Стать богатым

Погода к вечеру ухудшилась настолько, что было противно находиться на улице. Капли дождя стекали с крыш, капали на асфальт, произвольно оставляя небольшие лужицы на асфальте. Обняв самого себя, Луэллин пытался согреться, но ничего не помогало — холод пробрался настолько, что захватил даже его сердце, которое стало ледяным. Иного объяснения своего поведения он не мог привести, иначе почему Лу вытворяет такое? Играет на чувствах других, двусмысленно говорит, даёт Дьюи ложные надежды, при этом ничего не делая? Почему он спокойно живёт, не чувствуя себя полным ничтожеством? Может быть, это началось ещё раньше? Даже до знакомства с Дьюи? Луи привык не доверять никому: когда ты вырос в бедной семье, ты слышишь много сочувствия в свою сторону, которое пропитано жалостью и презрением — никакой искренности. Именно в тот момент Луи вбил себе в голову, что существует так мало людей на свете, к которым Луэллин может проникнуться, которым Дак сможет хоть когда-либо довериться, рассказать переживания и поведать невзгоды своей жизни, и почему-то долгое время он не мог добавить в этот список Дьюи. Даже то, что он признался в чувствах Дьюи самому себе не помогло — было ещё что-то, почему Луэллин оставался так далеко от своей пассии. И Луи привык держаться на расстоянии несмотря на огромное желание его сократить — он боялся привязываться, боялся снова быть обманатым, боялся, что Дьюи в один момент уйдёт из его жизни, а что ещё хуже — окажется иллюзией. Их разделяли комнаты, а сейчас — дома. Луэллин выглядывает окно квартиры, где сейчас остановился Дьюи, но всё тщетно — он потерял его. На самом деле Луи начал терять его ещё давно, но только сейчас, когда Госалин сказала про ненависть Дьюи к нему, понял, что потерял время впустую. Он сделал неправильный выбор в пользу молчания, когда можно было сказать правду, которая, возможно, разрушила их жизнь и ухудшила взаимоотношения или… Но с чего Луи взял, что всё будет обязательно плохо? Он встряхивает голову, пытаясь привести мысли в порядок, думает и успокаивает себе тем, что хуже уже не будет. В тот момент Луэллин думал, что самое худшее уже произошло, но даже не знал, как он ошибается. Он так и простоял минут десять, пытаясь выглядеть Дьюи. Лу почему-то надеялся, что вот-вот и Дьюи выйдет к нему, останется, обнимет, и они наконец-то поговорят. Выскажут друг другу и счастливые пойдут домой. Как бы он не грезил мечтами и не хотел, чтобы они оказались явью, головой понимал, что этого не произойдёт. Не сейчас. Не сегодня. Луи настолько погряз в размышления, что не услышал приближающихся шагов — он не отводил глаз от дома и не собирался смотреть на человека рядом с собой. Но что-то изменилось, пока кто-то не подал голос, чтобы привлечь к себе внимание. И это был знакомый голос, а точнее принадлежал тому, кто жил в этом доме. Их взгляды встретились, и Луэллин не мог понять, какие чувства испытывает. Он всегда хорошо относился к Бойду, может, они не были так близки, но поводов для неприязни у Дака не было, но сейчас что-то изменилось. Впервые между ними был холод, Лу заглядывал коллеге в глаза, пытаясь понять, что изменилось в чужом взгляде, однако это не принесло результатов. Он не знал, что именно повлияло на ухудшение взаимоотношений — излишняя дружба Бойда с Вебби или с Дьюи? — Ты к нему, да? — нарушил молчание Бойд, сразу отведя взгляд. Луи на секунду показалось, что голос принадлежал другому человеку, в нём было что-то не то, чужое и отстранённое. Что-то отталкивающее и пугающее, не дающее покоя. Луи не отвечал — ему не хотелось ничего говорить. Спрятав руки в карман, он молча кивнул, видимо ожидая, что Бойд уйдёт и оставит Лу наедине со своими мыслями и страхами. Однако этого не произошло: Бойд в точности скопировал положение Дака, с таким же интересом разглядывая свой дом, словно не видел его каждый день. — Я бы мог его позвать, если хочешь. Луи хотел, но не просил. Сначала бы он объяснил это тем, что боится разговаривать с Дьюи по душам, открывать своё сердце, но сейчас Лу распознавал в чужом голосе сарказм и неприязнь, которые до этого не чувствовал. Бойд, казалось, вёл себя точно также: он никогда не делал резких движений, не говорил громко и оставался незаметным. До того дня, пока Дьюи не решил пойти именно к нему. В Луи говорила ревность? Дак пытался мыслить рационально, неужели Бойд что-то недоговаривал? Лу всё ещё игнорировал Бойда, поэтому парень снова заговорил: — Знаешь, что всё в жизни возвращается бумерангом? В ушах неприятно зазвенело. Луи снова взглянул на своего собеседника, однако тот не питал к нему ни малейшего интереса и уже рассматривал вечернее небо, на котором с трудом можно обнаружить луну и несколько мелких звёзд. Возможно силой мысли Луэллин и заставлял посмотреть Бойда на себя, но юноша явно ждал, чтобы Луи наконец-то вымолвил хоть слово. — Такая вот подлость, — он не мог угомониться. — Сделаешь что-то плохое, а тебе возвращается вдвойне. — Это угроза? — прохрипел Луи, уже не узнав собственный голос — видимо сорвал, когда вёл беседу с Госалин. — Скорее предупреждение. Проследив взглядом до того момента, пока за Бойдом не закрылась дверь, он повернулся на сто восемьдесят градусов, судорожно вздохнув. Сейчас, когда Луэллин стоял спиной к дому, в который хотел попасть несколько минут назад и даже рвался туда, Луи понял, сколько сомнений его одолевает. Неприятная правда от Госалин. Неоднозначные реплики Бойда. Собственные страхи. Однако из этого списка больше всего пугала реакция Дьюфорда на нежданного гостя. У него совсем пропали силы — когда Луи думал, что отложить разговор на потом будет лучшей идеей, то и не мог представить, насколько ошибался. Он закрывает глаза, считает в голове до десяти и пытается дышать ровно, чтобы хоть как-то успокоиться. Но он не может расслабиться ни на секунду. Потому что чувствует подвох. Он не сразу понял, что произошло, но почувствовал боль, прилетевшую ему в затылок, почти сразу. Пошатнувшись, Луи чертыхнулся, прижал руку к ушибленному месту и думал, что не упадёт, думал, что ему получится удержать равновесие, но было тщетно. Его кто-то ударил сзади, но он не мог ничего понять, потому что в глазах уже мутнело. Он не пытался высмотреть кого-то поблизости, чтобы попросить о помощи, не хотел видеть того человека, кто напал на него со спины — Луи мог лишь молча рассматривать свою ладонь, по которой стекали алые пятна крови, и от такого зрелища ноги подкашивались ещё сильнее. Без сил упав на асфальт, он снова ударился головой, но теперь юноша не так остро ощущал боль. Луэллин постепенно начал терять связь с миром, но старался держаться изо всех сил, не закрывая глаза. Потому что он никак не хотел оставлять Дьюи. Он попытался крикнуть, но ничего не получилось. Парень снова прикоснулся головы рукой, но Лу не думает о том, что ещё чуть-чуть, и он истечёт кровью настолько, что может попрощаться с жизнью. Луи жалеет, что откладывал разговор, что не сказал Дьюи правду, что потратил время впустую, когда повёлся на провокацию сначала от Госалин, а потом от Бойда. Он не знал, что на него нашло. Где-то вдалеке Луи слышал, как неизвестный ему человек убегал с места преступления — хотя бы слух его не подводил, это радовало. Его накрывает паника: настолько, что он начинает судорожно дышать, стонать от страха, безмолвно крича. Конечно, Лу никто не слышит, и это только усугубляет положение, заставляя Дака чувствовать себя брошенным. Но он снова чувствует резкую боль, которая, как поспешно подумал Лу, уже утихла. В надежде её умерить, Луэллин пытается приподняться, но это становится фатальной ошибкой, из-за чего он всё-таки теряет сознание и падает на асфальт, испачканный кровью.

***

Луи не хочет думать о прошлом — для него это больная тема. Он всегда бежал от разговоров и старался не думать о том, что произошло, ведь исправить уже никак не получится. Луэллин, вспоминая себя, думает о том, что он всегда был таким, но были те моменты, которые повлияли на него и заставили повзрослеть. Когда ты находишься на волоске от смерти, вся жизнь проносится перед глазами — невольно начинаешь вспоминать себя маленького, когда весь мир казался огромным, необъятным и необычайным. Только-только начинаешь сталкиваться с суровой реальностью, но твоё детское восприятие мешает по-настоящему понять невзгоды жизни. Луэллин довольствовался малым, из близких людей у него были лишь лучший друг и дядя, которые всегда рядом, но, когда ему стукнуло пятнадцать лет, в его жизнь вошёл новый человек. Узнав о том, что по соседству поселилась семья с сыном-подростком, любопытство взлетело вверх. Было интересно, что за новый парень будет здесь жить: не то, чтобы Луи хотел познакомиться, в нём играло лишь праздное любопытство. У Луэллина из друзей был только Хьюи, а большинство соседей уже давно перешли рубеж в сорок лет, так что появление молодого человека в их кругах не могло не радовать. И вот, на третий день он увидел его. На вид ему было не больше семнадцати, он был не особо приветлив, молчалив, выше Луэллина на полторы головы, и его превосходство выражалось не только в росте, но и во взгляде. Было что-то такое в нём, из-за чего Дак заинтересовался и даже первый проявил инициативу, пытаясь с ним познакомиться. Конечно, сосед не воспринял Луи всерьёз: Дак был младше на два года, а в таком возрасте разница воспринимается как «разрыв поколений», но у Луэллина было предчувствие, что жизнь столкнёт их ещё раз. Так и случилось. И это знакомство стало первым переломным моментом в жизни Луи. Они стали общаться случайно, Дональд, дядя Луи, подружился с главой семейства — Даки были позваны на званный ужин. Лу нравилась семейная обстановка — много людей вокруг, все смеются, рассказывают истории и хорошо проводят время. Такие дни нечасто случаются, когда вы живёте с дядей вдвоём. Но было ещё и то, что Дака напрягало — пожирающий взгляд подростка. Он заставлял чувствовать себя неудобно, если раньше парень рассматривал его с презрением, то сейчас в глазах напротив появилось такое же любопытство, и неожиданно появившийся интерес в его сторону пугал и радовал одновременно. Его звали Генри, но Луи не помнил, чтобы когда-то обращался к нему по имени. Парень семнадцати лет с ядовитой улыбкой и прыгающим огоньком в глазах не представлялся Луэллину угрозой, но явно пугал своим странным поведением. Луи знал, что с этого момента он не сможет сосредоточиться на вопросах и темах, которые поднимают взрослые, ведь у подростков были дела поинтереснее. Они не могли сейчас встать и уйти посреди ужина, это было бы невежливо, но Луи с нетерпением ждал, когда сможет это сделать. Он ещё не знал, что они поцелуются через три часа после игры в гляделки. Это был его первый поцелуй, который произошёл ещё и с парнем. В его голове крутилось миллион мыслей, он хоть и не отрицал свои предпочтения, но был шокирован, что с Генри всё произошло так быстро. Они были знакомы несколько дней, но сейчас сидели у Генри в комнате, прижимаясь друг к другу как можно плотней. — Тебе не кажется, что ты… слишком резок? — отодвигается Луи. — Мне казалось, что я тебе не понравился. — Я просто приглядывался к тебе. Ты недоволен? Конечно, Луэллин был всем доволен — он целовался с крутым парнем на два года его старше, чья комната обвешана плакатами с известными музыкантами того времени, что же ещё нужно для подростка? Ему льстило быть в его власти, поднимало самооценку, что выбрали его, а не других ровесников. Он чувствовал себя особенным, и ему чертовски нравилось это чувство. Их поцелуи в комнате Генри продолжались уже две недели. Они редко говорили об отношениях, о друг друге, но Луи казалось, что это не нужно, ведь он знал о Генри абсолютно всё. Дак был одержим, не мог представить без этого парня свою жизнь, но тут неожиданно дело дошло до того, что чужая рука стала спускаться всё ниже и ниже. Луэллин был абсолютно к этому не готов — его первый поцелуй случился пару недель назад, и лишаться девственности в пятнадцать он точно не хотел. Генри был великолепным и симпатичным, но тянуло ли Луи к нему в сексуальном плане? Дак знал, что ему нужно было отказать, но когда он начал делать первые попытки отступления, то поймал на себе холодный взгляд Генри. Тот самый, которым он смотрел, когда они только познакомились — недовольный и разочарованный. А Дак не хотел разочаровывать, ему не хотелось падать в чужих глазах, не хотелось, чтобы Генри прекратил их встречи, не звал в его крутую комнату, а что ещё ужаснее — перестал его целовать. Луи было важно его одобрение, поэтому, несмотря на свои колебания, он согласился. Лёжа на животе и смотря на стену с плакатом, впервые он показался ему не таким уж и крутым. Только сейчас он понял, что плакаты, обвешанные по всей комнате, в семнадцать лет — не такие уж красивые, и это никак не показывает взрослость Генри. Но он это понял слишком поздно, когда почувствовал ноющую боль. От неприятных ощущений Луи закрыл рукой рот и боялся издать лишнего писка. Луи не хотел, чтобы Генри знал, что ему больно — так бы подросток ещё больше разочаровался в Луэллине. На глазах появились слёзы, Луи пытался успокоиться, но их становилось лишь больше и больше с каждой секундой. Из-за них Луэллин размыто видел плакаты, которые возненавидел в эту же секунду так же сильно, как самого Генри. Это была их последняя встреча. Ему исполнилось шестнадцать лет, и вторым переломным моментом в его жизни стало резкое ухудшение здоровья Дональда. У его дяди было слабое сердце, но сейчас анализы стали ещё хуже — денег на лекарство не хватало, поэтому Луи принял для себя решение работать в свободное от учёбы время. Старший Дак не был в восторге от этого, но знал, что переубедить упёртого племянника было невозможно. Он постоянно менял работу, не оставался на одном месте дольше полугода, экономил на себе, чтобы дядя чувствовал себя лучше. В этом и состояла его жизнь ближайшие три года: Луи успел повзрослеть, перестал думать о себе и полностью сосредоточился на дяде, стараясь проводить с ним как можно больше времени. В девятнадцать, когда он третий месяц работал официантом в ресторане, в их коллектив пришёл новенький. Карлос был его ровесником, но в отличии от Луэллина заработанные деньги откладывал на обучение в колледже, о котором Луи мог даже не мечтать. Луи первые две недели обучал его работе официанта, однако Дак не приложил особых усилий, ведь Карл схватывал всё на лету. Их общение было непринуждённым, они никогда не обсуждали свою личную жизнь, темы для разговоров касались лишь работы, поэтому Карлосу не было ведомо о проблемах Луэллина, его тяжёлой судьбе и дяде, который со своим больным сердцем вряд ли долго проживёт. И это заставило Луи чувствовать себя обычным юношей, который наслаждался жизнью, живя для одного себя. Плевать, что это было неправдой, Карл видел его таким, как и Луи. Сам Карлос казался очень оптимистичным, он был душой компании, в его присутствии всегда хотелось улыбаться, каким бы паршивым настроение не было. С Карлом было легко общаться, а ещё легче быть другим человеком. Луи в его глазах мог быть, кем угодно, он менял образы и сам начинал верить в то, что хочет начать изучать китайский язык, научиться кататься на скейтборде, а следующим летом съездить во Флоренцию. Карлос работал уже месяц, когда они впервые закрылись в подсобке ресторана и долго целовались. Луи не понял, как они дошли до этого, но Луэллин почувствовал себя живым, хотя к нему вернулся страх, что история с Генри может повториться, что этот роман также быстро потухнет, а Луи останется разочарованным. Ничего такого не происходило — жизнь Дака переменилась. Из-за Карла он плюнул на свои принципы и решил не менять место работы, чтобы каждый день быть с Карлосом. Он не знал, влюблён ли в него или просто увлечён до такой степени, что ноги подкашиваются. Ему было плевать, ведь трахаться с ним одно удовольствие. Не было такой боли и отчаяния, как было в первый раз — Луи невольно сравнивал Карла и Генри несмотря на то, что второго знал от силы пару недель, а с Карлосом встречался уже второй месяц. Их свидания и встречи были ограничены рестораном, и все они начинались и заканчивались интимной связью, но что Карлос, что Луи всё ещё не посвящали друг друга в их жизнь, но Дак надеялся, что это вопрос времени. Его устраивала такая жизнь до одного рокового дня. В тот вечер была не его смена, но неожиданно заболевший коллега попросил подменить его. С нежеланием Дак плёлся на работу, попутно думая о том, что обязательно удивит Карла своим приходом — возможно, им даже удастся сегодня остаться наедине не только ради секса, Лу хотелось поговорить и почувствовать себя нужным. Он стоит у барной стойки, надевает униформу, параллельно спрашивая у коллеги, не видел ли тот Карлоса — тот почти сразу большим пальцем показывает на закрытую подсобку. Луи, воодушевившись, подходит вплотную к двери, кладёт руку на ручку и опускает её вниз. Он открывает дверь нараспашку, но не заходит, а стоит как вкопанный, забывая моргать и дышать. Он видит своего Карлоса, который обнимал новенькую хорошенькую официантку, из одежды на них только фартуки, еле-еле прикрывавшие их непристойности. Они тяжело дышали, девушка сгорала от стыда, а Карлос со страхом смотрел на Луи, чувствуя вину перед ним. А Луи в этот момент перестал чувствовать. Он даже не закрыл дверь подсобки, ничего не сказал, а молча вышел через служебный вход, чтобы подышать воздухом. Рабочий день ещё не начался, но Луэллин уже устал морально, ему хочется молча уйти без разборок, хочется угомонить своё сердце, которое желает выпрыгнуть из груди. Дак чувствует себя обманутым и брошенным — оказывается не только Луи притворялся, но и Карлос, который не рассказывал, что у него есть кое-кто ещё. Перед глазами до сих пор стоял образ Карлоса, от которого становилось невыносимо больно. Его страхи подтвердились — Луи снова разочаровался в любви, его сердце ужасно ныло, и тогда он решил, что больше ни за что не влюбится и не заведёт ни с кем отношений. Он желал лишь одного — закрыть ото всех своё ранимое сердце. Луи не знал, что сделал не так, почему ему не везло в любви – возможно это просто не его? В кармане завибрировал телефон, он дрожащими руками потянулся за сотовым, желая его разбить. Луи был уверен, что это звонит Карл, который наверняка бегает и ищет Лу, чтобы извиниться или оправдаться, но на дисплее высветился незнакомый номер. Разговаривать ни с кем не было никакого желания, но Луи подумал, что ему нужно отвлечься, поэтому, приняв вызов, сразу прижал смартфон к уху, заставляя свои руки не дрожать: — Луэллин Дак? Здравствуйте, это лечащий врач вашего дяди. — Добрый вечер, — Луи пытается прокашляться. — Вы насчёт анализов, да? Есть какие-то изменения? — К сожалению, нет, — его голос звучит непривычно тихо и грустно, у Луи сердце уходит в пятки. Боясь что-то пропустить и не расслышать слова доктора, он прижимает телефон к уху ещё крепче. — Мне очень тяжело это произносить, но ваш дядя… он умер несколько минут назад, его сердце остановилось, примите мои соболезнования. И тут он чувствует, как земля уходит из-под ног, слышит, как телефон с треском падает на асфальт, но даже не ощутил, как мобильник выскочил из пальцев — наверное, Дак перестал чувствовать руку. В ушах неприятно звенело, он смотрел по сторонам, тяжело дышал, до крови кусал нижнюю губу, наивно думая, что что-то в этот момент может помочь и заглушить боль, но нет. Он был потерян, был совершенно один и только сейчас ощутил одиночество, от которого хотелось выть. Сжав руки в кулаках, он перестал сдерживаться и сорвался на крик, потому что больше не знал, что делать. Упав на колени и закрыв лицо руками, ему захотелось умереть на этом месте, хотелось повернуть время вспять и не выходить на смену за коллегу, а поехать в больницу, чтобы поговорить с дядей и больше никогда в жизни не видеть Карла. Но сейчас Луи абсолютно бесполезен, он не может ничего изменить. И это был третий переломный момент в его жизни. Это была ужасная депрессия — он потерял единственного близкого человека в своей жизни. На протяжении нескольких месяцев он не выходил из дома, не знал, как жить, что делать дальше, ведь несколько лет подряд жил ради дяди, никогда не думая о себе. Сейчас пришёл черед его полноценной жизни, но без Дональда всё казалось таким блеклым и ничтожным, поэтому мотивации выходить из депрессивного состояния не было. Не было до того момента, пока он не нашёл письмо Дональда, который призывал его жить. До того момента, пока не приехал его лучший друг, пытаясь спасти Дака. Но как можно помочь человеку, который сам не знает, что ему нужно от жизни? Его решение переехать в Дакбург не было переломным моментом. Сейчас, смотря на то, сколько всего произошло в этом прекрасном городе, Луи понимает, что дело не в этом. Дело было в том, что переломный момент случился немного позже. Истинной мотивацией двигаться дальше стал счёт в десять тысяч долларов, о котором Луэллин двадцать лет понятия не имел. Он не знал, зачем Дональд оставил такую огромную сумму племяннику, если эти деньги могли пойти на лечение. Как бы Лу не колебался, он понимал, что Дак желал своему единственному отпрыску лучшей жизни, и не воспользоваться неожиданно появившейся возможностью было бы большой глупостью. Просьбу Хьюи встретить его друга в аэропорту Луэллин не воспринял всерьёз. В тот момент все его мысли занимали деньги, но тогда он ещё понятия не имел, что печётся не о том. Луи до сих пор не мог понять, как так быстро он вошёл в его жизнь. Стеснительный блондин, который был не многословен, чуть ниже Луи, по-простому одет и дружелюбен даже к тем, кто к нему равнодушен, порядочный юноша по имени Дьюи. Его первое впечатление подвело почти сразу, у Луи возник диссонанс с представлением образа Дьюи в голове и тем, каким он был наяву. Он совсем не походил на типичного жителя Дакбурга, он не был высокомерным снобом, не страдал от высокой самооценки и не был тщеславен — по крайней мере, так Лу представлял всех, кто живёт в мегаполисах. Образ Дьюи складывался долго, каждая их встреча, хоть и недолгая, но всегда запоминающаяся, позволяла узнать о Дьюфорде что-то новое, и Луэллин всегда пользовался такой возможностью. Всё ещё больше изменилось, когда они фиктивно обручились и стали делить одну квартиру. Дьюфорд поселился везде: и в квартире, и в разуме, а потом, незаметно для самого Луи, в сердце. Как только к нему стало приходить первое осознание, что он заинтересован в Дьюи не как в друге, Лу пытался выбросить дурные мысли, напоминая, чем заканчивались его другие романы. Нет, очередное предательство он не переживёт. Но Дьюи всегда был с ним таким искренним и настоящим, и Луи не верил, что Дак способен его предать. Раньше Лу постоянно сравнивал Генри и Карла, но вот Дьюи с ними — никогда. В его голове, — и сердце — он стоял на несколько голов выше всех людей в этом мире, был таким очаровательным и милым, что Луи таял в его присутствии. Предыдущий опыт показал, что нужно бежать от любви как от огня, и он это делал, не подпуская Дьюи к себе. Ещё больше он боялся сам ненароком ранить Дьюфорд, ведь он ничего не знал о любви, у него за плечами два парня, с которыми он только целовался и трахался, но Луэллин никогда не хотел таких отношений с Дьюи. Признаться честно, он не хотел с ним никаких отношений, пока Дьюфорд не ушёл — только в тот момент Луэллин понял, насколько сильно облажался. У него возникло огромное желание вернуть Дьюи, ему хотелось горы свернуть, кричать о своей любви во всю глотку, делать всевозможные глупости, совершать подвиги, чтобы доказать серьёзность своих намерений. Впервые в жизни ему не хотелось отпускать, он хотел любить, хотел быть любимым и не просил ничего большего, кроме прощения. И вот, Луи подумал, что, если бы сейчас он был жив, то обязательно продолжал добиваться того, чтобы Дьюи его простил. Он был готов бегать за ним не то, что месяцами, а даже годами, чтобы попытаться всё исправить. Да, ему ещё долго идти до идеальных отношений, он не знает, что это такое, ведь никогда не был в них, но ради Дьюи, — и только с Дьюи, — ему хотелось рискнуть всем и попробовать. Но не это осознание стало финальной точкой отсчёта его жизни. Голос Дьюи, который надрывно звал Луи, умоляя прийти его в себя, стал четвёртым переломным моментом и стимулом бороться за эту жизнь.