Non, je ne regrette rien* — «Ни о чем не жалею»

Париж, 2008 год

      «Кортеж», который должен был доставить Тьерри в «святая святых» — домой к Карлу Лагерфельду, уже пятнадцать минут как стоял в пробке, подъехав всё к той же улице Риволи.       Молодой человек выглядывал из окошка мерседеса, представляя, что где-то там, в нескольких сотнях метрах, всё ещё стоит брошенная им машина. Хотя наверняка её уже эвакуировали… если только эвакуатор смог к ней подобраться. А может быть она по-прежнему там, осыпаемая проклятьями объезжающих её водителей? Да, не хочется думать, какой штраф его ожидает за эту историю.       Тьерри всегда гордился тем, что был законопослушным гражданином и аккуратным водителем. Жаклин, его девушка, любила подшучивать над ним, говоря, что его самое больше прегрешение перед обществом — штраф за превышение скорости, который он получал два раза за тридцать три года жизни. Впрочем сам Тьерри считал себя не столько законопослушным и правильным, сколько тревожным и трусоватым. Он избегал рисков и старался не попадать в ситуации, сулящие ему неприятности. И это можно было бы назвать разумным, если бы его работа, его профессия не предполагала определённую долю смелости и авантюризма. Журналист, настоящий журналист должен уметь рисковать, обладать даже наглостью, широтой взглядов, инициативой.       Выбирая мир модного глянца как сферу своей реализации, Тьерри как будто надеялся, что здесь не придется так «рвать задницу», как делают это его коллеги, которые освещают политику, происшествия, шоу-бизнес и прочие актуальные новости. Он никогда не бегал с микрофоном и камерой под пулями, как его однокурсник, делавший репортажи в Ираке. Или та же Жаклин, которая работала ведущей утренних новостей, и которая могла сорваться на студию среди ночи, если произошло чрезвычайное происшествие. Нет, его работа заключалась в написании статей на тему моды, посещение показов и освещение светских мероприятий. Иногда он брал интервью у дизайнеров, моделей, фотографов. Он писал о красоте, которой грезил с самого детства, когда в семь лет начал собирать коллекцию фарфоровых кукол. Он мечтал стать сначала балетным танцором, потом актёром, а потом манекенщиком. Но с его ростом 173 см, несколько круглой, плотноватой фигурой, которую никакими диетами нельзя было бы сделать изящной и тонкой, этот путь оказался закрыт. Профессия журналиста должна была позволить ему соприкоснуться с тем миром, частью которого он не мог быть, но который мог наблюдать.       Он любил красивые вещи, хорошо одеваться и людей с чувством стиля и вкусом. И давно уже перестал обижаться, если случайные знакомые считали его гомосексуалом.       Своей работой ему нравилось разрушать стереотипы. Том Браун, один из известных и любимых манекенщиков Карла Лагерфельда, в последнем интервью, которое дал ему, сказал:       «Это правда, что в мире моды много мужчин-гомосексуалов. Но миф — что гомосексуалами там являются все мужчины. Так же как стереотипом является представление, что в шоу-бизнесе добиться успеха можно лишь через чью-то постель. Этот путь действительно популярнее, потому что он самый быстрый и лёгкий. И очень многие выбирают его. Но есть и те, кто прокладывают свой путь просто очень усердной работой».       Несомненно, он имел в виду Карла. Тьерри восхищало в дизайнере именно его трудолюбие и жёсткая приверженность принципам. Разве Лагерфельд не блестящий пример человека, который показал, что упорным трудом можно действительно добиться успеха?       «Талант здесь ни при чём. Есть много талантливых людей, которые ничего не достигают. Кому-то не хватает веры в себя, кому-то упорства и трудолюбия. Но дисциплина — это путь к свободе. Если ты не гений и не можешь создать что-то революционное, новое, создай сам себя. Стань Карлом Лагерфельдом. Так я себе однажды сказал».       Эту цитату, которую Карл произнёс в своём единственном интервью, которое дал пять лет назад, Тьерри запомнил.       Он мечтал взять интервью у Лагерфельда ещё потому, что ему было так интересно, какой же человек на самом деле скрывается за тёмными очками и загадочным образом модельера. Что двигало Карлом? Что стало его реактивом?       Тьерри верил, что огромное значение имеет личная жизнь. Нельзя понять гения, не узнав его историю жизни.       Этот человек сделал, создал сам себя. Создал уникальный образ и подход в целом к работе. И Тьерри хотел понять: как? Что или кто создал Карла Лагерфельда?       Но Агнесс сказала: никаких вопросов про личную жизнь!       Но именно личная жизнь Карла Тьерри и интересовала! И сейчас, когда он сидел в машине, которая везла его навстречу мечте, он думал, как не упустить этот шанс. Он ведь пожертвовал ради возможности взять это интервью своей машиной…       И постепенно адреналин радостного возбуждения сменялся мандражом тревоги и неуверенности. Какой смысл вообще брать интервью у Лагерфельда, если он не сможет спросить его о том, о чём хочет на самом деле? Точнее, спросить-то он сможет… но если Карл не ответит? И разозлится? Или в ответ скажет ему что-то такое, что будет… ужасным! Язвительная, саркастическая манера общения Лагерфельда, доходящая порой почти до грубости, была прекрасно известна. А Тьерри в свою очередь никогда не отличался хищной манерой ведения разговора. То есть, он же как та маленькая рыбёшка перед акулой… он же…       Тьерри только начал по-настоящему паниковать, когда телефон пикнул сообщениями от Мари.       «Ну что, вы приехали?»       «Нет, стоим в пробке…»       «Я наберу!»       «Не надо!»       «У вас работает радио?»       «Радио? У меня ощущение, что меня похитили террористы. У водителя такое лицо… я боялся, что он наденет мне мешок на голову и заклеит рот скотчем. Все очень серьёзно».       «Посмотри новости!»       Мари сбросила ссылку в сообщении, а Тьерри внезапно осознал, что его айфон вот-вот сядет, а зарядка осталась в бардачке машины! Купленный три месяца назад смартфон настолько пришёлся по сердцу, что молодой человек почти не выпускал его из рук, и к концу дня батарея обычно оказывалась разряжена. Тьерри щёлкнул по ссылке. Естественно, та загружалась долго, и он с тревогой наблюдал, как пять процентов зарядки превращаются сначала в четыре, а потом в три.       Внезапно телефон водителя — сурового вида мужчины лет сорока, зазвонил. Весь разговоров состоял из двух слов: «Да!» и «понял».       Он повернулся к Тьерри.       — Сейчас выйдете из машины, завернёте за угол магазина Тиффани и там вас встретят.       — Кто встретит?       — Пересядете в другую машину. У нас мало времени. Ну быстро!       Молодой человек выскочил из машины и, быстро обегая стоявшие в пробке автомобили, бросился к тротуару. На углу улицы его действительно ждал чёрный джип-внедорожник. Лицо водителя, открывшего ему дверцу переднего сиденья, субтильного мужчины в очках, показалось смутно знакомым.       Тьерри машинально бросил взгляд на золотой ролекс, обхвативший запястье лежавшей на руле руки, и подумал, что этот парень не похож на обслуживающий персонал. Да ещё эти потёртые на коленях джинсы, замшевая куртка…       — Поедем по другой дороге, — тот очень обаятельно улыбнулся и включил музыку.       Тьерри тут же вспомнил про свой телефон. Ссылка загрузилась, но молодой человек успел прочитать только заголовок и несколько строк статьи.       «Больше всего она любила пороть молодых мужчин плетью» — Экс-мэр Парижа Ракель Рабье стала фигурантом секс-скандала. Политика Ракель Рабье обвиняют в организации и участии в жестоких секс-вечеринках в конце 80-х. Совместно со своим другом и, как утверждают некоторые приближённые, спонсором её политической компании Пьером Берже…       Телефон Тьерри погас. Молодой человек выругался.       — Простите, а у вас не найдется зарядки для айфона? — спросил он у водителя.       — Зарядки? Хм… сейчас посмотрим… вроде, должна быть… — мужчина открыл бардачок машины, который был завален проводами, какими-то бумажками и несколькими мобильными телефонами.       Тут только Тьерри обратил внимание, что в салоне на заднем сиденье лежало детское кресло, валялась бутылка воды, плед и кажется, ещё какая-то книжка.       — Ух… нет от айфона… извините… Вам телефон зарядить? Доедем, зарядите. — Он достал из кармана зазвонивший в этот момент телефон. — Да, пап. Я его перехватил. Да, на Риволи жуткая пробка. Объеду через рю де ла Пэ. Что? А зачем? Да нет там никаких ремонтных работ! Я вчера там был! — мужчина нервно барабанил пальцами по рулю. — Да, заправил. Да знаю, как ехать! Не идиот! Всё… я за рулём!       Он отключился, бросил точно такой же как у Тьерри айфон на сиденье и снова повернулся к нему.       — Кофе хотите?       — Кофе?       — Ага, погода жуть. У меня в термосе… там сумка на заднем сиденье.       Сумка оказалась не на сиденье, а на полу, но выпить кофе показалось Тьерри прекрасным предложением. Он извлёк термос из спортивной сумки, в которой помимо термоса оказался профессиональный Canon. Фотограф?       Пока Тьерри наливал кофе, удивляясь почти домашнему радушию водителя и такому контрасту с его первым сопровождающим, тот свернул на рю де ла Пэ и… чертыхнулся. Часть улицы на съезд была перекрыта защитными лентами дорожных работ.       — Вот ведь! А вчера ничего тут не было! И хоть бы знак на съезде поставили! — возмущался мужчина.       Тьерри в тревоге посмотрел на наручные часы. Они уже прилично опаздывали…       «The world today is mess…       What you do, what you say       Has a lot to do in how you live today       What you want, and what you make       Everybody knows it's only what you take…» — доносился из динамиков магнитолы текст песни Донны Хайтауэр, любимой исполнительницы Тьерри. Парень за рулём сделал звук погромче и подпевал, довольно плохо попадая в ноты, что его как будто совсем не смущало.       — Вы не возражаете, если я закурю? — спросил он, доставая пачку Голуаз и, не дожидаясь ответа, закурил, приоткрыл окошко машины, высунув руку.       — Нет, конечно… — Тьерри вздохнул. Он полгода как не курил, но сейчас ему до ужаса захотелось.       — Хотите? — парень протянул ему всю пачку, и он с благодарностью извлёк сигарету. Курить в машине… да ещё с кофе!       Они развернулись, и водитель, петляя по переулкам, выехал к бульвару Капуцинов, не переставая подпевать. Он вёл машину уверенно и вместе с этим очень небрежно, держась за руль одной рукой, что для Тьерри с его осторожностью было немыслимо. Сам он всегда, особенно в городе, сидел, вцепившись в баранку обеими руками, как в спасательный круг.       — Ох, я третий месяц бросить пытаюсь… но вот это… — тот показал на сигарету. — Намного лучше же, чем наркотики! Вот где настоящее зло!       — Да…       — Я сам через это прошёл в молодости… слава Богу, всё кончилось! — парень рассмеялся. — У меня две дочери… и я говорю: пусть делают что хотят, только не принимают наркотики! Сигареты, алкоголь… это всё ерунда. Живём один раз, всё надо попробовать… но наркотики — это абсолютное зло. Сколько прекрасных людей они загубили!       Тьерри слушал эту болтовню, наблюдая, как стрелка спидометра медленно, но уверенно переползает от пятидесяти километров в час к шестидесяти, потом к семидесяти… А водитель, ко всему прочему, не был пристёгнут.       Тьерри поёрзал на сиденье.       — Нервничаете? — спросил тот с веселой улыбкой.       — Немного… Мы не опоздаем? У господина Лагерфельда ведь самолёт…       — Да нет у него никакого самолёта сегодня. Если вы про Лондон, то он летит завтра. Ему просто, как обычно, ехать никуда не хотелось. Он, знаете, вообще обычно не даёт интервью…       Нет самолёта? Вот тебе номер…       — Вас как зовут?       — Тьерри.       — Мишель, — мужчина, отпустив руль, протянул ему руку, чтобы пожать.       — А вы… вы родственник?       — Родственник? Карла? — тот хмыкнул и, выбросив сигарету, закурил следующую. — Ну, можно и так сказать.       Он был забавный и странный. Тьерри никак не мог понять, что его смущало в этом человеке, который поражал своей раскрепощённостью, граничащей с фамильярностью, и при этом какой-то человеческой простотой.       — Да вы не переживайте… это всего лишь дурацкое интервью! Не стоит из-за этого париться, люди вообще нервничают по ерунде. Сам был таким. А потом, как съездил в Ирак… знаете, сразу расслабился! Увидел, что в жизни есть вещи похуже… Вот вы, журналист, вы два часа жизни уже потратили на то, чтобы поговорить с Карлом Лагерфельдом о тряпках! О том, какой длины юбку носить… Ну правда, никто не хочет писать о том, какой ужас происходит в Ираке, и всё потому, что…       — …потому, что никто не хочет об этом читать, — закончил за него Тьерри.       — Именно! — мужчина в запале ударил рукой по рулю. — Конечно, о моде читать намного приятнее. Это камень не в ваш огород… вы просто делаете свою работу, я понимаю. Но согласитесь, ведь ещё есть столько достойных вещей, о которых можно писать…       — Да, не все могут работать в Ираке.       — Конечно! Но вот есть же ещё… театр, кино, медицина… знаете…       Он не закончил, потому что их настойчиво затормозила клаксоном ехавшая позади полицейская машина. Тьерри мысленно чертыхнулся. Вот так он и знал! Этого ещё не хватало!       — Вы видели указатель по ограничению скорости? Ваши документы! — подошедший к ним жандарм заглянул в окошко.       — Так, я сейчас… — Мишель вышел из машины и отошёл в сторону с полицейским.       Тьерри с тоской смотрел, как мужчины отходят в сторону, и при этом его новый знакомый совершенно не выглядит раздосадованным или смущённым. Новость о том, что у Карла нет самолёта до Лондона, конечно, немного утешила, но он всё равно ощущал себя всё более странно и неуверенно. Он давно уже должен был быть на месте, брать интервью, а вместо этого сидит в машине с каким-то бывшим наркоманом, который не соблюдает правила дорожного движения. Внезапно Тьерри бросил взгляд на всё ещё не закрытый бардачок, где валялся ком из проводов, и к неописуемой радости разглядел там шнур от зарядки айфона. Что ж, по крайней мере, сейчас он сможет телефон зарядить…       Мишель вернулся довольно быстро, сел в машину, на этот раз пристегнувшись, и они поехали дальше.       — Как это вам удалось так быстро от них отделаться? — поинтересовался Тьерри. — Просто чудо…       — Никаких чудес. Понаставили здесь ограничителей скоростей… с какими целями, спрашивается? А я скажу вам… содрать деньги с водителей! Именно это они все и хотят! Помню, в детстве я хотел быть полицейским… — мужчина закурил очередную сигарету и рассмеялся. — И очень напугал этим свою маму! Она сказала мне: Мишель, ты можешь быть кем угодно, но только не полицейским! А у вас есть дети?       Тьерри покачал головой.       — Да… у меня две дочери… Так вот, старшая, Лора, мне вчера заявила… а ей одиннадцать… папа, я буду психоаналитиком! А младшая, ей пять лет, сказала — а я буду шахтёром! Каково? Нет-нет… дорогая, кем угодно, но только не психоаналитиком! Это всё равно что в мою молодость быть полицейским!       Машина вновь набирала скорость и уже вовсю неслась по шоссе, заставляя Тьерри вжиматься в сиденье. И он уже только с испугом поглядывал на этого парня, который захваченный сам собой, громко рассуждал, размахивая сигаретой.       — Я ведь сам прошёл через это… три года был в психоанализе. Ещё в молодости. Знаете, чем всё закончилось? У меня случилась депрессия!       — Да? Наверное, плохой был психоаналитик…       — Плохой? Да нет, обыкновенный… Да вы просто представьте себе, что вы пять раз в неделю целый час обсуждаете своё детство, ужасных родителей и свои переживания! Слушайте, да у любого человека от такого крыша поедет! Я тогда так и сказал отцу, который отправил меня тогда к мозгоправу: папа, ты платишь деньги за то, чтобы я тебя возненавидел? Так зачем за это платить? Я тебе это и так обеспечу! — он расхохотался.       — А мы вот здесь не пропустили случайно поворот? — Тьерри обернулся на пронёсшийся мимо них указатель.       — Что? А, да… вот чёрт…— он так резко затормозил, что молодого человека едва не швырнуло вперёд, после чего дал задний ход.       К счастью шоссе в пригород, по которому они ехали, было платное и от того практически пустое.       — Простите, а вы не могли бы ехать помедленнее… меня слегка укачало… — решился попросить он.       — Да-да, конечно! Хорошо что сказали! — спохватился Мишель и похлопал его по плечу. — Вы говорите, если что вдруг… я, знаете, привык ездить быстро… Так вот, о чём я? Ах да… про психоанализ. Знаете, что главное я вынес оттуда? Что родителей надо не винить, а пожалеть! Я хочу сказать, что когда вот ты сидишь и страдаешь, какое у тебя было ужасное детство, подумай, что если оно у тебя вот такое, то у твоих родителей оно наверняка было же ещё хуже! И никто не жаловался, как сейчас… вот взять вас, журналистов…       Тьери напрягся. Телефон водителя вновь зазвонил и на дисплее было отчётливо видно название абоненте — «папа». Мишель несколько раз сбросил вызов.       — …знаете, почему Карл так не любит давать интервью? Да потому, что вот каждый норовит задать ему вопросы о его матери! Да всё тут понятно… и что же теперь? Пойти и повеситься? Чего они ждут? Что он заплачет, или начнет ругать её и жалеть себя? А я говорю: вот все, кто так любят критиковать его… вы попробуйте при такой матери стать тем, кем стал Карл Лагерфельд! Пройти этот же путь! Так нет же… журналистам, как и читателям и зрителям, на всё это плевать! У каждого, знаете ли, своя есть история… вот эта жалость, сочувствие от посторонних людей, оно ему совершенно не нужно!       Тьерри, который как раз очень хотел задать Карлу пару вопросов относительно его детства и его отношений с матерью Элизабет, только вздохнул. Что ж, очевидно, делать это не стоит…       Телефон снова зазвонил, и парень вновь сбросил вызов.       — Может, ответите?       — Зачем? Мы почти приехали… Так вот, я год назад был в Африке по работе… и я вам скажу, что нет лучшего лекарства от депрессии и всяких неврозов, чем такая поездка! Ты видишь людей, у которых вообще нет родителей… у которых нет даже еды! И я так скажу, что один раз съездить в Африку — это дешевле, чем годами проходить психоанализ!       Тьерри схватил свой телефон, который наконец-то включился. Ему пришло уже несколько сообщений от Мари, которая очевидно его потеряла.       «Ты где вообще?»       «Я в машине с каким-то психом, который везёт меня к Карлу. Понятия не имею, что происходит. Мы ещё не доехали».       «Вы с ума сошли? Мне сейчас позвонила Агнесс. Вы ещё полчаса назад должны были быть на месте!»       Тьерри быстро набирал сообщения, пока рядом ему в ухо неслось радостно-возбуждённое:       — Я вот тебе пример приведу! Я как-то на одном из таких сеансов сидел и рассказывал, и жаловался, что вот мой отец меня никогда не слушал… и мне на день рождения дарил подарки, которые хотел получить сам. И вот я сижу и рыдаю, какой я несчастный… и тут вижу, что у этого парня… у психоаналитика такое лицо сделалось! Я спросил: что такое? А он мне в ответ: знаешь, парень, вот ты говоришь, что страдал из-за того, что твой отец на твоё восемнадцатилетие подарил не ту марку машины, которую ты хотел… а ту, которая ему самому нравилась. Что вместо горного велосипеда в пятнадцать, ты получил билет в Диснейленд, потому что он считал, что на велосипеде ты себе шею сломаешь. И да, это печально, что твой отец не слышал тебя… но знаешь, что мой отец на мои восемнадцать прислал мне только открытку… и за всю мою жизнь это всё. И я не знал, что мне делать: повесить её в рамочке в туалете? И мне стало так неловко… и я подумал, что у моего врача вообще-то ситуация с отцом была ещё хуже… Наверное, поэтому он и пошёл работать психоаналитиком, хотя ведь есть много других прекрасных профессий. О, мы практически приехали!       Тьерри облегчённо выдохнул, когда этот поток слов наконец-то закончился, и парень свернул на дорогу, ведущую через лесопарк. Снова начался дождь. Впереди был шлагбаум, отделявший частную, охраняемую территорию, возле которого они притормозили, и Мишель, опустив стекло, выглянул в окно. К ним подошёл один из охранников.       — Ну, наконец-то! Я уже хотел ехать навстречу искать вас!       — Да чёртовы гаишники тормознули… и мы случайно проскочили один указатель…       — Ну будет вам нагоняй сейчас… я уже своё получил…       — Ладно, Жан, с меня причитается! — парень засмеялся. Шлагбаум был поднят и они проехали на территорию.       Машина углубилась внутрь парка по асфальтированной дороге, освещённой фонарями. Из-за дождя было трудно что-либо разглядеть и, когда они остановились на небольшом перекрёстке, Тьерри удивился.       — Так, дальше нам в разные стороны. Сейчас выйдете из машины и пройдёте вооон по той дорожке. Туда… — Мишель указал на более узкую дорогу, которая шла куда-то в сторону зарослей. — Там метров триста. Прямо до железных ворот. Вас там встретят. Зонт, зонт! В багажнике…       Они вышли из машины под дождь, парень быстро извлёк из багажника зонт в цветочек, показавшийся Тьерри женским, и сунул ему в руку.       — Погодите… — он был сбит с толку скоростью развития событий. — Если вы знаете Карла… может, дадите совет? Ну… как лучше с ним…?       — Ну, слушайте, просто… будьте собой… Не будьте как все остальные… которые сначала с таким почтением и восхищением, а потом возьмут и кучу говна навалят! — он похлопал его по плечу. — Удачи!       С этими словами парень сел обратно в машину и уехал, оставив слегка обалдевшего Тьерри стоять под дождём посреди дороги. Он попытался открыть зонт и через пару попыток понял, что тот сломан. Дождь и не думал прекращаться, и молодой человек, проклиная всё на свете, почти бегом бросился по указанной дорожке вперёд. К тому моменту, когда он добрался до больших сплошных железных ворот и остановился у калитки, он совершенно промок и готов был орать от злости. К чему было переодеваться там в офисе, если сейчас он всё равно похож на мокрую крысу?       К тому же, никто и не думал его встречать. Массивная дверь была плотно закрыта, только на самом верху мигая единственным «чёрным глазом», на Тьерри смотрела камера. Поискав и не найдя никакого звонка, он в отчаянии набрал Мари.       — Я не знаю, что происходит! Я стою хрен знает где! В каких-то кустах у ворот! Этот псих меня высадил и сказал, что меня встретят… но тут никого нет! Я на хрен промок до нитки! Да пошло оно в жопу! — кричал он.       — Погоди-погоди! Где ты стоишь? — попыталась перебить она его. — Можешь объяснить, кто и где тебя высадил?       — Я понятия не имею… Здесь охраняемая территория… большой железный забор. А парень, который привез меня… да Господи, он вообще ненормальный! Какой-то родственник Карла! Зовут Мишель… полдороги он пел в машине, а вторую часть ругал психологов, которые ему не помогли… Конечно, ему наверняка нужен был психиатр! Высадил меня, дал женский зонт…       Мари захихикала.       — Так, стой где стоишь и не двигайся с места! Я попробую дозвониться и тебя вытащить…       Она отключилась. Тьерри вытер совершенно мокрое лицо. В голове была каша. Не так он представлял себе посещение Карла Лагерфельда, не так…       А этот парень, он вообще не вязался с человеком, который мог бы быть в окружении модельера! Кто он такой? И откуда ему знакомо его лицо? Детей у Лагерфельда нет. Какой-то внучатый племянник? Он здесь явно как дома, все его знают. На водителя или помощника Карла уж точно он не похож. Его бы уволили через час на этой работе…       Внезапно, как гром среди ясного неба, Тьерри накрыла догадка.       Мишель? Мишель! Но неужели… Кажется он знает, кто этот парень!