Non, je ne regrette rien* — «Ни о чем не жалею»

КАРЛ

1956       Шторы его комнаты были светлыми, да ещё и задёрнуты неплотно, и утреннее солнце, отражаясь от окон дома напротив, нескромно скользило невесомой лаской по постели. Вставать решительно не хотелось, и Карл отвернулся от окна, пытаясь вернуться в сон. Что-то там снилось такое… приятное, тёплое… Ускользнуло…       Рука нечаянно нащупала под подушкой краешек журнала, и он вспомнил, что допоздна листал и разглядывал картинки. Конечно, под подушку был припрятан не Jardin des Modes, стопки этой макулатуры исправно росли на рабочем столе, чтобы со временем перекочевать в большой шкаф в кладовой. Нет, от бдительной матушки подальше он старался держать другие издания, более редкие журналы моды мужской… Матушка не одобряла его попыток делать одежду для мужчин. «Глупости! — строго обрывала она. — Что там надо мужчинам! Пара штанов, рубашка, пиджак, ну, может, самый модник галстук повяжет! Только время тратить, ни денег, ни славы!» Но в том-то был и смысл, чтобы мужчины тоже получили возможности и желание красиво одеваться! Ведь мужчины тоже заслуживают этого, разве нет?       Карл вздохнул и натянул одеяло на самый нос. Как скучна сейчас мужская мода! Но эти, которые пытаются отличаться, стиляги — они ещё хуже! Эти ватные плечи, короткие узкие брючки, яркие носки, галстуки, на которых впору удавиться… Напомаженные причёски… Боже-боже, карикатуры на мужской род! А ещё называют всё это «нью-лук»! Скоро всё сведут к двум треугольникам: вершиной вверх — дама, вершиной вниз — мужчина. О, только бы не дожить до такого кошмара!       Он разглядывал вчера американский торговый каталог. Этим янки лишь бы продать, они изобретут что угодно, если это поможет! Вперемешку с рисунками костюмов, плащей, рубашек и прочего, было много фотографий. Модели — мужчины и юноши –демонстрировали одежду в соответствующих декорациях, и на Карла это производило странное впечатление, словно кинематограф смешали с показом мод. Он мысленно, глазом умеющего рисовать, убирал с манекенщиков лишнее — толстые ткани пиджаков, твёрдо наглаженные складки брюк, жёсткие высокие воротнички, претенциозные «федоры» или простецкие кепи — и мечтал, что сможет… Ему нравились настоящие плечи, а не набитые ватой! Ему нравились стройные талии, нравились прямые спины, нравились сильные длинные ноги — всё то, что портные драпировали и маскировали, упрощали и унифицировали. Впрочем, кажется, американское кино сейчас пошатнуло эту глыбу: Джеймс Дин нравится, похоже, не только девушкам…       Джеймс Дин, да… Карл смущённо поймал себя на невольной ласке: большой палец легонько гладил полоску кожи сквозь застёжку пижамы. Хотелось пойти дальше, ниже, хотелось трогать, ощущать, представлять, пытаться понять… Но на двери его комнаты нет замка, даже щеколды нет. А ведь ему двадцать три!       Когда его пригласил к себе ассистентом Бальман, матушка расшумелась: «Ты слишком юн, чтобы жить в Париже в одиночестве, тебе всего девятнадцать лет!» Ему был двадцать один, но матушке было нужно оправдание, чтобы жить с ним, чтобы не выпускать его из виду. Кажется, она и саму себя убедила, что он моложе. Но Карл знал, что никто не может помнить себя с двух лет, и отлично умел находить даты на семейных фотографиях. Да, ему двадцать три, он ассистент знаменитого модельера, он живёт с мамой и он девственник. Иногда его это пугало, но в основном устраивало. Слава Богу, он пока никем не увлекался, пусть и дальше так будет.       Тело тоненько заныло в надежде вернуть ласку, Карл закрыл глаза, осторожно потянул завязку на штанах…       — Кааааааарл! — воззвал из коридора зычный голос.       К счастью, матушка начинала его будить, ещё даже не открыв дверь, потому что стучать не приходило ей в голову. Карл мысленно застонал и нырнул под одеяло с головой.       Дверь распахнулась и фрау Лагерфельд появилась на пороге комнаты. Внимательный, цепкий взгляд, от которого никогда не уходила ни одна деталь, быстро облетел комнату, словно искал что-то, чего здесь быть не должно.       —Уже половина восьмого. Ты опоздаешь. — Она подошла к окну и резким жестом распахнула шторы.       Кажется ей точно так же ничего не стоило подойти и стащить с сына одеяло, обнаружив спрятанные журналы, и на мгновение Карлу показалось, что она вот-вот это сделает. Что именно за этим она и пришла…       —Да, я уже встаю.       Он замер, зажмурившись. Хлопнула дверь.       Они обычно завтракали вместе в будние дни и иногда в субботу. В воскресенье матушка пила традиционный зелёный чай у себя в комнате, а к одиннадцати отправлялась завтракать в кафе Руаяль с двумя единственными в Париже подругами. Это был и её выходной, как она называла это, предоставляя сына самому себе до самого вечера, который они обычно проводили за походом в театр, оперу, выставку или любое другое мероприятие, которое Элизабет Лагерфельд находила достойным внимания.       Но сегодня была пятница, и мама встречала сына за накрытым к завтраку столом, как всегда, с безупречной укладкой, одетая в жемчужно-серое платье из мягкого джерси от Шанель с наброшенным поверх светло-жёлтым жакетом, оттенявшим чёрные, с лёгкой проседью волосы. Это была ухоженная женщина средних лет, о которой определённо нельзя было бы сказать, что она когда-то была красива, но весь её облик идеально укладывался в канон того, что зовут «презентабельностью».       «Утро задаёт тон всему дню», — говорила она, давая понять, что он всегда должен появляться к завтраку причёсанным и одетым, не допуская здесь никогда, даже в детстве, поблажек.       Позже он будет называть это «её школой безупречности», но тогда он ненавидел эту требовательность, мечтая сделать что-то немыслимое… что-то такое, что нарушило бы все эти правила. Например, выпить какао с печеньем в кровати, так, чтобы засыпать крошками простыню. С этими мечтами он приходил и садился за обеденный стол, всегда помня, как важно не опираться на поверхность локтями. Скатерть поедет в сторону… отвратительно будет выглядеть.       Их горничная Софи убирала со стола посуду, матушка перевернула страницу Фигаро, а часы пробили половину девятого, означая, что время для объявления пришло:       —Сегодня вечером не жди меня к ужину, — как можно более небрежно бросил он. — Встреча с друзьями.       —С кем? — она не поднимала головы от газеты.       Рука потянулась к вазочке с маленькими бисквитами.       —С Ивом. Викторией. — Молодой человек взял один из них, разрезал на две половинки и стал намазывать маслом.       — Мне нравится Ив. У него прекрасный вкус и он очень хорошо образован.       Карл работает у Пьера Бальмана, и это очень достойно. Но Ив работает на Кристиана Диора, при том, что он младше. И это сравнение не в пользу Карла.       Она подняла, наконец, взгляд и, слегка приподняв бровь, отодвинула в сторону вазу с бисквитами жестом, который мягко, но требовательно говорил: «Тебе уже хватит».       Карлу иногда казалось, что она считала, сколько ложек сахара он кладёт в чай (слишком много), сколько ест бутербродов и, в последнее время, как он подозревал, просит Софи класть ему меньшую порцию на тарелку.       Она ничего не говорит ему прямо, но на прошлых выходных, когда они забирали из ателье его костюм, она заметила Фридриху, их портному: «Если так и дальше пойдёт, придётся распускать швы. А то будет похож на сардельку». Возможно, он набрал два-три килограмма, но до этого момента не особенно замечал. Впрочем, «замечать» в их семье — её задача. И она совершенна в её исполнении, как и всегда.       —Я приду, наверное, к обеду…— он надевал в прихожей пальто.       —Постарайся сегодня закончить эскизы и принеси, чтобы мы вместе могли ещё раз их отсмотреть.       Она стояла у большого зеркала рядом, провожая его, как и каждое утро. Целовала, никогда не касаясь губами, в щёку и желала хорошего рабочего дня.       Лучшая мама на свете.       —Погоди-ка…— Элизабет подошла и оправила на сыне пиджак и пальто. Затем лёгким, но решительным жестом вытащила из петлицы Карла цветок — искусственную кремовую розу и бросила на трюмо.       —Карл… ведь у тебя же есть вкус. Что такое происходит с тобой иногда, в самом деле? — в её голосе самое искреннее недоумение. — Ты же не хочешь походить на этих педиков из Сен Жермен де Пре?       Он не хотел. Но объяснить маме, почему он не видит ничего общего между цветком в петлице и педиками, не было смысла. В конечном счёте, в её чувстве стиля у него никогда не было повода усомниться. Чего не сказать о себе.       «Надо сделать рукава у пиджака чуть длиннее. Ни к чему показывать то, что не слишком красиво… — звучит её спокойный, с оттенком небрежности голос, когда они вместе выбирают ему новый костюм. — Тебе есть, что в себе подчеркнуть». Она всегда объективна к его достоинствам и недостаткам. Но Карл забывает её замечание про то, что у него хорошее соотношение талии и плеч. Он думает, что у него очевидно некрасивые руки. Это не плохо и не хорошо, ведь это данность, с которой он может обходиться, как угодно. Например, не привлекать лишний раз к запястьям внимания, держа в руках сигарету. Одним таким комментарием про его руки она заставила его в четырнадцать лет сразу же, не начав, бросить курить. Впрочем, он покуривает, конечно, теперь, невозможно не делать этого, общаясь с тем же Сен-Лораном, например…       —Хорошего дня, мама, — он так же невесомо целует её в щёку в ответ, вдыхая всегда неизменный, горьковатый, немного мускусный запах духов.       —Хорошего дня, дорогой.       Роза отправилась в корзину для мусора.       Он садится в машину — купленный в этом году новенький тёмно-красный мерседес. Своя машина в двадцать три года — это не шутки, а повод для тихой зависти сверстников-друзей и случайных прохожих. Карл думает, что своего автомобиля у Ива, кстати говоря, нет. Как и водительских прав. Эта мысль не может, впрочем, быть поводом для большой гордости. Машина — подарок отца. Вложение в презентабельный статус единственного сына, который получил должность личного ассистента французского модельера.       Хочешь быть — умей для начала казаться. Будь убедителен от начала и до конца. Если сам себе не поверишь, никто тебе не поверит. Ещё одна семейная истина и ключевая составляющая будущего успеха. А в том, что он ожидает его, молодой человек, пересекающий улицу Сен-Бенуа на дорогом автомобиле, ничуть не сомневался.       В мастерских дома Бальман, куда Карл и любил и не любил приходить, уже кипел рабочий день. Его тут же подхватили с трёх сторон: нужно отсмотреть образцы тканей, но сначала помочь с примеркой очень важной клиентке, а совсем сперва определиться с окончательным вариантом отделки на ключевом образце новой коллекции, потому что там либо начинать работу, либо менять поставщика… Карл закатил глаза, но и улыбнулся: день обещал пролететь быстро, а вечер — наступить незаметно.       Как помощник кутюрье, он, конечно, принимал участие в разработке коллекций, месье Бальман ценил его мнение и даже порой прислушивался к нему, но в основном в его обязанности входила та мелкая необходимая рутина, которую не показывают заказчикам и спонсорам, но без которой ничего не получится. Карл не роптал, наоборот, старался вникать во все процессы, даже в откровенно скучные: снабжение, финансы, рентабельность — всё это составляло основу прекрасного здания Дома Моды Бальман, придавало надёжности и респектабельности. А разбираться в тканях было огромным удовольствием! Сколько великолепных, волшебных тканей он увидел впервые в этом сказочном месте! Как удивительно, оказывается, можно использовать бисер и камни, шитьё и меха, жемчуг и стеклярус — и всё это одновременно!       Неудивительно, что даже в Голливуде дивы хотят эти платья, а кино-дельцы приглашают Бальмана в художники по костюмам и не скупятся на звонкую монету. Каждое платье мастера — шедевр, и Карл учился, учился, учился. Он хотел, чтобы и его имя прозвучало когда-то столь же громко. Верит же в него матушка, и, кстати, Сен-Лоран тоже смеётся порой: «О, Карл, в какой тайник ты складываешь свои эскизы? Я бы украл парочку!»       День шёл своим чередом, он увлёкся тканями, перебирая варианты, отметая или, напротив, восторгаясь сочетаниями оттенков и фактур, и забыл бы пообедать, если бы не одна из мастериц-закройщиц, дама в возрасте, которая ненавязчиво опекала его с самых первых дней. «Карл, мальчик мой, отпустите Фанни и Клелию, они сейчас упадут от голода, — вполголоса сказала она, разглядывая вместе с ним очередной эскиз с подколотыми образцами материи. — И вам бы тоже пообедать, голодный художник — пережиток прошлого». Они посмеялись, и действительно, Карл обнаружил, что голоден как волк. Изящные модели облегчённо вздохнули и побежали перекусить, едва накинув рабочие халатики: времени на обед было совсем немного, в кафе не успеть, значит, можно не переодеваться.       Карлу переодеваться было не нужно, он вышел из боковой двери в переулок, где в маленькой кофейне по соседству уже привычно получил тарелку наваристого супа и куриную грудку в сухарях с артишоками. Следовало компенсировать матушкин завтрак, тем более, неизвестно, куда заведёт их вечером фантазия Ива и Виктории. Не факт, что там кормят… Кстати, в этом последнем коктейльном платье органза как-то простит модель. Взять тафту? Или просто вывернуть атлас матовой стороной? Сейчас он вернётся и попробует.       Ив и Виктория обычно освобождались раньше него, но именно Карл приезжал на авеню Монтень, 30, где в девятиэтажном особняке находился главный офис дома Диор. Расклад был очевиден — у него единственного из троих была своя машина. Карлу в этом виделось что-то потребительское со стороны друзей. И если Ив был вполне искренен в своей пассивной беспомощности и убеждённости в правильности такого положения вещей (если у кого-то есть машина, очевидно, что он выполняет роль шофера для всех), то Виктория, имея права и возможность время от времени брать машину у родителей, ни разу не предложила разделить эту миссию.       Каждый раз, оказываясь перед фасадом ставшего уже знаменитым здания короля парижской моды, молодой человек ощущал трепет и лёгкое раздражение. Конечно, он предпочёл бы работать у Диора, потому что Диор — это больше чем имя знаменитого модельера. Это бренд, ставший эпохальным при жизни и определявший эпоху. Единственный способ остаться в истории — стать номер один в своём деле и в своё время. Дом Диора удерживал эту пальму первенства уже не один год.       Но на Диора работает Ив, а не он. Конечно, опускаться до зависти — это так мелочно и всё-таки… всё-таки. Карл предпочел бы не переживать этого напоминания каждый раз, подъезжая к парадной за Сен-Лораном и его манекенщицей, как шофер. Вот и сейчас, когда Карл вошёл в кофейню поблизости, где эти двое уже дожидались его, он увидел гримаски недовольства на лицах.       — Карл, ну почему ты опять так долго?       — Кое-кому, в отличие от вас, ещё надо сесть в машину и доехать. Ив, неужели ты успеваешь закончить всё к шести часам?       Сен-Лоран улыбнулся.       — Не всегда. Но не вижу смысла сидеть впустую. Я могу и дома работу закончить… по крайней мере, там мне никто не будет мешать.       Дома! Карл, который старался строить свой рабочий день так, чтобы хотя бы дома иметь возможность не думать о платьях, ничего не ответил. Впрочем, ему всегда не хватало времени. Может быть, Ив просто талантливее его, и поэтому делает всё быстрее?       —А знаете, куда можно поехать сегодня? В Мемфис…       Ив произнёс это, как всегда, опустив взгляд и чуть закусив нижнюю губу, будто сдерживая улыбку. Он всегда так делал, когда его смущало и одновременно приводило в восторг что-либо из того, что он говорил. И именно в этой последовательности. Его всегда мягкая, немного томная и болезненная аура, задавала свой тон: хочу быть плохим парнем, но остаться хорошим мальчиком.       —В Мемфис? Это было бы весело! А ты будешь меня защищать, если что? — Виктория кокетливо положила руку на плечо Сен-Лорану.       —У нас Карл, вроде, боксирует… — Ив обнял подругу за талию и крепко прижал к себе, одновременно прячась и хитро поглядывая на Карла из-за густой шапочки девичьих тёмных волос.       —Знаешь, я бы хотел сегодня заняться не этим… — Карл усмехнулся в ответ.       «Мемфис» — один из самых известных злачных клубов Левого берега, излюбленное место парижской богемы. Бывший ресторан-кабаре, прославившийся еще в знаменитые «annees folles», те самые «сумасшедшие 20-е годы» наряду с известными La Coupole, Le Dôme Café, Café de la Rotonde на Монпарнасе. В разное время его посещали такие известные личности, как Сальвадор Дали, Анри Матисс, Луи Арагон, Пикассо, Мондриан, Сартр, Кокто, Элюар.       «Высокое дно» — где днём, на первом этаже и веранде встречались, разбивая скуку, за чашкой кофе, сигаретой и газетой писатели, журналисты, музыканты и художники, а по ночам в подвале играли джаз, пили до потери сознания, танцевали и принимали наркотики и иногда даже дрались те, кто в светлое время суток называли себя творческим цветом Парижа.       Одним словом, Мемфис — место для тех, кто ищет приключений, хочет ощутить вкус жизни настоящего ночного Парижа.       Вкус… именно то, чего Карлу сейчас так не хватало. Всё слишком пресное… слишком… претенциозное… слишком приторно-скучное и благопристойное. Те модные клубы и рестораны, которые они с Ивом и Викторией посещали втроём, были «по-французски» кричащими, лакированными и… пустыми. Мемфис вызывал интерес Карла именно тем, что олицетворял собой ту самую «прекрасную клоаку», описанную ещё у Гюго, Бальзака, Дюма. То, что в его представлении было настоящим старым Парижем. Было даже удивительно, что они ещё ни разу не были там… и всё-таки мысль о посещении Мемфиса их троих будоражит и немного пугает. Менее гламурное и менее безопасное место было трудно себе представить.       Выбор очаровательный, и неудивительно, что исходил он от Ива. Именно он всегда был тихим провокатором, инициатором самых безумных идей, которые озвучивались со скромной, как будто бы извиняющейся улыбкой.       Ив не думает. Он чувствует. Ощущает.       Вики говорит, что Ив — ясновидящий. За толстыми стёклами своих крупных очков он прячет секреты, тайное знание о мире. Ему девятнадцать, но Карлу иногда кажется, что у друга нет возраста. Что Ив, который младше него, о жизни едва ли не слишком уж много знает.       Очевидно, для храбрости Ив и Виктория купили бутылку вина, которую с хулиганской беззаботностью прямо из горла вдвоём распили в небольшом сквере (никто не приходит в Мемфис на трезвую голову!), и к тому моменту, как они дошли до места, которое было одновременно и рестораном и грязным трактиром, двое из их компании были уже изрядно «навеселе». Друзья шли, как всегда, держась за руки, создавая впечатление парочки, а Карл держался слегка обособленно, оставаясь в комфортной ему позиции наблюдателя и немножечко опекуна-контролёра для двух шаловливых детей.       «Ты наша тётушка Карлито!» — смеялась Виктория.       «Да, и именно она из нас троих за рулём», — напоминал он, всегда улыбаясь.       Они не были завсегдатаями Мемфиса, но Карл зря беспокоился, что им могут отказать: Ива пускали всегда и всюду, и всю его компанию тоже, и ещё радушно улыбались, провожая до столика. А ведь Сен-Лоран не делал ничего особенного, просто улыбался и вежливо справлялся, есть ли место. И место находилось как по волшебству. Карл так не умел, нет…       В прокуренном подвале мест было ещё довольно, и они выбрали столик почти в углу, с парой стульев и диванчиком, заваленным кучей пёстрых подушек, в которые немедленно рухнул Ив. Виктория задержалась у бара, изучая написанные мелом на большой доске напитки и закуски, а Карл присел на стул, оказавшийся удобным, и огляделся с понятным любопытством.       Парочки, парочки, маленькие компании по три-четыре человека… Горит много свечей, и на столиках, и в стеклянных фонариках на стенах и перегородках. Электричество тоже есть, но свет свечей спорит с ним в яркости, и это красиво и стильно. Музыка довольно громкая, на возвышении маленькой эстрады пока никого, значит, крутят пластинки. По диагонали от них, в другом углу зала — довольно большое и шумное сборище, похоже, что-то празднуют: на столе много шампанских бутылок и каких-то блюд, там шумно как на южном рынке, все говорят одновременно, пьют, едят и хохочут.       Карл отвернулся. Он никогда толком не мог понять — раздражают его такие компании или вызывают зависть. В середине зала было свободное пространство, значит, Виктория захочет танцевать, и хорошо бы с Ивом, а не с ним. Стоило попробовать не дать Сен-Лорану напиться раньше, чем подруга соберётся на танцпол, но, скорее всего, успехом это не увенчается. Как же тяжело быть трезвым, когда кругом сплошь пьянь… Одна из этих пьянчужек как раз плюхнулась на соседний стул, и с ней пришёл гарсон:       —Добавите что-то к заказу мадемуазель?       —А что заказала мадемуазель? — мгновенно оживился Ив.       —Три сухих мартини и бутылку текилы, — бесстрастно сообщил бледный шатен, облачённый в обычную униформу, лишь яркий сине-золотой платок на шее напоминал, что это Мемфис.       —Ого! — фыркнул Карл. — Вики, а закусывать?       —Я заказала лимон!       —Боже мой…       —Так, давайте ещё две бутылки шампанского, большую сырную тарелку и, пожалуй, улиток! Мне хвалили ваших улиток! — включился в процесс Ив. — Три порции! Карл, ты же ешь улиток?       —Да, да, ем, но, может, притормозить с шампанским?       —Шампанское к улиткам! Это закон! — объявил Ив и обернулся к гарсону: — Записали?       —И принесите перье! — уже в спину шатену крикнул Карл, понимая, что здравый смысл сегодня вновь потерпит поражение.       —Какой ты скууууучный, Карлито! — смешливо простонала Виктория. — Вон, смотри, как весело в компании у Саган! Наверно, отмечают успех её второго романа. Глянь, сколько выпили уже, и явно скоро не уйдут. Ты читал её книги?       —Я читал! — вскинулся Ив. — Но только первую! А что вторая? Хороша?       Карл тоже читал «Здравствуй, грусть», но даже не знал, как называется второй роман мадемуазель Саган. Он повнимательнее взглянул на разгульную публику, вдруг оказавшуюся такой богемной… Франсуазу он различил с трудом: такая маленькая, хрупкая, совсем ребёнок с виду, она сидела между двоих мужчин и о чём-то увлечённо говорила через стол собеседнику, лица которого было не видно, только волнистые тёмные волосы и спину, на которой внатяг блестела кожа куртки красивого шоколадного цвета.       —Так это те ребята, которые орут громче всех… Я уже начал думать, что это приглашённые артисты дают представление… — скривился он.       —Там Бернар Бюффе!       —Художник Бюффе?       —Ты знаешь другого? — хихикнул Ив.       —Давайте познакомимся с ними… Карл, можешь к ним подойти? — Девушка капризно дёрнула его за рукав. Когда Виктория напивалась, она становилась маленьким демоном, ищущим приключений. Выкурившая за вечер пачку сигарет почти подчистую, взбудораженная, она в таком состоянии почему-то всегда цеплялась к нему, а не к Иву.       —Бюффе — тот, который сидит с видом: идите все на хрен? И что я должен сказать? Попросить подписать мне… картину?       —Не знаю… Ну, пусть увидят, что мы их узнали… может, пригласят присесть к ним за стол?       —Да вот уж, спасибо, не надо…       Вообще-то, если откровенно, то Карлу нравились картины Бюффе. Не все подряд, но многие. Они намекали, что есть в мире ещё люди, тоже не довольные ни собой, ни окружающей действительностью, ни попутчиками на тернистой дороге бытия. Это не то чтобы утешало, но как-то умиротворяло. Но подходить? Назойливо обращать на себя внимание? Уподобляться поклонникам-клакерам, гоняющимся за кумиром? Да ни за что…       —Карл! У меня спички кончились! — снова дёрнула его Вики. — У тебя есть? Дай прикурить!       Он сунул руку в карман, достал сигаретницу (матушка настаивала, что это элегантнее, чем мятая картонная коробочка), и обнаружил, что спичек нет.       —У меня тоже нет, — сразу отозвался на его взгляд Ив. — Я, кажется, выронил ещё на улице…       — Вики, попроси гарсона принести, он сейчас подойдёт.       —Карл! Пока он подойдёт, пока уйдёт, пока придёт! Ну прикури у Бюффе! Смотри, он дымит вовсю!       Капризная Виктория — это стихия, она неодолима и неумолима, поэтому Карл сердито поднялся и, на ходу вытащив сигарету, направился к большому шумному столу. Там по-прежнему гомонили, жевали, отхлёбывали из стаканов, смеялись, его приближения никто не заметил, никто не обратил внимания…       Он остановился за спиной и чуть сбоку от Бюффе, который как раз держал сигарету высоко над головой, упираясь локтем в край стола и наклонившись к соседу, тому самому, в куртке, который продолжал болтать с Саган. Слушал их разговор, заинтересованно кивал.       —Прошу прощения, месье, нет ли у вас спичек? — Карл произнёс это таким тоном, который и самому показался странным. Максимально неловкая ситуация, он ненавидел неловкость!       —О! — обернулся Бюффе. — Спички! Конечно, прошу!       Он закусил свою сигарету и сам чиркнул спичкой, поднося огонёк. Карл удивился, но потянулся вперёд, и тут парень в куртке, всё ещё улыбавшийся Франсуазе, заинтересованно повернул к ним лицо.       Дальше всё произошло в один миг, но Карлу потом эта история казалась нескончаемой.       Парень с улыбкой посмотрел ему в глаза, Карл словно споткнулся, покачнулся, пытаясь поймать огонёк кончиком сигареты, у Бернара вроде бы дрогнула рука, и вместо сигареты он поджёг край Лагерфельдова галстука. Наступила мгновенная тишина и некоторое время все молча наблюдали, как лёгкое пламя мотыльком порхает по шёлковой ленте, а потом парень в куртке вскочил и голой ладонью быстро прихлопнул этого мотылька. Разнёсся слитный облегчённый вздох, а потом все хором воскликнули:       —Пьер!!!       Парень в кожанке отряхнул ладонь от следов пепла и взял со стола коробок.       —Извини, мой друг немного выпил, — улыбка снова вернулась на его лицо. — Надо было просто дать человеку коробок, Бернар! Ты должен юноше галстук, и хороший! — С этими словами он вложил спички Карлу в руку: — Надеюсь, ты не пострадал?       —Пустое, — только и смог пробормотать Карл, — благодарю вас…       Он вернулся к друзьям, которые толком ничего не видели, так быстро всё случилось, но обугленный галстук, разумеется, оценили.       —Английский галстук из индийского шёлка! — всё ещё пребывая в странном трансе, сердито заявил он. — Виктория, с тебя на Рождество новый галстук! Не хуже!       —Ой, да ладно, ладно! Спички-то принёс?       Карл машинально разжал горсть над столом и под Викино весёлое чирканье спичкой залпом выпил мартини — единственный полный бокал. Ив с Викторией уже ополовинили бутылку шампанского, и глаза Сен-Лорана сквозь очки казались какими-то дикими, словно приключение с галстуком включило в нём авантюрность на высший уровень.       —Умеют же люди развлечься! — нарочито высоким голосом протянул Ив, заново разливая шипящее вино уже неуверенной рукой.       Карл внезапно вскочил, чувствуя, что иначе наговорит лишнего и поссорится с другом. С другом? Он привык так называть Сен-Лорана, но разве они друзья? Друг, наверное, не стал бы подначивать и без того взвинченного друга. И вообще, пьяный Ив бесил его до невозможности именно тем контрастом, который являл с Ивом трезвым. Устроившись на высоком стуле у стойки бара он разжал стиснутые челюсти и попросил ещё мартини.       — Может, покрепче что? — переспросил бармен. — Месье Бернар сегодня в ударе, одно слово — зажигает! Вам бы расслабиться, месье…       —Нет, мартини достаточно, — отказался Карл. — Хотя… сделайте двойной. А что, господин Бюффе часто тут так… зажигает? — наблюдая, как парень жонглирует шейкером, поинтересовался Карл, машинально теребя обугленный край галстука.       — О, бывает и повеселей, особенно, если не приходит Пьер. Он умеет как-то с ним управиться, — бармен поставил перед Лагерфельдом массивный хрустальный стакан и щедро наполнил. — Но иногда и ему приходится непросто. Месье Бернар может быть… весьма заводной…       Карл поблагодарил, положил на стойку несколько купюр и медленно пошёл к своему столику. Как по-свойски бармен рассказывал о них, звал по именам, не стеснялся обсуждать… Н-да, странное место этот Мемфис, зачем только Ива сюда понесло!       Ив тем временем пытался открыть бутылку текилы, ему на помощь пришёл давешний гарсон, и под шумок Карл сделал тому знак убрать второе шампанское, благо до него ещё не добрались цепкие ручки Вики. После рюмки текилы Ив весь уляпался лимоном и внезапно уснул у стола, устроив щёку на руке. А Виктория ела улиток, таская их из его тарелки, высасывала лимонные ломтики и трещала как сорока:       —Не знаю, почему ты такой мрачный! Галстук я тебе подарю, честно! Но ведь весело было! Это приключение! Будет что вспомнить! Вот представь… ты знаменитый, на твои показы не пробиться, известный художник сидит в первом ряду, и вдруг ты такой — с вас английский галстук, месье, не думайте, что я забыл! Хахахаха! И Саган рядом! И потом напишет в новом романе такой эпизод!       —Боже, Вики, какой кошмар у тебя в голове! — Карл нервно ковырнул вилочкой улитку на своей тарелке. — А мы хотели просто отдохнуть в пятницу!       —Просто отдохнуть можно в любую пятницу! А встретить знаменитость, да ещё так зажечь… Ой, Карлито, прости, вырвалось! — Она прыснула, но это действительно было смешно, так что Карл и сам невольно улыбнулся. — Жаль, что ты не стал продолжать знакомство, интересно посмотреть вблизи, какие эти знаменитости, когда пьяные. Такие же дураки, как мы?       Вопрос был риторический, но Карл зачем-то обернулся: пьяные знаменитости по-прежнему галдели и не переставали пьянствовать, вот только Бюффе тяжело отодвинулся от стола и встал, явно выискивая в зале их столик… Карл едва не застонал:       —Ну вот, отлично… он идёт сюда. Ты же это хотела? Пьяный художник подан к столу…       Бюффе подошёл к ним. Его высокая, долговязая фигура в светлом помятом костюме напомнила Карлу фото-штатив. Кажется, он весь состоял из одних только углов и линий, напоминая ожившего героя собственных же картин. Ощущение от его присутствия было похожее. Весьма жутковатое. Он встал возле их столика, сунув руки в карманы и довольно развязным тоном обратился прямо к нему:       —Слушай… с твоим галстуком нехорошо получилось. Я тебе за него заплачу…       —Не стоит. Он мне даже не нравился. Я его как раз собирался выбрасывать… — Карл усмехнулся, при этом ощущая в этих словах, а больше в самой позе и взгляде мужчины, нависшего над их столом, совсем не извинения, а угрозу и напряжение.       Пьяных он не любил, а пьяных и агрессивных тем более.       Бернара Бюффе его слова явно не убедили. Он по-хозяйски опёрся ладонями на их стол, зажав двумя пальцами сигарету. Пальцы у него были длинные, и распластанная по поверхности ладонь напоминала большого паука. Когда он говорил, становились видны его немного выдававшиеся вперёд кривоватые передние зубы, придававшие сходство с белкой и барсуком.       —Ладно тебе… брось… сказал, что заплачу, значит заплачу… мне не сложно. Хорошая вещь… дорогая, наверное… — он взял обугленный край галстука, и Карл с трудом сдержал себя, чтобы не вырвать его, попутно ударив Бюффе по руке.       —У меня это, правда, не единственный галстук.       —Да, Карл себе «нарисует» ещё… — хихикнула рядом Виктория. — Он модельер…       Взгляд Бернара стал более осмысленным и заинтересованным.       —Серьёзно? Так ты рисуешь… одежду? — усмешка. — Можно присесть?       Не дожидаясь согласия, он плюхнулся на скамью рядом, заставив Карла сдвинуться ближе к Виктории, которую он готов был убить. Она, почти такая же пьяная, явно не видела проблемы в этом соседстве. Густо подведённые чёрным глаза томно смотрели на Бернара, который явно заинтересовался ей уже намного больше, чем его галстуком.       —Бернар! — донеслось с соседнего столика.       «Кожаная куртка» смотрел в их в сторону. Его окрик напоминал зов хозяина непослушной собаки, которая приставала к прохожему.       «Да, ради Бога, забери его, забери!»       Карл почувствовал, что с двух сторон его буквально зажали два тела, вызывая желание вскочить. Сигарета Бюффе тлела и он, обращённый теперь весь к Виктории не замечал, что почти роняет пепел с неё на рукав Карла. Этот парень что, хочет его ещё раз поджечь?       —Я обожаю ваши картины…       —Правда? — вновь взгляд на Карла. —Твоя подружка?       —Нет, к счастью… — сыронизировал Карл, подумав, что если бы даже сказал «да», парня вряд ли бы это остановило. Виктория, конечно, не могла упустить этой возможности — построить глазки и пофлиртовать со знаменитостью, и в эту минуту у Карла возникло стойкое ощущение, что что-то здесь может закончиться плохо.       —Бернар, тебя все потеряли.       Его приятель. Карл не заметил, как он подошёл, но испытал облегчение. По крайней мере, тот выглядел ещё достаточно трезвым.       —Что… и ты? — лицо Бернара, щёлкавшего зажигалкой, исказила какая-то злая усмешка. В воздухе, в котором, казалось, уже не могло повиснуть больше табачного дыма, стало почти нечем дышать из-за напряжения.       —Оставь их в покое. Идем…— парень потянул его за руку, но Бюффе резко и грубо выдернул её.       —Иди потанцуй, Пьер!       Карл встал и со словами «а я пойду возьму ещё выпить», протиснулся со своего места к проходу и направился к бару. Оглянувшись, он увидел, как друг Бернара присел и как будто бы что-то стал говорить тому на ухо. Заказав у бармена ещё мартини (остатки здравого смысла вопили, что нужно хотя бы не мешать один напиток с другим), он оглянулся. «Кожаная куртка» (Пьер?) извинялся перед Вики, судя по выражению лица, и одновременно тянул из-за стола Бюффе. Тот мрачно мотал головой, но не очень упирался. В этой мизансцене было что-то странное…       —Обычное дело! — прокомментировал бармен, проследив его взгляд. — Сейчас Пьер его уведёт, всё нормально будет. Месье Бернар, конечно, и подраться не дурак, но при Пьере не станет. Проверено…       И Карл понял — привычность! Обыденность жестов и действий! Папа пришёл за расшалившимся малышом и забрал из песочницы, не позволив отнять чужой совочек. Малыш надулся, но послушался. Вот такие они дураки, эти знаменитости, когда пьяные… Пьяные дураки…       Когда он вернулся к их столику, то с облегчением обнаружил, что художник и его приятель ушли. Ив по-прежнему спал, положив локти под голову. Карл завидовал ему в этот момент и думал, что на него это так похоже — привёл их сюда и «отключился», став и для остальных как будто невидимым. Как вообще можно было спать при таком грохоте?       —Ну, слава Богу, этот сумасшедший ушёл…— он сел на своё место и ткнул девушку укоризненно в бок локтем. — А ты о чём вообще думала? Бармен сказал мне, что их компания тут уже устраивала разборки. А ты его провоцировала… зачем?       Виктория как будто не слушала и сидела, покуривая очередную сигарету, и её взгляд, туманный, тяжёлый, нетрезвый, заворожённый, был направлен сквозь клубы дыма куда-то в сторону. Карл проследил за ним и увидел Бернара и его друга. Они стояли в углу, рядом с их столом, чуть в стороне и разговаривали. Карлу показалось, что тот, в кожаной куртке, пытался его убедить в чём-то и успокоить. Он был намного ниже ростом, но, в отличие от своего приятеля, казался устойчивее и внушительнее, особенно когда Бюффе нервно вздрогнул и в каком-то опустошённом бессилии дал обнять себя и опустил голову ему на плечо.       Они так стояли — двое мужчин в мареве сигаретного дыма и шума, как будто бы отрезая от себя всё, что было кругом. Было что-то странное, неприятное и тяжёлое в этой сцене. Карл отвернулся. Ещё не хватало, чтобы они заметили, что на них смотрят, и за чем-нибудь возвратились.       —А это что? — он увидел деньги, лежащие на столе.       —Это за галстук.       —И что я на это должен купить? — с иронией произнёс он, отметив, что оставленной суммы хватило бы разве что на нормальный носовой платок.       —Ты хотел принести выпить…— Виктория зевнула. — И где всё?       Он совсем позабыл. В голове и ушах нарастал шум от «случайно» выпитого алкоголя. Он сунул деньги в карман, взял Викторию за руку и неожиданно для самого себя предложил:       — Хочешь, пойдём потанцуем?       «Если тебе хочется приставать к мужикам, приставай лучше ко мне… так безопаснее…»       Виктория в восторге берёт его за руку, и они идут на танцпол, где никто ни на кого не обращает внимания. Танцевать с девушкой — что может быть проще?       Приобняв Вики за талию, Карл вспоминает, как нравится ему танцевать. Как в танце становится лёгким и подвижным тело, обычно будто зажатое в тиски. Он управляет им, ощущая, как часть себя — живую и привлекательную. Он, не любящий и не понимающий это тело в другие минуты, бывает доволен им, когда имеет возможность украдкой украсить или продемонстрировать его физические возможности. В детстве он часто танцевал дома, оставшись один и ставя пластинки с классической музыкой. Кто-то сказал бы, что такое сопровождение едва ли подходит для танцев, но он был в восторге, кружась по комнате под какой-нибудь исторический вальс. Он и сейчас предпочел бы танцевать в одиночку, тем более, что Виктория то и дело, теряя равновесие, с хихиканьем спотыкалась и путала ритм и такт.       Он всё же решил делать вид, что они «отрывались» — крутил девушку вокруг своей оси, наклонял, притягивал ближе и игриво от себя отстранял, легко делая выпады и повороты, как профессиональный танцор. Что ж, не зря он дважды в неделю после работы берёт уроки бальных танцев. Смотрятся они лучше, чем кто-либо вокруг.       Едва музыка стихла и они остановились, Виктория потянулась и чмокнула его в губы пьяным, смазанным поцелуем.       —Эй, эй…— он засмеялся, отстраняясь. — Ив будет тебя ревновать!       В ответ девушка скорчила недовольную рожицу и неожиданно произнесла с лёгким раздражением и досадой:       —Не будет. Ничего всё равно он не может…       Эта реплика — то ли жалоба, то ли упрек — заставила Карла посмотреть на их столик. Ив проснулся, и его растерянный взгляд скользил по толпе, пытаясь уловить и осмыслить реальность, из которой он выпал на полчаса. Этот взгляд как будто спрашивал недоуменно: где это я? И иногда Карлу казалось, что за ним пряталось и более глубокое: кто я?       Виктория стоит спиной и не видит его. В её взгляде, направленном на Карла, удивление и любопытство. На её памяти он не танцевал, а попытки утащить на танцпол Ива всегда заканчивались неудачей. Тот смущался и всегда оказывался как будто «обезоружен» её агрессивным напором. Она была в их дуэте больше мужчиной.       —Ладно, я отойду…— чувствуя лёгкое головокружение, молодой человек направился в сторону туалета.       Уборная начиналась с поцарапанной металлической двери, которая хлопала туда и сюда. Здесь, в отдалении от зала, в маленьком и тёмном коридоре, упиравшимся в два разделённых стеной тупика, его обошёл, обогнав, тот самый парень в кожаной куртке. Карл проводил его взглядом, ощутив при этом странную дрожь. Парень зашёл в туалетную комнату и Карл внезапно ощутил какой-то внутренний блок. Словно что-то стыдное, неприличное, небезопасное ждало там, за дверью. Молодой человек в нерешительности остановился.       —Чего встал, идешь ссать? — кто-то пьяный, грубовато толкнул его плечом, вынудив отступить с прохода.       Нет, придется терпеть…       Карл вернулся обратно в зал и внезапно вспомнил о времени. Минутная стрелка приближалась к часу ночи. Не то чтобы он давал обещания приходить домой до полуночи, но сейчас ему действительно захотелось уйти и оказаться в месте более спокойном, чем это — например, в душе или в своей тёплой постели.       Ив и Виктория уже истощили на сегодня запас энергии и поддержали предложение разойтись по домам. Виктория многозначительно намекнула, что они могли бы теперь поехать к нему, и на ироничное замечание — неужели она хочет пожелать спокойной ночи его дорогой маме? — девушка с лёгким упреком заметила:       —Тебе не пора ли жить одному?       —Ради того, чтобы вы превратили мою квартиру в гостевой дом? Ну нет уж, спасибо… — ответил он, тем не менее, уязвлённый.       После душного и вонючего зала полуподвала свежий ночной воздух был, как нектар. Едва они сами вышли на улицу, как дверь «Мемфиса» широко распахнулась, заставив Лагерфельда отскочить в сторону. Они увидели покидающую ресторан компанию — первым вышел, надевая на ходу шляпу, Бюффе, следом за ним, хохоча, под руку с какой-то девицей выпорхнула Франсуаза Саган, похожая на встрепанного воробья. Последним был тот, в кожаной куртке, который придерживал дверь, напоминая Карлу не столько джентльмена, сколько метрдотеля. Некоторое время они все стояли на улице, курили, переговариваясь ещё с парой знакомых — пьяные, шумные и вызывающие у протрезвевшего Карла смесь любопытства и отвращения. Весь их вид, вся их поза, как будто кричала: эй, мы здесь хозяева положения! Смотрите на нас!       —Ну что, мы идём? — дернула его за рукав Виктория.       —Погоди… я хочу посмотреть… неужели кто-то из них сейчас и правда сядет за руль?       Он угадал. Тот, низкорослый, обошёл голубой кадиллак и сел на водительское сиденье. Рядом с ним, долго прощаясь с друзьями, устроилась Франсуаза. До Карла донёсся смешок:       —Может, он водитель Бюффе? Или телохранитель…       Дав задний ход и отъезжая, парень обернулся назад и его взгляд на мгновение задержался на них, оставшихся возле подъезда. Едва уловимая усмешка пробежала по тонким губам — в ней, впрочем, было больше детского озорства, чем вызывающей наглости. И Карла внезапно охватила зависть к этому парню, ко всей их компании, которая может позволить себе, кажется, всё. Им явно не нужно ничьё одобрение или признание.       —Ненавижу таких. Самодовольный нахал. Он был бы счастлив сейчас обрызгать кого-нибудь грязью…— Девушка сморщила маленький носик.       —Да уж…— Карл сунул руку в карман и нащупал там ключи от машины. Достав их, подбросил в руке и засмеялся. Сколько коктейлей он выпил? Два или три? Он и забыл совершенно, что на машине.       «Да какого чёрта?»       Охваченный неожиданной эйфорией, он уверенно направился к припаркованному мерседесу, когда его окликнула Виктория.       —Карл, а где Ив?       Ив? Молодой человек в недоумении огляделся в поисках друга. Он точно помнил, что они втроём поднимались по лестнице и выходили на улицу. Когда он отскочил от едва не стукнувшей его двери, Карл ещё задел Ива локтем. Буквально минуту назад он был с ними, это точно.       —Ив! — громко позвал он.       Внезапно знакомая высокая фигура мелькнула в арке, за углом. Подбежав, Карл его увидел. Ив стоял, несколько опустошённо прислонившись к каменной стене, и взгляд его был устремлён в едва освещённое узкое пространство заднего двора, где в глубине у мусорных баков стояло трое мужчин. Они стояли полукругом, прикрыв друг друга, как заговорщики, планирующие преступление.       —Ив, пошли! Чего ты здесь встал? — Карл взял его за плечо. Тот вздрогнул и, обернувшись, слабо улыбнулся. Его немного расфокусированные глаза за стёклами очков были похожи на невидимых наблюдателей, подглядывающих в чьи-то окна.       Со стороны улицы резко затормозил, взвизгнув колёсами, автомобиль.       —Бернар!!!       Один из трёх парней, в котором Карл, едва тот ступил в полосу света, узнал Бюффе, прошёл мимо них. Увидев Карла, он немного, как в знак приветствия, приподнял шляпу и, игнорируя дверцу, запрыгнул в подъехавшую уже знакомую машину, которая тут же сорвалась с места и скрылась в темноте. «Покорный наблюдатель», Ив поражал Карла одновременно своей способностью быть таким чувствительным и к красоте, и к тому, что на первый взгляд может показаться отвратительным. Единственное, что не терпели его «антенны» — так это нейтральности, посредственности, «середняка». Всего, что назвать могли стандартным, нормальным или мещанским. То, каким взглядом смотрел он на грязный тёмный задний двор, обычное пристанище ищущих уединения бомжей и наркоманов, Карла не удивило и удивило одновременно.       Ив как будто бы вообще испытывал зависть ко всем маргиналам. Он восхищался чрезмерным — и Бюффе с его мрачной, томной, немного агрессивной сексуальностью, несомненно, был им уже любим. Но то, как он пошёл за ним туда, в тёмный переулок, у Лагерфельда невольно вызывало отвращение.       —Эй, вы тут? Я замёрзла… — потерявшая их Виктория заглянула в арку.       Карл взял Ива под руку и вывел за собой.       Сев в машину, молодой человек с каким-то замиранием сердца повернул ключ зажигания. В другой ситуации он категорически не сел бы за руль и настоял на том, чтобы вызвать им такси. Но какое удивительное чувство… он, слегка лишь подшофе, жмущий в ночи педаль газа личного автомобиля, будто врывающийся в улицы богемного левобережного Парижа, как никогда чувствовал себя хозяином положения.       Ив, размякший, дремал на заднем сиденье.       Виктория курила, небрежным жестом выставляя руку в окно мерседеса и сбрасывая тлеющий пепел в темноту. Прохладный ветер трепал волосы. Прилив адреналина. Странная, как будто бы кем-то вызванная на бой уверенность билась в груди.       —Ну, и как вам Мемфис, мои малыши?       —Забавно, но слишком шумно и, честно говоря, хватает всякого сброда…       —Зато ты почти познакомилась с самим Бернаром Бюффе!       —Из нас всех об этом знакомстве лучше всех будет помнить твой галстук… — усмехнулась девушка.       Галстук…       Молодой человек с удивлением обнаружил, что тот всё ещё на на нём. Притормозив на светофоре, он развязал узел, стащил обугленный кусок шёлка и швырнул прочь, прямо на дорогу.       Перед глазами возник внезапно голубой кадиллак и парень в кожанке, держащий руки на руле.       Как же его звали?       Пьер, кажется…       Когда Карл, стараясь не шуметь, открыл ключом дверь и проскользнул в прихожую, часы показывали почти три утра. Сначала они отвезли домой Ива, потом он довёз Викторию. Не привыкший к выпивке, он чувствовал себя опустошённым, и сигнализирующая о похмелье головная боль уже начала сдавливать виски и лоб. К тому же ужасно хотелось пить…       Пробравшись на кухню, он налил себе воды из-под крана и направился в ванную в поисках таблетки из аптечки. Он, совсем не ощущавший себя пьяным, в темноте прихожей врезался в кресло, а в ванной комнате умудрился опрокинуть содержимое туалетной полочки. Глядя, как склянка с туалетной водой с грохотом ударяется о фаянсовую поверхность раковины, Карл зажмурился. Звук шагов в коридоре. Открылась дверь…       — Карл…       Матушка стояла на пороге, её невозмутимый, хладнокровный взгляд пронзил его рентгеном. Туго завязанный шёлковый халат, ночной чепец и ни тени сонливости в лице. Как будто бы ждала его всё это время… нет, невозможно!       — Извини, что разбудил. — Единственное, что он смог сейчас придумать.       Фрау Лагерфельд сделала к нему шаг и потянула носом, несомненно учуяв весь буйный аромат, которым пропитал его одежду Мемфис. Неважно, где, с кем он был и чем он занимался. Значение имеет вид, в котором сын пришёл домой и показался ей на глаза.       —Машина где? — короткий вопрос предполагал такой же короткий ответ.       —Внизу.       —Разобьешь её или отберут права — будешь на метро ездить на работу, — сухо произнесла она и вышла, захлопнув дверь.       Карл облегчённо присел на край ванны. Как хорошо, что мама стремится показать, что автомобиль волнует её сильней, чем его моральный облик сегодня.       Она прекрасно знает: выпившим за руль он больше никогда не сядет.