Non, je ne regrette rien* — «Ни о чем не жалею»

      Они прошли в дом через подъезд со стороны переулка и поднялись по довольно узкой и тёмной лестнице на второй этаж. Окна квартиры, которую занимали Леконт с Анакреоном, выходили одновременно в сторону набережной и во двор. Трёхкомнатные апартаменты сразу взбудоражили воображение Карла. Здесь во всём ощущался немного винтажный, классический «старый» стиль. Лепнина на высоких потолках, длинные коридоры, деревянные панели, немного потёртые, но дорогие обои, почти вся мебель довоенных времён. В просторной гостиной, куда Андре провёл Карла, теплился камин с коваными решетками, облицованный плиткой «под дельфт». Мебели как таковой здесь было немного, зато внимание молодого человека привлекли развешанные по стенам небольшие картины в духе фламандцев и ружьё на стене.       Где-то чуть слышно играло радио.       — Карл, вы предпочитаете чай или кофе?       Он ответил, что чай, и Леконт, кивнув, ушёл куда-то, предположительно в сторону кухни. Карл принялся осматриваться в помещении, где пахло так же, как в магазине внизу — деревом, краской и книгами. На полках, помимо последних, стояли фотографии. Чёрно-белые, старые, они хранили отпечаток уходящей эпохи и почему-то всегда особенно трогали Карла. Он рассматривал их и буквально застыл перед одной, потрясённый. На снимке, сделанном на фоне какого-то дома, стояли рядом, улыбаясь, двое мужчин. В одном Лагерфельд узнал Анакреона, а в другом — невероятно! — Кристиана Диора! На вид молодым людям здесь было около двадцати лет. Карл машинально взял рамку и чуть не выронил, когда на плечо ему легла рука. Андре подошёл незаметно.       — Это… это Диор?       — Да. Это в Гранвилле. Где-то в начале 30-х. — Леконт забрал у него фотографию и улыбнулся, сам взглянув на неё. — В юности они с Кристианом дружили. Жили по соседству. Практически в одно время переехали в Париж. У Диора тогда была своя галерея. Ришар ему помогал. Потом пути постепенно разошлись. Кристиан был замечательным человеком. Он не оскотинился, в отличие от многих, после войны. Я всегда думал, что мир моды не для таких, как Кристиан. Он был больше художник. И я невероятно уважал его сестру Катрин.       Он поставил фото на место и жестом указал ему за стол, на котором уже появился заварочный чайник, чашки, вазочка с песочным печеньем и небольшой графин с чем-то рубиново-красным.       — Настойка красной смородины. Привык пить с ней чай в любое время суток. Особенно в такую погоду… — пояснил он, разлив чай и добавив немалую порцию настойки себе прямо в чашку.       В ответ на сделанный комплимент относительно их гостиной, Леконт усмехнулся.       — Ришар увлечён коллекционированием. Я сам мало что понимаю в искусстве, но это хороший способ поддерживать связь с прошлым. Я, как говорит один наш приятель, человек уже старомордый… И этого не стыжусь. Я верю в традиции и не понимаю тех, кто без уважения относится к прошлому. К той молодежи, которая, знаете ли, стремится просто всё обнулить и выстроить новое… ко всяким анархистам…       «Интересно, имеет ли он в виду Пьера?» — подумал Карл, отпивая замечательно заваренный чай.       — …и знаете, Карл, мне показалось, что в этом мы с вами похожи. Когда Фелиция упоминала про вас, вы показались мне тем редким сейчас молодым человеком, у которого не просто есть вкус. Но есть так же представление о благородстве и о достоинстве. И я вам скажу, что скоро вокруг всё изменится. Совсем другая сейчас молодежь. Мотыльки… — Он закурил, откинувшись на спинку стула.       Карла немного смутили эти слова, но ему было приятно. Он и правда всегда считал себя консерватором, и это был частый повод для подколов со стороны Ива. Тот черпал вдохновение в будущем, а он рылся в истории. Но разве история не имеет тенденцию повторяться?       — Я ожидал, что вы придёте. В прошлый раз у нас не было возможности пообщаться… вы были с Пьером.       — Да, всё прошло очень быстро…       — Я подумал, что у вас возникнут вопросы. У всех, кто сближается с ним, они возникают…       Ему показалось, Леконт ждёт, что он начнет спрашивать. Но Карл понятия не имел, о чём. И не был уверен, что стоит…       — Я бы не сказал, что мы близки с Пьером. В тот день так совпало… всё из-за книги.       — Он постарался вас поскорее увести. И это было немного обидно. Но мы… как бы это сказать, немного с ним конфликтовали. Он говорил вам об этом?       — Нет.       «Почему он решил, что Пьер меня интересует? Как это странно…» — подумал Карл.       — Мы не много общались. Пьер… живёт с моим другом…       — Да, с Сен-Лораном, я знаю. Должен сказать, что мы, друзья его прошлых лет, немного обижаемся, что он нас не познакомил. Впрочем, меня это не особенно беспокоит, а вот Ришар огорчается. И вас он так быстро увёл…       — Да, знаете, Пьер вообще мало говорит о себе. Меня удивило, что Ив о нём практически ничего ведь не знает. Месье Леконт… — Карл постарался чтобы его голос звучал очень серьёзно. — Я друг Ива… и если есть что-то важное о Пьере Берже, что ему стоит знать, я буду благодарен, если вы об этом расскажете.       Некоторое время Леконт внимательно изучал его лицо, и Карлу показалось, что его щёки в этот момент слегка покраснели. Андре плеснул себе в чашку ещё настойки. Потом слегка подался вперёд, и голос его стал звучать слегка угрожающе.       — Месье Лагерфельд… я не хочу говорить плохо о Пьере. У него есть масса неоспоримых достоинств, которые меня привлекают. В том числе его стремление идти прямо и смело своей дорогой. Вот только я не завидую тем, кто вдруг окажется у него на пути… Он знает, что хочет. И обычно это он получает.       — Вот как? — Карл нервно сглотнул. — А… чего же он хочет?       Леконт вновь отодвинулся и продолжил уже более небрежно:       — Того, что и многие молодые люди его ума и его социального происхождения. Успеха. Денег. Любви. Завоевать высшее общество. Я же говорю… мотыльки. Они летят к свету. Пьер хочет летать высоко. Я не говорю, что это плохо — стремиться к успеху. Тем более, у Пьера для этого есть много талантов и много достоинств. Но он из той породы людей, кто ради своих амбиций пойдёт на всё. И тех, кто не стал объектом его настоящей привязанности и любви, он без всякого сожаления раздавит. А тем, кого он любит, любовь его обойдётся не дёшево…       — Вы полагаете, Иву есть чего опасаться? — тихо спросил Карл.       — Опасаться? — Андре задумался или сделал вид, что задумался. — Я так скажу… Если между ним и Пьером возникла эмоция… может быть, даже страсть… то ему стоит подумать хорошенько, нужно ли ему это. Пьер легко увлекает. Он способен разжигать страсть. Он это умеет. Он может наполнить тебя солнечным светом. Но потом, когда он получит своё и угаснет его интерес, ты вдруг обнаруживаешь, что внутри тебя… сгоревший, выжженный лес.       Взгляд Андре был жёсткий, даже как будто жестокий. Подумалось, что он хорошо знает, о чём говорит…       «Что же произошло между ними?»       — Я не хочу сказать, что он использует Сен-Лорана. Я не знаю их отношений. Но я знаю Пьера. Он никому не доверяет и свои настоящие мысли держит всегда при себе. Он создаст десятки образов и впечатлений… и все они будут ошибочны. Он легко мимикрирует под человека, с которым он рядом, и то общество, которое его окружает. Его проблема в том, что он мало сам себя знает и оттого мало собой управляет. При этом он хочет получить сразу всё. И он очень большого о себе мнения. Я не говорю, что он хочет делать что-то плохое… но Ив Сен-Лоран похож на Бернара Бюффе. И мы знаем, что случилось с Бернаром. А ведь мне казалось, что Пьер любил его искренне…       Леконт замолчал, и Карл не знал, что произнести в ответ. Что он надеялся услышать? Кажется, всё сказанное сейчас было таким логичным…       — Я вижу, что мои слова расстроили вас. — Андре, наконец, нарушил молчание.       Внезапно одна мысль заставила Карла усмехнуться, и эту усмешку заметил Леконт. Карлу захотелось сказать, и он сказал это:       — А знаете, если Пьер Берже полагает, что Ив добыча, он должен опасаться… что он им подавится.       Андре рассмеялся, и напряжение как будто бы спало. Карл указал на ружьё, которое висело на стене напротив.       — Вы охотитесь?       Леконт подошёл и снял оружие.       — Это Маузер 98. Трофейная винтовка. Их использовал вермахт во второй мировой… досталась мне от одного немецкого офицера… Вам должно быть известно это оружие. — Андре держал винтовку с каким-то благоговением, поглаживая ствол и корпус. В голове Карла тут же вспыхнула фраза Рене о том, что Андре Леконт особенно выделялся количеством убитых во время движения Сопротивления немцев. Он напряжённо смотрел, как тот сначала разглядывает Маузер, а потом вдруг поднимает его и прицеливается. Сначала в сторону коридора, а потом очень медленно наводит дуло… на Карла.       — Вы служили в армии, месье Лагерфельд? — он опустил ружьё и улыбнулся, как будто бы наслаждаясь мелькнувшим на лице Карла страхом.       — Не довелось… я…       — Андре!       В дверях гостиной стоял Ришар Анакреон. На нём был китайский шёлковый тёмно-красный халат, накинутый поверх брюк и рубашки, а волосы были спрятаны под тоненькой сеткой, что придавало мужчине очень богемный и аристократический вид. Его рассерженный взгляд был направлен на Леконта, который как будто бы тут же смутился.       — Ришар! Гляди… кого я встретил, когда выносил мусор… друга Пьера.       — Здравствуйте, месье Лагерфельд. — Ришар прошёл в комнату и окинул взглядом стол. Карл только сейчас заметил, что графин с настойкой опустел почти наполовину.       — Я ведь просил тебя не снимать перед гостями это уродство! И не размахивать им! Простите, пожалуйста. — Последняя фраза предназначалась, очевидно, для Карла.       — Да брось… он не заряжен. Месье Лагерфельд сам поинтересовался… — Андре как будто оправдывался, и было заметно, что Анакреон одним своим рассерженным видом и голосом может оказать на него влияние.       Карл, впрочем, испытывал облегчение от того, что тот пришёл.       — Что, Миттеран уже ушел?       — Только что. Он хотел лично с тобой попрощаться, но ты ведь никому ничего не сказал… мог бы пригласить господина Лагерфельда зайти к нам… — продолжал сердиться Ришар. Он забрал из рук Андре винтовку и повесил обратно на стену.       Карл понял, что надо прощаться. Ришар, кажется, был не в восторге от его присутствия и явно ожидал, когда он уйдёт, поэтому молодой человек встал и, поблагодарив за чай, стал прощаться.       — Увидите Пьера, скажите ему, что мы будем рады видеть их с Ивом… — бросил с явной усмешкой напоследок Леконт.       Когда Карл вышел на улицу, ему в голову пришла странная мысль. Он почему-то явственно представил себе, что Андре Леконт наставлял дуло своей винтовки на Пьера.       А может быть и стрелял из неё?

***

      Весна пролетела незаметно, дождливая и холодная. В апреле ещё выпадал снег, который таял днём, а по ночам превращался в скользкую мёрзлую корку. Карл почти не замечал, как недели сменяют друг друга. Дважды он заболел, и оба раза больной продолжал ходить на работу, вызывая осуждающе-сочувственные взгляды мадам Альфонсины и вздохи о том, что вредно столько работать. Особенно в его годы. И здоровье беречь нужно смолоду…       — Как твоя девушка, Карл? — однажды поинтересовалась она. — Не обижается, что ты занят целыми днями?       — Элен подруга моей сестры. И она замужем. Она просто интересуется модой, и я приглашал её пару раз на показы. Это всё, — сухо ответил он, давая понять, что не одобряет такие расспросы.       Это история оставила о себе, впрочем, не самый приятный осадок.       После того провального свидания Элен звонила ему сама пару раз. Один раз домой, один на работу. Она, кажется, буквально восприняла фразу о том, что они могут «остаться друзьями». В первый раз Карл постарался от неё отвязаться, сославшись, естественно, на занятость на работе. Он не сомневался, что Элен просто заинтересована поддерживать общение с ним, как с модельером, чтобы посещать все эти показы, модные выставки… чтобы хвастаться их знакомством. Наверное, рассчитывает, что он будет бесплатно шить ей одежду… ну вот уж нет!       На второй её звонок он просто не ответил, попросив секретаршу не беспокоить его, если снова будет звонить мадам Ле Бон. В ответ на расспросы Марты, как у них с Элен идут дела, но ответил как можно более формально:       «Никак. Мы не подходим друг другу».       «То есть она не подходит тебе?»       «Она хорошая девушка, но это не то, что мне надо».       «Я знаю что тебе надо… хорошего мозгоправа! » — воскликнула в сердцах сестра.       Карл уже пожалел о том, что вообще взялся обсуждать это с Мартой. Вся эта затея с поиском женщины от начала и до конца была полной глупостью. Он только впустую потратил на всё это время и ещё кучу денег.       И всё-таки он нашёл способ не думать о Пьере. В будние дни он до упора засиживался на работе, потом забирал эскизы домой и продолжал рисовать, пока глаза не начинали слипаться от усталости. Тогда он просто падал в кровать и засыпал. В выходные, когда позволяла погода, Карл выходил на прогулку, посещая буквально всё подряд — кинотеатры, музеи, рестораны и выставки. Он снова начал ходить на танцы, потому что сброшенный за пару недель потерянного аппетита вес стремительно возвращался, прихватив с собой ещё пару-тройку лишних кило. Когда на улице было совсем уж мерзко, то оставался телевизор и книги. За эти три месяца он перечитал практически всё собрание сочинений Ремарка и Достоевского. Он загрузил своё свободное время так, что у него просто не оставалось возможности ни о чём думать.       Никто не звонил ему. Ни Пьер, ни Ив, ни Виктория. Последняя, очевидно, на него обиделась после последнего их разговора, но это Карла уж точно не беспокоило.       Фелис и Рене на несколько месяцев уехали в Англию, и они были единственными, по кому он скучал.       Время от времени его мысли возвращались к Андре Леконту и их разговору. Леконт хотел предупредить его из благих побуждений? Или всё это ревность?       Впрочем, неважно. Он не хочет и не будет думать о Пьере.       Но невозможно оставаться работать в Париже и избежать всех новостей о Сен-Лоране, так же как избегать вечно самого Ива. И он слышал, конечно, про судебный процесс, который начат был в конце мая. Эта история наделала шуму. Многие говорили, что вся эта затея безумная и провальная, а Карл думал, что именно поэтому она может сработать. Да, Марсель Буссак просто не ждёт, что в него, как бык рогами вперёд бросится Пьер Берже.       Ив позвонил ему 1 июня и предложил встретиться и пообедать вместе где-нибудь в городе.       — Не бойся, без Пьера, — добавил он. — Я знаю, что ты его недолюбливаешь…       — Ты переоцениваешь его способность пугать людей, — иронично заметил Карл, тем не менее почувствовав, как произнесённое Ивом имя заставило больно кольнуть в груди.       Тем не менее он согласился на встречу. Возможность узнать что-то о Пьере, не видя его — может быть этого ему и хотелось?       Они встретились в той самой кофейне напротив офиса Диор, где Карл часто ожидал их с Викторией. Как, кажется, давно это было! Он подумал, что Ив не просто так выбрал именно это место. Метит некогда собственную территорию?       — Замечательно выглядишь! — искренне сказал Карл, увидев его.       Ив и правда хорошо выглядел. Особенно в сравнении с прошлой их встречей. Он набрал вес, ушла эта свинцовая бледность, челюсть «вернулась на место» и речь звучала нормально. Никакой неловкости не было. Они пили кофе с пирожными и говорили. Точнее, говорил больше Ив. Прежде всего, о судебном процессе и об их с Пьером планах. Об Алжире и пребывании в Валь де Грас не было сказано ни одного слова, а расспрашивать Карл не стал.       — Мы сделаем это. Мы будем открывать собственный модный дом! — Ив прятал взволнованное лицо за чашкой кофе. Взгляд голубых глаз был немного лукавым, но полным волнения и надежды. Ив был вдохновлён, а значит, стал прежним.       Теперь, когда всё это прозвучало от него лично, Карл действительно ощутил всю реальность задумки. Это была не мечта, о которой грезил молодой креативный директор дома Диора. Это было настоящая цель.       — Самое главное — найти деньги… сейчас у нас даже близко нет такой суммы. Но если мы выиграем суд, это поможет найти спонсора… Наш адвокат говорит, что для победы есть все шансы. — Ив размазывал кофейную гущу маленькой ложечкой. Он был очень серьёзный. — Пьер продал квартиру и картины Бернара, но денег всё равно нужно намного больше…       Карл вздрогнул? Пьер продал квартиру? Стало быть, ему больше некуда будет приводить возможных любовников… Этот поступок поразил Карла не своей щедростью — продать собственное жильё ради Ива. Нет, Пьер будто бы подвёл тем самым под своей прошлой жизнью черту. Теперь Ив и их планы — и есть его будущее…       — Знаешь, Ив, хорошо если так будет. Но вы должны быть готовы, что весь этот судебный процесс, наоборот, испугает и оттолкнёт спонсоров. Тем более, Буссак очень влиятельный человек. Вы идете даже не против льва… а против настоящего динозавра.       Ив слушал внимательно, и эти слова его явно смутили и как будто бы вызвали даже некоторое раздражение.       — Да-да… я тоже сказал это Пьеру! Это он настоял, что надо пойти в суд. Он занимается поиском денег. Я сказал, что доверяю ему…       — А ты доверяешь? — Карл усмехнулся.       Ив потёр виски, и на мгновение лицо его приобрело то самое страдальческое выражение, которое Карла так раздражало.       — Ты знаешь, он настаивает, чтобы я продолжал пить таблетки. Но мне от них плохо. В голове будто вата… туман. Я не могу нормально работать. Клонит в сон постоянно. Я тут на днях… — он с улыбкой подался вперёд. — Хотел проучить его… думал в кофе ему их закинуть… пусть посмотрит, каково это…       Карл даже не улыбнулся.       — И что, накачал его?       — Нет… — Ив вздохнул. — Он бы потом мне башку открутил… А знаешь, он такой странный в последнее время… то есть, с тех пор, как я вернулся из госпиталя. Иногда мне кажется… он на самом деле хотел тогда бросить меня.       Эти неожиданные слова поразили Карла. Он был уверен, что Ив не замечает никого и ничего, кроме себя.       — С чего ты всё это взял?       — Ну… его тогда это всё напугало. Врачи напугали. Я напугал. Он и сейчас иногда меня как будто боится… — и добавил, передразнивая голос Пьера. — «Ив, не забудь выпить лекарство!» Он приходил тогда ко мне почти каждый день. Очень заботился. А мне подумалось, что он испытывал чувство вины… и сейчас как будто испытывает. Но за что — непонятно.       — Ив, а ты бы на его месте как поступил? — Карлу захотелось это спросить. — Если бы Пьер… ну… заболел чем-то серьёзным?       Ив слегка сморщил лоб и нахмурился.       — Смотря чем. Если чем-то заразным… вроде туберкулёза… то… то это было бы плохо. Или, к примеру, проказой…       Карл подумал, что он сейчас опять говорит несерьёзно.       — Ну, проказой он вряд ли заболеет. Но если бы это было что-то неизлечимое? Но не заразное…       — Я не знаю. Не могу так ответить. Но зная его, думаю, что если бы это случилось, он бы первый ушёл от меня. — Внезапно он рассмеялся. — Пьера ничего не берёт. Он в восемнадцать лет, когда приехал в Париж, спал с парнем, который, как оказалось потом, был болен сифилисом. Так вот, он даже не заразился… он до сих пор не знает, как это ему удалось. Так что Пьер определённо собирается жить вечно. И мне нравится этот подход! А почему ты спросил?       — Да так, просто пришло в голову…       Карл не стал продолжать эту тему. Значит, Пьер так ничего и не рассказал Иву о своей болезни. И мысль о том, что он один знает этот секрет, вдруг наполнила его сердце щемящей грустью и нежностью.       «И всё же это ничего не меняет…»

***

      Когда в конце июля они с Ивом вновь созвонились, и тот вполне ожидаемо пригласил его к себе на день рождения, Карл сперва хотел отказаться.       «Там будет Пьер… Пьер! Пьер… ну и что с того? Прошло больше полугода. Ты не можешь избегать его до конца жизни. Это будет выглядеть странно. Он решит, что небезразличен тебе… этого ещё не хватало!»       Что ж, он пойдёт и будет вести себя совершенно невозмутимо.       Карл подозревал даже, что чувства и правда прошли… В последнее время он почти не думал о Пьере. Тем более, что ему было о чём размышлять. В июле с ним внезапно связались из Италии. Альда Фенди, коммерческий директор дома моды Fendi и одна из пяти сестёр знаменитой четы основателей бренда, прислала ему очень любезное и полное комплиментов письмо с приглашением к сотрудничеству. Дом Fendi специализировался на изделиях из меха и кожи, но в последние годы привлекал к себе очень мало внимания.       «Нам нужна свежая кровь. Кто-то молодой и талантливый. Имеющий свой собственный, оригинальный взгляд…»       Карл, который не ощущал особой свободы ни в Пату, ни в Бальман, кажется, ждал именно этого предложения. Реанимировать, вдохнуть новую жизнь — это и будет свободой! Тем более, что условия и оплату ему предложили поистине сказочные. Была только одна трудность… для этого нужно было переехать в Италию.       В другой момент возможность такого путешествия его бы обрадовала… но он любил Париж. Он привык к нему. Здесь Рене и Фелиция… здесь, в конце концов, Пьер…       У него был месяц на раздумья. Окончательный ответ он должен был дать не позднее 1 сентября. И он… он колебался.       1 августа Карл, испытывая странное ощущение дежа вю, с подарком в руках приехал на улицу Боэси, где Ив и Пьер снимали свою последнюю квартиру. За всё время совместной жизни это был третий их переезд.       «Пьеру вечно везде тесно. Всё время что-то его не устраивает… — вздыхал Ив. — А я думаю, ему просто нравится переезжать. Он мог бы вообще жить в дороге, на тюках и чемоданах. Всё время надо куда-то идти… с ума сойти!»       Карл нажал на дверной звонок и заблаговременно наклеил на лицо самую доброжелательную улыбку. Сегодня был тот редкий случай, когда он был доволен тем, как выглядит — чёрные брюки, чёрная водолазка и насыщенно-синий бархатный пиджак, застёгнутый на одну пуговицу. Всё идеально легло по фигуре, которую он ценой немалых усилий всё же смог к лету привести в приемлемый вид. Он должен был выглядеть безупречно. Он должен был выглядеть не хуже Ива.       Дверь открыл Пьер. И, увидев его, Карл почувствовал, как вся уверенность облетает с него, как засохшая листва с дерева.       Они так давно не виделись, и ему показалось, что Пьер выглядел как никогда хорошо. Весь в белом, который так шёл ему. Тёмные волосы немного растрёпаны, а на губах точно такая же заранее заготовленная и, между прочим, не особенно искренняя полуулыбка. Подумалось, что когда Пьер улыбается по-настоящему, от души, то вокруг глаз у него собираются лучики морщин, и сами глаза становятся как будто смеющимися. Сейчас же взгляд их был холоден и напряжён, и верхняя часть лица, включая лоб, была будто застывшей.       — Привет! Проходи… — он впустил его в прихожую и совсем слегка приобнял. Этого было достаточно, чтобы Карл весь окунулся в знакомый запах парфюма. Уже не такой навязчивый, кстати.       «Одевается он всё лучше и лучше… и духами уже не так поливается…»       Всё это оказалось сложнее, чем он ожидал. Сердце моментально начало отбивать барабанную дробь, ладони вспотели, а по спине туда-сюда начали бегать мурашки. Даже голова слегка закружилась…       «Однажды это пройдёт. Это просто гормональная реакция. Просто тело…»       Компания гостей оказалась более обширной, тем более, что позволяла квартира. Очень светлая, просторная, прекрасно обставленная. Сколько бы Ив не ныл про все переезды, Карл не сомневался, что он с удовольствием расставляет каждый раз свои вещи, свои безделушки, и количество их только множится по мере расширения пространства.       «Он бы с удовольствием жил во дворце…»       Карл вздрогнул, когда навстречу ему с заливистым лаем выскочила знакомая такса и стала прыгать, стараясь ухватиться за ногу. Пьер забрал собаку в их новый дом… и эта деталь Карла расстроила.       — Марта, а ну замолкни! — прикрикнул тот на неё, подхватив на руки. — Давай проходи…       В гостиной, где был накрыт фуршетный стол, Карл увидел Викторию с мужем, Фернандо, Анну-Марию Мунье, Клода Ликара, Жака Шазо и незнакомую Карлу очень красивую светловолосую женщину, которую Пьер представил, как Элен Роша.       «Ещё одна Елена Прекрасная?»       — Это какая-то знакомая Пьера… авантюристка с деньгами и связями. Думаю, они с Ивом рассчитывают на неё… — тут же сообщила ему на ухо Виктория.       Ив! Карл не сразу увидел виновника торжества. А когда тот внезапно вышел из ванной, держа в руках бокал шампанского, и со словами «Кааарл… я ждал только тебя!» повис у него на шее, едва не проливая спиртное, стало понятно, что Ив если не пьян, то уже заметно так подшофе.       У Карла в одно мгновение испортилось настроение. Последний раз, когда Ив был подвыпивший, он полез к нему целоваться. Не хотелось бы, чтобы и сегодня всё закончилось так же плохо.       — Эй, они с Пьером что, поругались? — тихо спросил он Фернандо, когда тот удалился на кухню, чтобы там покурить.       — А что, очень заметно? — тот хмыкнул.       — Да, особенно по физиономии Пьера. И когда это Ив успел уже накидаться?       —Он перестал пить лекарства и решил отметить это событие… они на пару с Фернандо начали отмечать это ещё вчера… — Неожиданно появившийся на тёмной кухне Пьер заставил обоих мужчин вздрогнуть. Он достал из холодильника бутылку вина и, демонстративно хлопнув дверцей, вновь вышел.       Санчес закатил глаза.       — Ив просто переживает, потому что не всё гладко с судебным процессом… ну, и с деньгами. Не всё идёт хорошо. Он боится, что у них ничего не получится.       Когда Карл вошёл в гостиную, Ив как раз разворачивал его подарок — винтажную бронзовую пепельницу в виде распустившейся лилии, которую он присмотрел в одном антикварном магазине.       — Боже… твои подарки, Карл… ты будто мысли читаешь! Мне так нравится! И так жаль тот потрясающий фотоаппарат, что ты подарил Пьеру… — Ив бросил взгляд на Берже, который при этих словах нахмурился.       — А что с ним? — спросил Карл.       — Это я виноват!       — Да, Ив случайно его уронил, когда мы были на Канарах. — В голосе Пьера был явный сарказм. Он сделал странный акцент на слове «случайно».       — Прости, Карл… знаешь, Пьер так расстроился, чуть не заплакал… я сказал, что куплю ему новый, но потом… ведь нам теперь приходится на всём экономить!       «Кроме спиртного…» — подумал Карл.       Он видел, что Пьер сердится. Они втроём стояли чуть в стороне от гостей, и Карл поймал его взгляд, но Пьер тут же быстро вновь отвернулся. Ему показалось, что тот избегает его и одновременно за ним наблюдает. И не только за ним. Пьер общался со всеми гостями и был так же любезен, как и тогда в ресторане, на свой день рождения. С той разницей, что там, среди старых друзей, он чувствовал себя намного больше «своим», а здесь держался, будто дипломат на приёме.       — Пойдем… покурим… — Ив ухватил Карла и потащил на балкон.       — Вид отличный… — произнёс Карл, когда они вышли на просторную лоджию, выходившую в сторону парка. Ив навалился на перила и закурил.       — Да… Была ещё одна квартира. Больше, чем эта, но там окна выходили на задний двор и помойку. Пьер сказал, что лучше жить на помойке, чем каждый день видеть её из окна… — Ив усмехнулся, а потом ещё сильнее нагнулся, так что верхняя часть туловища свесилась с балкона вниз.       — Эй, осторожнее! — Карл ухватил его за плечо. — Ещё свалишься…       — А тебе никогда не хотелось… — Ив сделал глубокую затяжку и медленно выпустил дым в темноту. — Когда ты смотришь вот так… броситься с высоты вниз…       — Нет.       У Ива могло быть странное чувство юмора, но сейчас Карл ощутил, что тот говорит вполне серьёзно. Его блуждающий взгляд за стёклами очков отражал огни улицы, создавая причудливую иллюзию, что у него несколько глаз. И все сверкают и отражают…       — Ты был прав. Насчёт суда и Буссака. Даже если мы выиграем… этого недостаточно. Нужны большие вложения. Пьер обошёл много знакомых… все поддерживают лишь на словах. Никто не хочет давать деньги. Никто. Буссак меня ненавидит…       — Я думаю, ты преувеличиваешь.       — Нет. Он хотел, чтобы я умер в Алжире. — Ив выкинул бычок от сигареты и тут же закурил следующую. Он был в том состоянии, когда всё ещё соображал достаточно хорошо, но при этом намного больше себе мог позволить.       — Пьер ничего не хочет слышать. Он не признаёт никакого провала. Он видит всегда только то, что он хочет. Он уверен, что всё получится.       — Но ведь вы ещё не проиграли. Рано сдаваться.       — Но я не могу не думать о том, что будет, если ничего не получится? Что нам тогда делать? Как жить? На что? Меня после такого скандала ни один приличный дом моды не возьмёт на работу… а Пьер продал свою квартиру! Если вдруг мы не сможем оплачивать здесь аренду, где нам тогда жить? Он совсем не хочет понимать это… он готов поставить на кон всё!       Карла удивили все эти рассуждения. Обычно Ив был далёк от такой практической стороны жизни. При этом он понимал, что тот, в общем-то прав.       — А ты разве нет? Ведь ты так хотел этого… а сейчас драматизируешь.       — Хотел. Но ты пойми… для него это всё приключение, а для меня… для меня это жизнь! Вся моя жизнь! Моя работа… я не смогу жить без неё! Это единственное, что имеет смысл… без неё я ничто… — Он закрыл глаза, и вдруг на губах его возникла блаженная полуулыбка. — А знаешь, я так решил… я скопил почти целую упаковку таблеток… это снотворное. Если всё провалится… я просто приму это всё и покончу…       Карл разозлился. Кем Ив себя мнит? Покончить с собой, если не получится открыть собственный дом моды? Он специально говорит это ему? Издевается?       — Ив, не советую. Это не очень… эстетичный способ убить себя. Лучше тогда и правда спрыгнуть с балкона.       Ив скосил взгляд на него и усмехнулся, вполне оценив этот юмор.       — Меня пригласили в Италию. Дом Fendi.       — О… — Ив поправил очки, и взгляд его наполнился удивлением, в котором Лагерфельду почудилась досада. — И ты согласишься?       — Возможно.       — Соглашайся. Италия… это интересно. Fendi… Кожа и мех… ты смог бы с этим что-нибудь сделать.       — А ты бы поехал, если бы они тебя пригласили?       Ив помолчал какое-то время.       — В Fendi? Нет.       — Ты специально уронил фотоаппарат, да? — внезапно Карлу захотелось спросить это.       — Специально? Конечно нет… — Ив изумился. — Карлито, не расстраивайся. Это даже лучше, что я его разбил… а то бы сейчас Пьер его продал… Господи… если всё так пойдет и дальше, то придется продавать самого Пьера…       Ив всхлипнул и, засмеявшись, уткнулся Карлу в плечо. Внезапно в груди, как лава из жерла вулкана, поднялась и разлилась ярость. И Карлу захотелось схватить Ива, сжать его за горло и перекинуть через перила.       Он даже слегка пошатнулся от нахлынувших чувств, и гнев сменился страхом. На всякий случай отстранив от себя Ива, он пробормотал, что замёрз и им лучше вернуться в квартиру.       Ив ещё что-то щебетал ему вслед, но Карл не слушал. Он пересёк просторную комнату, где происходило броуновское движение гостей, и направился к ванной. Ему было необходимо умыться, или хотя бы вымыть руки, смыть это липкое переживание — он сейчас мог бы… мог бы… или не мог?..       Изо всех сил стараясь не привлекать внимания, и потому неторопливо он вышел в коридор и замер у приоткрытой двери: ванная была занята. В неширокую щель он увидел Викторию. Она стояла на коленях на пушистом коврике цвета охры, густо подведённые глаза её были полузакрыты, помада расплылась вокруг губ, оставив следы на щеках и даже на кончике носа. Рук видно не было, их прикрывали полы белого пиджака мужчины, которому она доставляла удовольствие. Тот упирался руками в тумбу туалетного столика за спиной, явно сдерживая собственные движения, коротко стриженая голова напряжённо склонена. Удивительным образом причёска Виктуар, довольно сложная сегодня, оставалась в полном порядке. Роже не хочет испортить супруге образ, — подумалось Карлу. Надо же, какая страсть, а ведь давно уже не молодожёны… Странно было только, что всё происходило в полной тишине, словно оба в ванной даже не дышали…       Карл попятился, тоже стараясь не нашуметь, и вернулся к обществу, уже не думая об Иве. Будто невольно увиденное переключило что-то в голове.       В гостиной было шумно — кто-то поставил пластинки. Ив сидел на подлокотнике кресла Анны-Марии и что-то со смехом сооружал из её волос, периодически на неё едва не сползая. Фернандо и Жак Шазо танцевали вдвоём под весёлый смех окружающих.       Карл в странном оцепенении оглядывал комнату, не совсем понимая, кого ищет…       Роже! Муж Виктуар курил сигару и разговаривал возле балкона с Клодом Ликаром. Белые брюки. Белый пиджак. Коротко стриженный тёмный затылок.       Вот только мужчина в ванной был почти на голову ниже ростом…       Карл вышел из комнаты, где было душно от полупьяных людей, глупого смеха и сигаретного дыма. Он прошёл по коридору на тёмную кухню и распахнул шире окно, вдохнув воздух. Хлопнула дверь. Ванная комната…       Карл резко обернулся… Сердце не замерло. Оно как будто бы на несколько мгновений перестало совсем биться.       Мужчина и женщина прошли в комнату и растворились во всеобщем шуме.       Некоторое время Карл стоял в спасительной темноте… темноте наблюдателя.       Он любил эту роль. Он предпочитал её. И он никогда, до этой самой минуты, не мог вообразить, что она может быть так ужасна.       — Ты что, уже уходишь? — Вики поймала его в коридоре, когда он снимал с вешалки зонт и брался за ручку.       — Да. Пойду на работу. — Он говорил с открытым сарказмом, глядя прямо в её лицо, которое показалось вдруг отвратительным. У нее вульгарная внешность! Как он раньше не замечал… эта тёмная подводка… эта помада, которую она уже успела подправить…       — Ой, ну ты даёшь… ты хоть с Ивом-то попрощался?       — Давным-давно. Вы с Пьером его берегите. А то он ищет повод сброситься вниз с балкона. Вдруг неожиданно зайдёт в ванную комнату, чтобы проблеваться… будете потом отскребать его от асфальта.       — Карл… — Виктория побледнела и на её лице возникла растерянность, которая сменилась страхом. Она просто застыла, сражённая этой злой речью, и так и стояла, когда он вышел из квартиры, хлопнув перед ней дверью.       Пьер использовал их. Всех их…       Слова Андре Леконта в его голове буквально кричали.       Ради своих целей, амбиций Пьер Берже пойдет на всё. И каждого, кто встанет у него на пути, он раздавит.       Пьер с самого начала вёл эту игру. Он хотел их унизить. Хотел отомстить им. Глупым деткам богатых родителей, которые при встрече посмотрели на него свысока. Маленький хищник из подземелья. И он над ним, над ним посмеялся! Виктория? Глупая шлюха… она уже смотрит на Пьера, встав на колени и открыв рот… а он сам… он… уничтожен.       Едва Карл добрался до дома, его накрыл приступ такой тошноты, что он едва успел влететь в ванную и склониться над унитазом. Его вырвало, и стало немного полегче…       Включив воду в ванне, он так просидел на полу, привычно сунув руку под струю воды, пока сознание не прояснилось. Умывшись, молодой человек взглянул в зеркало ванной полочки. Он думал о том, что вся внутренняя сторона левого предплечья была в тонких порезах. Но сейчас, в эту минуту он не хотел вновь причинять себе боль.       Он ненавидел их. Ива. Пьера. Викторию.       Он не подушка для иголок… не жалкое создание для страдания и битья.       И он найдёт способ восстановить уничтоженное самолюбие.       Молодой человек размахнулся и одним ударом снёс всё содержимое полочки в раковину.       Он был на палубе трёхмачтового корабля. Пиратского судна, которое швыряет по волнам штормового моря. Как будто бы он стоит в трюме… а трюм — это зал Мемфиса. Освещения нет, горят только свечи. Ветер завывает снаружи, выщербленный деревянный пол ходит ходуном под ногами. Карл видит Андре Леконта с ружьём, одетого в военную форму. На освещённой свечами маленькой сцене лежат несколько мёртвых мужчин в немецких мундирах СС. В углу зала Ришар Анакреон на пианино играет бесшумную музыку. Зал пуст. Качается под потолком погасшая люстра.       «Пираты поймали, чтобы расстрелять меня», — подумал Карл и почувствовал, как кто-то его решительно, знакомым жестом за руку тянет… Пьер! Пьер ведёт его за собой. Они спускаются по узенькой лестнице куда-то вниз, в подпол. И он идёт покорно за ним. Он должен спрятаться от Леконта!       — Тссс…       Они внизу. В темноте. Объятый страхом Карл слышит дыхание Пьера, который стоит у него за спиной. Он ощущает прикосновение губ, языка к своей коже… к кончику уха. Чувствует руки, которые, обхватив сзади, гладят его.       — Что такое «Дезире»? — спросил он.       Рука стальной хваткой его сжала за горло.       — Дезире — это… я.       А потом Пьер, обхватив локтем его за горло, свернул ему шею.       Карл проснулся от звонка. Спросонья ему почудилось, что звонит телефон, и только кое-как стащив себя с кровати и выйдя в коридор, он понял, что звонят в дверь. Часы показывали половину восьмого утра… Воскресенье!       Глянув в глазок, он не поверил глазам — Пьер!       Карл отпер дверь и заблаговременно встал так в проходе, чтобы не дать Берже просочиться в квартиру.       — Хотел бы я знать, как тебе удалось подружиться с консьержкой, что она тебя всегда пропускает… — вместо приветствия сказал он первое, что пришло в голову. Остатки дикого сна все ещё довлели над ним. Пьер убил его! Сломал ему шею!       — Привет. Ты вчера так странно ушёл… — тот стоял, сунув руки в карманы вельветовых джинсов. Нахмуренный. Насторожённый.       — Голова разболелась.       «Наверняка Виктория ему рассказала…»       — Знаешь, мы ведь так и не поговорили с тобой… — Пьер в лёгкой тревоге как будто пытался оценить всё пространство и, не находя лазейки внутрь квартиры, куда Карл так демонстративно его не впускал, явно ощущал себя неуютно.       — О чём?       — О том, что было.       — Так ведь уж почти год прошёл. К чему это? — Карл пожал плечами.       — Я звонил тебе. Дважды. Ты не брал трубку.       — Пьер, так ты пришёл в восемь утра, чтобы поговорить о том, что было почти год назад? Ты разбудил меня, между прочим… — Карл стоял, скрестив на груди руки. Он ощущал, что сейчас, в эту минуту он буквально заполняет собой всё пространство. Он был больше… сильнее его.       «Нет, я не позволю свернуть себе шею!»       — Может, сходим позавтракать в ту кофейню? Поговорим.       — Извини. Не могу. У меня есть дела.       — Знаешь… Иву нужны друзья… Я бы не хотел, чтобы между вами двумя теперь что-нибудь изменилось… — Пьер дерзко вскинул на него глаза, но Карл отвёл взгляд, чтобы не видеть, как тот на него смотрит.       «Пытаешься снова меня гипнотизировать? Не пройдёт… Ты просто поганая лицемерная сволочь. Значит Иву нужны друзья?»       — Это всё неважно. Я скоро уезжаю в Италию. По работе. Надолго.       — В Италию? — Пьер растерялся, но лишь на мгновение. Такого ответа он точно не ждал. — А… понятно. Рад за тебя.       Они замолчали. Карл ощутил, как в горле вновь постепенно крепнет и увеличивается знакомый комок. Он давил, но странное дело, ощущая так явственно свою правоту, он как будто бы смог это сделать… он смог подавить Пьера. Тот даже на шаг отступил.       — Удачи вам с открытием вашего дома моды. Уверен, что всё сложится наилучшим образом. У вас обоих есть для этого всё необходимое. А деньги приложатся.       На мгновение ему показалось, что Пьер хочет что-то сказать. Что вот-вот шагнет вперёд, обхватит его руками за шею и поцелует… как тогда. Как в тот единственный раз.       Которого больше не будет.       — Ладно. Пока. — Пьер развернулся и пошёл по коридору. На полпути обернулся и вдруг произнёс: — Тот фотоаппарат… я был очень тронут. Я оценил это.       Он… оценил? Интересно, во сколько? Во сколько «оценил» всех их Пьер Берже?       Карл захлопнул дверь.       Когда чуть позже он выходил из подъезда, консьержка задержала его и протянула плотно обёрнутый в крафтовую бумагу небольшой свёрток.       — Вот… Карл, тот молодой человек, который приходил к вам… Пьер… просил передать лично в руки.       Карл разорвал бумагу, и в руки ему выпала немного потрёпанная книжка. Вольтер. Коротенькая записка была вложена под обложку.       «Оригинальный».       Карл провёл пальцем по надтреснутому корешку, перелистал пожелтевшие страницы и даже поднёс её к носу, чтобы вдохнуть этот особый, специфический запах… Книга пахла дождём.       Карл взглянул на консьержку.       —Я прошу вас впредь не пропускать его больше ко мне без предупреждения, — холодно произнёс он.— И не принимать никаких посылок, писем и передач.       — Простите, Карл… — женщина немного смутилась. — Но он сказал, что вы давно ждёте его.

***

Ноябрь 1961       — Карл, нам будет тебя очень не хватать… но я надеюсь, ты будешь хотя бы иногда вспоминать своих старых друзей и писать нам… Когда у тебя самолёт завтра?       — В шесть вечера. Конечно, я буду и писать, и звонить вам.       Карл улыбнулся и сжал руку Фелиции, в голубых глазах которой, несмотря на улыбку, как будто мерцали слезинки. Как дорого знать, что хоть кто-то будет скучать по нему здесь, в Париже…       — Мне надо сделать пару важных звонков по работе. Я могу позвонить из библиотеки? Там тихо…       — Конечно, дорогой. Я предупрежу Агату, чтобы тебя никто не беспокоил.       Фелиция проводила Карла до библиотеки, в которой было прохладно и тихо. Сюда не долетал шум из гостиной, собравшей много гостей — Рене праздновал юбилей. Сегодня особняк четы Рош посетили знаменитости, среди которых был сам премьер-министр Жорж Помпиду, барон Ротшильд, братья Вернтхаймеры — крупнейшие политики, бизнесмены и высокопоставленные военные, друзья Рене по временам Сопротивления. Был даже месье Бальман, который, узнав о переезде своего бывшего протеже в Италию, долго вздыхал, цокал языком и, в конце концов, пожелал ему «всех успехов». В искренности последних слов Карл сомневался, но поблагодарил человека, который однажды оценил его способности и дал возможность начать своим ремеслом зарабатывать.       Он ожидал встретить и Андре Леконта, но ни его ни Ришара Анакреона среди гостей не было. Фелис намекнула, что Рене хотел видеть только Андре, но Леконт отказался посещать мероприятие без своего многолетнего спутника.       Зная принципиальную позицию месье Роша по поводу военных событий, Карл не до конца понимал его расположение к нему самому. Неужели Рене и Фелиции на мероприятии, собравшим едва ли не пол-Сопротивления нужен человек с фамилией Лагерфельд?       «Происхождение и фамилия не имеют значения, когда сердце делает выбор, — просто сказала она. — Это подло, возлагать ответственность за произошедшее на весь немецкий народ в нескольких поколениях…»       И всё же Карл чувствовал неловкость и напряжение, когда Рене представлял его своим гостям, которые хоть и любезно пожимали его руку, но смотрели всё равно насторожённо. Он был и всегда будет чужим среди французского общества. Это безжалостное осознание лишь укрепило решимость Карла насчёт поездки в Италию. Его ничего больше не держит здесь…       Закрыв поплотнее дверь библиотеки, Карл огляделся, как бы желая запечатлеть ещё раз в памяти всё пространство — два яруса книжных полок, скрипучую лестницу, камин, кожаный диван и кресла посередине; несколько гипсовых бюстов греческих и римских философов и висящую над камином картину неизвестного художника. Немного странная, она изображала болото в лучах заката. Красноватое солнце, заходившее на горизонте, освещало заросли камыша и осоки. Островки тины, пара кувшинок. На покрытом мхом камне сидит лягушонок. От пейзажа веяло спокойствием и безмятежностью. Люди не любят болота и, как правило, обходят их стороной, и потому именно там порой можно ощутить настоящее умиротворение и уединение. Когда Карл смотрел на эту картину, он думал, что он хотел бы, как тот лягушонок, просто сидеть в одиночестве и смотреть на закат. Впрочем, разве вся его жизнь не одно сплошное болото, в котором он вязнет?       Молодой человек подошёл к журнальному столику, где стоял телефон, и достал из кармана бумажку с записанным номером. Положив её перед собой, он присел, некоторое время понаблюдал за картиной (как будто бы там что-то происходило) и взял трубку.       — Карл, наконец-то ты позвонил! — раздался недовольный голос матери в трубке.       — Я у Рене и Фелиции. На ужине. На завтра купил билет до Рима. Вылетаю в шесть.       — Замечательно. Следи внимательно за вещами. Ты знаешь, сколько в Италии случаев воровства в аэропорту и на вокзалах? Рим — город преступников. Я тебя знаю. Будешь стоять и любоваться архитектурой, разинув варежку, тебя мигом обчистят.       Он молча выслушал эту нотацию, подумав, что за всю жизнь его ни разу нигде не обворовали, но мама часто говорила с ним так, как будто бы речь вообще шла о другом человеке. И как будто бы человек этот полный кретин.       — Карл! Ты меня слышишь?       Он понял, что вновь так ушёл в себя, что перестал слушать, что она говорила.       — Да.       — По поводу Ива. Я знаю, что тебя это всё огорчает…       «Да неужели?» — Карл удивился, что мама вдруг заговорила о чувствах.       — Но вот что я скажу тебе. Вместо того, чтобы сходить с ума и злиться, задай себе вопрос: что сделал ты? Сменил три дома моды за пять лет? К чему ты стремишься? Нет смысла сидеть и страдать. Ты должен действовать.       Они закончили разговор. Карл положил трубку.       Ив Сен-Лоран выиграл суд у дома Диора. Они с Пьером нашли спонсора, который готов был дать нужную сумму — американского магната Мак-Робинса.       «Пьер должен встретиться с ним завтра. В свой день рождения! Они подпишут контракт! У нас будут деньги!» — всё ещё звучит в голове ликующий голос Ива.       Карл вспоминал случайную встречу с Раймондой Зенакер на прошлой неделе в ресторане «Золотой колокол». Она жаловалась: «Пьер подговаривает и подкупает наших сотрудников, уговаривая перейти к ним. Он и мне предлагал. Я, естественно, отказалась и Ив теперь со мной не разговаривает. Поверить не могу… а ведь это я их познакомила! После того ужина Ив попросил меня позвонить Пьеру и устроить их встречу… и я ему помогала, потому что он боялся себя скомпрометировать… И как он теперь поступает! Это жестоко…»       Быть плохим парнем, но оставаться хорошим мальчиком… Быть Ивом.       Нужно возвращаться в гостиную… и продолжать… действовать… продолжать…       Внезапно в глубине дома послышались звуки музыки. Карл вздрогнул — Бетховен! Соната номер двадцать пять.       Кто-то из гостей исполняет её за роялем?       Он снова перенёсся в гостиную своей квартиры, где пальцы бережно и с волнением касались чёрно-белых клавиш. Видел задумчивый и грустный профиль на фоне окна. Тогда он впервые в жизни играл для кого-то, кто его действительно слушал… впервые…       Их момент искренности. Музыка всегда правдива. Чиста. Он хотел сохранить это воспоминание. Чтобы ни произошло потом… как бы ни разбились, словно отражение в зеркале, его чувства, его воспоминания о Пьере.       — Карл… — он ощутил, как на плечо ему мягко ложится рука и повернулся.       Фелис стояла у него за спиной и музыка, которая всё ещё так печально играла, словно шла из неё — лилась из её глаз и нежной улыбки. Звучала в лежащей на плече руке. Фелис была этой музыкой.       — Я давно хотела спросить тебя… у тебя что-то случилось, дорогой? — она коснулась рукой его волос, погладив по голове. — Ты как будто сам не свой в последнее время…       И он вдруг, наполнившись весь этой музыкой, разразился слезами, обнимая и утыкаясь лицом ей в живот. Он плакал, и будто освобождаясь от всей этой боли вместе со слезами, падал и снова взлетал. Он знал, что она всё принимала… и слова были теперь не нужны. Фелис принимала его. Она, только она во всём мире всё понимала… и так естественно и легко отдавала… то, что никогда и ни от кого в целом мире, кажется, не получал он.       Любовь.       — Алло!       — Мистер Мак-Робинс?       — Да. Кто говорит?       — Вы собираетесь заключить сделку, вложив деньги в открытие нового модного дома Ив Сен-Лоран?       — С кем я говорю?       — Это неважно. Важно, что вы должны знать: Ив Сен-Лоран проходил лечение в психиатрическом отделении закрытой клиники Валь де Грас. Официально он был болен нервной депрессией. Но вы должны знать, что на самом деле ему был поставлен диагноз «шизофрения». А Пьер Берже… имел проблемы с законом.       — Что? Что вы говорите? Вы…       — Вы можете проверить подлинность моих слов, если хотите. И подумайте после этого, стоит ли вам рисковать и доверять свои деньги таким людям?       — Я не знаю, кто вы и какую цель преследуете, но…       — Вы можете спросить завтра об этом лично у Пьера Берже. Можете навести справки.       Карл положил трубку.       «Ну наконец-то ты сделал хоть что-то!»       Он вздрогнул и обернулся, не сразу поняв, что голос, который он слышал, звучал внутри, а не снаружи…       Этого не будет.       Ив Сен-Лоран и Пьер Берже никогда не откроют своего дома моды.

Конец 1 части