка, делая шаг к нему,- Вы намного раньше проснулись, да? – Верно, я уже в восемь не спал,- Германия прижался к отцу, прикрывая глаза и ощущая от него спокойное счастье,- Но это мой обычный режим, я всегда рано встаю и ложусь. – А Фрид говорил, что он наоборот поздно просыпается и идёт спать тоже, какие же вы у меня разные выросли!,- Наци потрепал волосы Германа, расплываясь в улыбке и слыша в ответ добрый смех, но при воспоминании о Фридрихе он вспомнил и кое-что ещё,- Кстати… Германия. Я хочу узнать, что было между вами с Фридом, из-за чего вы теперь не общаетесь. Я вижу, что ты… Как-то… Отстраняешься от него что ли..? Со слов Польши я понял, что это что-то серьёзное, поэтому… Пожалуйста, расскажи мне! Я не буду настаивать, если для тебя это тяжело… Но знай, что я ни за что не буду ругаться; что бы там ни было, я поддержу тебя…   Гера заметил взволнованный взгляд отца и неуверенно сжал плечи. Вспоминать прошлое было воистину неприятно и мерзко… Но, собравшись с силами, он негромко ответил, выпуская старшего из объятий: – Хорошо, папа, я… Р-расскажу тебе… Но давай после обеда? Мы с Полей довольно голодные… – Да-да, конечно!.. Сначала стоит поесть…,- покивал Рейх и оглянул плиту и готовящиеся блюда,- Вам помочь с чем-то? – Хм, разве что с сервировкой…,- как-то немного заторможенно ответил ГДР, видно, предстоящий разговор пошатнул весь его энтузиазм, присутствующий в парне до этого,- Сможешь расставить тарелки и кружки на столе? – Да, конечно,- Рейх стал доставать нужную посуду и расставлять её на столе, мысленно говоря себе при взгляде на сына, что нужно, наверное, было отложить этот разговор и не портить Германии приём пищи плохими мыслями…   Но они спокойно сели есть, пожелали друг другу приятного аппетита, приступили к еде… Третий постоянно поглядывал на своего сына, наблюдая за его состоянием, ну, а тот как-то уныло смотрел в свою тарелку, еле запихивая еду в себя, будто пытаясь отсрочить нежеланный рассказ о том, что между ним и Фридом происходило, но всё-таки, доев свою порцию, сам начал говорить практически сразу: – В общем… Если начинать с малого, то с шестидесятых по восьмидесятые года двадцатого века Фридрих практически каждый день приходил домой пьяным в дрова… Он бил посуду, кричал, ругался с людьми в таком состоянии…,- Германия тихо выдохнул, а Поля теперь обнял его одной рукой, второй беря ладонь парня в свою, таким образом поддерживая его невербально,- Я его раз двадцать забирал из обезьянников… Раз пять упрашивал не давать ему реальный срок за дебоширство в пьяном состоянии и… За домогательства,- парень сжал зубы, немного вжимая голову в плечи и продолжая говорить, но уже тише,- Он приставал к разным девушкам на улице и в барах вместе со своими дружками… И к-ко мне приставал тоже постоянно… А на утро вёл себя так, будто ничего такого не было..!,- теперь Гера говорил совсем тихо,- О-один раз он… З-затащил мен-ня в кровать против воли…,- невольно приобнимал себя ГДР, замечая, что его голос начинает дрожать, а на глаза уже спешат навернуться слёзы,- Он и-изн-насилов-вал меня, п-пап..! Это… Б-было ужасн-но!.. Я н-несколько месяцев из комнаты пр-росто так не выходил… Мн-не было стр-рашно в собственном доме..! И.. П-пусть с-сейчас он и вед-дёт себя, как ангел во плоти, но… Я н-не смогу забыть тот у-ужас, сколько бы ни пытался… Й-йа не прощ-щу его…,- закрыв лицо руками, Гера тихо заплакал, пытаясь изо всех сил перестать вспоминать свой страх в тот самый момент, боль и отвращение ко всему происходящему, в том числе и к самому себе. Он хотел больше никогда не вспоминать этого… Но время от времени, даже без просьбы Рейха, тот ужас всплывал в его мыслях, мгновенно омрачая их. Германия отходил курс к психологу, конечно, но… Наверное, он никогда это не сможет до конца пережить. Никогда не сможет прожить и недели без воспоминания о том невероятно паршивом и отвратительном дне его жизни. Точнее, ночи…   Третий слушал его рассказ и с каждой секундой становился всё мрачнее и растеряннее… Он ожидал уж чего угодно от своего сына, но не такого. Было больно слышать, к чему жизнь привела Фридриха, в то же время становилось ещё больнее от осознания того, что пришлось пережить Герману… Рейх молчал… Около минуты просто молчал, а после поднялся со своего места и сел рядом с Герой, обнимая его с противоположной от Поли стороны: – Мне очень жаль, что я не смог предотвратить это… Я… Наверное, мало чем смогу помочь, но… Я понимаю, почему ты не хочешь общаться с братом сейчас… Я не буду настаивать… Ты очень сильный мальчик, Германия…,- прошептав это, Наци аккуратно потрепал его по волосам и слабо прижал к себе, немного крепче обнимая. ГДР просто прижался к нему, лишь чуть покивав и прошептав еле слышно:«Спасибо…»,- Он делился этой историей всего третий раз в жизни: сначала как-то раз рассказал её лучшему другу, России, потом и своему парню, когда настало время, а теперь и отцу. От поддержки ему правда было легче… Особенно от того, что нацист не стал защищать Фридриха и сразу поверил в рассказанное. Гере это правда было нужно… Они сидели в совместных объятиях ещё какое-то молчаливое время. Что уж тут говорить можно? Никаких культурных слов на уме… Да и эти трое без слов понимали, что все вместе сейчас думают о том, каким же ФРГ был козлом, придурком, утырком и всем прочим нецензурным… Им просто нужно было время на то, чтобы переключиться на что-то другое. К сожалению, нужно было время… Вскоре Герман смог успокоиться. Рейх обещал больше не поднимать эту тему, а поляк предложил сходить им всем вместе в любимое место в городе Геры - на каток. Там он забывал обо всех тревогах и просто наслаждался холодом льда и звуком скрежета коньков по нему, аккуратно снимающий с ледяной глади верхний слой и превращая его в снежную крошку. Хоть Третий и честно признался, что не умеет кататься, так как в жизни не пробовал этого, ради сына он был готов буквально на всё, поэтому с радостью согласился; ну а Поленька за время, проведённое с Германом, тоже успел полюбить катания на коньках, ведь каждый раз, когда они ехали вместе, Германия обнимал парня со спины и в объятьях помогал ему ехать, придерживая всегда. Так троица воплощений собралась, Гера дал Рейху свою одежду, чтобы тот не слонялся больше в облике андроида по улицам, и они отправились в один из торговых центров. Наци смотрел на своего сына с его возлюбленным и умилялся им, искренне радуясь за эту парочку. Именно такой любви он желал своим детям… Именно о такой давно мечтал сам. А сейчас Третий был просто спокоен и счастлив, стараясь выгонять из своей головы мысли о втором сыне и не давать им усугубить своё настроение. В прочем, Фридрих бы вряд ли согласился пойти кататься, даже если бы его позвали. Он стал забитым социофобом и домоседом с тем пор, как живёт один, вечно корил себя за то, что сделал с Германом, сам вскоре начал считать себя опасным для общества, и в итоге до последнего времени выходил из дома лишь раз в неделю, ну, максимум два - за продуктами, а уж после покупки андроида и вовсе редко стал являться свету. Редко, но метко, раз именно в тот день он решил пойти за покупками очередной книги и встретил по дороге отца.