Non, je ne regrette rien* — «Ни о чем не жалею»

      Как он добрался домой, Карл не помнил. Кажется, он поймал где-то по дороге такси. У него снова начала кровоточить рана на щеке, и когда молодой человек наконец-то очутился в спасительной темноте своей квартиры, то увидел, что рубашка заляпана кровью. У него вообще был жуткий вид — волосы растрёпаны, брюки и подол пальто испачканы грязью (должно быть, когда он выходил из такси), лицо в красных пятнах.       «Видела бы меня мама…» — подумал он невольно и сразу же представил выражение брезгливого осуждения на лице Элизабет. «Взрослый мужчина, а выглядишь как сбежавший после проделанной шалости глупый подросток».       Шалости? Он поцеловал Пьера. Пьера!       При мысли об этом его зашатало.       Добравшись до ванны, он помыл руки, умылся, снял и бросил в бачок с грязным бельём рубашку и, продезинфицировав ранку, заклеил пластырем. Где-то в голове блуждала мысль, что, если туда попала инфекция, она может быстро добраться до мозга, и тогда он станет одним из тех идиотов, которые умрут из-за неудачно выдавленного прыща.       Эти простые действия позволили немного собраться и успокоиться. Сделанного уже не вернуть. Неважно, что подумал Берже. Возможно, что ему стало его просто жалко.       Поцеловать неизлечимо больного — что может быть замечательнее?       Невозможно было сейчас признаться себе, что самым худшим во всём, что случилось, был не его поцелуй. А то что Пьер на него не ответил.       «А ты, кретин, ожидал, что он будет с тобой целоваться?» — отражение в слегка запотевшем зеркале смотрело с презрением.       «Нет. Не ожидал. Просто я должен был это сделать… из-за момента. Просто случился момент… всё было как будто в последний раз…»       Какое-то время Карл сидел на краю ванны и просто держал руки под водой, успокаиваясь. Теперь уже ничего не исправить. Неважно, что Пьер подумал. Это было ошибкой.       «Господи, лучше бы я его ударил, ей-Богу…»       Раздавшийся внезапно звонок в дверь заставил молодого человека застыть. Послышалось? Он выключил воду и зажмурил глаза, мечтая, чтобы тишину больше ничего не нарушило. Снова отчётливая и резкая трель. Карл и не думал, что этот звук может быть настолько громким и настолько пугающим.       Кто это? Соседи? Может, консьержка? Виктория?       Он перебирал в голове имена всех, кто мог стоять там, за дверью, и звонить, в глубине души понимания, что единственный человек, который может там быть, это Пьер.       Пьер.       «Я не открою. Пусть звонит. Позвонит и уйдёт».       Он вышел на цыпочках в коридор, и воцарившаяся на какое-то время тишина его успокоила. Пока внезапно её не сменил настойчивый стук. Оказалось, что этот звук был ещё более угрожающим.       —Карл, я знаю, что ты там. Мне Роза сказала. Открой, пожалуйста. Ты кое-что забыл.       Не успел Карл подумать, как устроит разнос консьержке (это когда Берже успел с ней так сдружиться?), как возмущение сменилось удивлением. Забыл? Что он мог забыть?       «Лучше открой. Иначе он решит, что ты испугался. Ничего страшного не произойдёт».       Он стал отпирать замок и, только открыв дверь, сообразил, что стоит без рубашки.       Пьер вошёл, как и в тот раз, стремительно, вынудив его отступить. Раздетый по пояс, Карл ощущал свою уязвимость, и ему захотелось почти с женской стыдливостью как-то прикрыться.       «Я должен быть сильнее его. Я могу сейчас просто вышвырнуть его за порог».       —Зачем ты пришёл? — выдавил он.       —Потому что ты так странно сбежал. Вот. И выронил это… — он протянул ему немного смятый листок бумаги.       Карл взял его, развернул и невольно закрыл глаза. Адрес Пьера, записанный его рукой, и имя Ролан в уголке.       «Он вспомнил…»       Они оба молчали, стоя в полутёмной прихожей. Карл повторял про себя, что должен открыть дверь и сказать «уходи», и понимал с нарастающим ужасом, что хочет, чтобы Пьер остался. Чтобы остался здесь, с ним. Но, как в тот раз «Ролан» понимал, что не хочет тягаться с Бернаром, так и теперь внутренний голос безжалостно-злобно твердил, что Пьер принадлежит Иву. Почему всё всегда принадлежит Иву? Талант, успех, власть и… этот мужчина. Которого он встретил раньше него. Ив не заслужил ничего… он просто присваивает себе всё самое ценное, что оказывается у него на пути. Без усилий.       А если бы… если бы он тогда не ушёл из квартиры? Если бы тогда Ролан не ушёл?       «А как же твой парень?»       «Здесь его нет».       Пьер прав был тогда и прав сейчас. Есть только этот момент. И здесь и сейчас нет Ива. А значит… что в реальности, в их реальности Ива действительно нет.       —Ролан… почему Ролан? — губы Берже тронула вдруг очень трогательная улыбка.       —Потому что мне нравится это имя.       —Я запомнил его.       —Ты запомнил имя. А меня ты забыл. — Карл произнёс упрёк, который носил в себе всё это время. Как Пьер мог его позабыть? Ответ был только один: «Ты просто много кого приводил к себе на квартиру… и все они не имели никакого значения. И я не имел».       Теперь, теперь он мог сказать ему это. Теперь все карты раскрыты, и кажется, что никто в этой игре не победил.       Он вспомнил тот вечер, когда Пьер его снова к себе пригласил. И появление Бернара. И то, как отвратительно все это было. И что когда он не вспомнил его, всё это, вся их встреча вообще потеряла значение.       Пьер слушал, как будто немного подавленный этим всем, а потом произнёс с лёгким волнением:       —Я помню… но почему ты решил, что я позвал тебя тогда, чтобы отомстить Бернару? Я вообще не знал, что он в тот вечер придёт.       Об этом Карл не подумал. Так Пьер вовсе не хотел использовать Ролана?       —А зачем ты позвал тогда?       —Потому что мне было… любопытно. Ты прав, я запомнил тогда только имя. Но, вообще-то, тогда было темно… и ты… выглядел по-другому…       «Любопытно?»       Карл с удивлением смотрел на Пьера, который выглядел таким искренним в этот момент. Любопытно… так вот что им двигало… интерес? Он совсем не пытался поиздеваться над ним? И сейчас не пытается…       —Карл, мне жаль, что так вышло. Прости.       Пьер не выглядел виноватым. Только немного смущённым и грустным.       «Хорошо. Скажи ему, чтобы он ушёл…»       —Я не обижаюсь. Всё хорошо.       Он был уверен, что сейчас тот возьмётся за ручку двери, кивнёт облегчённо и наконец-то уйдёт. Но Пьер не уходил. Он продолжал стоять и смотреть на него, и когда сделал шаг навстречу, Карл внезапно понял, что сейчас произойдёт.       Он хотел сказать «нет!» и оттолкнуть его, когда тот вдруг его обнял за шею и, притянув к себе, поцеловал.       На секунду Карл оцепенел, обожжённый смесью испуга и радости, такой сильной, что стало почти больно, но Пьера это, разумеется, не обескуражило. Он продолжал настойчиво, но как-то при этом мягко, обнимать, поглаживать пальцами — деликатными маленькими штрихами, и целовал тоже настойчиво и странно искренне. Не пытался тянуть его вниз, наоборот — привставал на цыпочки, чтобы достать губы, щеки своими губами, приятно тёплыми и сухими. Некая часть Карла отстранённо удивилась, что месье Берже умеет целовать так целомудренно, но ведь всё равно, что плеснуть на горячие угли, мазут или драгоценный элитный парфюм — полыхнёт одинаково. И Карл полыхнул…       Как в плохом кино, он снял с Пьера пальто и уронил его на пол, потом так же поступил с пиджаком и индийским кашемировым кашне; Пьер помогал ему, умудряясь целовать, и шаг за шагом, спиной вперёд, Карл двигался к спальне — своей, не гостевой, в которую дёрнулся было Пьер… Нет, Карлу было нужно лечь с Пьером в свою кровать, в которой никогда ещё не было — второго… Карлу было важно… Глупо, романтичные глупости… как глупо… Но Карл знал, что будет так или никак. Будет здесь и сейчас, и неважно, если больше не повторится — неважно. В какой-то момент они присели на край кровати и Карл стал расстёгивать на Пьере рубашку, а тот всё целовал его лицо и губы, осторожно опускаясь ладонями с шеи к плечам, и от плеч на грудь. Когда рубашка была расстёгнута, Пьер сам стащил её и отбросил не глядя, как досадную помеху, и Карл с упоением положил, наконец, свои ладони ему на плечи, ощущая гладкую кожу и редкие мягкие волоски на ней. Южанин… Карл вспомнил, что предплечья у Пьера покрыты этакой «шёрсткой», и немедленно повёл по рукам вниз, осязая, и почти застонал от переживания и возбуждения, и начал отвечать на поцелуи… И голова кружилась, и вело, и обжигало, и было неописуемо страшно и хорошо…       Пьер тоже гладил его, неторопливо и бережно, однако Карл чувствовал, как вздрагивают тёплые изящные руки, сдерживаются, изучают, исследуют… Да, Пьер вспомнил Ролана, но сейчас он был именно с Карлом, и это было самым лучшим и прекрасным. Карл внезапно перестал стесняться своего тела, потому что руки Пьера явно с удовольствием его трогали, значит, оно того заслуживало. А почему бы, собственно, и нет? Он ведь нравится женщинам, да и мужчинам тоже… Он и сам изучал его тело, такое небольшое, аккуратно-поджарое, экономно и правильно сложенное, вечно скрытое не подходящими ему одеждами. Оказывается, гладить человеческое тело — удовольствие! Трогать, нажимать, чуть щекотать, рисовать узоры и руны кончиками пальцев… Блаженство и восторг! Карл был изумлён и восхищён: столько открытий!       В какой-то момент рука Пьера погладила его ногу до колена, а потом соскользнула на внутреннюю сторону бедра и, вкрадчиво поднимаясь, мягко накрыла пах. Карл замер. Не то чтобы этот бесстыдный и приятный в своей интимности жест напугал, как в прошлый раз, нет, просто… Просто вдруг стало слишком. Стало чересчур. Карл чувствовал, что не выдерживает. Когда Пьер попытался уложить его спиной на подушки, он воспротивился. Он не сделал попытки оттолкнуть, не желая обидеть, но напрягся и чуть отстранился.       — Что? — тихо спросил Пьер.       — Я не уверен… что я смогу…       Пьер ничего не сказал, но Карл точно знал — он понял… Он убрал руку, сел поудобнее, чуть неуклюже и как-то по-детски ткнулся лбом Карлу в плечо, а потом упал сам на кровать спиной и потянул Карла к себе, обнимая за плечи, почти положив на себя, прижав грудью к груди.       — Чего ты не захочешь, того и не будет, — прошептал он, и Карл с удивлением увидел, что у Пьера закрыты глаза, а на лице улыбка — та самая…       И вдруг стало легко…       Он слышал, как Пьер ушёл. Лёжа с закрытыми глазами и притворяясь крепко спящим, молодой человек ощущал, как чуть скрипнула кровать, когда тот поднялся, слегка зашуршала одежда, звякнула пряжка застегиваемого ремня. Такой шумный в обычное время, Пьер уходил удивительно тихо. Карлу, который боялся вздохнуть, показалось, что это произошло минут за пять или семь. Уже после того, как почти бесшумно закрылась дверь, он лежал, прислушиваясь к тишине и не имея никаких сил пошевелиться. Как будто если он откроет глаза и встанет, произойдёт что-то страшное… что-то непоправимое.       Впрочем, разве оно уже не произошло?       В конце концов он уснул и проснулся от звонка телефона. Первая мысль — Пьер! — накрыла испугом. Встав с кровати, Карл подошёл к телефону и… не решился снять трубку. Звонок прекратился, но едва он отошёл на несколько шагов, телефон зазвонил вновь. Молодой человек быстро снял трубку и тут же взгляд его упал на часы: полдень!       —Карл! — услышал он в трубке голос матери. Он знал эти интонации. Она была недовольна. — Ну наконец-то ты снял трубку…       За этим, наверное, должно было последовать «а то я начала волноваться!», но вместо этого Элизабет отчитала его, сказав, что звонила вчера ему несколько раз. Почему он не брал трубку?       —Да я… я заболел… — он прислонился к стене, и правда чувствуя ужасную слабость. Он не хотел разговаривать с ней. Совсем не хотел.       —То есть ты был дома? — её тон был железобетонный. — И не подходил?       «О боже… зачем же ты позвонила?» — хотелось сказать ему, но он не сказал.       —Я спал, мама. И только проснулся.       —Хорошо. — Она немного смягчилась.— И все же снимай трубку, если ты в состоянии дойти до телефона.       — А если не в состоянии…? Тогда что? — вырвалось у него.       — Не паясничай. Ты спал или впал в кому?       Ещё пара язвительных фраз и в назидание «просьба» не забыть отправить посылку к Рождеству его тете Виктории в Гамбург. Они попрощались. Карл подумал, что так и не понял, зачем она позвонила.       Он вернулся в кровать, почему-то чувствуя холод. Его знобило. Может быть, он действительно заболел? Он лёг и, уткнувшись в подушку, почувствовал, что она пахнет одеколоном Пьера. Так мягко и ненавязчиво… И Карл вдруг весь погрузился, «упал» в этот запах, который показался таким родным. Он не мог, не хотел вставать, он хотел провести так весь день, обнимая эту подушку, дыша ей и вновь погружаясь в воспоминания о прошедшей ночи.       Внезапно пришло это ясное: «я ведь люблю его». Это было так странно. Как будто бы он давно это знал и это жило в нём. Но только сейчас это дошло до его осознания. И это «люблю», такое восторженное лишь на секунду, через мгновение отозвалось сильной болью.       Пьер ушёл. Он ведь не оставил даже записки… не оставил ему ничего. Он был весь с ним и вдруг как туман растворился, оставив его совершенно без сил.       «Завтра он забирает Ива из госпиталя…» — подумал он, и какой-то ехидный голос внутри него на это заметил:       «Да, забирает! А ты что, хочешь, чтобы он его там оставил?»       Карл зажмурился. Да, он хотел… он хотел, чтобы Ив там остался. Чтобы остался где угодно… чтобы не возвращался… чтобы ему ноги в Алжире сломало… чтобы Пьера он мог присвоить себе. Как должно было быть с самого начала.       Его охватили ужас и стыд. Какие страшные вещи он думает!       Карл отбросил подушку. Это пройдёт. Это просто аура… шлейф… снова гипноз. Он даже знает, что ему нужно сделать. Нужно сменить немедленно всё постельное бельё.       Рабочая неделя прошла как в тумане. Карл не помнил что делал, но на удивление проблем нигде не возникало. Возможно, он приспособил свою жизнь к такому ритму, что в ней почти всё стало автоматизировано, начиная с утренней чашки кофе и заканчивая вечерним чаем. В понедельник он только под вечер снова вспомнил об Иве и о том, что сегодня тот возвращается из госпиталя. Он решил, если Пьер не позвонит до понедельника, он не позвонит совсем. Откуда Карл был в этом уверен, он не понимал, но не сомневался в своей правоте. Хотя где-то в глубине души он знал, что тот не позвонит ещё в ту минуту, как услышал хлопнувшую входную дверь.       Ничего не изменилось, как будто бы ничего и не было. Иной раз, когда сознание его вырывалось из рабочего процесса или автоматизма действий, он начинал даже сомневаться: а не сыграло ли с ним воображение злую шутку? Может быть, ничего и не было… может быть, он сумасшедший, как Ив Сен-Лоран. Только с той разницей, что он не гений.       В пятницу, под конец рабочего дня он позвонил Виктории.       — Ива выписали? Ты с ним виделась? — спросил он.       — Да, он дома. Не виделась. — Она вздохнула. — Но я созваниваюсь с Пьером. Он говорит, что Ив плохо себя чувствует и не хочет никого видеть.       — Я так вижу, вы очень близки с Пьером, — сухо заметил он, ощутив внезапно злость на Викторию.       В трубке повисла неприятная пауза.       —Знаешь, сам звони им тогда, если что-то интересует. Или, когда надо спросить человека о его самочувствии, у тебя смелости не хватает?       Она положила трубку.       В пятницу вечером он был приглашён на ужин к Рене и Фелис, и это был хороший повод одновременно отвлечься и вернуться в реальность, где были люди, которые были ему рады и которые ему нравились. Фелис обняла его при встрече, и в её объятьях, таких тёплых и дружеских, Карл ощутил успокоение. Рене с улыбкой пожал ему руку и похлопал по плечу, внезапно напомнив отца. Тот всегда делал так, когда они встречались — жест приветствия и одобрения.       «Рад тебя видеть, сынок», — как будто бы говорил он, и Карл не сомневался, что рад. Он подумал, что очень давно не видел отца и соскучился.       Они ужинали, потом по обычаю пили кофе и бренди в кабинете Рене. За ужином Фелис обратила внимание, что к еде Карл почти не притронулся. Не желая обижать хозяйку, он сказал, что на неделе отравился немного и у него нет аппетита. Его действительно почти постоянно подташнивало. Во всей этой ситуации был очевидный плюс — за неделю он похудел.       В кабинете речь зашла о войне в Алжире. И, конечно, они не могли не вспомнить об Иве.       — Печальная история. Очевидно было, что он там не продержится долго. Чтобы ни говорили, но армия место далеко не для всех, — заметил Рене.       На Карла будто нахлынуло. Он посмотрел на Фелис, которая пила кофе, и внезапно спросил:       —Недавно я встретил одного человека… Андре Леконта. Он утверждает, что с вами знаком…       В глазах супружеской пары промелькнуло лёгкое удивление. Рене приподнял брови.       —Андре? Да, мы служили с ним вместе. Где же ты его встретил?       —В книжном магазине его сводного брата, Ришара Анакреона.       В кабинете повисла лёгкая пауза. Губы Фелис тронула лёгкая улыбка, Рене слегка крякнул, и невозможно было отделаться от ощущения, что они оба слегка смущены.       —Да, я покупал… то есть, сдавал одну книгу… любопытное место. Много редких изданий. Вы не были там? — Карл ощущал сильное волнение и желание продолжать эту тему.       —У Ришара? Давным-давно. И как он поживает? — в голосе Рене ощущался лёгкий сарказм.       —Должно быть, неплохо. Кажется, магазин процветает… Странно даже, что раньше я ничего не слышал о нём.       —Ну что ж. Я не сомневался. Такие как Ришар всегда и везде процветают. Даже когда другие вокруг голодают.       —Рене, — в голосе Фелис появился упрёк. — Ты не прав.       —Не прав? — тот усмехнулся. — Ни для кого не секрет, что Анакреон во время оккупации и войны промышлял контрабандой. Из-за таких вот коллаборантов, как он, мы так долго не могли уничтожить фашистов. Они их кормили. — Рене явно разнервничался.       —Да, а ещё Ришар кормил добрую половину Парижа, не давая людям погибнуть, — заметила Фелис.       —Лучшую половину, конечно. Всю гнилую богему… в то время как Андре был в Сопротивлении…       —Да, как и Катрин Диор. Что не мешало Кристиану и Пьеру работать тогда у Лелонга. Все выживали, Рене. Не будь настолько суровым. Ты сам сказал, что война — не для всех.       —Да, вот ирония… в то время как Ришар обслуживал немцев, Андре их убивал. Сам я не знаю, но говорили, что он в этом благородном деле поставил рекорды. — И взглянув на Карла заметил с долей смущения. — Извини, Карл… это не очень хорошо прозвучало.       Фелис вновь осуждающе посмотрела на мужа, а молодой человек спокойно ответил:       —Не извиняйся. Немцы тоже убивали фашистов. И правильно делали.       Он вспомнил, однако, заинтересованность Андре Леконта, и ему слегка стало не по себе. Интересно, однако, откуда всё-таки ему так знакомо лицо Ришара?       —Красивые фамилии у этих братьев. Особенно у Анакреона…— заметил он.       —Братьев…— Рене усмехнулся. —Да никакие не братья они. Хоть так всем представляются.       Фелис поймала недоуменный взгляд Карла и слегка улыбнулась.       —Андре и Ришар — пара. Они давно живут и работают вместе. Андре усыновлённый ребёнок.       Карла словно ушатом ледяной воды окатило. Пара любовников? Господи, а ведь это было так очевидно… Он тут же подумал о Пьере, о том, как странно общался с ним Андре Леконт, и ему стало душно.       Пара любовников… или трио?

      После вечера у Фелис Карл вернулся домой поздно, около полуночи, и долго не мог заснуть. Всю неделю он пил снотворное, чтобы высыпаться, потому что его мучила бессонница. Стоило лечь в кровать и закрыть глаза, как в голове начинался водоворот мыслей, думать которые было невыносимо. Но так как за ужином они пили вино, он не стал принимать таблетку и пролежал с книгой до трёх ночи, пока не стали слипаться глаза. Телефонный звонок разбудил его, и он снял трубку спросонья, почему-то уверенный, что услышит голос матери. Он надеялся на этот звонок слишком сильно в начале недели, поэтому сейчас, неделю спустя, голос Пьера застал его совершенно врасплох. Он с трудом удержался, чтобы не бросить трубку.       —Привет, я тебя не разбудил? — спросил тот будничным тоном.       —Привет. Нет. — Внутри всё замерло на секунду, и его будто обдало одновременно и жаром, и холодом.       —Хорошо. Я хотел пригласить тебя завтра… — короткая пауза, которая показалась вечностью.— На день рождения.       Это было совершено не то, что Карл даже близко мог ожидать услышать.       —На день рождения? К кому?       —Ко мне. У меня был в понедельник. Но я праздную в воскресенье.       —Я…— Лагерфельд зачем-то посмотрел на часы. — Я не успею купить подарок… К тому же, у меня завтра были дела.       —Да нет у тебя никаких дел. Не придумывай. — В трубке раздался смешок. — Приходи без подарка, не страшно… это не главное. А впрочем, как знаешь…       —Хорошо. Как Ив? — Карл вообще не понимал, зачем это спросил. Плевать он хотел на Ива…       —Он… лучше. Намного.       —Хорошо, Пьер, я постараюсь прийти…— сказал он, уверенный, что это лучший способ закончить сейчас разговор.       Пьер сказал название ресторана и они попрощались. Некоторое время Карл в полной прострации смотрел на телефон. Здравый смысл подсказывал, что ему не стоит идти. Что ему делать там? Ив вернулся… Он вообще не мог и не хотел ни думать о Пьере, ни видеть его. То есть он хотел… но не так.       «Зачем он меня пригласил? Кто я ему? Я не пойду», — решил он.       Успокоенный этим решением, Карл прожил с ним почти до вечера, пока, вспомнив про назидание матушки о подарке для тети Виктории, не решил съездить на Елисейские поля в магазин. Каждый год он посылал родственникам в Гамбург «французский набор» — мыло, туалетную воду, крема. Все от фирмы Fragonard, старейшей парфюмерной компании Франции.       Когда он, увешанный фирменными пакетами, шёл мимо магазина фототоваров к машине, взгляд его привлекла выставленная на витрине последняя модель Polaroid. Молодой человек остановился и его резко охватило волнение.       Когда они гуляли по Латинскому кварталу, Пьер в разговоре упоминал, что увлекается фотографией. Карла это тогда удивило и одновременно обрадовало. Он сам любил фотографировать, хотя делал это в последнее время достаточно редко. Но он моментально представил себе, как мог бы вручить ему завтра этот подарок, цена которого кусалась даже для Карла. Он сам себе до сих пор не покупал такой.       «Он будет в шоке…» — подумал он и, охваченный какой-то безумной эйфорией, зашёл в магазин.       День рождения Пьер отмечал в итальянском ресторане напротив отеля Риц. Зная его, Карл ожидал увидеть большую и шумную компанию, но народу вместе с именинником было около десяти человек. И Ива среди них не было.       «Он дома, ещё плохо себя чувствует», — пояснил Пьер.       Изначально Карл шёл с настроем, что вручит подарок, посидит недолго и уедет домой. Однако Пьер, который встретил его, пожалуй, слишком радушно, даже не заглянул в протянутый ему картонный пакет.       «Рад, что ты нашёл время», — это прозвучало с лёгкой иронией.       Ничто в его взгляде и жестах не выдавало волнения или смущения. Он представил друзей, среди которых был Жак Шазо и тот парень, которого Карл видел с ним и Саган полгода назад на прогулке. И к неудовольствию Карла ещё и Виктория, которая пришла вместе с Роже.       —Пьер, так Франсуазы, в итоге, не будет? — спросил один из них, когда все сели за стол.       —Не будет. Она сейчас в Каннах с каким-то очередным своим… — Он осёкся, явно собравшись сказать грубость, хоть интонации его звучали добродушно. — Приятелем.       —Как она могла пропустить твой юбилей? Ужасная!       —Да, я так и сказал ей, а она ответила, что тридцать лет вообще нельзя праздновать. В общем, она как всегда.       Вскоре Карл даже обрадовался, что рядом с ним сидела Вики. И так не особенно разговорчивый, он чувствовал себя лишним в этой разношёрстной компании друзей Берже. Темы разговоров, манера общения этих людей, непринуждённая, даже фривольная, полная злободневных острот, почему-то только усиливала его скованность. Его задело, что Пьер представил его вновь, как дизайнера и друга Ива. Ива. Не своего. Он не понимал, зачем тот вообще позвал его, учитывая, что сидя на противоположном краем стола, он с ним практически не разговаривал. Зато рот не закрывала Виктория, которая полушепотом передавала ему на ухо последние сплетни в Диоре.       «Там жуткое напряжение. Я просто с ума схожу. Они ужасно поступили с Ивом и знают об этом. — И добавила почти зловещим голосом: — Между нами… Пьер мне сказал, что они будут подавать на них в суд!»       В суд? Что ж, как раз это Карла не удивило. О самом Иве, и вообще о произошедшем, за столом, к счастью, не говорили. Карл краем глаза наблюдал за Пьером, отмечая, что тот явно чувствует себя счастливым в компании этих людей. Он был как рыба в воде, уверенный и довольно демонстративный. Карл думал, что Пьер определённо из тех, кто хочет быть центром внимания. Он много говорил, шутил и смеялся. С каким-то мрачным отчаянием Карл понимал, что почти любуется им. Он знал его раньше, но всегда как будто старался найти и находил недостатки. Теперь Пьер, с новой стрижкой, в очень удачно пошитом на этот раз костюме и серебристого цвета галстуке, какой-то очень холёный, ему казался почти что красивым. И это… это было ужасно.       —Ты что, на диете? — спросила Виктория, увидев его пустую тарелку. — Ты похудел.       Он, так часто испытывающий досаду и напряжение из-за нестабильного веса, на этот раз не ощутил ни капли радости. Он похудел, потому что почти не мог есть. Не мог спать. Ему казалось, что единственное, на что он ещё оставался способен — это работать. Он чувствовал себя просто раздавленным и беспомощным. И всё из-за Пьера.       Очевидным плюсом было лишь то, что к нему особенно не приставали с вопросами и разговорами. Наверное, потому что он был здесь никому не интересен… но кому и когда вообще он был интересен? Карлу казалось, что все они — эти представители парижской богемы, журналисты, писатели, танцовщики, редакторы, управляющие галереями — они все были лучше его.       И он не мог просто встать, взять и уйти, потому что это было бы странно и очень невежливо.       В какой-то момент, ближе к концу вечера, Пьер, который проходился вдоль стола, останавливаясь и переговариваясь с каждым из гостей, как будто желая каждому уделить внимание, остановился возле них с Виктуар. Рука его коснулась плеча Карла. Он наклонился, и можно было ощутить вновь его запах… одеколона, сигарет и вина.       —Мы с тобой потом поговорим, ладно? — услышал возле своего уха Карл тихий голос.       Жак Шазо произнёс тост. Карл смотрел на этого изящного и красивого молодого мужчину, который держал свой бокал за ножку, слегка оттопырив мизинец, и вспоминал его, завёрнутого в простыню, полуголого у Пьера в квартире. Он думал, что Пьер наверняка с ним тоже спал. А может и до сих пор спит.       —Пьер, мы все знаем тебя… и думаю, что здесь каждый со мной согласится, что скорее нас с этим надо поздравить. Особенно меня. — Все засмеялись.— Знаете, у каждого должен быть человек, чей номер телефона он оставляет для связи в отделении скорой помощи…       —Нет, Жак, только не говори, что ты оставил мой номер телефона… опять! — Пьер притворно застонал, но было заметно, как он изнутри будто сияет, несомненно, полностью принимая это как комплимент.       —Я постараюсь туда не попадать! Так что я… поздравляю нас всех с Пьером!       Потом неожиданно был заявлен «подарок». В небольшом отдельном зале, где они все сидели, заиграла музыка и вошла завернутая в разноцветные шали цыганка. Черноволосая, статная, красивая, на вид лет сорок-сорок пять, она подошла к Пьеру и, загадочно улыбаясь, попросила дать ей посмотреть его руку. Гадалка! Вот это да…       Все хихикали, переговаривались, но наблюдали за происходящим с интересом. Пьер, как показалось Карлу, настроен был очень скептически, но решил подыграть и со словами: «да, я хочу знать свою судьбу!» протянул ей руку.       —Только если вы увидите, что я скоро умру, не говорите об этом! Не хочу портить себе настроение…       Цыганка внимательно и очень серьёзно рассматривала его ладонь, проводила пальцам по линиям.       —Нет… у тебя будет очень долгая… но трудная жизнь. Она будет отмечена большой радостью, но и огромной печалью. Я вижу, что есть человек, который очень сильно будет любить тебя. Он создаёт красоту… может быть, он художник?       Все, включая Пьера заулыбались.       —О, я вижу… ты будешь очень богатым, да! Я вижу деньги… много денег! — в волнении воскликнула она.       —Ну, пока ничего нового. Пока всё, что я и так уже знаю… — Пьер засмеялся.       —И у тебя будет ребёнок… возможно через год или два…       —Ребёнок? А вот это уже интересно…— Пьер ухмыльнулся.       —У тебя будет три брака… — на этом все сидящие за столом ещё больше заулыбались.— Но только один из них… настоящий. —Гадалка подняла взгляд и посмотрела на Пьера очень серьёзно.— У тебя непростая судьба. Я вижу двойное послание. Голова в облаках. Но ноги в болоте увязли. Я вижу успех и любовь. Но я вижу также и беды.       —У меня в жизни?       —У тебя или от тебя? — она покачала головой. — Холодная голова. Но много жара. Здесь… и вон там.— Она коснулась рукой сначала его груди, а потом указала куда-то ниже.       А потом вдруг начала что-то шептать ему на ухо, к неудовольствию всех собравшихся. Карл видел, как на лице Пьера на мгновение пробежало что-то похожее на испуг. Потом он нахмурился и убрал в карман свою руку.       —Я тоже хочу чтобы мне погадали! — донёсся до Карла голос сидящего рядом Жака Шазо.       —Ой, я и так могу сказать тебя, что это будет! — засмеялась в ответ молодая черноволосая девушка с немного раскосыми глазами.— Ты окончишь под забором!       —Нет, Шарлотта, если что, меня Пьер подберёт!       Компания начала расходиться не поздно, в районе десяти вечера. Пьер сказал, что не хочет оставлять Ива одного слишком надолго, и эта такая простая фраза больно резанула Карла. Неважно, что Ива не было за столом. Он никуда не уходил из мыслей Пьера.       Тот подошёл неожиданно к ним с Викторией в гардеробе.       —Вы не хотите заехать к нам, выпить кофе и заодно повидаться с ним? Иву будет приятно… — предложил он.       —Я думала, он не хочет никого видеть… — протянула Виктория.       —Он так говорит. Но на самом деле ему очень нужна поддержка. Нужны друзья…— на слове «друзья» он как-то странно глянул на Карла. В этом взгляде было как будто бы и сомнение, и некоторый даже вызов — ты друг ему… или как?       Они согласились. Не то чтобы Карл хотел видеть Ива. Но он надеялся, что может быть именно там будет возможность поговорить у них с Пьером. Хотя он не представлял даже, о чём.       Когда они вошли в полутёмную прихожую, Пьер перешёл на шепот и сказал, что проверит сперва сам, не спит ли сейчас Ив.       —Идите на кухню пока…— Он быстро снял верхнюю одежду и прошёл в комнаты.       На кухне Виктория приоткрыла окно и стала курить. Время от времени она молча поглядывала на Карла, который стоял в стороне, пока наконец не заявила:       —Ты странный. У тебя что-то случилось или… или что?       — Даже если случилось, тебе я рассказывать об этом не собираюсь. А то об этом узнает полгорода. — Он нарочно сделал упор на слово «тебе».       Виктория вздрогнула, поджала губы, выбросила сигарету и, пройдя мимо него, процедила:       —Знаешь, ты такой злой. Тебе бы обратиться к психотерапевту.       Пьер вернулся и позвал их идти за собой. Он выглядел взволнованным и несколько грустным.       —Он не спит. Он рад. Он ждёт вас… но предупреждаю, вас может напугать увиденное. Постарайтесь это ему не показывать, хорошо? Его это расстроит. Я пока сварю кофе.       Карл и Виктория остановились у дверей кабинета. Молодой человек первым толкнул эту дверь и вошёл. В комнате горела только настольная лампа, бросая рассеянный свет в центр комнаты. И Карл не сразу заметил человека, сидящего в кресле-качалке в углу, у окна.       —Это вы… вы пришли… здравствуйте… — донёсся до них странный голос.       Виктория вцепилась Карлу в плечо. Он сам резко вздрогнул. Человек медленно поднялся из скрипнувшего кресла и встал во весь рост. Карл узнал свой кашемировый плед, который был наброшен ему на плечи.       —Ив! — воскликнула Вики.       Они шагнули навстречу друг другу, и Ив вступил в пятно света. Карлу потребовалось всё самообладание, чтобы не вскрикнуть. Перед ним стояла… смерть. Он узнал её… узнал этот холодный, веющий могильным холодом образ. Укутанный в саван высокий скелет. Череп с впавшими глазницами и остатками плоти… смерть улыбалась и протянула руки к нему, челюсть сдвинулась и отпала. От ужаса молодой человек на миг остолбенел и закрыл глаза. Потом открыл снова и выдохнул. Жуткий мираж рассеялся, и теперь он увидел действительно Ива. Он знал, что тот должен выглядеть плохо, но такого себе он не представлял. Похудевший до истощения, до того, что почти провалились тонкие скулы, он действительно был похож на скелет. Очки, казавшиеся на осунувшимся лице просто огромными, напоминали глазницы черепа. Он был бледен, а когда говорил, подбородок его неестественно сдвигался в сторону и опускался.       —Карлито… Виктория… ужасно я выгляжу… да? Я напугал вас. — Речь у него была неестественной, немного замедленной. Можно было даже подумать, что он был пьяный.       —Ив, Господи…— Виктория всхлипнула и обняла его, а Карл стоял, уничтоженный этим зрелищем.       Все мысли, все те ужасные мысли, которые он думал тогда… думал про Ива…       Его охватило, почти пригвоздило к полу чувство вины. Как будто бы то, что он думал, то что он делал… всё, что произошло у них с Пьером, имело теперь ко всему этому отношение.       Виктория отошла, и он смог сделать несколько шагов навстречу раскрытым объятиям, и Ив обнял его, обнял сам, голову положив на плечо. До ухо донёсся его тихий голос:       —Они хотели сломать меня… уничтожить… но у них не получилось. Однажды я расскажу тебе, через что я прошёл.       —Ив, Ив… всё хорошо… я рад тебя видеть, дружище…— бормотал он какую-то чушь.       Ему было и жалко его, и одновременно противно и стыдно… они стояли вот так и смотрели друг на друга, пока вошедший в комнату Пьер не позвал всех в гостиную. Карл проходя мимо в комнату пересёкся с Берже взглядом.       «Ты хотел, чтобы я увидел его?»       —А что у него с речью? — тихо спросила Виктория Пьера, когда Ив отошёл в ванную.       —Это таблетки. Говорят, это скоро пройдёт.       —Он так похудел!       —Да, почти на двенадцать килограмм. Он практически ничего не ел, когда был в больнице. Сейчас начал уже потихоньку…       Потом они пили кофе в гостиной. Пьер зажёг торшер и принялся неторопливо распаковывать, стоя возле стола, подарки. Ив сидел в том самом кресле и как будто с извиняющейся улыбкой смотрел на них, пришибленных и смущённых. И было странное чувство, что в своей болезни, в своём ужасающем виде он ощущает как будто бы… превосходство? Ив выглядел опустошённым, но Карл ощущал вместе с этим какую-то исходившую от него силу. Он не выглядел, как сломленный человек. Он выглядел как тот, кто вывернул себя наизнанку перед перерождением… голые кости… скоро на них вновь нарастёт плоть.       Внезапный возглас изумления «ох!» заставил всех троих повернуть головы. Пьер распаковал коробку с подарком Карла и теперь стоял, потрясённый, даже слегка приоткрыв рот. Карл покраснел и напрягся.       —Ого, что это… это что, фотоаппарат? — тут же подскочила любопытствующая Виктория.       Ив тоже встал. Все сгрудились вокруг стола, рассматривая подарок. Карл видел взгляд Пьера, он был таким, какой он и хотел… вот только он не чувствовал удовлетворения.       —С ума сойти! Карл… это… потрясающе. Спасибо! Но я… слушай, да он же стоит, наверное, кучу денег!       Он был под прицельным огнём этих вопросительных взглядов. Слишком дорогой подарок для человека, который не является близким другом… который не является, по сути, никем…       —Да, не беспокойся. Он мне достался за полцены. Друг один… он фотограф… предложил купить по дешёвке… и я вспомнил, что ты фотографируешь, — пробормотал Карл.       —Ты фотографируешь? — переспросил Ив Пьера. Он вертел в руках коробку, и почему-то Карлу казалось, что он совсем не поверил его словам. — Его надо будет обязательно взять с собой на Канары…       —На Канары? — удивилась Виктория.       —Да, мы летим завтра вечером. До Нового года, — произнёс Ив.       На Канары? Они с Ивом летят на Канары… Карл ощутил знакомое чувство — будто кто-то или что-то его схватило за горло. Стало тяжелее дышать. Он понял, что должен уйти отсюда. Уйти немедленно. Он допил кофе, встал и начал прощаться. Всё очень быстро, отрывисто. Неестественно? Это не важно. Он избегал смотреть теперь на Пьера, который, кажется, искал возможности пересечься с ним взглядом.       «Ты позвал меня к Иву, чтобы показать, как ему плохо, и сообщить, что вы улетаете на Канары… и это всё».       Он начал прощаться, по обыкновению ссылаясь на работу, на усталость, на всё что угодно. Никто его не удерживал, не вышел даже провожать в коридор.       Кажется Ив сказал что-то, но он не расслышал.       Нужно было вернуться домой… вернуться поскорее в эту спасительную, тихую гавань.       Он вышел из дома в этот холодный осенний вечер. Снова шёл мокрый снег, и подумалось, что люди, которые рождаются в ноябре, несут в себе такую же тьму, холод и ветер. Говорят, что Скорпион самый опасный знак зодиака. Самый жестокий.       До дома он добрался ближе к полуночи. И первое, что его встретило в темноте комнат — был звонок телефона. Карл застыл, как будто бы кто-то поджидал его внутри квартиры. Он слушал настойчивый звон… нет, он не подойдёт к телефону. Он знает, кто сейчас ему может звонить. И он не хочет… не может…       Он так стоял, не двигаясь, пока телефон не замолк. Потом прошёл в ванную, чтобы помыть руки. В голове был хаос, полный сумбур. Его практически уже трясло, как в лихорадке. Нужно было уцепиться за что-то, как-то остановить это ужасное чувство, как будто его что-то рвало изнутри. Выпустить напряжение…       Он знал, что поможет. Карл открыл полочку над ванной, где была аптечка и лежали все гигиенические принадлежности. Вата, перекись водорода. Сменные лезвия бритвы…       Некоторое время он смотрел на разложенные на бортике раковины предметы, как будто бы они были живыми, одушевлёнными…могли говорить с ним. И они говорили. Потом закатал рукав рубашки.

***

      Рождественские каникулы Карл провёл в Германии. Он не слишком любил приезжать домой на праздники, но в этот раз ухватился за просьбу отца, который сам позвонил ему и посетовал, что давно не видел единственного сына.       Уехать, сбежать из Парижа и от собственных мыслей о Пьере — вот чего он хотел. Теперь весь город стал одним огромным напоминанием о страдании, в которое Карл погружался. Страдании, которое сжималось вокруг него, словно кокон. Впервые в жизни с ним происходило что-то, на что он не мог повлиять и что не мог контролировать. Эта влюблённость, это чувство, которое он испытывал, приводило его в ужас. Это больше был не он… Карл не узнавал себя, он даже представить не мог, что с ним может происходить что-то подобное.       —Ты как-то осунулся… похудел… — заметил отец, в первый же вечер, когда вся семья собралась за рождественским ужином. — Неприятности на работе?       —Нет, на работе всё замечательно, — отвечал молодой человек, стараясь не встречаться взглядом с домочадцами. Особенно с сестрой Мартой, которая сидела по правую руку от него.       —А что тогда? — герр Лагерфельд хмыкнул. — Может быть, на личном фронте, а? Ты не влюбился?       Карл едва не поперхнулся и поспешил запить мгновенно вспыхнувшую тревогу водой. Он ощутил повисшее за столом напряжение.       —Не приставай к нему с таким глупым вопросом, Отто, — вклинилась мать. — Ты прекрасно знаешь, что Карл женат на работе.       —Да? Ну это прискорбно… — глава семейства вздохнул. — А я подумал, что, может быть, он скоро женится… семью заведёт. Всё-таки возраст не юный.       — Папа, ты же знаешь, что Карл не по этой части… — эта реплика старшей сестры второй раз подряд заставила Карла покрыться холодным потом. — Его не интересуют другие люди. Они недостаточно хороши для него…       — Да глупости… Я подумал, что ты ведь работаешь в доме моды, а? Там ведь, должно быть, тьма хорошеньких девушек… — отец улыбался, но эта улыбка быстро растаяла, когда вновь вклинилась Элизабет.       — Не суди по себе. Карл совершенно на тебя не похож, — её чуть поджатые тонкие губы выдавали нотку раздражения по отношению к супругу. И Карл, который никогда особенно не думал на эту тему, вдруг совершенно явственно ощутил, что мама не ревнует отца. Она его… презирает. И так ведь было всегда… А ещё папа единственный, кто обращался к нему в разговоре за столом напрямую. Все остальные обсуждают его, словно некий предмет. Он ощутил вдруг ярость по отношению к семье. Захотелось сказать что-то… какую-то гадость. Испортить всем настроение.       Особенно ей…       — Насчёт хорошеньких девушек ты заблуждаешься, папа, — спокойно ответил он, сосредоточив своё внимание на нарезании стейка у себя на тарелке. — Действительно интересных, обладающих шармом, индивидуальностью и даже умом среди манекенщиц поразительно мало. По большому счету, в мире моды модель, её личность, увы, не важна. Дизайнеры используют их как удобные вешалки для их одежды. Все должны смотреть на платье, а не на лицо девушки. Так что если бы я надумал найти жену, то точно не стал бы искать её среди моделей. — Он поднял взгляд и посмотрел прямо на мать. — Уж лучше… на служанке жениться. Она, по крайней мере, не будет воображать о себе слишком много.       Попало… Он видел, как мать вздрогнула, и столовые приборы звякнули о фарфор. Она, конечно, не забыла о Ракель. И Карл подумал, что сожалеет сейчас только о том, что матушка обнаружила девушку у него в шкафу, а не в кровати. Жаль, что уже невозможно вернуться назад и туда её затащить. Впрочем, чего затаскивать, Ракель явно сама была бы не против.       —О Боже… надеюсь ты никогда не женишься! Иначе бедная твоя жена…— простонала Марта, а отец, почувствовав, что разговор уходит куда-то совсем не в ту сторону, поспешил сменить тему и посетовал на длящуюся второй день за окном метель, из-за которой завтра, возможно, придётся отменить катание на лыжах.       Ночью, лёжа в постели и слушая, как воет за окном ветер, Карл неожиданно понял, что поможет решить его проблему. Ему действительно нужна женщина. Нет, жениться и даже заводить роман он не собирался. Но он может найти кого-то, с кем будет проводить время вне работы. Кто-то, кто переключит его внимание на себя.       Захваченный этой мыслью, он даже встал, сел на стол, зажёг лампу и принялся составлять список обязательных качеств для кандидатки, с чем справился достаточно быстро. Главным вопросом оставалось — где найти эту женщину, так чтобы не тратить на этот процесс слишком много усилий…       Впрочем, Карл знал, кто тут может ему посоветовать.       «Ты серьёзно? Вот этот вот список…— рассмеялась Марта, когда на следующий день он показал его сестре. — Не проще ли снять проститутку?»       «Это отвратительно».       «Очень дорогую проститутку. Я просто не понимаю, зачем… молодой, умной, привлекательной и самостоятельной женщине нужно связываться с таким как ты. Когда ты не предлагаешь в ответ ничего… ни любви, ни брака, ни заботы, ни даже денег!» — Язвительный тон Карла, впрочем, совсем не обидел.       Марта с детства задирала его, звала «чудиком». Они никогда не были близки между собой. Но у сестры было одно преимущество — у неё всегда была куча друзей, а постоянные романы, которые она крутила ещё с подросткового возраста, стали поводом её постоянных конфликтов с матерью. Говоря проще, они уже практически не выносили друг друга и продолжали встречаться исключительно на семейных торжествах. К тому же Марта два года как переехала в Штаты.       «От неё подальше!» — прямо заявила она.       Карл не мог рассказать ей о Пьере. Но в том, что касается отношений, сестра была явно успешнее его.       «Карл, ты с утра до ночи окружён женщинами на работе. Ну, неужели нет ни одной, которая бы подходила под эти… параметры?»       «Во-первых, подавляющее большинство из них одержимо идеей замужества и готово ради этого на всё… во-вторых, только идиот смешивает личную жизнь и работу».       Несмотря на сарказм, Марту, тем не менее, как будто бы забавлял этот их разговор. Брат, который всегда её игнорировал, просит совета?       «А знаешь, я вспомнила кое-кого… Тебе нужна замужняя женщина, которая умирает от скуки. Ты помнишь Элен Ле Бон? Подругу Теи? Она сейчас, кажется, проживает в Париже… и окончила Сорбонну, факультет изящных искусств, насколько я знаю… — задумчиво произнесла Марта. — У неё муж какая-то шишка на телевидении, но это был брак по расчёту».       Элен Ле Бон? Конечно, Карл помнил. Элен училась вместе с его старшей сводной сестрой в пансионе. Эта девушка несколько раз была у них дома. И на пару с его сёстрами допекала его…       «Элен? Да она меня терпеть не могла!»       «Да нет, ты ей как раз нравился… Ну просто многие дети так своеобразно выражают любовь… Она говорила, что ты очень милый…— Марта хмыкнула. — Впрочем, это она тебя плохо знала. И если тебе очень надо, я могу узнать у Теи её телефон. Они до сих пор общаются. И она про тебя даже спрашивала…»       Карл сомневался, но решил, что это лучше, чем ничего.       «Послушай… а что насчёт этой дамы? Фелиции, кажется… Мама о ней говорила. Говорила, что она твоя большая поклонница… и, кажется, соответствует всем условиям, кроме возраста».       «Я слишком хорошо отношусь к Фелис…» — неожиданно искренне ответил он.       Марта только вздохнула.       «Мда… кто бы это ни была, храни Господь твою женщину… вот же придётся ей нелегко!»       Несмотря на то, что праздники в кругу семьи едва ли можно было назвать удовольствием, Карл был рад, что не остался в Париже один.       По возвращении он сразу же окунулся в работу, лишь время от времени вспоминая о телефоне, добытом сестрой. Элен… знать бы ещё, как она сейчас выглядит, потому что его юношеские воспоминания о ней изрядно поблёкли. Он уже начал мысленно отказываться от всей этой затеи, когда Марта, очевидно увлечённая этой историей, сама позвонила ему.       —Пригласи её к себе на показ. Тея недавно общалась с ней. Она любит моду и интересовалась тобой уже не в первый раз. Уверена, это то, что тебе нужно.       Карлу не понравилось, что сёстры могли между собой обсуждать эту тему. Однако в тот же день в мастерских Пату, в свою очередь, начали обсуждать слухи о судебном иске, выставленном дому Диора Сен-Лораном. И тон этих разговоров был восхищённый.       «Это так смело! И правильно!»       «Ив сможет и без них обойтись! Он же очень талантливый…»       И Карл в тот же вечер послал приглашение на показ весенней коллекции на адрес Ле Бонов, которые жили в пригороде, не слишком далеко от Парижа.       Он не ждал слишком многого, но в день премьеры, увидев высокую, стройную блондинку с голубыми глазами, был приятно удивлён. Элен пришла с крайне невзрачной в сравнении с ней подругой. Они не виделись больше десяти лет, и сейчас ей было немного за тридцать. В элегантном сером костюме и лёгкой стального цвета шифоновой блузке, в вырезе которой красовался большой кулон из перламутрового опала, она выглядела женственно, элегантно и привлекательно. Не по моде длинные, слегка волнистые волосы, свободно распущенные по плечам, добавляли лёгкости её облику, а неброский, но очень умело сделанный макияж убавлял возраст. Что ж, за внешний облик он честно дал бы ей всё пять баллов, но от внимания Карла не укрылось, что Элен столь же пристальным, оценивающим взглядом изучала его.       Ему тут же вспомнились слова сестры: «а ты что предложить-то тут можешь?»       И простая мысль — а если я ей не понравлюсь? — поразила его. Об этом он вообще не подумал.       —Карл, я уж думала, что и не дождусь твоего приглашения. Глория, помнишь, я тебе говорила, что ещё в детстве, когда брат Теи прятался от нас всех на чердаке, я знала, что его ждёт блестящее будущее! Он уже тогда мог рисовать целыми днями! — она улыбнулась ему, представляя подругу.        У Карла были не такие радужные воспоминания о тех днях. На чердак дома он уходил, потому что сестры и их подруга слишком его доставали. Их развлечением было спрятаться где-то под дверью, издавать страшные звуки, пугать его. Не говоря уж о том, что они таскали и портили его рисунки, насыпали ему соль и перец в еду, а однажды накопали и притащили с улицы червяков и спрятали под одеялом в кровати.       Карл смотрел на красивую молодую женщину, которая улыбалась ему, и думал, что поминать об этом, конечно, не стоит.       —Я не знал, что ты теперь проживаешь в Париже, — небрежно ответил он. — Могла бы просто позвонить мне, и я бы тебя пригласил.       Элен с лёгким сомнением приподняла бровь и проникновенно добавила, что слышала, как страшно бывает он занят на работе. Они поговорили немного, от силы десять минут. Конечно же, он получил массу комплиментов по поводу новой коллекции и подумал, что можно попробовать её куда-нибудь пригласить. Он ощущал при этом, скорее, какое-то желание немножко отыграться. Элен дразнила его, когда они были детьми, теперь же ему льстила мысль, что она может найти его привлекательным.       Он позвонил ей через несколько дней и предложил выпить кофе в недавно открывшейся кондитерской в центре, тем более что повод у него был. Элен сказала, что хотела бы воспользоваться случаем и заказать у него пару платьев. Он мог бы пригласить её, как и прочих клиентов, к себе в офис, но решил, что встреча наедине на нейтральной территории позволит присмотреться к девушке лучше.       Он не остался разочарован. Элен была не только хороша собой, но, как и говорила Марта, замечательно образована, остроумна, хоть в манерах общения её проскальзывала изрядная нотка снобизма. Она работала организатором выставок в Лувре и много путешествовала за рубеж. Пока они пили кофе с эклерами, сидя в самом углу кафе в окружении новогоднего декора из искусственных сосулек, звёзд и снежинок, Элен, одетая в белое кашемировое платье чуть выше колена, рассказывала о своей учёбе в Сорбонне, стажировке в Австрии в Альбертине, последних выставках, горнолыжных курортах, которые посещала с мужем, и курсах кулинарии, которые недавно окончила. Карл не мог отделаться от ощущения, что она практически себя рекламирует, при этом как бы невзначай касаясь его ногой под столом. Как понял он из разговора, супруг Элен был значительно старше неё.       «Он дома почти не бывает. Ничем не интересуется, кроме работы и своих собак. У нас их пятнадцать! Ты представляешь?»       После кафе они немного прогулялись по городу и расстались на самой дружеской ноте. Карл предложил подвезти её до дома, но Элен отказалась, решив взять такси. Однако он не мог не заметить, каким заинтересованно-одобрительным взглядом она окинула его машину.       Всё в её милой манере общения как будто бы говорило «годится!». Впрочем, ему было всё равно.       На следующий день на работе в обеденный перерыв секретарша сообщила, что ему звонит какой-то мужчина.       «Фамилию он не назвал. Только имя. Пьер… Он сказал, что ты знаешь,» — эти слова заставили Карла вздрогнуть.       Нет, он не будет с ним говорить. Им не о чем разговаривать больше. Он попросил Мадлен передать, что занят, уверенный, что настаивать Пьер не будет. Пусть думает, что он обиделся, к чёрту.       Вместо этого он позвонил Элен и спросил, не хочет ли она сходить с ним на выставку голландской живописи в выходные? И получив согласие, успокоился.       «Поверить не могу, что у нас с тобой есть какой-то секрет, что ты встречаешься с девушкой, а мама об этом не знает…» — с удивлением и усмешкой говорила Марта по телефону. За эти два месяца Карл разговаривал с сестрой, кажется, больше, чем за всю свою жизнь.       «Обычно это ты постоянно ябедничал на нас с Теей. Все рассказывал, что узнавал…» — продолжала сестра.       «Я этого не помню».       «Ну, разумеется. Ты помнишь только тех червяков… — смеялась она. — В любом случае знай, что я за тебя очень рада. Если у вас что-то получится…»       Карл, в общем, тоже был рад. Элен ему нравилась. Они встречались раз в неделю по выходным на несколько часов и неплохо проводили время — ходили на выставки, в кино, ресторан, театр, а иногда просто гуляли. Карлу нравилось, что она не была навязчивой и не названивала ему целыми днями. Нравилось, что у них совпадали вкусы. Нравилось, что он нравится ей. Если не считать, что Элен была замужем, их отношения развивались так естественно и нормально… Он был бы не против, чтобы они оставались такими и дальше всю жизнь. Но спустя месяц невинных прогулок Карл всё больше замечал в глазах девушки этот вопрос: ну… и что дальше? Он думал о том, что ему полагается, наверное, её поцеловать. И она этого ожидала, но почему-то он оттягивал этот момент, испытывал неловкость, даже когда Элен брала его за руку и просто обнимала на прощание.       В середине марта у неё был день рождения, и Карл, договариваясь о встрече, спросил, куда она хочет сходить.       «Я бы с удовольствием потанцевала… но если ты не танцуешь…» — она не договорила, потому что Карл её перебил:       «Ты хочешь потанцевать? Отлично. Мы можем сходить в какой-нибудь клуб».       «Ты танцуешь?» — она была поражена.       «Да. Только настоящие танцы… латино, бальные… а не эту клубную ерунду. Ну, думаю, вальс танцевать тебе вряд ли захочется».       «О Боже…— выдохнула она. — Ты идеален! Я в юности танцевала самбу и румбу… это было бы потрясающе — сходить куда-нибудь потанцевать…»       Сказано — сделано. Карл подумал, что с работой совсем забросил бальные танцы, на которые ходил несколько лет, и будет неплохо и правда немного размяться. Они договорились встретиться вечером в пятницу, потому что в субботу Элен должна была с мужем улететь на неделю в Швейцарию.       Это было впервые за долгое время, когда Карл вынужден был закончить работу ровно по времени, к удивлению сотрудников. И уж конечно особое удовольствие ему доставили их изумленные лица, когда Элен зашла туда за ним. Карл не собирался никак комментировать сплетни, которые теперь неизбежно появятся, хотя это было забавно. Особенно лицо мадам Альфонсины, на котором было написано: у тебя есть девушка, Карл?! Да ещё и такая красивая!       Однако, когда они ехали в машине, и Элен, сидящая рядом, как бы невзначай положила руку ему на колено, Карл вдруг совершенно ясно осознал, какого итога вечера она ждёт. У них было пять или шесть свиданий. Очевидно, что если он не проявит заинтересованности идти дальше, у неё пропадёт интерес продолжать это всё.       «Ты точно не хочешь поужинать где-нибудь? — спросил он.       Девушка засмеялась.       «Нет, я хочу пить вино и танцевать до упаду!»       Они отправились в Золотую лиану — бразильский бар-клуб, где в центре просторного зала, маленькие столики стояли лишь по бокам, и все желающие танцевали латинские танцы — румбу, бачату, ча-ча-ча и самбо. Карл любил танцевать. Танец — было одно из тех редких для него состояний, когда он ощущал свободным и себя, и своё тело. Танец приносил ему удовольствие. Элен тоже нравилось танцевать. Они идеально подошли друг другу как партнёры, и обнимая и прижимая девушку к себе Карл подумал, что будет так правильно именно с ней пойти дальше. Пойти до конца. Если они могут друг с другом чувствовать ритм музыки и движений в танце, то со всем остальным проблем быть не должно.       Элен периодически делала набеги к бару, заказывая коктейли, и вскоре её лицо порозовело, глаза заблестели, а движения наполнились чарующей грацией кошки. Карл видел, что на них смотрели другие танцующие, и не сомневался, что они здесь самая красивая пара. Он действительно любовался ей. Любовался её длинноногой стройной фигурой в облегающем золотом платье, её длинными светлыми волосами, которые так красиво развевались, когда они танцевали. Её правильными чертами лица.       «Ты Елена Прекрасная…» — с улыбкой в какой-то момент произнёс он.       Элен в ответ неожиданно обняла его за шею и с жаром прошептала на ухо: «Так и когда же ты собираешься меня…— она сделала паузу и прижалась на мгновение всем телом, откровенно и недвусмысленно. — Похитить?»       «Значит, сегодня», — решил он.       Они вышли из клуба уже заполночь. Элен, немного пьяная, но скорее от танцев и музыки, буквально повисла у него на плечах. Она никогда, да ещё так откровенно, не призывала его к поцелую, и он поцеловал её, стоя под козырьком вывески. Это был первый их поцелуй, не считая чмоканья в щёчку. И Карл с лёгкой тревогой поймал себя на том, что ничего не почувствовал. Ни удовольствия, ни возбуждения, ни отторжения. Губы у Элен были мягкими, нежными, но было что-то странное в том, чтобы вот так касаться их. Он покорно позволил ей углубить поцелуй, проникнуть её языку себе в рот и «отыграть этот танец». Но не ощутил никакого желания продолжать вот так целоваться.       «Странно, но с Ракель это было приятнее».       О Пьере он просто запретил себе думать.       —Поедем к тебе…— Элен прямо смотрела ему в глаза и улыбалась. Этот взгляд говорил вполне ясно «хочу заняться с тобой любовью». И это ведь так естественно… так нормально… он ведь для этого всё начинал. Но мысль о том, что он приведёт её к себе в квартиру, и она ляжет в его кровать, почему-то вызвал у него содрогание.       —Нет… давай лучше в отель. У меня дома… ремонт, — соврал он.       Девушка пожала плечами. В отель так в отель.       Зачем-то он решил снять номер в Рице. Как будто дорогая обстановка должна была ему как-то помочь настроиться на романтический лад. Как будто он пытался откупиться от собственной тревоги, которая всё больше охватывала его. Потому что учитывая, как Элен лезла к нему с поцелуями в такси, ей, в общем, было уже всё равно, где заняться сексом.       — А я никогда не останавливалась здесь… тут жутко дорого… А это правда, что мадам Шанель имеет здесь постоянный номер? — Элен с волнением разглядывала роскошный вестибюль, пока Карл на стойке администрации оплачивал номер, думая про себя, что вся эта история с Элен обходится ему всё дороже. Хорошо хоть сейчас ещё не самый сезон…       — Да.       — Странно, что у неё нет своего дома… я бы не смогла жить в отеле.       — Наверное, Риц и есть её дом. — Ответил Карл. — Элен, а тебя не хватятся… дома? Если ты не придёшь ночевать.       Девушка усмехнулась.       — Этот кретин мой муж сегодня допоздна играет в покер со своими дружками. К полуночи он обычно лыка не вяжет. К тому же, я не отчитываюсь куда и когда хожу.       Почему-то Карла неприятно резанула эта фраза. Элен никогда не звала своего супруга по имени, всегда говоря просто «мой муж» или месье Форше.       Они поднялись в номер. Карл ощущал себя как будто во сне. Мысль о том, что он будет заниматься с Элен любовью, никак не укладывалась в голове. Он даже не понимал, хочет ли этого. Она определенно хотела. Едва они остались наедине, девушка обняла его и поцеловала. Потом стащила пиджак и, многозначительно попросив пока заказать им шампанское, отправилась в ванную. Карл оглядывал просторный полулюкс, где половину пространства занимала кровать, и его всё больше охватывала паника. Он машинально сделал заказ, нарочно не добавив никакие закуски и подумав, что, возможно, ему действительно стоит выпить. Шампанское принесли через десять минут, как полагается, в ведёрке со льдом. Глядя как официант откупоривает обернутую белой салфеткой бутылку, Карл подумал, что больше всего на свете сейчас хочет уйти. Но уйти — это выставить себя совсем уже идиотом.       Он выпил свой бокал залпом, развязал узел галстука и в опустошении присел на кровать. Он не понимал, что ему делать. Ему раздеваться?       Элен вышла из ванной, и все надежды как-то отодвинуть, отсрочить теперь их близость, были потеряны. На девушке была шёлковая комбинация очень красивого тёмно-вишнёвого цвета и Карл подумал, что её бельё, кажется, интересует его больше, чем то, что под ним.       И он просто стоял и смотрел на неё. Смотрел на пушистые светлые волосы, длинные стройные ноги и красиво обозначенную под шёлком грудь. Любой нормальный мужчина захочет такую. И он должен её захотеть.       — Карл, ты такой нерешительный… и это так мило… — Элен подошла к нему, проигнорировав свой бокал с шампанским и обняла за шею. Он должен был поцеловать её и поцеловал. Но не в губы, а в шею, потому что так было проще. Руки скользнули по тонкому стану, оглаживая спину, поясницу и талию. От её тела и волос пахло духами, немного избыточно, как будто бы она специально надушилась перед тем, как лечь в постель. И странно, Карл снова вспомнил Ракель и подумал, что обнимать и целовать её было приятнее. Но теперь куда уж деваться…       Он поднял Элен на руки и положил на постель.       — Извини. Со мной такое впервые.       Карл смотрел на сидящую на постели спиной к нему девушку. Он ведь не врал. С ним такое впервые, потому что всё это для него вообще в первый раз.       Он ожидал, что ему, возможно, будет непросто, но не ожидал, что не получится вообще ничего. Это было хуже, чем просто плохо. Ноль, ни малейшего намека в принципе на эрекцию. Как будто бы ему было лет сто, и его тело перестало реагировать вообще на все стимулы. Он словно стал деревянным, и любые ласки и прикосновения хоть и не были неприятными, но абсолютно не возбуждали. Они потратили на все попытки почти полчаса, прежде чем продолжать стало стало совсем уже унизительно. Элен, конечно, была в полном шоке. И, наверное, сильно обиделась…       —Ты гомосексуалист? — этот внезапный вопрос заставил Карла едва не подпрыгнуть. Элен повернулась и требовательно, почти строго смотрела на него.       —Я? Нет… я… с чего ты взяла? Откуда у тебя… — он хотел сказать «такая информация», но потом подумал, что учитывая то, что сейчас произошло это было бы самым простым объяснением. Он молодой модельер… и если он не импотент, то ему полагается быть педерастом.       —Твоя сестра намекала на это… когда я интересовалась тобой, она тогда отмахнулась и сказала: с ним тебе ловить нечего. Он не интересуется женщинами.       Карл почувствовал, как в груди его зажёгся, поднимаясь к горлу и голове, гнев. Значит, они его обсуждали… и теперь, несомненно, Элен расскажет все Тее. И Марте… все будут знать. Будут смеяться над ним.       — Элен, дело не в этом. Просто есть… то есть, был один человек. И похоже, что мои мысли ещё не отпустили эту историю. — Наконец решился сказать он.       В лице девушки теперь мелькнуло как будто бы любопытство.       —А этот человек… с ним всё получалось?       —Да, — просто ответил он.       —Ты его всё ещё любишь?       —Я не знаю. Возможно. Прошло не так много времени…       —А почему ты не с ним?       —Потому что он не свободен. И потому что это, к сожалению, не взаимно.       Карл не мог поверить, что сейчас всё это так вслух сказал. Однако, его слова девушку как будто бы успокоили. Она разлила им шампанское и с бокалом прилегла рядом с ним на кровать.       — Мне правда жаль, что так вышло. Ты мне очень нравишься… — он взял её за руку.       — Да, мне тоже жаль. — Она посмотрела на Карла и вдруг улыбнулась. — Мы можем ещё раз попробовать позже. Если ты хочешь…       — Я думаю, не стоит…— он покачал головой, подумав, что ни за что не хочет ещё раз проходить через подобное унижение.       — А мы можем дружить?       — Можем. — Он улыбнулся в ответ. — Но я прошу тебя, о том что было сегодня, не рассказывай никому. Особенно моим сестрам.       Элен кивнула, добавив, что если надо, она даже может сказать, что всё было и было прекрасно. И что он великий любовник. Карл слушал эти заверения снова с грустью. Может быть, он какой-то… инвалид? У него какое-то расстройство? Что с ним такое? Ему двадцать семь лет, а он единственный раз в жизни смог заняться сексом и с самым неподходящим для этого человеком.       Номер был оплачен до одиннадцати утра, но Карлу не хотелось оставаться так долго. Элен, допив в одиночку шампанское, заснула, свернувшись в калачик под одеялом, а он оделся и до шести утра просидел в кресле, наблюдая, как меняет с рассветом небо цвета на горизонте. Он хотел спать, но ложиться рядом с Элен даже на такой широкой кровати казалось чем-то нелепым и невозможным.       Дождавшись, когда начнётся завтрак для постояльцев, он спустился вниз, выпил кофе с бутербродами, сидя в зале практически один и наблюдая, как официанты, неизменно одетые в белые смокинги, методично переставляют посуду на столах. И он ощутил такое давящее изнутри одиночество, будто бы между ним и окружающим миром выросла большая стеклянная стена. И через эту стену он наблюдает… он смотрит.       В зал вошла парочка. Мужчина в смокинге поддерживал за талию немного пошатывающуюся женщину в длинном чёрном платье с большой брошью в виде розы на груди. Они присели в самом углу зала, и женщина опустила голову своему спутнику на плечо. Они выглядели опустошённо и одновременно очень богемно, и почему-то, как ему показалось, очень счастливо. Должно быть, не спали всю ночь, веселились, и сейчас к завтраку закажут шампанское… а потом, возможно поднимутся в номер и, утомлённые, просто заснут, не раздеваясь, в объятьях друг друга. И Карлу вдруг нестерпимо захотелось броситься к телефону и позвонить Пьеру. Позвонить ему и сказать: приходи ко мне в Риц.       Он бы не сказал «я люблю тебя». Но этой фразы, сказанной в шесть утра, было бы вполне достаточно.       И почему-то ему казалось, что Пьер бы приехал. Решил бы, что ему нужна помощь, или что-то в таком роде…       А он бы дождался его, сидя здесь, а потом бы сказал: знаешь, Ив не тот, кто тебе нужен. Он болен, ты же и сам хотел, чтобы я это увидел.       И он не любит тебя, а я вот люблю.       Что бы Пьер ему на это ответил? Да всё что угодно… например, сказал бы, что позвонит ему позже…       Карл допил кофе, взял своё пальто и вышел на улицу.       Обогнув Вандомскую площадь, он прошёл через сад Тюльири к набережной. Над Сеной висел молочный туман. Лишь изредка можно было встретить кого-нибудь из прохожих, в основном тех, кто, кажется, спешил домой после весело проведённой ночи, или возвращавшихся после ночной смены работяг. Незаметно для себя, Карл обнаружил, что вышел на тот маршрут, по которому они шли тогда от Латинского квартала вдвоём с Пьером. Сунув руку в карман пальто, чтобы достать перчатки, молодой человек вытащил и выронил на асфальт небольшой прямоугольник плотной бумаги. Подняв его, он с изумлением понял, что держит в руках визитку книжного магазина Ришара Анакреона. Возможно ли такое совпадение сейчас? Или ноги сами принесли его к «Оригинальному»? Наручные часы показывали начало восьмого утра. У Карла глаза слипались от усталости, но он перешёл дорогу и направился вперёд по знакомой улице, пока впереди не возникло то самое здание с фонарём и вороном-флюгером. В клубах тумана «Оригинальный» ещё больше напоминал дрейфующий в морских водах пиратский корабль. Зачем он пришёл сюда? Всё равно ведь в такой час здесь всё закрыто…       — Месье Лагерфельд! — мужской голос заставил Карла обернуться, и он увидел выходящего из переулка Андре Леконта. Тот вёз тачку с пустыми мешками. Несмотря на холодный март, он был вновь одет в свитер, джинсы, а высокие армейские ботинки придавали его поступи внушительный вид.       — Доброе утро! А я гляжу и думаю: вы или не вы? — Андре улыбнулся и протянул широкую мозолистую ладонь для рукопожатия. — Какими судьбами в столь ранний час?       Карл подумал, что выражение «какими судьбами» как нельзя лучше подходит к моменту. Разве не судьба, что он встретил Леконта сейчас? Этого человека, который вызывал у него так много вопросов…       — Я просто шёл мимо… решил пройтись пешком… я из гостей… Мимо вашего магазина трудно пройти. — Он сделал неопределённый жест руками.       — В прошлый раз вы, увы, быстро ушли. Не желаете ли зайти выпить кофе? — неожиданно прямо спросил тот.       Карл растерялся. Он ждал и боялся этого приглашения. Этот человек немного пугал его, но он был связан с Пьером. А всё, что связано с Пьером, приобретало для Карла отныне особенный смысл.       — Эм…       — Мы живём в этом же доме. На втором этаже. Далеко идти не придётся.       — А будет ли это удобно…— использовал Карл последнюю попытку уклониться. — Сейчас так рано… не хотелось бы разбудить никого.       — Ну что вы, никто ещё не ложился… — Леконт загадочно улыбнулся, положил руку на плечо Карлу точь-в-точь таким же жестом, как делал это Пьер. — Идёмте.       И, как и в случае с Пьером, он, заворожённый какой-то исходившей от этого человека мистической силой, отправился следом за ним.